Страница:
[На Захарьевской улице в Санкт-Петербурге расположено здание Следственного Управления ГУВД]. Которые уже успели возбудить уголовное дело по факту “убийства” полковника, задержать нескольких членов “преступной группы скинхэдов” и даже получить признание в причастности к смерти потерпевшего у трех из семерых арестованных.
Пришлось извиняться перед задержанными и выпускать их на волю. После чего следователи принялись бодро докладывать наверх об успехах в деле борьбы с преступностью…
А полковник, проведя месяц в санатории, почти полностью восстановил память и вернулся к нелегкой работе в правоохранительной системе России.
Ларин потерял Дукалиса где-то в анфиладе проходных дворов, когда Анатолий неожиданно вырвал руку из ладони Андрея и метнулся в сторону.
Капитан недолго побродил по загаженной детской площадке, поорал, был облит водой из ведра разбуженным жильцом с четвертого этажа, надулся на весь белый свет, плюнул на поиски коллеги и отправился домой.
Раздеваясь в коридоре, Ларин обнаружил в кармане пальто наполовину пустой коробок с анашой и решил выкурить косячок перед сном. Дабы не вонять ханкой в квартире, опер, набив “беломорину” высушенной коноплей, пошел на лестницу и встал возле мусоропровода.
Травка оказалась никакой.
Капитан подымил, ровным счетом ничего не почувствовал и предался грустным размышлениям о том, что и в наркобизнесе далеко не все торговцы обеспечивают страждущих качественным продуктом. Затем его мысли перекинулись на работу, он попытался вспомнить, чем занимается в “убойном” отделе и какое у него, собственно, звание, так ничего и не вспомнил и стал мрачно смотреть в окно.
Раздумья Ларина прервал сосед-подводник, положивший оперу руку на плечо.
– Андрюша,– сказал капитан второго ранга.– Ты бы сходил, поел что-нибудь. А то вторые сутки стоишь, молчишь…
Глухой форшмак
Приключение третье
Два капитана
Пришлось извиняться перед задержанными и выпускать их на волю. После чего следователи принялись бодро докладывать наверх об успехах в деле борьбы с преступностью…
А полковник, проведя месяц в санатории, почти полностью восстановил память и вернулся к нелегкой работе в правоохранительной системе России.
* * *
Ларин потерял Дукалиса где-то в анфиладе проходных дворов, когда Анатолий неожиданно вырвал руку из ладони Андрея и метнулся в сторону.
Капитан недолго побродил по загаженной детской площадке, поорал, был облит водой из ведра разбуженным жильцом с четвертого этажа, надулся на весь белый свет, плюнул на поиски коллеги и отправился домой.
Раздеваясь в коридоре, Ларин обнаружил в кармане пальто наполовину пустой коробок с анашой и решил выкурить косячок перед сном. Дабы не вонять ханкой в квартире, опер, набив “беломорину” высушенной коноплей, пошел на лестницу и встал возле мусоропровода.
Травка оказалась никакой.
Капитан подымил, ровным счетом ничего не почувствовал и предался грустным размышлениям о том, что и в наркобизнесе далеко не все торговцы обеспечивают страждущих качественным продуктом. Затем его мысли перекинулись на работу, он попытался вспомнить, чем занимается в “убойном” отделе и какое у него, собственно, звание, так ничего и не вспомнил и стал мрачно смотреть в окно.
Раздумья Ларина прервал сосед-подводник, положивший оперу руку на плечо.
– Андрюша,– сказал капитан второго ранга.– Ты бы сходил, поел что-нибудь. А то вторые сутки стоишь, молчишь…
Глухой форшмак
– Да, да, это РУВД!!! – красный от ярости Чердынцев подпрыгивал возле телефона.– Что тебе еще нужно?!
Соловец присел на откидное сиденье и прочел единственную запись, внесенную в журнал происшествий за ночь.
“В 04.17 на пересечении улицы Широкой и Большого проспекта было обнаружено тело гражданина Терпигорева А.В. Это уже третье тело гр. Терпигорева А.В., обнаруженное на этой неделе”.
– Который час, спрашиваешь?! – продолжал надрываться начальник дежурной части. – Я тебе щас устрою сигналы точного времени!!! – майор швырнул трубку на рычаги.
– Кто звонит? – осведомился Соловец.
– Дукалис! – прорычал Чердынцев. – Свистнул мою мобилу и теперь по ней названивает и хохочет! Баксов на пятьдесят уже наговорил!
– Вычтем из зарплаты, – пожал плечами начальник ОУРа.
– Держи карман шире! – взвился майор. – У него вся получка на погашение долга за прошлогодний пожар уходит!
– Да, ты прав, – вспомнил Соловец.
В декабре прошедшего года оперуполномоченный Дукалис действительно слегка переборщил с предновогодним фейерверком, изготовленным им из натертого на крупном напильнике аллюминия и пороха, добытого из патронов в ПМу, и по пьяной лавочке спалил три соседние квартиры. За что его регулярно били и вымогали деньги.
– А это кто? – главный “убойщик” заметил перемотанное веревкой рослое тело, лежащее в проходе между сиденьями.
– Этот? – Чердынцев махнул рукой.– Да, приперся под утро, ксиву в нос совал, кричал, что агент какой-то… Я его и связал, чтоб не мешал работать.
– Случайно, не агент национальной безопасности? – поинтересовался Соловец.
– Точно! – удивился майор.– А ты как догадался? Дедукция?
– Просто я его знаю,– вздохнул начальник ОУРа.– Убогий он. Ну, в смысле, на голову больной. Как очнется, ты его развяжи и отпусти… Кстати, как там Чуков? Что врачи говорят?
– В травме он,– огорченно развел руками Чердынцев.– Нога сломана, ключица, нос, пять ребер и пальцы на правой руке…
– А глаза?
– Что – глаза?
– Ну, со зрением как? – Соловец решил не уточнять, каким образом дознаватель получил столько переломов. И так понятно.
– Говорят, поправится,– уверенно сказал Чердынцев.
– Ладно,– Соловец прихватил со стола кожаную папочку и встал.– Если будут спрашивать, я на территории…
– Хорошо,– телефон опять зазвонил.– Алло, дежурный по РУВД слушает,– майор изменился в лице.– Да, это Чердынцев!!! Да, Толя, я в автобусе!!!… А ты приходи, и поговорим!!!…
Начальник ОУРа решил не мешать содержательной беседе и удалился за угол, где в одиночестве высосал пол-литра припасенного со вчерашнего дня самогона.
