чрезвычайно встревожена тем, что он может проболтаться о чем-нибудь".
Объяснения, которые сам Гесс дал врачу, вряд ли проливают больше света
на этот вопрос. 22 мая его врач сделал следующее сообщение:
"Он заявил, что его приводили в ужас сообщения об ожесточенных налетах
на Лондон в 1940 году и ему страшно было думать о том, сколько детей и
матерей погибло в результате этих налетов. Это настроение еще усиливалось,
когда он смотрел на свою собственную жену и на сына, и оно в конечном счете
привело его к решению полететь в Англию и договориться о достижении мира с
той большой группой противников войны, которая, по его мнению, имеется в
Англии. Он подчеркивал при этом, что личные соображения не сыграли никакой
роли в его решении -- это было растущее стремление, к которому его побуждал
свойственный ему идеализм 1.
1 The Case of Rudolf Hess / Edited by I. R. Rees. P. 2.
Именно в таком настроении ему пришлось услышать, как его астролог
Хаусгофер высказал аналогичные мысли и упомянул при этом о герцоге
Гамильтонском как о человеке здравого ума, которого тоже, вероятно, приводит
в ужас эта бессмысленная бойня. Хаусгофер также рассказал ему, что он три
раза видел во сне, как Гесс управляет самолетом, который летит куда-то в
неизвестном направлении. Гесс понял замечания, исходившие от этого человека,
как сигнал о том, что он должен вылететь в нашу страну в качестве эмиссара
мира, чтобы найти герцога Гамильтонского, который доставит его к королю
Георгу. Нынешнее английское правительство будет смещено, а вместо чего
власть возьмет в свои руки партия, стремящаяся к миру. Он утверждал, что не
станет разговаривать с этой "кликой", то есть с нынешним правительством,
которое постарается сделать все возможное, чтобы помешать осуществлению его
миссии, но очень туманно высказывался относительно того, какие
государственные деятели должны будут его заменить, и, по-видимому, был
чрезвычайно плохо информирован о том, какие политические деятели имеются в
нашей стране и какое положение они занимают... Он рассказывал, как он
обратился к Вилли Мессершмитту и получил самолет, на котором тренировался в
самой Германии для полетов на дальнее расстояние, и как он вылетел в свое
путешествие, когда уже считал себя подготовленным к нему. Он утверждал, что
у него нет сообщников и что он проявил большое искусство в подготовке к
полету, сам разработал свой маршрут и пилотировал самолет с такой точностью,
что сумел приземлиться на расстоянии каких-нибудь десяти миль от места
своего назначения, Дангевела" 1.
1 The Case of Rudolf Hess / Edited by I. R. Rees. P. 18--19.
34
* * *
Кабинет предложил лорду Саймону проинтервьюировать Гесса, и встреча их
состоялась 10 июня. Гесс сказал: "Когда фюрер пришел к заключению, что
здравый смысл не может восторжествовать в Англии, он поступил в полном
соответствии с правилом поведения, рекомендуемым адмиралом лордом Фишером:
"Умеренность в войне -безумие. Если вы решили нанести удар, наносите его изо
всей силы и всюду, где можете". Но я могу подтвердить, что фюреру всегда
было тяжело отдавать приказания об этих атаках (подводного флота и авиации).
Ему это причиняло острую боль. Он всегда полностью сочувствовал английскому
народу, который является жертвой этого метода ведения войны... Он говорил,
что даже победитель не должен предъявлять слишком суровых условий стране, с
которой он хочет прийти к соглашению". Затем Гесс повторил свою основную
мысль: "Я считал, что, если бы Англии стало известно об этом, она, возможно,
также проявила бы готовность к соглашению с нами". Если бы только Англия
знала, какой Гитлер на самом деле добрый, она, конечно, пошла бы навстречу
его желаниям!
* * *
Многие выдающиеся врачи занимались вопросом о состоянии умственных
способностей Гесса. Он, безусловно, был неврастеником, человеком душевно
раздвоенным, который искал покоя и одновременно стремился к могуществу и
высокому положению и поклонялся вождю. Но он не был простым психопатом. Он
страстно верил в то представление, которое создал себе о Гитлере. Если бы
только Англия могла также поверить в него, сколь многих страданий можно было
бы избежать и как легко было бы прийти к соглашению! Свобода действий для
Германии в Европе, а для Англии в ее собственной империи! Другими
второстепенными условиями были: возврат германских колоний, эвакуация Ирака
и заключение перемирия и мира с Италией.
В данный же момент положение Англии было безнадежным. Если бы она не
согласилась на эти условия, то "рано или поздно настал бы день, когда она
оказалась бы вынужденной согласиться на них". На это лорд Саймон ответил:
"Не думаю, что этот аргумент покажется кабинету очень убедительным, так как
в нашей стране, знаете ли, живут довольно храбрые люди и мы не очень-то
любим угрозы!"
Если учесть, что Гесс так близко стоял к Гитлеру, то кажется
удивительным, что он не знал или если и знал, то не сообщил нам о
предстоящем нападении на Россию, к которому велись такие широкие
приготовления. Советское правительство было чрезвычайно заинтриговано
эпизодом с Гессом, и оно создало вокруг него много неправильных версий. Три
года спустя, когда я вторично приехал в Москву, я убедился, насколько Сталин
интересовался этим вопросом. За обедом он спросил меня, что скрывалось за
миссией Гесса. Я кратко сообщил ему то, что изложил здесь. У меня создалось
впечатление, что, по его мнению, здесь имели место какие-то тайные
переговоры или заговор о совместных действиях Англии и Германии при
вторжении в Россию, которые закончились провалом. Зная, какой он умный
человек, я был поражен его неразумностью в этом вопросе. Когда переводчик
дал мне понять, что Сталин не верит моим объяснениям, я ответил через своего
переводчика: "Когда я излагаю известные мне факты, то ожидаю, что мне
поверят". Сталин ответил на мои резковатые слова добродушной улыбкой: "Даже
у нас, в России, случается многое, о чем наша разведка не считает
необходимым сообщать мне". Я не стал продолжать этот разговор.
