— Раз ты не язычница, то кто же ты? Католичка?
— Я и сама этого не знаю. Мои родители никогда не молились никаким богам, и, конечно, когда я родилась, они не научили меня этому.
— А брат Джошуа? Он тоже не очень-то похож на католика.
— Он основал свою собственную церковь и не относит себя ни к католикам, ни к протестантам. Хорошо хоть ему не пришла в голову мысль окрестить нас в том соленом озере, которое мы недавно проезжали. Может, после смерти я и отправлюсь в ад, но по мне это лучше, чем выслушивать каждый день нудные проповеди брата Джошуа, — с улыбкой сказала Рэчел.
Джакоб усмехнулся. Похоже, у его жены с чувством юмора все в порядке. Когда ее лицо озарилось улыбкой и с него исчезло серьезное, даже напряженное выражение, к которому он привык, она стала выглядеть гораздо привлекательней. До этого он видел ее лишь в неясном полумраке фургона, и, разглядев теперь при ярком свете костра, он понял, что она моложе, чем он подумал сначала. Ее точеную фигурку не могло скрыть даже уродливое мешковатое коричневое платье. А пока она поддерживала Джакоба, едва не потерявшего сознание, ее густые длинные волосы цвета меда выбились из-под шляпы и рассыпались по плечам и сейчас блестели и переливались золотом в отблесках костра. Джакоб вдруг представил ее локоны разметавшимися по подушке и решил, что хотел бы своими глазами увидеть это великолепное зрелище. Подумав об этом, он ощутил внезапное волнение. Что ж, пусть он потерял память, но о том, что он мужчина, пока еще не забыл.„А эта женщина была его женой. Как Джакоб ни старался, он не смог припомнить, была ли у него жена в прошлой жизни.
Внезапно он понял, что уже довольно долго молчит, пристально разглядывая Рэчел. Чтобы сгладить неловкость, он решил вернуться к прерванному разговору.
— Ты упомянула своих родителей, расскажи мне о них. Кто была твоя мать?
— Я не знаю о ней почти ничего. Она умерла вскоре после моего рождения.
— Прости, Рэчел, я не хотел напоминать тебе об этом.
Когда она говорила о своей матери, в его памяти промелькнули смутные воспоминания.
— Знаешь, Рэчел, я начиная что-то припоминать. По-моему, моя мать была тихой, запуганной женщиной. Я точно не помню, чего она так боялась, но, скорее всего, моего отца. Мой отец был жестким, даже жестоким человеком. Он очень грубо обращался со всеми нами. Я был не очень расстроен, когда он погиб.
Рэчел во все глаза смотрела на него. Память начала к нему возвращаться. Она должна была бы обрадоваться за него, но вместо этого ее сердце сжалось от недоброго предчувствия. Что, если, все вспомнив, он не захочет остаться с ней, вернется в свою прежнюю жизнь?
Джакоб обхватил голову руками, сильно сжав виски. Он страстно хотел вспомнить что-нибудь еще, но мимолетные образы исчезли так же внезапно, как появились.
— Возвращайся в фургон и отдохни, — нежно произнесла Рэчел, — а я закончу с ужином и принесу тебе поесть. Ты все вспомнишь в свое время.
Но когда же оно придет, это время? Этот вопрос мучил Джакоба. Он устал чувствовать себя выпотрошенной оболочкой человека, без прошлого он казался себе неполноценным, лишенным самого главного. Он вспомнил о Джоне, бывшем муже Рэчел. У того не было ноги, но он по крайней мере знал, кто он.
Джакоб оглядел свою одежду, подумав, что она может дать ему хоть какой-нибудь ключ к воспоминаниям. Нет, обычная одежда, ничего особенного. Вдруг он обратил внимание, что одет очень чисто. Если он валялся в прерии, его одежда должна быть пыльной и грязной.
— Моя одежда… — Он с недоумением поднял глаза на Рэчел. — Как ты умудрилась постирать ее? Ты что, раздевала меня?
— Да, и к тому же я вымыла тебя самого. Не смотри на меня с таким ужасом. Да, ты лежал передо мной совсем голый. Ну и что из того? Неужели тебе больше понравилось бы лежать потным и грязным?
Она раздевала и мыла его, стирала его одежду! Он прикрыл глаза, чувствуя себя очень неловко.
В воздухе разлился чудесный аромат кофе, доносящийся со стороны костра. Джакоб почувствовал, что не на шутку проголодался.
— Давай я помогу тебе, — предложил он Рэчел.
— Да нет, не нужно. Я жарю лепешки. Уже совсем скоро все будет готово.
— Я тоже могу отлично с этим справиться.
— Ты умеешь жарить лепешки? — В ее голосе звучало неподдельное изумление.
— Я помню, что мне приходилось делать это чуть ли не каждый день. А где взять молоко?
В корове, — с улыбкой ответила Рэчел. Она была уверена, что Джакоб растеряется и откажется от идеи помочь ей. Но он как ни в чем не бывало под хватил подойник и весело спросил:
— Покажи, в какой именно?
— Рози стоит вон там, — показала она, — но хочу тебя предупредить, что это сложней, чем кажется.
Но Джакоб был настроен решительно. Наконец-то представился шанс сделать что-нибудь самому, и он не хотел его упускать. Он надеялся, что подоить корову будет не так уж сложно. Конечно, это не мужское занятие, но он сможет помочь Рэчел. Ему уже надоело быть праздным бездельником.
Подойдя к корове, он погладил ее по спине и, поставив подойник под вымя, уселся на корточки, не зная, с чего начать. Нерешительно взявшись за вымя, он сильно сжал его. От боли корова вздрогнула и дернулась в сторону, едва не сбив его с ног.
— Спокойно, спокойно. — Джакоб поглаживал корову по боку, пытаясь успокоить. — Все понятно, я сделал что-то не так. Но ты тоже хороша, могла бы быть поосторожней с раненым человеком.
Как будто поняв его слова, корова повернула голову и безразлично посмотрела на него, давая понять, что это его проблемы. Ей же надо только, чтобы он ее поскорей подоил.
— Эй, мистер, вам нужна помощь? Обернувшись, он увидел рядом с собой рыжеволосого чумазого мальчишку.
— Я смотрю, у вас ничего не выходит. Так вы еще долго провозитесь. Если вы пообещаете угостить меня чашкой молока, я покажу вам, как это делается.
— Договорились, научи меня, — ответил Джакоб, поднимаясь и уступая юному наставнику свое место.
— Вот смотрите, надо просто взять сосок, осторожно нажать и потянуть вниз, как будто вы хотите выдавить молоко. Вот так, понятно?