Лейтенанту Волкову не повезло.
Форсируя по дороге на работу Неву по тонкому льду в районе стрелки Васильевского острова, инспектор по делам несовершеннолетних провалился в полынью и пробарахтался там с полчаса, пока ругающиеся спасатели не вытащили насквозь промороженного лейтенанта на берег.
В больнице его поместили в палату, зафиксировали на койке, накрыли согревающим электроодеялом и оставили оттаивать.
Одеяло оказалось с брачком.
Спустя десять минут после включения в сеть полетел стабилизатор напряжения, и Волкова стало с периодичностью раз в две секунды бить током. Шоковая терапия продолжалась почти час, пока в палату не заглянула медсестра и не удивилась, почему больной, выпучив глаза, подскакивает на кровати.
Лейтенанта освободили из электрического плена и перевели в реанимацию.
Там Волков провалялся дней пять, его уже совсем собрались было выписывать, но тут он подхватил дизентерию вкупе с гепатитом от цыганок, гадавших пациентам в садике у больницы, и с гордо поднятой головой отправился в инфекционное отделение Боткинской больницы.
Плахов растолкал закемарившего Рогова и заткнул ему рот ладонью, когда Васятка попытался было певуче зевнуть.
– Тише ты…
– А че? – шепотом спросил Рогов.
– Опять кто-то ходит, – серьезно сказал Плахов.
За прошедшие с момента последнего удара по неизвестному преследователю сутки опера отошли от склада с “Ркацители” на добрые пять километров, петляя по лабиринту переходов, и, наконец, добрались до двухметровой в диаметре и уходившей в неизвестность трубы канализационного стока. Вино кончилось, “убойщики” смертельно устали и завалились подремать, не обращая внимание на запах.
Из– за поворота трубы донеслись осторожные шаркающие шаги.
– Ну, все! Задолбал! – решил Плахов, поднял хорошо зарекомендовавшую себя снеговую лопату, вновь подобранную им в процессе блужданий по тоннелям и подтолкнул коленом напарника. – Сунется – свети ему в рожу зажигалкой, а за мной не заржавеет! Прихлопнем козла! Теперь уж – окончательно!…
Рогов присел на корточки у поворота, Плахов встал сбоку.
Шаги приближались…
Васятка затрясся, когда тяжелое дыхание неизвестного раздалось совсем близко и щелкнул зажигалкой.
На него из темноты уставилась перемазанная, но все же узнаваемая харя подполковника Петренко.
– Рогов, скотина! Так это ты?! – заорал полуослепший от неожиданной вспышки Мухомор, успевший, однако, рассмотреть подчиненного.
– То-то-товарищ по-по-подполковник…, – Вася отбросил погасшую зажигалку и на четвереньках бросился бежать.
За ним прыжками понесся Плахов, уронив из ослабевших рук бесполезную лопату.
Безродный взвалил на свои узкие плечи коробку с оперативными делами, которые ему приказали доставить на четвертый этаж, почти дошел до середины пути, но не удержал равновесия, поскользнулся на склизких ступенях и уронил поклажу в лестничный пролет.
Коробка плюхнулась в остававшуюся на первом этаже полузамерзшую пахучую жижу.
“Ну, и черт с ними! – подумал дознаватель.– Все равно нашу работу никто не ценит…”
Безродный вытащил из кармана кителя плоскую бутылочку коньяку, жадно припал к горлышку растрескавшимися губами и в три глотка опустошил двухсотпятидесятиграммовую емкость. Выбросил бутылку вслед за коробкой, подошел к открытому окну, лег впалой грудью на обшарпанный подоконник и стал смотреть вниз на улицу, где утреннее солнце освещало своими лучами обычное начало рабочего дня в самом обычном питерском РУВД.
Бестолково бродили похмельные и злые пэпээсники…
Майор Чердынцев метелил вяло сопротивлявшегося Дукалиса прямо на глазах у толпы прохожих…
Пьяненький Соловец сидел на урне перед входом в районное управление внутренних дел и пускал слюни, время от времени радостно похохатывая…
Жирная капитанша-паспортистка хрипло орала на ранних посетителей…
Крысюк пытался навесить на раму от УАЗа четыре колеса с абсолютно лысой резиной…
Двое сержантов тащили в “обезьянник” раннего бухарика, по пути обшаривая его карманы…
Тесть Васи Рогова пытался что-то втолковать невменяемому Твердолобову, показывая рукой на старенькую “Волгу”, в лобовом стекле которой торчал брошенный кем-то минуту назад с крыши лом…
Отсосавший пол-литра топлива из бензобака водитель единственного остававшегося на ходу “козелка” с присвистом вдыхал высокооктановые пары и приставал ко всем проходящим мимо с просьбой одолжить целлофановый пакет…
Жена подполковника Петренко скандалила с прокурором района, прибывшим для проверки готовности личного состава РУВД к антитеррористическим учениям под кодовым названием “Затылок кавказской национальности”…
Казанцев тоскливо слушал жалобу пожилого эксгибициониста, пришедшего с заявлением о краже коллекции фаллоимитаторов и время от времени распахивавшего пальто, под которым белело голое тело…
В общем, это утро мало чем отличалось от сотен других – тех, что прошли, и тех, что еще будут.
Но так было только до поры до времени…
Со звоном откинулся чугунный люк на середине дороги и из него, щурясь от непривычно-яркого света, выскочили Рогов с Плаховым и наперегонки помчались под защиту спасительных стен родного РУВД.
– Оп-па! – радостно завопил Соловец. – Нашлись, родненькие!…
Через секунду по улице раскатился неясный гул и вверх почти на два метра взметнулась выбитая головой подполковника Петренко крышка соседнего люка.
Мухомор вылетел из канализационного колодца как стартующая тяжелая стратегическая ракета шахтного базирования – величественно, мощно, неотвратимо, с разрывающим барабанные перепонки ревом твердотопливных ускорителей, в облаке вонючего белого пара и с единственной целью – уничтожить заложенный в систему наведения ее многомегатонной боеголовки объект. Глаза подполковника горели праведным гневом, его перепачанное лицо покрывала смертельная бледность, плечи были широко расправлены, а пузо выставлено вперед.