* * *
Размышляя над всей этой историей, я рад, что не несу ответственности за
то, как обращались и продолжают обращаться с Гессом. Какую бы моральную вину
ни нес немец, который был близок к Гитлеру, Гесс, по-моему, искупил ее своим
исключительно самоотверженным и отчаянным поступком, вдохновленным бредовыми
благими побуждениями. Он явился к нам по своей доброй воле и, хотя его никто
на это не уполномочивал, представлял собой нечто вроде посла. Это был
психопатологический, а не уголовный случай, и именно так его и следует
рассматривать.
Со времен Нельсона Мальта всегда была верным британским стражем,
охранявшим узкий и исключительно важный морской коридор в центральной части
Средиземного моря. Стратегическое значение Мальты никогда еще не было так
велико, как во время последней войны. Нужды огромной армии, которая
создавалась нами в Египте, ставили перед нами важнейшие задачи -- обеспечить
свободное прохождение наших конвоев через Средиземное море и не допускать
доставку войск противника в Триполи для подкрепления находящегося там
гарнизона. В то же время новое воздушное оружие не только наносило
смертельный удар Мальте, но также лишало английский морской флот возможности
твердо укрепиться в этом узком пространстве. Без этой новой угрозы наша
задача была бы несложной. Мы свободно могли бы передвигаться по Средиземному
морю, преградив путь всем другим флотам. В настоящее время мы уже не могли
базировать наши основные военно-морские силы на Мальту. Самому острову
угрожала опасность вторжения из итальянских портов, а также постоянных
ожесточенных воздушных налетов. Караваны наших судов, проходивших через
проливы, подвергались также огромному риску из-за действий вражеской
авиации, что вынуждало нас направлять их длинным кружным путем вокруг мыса
Доброй Надежды. В то же время господство авиации противника в воздухе давало
ему возможность доставлять непрерывным потоком войска и снабжение в Триполи,
ибо его авиация мешала нашим кораблям свободно действовать в центральной
части Средиземного моря, поскольку такие операции были сопряжены с большими
потерями и риском.
* * *
Первая серьезная схватка наших военных кораблей с германской авиацией
произошла 10 января. Наш флот был занят выполнением ряда серьезных задач: он
прикрывал прохождение конвоя через центральную часть Средиземного моря с
запада, доставку подкреплений на Мальту с востока и различные мелкие
операции по морским перевозкам в греческие порты. Рано утром в этот день
миноносец "Гэллант" был торпедирован в Мальтийском проливе в тот момент,
когда он сопровождал эскадру наших военных кораблей. Внезапно появились
самолеты, которые начали преследовать эскадру, а днем начался сильный налет
германских бомбардировщиков. Они атаковали в основном новый авианосец
"Илластриес" (командир капитан 1 ранга Бойд) и за три захода сбросили на
корабль шесть больших бомб. Несмотря на то что он был серьезно поврежден и
на нем вспыхнул пожар, а 83 человека из его команды было убито и 60 тяжело
ранено, корабль благодаря своей бронированной палубе успешно вел борьбу с
нападавшими на него самолетами, а его авиация уничтожила по меньшей мере
пять вражеских самолетов. В эту ночь, несмотря на усиливавшиеся атаки с
воздуха и выход из строя рулевого управления, капитан 1 ранга Бойд довел
"Илластриес" до Мальты.
Ночью адмирал Кэннингхэм со своей боевой эскадрой благополучно провел
южнее Мальты направлявшийся на восток караван судов. На следующий день
крейсера "Саутгемптон" и "Глостер", находившиеся уже в этот момент далеко на
восток от Мальты, были повреждены бомбами, сброшенными пикирующими
бомбардировщиками, которые приблизились к ним незамеченными в лучах солнца.
"Глостер" получил только небольшое повреждение от неразорвавшейся бомбы, но
на "Саутгемптоне" бомба попала в машинное отделение. Начался пожар, с
которым оказалось невозможно справиться, и корабль пришлось затопить. Таким
образом, хотя конвои благополучно прошли к месту своего назначения, наш
морской флот дорого заплатил за это.
Немцы поняли, что поврежденный "Илластриес" находится в отчаянном
положении на Мальте, и приняли энергичные меры, чтобы уничтожить его. Однако
силы нашей авиации на острове уже возросли, и в состоявшейся схватке за один
день было сбито 19 самолетов противника. Несмотря на то что во время его
стоянки в доке в "Илластриес" снова попало несколько бомб, он вечером 23
января смог выйти в море. Обнаружив его отсутствие, противник всячески
старался найти его, но через два дня корабль благополучно прибыл в
Александрию.
К этому времени с баз на Сицилии действовало уже не менее 250
германских самолетов. В январе на Мальту было совершено 58 налетов, и до
самого конца мая она подвергалась воздушным налетам три-четыре раза в день
лишь с короткими передышками. Но наши ресурсы возрастали. В период с апреля
по июнь 1941 года соединение "Н" адмирала Сомервелла доставило шесть крупных
отрядов авиации на базы в пределах досягаемости Мальты, а с запада к месту
боев было направлено 224 самолета "харрикейн" и несколько самолетов других
типов. Снабжение и подкрепления также доставлялись с востока. В июне были
отбиты первые ожесточенные атаки, и остров устоял, хотя и с величайшим
напряжением сил. Но наиболее жестокое испытание ожидало его в 1942 году.
* * *
Невзирая на напряжение, которому нас подвергали все разраставшиеся
события в Средиземноморском районе, мы старались найти способы перенести
войну на территорию самой Италии. По имевшимся у нас сведениям, моральное
состояние итальянского народа было очень низким, и удар, нанесенный здесь,
произвел бы на него еще более угнетающее впечатление и приблизил бы желанный
для нас крах Италии. 9 февраля адмирал Сомервелл осуществил смелый и
успешный рейд на Генуэзский порт. Соединение "Н", в которое входили корабли
"Ринаун", "Малайя" и "Шеффилд", приблизилось к городу и в течение получаса
подвергало его ожесточенной бомбардировке. В то же время самолеты с
авианосца "Арк Ройал" бомбили Ливорно и Пизу и заложили мины у Специи.
Противник был застигнут врасплох, сопротивление оказали лишь береговые
батареи в Генуе, и то лишь незначительное и абсолютно неэффективное. Рейд
причинил серьезный ущерб портовым сооружениям и судам, стоявшим в порту.
