Страница:
На рогах красовались
Четырнадцать длинных развилин.
Был он оборотнем,
А теперь навсегда обессилен.
Он тайком обучился
Бесовским заклятьям и чарам:
Колдовать, становиться драконом,
Холодным лучом.
Жил в волшебном дворце он,
И было ему нипочем
Обернуться святым мудрецом
И наставником старым.
Но расплата пришла,
И возмездия ждал его день:
Пред хозяином снова склонился
Покорный олень.
Дух звезды Долголетия простился с Сунь У-куном, сел верхом на оленя и собрался было отправиться в путь, но Сунь У-кун удержал его:
– Постой-ка, брат! – сказал он. – Надо завершить еще два дела.
– Какие там еще дела? – удивился старец.
– Надо поймать его красотку и узнать, что это за тварь, – ответил Сунь У-кун. – Кроме того, мы должны все вместе отправиться в страну бикшу и предстать перед ее неразумным правителем; пусть посмотрит на оборотня в его настоящем виде и откажется от своих прежних повелений.
– Ну что же, – ответил старец, – придется, видно, мне потерпеть. Ступайте с полководцем звезды Тяньпэн в пещеру и изловите красотку. Заодно и ее покажете в настоящем виде.
– Так ты жди нас здесь, брат, – попросил Сунь У-кун. – Мы живо справимся и вернемся сюда.
Чжу Ба-цзе приосанился и направился вслед за Сунь У-куном в пещеру Цветов бессмертного старца.
– Идем за оборотнем! Идем за оборотнем! – кричал Чжу Ба-цзе зычным голосом.
А красотка тем временем дрожала от страха. Бежать было некуда. Услышав крики Чжу Ба-цзе, она спряталась за каменным экраном перед воротами, но задних ворот в пещере не было, – выскочить она не могла, и Чжу Ба-цзе увидел ее.
– Ты куда? – заорал он, видя, как заметалась красотка. – Погоди, гнусная тварь, я покажу тебе, как морочить добрых людей! Видишь эти грабли?
У красотки в руках не было никакого оружия, и она, отскочив в сторону, превратилась в холодный луч и помчалась к выходу. Но Сунь У-кун не растерялся и сразу же преградил ей путь. «Бац! Бац!» – раздались удары посохом, и оборотень, потеряв опору в ногах, упал на землю, прямо в пыль, где сразу же принял свой первоначальный облик. Представьте себе, это была лисичка с белой мордочкой! Чжу Ба-цзе не удержался, высоко поднял грабли и одним ударом размозжил ей голову. Бедная лисичка! Еще недавно она была обворожительной красавицей, одним взглядом покоряющей целые города! А сейчас это был неподвижный мохнатый комок.
– Не трогай ее! – закричал Сунь У-кун. – Пусть правитель полюбуется своей красоткой!
Без всякого отвращения Чжу Ба-цзе схватил лисичку за хвост и поволок ее за собой, выйдя вместе с Сунь У-куном из пещеры.
Тем временем дух звезды Долголетия, гладя рукой голову оленя, журил его:
– Ах ты, скот этакий! – говорил он. – Как же это ты провел меня? Оставил своего хозяина, а сам превратился в оборотня! Да если бы я не подоспел сюда, Великий Мудрец избил бы тебя до смерти!
В этот момент к ним подошел Сунь У-кун и спросил:
– Ты о чем тут толкуешь?
– Да вот все браню своего оленя!
Чжу Ба-цзе швырнул лисицу прямо к оленю.
– Не твоя ли это любимая доченька? – злорадно спро – сил он.
Олень помотал головой и, вытянув морду, стал обнюхивать мертвую лисицу, после чего жалобно замычал.
Дух звезды Долголетия хлопнул его по голове.
– Скотина! Довольно с тебя и того, что ты остался жив, – укоризненно сказал он. – А ты еще обнюхиваешь эту падаль!
Он быстро снял с себя пояс, привязал один конец к шее животного, а другой взял в руки.
– Великий Мудрец! – сказал он, обращаясь к Сунь У-куну. – Я готов идти с тобой в страну бикшу.
– Постой! – остановил его Сунь У-кун. – Надо очистить это место от всяких следов нечисти, чтобы впредь она вновь не завелась.
Чжу Ба-цзе, услышав эти слова, сразу же стал ломать растущие вокруг ивы. А Сунь У-кун прочел волшебное заклинание, и перед ним снова предстал местный дух земли.
– Набери скорей сухого хвороста. Мы разведем костер и выжжем всю нечисть, которая здесь завелась, чтобы она больше не причиняла зла людям.
Дух земли покружился: сразу же подул северный ветер и откуда ни возьмись появился целый сонм духов-воинов, которые приволокли несметное количество разных сухих трав и сухой камыш. Образовался огромный стог растений, которые сохли в течение двух лет и от одной искры могли загореться, словно облитые гарным маслом.
– Ба-цзе! – крикнул Сунь У-кун. – Не ломай деревья! Давай завалим пещеру этим стогом, подожжем его, и все сгорит дотла.
И действительно, как только взметнулся огонь, пещера Цветов, в которой жил оборотень, превратилась в бушующее море пламени.
После этого Сунь У-кун велел духу земли убраться восвояси. А затем вместе с Чжу Ба-цзе и духом звезды Долголетия, который вел на поводу оленя и тащил лисицу, прибыл ко дворцу правителя страны бикшу.
– Вот тебе твоя красотка, любуйся! – воскликнул Сунь У-кун, указывая на лисицу. – Разве можно было любить ее?
Правитель весь дрожал от страха. Все придворные, в том числе жены и наложницы правителя, увидев Великого Мудреца Сунь У-куна и духа звезды Долголетия, который тащил на поводу белого оленя, оцепенели от страха и принялись отбивать земные поклоны. Подойдя к правителю, Сунь У-кун взял его под руку и, смеясь, сказал:
– Хватит кланяться! Вот этот олень как раз и есть тесть государя. Ты бы лучше ему поклонился!