Глядя, как белые струйки пенятся, ударяясь о дно подойника, Джакоб вдруг вспомнил, как пенятся во время шторма океанские волны, разбиваясь о прибрежные скалы. Он подумал, что когда-то наверняка жил на берегу океана. Джакоб не понимал, откуда взялось это ощущение, от Рэчел он еще раньше узнал, что сейчас они в Вайоминге, а, как он смутно припоминал, от Вайоминга до побережья путь неблизкий.
— Ну что же вы, мистер? Попробуйте сами, это совсем несложно, — задорный голосок вывел Джакоба из задумчивости.
На этот раз дело пошло на лад, и через двадцать минут Джакоб вернулся к Рэчел, держа в руках подойник с парным молоком. Увидев, с какой гордостью Джакоб несет молоко, девушка не смогла сдержать улыбку.
— Сказать по правде, я не думала, что ты справишься, — сказала она, с удивлением и нежностью глядя на него.
— Я не сам, мне помогали.
— Только не говори, что тебе повстречалась прекрасная фея с волшебной палочкой, — усмехнулась она. Не хотелось бы тебя разочаровывать, но это был всего лишь рыжий мальчишка.
— Да ладно, — ответила она, развязывая свой фартук, — все равно я никогда не верила в волшебство.
Когда она сняла фартук, Джакоб невольно заметил, что у нее на платье расстегнулась пуговка. Он приблизился к Рэчел, не в силах отвести глаз от того места, где в открывшемся разрезе платья виднелась ее смуглая кожа.
— Что у тебя на уме, Джакоб Кристофер? — спросила Рэчел. Проследив за его взглядом, она поняла, куда он смотрит, и, смутившись, поспешила застегнуть платье.
— Тебе лучше этого не знать, — ответил Джакоб, отвернувшись. Он решил, что его несдержанность могла обидеть ее.
Но Рэчел уже не выглядела смущенной. Она приблизилась к Джакобу и, прижавшись к нему, крепко обняла.
— Тебе нечего стесняться, я ведь теперь твоя жена, — ласково прошептала она.
Но в этот момент он почувствовал резкую боль в голове, перед глазами заплясали черные точки, и Джакоб потерял сознание, так и не успев поцеловать свою жену.
11
— Я и сама этого не знаю. Мои родители никогда не молились никаким богам, и, конечно, когда я родилась, они не научили меня этому.
— А брат Джошуа? Он тоже не очень-то похож на католика.
— Он основал свою собственную церковь и не относит себя ни к католикам, ни к протестантам. Хорошо хоть ему не пришла в голову мысль окрестить нас в том соленом озере, которое мы недавно проезжали. Может, после смерти я и отправлюсь в ад, но по мне это лучше, чем выслушивать каждый день нудные проповеди брата Джошуа, — с улыбкой сказала Рэчел.
Джакоб усмехнулся. Похоже, у его жены с чувством юмора все в порядке. Когда ее лицо озарилось улыбкой и с него исчезло серьезное, даже напряженное выражение, к которому он привык, она стала выглядеть гораздо привлекательней. До этого он видел ее лишь в неясном полумраке фургона, и, разглядев теперь при ярком свете костра, он понял, что она моложе, чем он подумал сначала. Ее точеную фигурку не могло скрыть даже уродливое мешковатое коричневое платье. А пока она поддерживала Джакоба, едва не потерявшего сознание, ее густые длинные волосы цвета меда выбились из-под шляпы и рассыпались по плечам и сейчас блестели и переливались золотом в отблесках костра. Джакоб вдруг представил ее локоны разметавшимися по подушке и решил, что хотел бы своими глазами увидеть это великолепное зрелище. Подумав об этом, он ощутил внезапное волнение. Что ж, пусть он потерял память, но о том, что он мужчина, пока еще не забыл.„А эта женщина была его женой. Как Джакоб ни старался, он не смог припомнить, была ли у него жена в прошлой жизни.
Внезапно он понял, что уже довольно долго молчит, пристально разглядывая Рэчел. Чтобы сгладить неловкость, он решил вернуться к прерванному разговору.
— Ты упомянула своих родителей, расскажи мне о них. Кто была твоя мать?
— Я не знаю о ней почти ничего. Она умерла вскоре после моего рождения.
— Прости, Рэчел, я не хотел напоминать тебе об этом.
Когда она говорила о своей матери, в его памяти промелькнули смутные воспоминания.
— Знаешь, Рэчел, я начиная что-то припоминать. По-моему, моя мать была тихой, запуганной женщиной. Я точно не помню, чего она так боялась, но, скорее всего, моего отца. Мой отец был жестким, даже жестоким человеком. Он очень грубо обращался со всеми нами. Я был не очень расстроен, когда он погиб.
Рэчел во все глаза смотрела на него. Память начала к нему возвращаться. Она должна была бы обрадоваться за него, но вместо этого ее сердце сжалось от недоброго предчувствия. Что, если, все вспомнив, он не захочет остаться с ней, вернется в свою прежнюю жизнь?
Джакоб обхватил голову руками, сильно сжав виски. Он страстно хотел вспомнить что-нибудь еще, но мимолетные образы исчезли так же внезапно, как появились.
— Возвращайся в фургон и отдохни, — нежно произнесла Рэчел, — а я закончу с ужином и принесу тебе поесть. Ты все вспомнишь в свое время.
Но когда же оно придет, это время? Этот вопрос мучил Джакоба. Он устал чувствовать себя выпотрошенной оболочкой человека, без прошлого он казался себе неполноценным, лишенным самого главного. Он вспомнил о Джоне, бывшем муже Рэчел. У того не было ноги, но он по крайней мере знал, кто он.
Джакоб оглядел свою одежду, подумав, что она может дать ему хоть какой-нибудь ключ к воспоминаниям. Нет, обычная одежда, ничего особенного. Вдруг он обратил внимание, что одет очень чисто. Если он валялся в прерии, его одежда должна быть пыльной и грязной.
— Моя одежда… — Он с недоумением поднял глаза на Рэчел. — Как ты умудрилась постирать ее? Ты что, раздевала меня?
— Да, и к тому же я вымыла тебя самого. Не смотри на меня с таким ужасом. Да, ты лежал передо мной совсем голый. Ну и что из того? Неужели тебе больше понравилось бы лежать потным и грязным?
Она раздевала и мыла его, стирала его одежду! Он прикрыл глаза, чувствуя себя очень неловко.
В воздухе разлился чудесный аромат кофе, доносящийся со стороны костра. Джакоб почувствовал, что не на шутку проголодался.
— Давай я помогу тебе, — предложил он Рэчел.
— Да нет, не нужно. Я жарю лепешки. Уже совсем скоро все будет готово.
— Я тоже могу отлично с этим справиться.
— Ты умеешь жарить лепешки? — В ее голосе звучало неподдельное изумление.
— Я помню, что мне приходилось делать это чуть ли не каждый день. А где взять молоко?
