Страница:
– Перестань кланяться! Не надо! Приготовься лучше к встрече царского поезда.
Теперь только монахи узнали, что в каморке на заднем дворе заперта на замок дева, а не оборотень. Охваченные чувством страха и радости, монахи стали расставлять жертвенники с курильницами за воротами монастыря, облачились в монашеские рясы и ризы, а также принялись бить в барабаны и звонить в колокола. Вскоре показался царский поезд.
– Святой монах! – воскликнул правитель, увидев Сунь У-куна. – Каким же образом ты оказался здесь раньше нас?
– А я изогнулся разок-другой и сразу же очутился здесь, – со смехом отвечал Сунь У-кун. – А вы почему так долго ехали? – съязвил он.
Вслед за правителем прибыли Танский наставник, его спутники и все остальные. Наставник повел правителя к помещению на заднем дворе. Царевна все еще притворялась сумасшедшей и несла всякую чушь.
Опустившись на колени, настоятель указал на каморку и произнес:
– Вот здесь и находится царевна, которую в минувшем году унесло порывом ветра.
Правитель тотчас же приказал открыть вход. Когда сбили железный замок и дверь распахнулась, правитель и царица сразу же узнали царевну и, не глядя на то что она была вся в грязи, бросились к ней и стали ее обнимать.
– Дитятко ты наше несчастное! – приговаривали родители, лаская дочь. – За что же на твою долю выпали такие страдания?!
Затем они все трое начали громко рыдать, а успокоившись, принялись рассказывать, что произошло с ними за время разлуки. Потом родители приказали подать отвар из ароматных трав, велели царевне обмыться, переодеться и сесть в колесницу, чтобы вернуться на родину.
Сунь У-кун, молитвенно сложив руки, обратился к правителю с такими словами:
– У меня есть еще одно дело, о котором хочу поведать тебе.
– Ты только скажи, что тебе надобно, святой монах, и мы тотчас исполним все, что ты пожелаешь, – с поклоном ответил государь.
– Эта гора называется Стоножкой, – сказал Сунь У-кун. – Говорят, что с недавнего времени на ней появились стоножки-оборотни, которые с наступлением темноты нападают на людей. Это большое неудобство для путников. Мне помнится, что со стоножками успешно справляются только куры. Нельзя ли отобрать из них тысячу самых крупных и пустить на эту гору, что-бы избавить ее от ядовитых насекомых? После этого можно будет переименовать гору. Ты только дай письменное распоряжение, которое будет принято здешними монахами как милостивое выражение твоей монаршей благодарности за их заботу о царевне.
Правитель с радостью согласился исполнить просьбу Сунь У-куна. Тотчас же были посланы должностные лица в город за курами, а гору переименовали и стали называть горой Драгоценных цветов. Строительному приказу было велено доставить материалы и заново отстроить монастырь, пожаловав ему наименование «Учрежденный по высочайшему повелению на горе Драгоценных цветов монастырь для сирых и одиноких, устланный золотом». Настоятелю был пожалован пожизненный титул «Преданный государству главный архимонах» с годовым окладом в тридцать шесть даней зерна.
Монахи поблагодарили за милости, оказанные им государем, и проводили царский поезд с большим почетом.
Войдя во дворец, царевна увиделась там со всеми своими подруженьками. В честь ее возвращения был устроен роскошный пир, чтобы развеять все ее горести и поздравить с великой радостью. Вновь собрались вместе царица со своей дочерью-царевной и все остальные царицы и придворные дамы. Государь и все царедворцы были очень довольны. О том, как они пировали всю ночь, мы рассказывать не будем.
На следующее утро государь повелел нарисовать портреты всех четверых праведных монахов и устроить чествование их во дворце «Умиротворение своих и чужеземных народов». Он попросил царевну нарядиться в новые одежды и выйти к Танскому наставнику и его ученикам, чтобы поблагодарить за избавление от страданий. Когда закончились изъявления благодарности, Танский наставник начал прощаться с государем. Но разве мог государь так просто отпустить его? Опять был устроен великий пир, который продолжался пять или шесть дней подряд. Вот где было раздолье для Чжу Ба-цзе! Он, не щадя сил своих, уплетал за обе щеки. Убедившись в том, что наши путники тверды и непреклонны в своем стремлении поклониться Будде и что их никак не удержишь, государь решил преподнести им в знак благодарности двести слитков золота и серебра и разных драгоценностей, по целому блюду каждому. Но ни наставник, ни его ученики ничего не приняли. Тогда государь велел запрячь колесницу с золотыми колокольцами для почтенного наставника и отрядил придворных, которые должны были проводить путников. Царицы, придворные дамы, чиновники и простой народ не переставая кланялись и благодарили монахов. Когда путники вышли на дорогу, они увидели толпу монахов, которые отправились их провожать. Монахи шли, шли, шли и ни за что не хотели возвращаться. Тогда Сунь У-кун прищелкнул пальцами, дунул своим волшебным дыханием и обернулся лицом к юго-востоку. Сразу же налетел вихрь, все вокруг потемнело, и пыль запорошила глаза провожающим. Только таким образом путникам удалось избавиться от них.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ ,
Весна окончилась, и лето постепенно вступало в свои права.
– Ученик мой! – сказал Танский наставник, обращаясь к Сунь У-куну. – Что это за место такое?
– Не знаю, не знаю! – ответил Сунь У-кун.
Чжу Ба-цзе засмеялся:
– Как же ты не знаешь? Ведь ты не раз бывал на этой дороге! Опять хитришь! Прикидываешься, будто не знаком с этой местностью, чтобы посмеяться над нами!