Правитель не знал, куда деваться от стыда:
– Благодарю тебя, святой монах, за избавление от смерти невинных детей моей страны, – лепетал он. – Вот уж поистине вы оказали нам милость, такую же великую, как само небо!
Затем он распорядился, чтобы приготовили обильную трапезу из постных блюд.
Широко распахнулись ворота восточного дворца, и правитель пригласил туда в знак благодарности духа звезды Долголетия, Танского монаха и его учеников. Танский монах и Ша-сэн приветствовали духа звезды Долголетия вежливым поклоном, а затем они оба заинтересовались белым оленем.
– Каким же образом он мог попасть сюда и натворить столько зла, если принадлежит вам? – спросили они у старца.
Дух звезды Долголетия рассмеялся.
– Вот как было дело – начал он, – недавно мимо моей горы проносился Восточный князь [10]. Я задержал его у себя и уселся играть с ним в шашки. Не успели мы закончить партию, как эта скотина вдруг куда-то исчезла. Когда гость мой удалился, я пустился на поиски, но нигде не мог его найти. Тогда я стал прикидывать по пальцам, куда он мог деваться, и сообразил, что он может находиться только здесь. Едва я направился сюда, как повстречал Великого Мудреца Сунь У-куна, который прикончил бы эту скотину, если бы я еще немного задержался.
В это время явились слуги с докладом: «Кушать подано!» Каких только не было яств на этом пиру! Вот послушайте:
Один лишь Танский монах не выпил ни глотка.
– Брат! – сказал Чжу Ба-цзе, обращаясь к Сунь У-куну. – Бери все мои фрукты и плоды, а взамен отдай мне все супы и рис.
Сунь У-кун согласился, и Дурень принялся уплетать за обе щеки, ни крошки не оставляя после себя.
Но вот пир подошел к концу, и дух звезды Долголетия стал прощаться. Правитель приблизился к нему, опустился на колени и начал с поклонами молить его дать совет, как избавиться от недуга и продлить жизнь.
– Я, видишь ли, искал своего оленя, а потому не взял с собой никаких пилюль и снадобий, – отвечал дух Долголетия. – Я бы охотно дал тебе совет, как излечиться, но уж больно ты слаб и хил, не сможешь выполнить его. Ба! Да у меня в рукаве осталось еще три финика из тех, что я набрал для Восточного князя, когда потчевал его чаем. На, возьми их в подарок!
Правитель тут же проглотил их и почувствовал облегчение: болезнь начала выходить из него. Вот почему впоследствии тот, кто вкушал финики, обретал долголетие.
Чжу Ба-цзе стал просить старца:
– Почтеннейший дух Долголетия! Дай и мне хоть несколько фиников.
– А у меня больше нет при себе! – отвечал старец. – Как-нибудь в другой раз я подарю тебе хоть несколько цзиней.
С этими словами он вышел из восточного дворца, поблагодарил за угощение, подозвал к себе белого оленя, вскочил ему на спину и улетел на облаке.
Мы не станем рассказывать здесь о том, как правитель со своими женами и наложницами, все жители, знатные и простые, возжигали фимиам, кланялись и благодарили.
– Ну, братья, – сказал Танский монах, – и нам пора в путь. Давайте прощаться с правителем.
Но правитель ни за что не хотел отпускать монахов, слезно молил их остаться и просветить его учением Будды.
– Государь! – сказал Сунь У-кун. – Возьми себе за правило отныне поменьше предаваться страстям, побольше совершать тайных благотворений, во всех делах старайся добром перекрывать зло, и этого будет вполне достаточно, чтобы изгнать болезнь и продлить жизнь. В этом и заключается наше учение.
Тогда правитель велел вынести два подноса с рассыпным золотом и серебром и преподнес его монахам на дорожные расходы. Но Танский монах наотрез отказался взять хотя бы крупицу. Однако правитель государства не унимался. Он велел подать царский выезд, предложил Танскому монаху занять место в своей колеснице, и сам вместе с женами и наложницами выкатил ее за ворота дворца. На всех улицах и базарах толпами собрались жители, каждый хотел хоть чем-нибудь проявить свою благодарность: кто подносил воду, кто возжигал душистый ладан; так наших путников провожали до городских ворот. Неожиданно налетел сильный ветер, и с воздуха по обеим сторонам дороги плавно опустились корзины – тысяча сто одиннадцать штук. Дети, которые находились в них, громко плакали. Их незримо охраняли дух-хранитель города, дух местности, духи очагов, повелитель духов пяти стран света, четыре божества времени, небесные посланцы Лю-дин и Лю-цзя и, наконец, духи – хранители кумирен. Обращаясь к Сунь У-куну, они воскликнули:
– Великий Мудрец! Мы в точности выполнили твое повеление и укрыли всех этих детей. Ныне, узнав, что ты, Великий Мудрец, расправился с оборотнем и отправляешься в дальнейший путь, мы решили вернуть сюда всех детей.
Правитель вместе со всеми своими приближенными, а так же все сановники и простой народ стали отбивать земные поклоны.
– Благодарю вас всех, уважаемые духи! – громко произнес Сунь У-кун, взглянув на небо. – Возвращайтесь к себе. Я велю всем людям этой страны постоянно приносить вам в благодарность жертвы.
Вновь зашумел, завыл сильный северный ветер и быстро умчался.