В корове, — с улыбкой ответила Рэчел. Она была уверена, что Джакоб растеряется и откажется от идеи помочь ей. Но он как ни в чем не бывало под хватил подойник и весело спросил:
— Покажи, в какой именно?
— Рози стоит вон там, — показала она, — но хочу тебя предупредить, что это сложней, чем кажется.
Но Джакоб был настроен решительно. Наконец-то представился шанс сделать что-нибудь самому, и он не хотел его упускать. Он надеялся, что подоить корову будет не так уж сложно. Конечно, это не мужское занятие, но он сможет помочь Рэчел. Ему уже надоело быть праздным бездельником.
Подойдя к корове, он погладил ее по спине и, поставив подойник под вымя, уселся на корточки, не зная, с чего начать. Нерешительно взявшись за вымя, он сильно сжал его. От боли корова вздрогнула и дернулась в сторону, едва не сбив его с ног.
— Спокойно, спокойно. — Джакоб поглаживал корову по боку, пытаясь успокоить. — Все понятно, я сделал что-то не так. Но ты тоже хороша, могла бы быть поосторожней с раненым человеком.
Как будто поняв его слова, корова повернула голову и безразлично посмотрела на него, давая понять, что это его проблемы. Ей же надо только, чтобы он ее поскорей подоил.
— Эй, мистер, вам нужна помощь? Обернувшись, он увидел рядом с собой рыжеволосого чумазого мальчишку.
— Я смотрю, у вас ничего не выходит. Так вы еще долго провозитесь. Если вы пообещаете угостить меня чашкой молока, я покажу вам, как это делается.
— Договорились, научи меня, — ответил Джакоб, поднимаясь и уступая юному наставнику свое место.
— Вот смотрите, надо просто взять сосок, осторожно нажать и потянуть вниз, как будто вы хотите выдавить молоко. Вот так, понятно?
Глядя, как белые струйки пенятся, ударяясь о дно подойника, Джакоб вдруг вспомнил, как пенятся во время шторма океанские волны, разбиваясь о прибрежные скалы. Он подумал, что когда-то наверняка жил на берегу океана. Джакоб не понимал, откуда взялось это ощущение, от Рэчел он еще раньше узнал, что сейчас они в Вайоминге, а, как он смутно припоминал, от Вайоминга до побережья путь неблизкий.
— Ну что же вы, мистер? Попробуйте сами, это совсем несложно, — задорный голосок вывел Джакоба из задумчивости.
На этот раз дело пошло на лад, и через двадцать минут Джакоб вернулся к Рэчел, держа в руках подойник с парным молоком. Увидев, с какой гордостью Джакоб несет молоко, девушка не смогла сдержать улыбку.
— Сказать по правде, я не думала, что ты справишься, — сказала она, с удивлением и нежностью глядя на него.
— Я не сам, мне помогали.
— Только не говори, что тебе повстречалась прекрасная фея с волшебной палочкой, — усмехнулась она. Не хотелось бы тебя разочаровывать, но это был всего лишь рыжий мальчишка.
— Да ладно, — ответила она, развязывая свой фартук, — все равно я никогда не верила в волшебство.
Когда она сняла фартук, Джакоб невольно заметил, что у нее на платье расстегнулась пуговка. Он приблизился к Рэчел, не в силах отвести глаз от того места, где в открывшемся разрезе платья виднелась ее смуглая кожа.
— Что у тебя на уме, Джакоб Кристофер? — спросила Рэчел. Проследив за его взглядом, она поняла, куда он смотрит, и, смутившись, поспешила застегнуть платье.
— Тебе лучше этого не знать, — ответил Джакоб, отвернувшись. Он решил, что его несдержанность могла обидеть ее.
Но Рэчел уже не выглядела смущенной. Она приблизилась к Джакобу и, прижавшись к нему, крепко обняла.
— Тебе нечего стесняться, я ведь теперь твоя жена, — ласково прошептала она.
Но в этот момент он почувствовал резкую боль в голове, перед глазами заплясали черные точки, и Джакоб потерял сознание, так и не успев поцеловать свою жену.
11
«Мне не мешало бы поучиться готовить», — подумала Джози, с отчаянием глядя на отвратительную липкую массу. Это было единственное, что ей удалось приготовить из кукурузной муки, которую она нашла в кладовке у Кэллахена. Но доктору Энни никогда не приходило в голову, что ее дочери нужно уметь готовить. С первого дня, как Джози отправилась в школу, она с головой погрузилась в учебу, и ей совсем некогда было крутиться на кухне, наблюдая, как мама готовит еду.
Потом в доме появилась Любина, которая терпеть не могла, когда кто-нибудь заходил на кухню и крутился у нее под ногами. И это вполне устраивало Джози, потому что у нее никогда не возникало желания попробовать приготовить что-нибудь самостоятельно. А в Нью-Йорке, в доме ее деда, где девушка жила, пока училась, всегда было полно прислуги, там Джози и подавно не приходилось возиться на кухне.
Теперь Джози горько пожалела, что, проводив столько времени за книгами, не удосужилась научиться самым простым вещам. Она всегда казалась себе самостоятельной и взрослой женщиной, а сейчас вдруг ощутила себя беспомощным ребенком, не знающим, с какой стороны подступиться к плите.
— Ладно, будь что будет, — пробормотала Джози себе под нос и, отыскав в плите закопченную сковородку, вывалила туда скользкое месиво, которое у нее получилось. Сунув сковородку в духовку, она присела на стул, боясь даже представить, что за блюдо у нее получится.
Кэллахен спал в другой комнате, утомленный долгой дорогой, и ей не к кому было обратиться за помощью. Так что пришлось готовить самой. После того как им не удалось найти Бена, Кэллахен упал духом и выглядел совсем разбитым. И поэтому, когда он привел лошадей, Джози предложила ему прилечь, пообещав, что справится со всем сама. Не став с ней спорить, он ответил:
— Пожалуй, ты права, я прилягу ненадолго. Ты только разведи огонь, а потом я встану и помогу тебе с готовкой.
Но, конечно же, он мгновенно провалился в сон, едва голова его коснулась подушки. Когда Джози через минуту зашла в его комнату, чтобы о чем-то спросить, то обнаружила, что он крепко спит. Даже во сне его лицо выглядело мрачным. Сердце Джози разрывалось от жалости к Кэллахену. Теперь она знала, как много значит для него Бен, и понимала его страх потерять единственного брата. Она с ужасом думала о том, как поведут себя ее близкие, узнав, что она помогла бежать из тюрьмы преступнику, но даже мысли о родителях не могли заставить ее бросить Кэллахена и вернуться домой.
Джози бродила по дому, размышляя, что же заставило ее нарушить закон и последовать за этим мужчиной в неизвестность.