– Этот дурак совсем ничего не соображает! – обозлился Сунь У-кун. – Я и в самом деле бывал здесь, но всякий раз пролетал на своем облачке на высоте девятого неба. Ни разу мне не приходилось спускаться вниз, да и незачем было. Поэтому я и говорю, что не знаю этих мест. С чего это ты взял, что я хитрю?
Так, споря между собой, они не заметили, как подошли к окраине города. Танский наставник слез с коня, перешел через висячий мост и вошел в городские ворота. На длинной улице, под навесом одного из домов сидели два старца, о чем-то беседуя.
– Братцы! – едва слышно произнес Танский монах, обращаясь к своим спутникам. – Постойте пока здесь, опустите головы и не позволяйте себе никаких вольностей. А я пойду спрошу у старцев, что это за место.
Ученики повиновались и остановились как вкопанные.
Танский наставник подошел к старцам, сложил руки ладонями вместе и произнес:
– Почтенные благодетели мои! Я, бедный монах, прошу позволения обратиться к вам с просьбой!
Старцы в это время вели праздную беседу и толковали о разных разностях. Рассуждали о годах расцвета и годах упадка, об удачах и неудачах, вспоминали мудрых и прозорливых, геройские подвиги былых времен. Думали, гадали, где теперь находятся сами герои и что с ними стало, сокрушались и вздыхали. Вдруг они услышали, что кто-то обратился к ним. Они поклонились Танскому наставнику в ответ на его приветствие и в свою очередь спросили его:
– Уважаемый наставник! Что ты хочешь сказать нам?
– Я, бедный монах из далеких стран. Иду в обитель Будды, чтобы поклониться ему, – начал Сюань-цзан. – Только что прибыл в ваш благодатный край и не знаю, как он называется. Не скажете ли вы, где найти доброго хозяина, который покормил бы нас из милости.
– Наш округ называется Медная башня, – сказал один из старцев. – За этим городом есть уезд, который называется уездом Земных духов. Если ты, уважаемый наставник, голоден, можешь не просить подаяния, а ступай дальше, пройдешь через расписные ворота и выйдешь на улицу, ведущую с юга на север, там, на западной стороне, увидишь высокие ворота с башенкой, обращенные на восточную сторону, с изваяниями сидящих тигров. Это будет дом богатого сановника Коу Хуна. Перед воротами увидишь табличку, на которой написано: «Вход для десяти тысяч монахов». Тебя, пришедшего из дальних стран, там наверняка примут и накормят. Ступай, ступай! Не мешай нам вести беседу!
Танский наставник поблагодарил старцев и вернулся к своим.
– Это округ Медная башня уезда Земных духов, – сказал он, обращаясь к Сунь У-куну. – Старцы сказали мне, что, пройдя через расписные ворота, мы выйдем на улицу, которая ведет с юга на север. На этой улице стоят ворота с башенкой, обращенные к востоку, с изваяниями сидящих тигров. Там живет богатый сановник Коу Хун. Перед воротами есть табличка, на которой написано: «Вход для десяти тысяч монахов». Старцы посоветовали мне отправиться туда и попросить, чтоб нас покормили.
– Вот уж поистине Западная страна – обитель Будды, – воскликнул Ша-сэн. – Здесь чуть ли не в каждом доме накормят монаха. Поскольку это всего лишь уезд, нам не придется получать здесь пропуск. Давайте зайдем туда, попросим покормить нас, подкрепимся и – в путь-дорогу.
И вот наставник и трое его учеников, медленно шагая, пошли по главной улице. Прохожие в страхе глазели на них, окружив со всех сторон и строя на их счет различные догадки и предположения. Наставник велел своим ученикам молчать и все время твердил: «Ведите себя пристойно». Они шли, опустив головы, не осмеливаясь глаз поднять. Завернув за угол, наши путники действительно увидели большую улицу, ведущую с юга на север, и пошли по ней.
Вскоре им бросились в глаза ворота с башенкой и изваяниями тигров. Затем они увидели стенку, служившую щитом, на которой висела большая вывеска: «Вход для десяти тысяч монахов». Танский монах восторженно воскликнул:
– Вот уж поистине здесь, на западе, настоящая райская обитель Будды! Тут уж нас никто не обманет: ни мудрый, ни глупый. Я было не поверил тем старцам. Но вот видите, они сказали сущую правду.
Чжу Ба-цзе – грубый по природе – уже хотел было войти в ворота, но Сунь У-кун удержал его:
– Постой! – сказал он. – Обождем, когда кто-нибудь выйдет, расспросим обо всем и уж тогда войдем.
– Старший брат прав, – сказал Ша-сэн, – как бы нам не разгневать здешнего благодетеля, а то войдем запросто, как будто мы свои.
Путники остановились, расседлали коня и сняли поклажу.
Вскоре из ворот вышел седовласый человек с безменом в одной руке и с корзинкой в другой. При виде наших путников он так перепугался, что выронил все из рук и стал пятиться назад.
– Хозяин! – воскликнул он. – У ворот стоят четверо монахов весьма странных на вид.
В это время хозяин дома, опираясь на посох, прогуливался по внутреннему дворику, непрестанно славя Будду. Услышав это известие, он от неожиданности выронил свой посох и поспешил к воротам встретить пришельцев. Не обращая внимания на безобразные лица учеников Танского монаха, он радушно приветствовал их:
– Входите, милости просим! Входите! – любезно приглашал он.