Сунь У-кун велел жителям города забрать своих детей. Весть об этом сразу же разнеслась по всему городу. Родители явились, радостные и ликующие, вынимали детей из корзин, обнимали их, называя разными ласковыми именами, некоторые даже прыгали от радости, смеялись, и все в один голос упрашивали Танского монаха и его спутников: «Обязательно зайдите к нам, мы хотим отблагодарить вас хоть чем-нибудь за спасение наших детей!». Старые и малые, мужчины и женщины без всякого страха подходили к ученикам Сюань-цзана, несмотря на их безобразную внешность; Танского монаха, Сунь У-куна, Чжу Ба-цзе и Ша-сэна подхватили на руки, взяли под уздцы коня, потащили поклажу и так возвратились в город. Правитель не мог помешать жителям изъявлять благодарность. И вот начались угощения. Кто не мог пригласить к себе монахов, подносил им подарки: монашеские головные уборы, сандалии, одежду, чулки. В общем, всех их снарядили с ног до головы.
Лишь через месяц монахи покинули страну бикшу. Перед их уходом с них срисовали образа, возвели в их честь памятные таблицы в домовых храмах и стали совершать перед ними жертвоприношения. Все это произошло потому, что
ГЛАВА ВОСЬМИДЕСЯТАЯ,
Итак, сам правитель страны бикшу, все его придворные чины, а также жители столицы провожали Танского монаха и его спутников целых двадцать ли и никак не могли расстаться с ними. Танскому монаху едва удалось покинуть царскую колесницу. Оседлав коня, он тут же распростился со всеми и пустился в путь-дорогу. Долго еще смотрели вслед путникам провожающие и вернулись в город лишь тогда, когда те исчезли из виду. Прошло много времени, лютая зима сменилась весной, и уже близилось лето, а путники все шли и шли, и не было ни конца ни края полевым цветам в степных просторах, дремучим лесам в неприступных горах. Волшебница-природа поражала своей красотой и пьянила ароматом цветов и трав. Но вот впереди показался огромный горный кряж с неприступными вершинами. Танский монах встревожился, однако не подал вида и спокойно спросил:
– Братья! Что скажете? Можно пройти через эту высокую гору?
Сунь У-кун, как обычно, рассмеялся.
– Наставник! – проговорил он. – Можно подумать, что ты никогда не отправлялся в далекое путешествие. Да разве ты княжич или царевич какой, что живет взаперти и ничего не видит, вроде лягушки, попавшей в колодец. Ведь еще в древности говорили: «Гора дороге не помеха». Зачем же спрашивать, можно пройти или нет.
– Все это верно, – отвечал Танский монах, – боюсь только, что на этих кручах водятся чудовища, которые могут напасть на нас.
– Не беспокойся! – вмешался Чжу Ба-цзе. – Отсюда до страны высшего блаженства, где обитает Будда, не так уж далеко. Уверен, что теперь с нами ничего не случится.
Беседуя, Танский монах и его ученики не заметили, как подошли к подножию горы. Сунь У-кун вооружился своим посохом с золотыми обручами и поднялся на вершину горы.
– Наставник! – крикнул он. – Здесь, оказывается, прекрасная дорога! Она опоясывает горы. Живей поднимайтесь сюда!
Танский монах пришпорил коня.
– Брат Чжу Ба-цзе! Возьми коромысло с поклажей, – попросил Ша-сэн.
Чжу Ба-цзе взвалил поклажу на спину. Ша-сэн взял коня под уздцы, Танский монах покрепче уселся в седле, и они все вместе последовали за Сунь У-куном. С вершины открывался поистине прекрасный вид.
– Братья! – воскликнул он, придержав коня, и сложил стихи:
Кто хочет богатства и славы добиться,
Тот с мирным досугом навеки простится.
– Все это верно, ученик мой, – возразил ему Танский монах, – однако мы идем, идем, а я до сих пор не знаю, где страна высшего блаженства, обитель Будды.
– Учитель! – вмешался тут Чжу Ба-цзе. – Думается мне, что Будда Татагата не хочет расставаться со своими книгами, вот и переселился в другое место, зная, что мы идем за ними. Иначе, чем объяснить, что мы никак не можем добраться до его райской обители?
– Попридержи язык! – оборвал его Ша-сэн. – Иди за старшим братом да помалкивай. Не надо только времени терять даром; ведь должен наступить день, когда мы достигнем цели.
Продолжая беседовать, наши путники подошли к густому бору, где росли черные сосны. Тут Танский монах окончательно потерял присутствие духа.
– Сунь У-кун! – испуганно произнес он. – Что же это такое? Не успели мы преодолеть горные кручи, как перед нами вырос дремучий лес? Нет, все это неспроста!
– А что нам лес! – беззаботно ответил Сунь У-кун.
– Как что? – одернул его Танский монах. – Разве не знаешь пословицу: «Кто кажется чересчур честным – не всегда честен. Кто выглядит чересчур добрым, может оказаться злым». Нам не раз доводилось проходить через густые леса, но в дремучей чаще мы еще не бывали!
Вы бы видели, читатель, что это был за лес!
Танский монах, наконец, не выдержал и взмолился:
– Братья! Здесь так хорошо и спокойно, как еще не бывало ни в одном из многих лесов, через которые нам пришлось пройти. Вы только посмотрите, какие замечательные цветы, удивительные растения! Так хотелось бы посидеть здесь хоть недолго. И конь бы передохнул. А ты, Сунь У-кун, тем временем сходил бы да раздобыл чего-нибудь поесть. Я что-то проголодался.
– Ну что ж! – отвечал Сунь У-кун. – В таком случае слезай с коня, наставник! Я постараюсь принести тебе чего-нибудь.
Танский монах послушался Сунь У-куна и спешился. Чжу Ба-цзе крепко-накрепко привязал коня к дереву, а Ша-сэн опустил на землю поклажу, достал патру и передал ее Сунь У-куну.
– Сиди на месте, наставник, и ничего не бойся! – прогово – рил Сунь У-кун. – Я мигом слетаю туда и обратно.
Танский монах уселся под сенью сосны, а Чжу Ба-цзе и Ша-сэн стали собирать цветы и ягоды, чтобы поразмяться.