Воспользовавшись низкой облачностью, корабли адмирала Сомервелла отошли,
успешно избежав встречи с флотом противника, который искал их к западу от
Сардинии.
* * *
В начале апреля мы уже были в состоянии усилить наши атаки на суда
противника, доставлявшие снабжение войскам Роммеля в Ливии. Решающую роль в
этом сыграли английские подводные лодки, базировавшиеся на Мальту, причем
масштаб их деятельности и эффективность все увеличивались.
10 апреля на Мальту было направлено ударное соединение в составе
четырех эсминцев под командованием капитана 1 ранга Мака, находившегося на
"Джэрвисе". Оно предназначалось для действий против конвоев противника. За
одну неделю соединение достигло блестящих успехов. В ясную лунную ночь оно
столкнулось с караваном в составе пяти судов, шедших на юг в сопровождении
трех эсминцев. Весь караван был полностью уничтожен в общей схватке, которая
произошла на близком расстоянии. Наш эсминец "Мохок" был также торпедирован,
и его пришлось потопить, но командир и большая часть его команды были
спасены. Во время одной этой операции были уничтожены суда противника общим
тоннажем около 14 тысяч тонн с полным грузом важных военных материалов.
* * *
Мы продолжали получать хорошие известия из Пустыни. 6 февраля, за три
недели до намеченного срока, австралийская 6-я дивизия вступила в Бенгази.
На заре 5 февраля английская 7-я бронетанковая дивизия (по числу танков ныне
равнявшаяся бронетанковой бригаде), проделав весьма трудный путь, достигла
Мсуса. Дивизии было дано задание перерезать прибрежную дорогу. В тот же
вечер колонна войск противника численностью около пяти тысяч человек
наткнулась на заграждения, устроенные на дороге у Беда-Фомм, и сразу же
сдалась. Утром 6 февраля основные колонны войск противника начали
продвигаться по дороге, и в течение всего дня там шли ожесточенные бои с
подходившими группировками вражеских войск, которые включали значительное
количество танков. К ночи войска противника оказались в отчаянном положении,
причем на участке протяжением почти в 20 миль создалось беспорядочное
скопление машин, блокированных спереди и атаковавшихся с флангов. На
рассвете 7 февраля они попытались в последний раз перейти в атаку силами 30
танков. Когда и эта попытка провалилась, генерал Берганцоли сдался со всей
своей армией.
Таким образом, за два месяца наша Нильская армия продвинулась вперед на
500 миль, уничтожила итальянскую армию в составе свыше 9 дивизий и захватила
130 тысяч пленных, 400 танков и 1290 орудий. Наши войска одержали полную
победу в Киренаике.
* * *
Несмотря на эти победы, дипломатические и военные проблемы, стоявшие
перед нами на Среднем Востоке, были настолько серьезны и сложны, а у
генерала Уэйвелла было так много забот, что на совещании комитета обороны 11
февраля было решено послать к нему в Каир министра иностранных дел и
начальника имперского генерального штаба генерала Дилла.
Премьер-министр -- генералу Уэйвеллу 12 февраля 1941 года
"... Как Греция, так и Турция до сих пор отказывались от наших
предложений об оказании им технической помощи, так как они заявляют, что эта
помощь слишком неэффективна для того, чтобы разрешить стоящую перед ними
основную проблему, но в то же время достаточно бросается в глаза, чтобы
вызвать интервенцию со стороны Германии. Однако эта интервенция с каждым
днем становится все более неизбежной и может начаться в любой момент. Если
Турция и Югославия заявят Болгарии, что они нападут на нее, если она не
присоединится к ним для оказания сопротивления продвижению германских войск
на юг, это может создать барьер, для преодоления которого потребовались бы
значительно более многочисленные германские силы, чем те, которые в
настоящее время находятся в Румынии. Но я опасаюсь, что они этого не сделают
и упустят, таким образом, возможность для организации совместного
сопротивления, как это уже в свое время имело место в Нидерландах.
Мы должны прежде всего позаботиться о нашем союзнике -- Греции, которая
так успешно сражается. Если Греция будет побеждена или вынуждена заключить
сепаратный мир с Италией, уступив Германии для операций против нас свои
воздушные и морские стратегические пункты, это произведет чрезвычайно
неблагоприятное действие на Турцию. Но если Греция с нашей помощью сможет в
течение нескольких месяцев сдерживать наступление германских войск, то шансы
на вмешательство Турции увеличатся. Поэтому мы, по-видимому, должны устроить
дело таким образом, чтобы мы могли предложить грекам направить в Грецию
боевые части и соединения, которые до сих пор были заняты в обороне Египта,
и разработать планы отправки максимальных подкреплений для них как личным
составом, так и материалами...
Чтобы максимально облегчить согласование всех возможных мероприятий и
дипломатического, и военного характера против немцев на Балканах, мы
посылаем к Вам в Каир министра иностранных дел и генерала Дилла. Они выедут
12 февраля и должны прибыть к Вам 14 или 15 февраля. Обсудив в Каире общую
обстановку и приняв все необходимые предварительные меры для осуществления
наших планов, Вы, без сомнения, отправитесь вместе с ними в Афины, а затем,
если это окажется удобным, в Анкару. Мы надеемся, что в возможно кратчайший
срок и наилучшим образом Греции смогут быть предложены по меньшей мере
четыре дивизии, включая одну бронетанковую, а также вся та дополнительная
авиация, которую в настоящий момент могут принять греческие аэродромы, равно
как и все имеющееся военное снаряжение.
Если окажется невозможным заключить эффективное соглашение с греками и
выработать практический план военных действий, мы должны попытаться спасти
от крушения все, что нам удастся".
Генерал Уэйвелл ответил 12 февраля, поблагодарив меня за посланные ему
поздравления. Он, конечно, уже в течение некоторого времени обдумывал вопрос
об оказании помощи Греции и Турции. Он выражал надежду, что ему удастся
несколько улучшить данную им раньше оценку имевшихся у него резервов, в
особенности если правительство Австралии предоставит ему некоторую свободу
действий. Он уже беседовал об этом с премьер-министром Австралии Мензисом,
который побывал в Каире по пути в Лондон, и встретил с его стороны полную
готовность согласиться на сделанные ему предложения. Уэйвелл приветствовал
приезд министра иностранных дел и генерала Дилла.