Танский наставник и его спутники с величайшей почтительностью и скромностью вошли в ворота. Хозяин шел впереди, показывая дорогу. Они свернули в переулок и подошли к дому.
– Это – помещение для самых почетных гостей, – сказал хозяин, – здесь есть специальные залы для моления Будде, для чтения священных книг и для вкушения трапезы. Я и мои домочадцы, старые и малые, живем в помещении для менее почетных гостей.
Танский монах то и дело выражал свой восторг и был очень доволен. Он достал свое монашеское одеяние, облачился в него, поклонился изваянию Будды и вошел в молельню. О том, что он увидел там, лучше рассказать в стихах:
– Постой! – остановил его хозяин. – Давай войдем в зал для чтения священных книг и там представимся друг другу.
О, какой это был зал!
– Прошу прежде снять с себя дорогое облачение, – сказал он.
Танский монах снял рясу, и тогда только хозяин обменялся с ним положенными поклонами. Затем позвали Сунь У-куна и остальных учеников, чтобы те тоже могли представиться хозяину. После этого хозяин велел накормить коня, сложить поклажу под навесом и лишь тогда завел беседу с гостями, поинтересовавшись, кто они такие и откуда идут.
– Я, бедный монах из восточных земель, – начал Сюань-цзан, – посланец великого Танского государства. Прибыл в вашу благодатную страну, чтобы посетить чудесную гору Линшань, поклониться Будде и испросить у него священные книги. Узнав, что в твоих драгоценных хоромах уважают монахов, я явился сюда поклониться тебе и попросить накормить нас, чтобы мы тотчас же могли отправиться дальше.
Лицо хозяина при этих словах просветлело, и он, радушно посмеиваясь, стал рассказывать о себе.
– Меня, недостойного, зовут Коу Хун, – сказал он, – а прозвище мое «Великодушный». Вот уже шестьдесят четыре года зря живу на свете. Сорока лет я дал зарок принять и накормить ровно десять тысяч монахов. Нынче исполнилось ровно двадцать четыре года, как я дал свой обет. У меня ведется книга записей, в которую я заношу имена монахов, облагодетельствованных мною. Недавно на досуге я сосчитал монахов, которым дал приют, – за все это время их оказалось девять тысяч девятьсот девяносто шесть человек. Не хватало еще четырех монахов. И вот сегодня небо как раз и ниспослало мне вас, четверых. Заветное число десять тысяч, таким образом, завершается. Прошу тебя, уважаемый наставник, сообщить мне ваши имена. Вы уж как хотите, но поживите у меня с месяц или подольше, а затем я велю подать паланкин и коней, чтобы проводить тебя на гору, почтенный наставник. Отсюда до чудесной горы Линшань всего только восемьсот ли. Теперь совсем недалеко.
Танский наставник от этих слов пришел в неописуемую радость и скрепя сердце согласился пожить здесь немного. Но об этом мы рассказывать не будем.
Все слуги, от мала до велика, стали носить дрова, таскать воду, брать крупу, муку и разные овощи, готовить трапезу.
Хозяйка, встревоженная шумом, спросила:
– Что за монахи явились к нам в дом и почему из-за них поднялась такая суматоха?
– Это не простые монахи, – отвечали слуги. – Они говорят, что их послал сам император великого Танского государства и что идут они из восточных земель на чудесную гору Линшань поклониться Будде. Они прошли невесть какой дальний путь.
Хозяин говорит, что это само небо ниспослало их нам, и велел скорей приготовить еду, чтобы угостить их.
Хозяйка, услышав их слова, тоже обрадовалась и позвала служанок:
– Принесите мне мое самое лучшее платье, – приказала она. – Я выйду посмотреть на них.
– Госпожа, смотреть можно лишь на одного из них, – предупредили ее слуги, – а на трех остальных лучше не глядеть: уж очень страшны на вид.
– Вы не знаете, – отвечала им хозяйка, – что все безобразные, уродливые и причудливые являются небожителями, сошедшими на землю. Поспешите доложить вашему господину, что я выйду.
Слуги стремглав прибежали в зал для чтения священных книг и обратились к хозяину:
– Госпожа идет! Она хочет поклониться почтенным отцам из восточных земель.
Танский монах, услышав их слова, тотчас же поднялся с места.
Между тем хозяйка уже успела войти в зал. Вскинув глаза на Танского монаха, она увидела, что он был величавой наружности, красив собой и мужествен. Затем она взглянула на его учеников и хоть знала, что они – небожители, спустившиеся на землю, тем не менее испугалась, опустилась на колени и начала кланяться.
Танский наставник, поклонившись ей в ответ, промолвил:
– Ты обозналась, добрая женщина, мы недостойны подобного уважения.
Тогда хозяйка обратилась к мужу:
– Почему же эти четверо монахов не сидят рядом?
Чжу Ба-цзе выпятил рыло и рявкнул:
– Мы трое всего лишь ученики и спутники! – Голос его прозвучал, словно рык тигра в глухих горах!
Хозяйка так и задрожала от страха.
В это время появился еще один слуга и доложил:
– Двое младших дядюшек наших тоже пожаловали сюда!
Танский наставник поспешно обернулся и увидел двух молодых сюцаев [71]. Войдя в зал, молодые люди совершили земной поклон и этим так смутили Танского наставника, что он тут же опустился на колени, чтобы ответить им, однако хозяин успел удержать его и сказал:
– Это мои сыновья. Одного зовут Коу Лян, а другого – Коу Дун. Они только что пришли с занятий и еще не обедали. Узнав, что вы пожаловали к нам, они явились вам поклониться.