Сунь У-кун одним прыжком поднялся высоко в небо, встал на благодатное облачко и, взглянув вниз, увидел сияние. Оно исходило из лесной чащи.
– Чудесно! Замечательно! – не утерпев, воскликнул Сунь У-кун, желая воздать хвалу Танскому монаху, истому праведнику. Он совершенствовался целых десять поколений, и вот теперь над головой его незримо сиял благовещий нимб.
– Я, старый Сунь У-кун, – продолжал Царь обезьян, – пятьсот лет назад учинил великое буйство в небесных чертогах, на чудесном облаке долетал до конца земли, побывал на краю неба, собрал вокруг себя целую толпу оборотней и провозгласил себя Великим Мудрецом, равным небу, покорял драконов и укрощал тигров, вычеркнул себя из книги смерти. Я, старый Сунь У-кун, носил трехъярусную золотую корону, надевал золотую кольчугу и латы, в руках держал посох с золотыми обручами, на ногах носил башмаки, шагающие по облакам! У меня в услу жении находилось сорок семь тысяч покорных мне духов-оборотней, которые величали меня: «Отец наш, Великий Мудрец». Но теперь я превратился в человека, избавился от небесной кары и стал твоим покорным слугой и учеником. Это благовещее сияние вокруг твоей головы, чудесный мой наставник, говорит о том, что тебя ждут многие блага по возвращении в восточные земли, стало быть и мне, старому Сунь У-куну, безусловно выпадет счастье получить истинное перерождение.
Четырнадцать длинных развилин.
Был он оборотнем,
А теперь навсегда обессилен.
Он тайком обучился
Бесовским заклятьям и чарам:
Колдовать, становиться драконом,
Холодным лучом.
Жил в волшебном дворце он,
И было ему нипочем
Обернуться святым мудрецом
И наставником старым.
Но расплата пришла,
И возмездия ждал его день:
Пред хозяином снова склонился
Покорный олень.
Дух звезды Долголетия простился с Сунь У-куном, сел верхом на оленя и собрался было отправиться в путь, но Сунь У-кун удержал его:
– Постой-ка, брат! – сказал он. – Надо завершить еще два дела.
– Какие там еще дела? – удивился старец.
– Надо поймать его красотку и узнать, что это за тварь, – ответил Сунь У-кун. – Кроме того, мы должны все вместе отправиться в страну бикшу и предстать перед ее неразумным правителем; пусть посмотрит на оборотня в его настоящем виде и откажется от своих прежних повелений.
– Ну что же, – ответил старец, – придется, видно, мне потерпеть. Ступайте с полководцем звезды Тяньпэн в пещеру и изловите красотку. Заодно и ее покажете в настоящем виде.
– Так ты жди нас здесь, брат, – попросил Сунь У-кун. – Мы живо справимся и вернемся сюда.
Чжу Ба-цзе приосанился и направился вслед за Сунь У-куном в пещеру Цветов бессмертного старца.
– Идем за оборотнем! Идем за оборотнем! – кричал Чжу Ба-цзе зычным голосом.
А красотка тем временем дрожала от страха. Бежать было некуда. Услышав крики Чжу Ба-цзе, она спряталась за каменным экраном перед воротами, но задних ворот в пещере не было, – выскочить она не могла, и Чжу Ба-цзе увидел ее.
– Ты куда? – заорал он, видя, как заметалась красотка. – Погоди, гнусная тварь, я покажу тебе, как морочить добрых людей! Видишь эти грабли?
У красотки в руках не было никакого оружия, и она, отскочив в сторону, превратилась в холодный луч и помчалась к выходу. Но Сунь У-кун не растерялся и сразу же преградил ей путь. «Бац! Бац!» – раздались удары посохом, и оборотень, потеряв опору в ногах, упал на землю, прямо в пыль, где сразу же принял свой первоначальный облик. Представьте себе, это была лисичка с белой мордочкой! Чжу Ба-цзе не удержался, высоко поднял грабли и одним ударом размозжил ей голову. Бедная лисичка! Еще недавно она была обворожительной красавицей, одним взглядом покоряющей целые города! А сейчас это был неподвижный мохнатый комок.
– Не трогай ее! – закричал Сунь У-кун. – Пусть правитель полюбуется своей красоткой!
Без всякого отвращения Чжу Ба-цзе схватил лисичку за хвост и поволок ее за собой, выйдя вместе с Сунь У-куном из пещеры.
Тем временем дух звезды Долголетия, гладя рукой голову оленя, журил его:
– Ах ты, скот этакий! – говорил он. – Как же это ты провел меня? Оставил своего хозяина, а сам превратился в оборотня! Да если бы я не подоспел сюда, Великий Мудрец избил бы тебя до смерти!
В этот момент к ним подошел Сунь У-кун и спросил:
– Ты о чем тут толкуешь?
– Да вот все браню своего оленя!
Чжу Ба-цзе швырнул лисицу прямо к оленю.
– Не твоя ли это любимая доченька? – злорадно спро – сил он.
Олень помотал головой и, вытянув морду, стал обнюхивать мертвую лисицу, после чего жалобно замычал.
Дух звезды Долголетия хлопнул его по голове.
– Скотина! Довольно с тебя и того, что ты остался жив, – укоризненно сказал он. – А ты еще обнюхиваешь эту падаль!
Он быстро снял с себя пояс, привязал один конец к шее животного, а другой взял в руки.
– Великий Мудрец! – сказал он, обращаясь к Сунь У-куну. – Я готов идти с тобой в страну бикшу.
– Постой! – остановил его Сунь У-кун. – Надо очистить это место от всяких следов нечисти, чтобы впредь она вновь не завелась.
Чжу Ба-цзе, услышав эти слова, сразу же стал ломать растущие вокруг ивы. А Сунь У-кун прочел волшебное заклинание, и перед ним снова предстал местный дух земли.