20 февраля была получена телеграмма Идена, в которой он четко обрисовал
мнения людей, находившихся на месте, и сообщил о результатах состоявшегося в
Каире совещания, на котором кроме него и Дилла присутствовали трое высших
военачальников:
"Мы все согласились, что нам следует сделать все, что только в наших
силах, чтобы в ближайшее время оказать грекам максимальную помощь. Если
греки примут помощь, которую мы им можем предложить, то, как мы полагаем, у
нас будут неплохие шансы остановить наступление германских войск и
предотвратить разгром Греции...
Генерал Уэйвелл располагает следующими силами, которые могут быть
отправлены в Грецию теперь же и в ближайшем будущем: во-первых, одной
бронетанковой бригадой и новозеландской дивизией, численность которой
недавно была доведена до трех пехотных бригад и которая готова к отправке;
за ней последует польская бригада, австралийская 1-я дивизия, 2-я
бронетанковая бригада, если понадобится, и австралийская 2-я дивизия --
именно в этой последовательности. Отправка этих войск неизбежно потребует
огромного напряжения усилий всего административного персонала и значительной
доли импровизации... "
* * *
22 февраля Иден вместе с генералом Уэйвеллом, сэром Джоном Диллом и
другими офицерами вылетел в Афины для совещания с греческим королем и
правительством. Когда Иден прибыл вечером для установления первого контакта
с греками, его повезли в королевский дворец в Татой. Король тут же спросил
его, примет ли он его премьер-министра наедине. Он объяснил королю, что не
желал бы делать этого, поскольку стремится проводить все совещания на чисто
военной основе. Если мы пошлем помощь Греции, это будет обусловлено военными
причинами, а он не хотел бы, чтобы политические соображения сыграли
чрезмерную роль в этом вопросе. Однако король настаивал на своей просьбе, и
Иден согласился.
После военных переговоров и совещаний штабов, длившихся всю ночь и весь
следующий день, Иден послал нам следующую, чрезвычайно важную телеграмму,
датированную 24-м числом:
Министр иностранных дел -- премьер-министру 24 февраля 1941 года
"1. Сегодня (23) с греческим правительством достигнуто соглашение по
всем пунктам.
Когда я спросил в конце переговоров, отнесется ли греческое
правительство положительно к прибытию в Грецию английских войск в том
количестве и на тех условиях, которые мы предлагаем, председатель совета
министров официально ответил, что греческое правительство принимает наше
предложение с благодарностью и одобряет все подробные планы, выработанные
представителями обоих генеральных штабов.
2. По прибытии сюда сегодня во второй половине дня мы встретились с
королем Греции, председателем совета министров и генералом Папагосом. Я
сделал им сообщение о нашей оценке международного положения и подробно
остановился на германских планах в отношении Балкан. Затем я пояснил, что
министры и начальники штабов в Лондоне пришли к выводу -- и этот вывод
получил полное одобрение нашего командования здесь, на месте, -- что мы
должны в возможно кратчайший срок предоставить Греции максимальную помощь.
Затем мы сделали подробное сообщение о тех силах, которые нам удастся
выделить для Греции, объяснив, что это все, что мы можем сделать в данный
момент. То, что мы сможем сделать для нее в будущем, будет зависеть от
общего хода войны и от состояния наших ресурсов. Единственное, что я могу
сказать, это что предлагаемые нами войска хорошо оснащены и обучены, и мы
уверены, что они покажут себя с хорошей стороны.
Председатель совета министров, подтвердив решимость Греции защищаться,
упомянул об опасениях греческого правительства, что недостаточная помощь со
стороны Англии может лишь ускорить нападение Германии, и заявил, что
необходимо установить, смогут ли греческие войска и те войска, которые мы
можем им предоставить, оказать действенное сопротивление немцам, принимая во
внимание сомнительную позицию Турции и Югославии. Поэтому председатель
совета министров хотел, чтобы военные эксперты рассмотрели вопрос в свете
английского предложения прежде, чем греческое правительство свяжет себе
руки. Я внес ясность в то, каковы будут логические последствия позиции,
занятой председателем совета министров. Если мы будем отсрочивать решение из
опасения спровоцировать немцев, то это решение неизбежно окажется
запоздалым.
Из последующего обсуждения вопроса между генералом Диллом,
главнокомандующим вооруженными силами на Среднем Востоке и командующим
авиацией, с одной стороны, и генералом Папагосом -- с другой выяснилось, что
ввиду сомнительной позиции Югославии единственной линией, которую можно
будет удержать и которая даст время отозвать войска из Албании, будет линия
к западу от Вадара, Олимп, Верия, Эдесса, Каймакчалан. Если бы мы могли быть
уверены в том, какие шаги предпримет Югославия, это дало бы нам возможность
удерживать линию дальше к северу от устья реки Нестос к Белесу, прикрывая
Салоники. Если же Югославия не вступит в войну, то было бы практически
нецелесообразно удерживать линию, прикрывающую Салоники, ввиду того, что в
этом случае левый фланг Греции будет открыт для атаки германских войск".
Далее он описывал подробности достигнутого соглашения:
"Переговоры длились около десяти часов и охватили основные вопросы
политического и военного сотрудничества... На всех нас произвели глубокое
впечатление откровенность и прямота греческих представителей при обсуждении
всех этих вопросов. Я вполне уверен, что они полны решимости сопротивляться,
насколько у них хватит сил, и что у правительства его величества нет иного
выбора как поддержать их, каковы бы ни были последствия. Учитывая весь
связанный с этим риск, мы все же должны решиться на это".
В одном из своих последующих сообщений он писал:
"Мы все убеждены, что избрали правильный путь, и, так как решающий час
наступил, мы были уверены, что Вы бы не захотели, чтобы мы откладывали
принятие решения до получения от Вас подробных инструкций.