Танский наставник пришел в восторг и стал восклицать:
– Вот умники! Вот умники! Верно говорится: «Желаешь иметь добродетельных учеников – твори добро; а хочешь иметь хороших сыновей и внуков – заставляй их учиться!».
Оба сюцая обратились к отцу с вопросом:
– Откуда прибыл этот уважаемый наставник?
– Издалека, – улыбнулся Коу Хун. – Он – посланец самого императора великого Танского государства, которое находится в восточных землях на Южном материке. А идет он на чудесную гору Линшань поклониться Будде и испросить у него священные книги.
Один из сюцаев сказал:
– Я читал книгу «Пространные записки о всевозможных событиях», в которой говорится, что в мире существует только четыре материка. Мы живем на Западном материке, который называется Синюхэчжоу. Еще существует Восточный материк – Дуншэншэньчжоу. Думается мне, что от Южного материка Наньшаньчжоу до нас пришлось идти бог весть сколько лет!
Танский наставник засмеялся:
– Мне, бедному монаху, в пути приходилось больше задерживаться, чем двигаться. Часто встречались злые духи-мары и жестокие оборотни, от которых я испытывал множество страданий и терпел немало горя. Только благодаря моим ученикам, которые охраняли и защищали меня, я оказался здесь, в вашем благодатном краю. По моим подсчетам, за все это время уже четырнадцать раз сменялись зимняя стужа и летний зной.
Услышав столь замысловатый оборот речи, оба сюцая стали расхваливать Танского наставника, и все твердили:
Теперь только монахи узнали, что в каморке на заднем дворе заперта на замок дева, а не оборотень. Охваченные чувством страха и радости, монахи стали расставлять жертвенники с курильницами за воротами монастыря, облачились в монашеские рясы и ризы, а также принялись бить в барабаны и звонить в колокола. Вскоре показался царский поезд.
Прибыв к воротам монастыря, правитель увидел множество монахов, которые стояли ровными рядами и разом пали ниц, приветствуя его.
Плывут по ветру волны благовоний,
Подобно разноцветным облакам,
И дивный аромат наполнил небо,
Как будто небо превратилось в храм.
И словно благовещие покровы
Внезапно монастырь заволокли:
То царский поезд движется огромный,
Переливаясь радугой вдали.
Вон тысячи сверкающих повозок
Уже виднеются издалека,
И чудится: стремится величаво,
Вливаясь в море, чистая река.
И за листвой дерев вечнозеленых
Не молнии блистают сквозь туман,
То пышный поезд светится – богаче,
Чем у царей великих Юй и Тан [67].
Леса, трава – все стало вдвое краше,
Едва узнав от ветров луговых,
Что государь, чья милость беспредельна,
Решил облагодетельствовать их.
Цветы в полях и те возликовали,
Свой аромат обильнее струя,
Узнав о той верховной благодати,
Что ныне снизошла на их края.
Вон монастырь сверкает кровлей храма,
Сколь славен он в своей святой судьбе:
Века назад его мудрец безвестный,
Как памятник, оставил по себе.
А ветер, полный музыки и песен,
Благую весть разносит по горам:
То всем на радость государь изволил
Сам посетить сей драгоценный храм.
– Святой монах! – воскликнул правитель, увидев Сунь У-куна. – Каким же образом ты оказался здесь раньше нас?
– А я изогнулся разок-другой и сразу же очутился здесь, – со смехом отвечал Сунь У-кун. – А вы почему так долго ехали? – съязвил он.
Вслед за правителем прибыли Танский наставник, его спутники и все остальные. Наставник повел правителя к помещению на заднем дворе. Царевна все еще притворялась сумасшедшей и несла всякую чушь.
Опустившись на колени, настоятель указал на каморку и произнес:
– Вот здесь и находится царевна, которую в минувшем году унесло порывом ветра.
Правитель тотчас же приказал открыть вход. Когда сбили железный замок и дверь распахнулась, правитель и царица сразу же узнали царевну и, не глядя на то что она была вся в грязи, бросились к ней и стали ее обнимать.
– Дитятко ты наше несчастное! – приговаривали родители, лаская дочь. – За что же на твою долю выпали такие страдания?!
Затем они все трое начали громко рыдать, а успокоившись, принялись рассказывать, что произошло с ними за время разлуки. Потом родители приказали подать отвар из ароматных трав, велели царевне обмыться, переодеться и сесть в колесницу, чтобы вернуться на родину.
Сунь У-кун, молитвенно сложив руки, обратился к правителю с такими словами:
– У меня есть еще одно дело, о котором хочу поведать тебе.
– Ты только скажи, что тебе надобно, святой монах, и мы тотчас исполним все, что ты пожелаешь, – с поклоном ответил государь.
– Эта гора называется Стоножкой, – сказал Сунь У-кун. – Говорят, что с недавнего времени на ней появились стоножки-оборотни, которые с наступлением темноты нападают на людей. Это большое неудобство для путников. Мне помнится, что со стоножками успешно справляются только куры. Нельзя ли отобрать из них тысячу самых крупных и пустить на эту гору, что-бы избавить ее от ядовитых насекомых? После этого можно будет переименовать гору. Ты только дай письменное распоряжение, которое будет принято здешними монахами как милостивое выражение твоей монаршей благодарности за их заботу о царевне.