– Набери скорей сухого хвороста. Мы разведем костер и выжжем всю нечисть, которая здесь завелась, чтобы она больше не причиняла зла людям.
Дух земли покружился: сразу же подул северный ветер и откуда ни возьмись появился целый сонм духов-воинов, которые приволокли несметное количество разных сухих трав и сухой камыш. Образовался огромный стог растений, которые сохли в течение двух лет и от одной искры могли загореться, словно облитые гарным маслом.
– Ба-цзе! – крикнул Сунь У-кун. – Не ломай деревья! Давай завалим пещеру этим стогом, подожжем его, и все сгорит дотла.
И действительно, как только взметнулся огонь, пещера Цветов, в которой жил оборотень, превратилась в бушующее море пламени.
После этого Сунь У-кун велел духу земли убраться восвояси. А затем вместе с Чжу Ба-цзе и духом звезды Долголетия, который вел на поводу оленя и тащил лисицу, прибыл ко дворцу правителя страны бикшу.
– Вот тебе твоя красотка, любуйся! – воскликнул Сунь У-кун, указывая на лисицу. – Разве можно было любить ее?
Правитель весь дрожал от страха. Все придворные, в том числе жены и наложницы правителя, увидев Великого Мудреца Сунь У-куна и духа звезды Долголетия, который тащил на поводу белого оленя, оцепенели от страха и принялись отбивать земные поклоны. Подойдя к правителю, Сунь У-кун взял его под руку и, смеясь, сказал:
– Хватит кланяться! Вот этот олень как раз и есть тесть государя. Ты бы лучше ему поклонился!
Правитель не знал, куда деваться от стыда:
– Благодарю тебя, святой монах, за избавление от смерти невинных детей моей страны, – лепетал он. – Вот уж поистине вы оказали нам милость, такую же великую, как само небо!
Затем он распорядился, чтобы приготовили обильную трапезу из постных блюд.
Широко распахнулись ворота восточного дворца, и правитель пригласил туда в знак благодарности духа звезды Долголетия, Танского монаха и его учеников. Танский монах и Ша-сэн приветствовали духа звезды Долголетия вежливым поклоном, а затем они оба заинтересовались белым оленем.
– Каким же образом он мог попасть сюда и натворить столько зла, если принадлежит вам? – спросили они у старца.
Дух звезды Долголетия рассмеялся.
– Вот как было дело – начал он, – недавно мимо моей горы проносился Восточный князь [10]. Я задержал его у себя и уселся играть с ним в шашки. Не успели мы закончить партию, как эта скотина вдруг куда-то исчезла. Когда гость мой удалился, я пустился на поиски, но нигде не мог его найти. Тогда я стал прикидывать по пальцам, куда он мог деваться, и сообразил, что он может находиться только здесь. Едва я направился сюда, как повстречал Великого Мудреца Сунь У-куна, который прикончил бы эту скотину, если бы я еще немного задержался.
В это время явились слуги с докладом: «Кушать подано!» Каких только не было яств на этом пиру! Вот послушайте:
Гости начали с того, что сперва определили места за столом по порядку старшинства. Первое место было предложено занять духу звезды Долголетия. Танский монах занял второе место. Правитель государства сел напротив. По бокам расселись Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн. Далее, слева и справа, уселись несколько великих сановников и советников Тай-ши [11], после чего сразу же было отдано распоряжение сановнику, ведавшему музыкой, пением и пляской, начинать представление. Правитель собственноручно подносил гостям пурпурные бокалы, наполненные вином.
Числа нет украшениям богатым
У входа в зал. Там – тысячи ковров,
Завес узорных из живых цветов.
Дворец наполнен дивным ароматом.
Для пира пышный стол уже готов,
Парчовой, яркой скатертью накрытый.
Ковер червленый застилает плиты,
Как облако на утренней заре.
Из ста курильниц фимиам сандала
Плывет, клубясь, до пестрых балок зала.
Стол тонет в золоте и серебре:
Там овощей полны большие блюда,
Приятен вид их, тонок аромат.
В корзинах, сложенные свежей грудой,
Там фрукты разноцветные лежат.
Там звери разные, за рядом ряд,
Отлитые из леденца цветного:
Вот барс, вот пара уток «Юаньян»,
Вот лев, вот конь, вот лев багряный снова,
А вот верблюд и стадо обезьян.
Здесь ковш похож на птицу-рыболова,
Бокала клюв похож на какаду.
Там виноград разложен на виду.
А персики? – один сочней другого!
Стручков, бобов, орехов разных тьма.
Колючие плоды, личжи, каштаны
И фундуки… А здесь лежат бананы,
И финики, и фиги, и хурма,
Фруктовые пастилы и печенья,
И лакомые сласти на меду –
Все дразнит обоняние и зренье.
Куски сыров лежат в одном ряду
С творожниками… Просто объеденье!
Вот в чашах виноградное вино
С густым настоем из сосновых шишек,
На золотых подносах горы пышек!
Душистый рис, наваленный стеной!
Под масляной и сахарной подливой
Разложены, нарядны, горделивы,
Зажаренные овощи, ярки,
Сочны, точь-в-точь пионов лепестки!
Здесь все цветет, дымится и сверкает.
Горячий суп в серебряных котлах,
Настоенный на пряных овощах,
С лапшой, заправлен перцем: разжигает
Желанье он и дразнит жадный вкус.
Все перечислить я и не берусь,
Все кушанья, все блюда, все названья,
А сколько там кореньев и грибов,
Закусок разных – тысячи сортов!
Ростки бамбука, тающие сладко
На языке, как сахар, без остатка.
Все десять самых лучших овощей:
Имбирь нагорный, сладкий лук-порей,
Листы бобовые, латук с салатом,
Петрушка, спаржа, нежный сельдерей
И мальва с мелкокрошеным шпинатом.
В стихах как опишу я сотни блюд,
Их вкус и запах, соус и приправу?