Она прекрасно понимала, что дело тут не только в его красоте. В Нью-Йорке ей приходилось встречать достаточно красавцев, но их ухаживания оставляли ее равнодушной. А с Кэллахеном все было по-другому. Ее с самого начала влекло к нему, а теперь у нее появилось чувство, что они просто созданы друг для друга.
Джози чувствовала себя очень уязвимой, оставаясь с ним наедине в этом пустом доме. И дело было вовсе не в том, что она боялась, что Кэллахен попытается силой добиться близости. Она знала, что он никогда не причинит ей зла. Если она кого и боялась, то только саму себя. Ему было бы достаточно просто поцеловать ее, и она не сможет устоять против соблазна.
Чтобы отвлечься от опасных мыслей, Джози решила попробовать сварить кофе. Найдя кофейник, она наполнила его водой и поставила на плиту. На мгновение Джози задумалась, сколько кофе нужно насыпать, но, решив, что чем больше, тем лучше, она высыпала в кофейник чуть ли не полбанки.
Справившись с этим, Джози вытерла пот, выступивший у нее на лице. Огонь в плите накалил и без того горячий воздух, и находиться в кухне было совершенно невозможно. «И как некоторые женщины умудряются готовить еду по три раза в день?» — подумала Джози, выходя из кухни.
Присев в кресло, она в который раз стала перебирать в памяти судебные случаи, которые встречались ей в учебниках, пытаясь найти хоть что-нибудь похожее на дело Кэллахена. Потом мысли Джози переключились на Элли. Как там у нее дела в Шарпсбурге, встретилась ли она с Уиллом? В курсе ли шериф, что Кэллахен сбежал из тюрьмы, прихватив с собой Джози?
Джози казалось, что разумней было бы всем вместе отправиться в Шарпсбург и расспросить банкира Перримана. Но вместо этого она отправилась на ранчо, потому что так решил Кэллахен, а ей не хотелось с ним расставаться. За считаные дни она растеряла все то, что четырнадцать лет прививали ей родители, пытаясь сделать из нее настоящую леди.
Внезапно ее внимание привлек запах горелого, доносящийся из кухни. Вскочив с кресла, она кинулась туда и, схватив какую-то тряпку, поспешила вытащить сковородку из духовки. Но тонкая ткань не смогла защитить ее пальцы от ожога, и, вскрикнув от боли, Джози выпустила раскаленную сковородку из рук. Тяжелая посудина с грохотом покатилась по полу. Подняв глаза, Джози увидела, что вся плита залита кофе, про который она совсем забыла. От обиды и боли из глаз девушки брызнули слезы. И в этот момент на кухню влетел Кэллахен, разбуженный грохотом. Увидев, что Джози плачет, он кинулся к ней.
— Что тут у тебя случилось? — с тревогой воскликнул он.
— Да ничего, — ответила Джози, подбирая с полу обгорелые остатки того, чему уже не суждено было стать кукурузной запеканкой, — просто я почувствовала себя плохо и выронила сковороду. — Она пыталась хоть что-нибудь придумать, чтобы оправдать собственную беспомощность.
— Осторожней! Если ты собираешься упасть в обморок, тебе лучше отойти подальше от плиты. — Он пытался шутить, но в его глазах Джози видела неподдельную тревогу. Приблизившись к ней, Кэллахен обхватил ее за талию, чтобы поддержать, если она вдруг потеряет сознание.
— Вообще-то я и не думала падать в обморок, — запротестовала Джози, но тут же поняла, что поторопилась утверждать это, учитывая, с какой силой Кэллахен прижимал ее к себе, — но если ты не прекратишь сдавливать мне легкие, это вполне может случиться.
Пропустив мимо ушей ее иронию, Кэллахен сказал:
— Ничего удивительного, что тебе стало плохо. На этой чертовой кухне такая жара, тут можно просто свариться заживо. Ты бы хоть разделась.
— Что? — Джози непонимающе уставилась на него.
— Ну что ты так на меня смотришь? Я просто имел в виду, что тогда тебе было бы не так жарко. А вообще-то, тебе не мешает освежиться. — Он подхватил ее на руки и вынес на улицу, направляясь к реке.
— Кэллахен, я в состоянии идти сама, мне уже лучше. — Но он молча продолжал идти вперед, словно не слыша ее протестов.
Подойдя к реке, Кэллахен вошел в воду по пояс и только тут поставил ее на ноги. Они стояли довольно далеко от берега, течение здесь было таким сильным, что она с трудом удержалась на ногах. Увидев это, Кэллахен поспешил ей на помощь, снова крепко обнял и прижал к себе. Юбки ее намокали и тянули ко дну, но Джози ничего не чувствовала, кроме сильного, надежного мужского тела рядом с собой. Она обняла его за шею, прижимаясь к нему еще теснее. Кэллахен снова приподнял ее и легко, словно она была невесомой, перенес поближе к берегу, где течение не было таким сильным.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.
— Спасибо, хорошо, речная прохлада мне явно на пользу, — ответила она, отлично зная, что говорит неправду.
Тот жар, который охватывал ее тело всякий раз, как он оказывался рядом, невозможно было охладить в реке. Неужели он не ощущает, как она вся горит в его объятиях? Джози казалось, еще немного, и вода вокруг них закипит. Ей вдруг вспомнилось, что произошло между ними в прошлый раз, когда он вот так же нежно обнимал ее. Тогда на ней тоже не было сухой нитки.
— Лучшего способа освежиться просто нет. Купание — это как раз то, что мне было нужно, — чтобы что-то сказать, продолжала Джози. — Но что мы теперь будем делать с этим? — И она указала на свою мокрую одежду.
— А что ты предлагаешь мне с этим сделать? — поинтересовался он с лукавой усмешкой.
— Я имею в виду, что наша одежда насквозь промокла, — покраснев, объяснила Джози, — а если ты помнишь, сегодня ночью мы собирались отправиться в Шарпсбург.
— Знаешь, сейчас мне меньше всего хочется думать о поездке в Шарпсбург, — пробормотал он, не отводя глаз от ее груди, четко обрисованной мокрой тканью. — Но если тебя это так волнует, мы быстро высушим одежду на такой-то жаре. Можем даже начать сушить ее прямо сейчас, — добавил он, нащупывая застежку у нее на юбке. Ловко расстегнув крючки, он стянул с Джози юбку и кинул на берег.
Возглас протеста уже был готов сорваться с ее губ, но Кэллахен опередил ее, закрыв ей рот поцелуем. Его руки поглаживали волосы Джози и мягко ласкали ей шею и спину.
Оторвавшись от ее губ, он посмотрел на нее потемневшими от страсти глазами и спросил:
— Ты боишься меня, Джози?
— Нет, — прошептала она.