Руки Петренко крепко сжимали оброненную Плаховым широкую снеговую лопату.
– Коля! – обрадовалась жена начальника РУВД. – Коленька!
– Какие люди! – весело закричал Твердолобов, широко раскинул руки, словно собирался заключить Мухомора в объятия, и упал навзничь.
– Товарищ подполковник! – Чердынцев бросил Дукалиса и приложил ладонь к непокрытой голове.
– Потом! – на ходу рыкнул несущийся во весь опор Петренко. Толпа перед ним расступилась, как вода перед форштевнем идущего в бой линкора. – Все – потом!!!
Мухомор влетел в распахнутые двери райуправления, где за мгновение до этого скрылись Рогов и Плахов.
И в течение следующих десяти минут собравшиеся у РУВД официальные и неофициальные лица слышали лишь доносившиеся из здания звонкие удары лопатой по двум бестолковым головам, победные взревывания Петренко и истошные взвизги Васятки “Нет, это не я!…”.
А из– за угла за всем этим безобразием наблюдал свежеразвязанный и выпущенный из автобуса Леха Перчиков, в буйной голове которого уже созревал очередной гениальный план по защите национальной безопасности России…
Соловец присел на откидное сиденье и прочел единственную запись, внесенную в журнал происшествий за ночь.
“В 04.17 на пересечении улицы Широкой и Большого проспекта было обнаружено тело гражданина Терпигорева А.В. Это уже третье тело гр. Терпигорева А.В., обнаруженное на этой неделе”.
– Который час, спрашиваешь?! – продолжал надрываться начальник дежурной части. – Я тебе щас устрою сигналы точного времени!!! – майор швырнул трубку на рычаги.
– Кто звонит? – осведомился Соловец.
– Дукалис! – прорычал Чердынцев. – Свистнул мою мобилу и теперь по ней названивает и хохочет! Баксов на пятьдесят уже наговорил!
– Вычтем из зарплаты, – пожал плечами начальник ОУРа.
– Держи карман шире! – взвился майор. – У него вся получка на погашение долга за прошлогодний пожар уходит!
– Да, ты прав, – вспомнил Соловец.
В декабре прошедшего года оперуполномоченный Дукалис действительно слегка переборщил с предновогодним фейерверком, изготовленным им из натертого на крупном напильнике аллюминия и пороха, добытого из патронов в ПМу, и по пьяной лавочке спалил три соседние квартиры. За что его регулярно били и вымогали деньги.
– А это кто? – главный “убойщик” заметил перемотанное веревкой рослое тело, лежащее в проходе между сиденьями.
– Этот? – Чердынцев махнул рукой.– Да, приперся под утро, ксиву в нос совал, кричал, что агент какой-то… Я его и связал, чтоб не мешал работать.
– Случайно, не агент национальной безопасности? – поинтересовался Соловец.
– Точно! – удивился майор.– А ты как догадался? Дедукция?
– Просто я его знаю,– вздохнул начальник ОУРа.– Убогий он. Ну, в смысле, на голову больной. Как очнется, ты его развяжи и отпусти… Кстати, как там Чуков? Что врачи говорят?
– В травме он,– огорченно развел руками Чердынцев.– Нога сломана, ключица, нос, пять ребер и пальцы на правой руке…
– А глаза?
– Что – глаза?
– Ну, со зрением как? – Соловец решил не уточнять, каким образом дознаватель получил столько переломов. И так понятно.
– Говорят, поправится,– уверенно сказал Чердынцев.
– Ладно,– Соловец прихватил со стола кожаную папочку и встал.– Если будут спрашивать, я на территории…
– Хорошо,– телефон опять зазвонил.– Алло, дежурный по РУВД слушает,– майор изменился в лице.– Да, это Чердынцев!!! Да, Толя, я в автобусе!!!… А ты приходи, и поговорим!!!…
Начальник ОУРа решил не мешать содержательной беседе и удалился за угол, где в одиночестве высосал пол-литра припасенного со вчерашнего дня самогона.
* * *
Лейтенанту Волкову не повезло.
Форсируя по дороге на работу Неву по тонкому льду в районе стрелки Васильевского острова, инспектор по делам несовершеннолетних провалился в полынью и пробарахтался там с полчаса, пока ругающиеся спасатели не вытащили насквозь промороженного лейтенанта на берег.
В больнице его поместили в палату, зафиксировали на койке, накрыли согревающим электроодеялом и оставили оттаивать.
Одеяло оказалось с брачком.
Спустя десять минут после включения в сеть полетел стабилизатор напряжения, и Волкова стало с периодичностью раз в две секунды бить током. Шоковая терапия продолжалась почти час, пока в палату не заглянула медсестра и не удивилась, почему больной, выпучив глаза, подскакивает на кровати.
Лейтенанта освободили из электрического плена и перевели в реанимацию.
Там Волков провалялся дней пять, его уже совсем собрались было выписывать, но тут он подхватил дизентерию вкупе с гепатитом от цыганок, гадавших пациентам в садике у больницы, и с гордо поднятой головой отправился в инфекционное отделение Боткинской больницы.
* * *
Плахов растолкал закемарившего Рогова и заткнул ему рот ладонью, когда Васятка попытался было певуче зевнуть.
– Тише ты…
– А че? – шепотом спросил Рогов.
– Опять кто-то ходит, – серьезно сказал Плахов.
За прошедшие с момента последнего удара по неизвестному преследователю сутки опера отошли от склада с “Ркацители” на добрые пять километров, петляя по лабиринту переходов, и, наконец, добрались до двухметровой в диаметре и уходившей в неизвестность трубы канализационного стока. Вино кончилось, “убойщики” смертельно устали и завалились подремать, не обращая внимание на запах.
Из– за поворота трубы донеслись осторожные шаркающие шаги.
– Ну, все! Задолбал! – решил Плахов, поднял хорошо зарекомендовавшую себя снеговую лопату, вновь подобранную им в процессе блужданий по тоннелям и подтолкнул коленом напарника. – Сунется – свети ему в рожу зажигалкой, а за мной не заржавеет! Прихлопнем козла! Теперь уж – окончательно!…
Рогов присел на корточки у поворота, Плахов встал сбоку.
Шаги приближались…
Васятка затрясся, когда тяжелое дыхание неизвестного раздалось совсем близко и щелкнул зажигалкой.