Всех и не счесть, а новые несут!
На славу пир! – могу сказать по праву.
Один лишь Танский монах не выпил ни глотка.
– Брат! – сказал Чжу Ба-цзе, обращаясь к Сунь У-куну. – Бери все мои фрукты и плоды, а взамен отдай мне все супы и рис.
Сунь У-кун согласился, и Дурень принялся уплетать за обе щеки, ни крошки не оставляя после себя.
Но вот пир подошел к концу, и дух звезды Долголетия стал прощаться. Правитель приблизился к нему, опустился на колени и начал с поклонами молить его дать совет, как избавиться от недуга и продлить жизнь.
– Я, видишь ли, искал своего оленя, а потому не взял с собой никаких пилюль и снадобий, – отвечал дух Долголетия. – Я бы охотно дал тебе совет, как излечиться, но уж больно ты слаб и хил, не сможешь выполнить его. Ба! Да у меня в рукаве осталось еще три финика из тех, что я набрал для Восточного князя, когда потчевал его чаем. На, возьми их в подарок!
Правитель тут же проглотил их и почувствовал облегчение: болезнь начала выходить из него. Вот почему впоследствии тот, кто вкушал финики, обретал долголетие.
Чжу Ба-цзе стал просить старца:
– Почтеннейший дух Долголетия! Дай и мне хоть несколько фиников.
– А у меня больше нет при себе! – отвечал старец. – Как-нибудь в другой раз я подарю тебе хоть несколько цзиней.
С этими словами он вышел из восточного дворца, поблагодарил за угощение, подозвал к себе белого оленя, вскочил ему на спину и улетел на облаке.
Мы не станем рассказывать здесь о том, как правитель со своими женами и наложницами, все жители, знатные и простые, возжигали фимиам, кланялись и благодарили.
– Ну, братья, – сказал Танский монах, – и нам пора в путь. Давайте прощаться с правителем.
Но правитель ни за что не хотел отпускать монахов, слезно молил их остаться и просветить его учением Будды.
– Государь! – сказал Сунь У-кун. – Возьми себе за правило отныне поменьше предаваться страстям, побольше совершать тайных благотворений, во всех делах старайся добром перекрывать зло, и этого будет вполне достаточно, чтобы изгнать болезнь и продлить жизнь. В этом и заключается наше учение.
Тогда правитель велел вынести два подноса с рассыпным золотом и серебром и преподнес его монахам на дорожные расходы. Но Танский монах наотрез отказался взять хотя бы крупицу. Однако правитель государства не унимался. Он велел подать царский выезд, предложил Танскому монаху занять место в своей колеснице, и сам вместе с женами и наложницами выкатил ее за ворота дворца. На всех улицах и базарах толпами собрались жители, каждый хотел хоть чем-нибудь проявить свою благодарность: кто подносил воду, кто возжигал душистый ладан; так наших путников провожали до городских ворот. Неожиданно налетел сильный ветер, и с воздуха по обеим сторонам дороги плавно опустились корзины – тысяча сто одиннадцать штук. Дети, которые находились в них, громко плакали. Их незримо охраняли дух-хранитель города, дух местности, духи очагов, повелитель духов пяти стран света, четыре божества времени, небесные посланцы Лю-дин и Лю-цзя и, наконец, духи – хранители кумирен. Обращаясь к Сунь У-куну, они воскликнули:
– Великий Мудрец! Мы в точности выполнили твое повеление и укрыли всех этих детей. Ныне, узнав, что ты, Великий Мудрец, расправился с оборотнем и отправляешься в дальнейший путь, мы решили вернуть сюда всех детей.
Правитель вместе со всеми своими приближенными, а так же все сановники и простой народ стали отбивать земные поклоны.
– Благодарю вас всех, уважаемые духи! – громко произнес Сунь У-кун, взглянув на небо. – Возвращайтесь к себе. Я велю всем людям этой страны постоянно приносить вам в благодарность жертвы.
Вновь зашумел, завыл сильный северный ветер и быстро умчался.
Сунь У-кун велел жителям города забрать своих детей. Весть об этом сразу же разнеслась по всему городу. Родители явились, радостные и ликующие, вынимали детей из корзин, обнимали их, называя разными ласковыми именами, некоторые даже прыгали от радости, смеялись, и все в один голос упрашивали Танского монаха и его спутников: «Обязательно зайдите к нам, мы хотим отблагодарить вас хоть чем-нибудь за спасение наших детей!». Старые и малые, мужчины и женщины без всякого страха подходили к ученикам Сюань-цзана, несмотря на их безобразную внешность; Танского монаха, Сунь У-куна, Чжу Ба-цзе и Ша-сэна подхватили на руки, взяли под уздцы коня, потащили поклажу и так возвратились в город. Правитель не мог помешать жителям изъявлять благодарность. И вот начались угощения. Кто не мог пригласить к себе монахов, подносил им подарки: монашеские головные уборы, сандалии, одежду, чулки. В общем, всех их снарядили с ног до головы.
Лишь через месяц монахи покинули страну бикшу. Перед их уходом с них срисовали образа, возвели в их честь памятные таблицы в домовых храмах и стали совершать перед ними жертвоприношения. Все это произошло потому, что
Если хотите знать, какие еще события произошли после этого, прочитайте следующие главы.
Монахи много сделали добра
И тысячи людей спасли от смерти.
Огромная возвысилась гора
Деяний добрых – до небесной тверди!