Риск велик, но у нас есть шанс на успех. Мы принимаем на себя серьезные
обязательства, которые потребуют большого напряжения наших ресурсов, а в
особенности нашей истребительной авиации... "
По получении этих сообщений, с которыми Дилл и Уэйвелл выразили свое
Объяснения, которые сам Гесс дал врачу, вряд ли проливают больше света
на этот вопрос. 22 мая его врач сделал следующее сообщение:
"Он заявил, что его приводили в ужас сообщения об ожесточенных налетах
на Лондон в 1940 году и ему страшно было думать о том, сколько детей и
матерей погибло в результате этих налетов. Это настроение еще усиливалось,
когда он смотрел на свою собственную жену и на сына, и оно в конечном счете
привело его к решению полететь в Англию и договориться о достижении мира с
той большой группой противников войны, которая, по его мнению, имеется в
Англии. Он подчеркивал при этом, что личные соображения не сыграли никакой
роли в его решении -- это было растущее стремление, к которому его побуждал
свойственный ему идеализм 1.
1 The Case of Rudolf Hess / Edited by I. R. Rees. P. 2.
Именно в таком настроении ему пришлось услышать, как его астролог
Хаусгофер высказал аналогичные мысли и упомянул при этом о герцоге
Гамильтонском как о человеке здравого ума, которого тоже, вероятно, приводит
в ужас эта бессмысленная бойня. Хаусгофер также рассказал ему, что он три
раза видел во сне, как Гесс управляет самолетом, который летит куда-то в
неизвестном направлении. Гесс понял замечания, исходившие от этого человека,
как сигнал о том, что он должен вылететь в нашу страну в качестве эмиссара
мира, чтобы найти герцога Гамильтонского, который доставит его к королю
Георгу. Нынешнее английское правительство будет смещено, а вместо чего
власть возьмет в свои руки партия, стремящаяся к миру. Он утверждал, что не
станет разговаривать с этой "кликой", то есть с нынешним правительством,
которое постарается сделать все возможное, чтобы помешать осуществлению его
миссии, но очень туманно высказывался относительно того, какие
государственные деятели должны будут его заменить, и, по-видимому, был
чрезвычайно плохо информирован о том, какие политические деятели имеются в
нашей стране и какое положение они занимают... Он рассказывал, как он
обратился к Вилли Мессершмитту и получил самолет, на котором тренировался в
самой Германии для полетов на дальнее расстояние, и как он вылетел в свое
путешествие, когда уже считал себя подготовленным к нему. Он утверждал, что
у него нет сообщников и что он проявил большое искусство в подготовке к
полету, сам разработал свой маршрут и пилотировал самолет с такой точностью,
что сумел приземлиться на расстоянии каких-нибудь десяти миль от места
своего назначения, Дангевела" 1.
1 The Case of Rudolf Hess / Edited by I. R. Rees. P. 18--19.
34
* * *
Кабинет предложил лорду Саймону проинтервьюировать Гесса, и встреча их
состоялась 10 июня. Гесс сказал: "Когда фюрер пришел к заключению, что
здравый смысл не может восторжествовать в Англии, он поступил в полном
соответствии с правилом поведения, рекомендуемым адмиралом лордом Фишером:
"Умеренность в войне -безумие. Если вы решили нанести удар, наносите его изо
всей силы и всюду, где можете". Но я могу подтвердить, что фюреру всегда
было тяжело отдавать приказания об этих атаках (подводного флота и авиации).
Ему это причиняло острую боль. Он всегда полностью сочувствовал английскому
народу, который является жертвой этого метода ведения войны... Он говорил,
что даже победитель не должен предъявлять слишком суровых условий стране, с
которой он хочет прийти к соглашению". Затем Гесс повторил свою основную
мысль: "Я считал, что, если бы Англии стало известно об этом, она, возможно,
также проявила бы готовность к соглашению с нами". Если бы только Англия
знала, какой Гитлер на самом деле добрый, она, конечно, пошла бы навстречу
его желаниям!
* * *
Многие выдающиеся врачи занимались вопросом о состоянии умственных
способностей Гесса. Он, безусловно, был неврастеником, человеком душевно
раздвоенным, который искал покоя и одновременно стремился к могуществу и
высокому положению и поклонялся вождю. Но он не был простым психопатом. Он
страстно верил в то представление, которое создал себе о Гитлере. Если бы
только Англия могла также поверить в него, сколь многих страданий можно было
бы избежать и как легко было бы прийти к соглашению! Свобода действий для
Германии в Европе, а для Англии в ее собственной империи! Другими
второстепенными условиями были: возврат германских колоний, эвакуация Ирака
и заключение перемирия и мира с Италией.
В данный же момент положение Англии было безнадежным. Если бы она не
согласилась на эти условия, то "рано или поздно настал бы день, когда она
оказалась бы вынужденной согласиться на них". На это лорд Саймон ответил:
"Не думаю, что этот аргумент покажется кабинету очень убедительным, так как
в нашей стране, знаете ли, живут довольно храбрые люди и мы не очень-то
любим угрозы!"
Если учесть, что Гесс так близко стоял к Гитлеру, то кажется
удивительным, что он не знал или если и знал, то не сообщил нам о
предстоящем нападении на Россию, к которому велись такие широкие
приготовления. Советское правительство было чрезвычайно заинтриговано
эпизодом с Гессом, и оно создало вокруг него много неправильных версий. Три
года спустя, когда я вторично приехал в Москву, я убедился, насколько Сталин
интересовался этим вопросом. За обедом он спросил меня, что скрывалось за
миссией Гесса. Я кратко сообщил ему то, что изложил здесь. У меня создалось
впечатление, что, по его мнению, здесь имели место какие-то тайные
переговоры или заговор о совместных действиях Англии и Германии при
вторжении в Россию, которые закончились провалом. Зная, какой он умный
человек, я был поражен его неразумностью в этом вопросе. Когда переводчик
дал мне понять, что Сталин не верит моим объяснениям, я ответил через своего
переводчика: "Когда я излагаю известные мне факты, то ожидаю, что мне
поверят". Сталин ответил на мои резковатые слова добродушной улыбкой: "Даже
у нас, в России, случается многое, о чем наша разведка не считает
необходимым сообщать мне". Я не стал продолжать этот разговор.