Правитель с радостью согласился исполнить просьбу Сунь У-куна. Тотчас же были посланы должностные лица в город за курами, а гору переименовали и стали называть горой Драгоценных цветов. Строительному приказу было велено доставить материалы и заново отстроить монастырь, пожаловав ему наименование «Учрежденный по высочайшему повелению на горе Драгоценных цветов монастырь для сирых и одиноких, устланный золотом». Настоятелю был пожалован пожизненный титул «Преданный государству главный архимонах» с годовым окладом в тридцать шесть даней зерна.
Монахи поблагодарили за милости, оказанные им государем, и проводили царский поезд с большим почетом.
Войдя во дворец, царевна увиделась там со всеми своими подруженьками. В честь ее возвращения был устроен роскошный пир, чтобы развеять все ее горести и поздравить с великой радостью. Вновь собрались вместе царица со своей дочерью-царевной и все остальные царицы и придворные дамы. Государь и все царедворцы были очень довольны. О том, как они пировали всю ночь, мы рассказывать не будем.
На следующее утро государь повелел нарисовать портреты всех четверых праведных монахов и устроить чествование их во дворце «Умиротворение своих и чужеземных народов». Он попросил царевну нарядиться в новые одежды и выйти к Танскому наставнику и его ученикам, чтобы поблагодарить за избавление от страданий. Когда закончились изъявления благодарности, Танский наставник начал прощаться с государем. Но разве мог государь так просто отпустить его? Опять был устроен великий пир, который продолжался пять или шесть дней подряд. Вот где было раздолье для Чжу Ба-цзе! Он, не щадя сил своих, уплетал за обе щеки. Убедившись в том, что наши путники тверды и непреклонны в своем стремлении поклониться Будде и что их никак не удержишь, государь решил преподнести им в знак благодарности двести слитков золота и серебра и разных драгоценностей, по целому блюду каждому. Но ни наставник, ни его ученики ничего не приняли. Тогда государь велел запрячь колесницу с золотыми колокольцами для почтенного наставника и отрядил придворных, которые должны были проводить путников. Царицы, придворные дамы, чиновники и простой народ не переставая кланялись и благодарили монахов. Когда путники вышли на дорогу, они увидели толпу монахов, которые отправились их провожать. Монахи шли, шли, шли и ни за что не хотели возвращаться. Тогда Сунь У-кун прищелкнул пальцами, дунул своим волшебным дыханием и обернулся лицом к юго-востоку. Сразу же налетел вихрь, все вокруг потемнело, и пыль запорошила глаза провожающим. Только таким образом путникам удалось избавиться от них.
О том, что ожидало наших путников в дальнейшем, будет рассказано в следующих главах.
От знаков благодарности избавясь,
Навек покинув город знаменитый,
Оставив море злата и богатства,
С друзьями вдаль ушел монах маститый:
Недаром души их познали скоро
Великого учения просторы!
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ ,
в которой рассказывается о том, как сверхштатный чиновник Коу Хун радушно принял Танского наставника и как Танский наставник не прельстился ни роскошью, ни почетом
Итак, налетел ураган, а когда он утих, монахи не увидели ни Сюань-цзана, ни его учеников. Таким образом наши спутники избавились от провожающих. Монахи больше не сомневались, что путники, посетившие их монастырь, были живые Будды, сошедшие на землю, а потому низко поклонились им вслед и повернули обратно. Тут мы и распрощаемся с ними.
Все то, что с виду формой обладает,
В действительности формы лишено,
Пустое ж место никогда не пусто,
Хоть пустотой и кажется оно.
Шум, тишина, молчанье иль беседа
По сути дела меж собой равны.
К чему себя во сне мы утруждаем
И тщетно пересказываем сны?
Бывает, что в полезном с виду деле,
Лишь бесполезность кроется одна,
А у того, в ком мы заслуг не видим,
Давно душа заслугами полна.
Добавить надо, что плоды на ветках
Краснеют сами в солнечные дни,
Никто тогда не спросит у деревьев,
Кем и когда посажены они.
Весна окончилась, и лето постепенно вступало в свои права.
Пожалуй, не расскажешь во всех подробностях о том, как наши путники вставали по утрам, завтракали, а по вечерам останавливались на ночлег, с опаской обходили горные потоки и очень осторожно переходили крутые склоны. Полмесяца шли они по ровной и покойной дороге и вдруг снова увидели впереди городские стены.
Всюду тихо и мирно
Дни приятны, теплы и дождливы.
Ненюфары, чилимы
Зеленеют на глади озерной.
От дождей благодатных
Наливаются сочные сливы,
И под ветром быстрее
Поспевают пшеничные зерна.
На широких равнинах,
Где недавно цветы облетали,
Волны трав ароматных
Летних дней возвещают начало.
И взрослей и смелее
Желтых иволог выводки стали,
И от этого сразу
Тонким веточкам ив полегчало.
Вон, кормить собираясь,
Громко кличут птенцов куропатки,
Вон летать своих деток
Чайки учат над ширью речною.
Ковш продвинулся к югу,
Стали ночи прозрачны и кратки,
Долгий день уже близок,
Будет вдоволь и влаги и зною.
И куда ни посмотришь –
Звери, птицы, луга, перелески –
Все растет и ликует,
Все купается в славе и блеске.
– Ученик мой! – сказал Танский наставник, обращаясь к Сунь У-куну. – Что это за место такое?
– Не знаю, не знаю! – ответил Сунь У-кун.
Чжу Ба-цзе засмеялся:
– Как же ты не знаешь? Ведь ты не раз бывал на этой дороге! Опять хитришь! Прикидываешься, будто не знаком с этой местностью, чтобы посмеяться над нами!