ГЛАВА ВОСЬМИДЕСЯТАЯ,
в которой повествуется о том, как дева-оборотень хотела сойтись с монахом праведным и как сметливый Сунь У-кун отстоял своего наставника и распознал в деве злого духа
Итак, сам правитель страны бикшу, все его придворные чины, а также жители столицы провожали Танского монаха и его спутников целых двадцать ли и никак не могли расстаться с ними. Танскому монаху едва удалось покинуть царскую колесницу. Оседлав коня, он тут же распростился со всеми и пустился в путь-дорогу. Долго еще смотрели вслед путникам провожающие и вернулись в город лишь тогда, когда те исчезли из виду. Прошло много времени, лютая зима сменилась весной, и уже близилось лето, а путники все шли и шли, и не было ни конца ни края полевым цветам в степных просторах, дремучим лесам в неприступных горах. Волшебница-природа поражала своей красотой и пьянила ароматом цветов и трав. Но вот впереди показался огромный горный кряж с неприступными вершинами. Танский монах встревожился, однако не подал вида и спокойно спросил:
– Братья! Что скажете? Можно пройти через эту высокую гору?
Сунь У-кун, как обычно, рассмеялся.
– Наставник! – проговорил он. – Можно подумать, что ты никогда не отправлялся в далекое путешествие. Да разве ты княжич или царевич какой, что живет взаперти и ничего не видит, вроде лягушки, попавшей в колодец. Ведь еще в древности говорили: «Гора дороге не помеха». Зачем же спрашивать, можно пройти или нет.
– Все это верно, – отвечал Танский монах, – боюсь только, что на этих кручах водятся чудовища, которые могут напасть на нас.
– Не беспокойся! – вмешался Чжу Ба-цзе. – Отсюда до страны высшего блаженства, где обитает Будда, не так уж далеко. Уверен, что теперь с нами ничего не случится.
Беседуя, Танский монах и его ученики не заметили, как подошли к подножию горы. Сунь У-кун вооружился своим посохом с золотыми обручами и поднялся на вершину горы.
– Наставник! – крикнул он. – Здесь, оказывается, прекрасная дорога! Она опоясывает горы. Живей поднимайтесь сюда!
Танский монах пришпорил коня.
– Брат Чжу Ба-цзе! Возьми коромысло с поклажей, – попросил Ша-сэн.
Чжу Ба-цзе взвалил поклажу на спину. Ша-сэн взял коня под уздцы, Танский монах покрепче уселся в седле, и они все вместе последовали за Сунь У-куном. С вершины открывался поистине прекрасный вид.
Наставник попридержал коня, любуясь горными видами. Где-то вдруг защебетала птичка, и невольная тоска по родным местам охватила монаха.
Туман и облака
Вершины обвивали,
Журчали между скал
Десятки ручейков.
Дорога шла
Средь множества цветов,
Что сладкий аромат,
Качаясь, изливали.
О первых летних днях
Кукушки куковали.
Белели сотни груш,
Синели слив плоды,
И ветви зыбких ив,
Растущих у воды,
Румянец персиков,
Колышась, оттеняли.
Стрижи носились,
Душу веселя:
Знак, что давно
Засеяны поля.
За кряжем кряж
Теснился и сверкал.
Над кручами
Шумели сосны хором.
Нагорный путь
Змеился между скал,
Как спутанный клубок,
Причудливым узором.
Обрывы плющ обвил
И стебли диких трав.
В горах шумели рощ
Раскидистые чащи.
Как тысяча клинков,
Стеной грозящей,
Теснились пики,
Над предгорьем встав.
И водопад
С заоблачной вершины,
Гремя, спадает
В гулкие долины…
– Братья! – воскликнул он, придержав коня, и сложил стихи:
– Наставник! – с укором молвил Сунь У-кун. – Очень уж часто ты грустишь о родине. Человеку, отрешившемуся от мира, это не подобает. Спокойно продолжай свой путь и ни о чем не думай. Недаром еще в древности говорили:
Ах, с той поры, как волю Сына Неба [12]
На государевой табличке начертали
И за «парчовой ширмой» во дворце
Мне проходную грамоту вручили, –
Не знаю я покоя.
Бросил я
В день «Смотра фонарей» страну родную
И с Танским императором расстался.
Разлука эта мне была горька,
Как для земли горька разлука с небом.
Но только я оставил позади
Торжественные проводы, как разом
Нахлынули опасности и беды:
Лисицы-оборотни, бесы-тигры,
Колдуньи, обольстительницы-ведьмы,
Неслыханные грозы, ураганы,
Лесные дебри и разливы рек, –
Все дружно встали на моем пути,
Мне угрожая гибелью.
Давно
Перевалили мы «двенадцать кряжей
Ушаньских гор».
И новое несчастье
Меня подстерегает. О, когда ж
Я родину свою опять увижу?
Кто хочет богатства и славы добиться,
Тот с мирным досугом навеки простится.
– Все это верно, ученик мой, – возразил ему Танский монах, – однако мы идем, идем, а я до сих пор не знаю, где страна высшего блаженства, обитель Будды.
– Учитель! – вмешался тут Чжу Ба-цзе. – Думается мне, что Будда Татагата не хочет расставаться со своими книгами, вот и переселился в другое место, зная, что мы идем за ними. Иначе, чем объяснить, что мы никак не можем добраться до его райской обители?
– Попридержи язык! – оборвал его Ша-сэн. – Иди за старшим братом да помалкивай. Не надо только времени терять даром; ведь должен наступить день, когда мы достигнем цели.
Продолжая беседовать, наши путники подошли к густому бору, где росли черные сосны. Тут Танский монах окончательно потерял присутствие духа.
– Сунь У-кун! – испуганно произнес он. – Что же это такое? Не успели мы преодолеть горные кручи, как перед нами вырос дремучий лес? Нет, все это неспроста!
– А что нам лес! – беззаботно ответил Сунь У-кун.
– Как что? – одернул его Танский монах. – Разве не знаешь пословицу: «Кто кажется чересчур честным – не всегда честен. Кто выглядит чересчур добрым, может оказаться злым». Нам не раз доводилось проходить через густые леса, но в дремучей чаще мы еще не бывали!
Вы бы видели, читатель, что это был за лес!