Джози на самом деле отбросила все свои страхи, позабыв обо всем на свете. Каждое прикосновение Кэллахена приводило ее в трепет, заставляя сгорать от желания, и противостоять этому сладкому искушению она была не в силах. Сейчас ей было все равно, что Кэллахен — беглый преступник, а она его адвокат, ей было плевать на свою репутацию, лишь бы он был рядом и не выпускал ее из своих объятий.
Кэллахен вновь поцеловал ее, и она с жаром ответила на его поцелуй, ее тело отзывалось на каждую его ласку. Всем своим существом Кэллахен ощущал, что это его женщина, его половина, которую он даже не надеялся найти. Он страстно хотел, чтобы она принадлежала ему уже сегодня, прямо сейчас, и это желание сжигало его изнутри, доводя до безумия.
Внезапно Джози отодвинулась от него и, внимательно глядя ему в глаза, спросила:
— Кэллахен, почему ты делаешь это?
Он мог бы не отвечать, вновь начав ласкать ее, и этот вопрос потонул бы в водовороте страсти, так и оставшись без ответа. Но он хотел быть с ней так же откровенен и честен, как и она с ним.
— Я никогда в жизни не встречал и никогда не встречу такую женщину, как ты, — ответил он. «И ни одну женщину я не желал так страстно, как тебя», — хотел добавить он, но что-то удержало его.
Сегодня она должна наконец принадлежать ему. Он пытался убедить себя, что все дело в его долгом воздержании и неудовлетворенном желании. Стоит ему овладеть ею, и он сможет избавиться от этого наваждения, забыть ее. Он отправится на поиски Бена, а она вернется к своей спокойной, безопасной жизни, вместо того чтобы рисковать собой, спасая его шкуру.
Кэллахен осторожно расстегнул ее блузку и, сняв ее, бросил на берег, туда, где уже сохла ее юбка. Теперь на Джози осталась лишь тонкая батистовая сорочка, которая, намокнув, облегала ее тело тонкой паутинкой, ничего не скрывая. Он до сих пор не MOГ поверить, что держит в объятиях эту восхитительную женщину и она не отталкивает его, а позволяет касаться ее божественного тела, с наслаждением принимая его ласки. Наклонившись, он сжал губами ее сосок. От неожиданности Джози вздрогнула, но тут же выгнулась, застонав от наслаждения. Услышав этот стон, Кэллахен понял, что не сможет больше сдерживаться, желание просто разрывало его на части.
Подняв голову, он прошептал:
— Останови меня сейчас, Джози, иначе я наделаю глупостей. Мы зашли слишком далеко. Уезжай, уезжай прямо сейчас и живи своей жизнью. Мы не можем быть вместе.
Кэллахен готов был отказаться от нее сейчас, он вдруг со всей ясностью понял, что если они станут близки, то он уже никогда не сможет забыть ее.
Но вместо ответа она обняла его за шею, прижавшись к нему всем телом. Что он говорит? Уехать, жить своей жизнью? У нее не было теперь своей жизни, он стал смыслом ее существования. И она сделает все, чтобы доказать ему, что они созданы друг для друга.
Не в силах больше сдерживаться, Кэллахен расстегнул пояс своих джинсов, а потом рывком снял с нее рубашку. Наклоняясь, чтобы вновь прижаться губами к ее нежной коже, он прошептал:
— Я покажу тебе, Джози, что значит любить женщину. Ты ведь хочешь меня, скажи мне?
— Пожалуйста, Кэллахен.
— Пожалуйста, что?
— Люби меня, я хочу этого. — Она отбросила свою стыдливость, желая лишь одного: раствориться в его объятиях, слиться с ним воедино. Она нисколько не боялась, понимая, что всю свою жизнь ждала именно этого мужчину, ждала, даже не признаваясь себе в этом. Вся ее жизнь была лишь подготовкой к этой встрече. Она училась ухаживать за, больными, чтобы однажды спасти ему жизнь, и изучала право, чтобы защищать его в суде.
Обнимая Кэллахена, Джози покрывала поцелуями его смуглую, дубленную ветром и солнцем кожу. Инстинктивно она провела рукой по его животу и, опустив ее ниже, почувствовала, насколько он возбужден.
Ощутив ее прикосновение, Кэллахен простонал:
— Джози, ты сводишь меня с ума.
Он поднял ее на руки и вышел на берег. Здесь он осторожно опустил ее на траву. У него промелькнула мысль, что она может быть еще не готова принять его, но он не мог больше ждать. Если он не овладеет этой женщиной сейчас, он просто умрет от неистового желания. Раздвинув ей бедра, он вошел в нее, не в силах медлить ни минуты. Он старался быть осторожным, чтобы не причинить ей лишнюю боль. Он проникал все глубже и глубже, и настал момент, когда Джози вздрогнула, вскрикнув от резкой боли, пронзившей ее тело. Кэллахен на мгновение замер, дожидаясь, когда боль немного утихнет, а потом вновь начал медленно двигаться. Дыхание Джози участилось, она начала двигаться вместе с ним. Постепенно их движения становились все быстрее и быстрее. Наконец она выгнулась вперед, не сумев сдержать крик. Ее захлестнула волна такого наслаждения, которого она раньше и представить себе не могла. Она услышала крик Кэллахена, похожий на рычание, и почувствовала, как содрогнулось его тело.
Откинувшись на спину, Кэллахен привлек к себе Джози. Какое-то время они лежали молча, наслаждаясь ленивой истомой, охватившей их. Но постепенно возвращаясь к реальности, Кэллахен ужаснулся тому, что он натворил. Какого черта, как он мог так поступить с ней? Он же знал, что она была невинной, неопытной девушкой. Джози спасла ему жизнь, много дней заботилась о нем и, конечно, вообразила себе, что влюблена в него, а он, как последний негодяй, воспользовался ее порывом, не сумев совладать с собой.
Джози немного отодвинулась от него, и Кэллахен в отчаянии закрыл глаза, боясь увидеть выражение презрения и обиды на ее лице. Он был уверен, что она горько раскаивается в том, что произошло, и винил во всем себя. В конце концов, она ведь совсем девчонка, а он взрослый, опытный мужчина и должен отвечать за свои поступки. Теперь Джози наверняка решит, что он просто похотливый самец, который воспользовался ее наивной влюбленностью.
Но вдруг Кэллахен почувствовал, как Джози вновь прижалась к нему и поцеловала его так нежно, что его сердце сжалось от счастья. Он едва мог поверить своим глазам. Она не сердилась на него, и она действительно выглядела довольной и счастливой. Взглянув в ее прекрасные глаза, голубые, как небо Вайоминга, Кэллахен отчетливо ощутил, что его жизнь бесповоротно изменилась. Отныне и навсегда ему нужно видеть эти глаза, быть рядом с Джози, иначе его жизнь станет пустой и бессмысленной. Случилось то, что случилось, и он уже ничего не мог изменить. Он по уши влюбился в Джози Миллер. Но говорить ей об этом он не собирался.