– Этот дурак совсем ничего не соображает! – обозлился Сунь У-кун. – Я и в самом деле бывал здесь, но всякий раз пролетал на своем облачке на высоте девятого неба. Ни разу мне не приходилось спускаться вниз, да и незачем было. Поэтому я и говорю, что не знаю этих мест. С чего это ты взял, что я хитрю?
Так, споря между собой, они не заметили, как подошли к окраине города. Танский наставник слез с коня, перешел через висячий мост и вошел в городские ворота. На длинной улице, под навесом одного из домов сидели два старца, о чем-то беседуя.
– Братцы! – едва слышно произнес Танский монах, обращаясь к своим спутникам. – Постойте пока здесь, опустите головы и не позволяйте себе никаких вольностей. А я пойду спрошу у старцев, что это за место.
Ученики повиновались и остановились как вкопанные.
Танский наставник подошел к старцам, сложил руки ладонями вместе и произнес:
– Почтенные благодетели мои! Я, бедный монах, прошу позволения обратиться к вам с просьбой!
Старцы в это время вели праздную беседу и толковали о разных разностях. Рассуждали о годах расцвета и годах упадка, об удачах и неудачах, вспоминали мудрых и прозорливых, геройские подвиги былых времен. Думали, гадали, где теперь находятся сами герои и что с ними стало, сокрушались и вздыхали. Вдруг они услышали, что кто-то обратился к ним. Они поклонились Танскому наставнику в ответ на его приветствие и в свою очередь спросили его:
– Уважаемый наставник! Что ты хочешь сказать нам?
– Я, бедный монах из далеких стран. Иду в обитель Будды, чтобы поклониться ему, – начал Сюань-цзан. – Только что прибыл в ваш благодатный край и не знаю, как он называется. Не скажете ли вы, где найти доброго хозяина, который покормил бы нас из милости.
– Наш округ называется Медная башня, – сказал один из старцев. – За этим городом есть уезд, который называется уездом Земных духов. Если ты, уважаемый наставник, голоден, можешь не просить подаяния, а ступай дальше, пройдешь через расписные ворота и выйдешь на улицу, ведущую с юга на север, там, на западной стороне, увидишь высокие ворота с башенкой, обращенные на восточную сторону, с изваяниями сидящих тигров. Это будет дом богатого сановника Коу Хуна. Перед воротами увидишь табличку, на которой написано: «Вход для десяти тысяч монахов». Тебя, пришедшего из дальних стран, там наверняка примут и накормят. Ступай, ступай! Не мешай нам вести беседу!
Танский наставник поблагодарил старцев и вернулся к своим.
– Это округ Медная башня уезда Земных духов, – сказал он, обращаясь к Сунь У-куну. – Старцы сказали мне, что, пройдя через расписные ворота, мы выйдем на улицу, которая ведет с юга на север. На этой улице стоят ворота с башенкой, обращенные к востоку, с изваяниями сидящих тигров. Там живет богатый сановник Коу Хун. Перед воротами есть табличка, на которой написано: «Вход для десяти тысяч монахов». Старцы посоветовали мне отправиться туда и попросить, чтоб нас покормили.
– Вот уж поистине Западная страна – обитель Будды, – воскликнул Ша-сэн. – Здесь чуть ли не в каждом доме накормят монаха. Поскольку это всего лишь уезд, нам не придется получать здесь пропуск. Давайте зайдем туда, попросим покормить нас, подкрепимся и – в путь-дорогу.
И вот наставник и трое его учеников, медленно шагая, пошли по главной улице. Прохожие в страхе глазели на них, окружив со всех сторон и строя на их счет различные догадки и предположения. Наставник велел своим ученикам молчать и все время твердил: «Ведите себя пристойно». Они шли, опустив головы, не осмеливаясь глаз поднять. Завернув за угол, наши путники действительно увидели большую улицу, ведущую с юга на север, и пошли по ней.
Вскоре им бросились в глаза ворота с башенкой и изваяниями тигров. Затем они увидели стенку, служившую щитом, на которой висела большая вывеска: «Вход для десяти тысяч монахов». Танский монах восторженно воскликнул:
– Вот уж поистине здесь, на западе, настоящая райская обитель Будды! Тут уж нас никто не обманет: ни мудрый, ни глупый. Я было не поверил тем старцам. Но вот видите, они сказали сущую правду.
Чжу Ба-цзе – грубый по природе – уже хотел было войти в ворота, но Сунь У-кун удержал его:
– Постой! – сказал он. – Обождем, когда кто-нибудь выйдет, расспросим обо всем и уж тогда войдем.
– Старший брат прав, – сказал Ша-сэн, – как бы нам не разгневать здешнего благодетеля, а то войдем запросто, как будто мы свои.
Путники остановились, расседлали коня и сняли поклажу.
Вскоре из ворот вышел седовласый человек с безменом в одной руке и с корзинкой в другой. При виде наших путников он так перепугался, что выронил все из рук и стал пятиться назад.
– Хозяин! – воскликнул он. – У ворот стоят четверо монахов весьма странных на вид.
В это время хозяин дома, опираясь на посох, прогуливался по внутреннему дворику, непрестанно славя Будду. Услышав это известие, он от неожиданности выронил свой посох и поспешил к воротам встретить пришельцев. Не обращая внимания на безобразные лица учеников Танского монаха, он радушно приветствовал их:
– Входите, милости просим! Входите! – любезно приглашал он.
Танский наставник и его спутники с величайшей почтительностью и скромностью вошли в ворота. Хозяин шел впереди, показывая дорогу. Они свернули в переулок и подошли к дому.