* * *
Размышляя над всей этой историей, я рад, что не несу ответственности за
то, как обращались и продолжают обращаться с Гессом. Какую бы моральную вину
ни нес немец, который был близок к Гитлеру, Гесс, по-моему, искупил ее своим
исключительно самоотверженным и отчаянным поступком, вдохновленным бредовыми
благими побуждениями. Он явился к нам по своей доброй воле и, хотя его никто
на это не уполномочивал, представлял собой нечто вроде посла. Это был
психопатологический, а не уголовный случай, и именно так его и следует
рассматривать.
Со времен Нельсона Мальта всегда была верным британским стражем,
охранявшим узкий и исключительно важный морской коридор в центральной части
Средиземного моря. Стратегическое значение Мальты никогда еще не было так
велико, как во время последней войны. Нужды огромной армии, которая
создавалась нами в Египте, ставили перед нами важнейшие задачи -- обеспечить
свободное прохождение наших конвоев через Средиземное море и не допускать
доставку войск противника в Триполи для подкрепления находящегося там
гарнизона. В то же время новое воздушное оружие не только наносило
смертельный удар Мальте, но также лишало английский морской флот возможности
твердо укрепиться в этом узком пространстве. Без этой новой угрозы наша
задача была бы несложной. Мы свободно могли бы передвигаться по Средиземному
морю, преградив путь всем другим флотам. В настоящее время мы уже не могли
базировать наши основные военно-морские силы на Мальту. Самому острову
угрожала опасность вторжения из итальянских портов, а также постоянных
ожесточенных воздушных налетов. Караваны наших судов, проходивших через
проливы, подвергались также огромному риску из-за действий вражеской
авиации, что вынуждало нас направлять их длинным кружным путем вокруг мыса
Доброй Надежды. В то же время господство авиации противника в воздухе давало
ему возможность доставлять непрерывным потоком войска и снабжение в Триполи,
ибо его авиация мешала нашим кораблям свободно действовать в центральной
части Средиземного моря, поскольку такие операции были сопряжены с большими
потерями и риском.
* * *
Первая серьезная схватка наших военных кораблей с германской авиацией
произошла 10 января. Наш флот был занят выполнением ряда серьезных задач: он
прикрывал прохождение конвоя через центральную часть Средиземного моря с
запада, доставку подкреплений на Мальту с востока и различные мелкие
операции по морским перевозкам в греческие порты. Рано утром в этот день
миноносец "Гэллант" был торпедирован в Мальтийском проливе в тот момент,
когда он сопровождал эскадру наших военных кораблей. Внезапно появились
самолеты, которые начали преследовать эскадру, а днем начался сильный налет
германских бомбардировщиков. Они атаковали в основном новый авианосец
"Илластриес" (командир капитан 1 ранга Бойд) и за три захода сбросили на
корабль шесть больших бомб. Несмотря на то что он был серьезно поврежден и
на нем вспыхнул пожар, а 83 человека из его команды было убито и 60 тяжело
ранено, корабль благодаря своей бронированной палубе успешно вел борьбу с
нападавшими на него самолетами, а его авиация уничтожила по меньшей мере
пять вражеских самолетов. В эту ночь, несмотря на усиливавшиеся атаки с
воздуха и выход из строя рулевого управления, капитан 1 ранга Бойд довел
"Илластриес" до Мальты.
Ночью адмирал Кэннингхэм со своей боевой эскадрой благополучно провел
южнее Мальты направлявшийся на восток караван судов. На следующий день
крейсера "Саутгемптон" и "Глостер", находившиеся уже в этот момент далеко на
восток от Мальты, были повреждены бомбами, сброшенными пикирующими
бомбардировщиками, которые приблизились к ним незамеченными в лучах солнца.
"Глостер" получил только небольшое повреждение от неразорвавшейся бомбы, но
на "Саутгемптоне" бомба попала в машинное отделение. Начался пожар, с
которым оказалось невозможно справиться, и корабль пришлось затопить. Таким
образом, хотя конвои благополучно прошли к месту своего назначения, наш
морской флот дорого заплатил за это.
Немцы поняли, что поврежденный "Илластриес" находится в отчаянном
положении на Мальте, и приняли энергичные меры, чтобы уничтожить его. Однако
силы нашей авиации на острове уже возросли, и в состоявшейся схватке за один
день было сбито 19 самолетов противника. Несмотря на то что во время его
стоянки в доке в "Илластриес" снова попало несколько бомб, он вечером 23
января смог выйти в море. Обнаружив его отсутствие, противник всячески
старался найти его, но через два дня корабль благополучно прибыл в
Александрию.
К этому времени с баз на Сицилии действовало уже не менее 250
германских самолетов. В январе на Мальту было совершено 58 налетов, и до
самого конца мая она подвергалась воздушным налетам три-четыре раза в день
лишь с короткими передышками. Но наши ресурсы возрастали. В период с апреля
по июнь 1941 года соединение "Н" адмирала Сомервелла доставило шесть крупных
отрядов авиации на базы в пределах досягаемости Мальты, а с запада к месту
боев было направлено 224 самолета "харрикейн" и несколько самолетов других
типов. Снабжение и подкрепления также доставлялись с востока. В июне были
отбиты первые ожесточенные атаки, и остров устоял, хотя и с величайшим
напряжением сил. Но наиболее жестокое испытание ожидало его в 1942 году.
* * *
Невзирая на напряжение, которому нас подвергали все разраставшиеся
события в Средиземноморском районе, мы старались найти способы перенести
войну на территорию самой Италии. По имевшимся у нас сведениям, моральное
состояние итальянского народа было очень низким, и удар, нанесенный здесь,
произвел бы на него еще более угнетающее впечатление и приблизил бы желанный
для нас крах Италии. 9 февраля адмирал Сомервелл осуществил смелый и
успешный рейд на Генуэзский порт. Соединение "Н", в которое входили корабли
"Ринаун", "Малайя" и "Шеффилд", приблизилось к городу и в течение получаса
подвергало его ожесточенной бомбардировке. В то же время самолеты с
авианосца "Арк Ройал" бомбили Ливорно и Пизу и заложили мины у Специи.
Противник был застигнут врасплох, сопротивление оказали лишь береговые
батареи в Генуе, и то лишь незначительное и абсолютно неэффективное. Рейд
причинил серьезный ущерб портовым сооружениям и судам, стоявшим в порту.