На него из темноты уставилась перемазанная, но все же узнаваемая харя подполковника Петренко.
– Рогов, скотина! Так это ты?! – заорал полуослепший от неожиданной вспышки Мухомор, успевший, однако, рассмотреть подчиненного.
– То-то-товарищ по-по-подполковник…, – Вася отбросил погасшую зажигалку и на четвереньках бросился бежать.
За ним прыжками понесся Плахов, уронив из ослабевших рук бесполезную лопату.
* * *
Безродный взвалил на свои узкие плечи коробку с оперативными делами, которые ему приказали доставить на четвертый этаж, почти дошел до середины пути, но не удержал равновесия, поскользнулся на склизких ступенях и уронил поклажу в лестничный пролет.
Коробка плюхнулась в остававшуюся на первом этаже полузамерзшую пахучую жижу.
“Ну, и черт с ними! – подумал дознаватель.– Все равно нашу работу никто не ценит…”
Безродный вытащил из кармана кителя плоскую бутылочку коньяку, жадно припал к горлышку растрескавшимися губами и в три глотка опустошил двухсотпятидесятиграммовую емкость. Выбросил бутылку вслед за коробкой, подошел к открытому окну, лег впалой грудью на обшарпанный подоконник и стал смотреть вниз на улицу, где утреннее солнце освещало своими лучами обычное начало рабочего дня в самом обычном питерском РУВД.
* * *
Бестолково бродили похмельные и злые пэпээсники…
Майор Чердынцев метелил вяло сопротивлявшегося Дукалиса прямо на глазах у толпы прохожих…
Пьяненький Соловец сидел на урне перед входом в районное управление внутренних дел и пускал слюни, время от времени радостно похохатывая…
Жирная капитанша-паспортистка хрипло орала на ранних посетителей…
Крысюк пытался навесить на раму от УАЗа четыре колеса с абсолютно лысой резиной…
Двое сержантов тащили в “обезьянник” раннего бухарика, по пути обшаривая его карманы…
Тесть Васи Рогова пытался что-то втолковать невменяемому Твердолобову, показывая рукой на старенькую “Волгу”, в лобовом стекле которой торчал брошенный кем-то минуту назад с крыши лом…
Отсосавший пол-литра топлива из бензобака водитель единственного остававшегося на ходу “козелка” с присвистом вдыхал высокооктановые пары и приставал ко всем проходящим мимо с просьбой одолжить целлофановый пакет…
Жена подполковника Петренко скандалила с прокурором района, прибывшим для проверки готовности личного состава РУВД к антитеррористическим учениям под кодовым названием “Затылок кавказской национальности”…
Казанцев тоскливо слушал жалобу пожилого эксгибициониста, пришедшего с заявлением о краже коллекции фаллоимитаторов и время от времени распахивавшего пальто, под которым белело голое тело…
В общем, это утро мало чем отличалось от сотен других – тех, что прошли, и тех, что еще будут.
Но так было только до поры до времени…
* * *
Со звоном откинулся чугунный люк на середине дороги и из него, щурясь от непривычно-яркого света, выскочили Рогов с Плаховым и наперегонки помчались под защиту спасительных стен родного РУВД.
– Оп-па! – радостно завопил Соловец. – Нашлись, родненькие!…
Через секунду по улице раскатился неясный гул и вверх почти на два метра взметнулась выбитая головой подполковника Петренко крышка соседнего люка.
Мухомор вылетел из канализационного колодца как стартующая тяжелая стратегическая ракета шахтного базирования – величественно, мощно, неотвратимо, с разрывающим барабанные перепонки ревом твердотопливных ускорителей, в облаке вонючего белого пара и с единственной целью – уничтожить заложенный в систему наведения ее многомегатонной боеголовки объект. Глаза подполковника горели праведным гневом, его перепачанное лицо покрывала смертельная бледность, плечи были широко расправлены, а пузо выставлено вперед.
Руки Петренко крепко сжимали оброненную Плаховым широкую снеговую лопату.
– Коля! – обрадовалась жена начальника РУВД. – Коленька!
– Какие люди! – весело закричал Твердолобов, широко раскинул руки, словно собирался заключить Мухомора в объятия, и упал навзничь.
– Товарищ подполковник! – Чердынцев бросил Дукалиса и приложил ладонь к непокрытой голове.
– Потом! – на ходу рыкнул несущийся во весь опор Петренко. Толпа перед ним расступилась, как вода перед форштевнем идущего в бой линкора. – Все – потом!!!
Мухомор влетел в распахнутые двери райуправления, где за мгновение до этого скрылись Рогов и Плахов.
И в течение следующих десяти минут собравшиеся у РУВД официальные и неофициальные лица слышали лишь доносившиеся из здания звонкие удары лопатой по двум бестолковым головам, победные взревывания Петренко и истошные взвизги Васятки “Нет, это не я!…”.
* * *
А из– за угла за всем этим безобразием наблюдал свежеразвязанный и выпущенный из автобуса Леха Перчиков, в буйной голове которого уже созревал очередной гениальный план по защите национальной безопасности России…
Приключение третье
FUCKING ХОРОШОУ
Бей ментов, спасай Россию!
Доброжелатель.
Надпись на заборе
Два капитана
Почти сутки весь наличный состав работников Выборгского
[Напоминание невнимательному читателю: все имена, фамилии, должности, звания и прочее в этой книге являются выдуманными и их совпадение с реальными людьми, а также – с героями литературных, телевизионных или иных художественных произведений, могут быть лишь непреднамеренной случайностью. То же самое относится и к номерам управлений, отделов и отделений милиции, и к описываемым в книге событиям]РУВД мыл, чистил и отдраивал здание от последствий фекального потопа, устроенного так и не обнаруженным злодеем.
Капитан Ларин, разумеется, скромно промолчал о своей роли в произошедшем.
Петренко, вырвавшийся, наконец, на оперативный простор наземного мира, лютовал так, что у его подчиненных нет-нет, да и закрадывались в головы нехорошие мысли о явившемся следствием длительного пребывания в темноте и одиночестве сумасшествии подполковника, и о необходимости применения к нему принудительных мер медицинского характера…
Все началось с того, что Мухомор, избив лопатой несчастных Рогова с Плаховым, временно потерял к ним интерес, выстроил адекватный, частично адекватный и совершенно невменяемый личный состав райуправления в кривоватую шеренгу на втором этаже здания и объявил, что никто из его подчиненных не сделает ни глотка, пока на полах, стенах и потолках останется хотя бы одно бурое пятнышко.