– Это – помещение для самых почетных гостей, – сказал хозяин, – здесь есть специальные залы для моления Будде, для чтения священных книг и для вкушения трапезы. Я и мои домочадцы, старые и малые, живем в помещении для менее почетных гостей.
Танский монах то и дело выражал свой восторг и был очень доволен. Он достал свое монашеское одеяние, облачился в него, поклонился изваянию Будды и вошел в молельню. О том, что он увидел там, лучше рассказать в стихах:
Танский монах вымыл руки, взял благовонные свечи и стал молиться, отбивая земные поклоны. По окончании молитвы он повернулся к хозяину дома и поклонился ему.
Дым волной ароматной
Плывет в этом маленьком храме,
И сквозь легкое марево
Яркие свечи горят.
Зал блестит позолотой
И пышно разубран цветами,
И узорчатых стен
Поражает роскошный наряд.
Здесь для мирной молитвы
Все смогут найти богомольцы,
Красной киноварью
Перекладин покрыты ряды,
Из червонного золота
Блещут на них колокольцы,
Колыхаясь вверху,
Как в саду – наливные плоды.
В глубине, на подставках,
Сверкающим лаком покрытых,
Барабаны узорные
Друг против друга стоят,
Сотни Будд золотых,
Как живые, повсюду глядят,
И ковры дорогие
Пестреют на мраморных плитах,
А на пышных хоругвях,
Цветными шелками расшитых,
Реют восемь «сокровищ» [68],
Расцветкою радуя взгляд.
Много утвари древней:
Курильниц и ваз вереницы,
Старой бронзой блестя,
Протянулись вдоль каждой стены,
В темных чашах курильниц
Сандал благовонный дымится,
И тяжелые вазы
Живых ненюфаров полны.
А на пестрых столах,
Изукрашенных лаком цветистым,
Дорогие шкатулки
Сверкают искусной резьбой.
Здесь предаться ты можешь
Раздумьям глубоким и чистым,
Благородных курений
Вдыхая туман голубой.
Полон пышных святынь,
Изваяний и знаков заветных,
День и ночь этот зал
Для молитв и гаданий готов:
На столах нарисованы
Пять облаков разноцветных,
А шкатулки полны
Лепестками душистых цветов.
Вот стеклянные чаши:
Чиста и прозрачна, сверкает
В них святая вода.
Вот напевно и мерно звенит
Золоченое било
И словно наш дух окликает,
И от грешной земли
Увлекает в небесный зенит.
И не трудно поверить,
Что много столетий не гасло –
С той поры, как повсюду
Святое ученье царит, –
Это яркое пламя
Душистого, чистого масла,
Что в хрустальных лампадах
Пред ликами Будды горит.
Право, можно сказать,
Что чудесная эта молельня
От мирской суеты
Словно стенами ограждена.
Пусть не в храме, а в доме,
Но святость ее беспредельна,
И любой монастырь
Красотой превосходит она.
– Постой! – остановил его хозяин. – Давай войдем в зал для чтения священных книг и там представимся друг другу.
О, какой это был зал!
Войдя в этот зал, Танский наставник хотел было опять приветствовать хозяина, но тот снова удержал его:
На изукрашенном помосте,
Широком, четырехугольном,
Вниманье сразу привлекают
Ряды высоких поставцов [69].
Откроешь – и на каждой полке
Увидишь кипы книг старинных,
Все истины земли и неба –
Творенья древних мудрецов.
А рядом с ними на помосте
Играют золотом и яшмой
Ларцы и ларчики резные,
Расставленные там и сям:
В них свитки ценные хранятся,
Собрания старинных грамот –
На радость мудрому владельцу,
На удивление гостям.
На хрупких столиках узорных,
Покрытых лаком драгоценным,
Сверкают тушечницы с тушью,
Бумага, кисти для письма,
И все, что видишь в этом зале,
Как в лучшем из книгохранилищ,
Полно приятных развлечений
Для просвещенного ума.
Вот перед ширмой ярко-красной,
Перцового, густого цвета,
Изящно выгнутые лютни
Расставлены невдалеке,
Вот в удивительном порядке
Разложены картины, книги,
А вот точеные фигуры
Блестят на шахматной доске.
И тут же золотой отделкой
Блистает яшмовое било,
Чей величавый, звучный голос
К священным помыслам зовет.
А рядом со стены свисает
Густая «борода дракона» [70],
Что охраняет от соблазнов,
От праздных мыслей и забот.
Струится в окна свежий воздух,
Вселяя и покой и бодрость,
Душе усталой помогая
Свои тревоги превозмочь.
Здесь каждому на ум приходят
Одни возвышенные мысли,
А все желания мирские
Невольно отступают прочь.
– Прошу прежде снять с себя дорогое облачение, – сказал он.
Танский монах снял рясу, и тогда только хозяин обменялся с ним положенными поклонами. Затем позвали Сунь У-куна и остальных учеников, чтобы те тоже могли представиться хозяину. После этого хозяин велел накормить коня, сложить поклажу под навесом и лишь тогда завел беседу с гостями, поинтересовавшись, кто они такие и откуда идут.
– Я, бедный монах из восточных земель, – начал Сюань-цзан, – посланец великого Танского государства. Прибыл в вашу благодатную страну, чтобы посетить чудесную гору Линшань, поклониться Будде и испросить у него священные книги. Узнав, что в твоих драгоценных хоромах уважают монахов, я явился сюда поклониться тебе и попросить накормить нас, чтобы мы тотчас же могли отправиться дальше.