Воспользовавшись низкой облачностью, корабли адмирала Сомервелла отошли,
успешно избежав встречи с флотом противника, который искал их к западу от
Сардинии.
* * *
В начале апреля мы уже были в состоянии усилить наши атаки на суда
противника, доставлявшие снабжение войскам Роммеля в Ливии. Решающую роль в
этом сыграли английские подводные лодки, базировавшиеся на Мальту, причем
масштаб их деятельности и эффективность все увеличивались.
10 апреля на Мальту было направлено ударное соединение в составе
четырех эсминцев под командованием капитана 1 ранга Мака, находившегося на
"Джэрвисе". Оно предназначалось для действий против конвоев противника. За
одну неделю соединение достигло блестящих успехов. В ясную лунную ночь оно
столкнулось с караваном в составе пяти судов, шедших на юг в сопровождении
трех эсминцев. Весь караван был полностью уничтожен в общей схватке, которая
произошла на близком расстоянии. Наш эсминец "Мохок" был также торпедирован,
и его пришлось потопить, но командир и большая часть его команды были
спасены. Во время одной этой операции были уничтожены суда противника общим
тоннажем около 14 тысяч тонн с полным грузом важных военных материалов.
* * *
Мы продолжали получать хорошие известия из Пустыни. 6 февраля, за три
недели до намеченного срока, австралийская 6-я дивизия вступила в Бенгази.
На заре 5 февраля английская 7-я бронетанковая дивизия (по числу танков ныне
равнявшаяся бронетанковой бригаде), проделав весьма трудный путь, достигла
Мсуса. Дивизии было дано задание перерезать прибрежную дорогу. В тот же
вечер колонна войск противника численностью около пяти тысяч человек
наткнулась на заграждения, устроенные на дороге у Беда-Фомм, и сразу же
сдалась. Утром 6 февраля основные колонны войск противника начали
продвигаться по дороге, и в течение всего дня там шли ожесточенные бои с
подходившими группировками вражеских войск, которые включали значительное
количество танков. К ночи войска противника оказались в отчаянном положении,
причем на участке протяжением почти в 20 миль создалось беспорядочное
скопление машин, блокированных спереди и атаковавшихся с флангов. На
рассвете 7 февраля они попытались в последний раз перейти в атаку силами 30
танков. Когда и эта попытка провалилась, генерал Берганцоли сдался со всей
своей армией.
Таким образом, за два месяца наша Нильская армия продвинулась вперед на
500 миль, уничтожила итальянскую армию в составе свыше 9 дивизий и захватила
130 тысяч пленных, 400 танков и 1290 орудий. Наши войска одержали полную
победу в Киренаике.
* * *
Несмотря на эти победы, дипломатические и военные проблемы, стоявшие
перед нами на Среднем Востоке, были настолько серьезны и сложны, а у
генерала Уэйвелла было так много забот, что на совещании комитета обороны 11
февраля было решено послать к нему в Каир министра иностранных дел и
начальника имперского генерального штаба генерала Дилла.
Премьер-министр -- генералу Уэйвеллу 12 февраля 1941 года
"... Как Греция, так и Турция до сих пор отказывались от наших
предложений об оказании им технической помощи, так как они заявляют, что эта
помощь слишком неэффективна для того, чтобы разрешить стоящую перед ними
основную проблему, но в то же время достаточно бросается в глаза, чтобы
вызвать интервенцию со стороны Германии. Однако эта интервенция с каждым
днем становится все более неизбежной и может начаться в любой момент. Если
Турция и Югославия заявят Болгарии, что они нападут на нее, если она не
присоединится к ним для оказания сопротивления продвижению германских войск
на юг, это может создать барьер, для преодоления которого потребовались бы
значительно более многочисленные германские силы, чем те, которые в
настоящее время находятся в Румынии. Но я опасаюсь, что они этого не сделают
и упустят, таким образом, возможность для организации совместного
сопротивления, как это уже в свое время имело место в Нидерландах.
Мы должны прежде всего позаботиться о нашем союзнике -- Греции, которая
так успешно сражается. Если Греция будет побеждена или вынуждена заключить
сепаратный мир с Италией, уступив Германии для операций против нас свои
воздушные и морские стратегические пункты, это произведет чрезвычайно
неблагоприятное действие на Турцию. Но если Греция с нашей помощью сможет в
течение нескольких месяцев сдерживать наступление германских войск, то шансы
на вмешательство Турции увеличатся. Поэтому мы, по-видимому, должны устроить
дело таким образом, чтобы мы могли предложить грекам направить в Грецию
боевые части и соединения, которые до сих пор были заняты в обороне Египта,
и разработать планы отправки максимальных подкреплений для них как личным
составом, так и материалами...
Чтобы максимально облегчить согласование всех возможных мероприятий и
дипломатического, и военного характера против немцев на Балканах, мы
посылаем к Вам в Каир министра иностранных дел и генерала Дилла. Они выедут
12 февраля и должны прибыть к Вам 14 или 15 февраля. Обсудив в Каире общую
обстановку и приняв все необходимые предварительные меры для осуществления
наших планов, Вы, без сомнения, отправитесь вместе с ними в Афины, а затем,
если это окажется удобным, в Анкару. Мы надеемся, что в возможно кратчайший
срок и наилучшим образом Греции смогут быть предложены по меньшей мере
четыре дивизии, включая одну бронетанковую, а также вся та дополнительная
авиация, которую в настоящий момент могут принять греческие аэродромы, равно
как и все имеющееся военное снаряжение.
Если окажется невозможным заключить эффективное соглашение с греками и
выработать практический план военных действий, мы должны попытаться спасти
от крушения все, что нам удастся".
Генерал Уэйвелл ответил 12 февраля, поблагодарив меня за посланные ему
поздравления. Он, конечно, уже в течение некоторого времени обдумывал вопрос
об оказании помощи Греции и Турции. Он выражал надежду, что ему удастся
несколько улучшить данную им раньше оценку имевшихся у него резервов, в
особенности если правительство Австралии предоставит ему некоторую свободу
действий. Он уже беседовал об этом с премьер-министром Австралии Мензисом,
который побывал в Каире по пути в Лондон, и встретил с его стороны полную
готовность согласиться на сделанные ему предложения. Уэйвелл приветствовал
приезд министра иностранных дел и генерала Дилла.