Затем начальник РУВД взял из кабинета дознавателя Удодова кнут, конфискованный год назад у цыгана-конокрада и непропитый исключительно по причине затрудненности его коммерческой реализации в городских условиях, щелкнул длинной кожаной плетью перед носом потрясенного перспективой многочасовой трезвости Чердынцева, гаркнул “Выполнять, сукины дети!” и в качестве демонстрации серьезности своих намерений треснул залитой свинцом рукоятью инструмента погонщика лошадей по лбу начальнику дежурной части.
Оглушенный майор тут же упал, за что получил от Петренко пинок ботинком под ребра и упрек в недостаточной физической подготовке.
Потом по приказу подполковника раздетого донага Соловца на веревках опустили в свежепробитую лунку во льду близлежащего пруда и не вынимали до тех пор, пока из начальника ОУРа окончательно не выветрились все алкогольные пары и его трижды не цапнула за ноги какая-то ошалевшая щука. Мухомор гоголем ходил по берегу замерзшего водоема и в мегафон отдавал приказы проводившим водяную экзекуцию сержантам, ударами дубинок и сапогов удерживавших главного “убойщика” в проруби.
Собравшимся поодаль зрителям из числа привлеченных воплями прохожих было объяснено, что Соловец готовится к соревнованиям по моржеванию среди сотрудников силовых ведомств, а на истошные крики о помощи со стороны голого майора не стоит обращать внимания – мол, таковы особенности его метода тренировки.
Когда синего от холода и скрюченного, как сушеная мойва, Соловца принесли обратно в РУВД, Петренко переключился на дознавателей и публично вылил в раковину обнаруженный в кабинете Твердолобова и К полный огнетушитель созревшей браги. Возмущенного таким беспределом и позволившего себе раскрыть рот Гекова Мухомор избил кнутом лично, а поддержавшего своего коллегу Удодова начал по собственной инициативе метелить Чердынцев, явно пытавшийся выслужиться перед подполковником.
За несанкционированное вмешательство в воспитательный процесс начальник дежурной части снова огреб рукоятью кнута в лобешник и удалился от греха подальше к себе в каморку.
После дознавателей настал черед оперсостава.
Плахов и Рогов отходили от побоев в машине МЧС, Волков лежал в больнице в связи с электротравмой, так что отдуваться Ларину, Дукалису и Казанове пришлось за шестерых. Мухомор выстроил бравых оперов по росту и долго издевался над их интеллектуальными способностями, заставляя их решать детективные задачки из потрепанного сборника некоего А.В.Воробьева и отжиматься от пола на кулаках по десять раз за каждый неправильный ответ.
Целый час из помещения ОУРа слышались гнусавый голос Петренко, зачитывавший текст, свист кнута и тяжелое дыхание подчиненных майора Соловца.
Ни одной задачки так решено и не было.
В финале разбирательства подполковник зашел к ментально и физически переутомленным оперативникам с тыла и дал каждому из них мощный пендель под зад, означавший, что “убойщикам” пора хватать ведра и тряпки, и мчаться на свой этаж.
Что они и сделали.
Убегая вверх по лестнице, оперативники слышали, как Петренко зловеще пообещал старшине из ППС: “А с патрульными я займусь строевой подготовкой! Сам! Вечером! На минном поле!…”
Разумеется, отдраить все так, чтобы не осталось “ни единого пятнышка”, как требовал подполковник, не удалось.
И к семи утра следующего дня, когда усталость, бессонная ночь и необходимость сменить перепачканную в процессе подземных блужданий одежду вынудили-таки Мухомора отправиться домой, интерьер здания управления представлял собой хоть и малоприятное, но более-менее соответствующее установленным нормативами МВД зрелище, немного оживляемое лежащими то тут, то там телами измученных сотрудников.
Стресс от перенесенного ими каторжного труда оказался настолько велик, что обмыв проведенной работы был с общего молчаливого согласия перенесен на неопределенное время.
Потерявший за сутки пять кило Дукалис прошел по вздувшемуся зелено-бежевому линолеуму коридора второго этажа, куда на проветривание и просушку была выставлена почти вся мебель, и осторожно постучал в дверь кабинета Соловца.
– Не заперто! – из-за двери глухо донесся голос начальника ОУРа.
– Георгич, – Дукалис сунулся в пустой кабинет и узрел одиноко сидящего на единственной табуретке майора, перед которым на полу стояла банка с водой. В воде болтался самопальный кипятильник, изготовленный из двух бритвенных лезвий “Нева” и пары спичек, скрепленных черной суровой ниткой. Провода от кипятильника шли в розетку радиоточки. – Ты как?
– Нормально, – вздохнул Соловец. – Все согреться не могу… Вот, решил себе чайку сварганить, – главный “убойщик” потряс зажатой в руке упаковкой “Индийского чая” со слоном на этикетке, на самом деле собранным, высушенным и расфасованным в солнечной Грузии в перерывах между митингами в поддержку независимости Чечни, антироссийскими демонстрациями и разучиванием новых тостов и застольных песен. Таким образом, времени на качественное приготовление чая у грузинов оставалось совсем чуть-чуть, и смесь в пачке представляла собой крупно нарубленные чайные листы пополам с ветками и обрывками какой-то сорной травы. – А он, зараза, не фурычит…, – майор уставился на кипятильник.
– Так ты, это…, – предложил наблюдательный Дукалис. – В электросеть провода воткни. А то от двенадцати вольт твоя вода будет до вечера греться.
– Черт! Ведь правда…, – Соловец вытащил оголенные концы из радиорозетки и сунул их куда надо.
Между бритвенных лезвий проскочила искра, на первом этаже здания РУВД что-то глухо бабахнуло и запахло паленым.
– Хреново заизолировал, – с грустью молвил начальник ОУРа, вытащил из банки неисправный кипятильник, отшвырнул его в угол и поднял на подчиненного усталые глаза. – Чего пришел-то?
– Там тебя, это… внизу двое дожидаются. У Чердынцева, – доложил оперативник.
– Заявители?
– Не, из Главка…
– Из Главка? – испугался Соловец. – И че им от меня нужно?