— Это было ошибкой, — произнес Кэллахен, когда Джози поднялась с земли и села рядом с ним, ласково ероша ему волосы.
— Ты что, жалеешь?
— Нет, но нам не следовало этого делать.
— Но что в этом плохого? — Джози чувствовала себя необыкновенно счастливой, и даже сомнения Кэллахена не могли испортить ей настроения.
— Это безрассудство. Потом ты сама будешь жалеть о том, что произошло.
— По-моему, пока из нас двоих жалеешь об этом только ты, — со смехом парировала Джози. Немного помолчав, она добавила уже серьезно: — Помогать тебе бежать из тюрьмы тоже было безрассудно. Но это не остановило меня. Иногда нужно прислушиваться к тому, что подсказывает тебе твое сердце, даже если это противоречит здравому смыслу. Человек не может все время подчиняться разуму.
С сияющими глазами и длинными мокрыми волосами, разметавшимися по плечам, Джози походила на русалку из сказки, и Кэллахен залюбовался ею, но тут же с горечью подумал, что никогда не сможет быть с ней, он не вправе портить ей жизнь.
— Я просто хочу сказать, что ты слишком хороша для меня, я не заслужил любви такой изумительной женщины, как ты. Что я, беглый преступник, смогу тебе дать? Подумай сама.
Джози задумчиво смотрела на Кэллахена. Его смуглое мужественное лицо казалось ей таким родным. Ей страстно хотелось обнять этого упрямого мужчину и никогда не отпускать от себя. Неужели он не может понять, что ее не пугает неизвестность, что она готова на все, лишь бы быть с ним?
— А тебе кажется, что ты не заслуживаешь ничего хорошего, да? — спросила вдруг Джози. — Я тоже всегда так воспринимала себя. Все-таки мы очень похожи, гораздо больше, чем ты думаешь.
Джози поднялась на ноги и протянула ему руку. Из одежды на ней были только чулки, но она не обращала на это внимания, совсем не стесняясь Кэллахена. Он с восхищением смотрел на нее, чувствуя, как желание загорается в нем с новой силой.
— Видишь, иногда твое тело умнее тебя, — смеясь, отметила Джози, переводя взгляд на его вставший член.
Потом в доме появилась Любина, которая терпеть не могла, когда кто-нибудь заходил на кухню и крутился у нее под ногами. И это вполне устраивало Джози, потому что у нее никогда не возникало желания попробовать приготовить что-нибудь самостоятельно. А в Нью-Йорке, в доме ее деда, где девушка жила, пока училась, всегда было полно прислуги, там Джози и подавно не приходилось возиться на кухне.
Теперь Джози горько пожалела, что, проводив столько времени за книгами, не удосужилась научиться самым простым вещам. Она всегда казалась себе самостоятельной и взрослой женщиной, а сейчас вдруг ощутила себя беспомощным ребенком, не знающим, с какой стороны подступиться к плите.
— Ладно, будь что будет, — пробормотала Джози себе под нос и, отыскав в плите закопченную сковородку, вывалила туда скользкое месиво, которое у нее получилось. Сунув сковородку в духовку, она присела на стул, боясь даже представить, что за блюдо у нее получится.
Кэллахен спал в другой комнате, утомленный долгой дорогой, и ей не к кому было обратиться за помощью. Так что пришлось готовить самой. После того как им не удалось найти Бена, Кэллахен упал духом и выглядел совсем разбитым. И поэтому, когда он привел лошадей, Джози предложила ему прилечь, пообещав, что справится со всем сама. Не став с ней спорить, он ответил:
— Пожалуй, ты права, я прилягу ненадолго. Ты только разведи огонь, а потом я встану и помогу тебе с готовкой.
Но, конечно же, он мгновенно провалился в сон, едва голова его коснулась подушки. Когда Джози через минуту зашла в его комнату, чтобы о чем-то спросить, то обнаружила, что он крепко спит. Даже во сне его лицо выглядело мрачным. Сердце Джози разрывалось от жалости к Кэллахену. Теперь она знала, как много значит для него Бен, и понимала его страх потерять единственного брата. Она с ужасом думала о том, как поведут себя ее близкие, узнав, что она помогла бежать из тюрьмы преступнику, но даже мысли о родителях не могли заставить ее бросить Кэллахена и вернуться домой.
Джози бродила по дому, размышляя, что же заставило ее нарушить закон и последовать за этим мужчиной в неизвестность.
Она прекрасно понимала, что дело тут не только в его красоте. В Нью-Йорке ей приходилось встречать достаточно красавцев, но их ухаживания оставляли ее равнодушной. А с Кэллахеном все было по-другому. Ее с самого начала влекло к нему, а теперь у нее появилось чувство, что они просто созданы друг для друга.
Джози чувствовала себя очень уязвимой, оставаясь с ним наедине в этом пустом доме. И дело было вовсе не в том, что она боялась, что Кэллахен попытается силой добиться близости. Она знала, что он никогда не причинит ей зла. Если она кого и боялась, то только саму себя. Ему было бы достаточно просто поцеловать ее, и она не сможет устоять против соблазна.
Чтобы отвлечься от опасных мыслей, Джози решила попробовать сварить кофе. Найдя кофейник, она наполнила его водой и поставила на плиту. На мгновение Джози задумалась, сколько кофе нужно насыпать, но, решив, что чем больше, тем лучше, она высыпала в кофейник чуть ли не полбанки.
Справившись с этим, Джози вытерла пот, выступивший у нее на лице. Огонь в плите накалил и без того горячий воздух, и находиться в кухне было совершенно невозможно. «И как некоторые женщины умудряются готовить еду по три раза в день?» — подумала Джози, выходя из кухни.
Присев в кресло, она в который раз стала перебирать в памяти судебные случаи, которые встречались ей в учебниках, пытаясь найти хоть что-нибудь похожее на дело Кэллахена. Потом мысли Джози переключились на Элли. Как там у нее дела в Шарпсбурге, встретилась ли она с Уиллом? В курсе ли шериф, что Кэллахен сбежал из тюрьмы, прихватив с собой Джози?
Джози казалось, что разумней было бы всем вместе отправиться в Шарпсбург и расспросить банкира Перримана. Но вместо этого она отправилась на ранчо, потому что так решил Кэллахен, а ей не хотелось с ним расставаться. За считаные дни она растеряла все то, что четырнадцать лет прививали ей родители, пытаясь сделать из нее настоящую леди.