20 февраля была получена телеграмма Идена, в которой он четко обрисовал
мнения людей, находившихся на месте, и сообщил о результатах состоявшегося в
Каире совещания, на котором кроме него и Дилла присутствовали трое высших
военачальников:
"Мы все согласились, что нам следует сделать все, что только в наших
силах, чтобы в ближайшее время оказать грекам максимальную помощь. Если
греки примут помощь, которую мы им можем предложить, то, как мы полагаем, у
нас будут неплохие шансы остановить наступление германских войск и
предотвратить разгром Греции...
Генерал Уэйвелл располагает следующими силами, которые могут быть
отправлены в Грецию теперь же и в ближайшем будущем: во-первых, одной
бронетанковой бригадой и новозеландской дивизией, численность которой
недавно была доведена до трех пехотных бригад и которая готова к отправке;
за ней последует польская бригада, австралийская 1-я дивизия, 2-я
бронетанковая бригада, если понадобится, и австралийская 2-я дивизия --
именно в этой последовательности. Отправка этих войск неизбежно потребует
огромного напряжения усилий всего административного персонала и значительной
доли импровизации... "
* * *
22 февраля Иден вместе с генералом Уэйвеллом, сэром Джоном Диллом и
другими офицерами вылетел в Афины для совещания с греческим королем и
правительством. Когда Иден прибыл вечером для установления первого контакта
с греками, его повезли в королевский дворец в Татой. Король тут же спросил
его, примет ли он его премьер-министра наедине. Он объяснил королю, что не
желал бы делать этого, поскольку стремится проводить все совещания на чисто
военной основе. Если мы пошлем помощь Греции, это будет обусловлено военными
причинами, а он не хотел бы, чтобы политические соображения сыграли
чрезмерную роль в этом вопросе. Однако король настаивал на своей просьбе, и
Иден согласился.
После военных переговоров и совещаний штабов, длившихся всю ночь и весь
следующий день, Иден послал нам следующую, чрезвычайно важную телеграмму,
датированную 24-м числом:
Министр иностранных дел -- премьер-министру 24 февраля 1941 года
"1. Сегодня (23) с греческим правительством достигнуто соглашение по
всем пунктам.
Когда я спросил в конце переговоров, отнесется ли греческое
правительство положительно к прибытию в Грецию английских войск в том
количестве и на тех условиях, которые мы предлагаем, председатель совета
министров официально ответил, что греческое правительство принимает наше
предложение с благодарностью и одобряет все подробные планы, выработанные
представителями обоих генеральных штабов.
2. По прибытии сюда сегодня во второй половине дня мы встретились с
королем Греции, председателем совета министров и генералом Папагосом. Я
сделал им сообщение о нашей оценке международного положения и подробно
остановился на германских планах в отношении Балкан. Затем я пояснил, что
министры и начальники штабов в Лондоне пришли к выводу -- и этот вывод
получил полное одобрение нашего командования здесь, на месте, -- что мы
должны в возможно кратчайший срок предоставить Греции максимальную помощь.
Затем мы сделали подробное сообщение о тех силах, которые нам удастся
выделить для Греции, объяснив, что это все, что мы можем сделать в данный
момент. То, что мы сможем сделать для нее в будущем, будет зависеть от
общего хода войны и от состояния наших ресурсов. Единственное, что я могу
сказать, это что предлагаемые нами войска хорошо оснащены и обучены, и мы
уверены, что они покажут себя с хорошей стороны.
Председатель совета министров, подтвердив решимость Греции защищаться,
упомянул об опасениях греческого правительства, что недостаточная помощь со
стороны Англии может лишь ускорить нападение Германии, и заявил, что
необходимо установить, смогут ли греческие войска и те войска, которые мы
можем им предоставить, оказать действенное сопротивление немцам, принимая во
внимание сомнительную позицию Турции и Югославии. Поэтому председатель
совета министров хотел, чтобы военные эксперты рассмотрели вопрос в свете
английского предложения прежде, чем греческое правительство свяжет себе
руки. Я внес ясность в то, каковы будут логические последствия позиции,
занятой председателем совета министров. Если мы будем отсрочивать решение из
опасения спровоцировать немцев, то это решение неизбежно окажется
запоздалым.
Из последующего обсуждения вопроса между генералом Диллом,
главнокомандующим вооруженными силами на Среднем Востоке и командующим
авиацией, с одной стороны, и генералом Папагосом -- с другой выяснилось, что
ввиду сомнительной позиции Югославии единственной линией, которую можно
будет удержать и которая даст время отозвать войска из Албании, будет линия
к западу от Вадара, Олимп, Верия, Эдесса, Каймакчалан. Если бы мы могли быть
уверены в том, какие шаги предпримет Югославия, это дало бы нам возможность
удерживать линию дальше к северу от устья реки Нестос к Белесу, прикрывая
Салоники. Если же Югославия не вступит в войну, то было бы практически
нецелесообразно удерживать линию, прикрывающую Салоники, ввиду того, что в
этом случае левый фланг Греции будет открыт для атаки германских войск".
Далее он описывал подробности достигнутого соглашения:
"Переговоры длились около десяти часов и охватили основные вопросы
политического и военного сотрудничества... На всех нас произвели глубокое
впечатление откровенность и прямота греческих представителей при обсуждении
всех этих вопросов. Я вполне уверен, что они полны решимости сопротивляться,
насколько у них хватит сил, и что у правительства его величества нет иного
выбора как поддержать их, каковы бы ни были последствия. Учитывая весь
связанный с этим риск, мы все же должны решиться на это".
В одном из своих последующих сообщений он писал:
"Мы все убеждены, что избрали правильный путь, и, так как решающий час
наступил, мы были уверены, что Вы бы не захотели, чтобы мы откладывали
принятие решения до получения от Вас подробных инструкций.
Риск велик, но у нас есть шанс на успех. Мы принимаем на себя серьезные
обязательства, которые потребуют большого напряжения наших ресурсов, а в
особенности нашей истребительной авиации... "
По получении этих сообщений, с которыми Дилл и Уэйвелл выразили свое