– Они не говорят, – Дукалис пожал плечами.
– В больших чинах? – засуетился начальник ОУРа, предполагая самое худшее – целевую проверку работы его отдела инспекторами из Управления собственной безопасности.
Время от времени, если судить по циркулирующим в ментовской среде легендам, такие неожиданные инспекции проводятся для того, чтобы показательно выдрать, а иногда – и посадить, какого-нибудь безответного офицера, не имеющего волосатой лапы наверху. Тем самым достигаются сразу две цели: УСБ демонстрирует руководству, что недаром ест свой хлеб, а МВД в целом, в свою очередь, показывает населению, как оно “отважно борется с негативными проявлениями” в собственных рядах.
За пятнадцать лет службы начальник ОУРа Выборгского района лапой не обзавелся.
Как и деньгами, чтобы откупиться от проверяющих, которым ничто человеческое никогди не чуждо.
Максимум, что мог предложить майор, так это упоить их вусмерть дрянной водкой в какой-нибудь разливочной неподалеку. Или накачать самодельным сидром, изготовляемым его давним приятелем старшим сержантом Циррозовым почти в промышленных масштабах.
– Че, Георгич, очко жим-жим? – дружелюбно ляпнул Дукалис и тут же об этом пожалел, получив от трезвого, а потому непредсказуемого майора точный удар кулаком в солнечное сплетение.
Когда Анатолий разогнулся, хватая воздух широко открытым ртом и пытаясь сфокусировать взгляд, Соловца в кабинете уже не было.
– Вообще-то у нас спокойно, – Чердынцев вернулся в дежурку после замены перегоревших предохранителей электрощита и разлил по стаканам красное марочное вино. – Район спальный, разборок не бывает. Так, только бытовуха…
Офицеры ГУВД, прибывших для встречи с начальником местного ОУРа, предвкушающе сглотнули. На лицах делегатов из Главка отпечатались многие годы, проведенные в правоохранительной системе России, поэтому, если не знать об их принадлежности к сплоченным рядам борцов с преступностью, этих двух невысоких, пузатых, лысоватых и узколобых мужичков в потрепанных костюмчиках неопределенного цвета, пошитых в братской ГДР [Германская Демократическая Республика, социалистическое государство, существовавшее до 1991 г.]где-то в начале восьмидесятых годов ХХ века, легко можно было принять за спившихся механизаторов или водопроводчиков.
– Ну, вздрогнем? – начальник дежурной части поднял стакан. – За МВД?
– За МВД, – согласились гости и осушили поднесенные емкости.
– Только вот Петренко с катушек съехал, – пожаловался Чердынцев и убрал бутылку “Ахашени” в сейф.
Делегаты с Лиговского проспекта проводили остатки вина разочарованными взглядами.
– Объявил месячник борьбы с пьянством, – майор закурил длинный ментоловый “Salem 100’s”. – Типа, на рабочем месте чтоб никто…
– Как?! – потрясенно спросил один из гостей. – Новый год же скоро!
– Да, сегодня ж уже двадцать пятое, – поддержал второй делегат. – Декабря, между прочим…
Чердынцев задумался.
События последних нескольких дней напрочь заслонили от него вопрос о новогодних праздниках, традиционно длящихся в России с католического рождества до Старого Нового Года. Хотя, если быть откровенным, для начальника дежурной части Выборгского РУВД, как, впрочем, и для подавляющего большинства его облаченных в мышино-серую форму коллег по всей стране, а также – в некоторых республиках бывшего СССР, праздники мало чем отличались от будней. Разве что к вливаемому внутрь горячительному прибавлялись участие в организации фейерверков, стрельба из штатного ПМа по лампочкам уличных фонарей и более тяжелая, чем обычно, голова наутро.
В отмеченные красным дни календаря телефон в дежурке разрывался от звонков с поздравлениями от бывших и действующих сотрудников, и с сообщениями об актах мелкого и крупного хулиганства. По поводу первых поднимались тосты, на вторые старались не реагировать.
Размышления Чердынцева прервал аккуратный стук в стекло “кормушки” и внутрь сунулась всклокоченная голова Соловца…
– Ба-а-а, Макс! – радостно заорал начальник ОУРа, узрев торчавшего в дежурке старого знакомца, с которым они так славно нажирались на ежегодных двухнедельных курсах повышения квалификации. – Виригин!
– Георгич! – один из гостей вскочил с продавленного дивана. – А мы к тебе!
Соловец обогнул конторку, ногой распахнул дверь в каморку Чердынцева и заключил собутыльника в объятия.
– Познакомься, – Макс представил напарника, чью голову украшали три здоровенные шишки и одна ссадина поперек лба. – Любимов…
– Очень рад! – главный районный “убойщик”, которого некоторые непочтительные граждане из числа заявителей именовали “мелким убоищем”, крепко пожал руку Любимову. – Соловец. Можно просто – Георгич.
– Жора, – хрипато выдохнул небритый партнер Виригина.
– А ты, небось, уже подпол [Подпол – подполковник (жарг.)]? – начальник ОУРа подмигнул приятелю, семь лет ходившему в майорах.
– Уже капитан, – вздохнул экс-майор Виригин. – Жора – тоже… А ты что, Георгич, ничего не слышал?
– Нет, – сочувственно сказал Соловец. – И давно?
– С месяц…
– Э-эх, жи-и-исть, – протянул Чердынцев и ощупал свой погон, на котором пока еще чудом держалась одна большая звезда между двух просветов.
– Пошли ко мне, – предложил Соловец. – Там все и расскажете… Кстати, а че вы у нас делаете?
– Батончик, урод недобитый, отправил, – хриплоголосый, пытавшийся бездарно подражать Жеглову в исполнении Высоцкого, Жора Любимов скривился, когда упомянул начальника “убойного” отдела ГУВД Анатолия Павловича Шишкина по кличке “Едрен батончик”, присвоенной ему за привычку закусывать самогон и портвейн “сникерсами”, “твиксами” и “баунти”. – На новогоднее усиление. Поработайте, грит, на земле
Капитан Ларин, разумеется, скромно промолчал о своей роли в произошедшем.