Внезапно ее внимание привлек запах горелого, доносящийся из кухни. Вскочив с кресла, она кинулась туда и, схватив какую-то тряпку, поспешила вытащить сковородку из духовки. Но тонкая ткань не смогла защитить ее пальцы от ожога, и, вскрикнув от боли, Джози выпустила раскаленную сковородку из рук. Тяжелая посудина с грохотом покатилась по полу. Подняв глаза, Джози увидела, что вся плита залита кофе, про который она совсем забыла. От обиды и боли из глаз девушки брызнули слезы. И в этот момент на кухню влетел Кэллахен, разбуженный грохотом. Увидев, что Джози плачет, он кинулся к ней.
— Что тут у тебя случилось? — с тревогой воскликнул он.
— Да ничего, — ответила Джози, подбирая с полу обгорелые остатки того, чему уже не суждено было стать кукурузной запеканкой, — просто я почувствовала себя плохо и выронила сковороду. — Она пыталась хоть что-нибудь придумать, чтобы оправдать собственную беспомощность.
— Осторожней! Если ты собираешься упасть в обморок, тебе лучше отойти подальше от плиты. — Он пытался шутить, но в его глазах Джози видела неподдельную тревогу. Приблизившись к ней, Кэллахен обхватил ее за талию, чтобы поддержать, если она вдруг потеряет сознание.
— Вообще-то я и не думала падать в обморок, — запротестовала Джози, но тут же поняла, что поторопилась утверждать это, учитывая, с какой силой Кэллахен прижимал ее к себе, — но если ты не прекратишь сдавливать мне легкие, это вполне может случиться.
Пропустив мимо ушей ее иронию, Кэллахен сказал:
— Ничего удивительного, что тебе стало плохо. На этой чертовой кухне такая жара, тут можно просто свариться заживо. Ты бы хоть разделась.
— Что? — Джози непонимающе уставилась на него.
— Ну что ты так на меня смотришь? Я просто имел в виду, что тогда тебе было бы не так жарко. А вообще-то, тебе не мешает освежиться. — Он подхватил ее на руки и вынес на улицу, направляясь к реке.
— Кэллахен, я в состоянии идти сама, мне уже лучше. — Но он молча продолжал идти вперед, словно не слыша ее протестов.
Подойдя к реке, Кэллахен вошел в воду по пояс и только тут поставил ее на ноги. Они стояли довольно далеко от берега, течение здесь было таким сильным, что она с трудом удержалась на ногах. Увидев это, Кэллахен поспешил ей на помощь, снова крепко обнял и прижал к себе. Юбки ее намокали и тянули ко дну, но Джози ничего не чувствовала, кроме сильного, надежного мужского тела рядом с собой. Она обняла его за шею, прижимаясь к нему еще теснее. Кэллахен снова приподнял ее и легко, словно она была невесомой, перенес поближе к берегу, где течение не было таким сильным.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.
— Спасибо, хорошо, речная прохлада мне явно на пользу, — ответила она, отлично зная, что говорит неправду.
Тот жар, который охватывал ее тело всякий раз, как он оказывался рядом, невозможно было охладить в реке. Неужели он не ощущает, как она вся горит в его объятиях? Джози казалось, еще немного, и вода вокруг них закипит. Ей вдруг вспомнилось, что произошло между ними в прошлый раз, когда он вот так же нежно обнимал ее. Тогда на ней тоже не было сухой нитки.
— Лучшего способа освежиться просто нет. Купание — это как раз то, что мне было нужно, — чтобы что-то сказать, продолжала Джози. — Но что мы теперь будем делать с этим? — И она указала на свою мокрую одежду.
— А что ты предлагаешь мне с этим сделать? — поинтересовался он с лукавой усмешкой.
— Я имею в виду, что наша одежда насквозь промокла, — покраснев, объяснила Джози, — а если ты помнишь, сегодня ночью мы собирались отправиться в Шарпсбург.
— Знаешь, сейчас мне меньше всего хочется думать о поездке в Шарпсбург, — пробормотал он, не отводя глаз от ее груди, четко обрисованной мокрой тканью. — Но если тебя это так волнует, мы быстро высушим одежду на такой-то жаре. Можем даже начать сушить ее прямо сейчас, — добавил он, нащупывая застежку у нее на юбке. Ловко расстегнув крючки, он стянул с Джози юбку и кинул на берег.
Возглас протеста уже был готов сорваться с ее губ, но Кэллахен опередил ее, закрыв ей рот поцелуем. Его руки поглаживали волосы Джози и мягко ласкали ей шею и спину.
Оторвавшись от ее губ, он посмотрел на нее потемневшими от страсти глазами и спросил:
— Ты боишься меня, Джози?
— Нет, — прошептала она.
Джози на самом деле отбросила все свои страхи, позабыв обо всем на свете. Каждое прикосновение Кэллахена приводило ее в трепет, заставляя сгорать от желания, и противостоять этому сладкому искушению она была не в силах. Сейчас ей было все равно, что Кэллахен — беглый преступник, а она его адвокат, ей было плевать на свою репутацию, лишь бы он был рядом и не выпускал ее из своих объятий.
Кэллахен вновь поцеловал ее, и она с жаром ответила на его поцелуй, ее тело отзывалось на каждую его ласку. Всем своим существом Кэллахен ощущал, что это его женщина, его половина, которую он даже не надеялся найти. Он страстно хотел, чтобы она принадлежала ему уже сегодня, прямо сейчас, и это желание сжигало его изнутри, доводя до безумия.
Внезапно Джози отодвинулась от него и, внимательно глядя ему в глаза, спросила:
— Кэллахен, почему ты делаешь это?
Он мог бы не отвечать, вновь начав ласкать ее, и этот вопрос потонул бы в водовороте страсти, так и оставшись без ответа. Но он хотел быть с ней так же откровенен и честен, как и она с ним.
— Я никогда в жизни не встречал и никогда не встречу такую женщину, как ты, — ответил он. «И ни одну женщину я не желал так страстно, как тебя», — хотел добавить он, но что-то удержало его.
Сегодня она должна наконец принадлежать ему. Он пытался убедить себя, что все дело в его долгом воздержании и неудовлетворенном желании. Стоит ему овладеть ею, и он сможет избавиться от этого наваждения, забыть ее. Он отправится на поиски Бена, а она вернется к своей спокойной, безопасной жизни, вместо того чтобы рисковать собой, спасая его шкуру.
Кэллахен осторожно расстегнул ее блузку и, сняв ее, бросил на берег, туда, где уже сохла ее юбка. Теперь на Джози осталась лишь тонкая батистовая сорочка, которая, намокнув, облегала ее тело тонкой паутинкой, ничего не скрывая. Он до сих пор не MOГ поверить, что держит в объятиях эту восхитительную женщину и она не отталкивает его, а позволяет касаться ее божественного тела, с наслаждением принимая его ласки. Наклонившись, он сжал губами ее сосок. От неожиданности Джози вздрогнула, но тут же выгнулась, застонав от наслаждения. Услышав этот стон, Кэллахен понял, что не сможет больше сдерживаться, желание просто разрывало его на части.
Подняв голову, он прошептал:
— Останови меня сейчас, Джози, иначе я наделаю глупостей. Мы зашли слишком далеко. Уезжай, уезжай прямо сейчас и живи своей жизнью. Мы не можем быть вместе.
Кэллахен готов был отказаться от нее сейчас, он вдруг со всей ясностью понял, что если они станут близки, то он уже никогда не сможет забыть ее.
Но вместо ответа она обняла его за шею, прижавшись к нему всем телом. Что он говорит? Уехать, жить своей жизнью? У нее не было теперь своей жизни, он стал смыслом ее существования. И она сделает все, чтобы доказать ему, что они созданы друг для друга.
Не в силах больше сдерживаться, Кэллахен расстегнул пояс своих джинсов, а потом рывком снял с нее рубашку. Наклоняясь, чтобы вновь прижаться губами к ее нежной коже, он прошептал:
— Я покажу тебе, Джози, что значит любить женщину. Ты ведь хочешь меня, скажи мне?
— Пожалуйста, Кэллахен.
— Пожалуйста, что?
— Люби меня, я хочу этого. — Она отбросила свою стыдливость, желая лишь одного: раствориться в его объятиях, слиться с ним воедино. Она нисколько не боялась, понимая, что всю свою жизнь ждала именно этого мужчину, ждала, даже не признаваясь себе в этом. Вся ее жизнь была лишь подготовкой к этой встрече. Она училась ухаживать за, больными, чтобы однажды спасти ему жизнь, и изучала право, чтобы защищать его в суде.
Обнимая Кэллахена, Джози покрывала поцелуями его смуглую, дубленную ветром и солнцем кожу. Инстинктивно она провела рукой по его животу и, опустив ее ниже, почувствовала, насколько он возбужден.
Ощутив ее прикосновение, Кэллахен простонал:
— Джози, ты сводишь меня с ума.
Он поднял ее на руки и вышел на берег. Здесь он осторожно опустил ее на траву. У него промелькнула мысль, что она может быть еще не готова принять его, но он не мог больше ждать. Если он не овладеет этой женщиной сейчас, он просто умрет от неистового желания. Раздвинув ей бедра, он вошел в нее, не в силах медлить ни минуты. Он старался быть осторожным, чтобы не причинить ей лишнюю боль. Он проникал все глубже и глубже, и настал момент, когда Джози вздрогнула, вскрикнув от резкой боли, пронзившей ее тело. Кэллахен на мгновение замер, дожидаясь, когда боль немного утихнет, а потом вновь начал медленно двигаться. Дыхание Джози участилось, она начала двигаться вместе с ним. Постепенно их движения становились все быстрее и быстрее. Наконец она выгнулась вперед, не сумев сдержать крик. Ее захлестнула волна такого наслаждения, которого она раньше и представить себе не могла. Она услышала крик Кэллахена, похожий на рычание, и почувствовала, как содрогнулось его тело.
Откинувшись на спину, Кэллахен привлек к себе Джози. Какое-то время они лежали молча, наслаждаясь ленивой истомой, охватившей их. Но постепенно возвращаясь к реальности, Кэллахен ужаснулся тому, что он натворил. Какого черта, как он мог так поступить с ней? Он же знал, что она была невинной, неопытной девушкой. Джози спасла ему жизнь, много дней заботилась о нем и, конечно, вообразила себе, что влюблена в него, а он, как последний негодяй, воспользовался ее порывом, не сумев совладать с собой.
Джози немного отодвинулась от него, и Кэллахен в отчаянии закрыл глаза, боясь увидеть выражение презрения и обиды на ее лице. Он был уверен, что она горько раскаивается в том, что произошло, и винил во всем себя. В конце концов, она ведь совсем девчонка, а он взрослый, опытный мужчина и должен отвечать за свои поступки. Теперь Джози наверняка решит, что он просто похотливый самец, который воспользовался ее наивной влюбленностью.
Но вдруг Кэллахен почувствовал, как Джози вновь прижалась к нему и поцеловала его так нежно, что его сердце сжалось от счастья. Он едва мог поверить своим глазам. Она не сердилась на него, и она действительно выглядела довольной и счастливой. Взглянув в ее прекрасные глаза, голубые, как небо Вайоминга, Кэллахен отчетливо ощутил, что его жизнь бесповоротно изменилась. Отныне и навсегда ему нужно видеть эти глаза, быть рядом с Джози, иначе его жизнь станет пустой и бессмысленной. Случилось то, что случилось, и он уже ничего не мог изменить. Он по уши влюбился в Джози Миллер. Но говорить ей об этом он не собирался.
— Это было ошибкой, — произнес Кэллахен, когда Джози поднялась с земли и села рядом с ним, ласково ероша ему волосы.
— Ты что, жалеешь?
— Нет, но нам не следовало этого делать.
— Но что в этом плохого? — Джози чувствовала себя необыкновенно счастливой, и даже сомнения Кэллахена не могли испортить ей настроения.
— Это безрассудство. Потом ты сама будешь жалеть о том, что произошло.
— По-моему, пока из нас двоих жалеешь об этом только ты, — со смехом парировала Джози. Немного помолчав, она добавила уже серьезно: — Помогать тебе бежать из тюрьмы тоже было безрассудно. Но это не остановило меня. Иногда нужно прислушиваться к тому, что подсказывает тебе твое сердце, даже если это противоречит здравому смыслу. Человек не может все время подчиняться разуму.
С сияющими глазами и длинными мокрыми волосами, разметавшимися по плечам, Джози походила на русалку из сказки, и Кэллахен залюбовался ею, но тут же с горечью подумал, что никогда не сможет быть с ней, он не вправе портить ей жизнь.
— Я просто хочу сказать, что ты слишком хороша для меня, я не заслужил любви такой изумительной женщины, как ты. Что я, беглый преступник, смогу тебе дать? Подумай сама.
Джози задумчиво смотрела на Кэллахена. Его смуглое мужественное лицо казалось ей таким родным. Ей страстно хотелось обнять этого упрямого мужчину и никогда не отпускать от себя. Неужели он не может понять, что ее не пугает неизвестность, что она готова на все, лишь бы быть с ним?
— А тебе кажется, что ты не заслуживаешь ничего хорошего, да? — спросила вдруг Джози. — Я тоже всегда так воспринимала себя. Все-таки мы очень похожи, гораздо больше, чем ты думаешь.
Джози поднялась на ноги и протянула ему руку. Из одежды на ней были только чулки, но она не обращала на это внимания, совсем не стесняясь Кэллахена. Он с восхищением смотрел на нее, чувствуя, как желание загорается в нем с новой силой.
— Видишь, иногда твое тело умнее тебя, — смеясь, отметила Джози, переводя взгляд на его вставший член.