Однако Сунь У-кун действительно ничего не боялся. Он шел впереди, прорубая дорогу посохом, и вел Танского монаха в самую чащу леса. Целых полдня блуждали путники по лесу, которому не было ни конца ни края.
Лес дремучий встал пред нами,
Путь заветный заграждая.
Он с востока лег на запад
Дикой чащей между скал,
С юга уходил на север
Грозным строем черных сосен,
И в ущельях каменистых
Он проходы заграждал.
На восток глядят, на запад
Грозно вздыбленные кручи.
Сосны мрачные теснятся,
Подымаясь к небесам.
Там шиповник и терновник
Разрослись стеной колючей,
И лианы всюду вьются
По ветвям и по стволам.
С кряжистых суков свисая,
Петли цепкие скрутились.
Кто, войдя сюда с востока,
Путь на запад обретет?
Кто пройти тот лес возьмется
С севера на юг далекий?
Будет в зарослях кружиться
Целый месяц или год.
Можно в чаще той скитаться
Круглый год, не различая
Ни луны над головою,
Ни огня в ночной дали.
Круглый год блуждать ты будешь,
Не приметив над собою
Звездного Ковша на небе,
Хоть пройдешь сто сотен ли!
О, взгляни, какие дебри!
Сколько здесь цветов таится,
Сколько трав растет волшебных,
Им не нужен солнца свет.
Здесь ты ясени увидишь,
Ствол их толстый в семь обхватов,
Лет им тысяча и больше,
Крепче их и выше нет.
Можжевельники седые, –
Десять тысяч лет их возраст!
Сосны черные толпятся,
Что им вьюга и мороз!
Сколько здесь плодов и ягод!
Сколько персиков пушистых!
Кисло-сладких шао-яо [13],
Смокв и виноградных лоз!
Все сплелось, срослось, сцепилось,
Перепуталось ветвями,
Все переплелось корнями
Средь извечной тесноты.
Даже сам святой отшельник
Не найдет себе приюта,
Не найдет в лесу дороги,
Сквозь колючие кусты.
Сколько птиц ты здесь услышишь
Сколько пташек голосистых!
Серокрылые кукушки
Здесь кукуют без конца.
Нежно голуби воркуют,
Дикие орлы клекочут,
И суровый старый ворон
Кормит жадного птенца.
Заливаясь звонкой трелью,
Там летает пересмешник,
Иволга порхает в танце
И уносится, крича.
Там хвостатые стрекочут
Вороватые сороки,
Стаи ласточек взлетают
И кружатся, щебеча.
Суетятся попугаи,
То трещат и звонко свищут,
Сквозь лианы пролетая,
Сквозь кусты и бурелом,
То стараются упрямо
Говорить по-человечьи,
Разные слова бормочут,
Как заученный псалом.
Там зверей ты встретишь хищных.
Старый тигр таится в чаще,
Меж стволов скользит неслышно,
Скалит зубы, бьет хвостом.
Престарелые лисицы
Роют норы в темных недрах,
В обольстительниц-колдуний
Превращаются потом.
Слышишь, волк завыл угрюмо?
Все живое содрогнулось.
В этих дебрях заповедных
Страшно путнику блуждать.
Сам небесный император
И могучий Вайсравана, –
И они могли от страха
В этой чаще задрожать!
Танский монах, наконец, не выдержал и взмолился:
– Братья! Здесь так хорошо и спокойно, как еще не бывало ни в одном из многих лесов, через которые нам пришлось пройти. Вы только посмотрите, какие замечательные цветы, удивительные растения! Так хотелось бы посидеть здесь хоть недолго. И конь бы передохнул. А ты, Сунь У-кун, тем временем сходил бы да раздобыл чего-нибудь поесть. Я что-то проголодался.
– Ну что ж! – отвечал Сунь У-кун. – В таком случае слезай с коня, наставник! Я постараюсь принести тебе чего-нибудь.
Танский монах послушался Сунь У-куна и спешился. Чжу Ба-цзе крепко-накрепко привязал коня к дереву, а Ша-сэн опустил на землю поклажу, достал патру и передал ее Сунь У-куну.
– Сиди на месте, наставник, и ничего не бойся! – прогово – рил Сунь У-кун. – Я мигом слетаю туда и обратно.
Танский монах уселся под сенью сосны, а Чжу Ба-цзе и Ша-сэн стали собирать цветы и ягоды, чтобы поразмяться.
Сунь У-кун одним прыжком поднялся высоко в небо, встал на благодатное облачко и, взглянув вниз, увидел сияние. Оно исходило из лесной чащи.
– Чудесно! Замечательно! – не утерпев, воскликнул Сунь У-кун, желая воздать хвалу Танскому монаху, истому праведнику. Он совершенствовался целых десять поколений, и вот теперь над головой его незримо сиял благовещий нимб.
– Я, старый Сунь У-кун, – продолжал Царь обезьян, – пятьсот лет назад учинил великое буйство в небесных чертогах, на чудесном облаке долетал до конца земли, побывал на краю неба, собрал вокруг себя целую толпу оборотней и провозгласил себя Великим Мудрецом, равным небу, покорял драконов и укрощал тигров, вычеркнул себя из книги смерти. Я, старый Сунь У-кун, носил трехъярусную золотую корону, надевал золотую кольчугу и латы, в руках держал посох с золотыми обручами, на ногах носил башмаки, шагающие по облакам! У меня в услу жении находилось сорок семь тысяч покорных мне духов-оборотней, которые величали меня: «Отец наш, Великий Мудрец». Но теперь я превратился в человека, избавился от небесной кары и стал твоим покорным слугой и учеником. Это благовещее сияние вокруг твоей головы, чудесный мой наставник, говорит о том, что тебя ждут многие блага по возвращении в восточные земли, стало быть и мне, старому Сунь У-куну, безусловно выпадет счастье получить истинное перерождение.