Петренко, вырвавшийся, наконец, на оперативный простор наземного мира, лютовал так, что у его подчиненных нет-нет, да и закрадывались в головы нехорошие мысли о явившемся следствием длительного пребывания в темноте и одиночестве сумасшествии подполковника, и о необходимости применения к нему принудительных мер медицинского характера…
* * *
Все началось с того, что Мухомор, избив лопатой несчастных Рогова с Плаховым, временно потерял к ним интерес, выстроил адекватный, частично адекватный и совершенно невменяемый личный состав райуправления в кривоватую шеренгу на втором этаже здания и объявил, что никто из его подчиненных не сделает ни глотка, пока на полах, стенах и потолках останется хотя бы одно бурое пятнышко.
Затем начальник РУВД взял из кабинета дознавателя Удодова кнут, конфискованный год назад у цыгана-конокрада и непропитый исключительно по причине затрудненности его коммерческой реализации в городских условиях, щелкнул длинной кожаной плетью перед носом потрясенного перспективой многочасовой трезвости Чердынцева, гаркнул “Выполнять, сукины дети!” и в качестве демонстрации серьезности своих намерений треснул залитой свинцом рукоятью инструмента погонщика лошадей по лбу начальнику дежурной части.
Оглушенный майор тут же упал, за что получил от Петренко пинок ботинком под ребра и упрек в недостаточной физической подготовке.
Потом по приказу подполковника раздетого донага Соловца на веревках опустили в свежепробитую лунку во льду близлежащего пруда и не вынимали до тех пор, пока из начальника ОУРа окончательно не выветрились все алкогольные пары и его трижды не цапнула за ноги какая-то ошалевшая щука. Мухомор гоголем ходил по берегу замерзшего водоема и в мегафон отдавал приказы проводившим водяную экзекуцию сержантам, ударами дубинок и сапогов удерживавших главного “убойщика” в проруби.
Собравшимся поодаль зрителям из числа привлеченных воплями прохожих было объяснено, что Соловец готовится к соревнованиям по моржеванию среди сотрудников силовых ведомств, а на истошные крики о помощи со стороны голого майора не стоит обращать внимания – мол, таковы особенности его метода тренировки.
Когда синего от холода и скрюченного, как сушеная мойва, Соловца принесли обратно в РУВД, Петренко переключился на дознавателей и публично вылил в раковину обнаруженный в кабинете Твердолобова и К полный огнетушитель созревшей браги. Возмущенного таким беспределом и позволившего себе раскрыть рот Гекова Мухомор избил кнутом лично, а поддержавшего своего коллегу Удодова начал по собственной инициативе метелить Чердынцев, явно пытавшийся выслужиться перед подполковником.
За несанкционированное вмешательство в воспитательный процесс начальник дежурной части снова огреб рукоятью кнута в лобешник и удалился от греха подальше к себе в каморку.
После дознавателей настал черед оперсостава.
Плахов и Рогов отходили от побоев в машине МЧС, Волков лежал в больнице в связи с электротравмой, так что отдуваться Ларину, Дукалису и Казанове пришлось за шестерых. Мухомор выстроил бравых оперов по росту и долго издевался над их интеллектуальными способностями, заставляя их решать детективные задачки из потрепанного сборника некоего А.В.Воробьева и отжиматься от пола на кулаках по десять раз за каждый неправильный ответ.
Целый час из помещения ОУРа слышались гнусавый голос Петренко, зачитывавший текст, свист кнута и тяжелое дыхание подчиненных майора Соловца.
Ни одной задачки так решено и не было.
В финале разбирательства подполковник зашел к ментально и физически переутомленным оперативникам с тыла и дал каждому из них мощный пендель под зад, означавший, что “убойщикам” пора хватать ведра и тряпки, и мчаться на свой этаж.
Что они и сделали.
Убегая вверх по лестнице, оперативники слышали, как Петренко зловеще пообещал старшине из ППС: “А с патрульными я займусь строевой подготовкой! Сам! Вечером! На минном поле!…”
* * *
Разумеется, отдраить все так, чтобы не осталось “ни единого пятнышка”, как требовал подполковник, не удалось.
И к семи утра следующего дня, когда усталость, бессонная ночь и необходимость сменить перепачканную в процессе подземных блужданий одежду вынудили-таки Мухомора отправиться домой, интерьер здания управления представлял собой хоть и малоприятное, но более-менее соответствующее установленным нормативами МВД зрелище, немного оживляемое лежащими то тут, то там телами измученных сотрудников.
Стресс от перенесенного ими каторжного труда оказался настолько велик, что обмыв проведенной работы был с общего молчаливого согласия перенесен на неопределенное время.
* * *
Потерявший за сутки пять кило Дукалис прошел по вздувшемуся зелено-бежевому линолеуму коридора второго этажа, куда на проветривание и просушку была выставлена почти вся мебель, и осторожно постучал в дверь кабинета Соловца.
– Не заперто! – из-за двери глухо донесся голос начальника ОУРа.
– Георгич, – Дукалис сунулся в пустой кабинет и узрел одиноко сидящего на единственной табуретке майора, перед которым на полу стояла банка с водой. В воде болтался самопальный кипятильник, изготовленный из двух бритвенных лезвий “Нева” и пары спичек, скрепленных черной суровой ниткой. Провода от кипятильника шли в розетку радиоточки. – Ты как?
– Нормально, – вздохнул Соловец. – Все согреться не могу… Вот, решил себе чайку сварганить, – главный “убойщик” потряс зажатой в руке упаковкой “Индийского чая” со слоном на этикетке, на самом деле собранным, высушенным и расфасованным в солнечной Грузии в перерывах между митингами в поддержку независимости Чечни, антироссийскими демонстрациями и разучиванием новых тостов и застольных песен. Таким образом, времени на качественное приготовление чая у грузинов оставалось совсем чуть-чуть, и смесь в пачке представляла собой крупно нарубленные чайные листы пополам с ветками и обрывками какой-то сорной травы. – А он, зараза, не фурычит…, – майор уставился на кипятильник.
– Так ты, это…, – предложил наблюдательный Дукалис. – В электросеть провода воткни. А то от двенадцати вольт твоя вода будет до вечера греться.
– Черт! Ведь правда…, – Соловец вытащил оголенные концы из радиорозетки и сунул их куда надо.
Между бритвенных лезвий проскочила искра, на первом этаже здания РУВД что-то глухо бабахнуло и запахло паленым.
– Хреново заизолировал, – с грустью молвил начальник ОУРа, вытащил из банки неисправный кипятильник, отшвырнул его в угол и поднял на подчиненного усталые глаза. – Чего пришел-то?
– Там тебя, это… внизу двое дожидаются. У Чердынцева, – доложил оперативник.
– Заявители?
– Не, из Главка…
– Из Главка? – испугался Соловец. – И че им от меня нужно?
– Они не говорят, – Дукалис пожал плечами.
– В больших чинах? – засуетился начальник ОУРа, предполагая самое худшее – целевую проверку работы его отдела инспекторами из Управления собственной безопасности.
Время от времени, если судить по циркулирующим в ментовской среде легендам, такие неожиданные инспекции проводятся для того, чтобы показательно выдрать, а иногда – и посадить, какого-нибудь безответного офицера, не имеющего волосатой лапы наверху. Тем самым достигаются сразу две цели: УСБ демонстрирует руководству, что недаром ест свой хлеб, а МВД в целом, в свою очередь, показывает населению, как оно “отважно борется с негативными проявлениями” в собственных рядах.
За пятнадцать лет службы начальник ОУРа Выборгского района лапой не обзавелся.
Как и деньгами, чтобы откупиться от проверяющих, которым ничто человеческое никогди не чуждо.
Максимум, что мог предложить майор, так это упоить их вусмерть дрянной водкой в какой-нибудь разливочной неподалеку. Или накачать самодельным сидром, изготовляемым его давним приятелем старшим сержантом Циррозовым почти в промышленных масштабах.
– Че, Георгич, очко жим-жим? – дружелюбно ляпнул Дукалис и тут же об этом пожалел, получив от трезвого, а потому непредсказуемого майора точный удар кулаком в солнечное сплетение.
Когда Анатолий разогнулся, хватая воздух широко открытым ртом и пытаясь сфокусировать взгляд, Соловца в кабинете уже не было.
* * *
– Вообще-то у нас спокойно, – Чердынцев вернулся в дежурку после замены перегоревших предохранителей электрощита и разлил по стаканам красное марочное вино. – Район спальный, разборок не бывает. Так, только бытовуха…
Офицеры ГУВД, прибывших для встречи с начальником местного ОУРа, предвкушающе сглотнули. На лицах делегатов из Главка отпечатались многие годы, проведенные в правоохранительной системе России, поэтому, если не знать об их принадлежности к сплоченным рядам борцов с преступностью, этих двух невысоких, пузатых, лысоватых и узколобых мужичков в потрепанных костюмчиках неопределенного цвета, пошитых в братской ГДР [Германская Демократическая Республика, социалистическое государство, существовавшее до 1991 г.]где-то в начале восьмидесятых годов ХХ века, легко можно было принять за спившихся механизаторов или водопроводчиков.
– Ну, вздрогнем? – начальник дежурной части поднял стакан. – За МВД?
– За МВД, – согласились гости и осушили поднесенные емкости.
– Только вот Петренко с катушек съехал, – пожаловался Чердынцев и убрал бутылку “Ахашени” в сейф.
Делегаты с Лиговского проспекта проводили остатки вина разочарованными взглядами.
– Объявил месячник борьбы с пьянством, – майор закурил длинный ментоловый “Salem 100’s”. – Типа, на рабочем месте чтоб никто…
– Как?! – потрясенно спросил один из гостей. – Новый год же скоро!
– Да, сегодня ж уже двадцать пятое, – поддержал второй делегат. – Декабря, между прочим…
Чердынцев задумался.
События последних нескольких дней напрочь заслонили от него вопрос о новогодних праздниках, традиционно длящихся в России с католического рождества до Старого Нового Года. Хотя, если быть откровенным, для начальника дежурной части Выборгского РУВД, как, впрочем, и для подавляющего большинства его облаченных в мышино-серую форму коллег по всей стране, а также – в некоторых республиках бывшего СССР, праздники мало чем отличались от будней. Разве что к вливаемому внутрь горячительному прибавлялись участие в организации фейерверков, стрельба из штатного ПМа по лампочкам уличных фонарей и более тяжелая, чем обычно, голова наутро.
В отмеченные красным дни календаря телефон в дежурке разрывался от звонков с поздравлениями от бывших и действующих сотрудников, и с сообщениями об актах мелкого и крупного хулиганства. По поводу первых поднимались тосты, на вторые старались не реагировать.
Размышления Чердынцева прервал аккуратный стук в стекло “кормушки” и внутрь сунулась всклокоченная голова Соловца…
* * *
– Ба-а-а, Макс! – радостно заорал начальник ОУРа, узрев торчавшего в дежурке старого знакомца, с которым они так славно нажирались на ежегодных двухнедельных курсах повышения квалификации. – Виригин!
– Георгич! – один из гостей вскочил с продавленного дивана. – А мы к тебе!
Соловец обогнул конторку, ногой распахнул дверь в каморку Чердынцева и заключил собутыльника в объятия.
– Познакомься, – Макс представил напарника, чью голову украшали три здоровенные шишки и одна ссадина поперек лба. – Любимов…
– Очень рад! – главный районный “убойщик”, которого некоторые непочтительные граждане из числа заявителей именовали “мелким убоищем”, крепко пожал руку Любимову. – Соловец. Можно просто – Георгич.
– Жора, – хрипато выдохнул небритый партнер Виригина.
– А ты, небось, уже подпол [Подпол – подполковник (жарг.)]? – начальник ОУРа подмигнул приятелю, семь лет ходившему в майорах.
– Уже капитан, – вздохнул экс-майор Виригин. – Жора – тоже… А ты что, Георгич, ничего не слышал?
– Нет, – сочувственно сказал Соловец. – И давно?
– С месяц…
– Э-эх, жи-и-исть, – протянул Чердынцев и ощупал свой погон, на котором пока еще чудом держалась одна большая звезда между двух просветов.
– Пошли ко мне, – предложил Соловец. – Там все и расскажете… Кстати, а че вы у нас делаете?
– Батончик, урод недобитый, отправил, – хриплоголосый, пытавшийся бездарно подражать Жеглову в исполнении Высоцкого, Жора Любимов скривился, когда упомянул начальника “убойного” отдела ГУВД Анатолия Павловича Шишкина по кличке “Едрен батончик”, присвоенной ему за привычку закусывать самогон и портвейн “сникерсами”, “твиксами” и “баунти”. – На новогоднее усиление. Поработайте, грит, на земле