Лицо хозяина при этих словах просветлело, и он, радушно посмеиваясь, стал рассказывать о себе.
– Меня, недостойного, зовут Коу Хун, – сказал он, – а прозвище мое «Великодушный». Вот уже шестьдесят четыре года зря живу на свете. Сорока лет я дал зарок принять и накормить ровно десять тысяч монахов. Нынче исполнилось ровно двадцать четыре года, как я дал свой обет. У меня ведется книга записей, в которую я заношу имена монахов, облагодетельствованных мною. Недавно на досуге я сосчитал монахов, которым дал приют, – за все это время их оказалось девять тысяч девятьсот девяносто шесть человек. Не хватало еще четырех монахов. И вот сегодня небо как раз и ниспослало мне вас, четверых. Заветное число десять тысяч, таким образом, завершается. Прошу тебя, уважаемый наставник, сообщить мне ваши имена. Вы уж как хотите, но поживите у меня с месяц или подольше, а затем я велю подать паланкин и коней, чтобы проводить тебя на гору, почтенный наставник. Отсюда до чудесной горы Линшань всего только восемьсот ли. Теперь совсем недалеко.
Танский наставник от этих слов пришел в неописуемую радость и скрепя сердце согласился пожить здесь немного. Но об этом мы рассказывать не будем.
Все слуги, от мала до велика, стали носить дрова, таскать воду, брать крупу, муку и разные овощи, готовить трапезу.
Хозяйка, встревоженная шумом, спросила:
– Что за монахи явились к нам в дом и почему из-за них поднялась такая суматоха?
– Это не простые монахи, – отвечали слуги. – Они говорят, что их послал сам император великого Танского государства и что идут они из восточных земель на чудесную гору Линшань поклониться Будде. Они прошли невесть какой дальний путь.
Хозяин говорит, что это само небо ниспослало их нам, и велел скорей приготовить еду, чтобы угостить их.
Хозяйка, услышав их слова, тоже обрадовалась и позвала служанок:
– Принесите мне мое самое лучшее платье, – приказала она. – Я выйду посмотреть на них.
– Госпожа, смотреть можно лишь на одного из них, – предупредили ее слуги, – а на трех остальных лучше не глядеть: уж очень страшны на вид.
– Вы не знаете, – отвечала им хозяйка, – что все безобразные, уродливые и причудливые являются небожителями, сошедшими на землю. Поспешите доложить вашему господину, что я выйду.
Слуги стремглав прибежали в зал для чтения священных книг и обратились к хозяину:
– Госпожа идет! Она хочет поклониться почтенным отцам из восточных земель.
Танский монах, услышав их слова, тотчас же поднялся с места.
Между тем хозяйка уже успела войти в зал. Вскинув глаза на Танского монаха, она увидела, что он был величавой наружности, красив собой и мужествен. Затем она взглянула на его учеников и хоть знала, что они – небожители, спустившиеся на землю, тем не менее испугалась, опустилась на колени и начала кланяться.
Танский наставник, поклонившись ей в ответ, промолвил:
– Ты обозналась, добрая женщина, мы недостойны подобного уважения.
Тогда хозяйка обратилась к мужу:
– Почему же эти четверо монахов не сидят рядом?
Чжу Ба-цзе выпятил рыло и рявкнул:
– Мы трое всего лишь ученики и спутники! – Голос его прозвучал, словно рык тигра в глухих горах!
Хозяйка так и задрожала от страха.
В это время появился еще один слуга и доложил:
– Двое младших дядюшек наших тоже пожаловали сюда!
Танский наставник поспешно обернулся и увидел двух молодых сюцаев [71]. Войдя в зал, молодые люди совершили земной поклон и этим так смутили Танского наставника, что он тут же опустился на колени, чтобы ответить им, однако хозяин успел удержать его и сказал:
– Это мои сыновья. Одного зовут Коу Лян, а другого – Коу Дун. Они только что пришли с занятий и еще не обедали. Узнав, что вы пожаловали к нам, они явились вам поклониться.
Танский наставник пришел в восторг и стал восклицать:
– Вот умники! Вот умники! Верно говорится: «Желаешь иметь добродетельных учеников – твори добро; а хочешь иметь хороших сыновей и внуков – заставляй их учиться!».
Оба сюцая обратились к отцу с вопросом:
– Откуда прибыл этот уважаемый наставник?
– Издалека, – улыбнулся Коу Хун. – Он – посланец самого императора великого Танского государства, которое находится в восточных землях на Южном материке. А идет он на чудесную гору Линшань поклониться Будде и испросить у него священные книги.
Один из сюцаев сказал:
– Я читал книгу «Пространные записки о всевозможных событиях», в которой говорится, что в мире существует только четыре материка. Мы живем на Западном материке, который называется Синюхэчжоу. Еще существует Восточный материк – Дуншэншэньчжоу. Думается мне, что от Южного материка Наньшаньчжоу до нас пришлось идти бог весть сколько лет!
Танский наставник засмеялся:
– Мне, бедному монаху, в пути приходилось больше задерживаться, чем двигаться. Часто встречались злые духи-мары и жестокие оборотни, от которых я испытывал множество страданий и терпел немало горя. Только благодаря моим ученикам, которые охраняли и защищали меня, я оказался здесь, в вашем благодатном краю. По моим подсчетам, за все это время уже четырнадцать раз сменялись зимняя стужа и летний зной.
Услышав столь замысловатый оборот речи, оба сюцая стали расхваливать Танского наставника, и все твердили: