Страница:
– Гениально! – восхитился стажер, недалеко ушедший в умственном развитии от генерального директора “Фагот-пресса”.– Вы все предусмотрели!
Дамский расплылся в довольной улыбке и даже соизволил заказать для Мартышкина кофе.
Предупредив, однако, секретаря, что “достаточно половины дозы”.
Расточительность Ираклием Вазисубановичем не поощрялась.
Юная блондинка внесла поднос с большой кружкой для генерального директора и с маленькой чашечкой для стажера.
Дамский проводил обтянутую мини-юбкой аппетитную попку секретарши отрешенным взглядом, шумно отхлебнул чаю и постучал согнутым пальцем по клавиатуре компьютера, пылившегося на рабочем столе.
Машина стоимостью в три тысячи долларов, с двумя процессорами последнего поколения, жидкокристаллическим монитором с диагональю в восемнадцать дюймов и стагигабайтным жестким диском использовалась издателем исключительно для нечастой игры в “Тетрис”, в которой склонный к созерцанию Ираклий Вазисубанович перманентно терпел поражение.
Мартышкин попробовал “кофе”, ощутил слабый привкус цикория и понял, что его угощают сильно разбавленным напитком “Летний”.
Причем – с давно прошедшим сроком годности.
– Так, и где адреса похитителей? – после паузы осведомился стажер.
– Ах, да! – Дамский нажал клавишу селектора.– Юля, зайди ко мне!
В дверях опять появилась юная блондинка.
– Адреса Чушкова и Беркасова,– резко бросил генеральный директор, рисуясь перед Мартышкиным.
– Почтовые? – спросила секретарь.
– Зачем почтовые? – засуетился милиционер.– Нам нужны реальные. Чтоб подозреваемых с адреса снять, когда Ираклия Вазисубановича в ближайшие дни убьют…
Повисла тишина.
“Поскорей бы”,– с надеждой подумала непочтительная и лишенная чувства сострадания к генеральному директору секретарь.
Дамский несколько раз беззвучно открыл рот.
– Шутка юмора,– нашелся Мартышкин,– нас в школе милиции учили, что смех способствует установлению контакта человека с хомо сапиенс…
– Вы псих какой-то,– тихо сказал издатель.
“Сам псих”,– обиделся стажер.
– Принеси нормальные адреса этих,– Дамский поморщился,– авторов…
– Но у нас только почтовые, Ираклий Вазисубанович, – развела руками секретарь.– Чушков же в Красноярске живет…
– Как в Красноярске? – Для генерального директора “Фагот-пресса” это было новостью.
– И всегда жил,– секретарь понизила голос.– А у Беркасова постоянного адреса нет…
– Бомж! – заголосил Мартышкин, стараясь загладить неудачное выступление насчет скорого “убийства” издателя.– Что ж вы сразу не сказали?! Налицо антиобщественное поведение! Такие всегда замешаны в чем-то эдаком! Я не побоюсь этого слова – противозаконном! С него и начнем!
– Вот и начинайте! – рассвирепел Дамский.– И вообще… Пригласите ко мне… этого… ну, этого…
– Кого, Ираклий Вазисубанович? – Секретарь отступила к двери.
– Кто у нас продажами занимается! Ну?!
– Шарикова?
– Да, да! Его! Пусть он лейтенанту расскажет, что и почем!
– А адрес? – Мартышкин быстро допил “кофе” и незаметно рыгнул.
– Я вам дам,– пообещала секретарь.
– Все, идите оба,– Дамский схватился за голову,– мне работать надо.
– Я еще здесь покручусь, порасспрашиваю людей?…– Мартышкин в полуутвердительной форме попросил разрешения у владельца фирмы на проведение оперативного мероприятия, называемого: “Опрос свидетелей, потенциальных преступников и случайных посетителей”.
– Крутитесь,– кивнул Ираклий Вазисубанович. – Только оставьте меня в покое…
Когда за секретарем и милиционером закрылась дверь, Дамский поднялся, подошел к стенному шкафу, вытащил с любимой полки первый попавшийся журнал в яркой обложке и с очень откровенным содержанием.
Несколько минут книгоиздатель внимательно его изучал, после чего тихо рухнул обратно в кресло и быстро, по-мужски, овладел собой…
Крейсер Паша
The truth is out here
Дамский расплылся в довольной улыбке и даже соизволил заказать для Мартышкина кофе.
Предупредив, однако, секретаря, что “достаточно половины дозы”.
Расточительность Ираклием Вазисубановичем не поощрялась.
Юная блондинка внесла поднос с большой кружкой для генерального директора и с маленькой чашечкой для стажера.
Дамский проводил обтянутую мини-юбкой аппетитную попку секретарши отрешенным взглядом, шумно отхлебнул чаю и постучал согнутым пальцем по клавиатуре компьютера, пылившегося на рабочем столе.
Машина стоимостью в три тысячи долларов, с двумя процессорами последнего поколения, жидкокристаллическим монитором с диагональю в восемнадцать дюймов и стагигабайтным жестким диском использовалась издателем исключительно для нечастой игры в “Тетрис”, в которой склонный к созерцанию Ираклий Вазисубанович перманентно терпел поражение.
Мартышкин попробовал “кофе”, ощутил слабый привкус цикория и понял, что его угощают сильно разбавленным напитком “Летний”.
Причем – с давно прошедшим сроком годности.
– Так, и где адреса похитителей? – после паузы осведомился стажер.
– Ах, да! – Дамский нажал клавишу селектора.– Юля, зайди ко мне!
В дверях опять появилась юная блондинка.
– Адреса Чушкова и Беркасова,– резко бросил генеральный директор, рисуясь перед Мартышкиным.
– Почтовые? – спросила секретарь.
– Зачем почтовые? – засуетился милиционер.– Нам нужны реальные. Чтоб подозреваемых с адреса снять, когда Ираклия Вазисубановича в ближайшие дни убьют…
Повисла тишина.
“Поскорей бы”,– с надеждой подумала непочтительная и лишенная чувства сострадания к генеральному директору секретарь.
Дамский несколько раз беззвучно открыл рот.
– Шутка юмора,– нашелся Мартышкин,– нас в школе милиции учили, что смех способствует установлению контакта человека с хомо сапиенс…
– Вы псих какой-то,– тихо сказал издатель.
“Сам псих”,– обиделся стажер.
– Принеси нормальные адреса этих,– Дамский поморщился,– авторов…
– Но у нас только почтовые, Ираклий Вазисубанович, – развела руками секретарь.– Чушков же в Красноярске живет…
– Как в Красноярске? – Для генерального директора “Фагот-пресса” это было новостью.
– И всегда жил,– секретарь понизила голос.– А у Беркасова постоянного адреса нет…
– Бомж! – заголосил Мартышкин, стараясь загладить неудачное выступление насчет скорого “убийства” издателя.– Что ж вы сразу не сказали?! Налицо антиобщественное поведение! Такие всегда замешаны в чем-то эдаком! Я не побоюсь этого слова – противозаконном! С него и начнем!
– Вот и начинайте! – рассвирепел Дамский.– И вообще… Пригласите ко мне… этого… ну, этого…
– Кого, Ираклий Вазисубанович? – Секретарь отступила к двери.
– Кто у нас продажами занимается! Ну?!
– Шарикова?
– Да, да! Его! Пусть он лейтенанту расскажет, что и почем!
– А адрес? – Мартышкин быстро допил “кофе” и незаметно рыгнул.
– Я вам дам,– пообещала секретарь.
– Все, идите оба,– Дамский схватился за голову,– мне работать надо.
– Я еще здесь покручусь, порасспрашиваю людей?…– Мартышкин в полуутвердительной форме попросил разрешения у владельца фирмы на проведение оперативного мероприятия, называемого: “Опрос свидетелей, потенциальных преступников и случайных посетителей”.
– Крутитесь,– кивнул Ираклий Вазисубанович. – Только оставьте меня в покое…
Когда за секретарем и милиционером закрылась дверь, Дамский поднялся, подошел к стенному шкафу, вытащил с любимой полки первый попавшийся журнал в яркой обложке и с очень откровенным содержанием.
Несколько минут книгоиздатель внимательно его изучал, после чего тихо рухнул обратно в кресло и быстро, по-мужски, овладел собой…
Крейсер Паша
– Колюня, а зна-аешь, кто такие вертоле-еты?
– Не-ет, Петя…
– Это чиста-а души поги-ибших та-анков…
– Да-а-а?
Два дошедших до крайней степени истощения наркомана, и потому не оказавшие никакого сопротивления патрульным при своем плененнии в результате облавы на местном рынке, вот уже полчаса доставали Чердынцева своими тупыми базарами.
– Вы заткнетесь или нет?! – Майор так врезал кулаком по решетке “обезьянника”, что на столе, вынесенном из закутка дежурного и стоящем рядом с помещением для задержанных, подпрыгнул телефонный аппарат ядовито-зеленого цвета с нарисованным на диске набора номера голым пупсом, физиономически напоминающим начальника ГУВД генерал-лейтенанта Курицына.
Торчки [Торчок – наркоман (жарг.)]умолкли и погрустнели.
– Ну?! – Чердынцев повернулся к столяру из ДЭЗа, выковыривающему из рамы застрявшие там куски стекла.– Как думаешь, получится?
Работяга колупнул стамеской деревянную реечку, посмотрел на прислоненное к стене мутноватое стекло, десять минут назад экспроприированное у ларечника-абхазца с соседней улицы, и кивнул:
– Получится… Как не получиться? Что один человек поломал, второй завсегда исправить сможет…
Начальник дежурной части облегченно вздохнул и вернулся к заполнению журнала регистрации происшествий.
Хлопнула входная дверь, и пред очами Чердынцева возникли Соловец с Казанцевым.
– Как сходили? – Майор занес ручку над графой в гроссбухе, в которую было вписано сообщение старухи.– Что писать, Георгич?
– Голяк,– спокойно отреагировал начальник “убойного” отдела.– Пацаны баловались…
– Ага,– Чердынцев аккуратно написал напротив сообщения коронную фразу всех начальников дежурных частей управлений и отделов милиции на всей территории необъятной земли российской: “Сообщение не подтвердилось”.– Отлично…
– Наши еще не вернулись? – поинтересовался Казанцев, имея в виду Ларина, Дукалиса и Рогова, и опять сглотнул.
– Нет,– майор посмотрел на часы.– Хм, три часа прошло. Что-то они сегодня долгонько.
– Явятся – получат по полной программе,– пообещал Соловец, много лет назад поставивший себе задачу бороться за дисциплину во вверенном ему коллективе и постоянно с выполнением этой самой задачи не справлявшийся.
– Вас там Плахов дожидается,– сообщил Чердынцев, которого меньше всего заботили взаимоотношения Соловца и его подчиненных.– У него дело какое-то срочное…
– Пошли, Георгич? – Казанова мотнул головой в сторону лестницы.
– Пошли,– согласился начальник “убойщиков”.
Ларин при погрузке в спецмашину из психбольницы сопротивления не оказал, пребывая в свойственном ему состоянии алкогольного ступора, а вот с Роговым и Дукалисом пришлось повозиться.
Мечущихся, аки тараканы на раскаленной сковороде, оперов загоняли минут пятнадцать, причем к процессу присоединились, помимо трех медбратьев, “градовцев” и взрывотехников, и ряд проходивших мимо обычных граждан.
Дукалис и Рогов визжали, плевались, прыгали по сугробам, нецензурно выражались, пытались вломиться в запертые двери авторемонтной мастерской, забирались на водосточные трубы и карнизы невысоких домов, переколотили бесчисленное количество окон на первых этажах, обороняясь от нападавших подобранными по пути ломами, сбили с ног и изрядно потоптали выбежавшего на шум местного участкового, и едва не улизнули, ринувшись в дыру в заборе, за которым расстилался огромный пустырь. Но противник оказался хитер и поставил с другой стороны забора здоровенного эф-эс-бэшника со снеговой лопатой в руках, от души врезавшего ею по башке идущего первым Васятки…
– Аминазином колоть будете? – спросил у прибывшего врача усатый взрывотехник. – Или галоперидолом?
– С лекарствами нынче напряженка, – раскрасневшийся, задыхающийся от бега доктор стащил с головы шапку и принялся ею обмахиваться. – Осталась только сера. Вот ее и применим… Квадратно-гнездовым способом…
– Может, лучше им просто по роже ввалить? – предложил двухметровый мрачный “градовец”, которого сослуживцы называли исключительно по позывному – Зорро. В руках у спецназовца были зажаты изъятые у оперативников ментовские “корочки”. – Или в Неву макнуть? Водичка ща самое то, градуса два…
Взрывотехник снизу вверх посмотрел на “градовца” и вздохнул:
– Зорро, иди в машину… человеколюбивый ты наш.
Из бесед с бывшим капитаном налоговой полиции, изгнанным из сплоченных рядов правоохранителей за излишнее корыстолюбие, а ныне – начальником отдела продаж издательства “Фагот-пресс” Шариковым, – и рядом других сотрудников Мартышкин вынес стойкое убеждение в том, что Б. К. Лысого, автора приключений “Народного Целителя”, следует искать либо в воровском или наркоманском притоне, где он собирает материал для своего очередного шедевра, либо в вытрезвителе, куда его обычно доставляли после информативных бесед с прототипами героев “бестселлеров”.
Подозрения о похищении писателя существовали лишь в воображении измученного синдромом умственной отсталости книгоиздателя Дамского.
Но отработать заявление было необходимо в любом случае.
Генеральный директор крупной фирмы – это не инженер с дышащего на ладан секретного предприятия и не домохозяйка, у которой распороли в трамвае сумочку и вытащили кошелек, а фигура, способная через наемного адвоката завалить своими многостраничными занудными жалобами не только районный отдел милиции, но и городскую прокуратуру.
К тому же, оставалась небольшая вероятность того, что писатель все же был похищен и удерживается в каком-нибудь подвале, где из него пытаются выбить сюжеты новых повестей и романов.
Поэтому Сысой решил немного поизображать работу в намеченном Ираклием Вазисубановичем направлении, а затем вплотную заняться версией о притонах и вытрезвителях.
Умиротворенный и расслабленный, Дамский даже поручил водителю Славику домчать младшего лейтенанта на своем личном черном “запорожце” к дому, где в последние месяцы проживал Беркасов…
В украинском “стрече” было уютно, но как-то кисловато-душно.
Мартышкин с полчаса принюхивался, затем вопросительно посмотрел на сосредоточенного шофера, вцепившегося в баранку и пытающегося лавировать в плотном потоке чадящих машин.
– А чем это пахнет?
– Генеральным,– буркнул злой и непочтительный водитель, которого вместо законного перерыва на ужин заставили везти младшего лейтенанта на другой конец города.
Сысой пару минут подумал и пожал плечами.
– Это такой дезодорант?
– Нет. Это такой генеральный.– Грубиян-шофер втиснул “запорожец” между бортовой “газелью” и маршрутным такси.– Потеет, зараза, словно горный козел! Как выпьет, так потеет. А банкеты у него через день… ясно?
– Я-ясно,– протянул Мартышкин и примолк.
Славик нажал на клаксон, сгоняя с дороги замешкавшуюся тетку с двумя огромными кошелками, и вдавил педаль газа.
Какое– то время ехали молча, затертые потоком машин. Наконец после очередной стоянки на перекрестке легкое чудо незалежной технической мысли первым ринулось на зеленый свет и, оставив позади поток остального транспорта, оказалось на более-менее свободной трассе.
– Я вот не потею,– сказал стажер, дабы поддержать интересный разговор.
– А мне по барабану,– отрезал Славик.
Сысой помолчал, погладил рукой мягкий кожзаменитель, которым было обтянуто кресло, и опять обратился к водителю:
– А это что за “запорожец”?
– Девятьсот шестьдесят восьмой… Модель “эм”, удлиненный. Сам не видишь?
– Дорогой, наверное? – В представлении Мартышкина все транспортные средства, чья цена превышала двести-триста долларов, считались моделями представительского класса.
– Генеральный за него не платил,– проворчал шофер.
– Подарок? – предположил младший лейтенант.
– Можно сказать и так,– хмыкнул Славик и раскрыл милиционеру страшную тайну появления автомобиля у Дамского.– Выцыганил у своих компаньонов из Урюпинска, когда те на новые “Таврии” пересели.
Информация о том, что у Дамского есть подельники, была для Сысоя новостью, и он принялся ее обмозговывать, пытаясь понять, не поможет ли она в решении поставленной задачи.
К связанному и жестко зафиксированному на коечке Рогову подошел какой-то тщедушный человечек в очках, со скошенным назад безвольным подбородком, и негромко сказал:
– Ты маяк?
– Что?! – испугался Васятка, разглядывая психа в сумраке палаты.
Накачанный серой зад страшно болел.
– Ты маяк?
– Нет…
– А что ты делаешь на месте маяка?
Рогов молча завращал глазами.
– Я – Павел Первый, – сообщил человечек. – А ты должен быть маяком.
– К-каким маяком? – окончательно перепугался старший лейтенант.
– Береговым. Просигналь мне, – попросил очкарик.
– Я не могу, – признался Васятка.
– Почему? – поинтересовался псих.
– Лампочка перегорела, – Рогов выдал первое, что пришло ему в голову.
– Тогда я тебя сейчас ракетой, – человечек сунул руку в штаны пижамы и начал там шарить. – У меня всего одна ракета, но многоразовая…
– Помогите…, – тихо сказал Вася.
Псих склонился над новым пациентом:
– А, может, ты американский эсминец?
– Я не эсминец! – в полный голос рявкнул Рогов. – Я – Шерлок Холмс!
Оперативник понадеялся на то, что имя великого сыщика остудит пыл больного.
– Ну, вот, – очкарик хлюпнул носом и продолжил поиск “ракеты”. – А говорил – не эсминец… Классический янкес, проект “Спрюэнс”. Щас, погоди, устрою тебе Перл-Харбор…
– Помогите! – заорал Вася, поняв, что через несколько секунд он подвергнется “ракетно-гомосексуальному” насилию с элементами садизма.
В открытую дверь палаты из освещенного коридора заглянула дородная медсестра.
– Помогите! – опять крикнул Рогов.
– Пудрик, ты что шалишь? – работница шприца и клизмы отвесила очкарику легкий подзатыльник. – А ну, в койку!
– Я – Павел Первый…, – начал сумасшедший.
– Знаю, знаю, – медсестра развернула больного лицом к пустовавшей кровати у стены, легко приподняла его за шиворот и дала пациенту хороший пендель. Псих улетел точно на свое место, треснувшись башкой об ограждение койки. – Водоизмещение, вооружение, экипаж… Вот и отправляйся в порт, к своему пирсу.
Женщина повернулась к связанному милиционеру:
– Ты его не бойся, он обычно тихий… Авианесущие крейсера – они все такие.
– А я д-думал, – затрясся Рогов, – что он царь…
– Ну какой же он царь? – засмеялась фельдшерица. – Если только дворцовый шут…
От удара в мозгах “Павла Первого” что-то перемкнуло и он жалобно забубнил:
– Вы такая красивая женщина. Не хотите разместить свое фото у меня на сайте? Я вам гарантирую не меньше трех иностранных поклонников в день. Мое элитарное агентство – лучшее в городе…
– Пудрик, заткнись, – проворковала медсестра, поправила Рогову одеяло и тихонько вздохнула. – Растроение личности… То он крейсер, то директор супер-пупер службы знакомств, то глава “Газпрома”. Сильно ему башку отбили, сильно…
– Нанесение тяжких телесных повреждений? – осторожно спросил Вася и попытался вспомнить соответствующую квалификацию преступления из Уголовного Кодекса. – Я детектив, знаю. Статья сто двадцать вторая, пункт два? [Ст. 122 УК России – это “Заражение ВИЧ-инфекцией”, пункт 2 – “лицом, знавшим о наличии у него этой болезни”. Умышленное же причинение тяжкого вреда здоровью – это ст. 111 УК России]
– Она самая, – фельдшерица погладила Рогова по плечу. – И тебя, Холмс, вылечим…
В общем на пятерых оперативников кабинете, захламленным различными вещдоками и еще не сданными бутылками, сидел грустный старший лейтенант Игорь Плахов.
Утром он на спор со своей очередной девушкой съел три куска намазанного гуталином хлеба и теперь мучался животом.
“Наверное, хлеб был несвежий”,– печально размышлял старший лейтенант, глядя на покрытую грязно-бежевыми разводами стену кабинета.
– А-а, мужики, привет,– простонал Плахов, завидев Соловца и Казанову.– Бисептольчика нет?
– Нет,– в унисон ответили майор и капитан.
– И у вас нет.– Старлей печально уставился в пол.
Соловец бросил замызганную куртку на спинку стула, включил настроенный на частоту “Азии-минус” радиоприемник и уселся напротив Плахова.
– Игорек, у нас мероприятие…
– Какое? – заныл старлей, мечтающий лишь о том, чтобы тихо и незаметно умереть, а не участвовать в очередной попойке или сидеть в засаде.
– Такое! – Казанцев взгромоздился на стол.– Труп у нас на территории, вот что…
Однако сие сообщение не возымело никакого эффекта.
Плахов как пребывап в прострации, так и продолжил в ней пребывать. На все трупы в мире ему было плевать с высокой колокольни, ибо посторонние покойники ничто в сравнении с бурчанием и резями в собственном животе.
– Тяжелый случай.– Казанова оценил состояние коллеги и повернулся к Соловцу. – Чо делать будем, Георгич?
– Лечить,– ответил майор и обратил свой взор на любимую им резиновую дубинку.– Я где-то читал, что удар по почкам заменяет кружку пива. Денег на пиво у нас нет, а угостить товарища нужно. Отсюда вывод…
– Георгич, может, не надо? – встрепенулся Плахов.
– Тогда соберись и слушай…
– Ладно.– Старлей выбрал между “угощением” и необходимостью участвовать в разговоре.– Какой труп, кому поручено?
– В том то и дело, что никому.– Соловец наклонился поближе к Плахову.– Труп в таком месте, куда никто не ходит… Но на нашей территории.
– Плохо,– сообразил старлей.
– Однако есть и положительный аспект,– изрек Казанова.– До границы с соседями – не больше пятидесяти метров…
– Это хорошо,– согласился Плахов.
– К сожалению, местность открытая,– доверительно сообщил Соловец.
– Это плохо,– огорчился старший лейтенант.
– Но скоро ночь и фонари там горят через один,– вставил словечко Казанова.
– Это хорошо,– приободрился Плахов.
– Хотя по той улице часто проезжают патрули,– заявил майор.
– Плохо,– насупился оперативник.
– Патрульные обычно пьяные,– молвил капитан.
– Это хорошо,– сообразил старлей.– И что ты предлагаешь?
– Их надо отвлечь, пока мы будем перетаскивать труп,– сказал Соловец.
– Мне?
– Тебе,– Майор положил Плахову руку на плечо.– С Казановой мы уже все обсудили.
– А как отвлечь-то?
– Будешь стоять на углу и, если заметишь чужую машину, пальнешь по ним из ракетницы и побежишь,– Казанова озвучил план.– Ракетницу искать не надо, вон она валяется…
Старлей наморщил лоб и погрузился в размышления.
– Новый мировой рекорд установил пассажир трансатлантического авиарейса Санкт-Петербург – Нью-Йорк, житель нашего города, заслуженный контр-адмирал, бывший начальник штаба Арктического флота и, по совместительству, помощник представителя президента по Северо-западному региону Мойша Опанасович Моцык-оглы,– поведал диктор “Азии-минус” в перерыве между заказанными правильными радиослушателями песнями “Эй, ментяра, продерни в натуре…” и “Эй, ментяра, продерни в натуре…” в повторе.– Он провел двенадцать тысяч километров верхом на унитазе, перед полетом съев купленную в аэропорту дыньку…
Плахов резво вскочил со стула:
– Я сейчас! – и пулей выскочил в коридор.
Соловец и Казанцев переглянулись.
– Молодой еще,– покачал головой начальник “убойного” отдела.– Его еще учить и учить…
– Не-ет, Петя…
– Это чиста-а души поги-ибших та-анков…
– Да-а-а?
Два дошедших до крайней степени истощения наркомана, и потому не оказавшие никакого сопротивления патрульным при своем плененнии в результате облавы на местном рынке, вот уже полчаса доставали Чердынцева своими тупыми базарами.
– Вы заткнетесь или нет?! – Майор так врезал кулаком по решетке “обезьянника”, что на столе, вынесенном из закутка дежурного и стоящем рядом с помещением для задержанных, подпрыгнул телефонный аппарат ядовито-зеленого цвета с нарисованным на диске набора номера голым пупсом, физиономически напоминающим начальника ГУВД генерал-лейтенанта Курицына.
Торчки [Торчок – наркоман (жарг.)]умолкли и погрустнели.
– Ну?! – Чердынцев повернулся к столяру из ДЭЗа, выковыривающему из рамы застрявшие там куски стекла.– Как думаешь, получится?
Работяга колупнул стамеской деревянную реечку, посмотрел на прислоненное к стене мутноватое стекло, десять минут назад экспроприированное у ларечника-абхазца с соседней улицы, и кивнул:
– Получится… Как не получиться? Что один человек поломал, второй завсегда исправить сможет…
Начальник дежурной части облегченно вздохнул и вернулся к заполнению журнала регистрации происшествий.
Хлопнула входная дверь, и пред очами Чердынцева возникли Соловец с Казанцевым.
– Как сходили? – Майор занес ручку над графой в гроссбухе, в которую было вписано сообщение старухи.– Что писать, Георгич?
– Голяк,– спокойно отреагировал начальник “убойного” отдела.– Пацаны баловались…
– Ага,– Чердынцев аккуратно написал напротив сообщения коронную фразу всех начальников дежурных частей управлений и отделов милиции на всей территории необъятной земли российской: “Сообщение не подтвердилось”.– Отлично…
– Наши еще не вернулись? – поинтересовался Казанцев, имея в виду Ларина, Дукалиса и Рогова, и опять сглотнул.
– Нет,– майор посмотрел на часы.– Хм, три часа прошло. Что-то они сегодня долгонько.
– Явятся – получат по полной программе,– пообещал Соловец, много лет назад поставивший себе задачу бороться за дисциплину во вверенном ему коллективе и постоянно с выполнением этой самой задачи не справлявшийся.
– Вас там Плахов дожидается,– сообщил Чердынцев, которого меньше всего заботили взаимоотношения Соловца и его подчиненных.– У него дело какое-то срочное…
– Пошли, Георгич? – Казанова мотнул головой в сторону лестницы.
– Пошли,– согласился начальник “убойщиков”.
* * *
Ларин при погрузке в спецмашину из психбольницы сопротивления не оказал, пребывая в свойственном ему состоянии алкогольного ступора, а вот с Роговым и Дукалисом пришлось повозиться.
Мечущихся, аки тараканы на раскаленной сковороде, оперов загоняли минут пятнадцать, причем к процессу присоединились, помимо трех медбратьев, “градовцев” и взрывотехников, и ряд проходивших мимо обычных граждан.
Дукалис и Рогов визжали, плевались, прыгали по сугробам, нецензурно выражались, пытались вломиться в запертые двери авторемонтной мастерской, забирались на водосточные трубы и карнизы невысоких домов, переколотили бесчисленное количество окон на первых этажах, обороняясь от нападавших подобранными по пути ломами, сбили с ног и изрядно потоптали выбежавшего на шум местного участкового, и едва не улизнули, ринувшись в дыру в заборе, за которым расстилался огромный пустырь. Но противник оказался хитер и поставил с другой стороны забора здоровенного эф-эс-бэшника со снеговой лопатой в руках, от души врезавшего ею по башке идущего первым Васятки…
– Аминазином колоть будете? – спросил у прибывшего врача усатый взрывотехник. – Или галоперидолом?
– С лекарствами нынче напряженка, – раскрасневшийся, задыхающийся от бега доктор стащил с головы шапку и принялся ею обмахиваться. – Осталась только сера. Вот ее и применим… Квадратно-гнездовым способом…
– Может, лучше им просто по роже ввалить? – предложил двухметровый мрачный “градовец”, которого сослуживцы называли исключительно по позывному – Зорро. В руках у спецназовца были зажаты изъятые у оперативников ментовские “корочки”. – Или в Неву макнуть? Водичка ща самое то, градуса два…
Взрывотехник снизу вверх посмотрел на “градовца” и вздохнул:
– Зорро, иди в машину… человеколюбивый ты наш.
* * *
Из бесед с бывшим капитаном налоговой полиции, изгнанным из сплоченных рядов правоохранителей за излишнее корыстолюбие, а ныне – начальником отдела продаж издательства “Фагот-пресс” Шариковым, – и рядом других сотрудников Мартышкин вынес стойкое убеждение в том, что Б. К. Лысого, автора приключений “Народного Целителя”, следует искать либо в воровском или наркоманском притоне, где он собирает материал для своего очередного шедевра, либо в вытрезвителе, куда его обычно доставляли после информативных бесед с прототипами героев “бестселлеров”.
Подозрения о похищении писателя существовали лишь в воображении измученного синдромом умственной отсталости книгоиздателя Дамского.
Но отработать заявление было необходимо в любом случае.
Генеральный директор крупной фирмы – это не инженер с дышащего на ладан секретного предприятия и не домохозяйка, у которой распороли в трамвае сумочку и вытащили кошелек, а фигура, способная через наемного адвоката завалить своими многостраничными занудными жалобами не только районный отдел милиции, но и городскую прокуратуру.
К тому же, оставалась небольшая вероятность того, что писатель все же был похищен и удерживается в каком-нибудь подвале, где из него пытаются выбить сюжеты новых повестей и романов.
Поэтому Сысой решил немного поизображать работу в намеченном Ираклием Вазисубановичем направлении, а затем вплотную заняться версией о притонах и вытрезвителях.
Умиротворенный и расслабленный, Дамский даже поручил водителю Славику домчать младшего лейтенанта на своем личном черном “запорожце” к дому, где в последние месяцы проживал Беркасов…
* * *
В украинском “стрече” было уютно, но как-то кисловато-душно.
Мартышкин с полчаса принюхивался, затем вопросительно посмотрел на сосредоточенного шофера, вцепившегося в баранку и пытающегося лавировать в плотном потоке чадящих машин.
– А чем это пахнет?
– Генеральным,– буркнул злой и непочтительный водитель, которого вместо законного перерыва на ужин заставили везти младшего лейтенанта на другой конец города.
Сысой пару минут подумал и пожал плечами.
– Это такой дезодорант?
– Нет. Это такой генеральный.– Грубиян-шофер втиснул “запорожец” между бортовой “газелью” и маршрутным такси.– Потеет, зараза, словно горный козел! Как выпьет, так потеет. А банкеты у него через день… ясно?
– Я-ясно,– протянул Мартышкин и примолк.
Славик нажал на клаксон, сгоняя с дороги замешкавшуюся тетку с двумя огромными кошелками, и вдавил педаль газа.
Какое– то время ехали молча, затертые потоком машин. Наконец после очередной стоянки на перекрестке легкое чудо незалежной технической мысли первым ринулось на зеленый свет и, оставив позади поток остального транспорта, оказалось на более-менее свободной трассе.
– Я вот не потею,– сказал стажер, дабы поддержать интересный разговор.
– А мне по барабану,– отрезал Славик.
Сысой помолчал, погладил рукой мягкий кожзаменитель, которым было обтянуто кресло, и опять обратился к водителю:
– А это что за “запорожец”?
– Девятьсот шестьдесят восьмой… Модель “эм”, удлиненный. Сам не видишь?
– Дорогой, наверное? – В представлении Мартышкина все транспортные средства, чья цена превышала двести-триста долларов, считались моделями представительского класса.
– Генеральный за него не платил,– проворчал шофер.
– Подарок? – предположил младший лейтенант.
– Можно сказать и так,– хмыкнул Славик и раскрыл милиционеру страшную тайну появления автомобиля у Дамского.– Выцыганил у своих компаньонов из Урюпинска, когда те на новые “Таврии” пересели.
Информация о том, что у Дамского есть подельники, была для Сысоя новостью, и он принялся ее обмозговывать, пытаясь понять, не поможет ли она в решении поставленной задачи.
* * *
К связанному и жестко зафиксированному на коечке Рогову подошел какой-то тщедушный человечек в очках, со скошенным назад безвольным подбородком, и негромко сказал:
– Ты маяк?
– Что?! – испугался Васятка, разглядывая психа в сумраке палаты.
Накачанный серой зад страшно болел.
– Ты маяк?
– Нет…
– А что ты делаешь на месте маяка?
Рогов молча завращал глазами.
– Я – Павел Первый, – сообщил человечек. – А ты должен быть маяком.
– К-каким маяком? – окончательно перепугался старший лейтенант.
– Береговым. Просигналь мне, – попросил очкарик.
– Я не могу, – признался Васятка.
– Почему? – поинтересовался псих.
– Лампочка перегорела, – Рогов выдал первое, что пришло ему в голову.
– Тогда я тебя сейчас ракетой, – человечек сунул руку в штаны пижамы и начал там шарить. – У меня всего одна ракета, но многоразовая…
– Помогите…, – тихо сказал Вася.
Псих склонился над новым пациентом:
– А, может, ты американский эсминец?
– Я не эсминец! – в полный голос рявкнул Рогов. – Я – Шерлок Холмс!
Оперативник понадеялся на то, что имя великого сыщика остудит пыл больного.
– Ну, вот, – очкарик хлюпнул носом и продолжил поиск “ракеты”. – А говорил – не эсминец… Классический янкес, проект “Спрюэнс”. Щас, погоди, устрою тебе Перл-Харбор…
– Помогите! – заорал Вася, поняв, что через несколько секунд он подвергнется “ракетно-гомосексуальному” насилию с элементами садизма.
В открытую дверь палаты из освещенного коридора заглянула дородная медсестра.
– Помогите! – опять крикнул Рогов.
– Пудрик, ты что шалишь? – работница шприца и клизмы отвесила очкарику легкий подзатыльник. – А ну, в койку!
– Я – Павел Первый…, – начал сумасшедший.
– Знаю, знаю, – медсестра развернула больного лицом к пустовавшей кровати у стены, легко приподняла его за шиворот и дала пациенту хороший пендель. Псих улетел точно на свое место, треснувшись башкой об ограждение койки. – Водоизмещение, вооружение, экипаж… Вот и отправляйся в порт, к своему пирсу.
Женщина повернулась к связанному милиционеру:
– Ты его не бойся, он обычно тихий… Авианесущие крейсера – они все такие.
– А я д-думал, – затрясся Рогов, – что он царь…
– Ну какой же он царь? – засмеялась фельдшерица. – Если только дворцовый шут…
От удара в мозгах “Павла Первого” что-то перемкнуло и он жалобно забубнил:
– Вы такая красивая женщина. Не хотите разместить свое фото у меня на сайте? Я вам гарантирую не меньше трех иностранных поклонников в день. Мое элитарное агентство – лучшее в городе…
– Пудрик, заткнись, – проворковала медсестра, поправила Рогову одеяло и тихонько вздохнула. – Растроение личности… То он крейсер, то директор супер-пупер службы знакомств, то глава “Газпрома”. Сильно ему башку отбили, сильно…
– Нанесение тяжких телесных повреждений? – осторожно спросил Вася и попытался вспомнить соответствующую квалификацию преступления из Уголовного Кодекса. – Я детектив, знаю. Статья сто двадцать вторая, пункт два? [Ст. 122 УК России – это “Заражение ВИЧ-инфекцией”, пункт 2 – “лицом, знавшим о наличии у него этой болезни”. Умышленное же причинение тяжкого вреда здоровью – это ст. 111 УК России]
– Она самая, – фельдшерица погладила Рогова по плечу. – И тебя, Холмс, вылечим…
* * *
В общем на пятерых оперативников кабинете, захламленным различными вещдоками и еще не сданными бутылками, сидел грустный старший лейтенант Игорь Плахов.
Утром он на спор со своей очередной девушкой съел три куска намазанного гуталином хлеба и теперь мучался животом.
“Наверное, хлеб был несвежий”,– печально размышлял старший лейтенант, глядя на покрытую грязно-бежевыми разводами стену кабинета.
– А-а, мужики, привет,– простонал Плахов, завидев Соловца и Казанову.– Бисептольчика нет?
– Нет,– в унисон ответили майор и капитан.
– И у вас нет.– Старлей печально уставился в пол.
Соловец бросил замызганную куртку на спинку стула, включил настроенный на частоту “Азии-минус” радиоприемник и уселся напротив Плахова.
– Игорек, у нас мероприятие…
– Какое? – заныл старлей, мечтающий лишь о том, чтобы тихо и незаметно умереть, а не участвовать в очередной попойке или сидеть в засаде.
– Такое! – Казанцев взгромоздился на стол.– Труп у нас на территории, вот что…
Однако сие сообщение не возымело никакого эффекта.
Плахов как пребывап в прострации, так и продолжил в ней пребывать. На все трупы в мире ему было плевать с высокой колокольни, ибо посторонние покойники ничто в сравнении с бурчанием и резями в собственном животе.
– Тяжелый случай.– Казанова оценил состояние коллеги и повернулся к Соловцу. – Чо делать будем, Георгич?
– Лечить,– ответил майор и обратил свой взор на любимую им резиновую дубинку.– Я где-то читал, что удар по почкам заменяет кружку пива. Денег на пиво у нас нет, а угостить товарища нужно. Отсюда вывод…
– Георгич, может, не надо? – встрепенулся Плахов.
– Тогда соберись и слушай…
– Ладно.– Старлей выбрал между “угощением” и необходимостью участвовать в разговоре.– Какой труп, кому поручено?
– В том то и дело, что никому.– Соловец наклонился поближе к Плахову.– Труп в таком месте, куда никто не ходит… Но на нашей территории.
– Плохо,– сообразил старлей.
– Однако есть и положительный аспект,– изрек Казанова.– До границы с соседями – не больше пятидесяти метров…
– Это хорошо,– согласился Плахов.
– К сожалению, местность открытая,– доверительно сообщил Соловец.
– Это плохо,– огорчился старший лейтенант.
– Но скоро ночь и фонари там горят через один,– вставил словечко Казанова.
– Это хорошо,– приободрился Плахов.
– Хотя по той улице часто проезжают патрули,– заявил майор.
– Плохо,– насупился оперативник.
– Патрульные обычно пьяные,– молвил капитан.
– Это хорошо,– сообразил старлей.– И что ты предлагаешь?
– Их надо отвлечь, пока мы будем перетаскивать труп,– сказал Соловец.
– Мне?
– Тебе,– Майор положил Плахову руку на плечо.– С Казановой мы уже все обсудили.
– А как отвлечь-то?
– Будешь стоять на углу и, если заметишь чужую машину, пальнешь по ним из ракетницы и побежишь,– Казанова озвучил план.– Ракетницу искать не надо, вон она валяется…
Старлей наморщил лоб и погрузился в размышления.
– Новый мировой рекорд установил пассажир трансатлантического авиарейса Санкт-Петербург – Нью-Йорк, житель нашего города, заслуженный контр-адмирал, бывший начальник штаба Арктического флота и, по совместительству, помощник представителя президента по Северо-западному региону Мойша Опанасович Моцык-оглы,– поведал диктор “Азии-минус” в перерыве между заказанными правильными радиослушателями песнями “Эй, ментяра, продерни в натуре…” и “Эй, ментяра, продерни в натуре…” в повторе.– Он провел двенадцать тысяч километров верхом на унитазе, перед полетом съев купленную в аэропорту дыньку…
Плахов резво вскочил со стула:
– Я сейчас! – и пулей выскочил в коридор.
Соловец и Казанцев переглянулись.
– Молодой еще,– покачал головой начальник “убойного” отдела.– Его еще учить и учить…
The truth is out here
[The truth is out here – Истины здесь нет ( англ .)]
Мартышкин вылез из сверкающего черным лаком удлиненного “запорожца-ушастика” за квартал до нужного дома, добрел до пивного ларька напротив парадного, где по последним сведениям проживал Беркасов, и, чтобы не привлекать к себе внимание прохожих, по-пластунски пересек улицу и залег в сугробе возле металлической входной двери.
Следующие час и пятнадцать минут младший лейтенант провел в ожидании кого-нибудь из жильцов, так как самостоятельно справиться с кодовым замком у Сысоя не получилось.
Дважды к неподвижному телу пытались пристроиться пробегавшие мимо озабоченные кобели, но стажер стоически не обращал на псов внимания, сосредоточенно взирая на дверь.
Наконец железная створка приоткрылась, в щель на секунду высунулась голова в темной шапочке, оглядела окрестности и исчезла. Дверь легонько стукнула об косяк, однако замок не защелкнулся.
Бравый милиционер воспрял духом, выбрался из сугроба, подобрался к двери, дернул ее на себя, переступил порог и сделал шаг навстречу вылетающему из темноты кулаку…
Однажды майор Соловец был в командировке в братской Беларуси.
Там он, разумеется, нажрался до положения риз на банкете по случаю успешного завершения совместной операции минской и питерской милиций, в финале которой был задержан известный мошенник, выдававший себя за однояйцевого, в буквальном смысле этого слова, брата-близнеца российского Президента и сшибавший деньгу на подарок “родственнику”. Укушавшийся Соловец буянил, кидался на коллег, сорвал и выбросил в окно волосяную накладку с плешивой головы заместителя министра внутренних дел России, возглавлявшего, в силу важности правонарушения, оперативно-поисковую группу, приставал к официанткам, танцевал гопак в обнимку с зачем-то доставленным на празднование задержанным, спустил в унитаз разодранные в мелкие клочья протоколы допросов свидетелей мошенничества, трижды скатывался по лестнице со второго этажа и напоследок получил по харе от распорядителя фуршета.
Под утро заслуженный “убойщик” пришел в себя на скамейке в каком-то парке.
Свежий ночной воздух оказал на майора вполне благостное действие и, очнувшись, он почувствовал себя более-менее нормально. Но при этом он совершенно не представлял, куда его занесло. Тогда Соловец медленно потопал по еле различимой в густом тумане тропинке, которая, если исходить из логики, рано или поздно должна была вывести его на центральную аллею или к воротам парка.
Внезапно позади майора послышались шаги, и в клочьях тумана он увидел голову белой лошади, меланхолично взирающей на сильно помятого питерского мента.
– Здравствуйте,– мужским голосом сказала белая лошадь.
– Э-э-э, здравствуйте,– ответил Соловец, лихорадочно припоминая свой личный опыт прихода белой горячки и наиболее частые преследующие людей в погонах галлюцинации, список которых был им выписан из методического пособия для врачей “скорой помощи”.
– Вы откуда будете? – вежливо поинтересовалась белая лошадь.
– И-и-з П-питера,– задрожал майор, нащупывая в кармане сигареты, зажигалку и все остальные предметы, обычно просимые по ночам в безлюдных местах и служащие прелюдией к основной части действа, когда жертву весело пинают ногами.
– А вы, случайно, не пьяный? – усомнилась лошадь и фыркнула.
– Да ни в одном глазу! – храбро соврал Соловец и яростно поморгал, надеясь, что животное исчезнет.
– Тогда извините,– как ни в чем не бывало заявила никуда не пропавшая лошадь.– А вы знаете, куда идти?
– Конечно, знаю,– обречено сказал майор.
– Я могу вас подвезти,– предложила лошадь.
– Нет, не надо,– с достоинством ответил Соловец, но потом сообразил, что его слова звучат не очень-то вежливо и могут обидеть умное животное, и добавил: – Если что, я такси поймаю…
– Но вы точно не пьяный? – переспросила лошадь.
– Совершенно.– Майор положил руку на сердце.– Чтоб мне не сойти с этого места.
– Ну, хорошо… Тогда, до свидания, молодой человек.– Лошадь кивнула головой и медленно растворилась в тумане.
– До свидания, белая лошадь! – с облегчением крикнул Соловец.
Ответом ему был дружный хохот патруля конной милиции, дежурившего той ночью в парке…
Соловец припомнил этот случай в связи с тем, что место проведения операции “Был труп – нет трупа” оказалось затянуто таким же густым туманом, что и минский парк два с половиной года назад.
Нетвердо держащийся на ногах Плахов потряс зажатой в руке огромной ракетницей, конфискованной инспектором по делам подростков лейтенантом Волковым у десятилетнего пацана.
– Эх, надо было еще кого-нибудь с собой взять… Ни черта ж не видно!
– Взяли бы,– недовольно рыкнул майор, поддерживая старлея под локоть,– только вот наши друзья совсем оборзели. Ушли в два часа дня, и с концами. Завтра я им устрою…
– Может, случилось что? – Казанцев свернул шарф и засунул его в карман плаща.
– Ага, случилось! – Реплики Соловца источали змеиный яд.– Нашли ящик с водкой, вот что случилось…
– Тогда в отдел бы принесли.– Капитан был лучшего мнения о Ларине и Дукалисе, чем его непосредственный начальник.– Андрюха и Толян не жадные…
– Васек тоже мужик свойский,– подтвердил Плахов.– Он самогонку тестеву каждый раз из дома таскает… Тесть его бьет, а он все равно тащит.
Суровый, но справедливый Соловец вынужден был согласиться, что по части дележки алкоголя с друзьями все трое пропавших оперов могут служить примером для окружающих. Хотя и не всегда.
Казанова подбросил на руке подобранный минуту назад обломок кирпича, примерился и метнул вверх.
Мартышкин вылез из сверкающего черным лаком удлиненного “запорожца-ушастика” за квартал до нужного дома, добрел до пивного ларька напротив парадного, где по последним сведениям проживал Беркасов, и, чтобы не привлекать к себе внимание прохожих, по-пластунски пересек улицу и залег в сугробе возле металлической входной двери.
Следующие час и пятнадцать минут младший лейтенант провел в ожидании кого-нибудь из жильцов, так как самостоятельно справиться с кодовым замком у Сысоя не получилось.
Дважды к неподвижному телу пытались пристроиться пробегавшие мимо озабоченные кобели, но стажер стоически не обращал на псов внимания, сосредоточенно взирая на дверь.
Наконец железная створка приоткрылась, в щель на секунду высунулась голова в темной шапочке, оглядела окрестности и исчезла. Дверь легонько стукнула об косяк, однако замок не защелкнулся.
Бравый милиционер воспрял духом, выбрался из сугроба, подобрался к двери, дернул ее на себя, переступил порог и сделал шаг навстречу вылетающему из темноты кулаку…
* * *
Однажды майор Соловец был в командировке в братской Беларуси.
Там он, разумеется, нажрался до положения риз на банкете по случаю успешного завершения совместной операции минской и питерской милиций, в финале которой был задержан известный мошенник, выдававший себя за однояйцевого, в буквальном смысле этого слова, брата-близнеца российского Президента и сшибавший деньгу на подарок “родственнику”. Укушавшийся Соловец буянил, кидался на коллег, сорвал и выбросил в окно волосяную накладку с плешивой головы заместителя министра внутренних дел России, возглавлявшего, в силу важности правонарушения, оперативно-поисковую группу, приставал к официанткам, танцевал гопак в обнимку с зачем-то доставленным на празднование задержанным, спустил в унитаз разодранные в мелкие клочья протоколы допросов свидетелей мошенничества, трижды скатывался по лестнице со второго этажа и напоследок получил по харе от распорядителя фуршета.
Под утро заслуженный “убойщик” пришел в себя на скамейке в каком-то парке.
Свежий ночной воздух оказал на майора вполне благостное действие и, очнувшись, он почувствовал себя более-менее нормально. Но при этом он совершенно не представлял, куда его занесло. Тогда Соловец медленно потопал по еле различимой в густом тумане тропинке, которая, если исходить из логики, рано или поздно должна была вывести его на центральную аллею или к воротам парка.
Внезапно позади майора послышались шаги, и в клочьях тумана он увидел голову белой лошади, меланхолично взирающей на сильно помятого питерского мента.
– Здравствуйте,– мужским голосом сказала белая лошадь.
– Э-э-э, здравствуйте,– ответил Соловец, лихорадочно припоминая свой личный опыт прихода белой горячки и наиболее частые преследующие людей в погонах галлюцинации, список которых был им выписан из методического пособия для врачей “скорой помощи”.
– Вы откуда будете? – вежливо поинтересовалась белая лошадь.
– И-и-з П-питера,– задрожал майор, нащупывая в кармане сигареты, зажигалку и все остальные предметы, обычно просимые по ночам в безлюдных местах и служащие прелюдией к основной части действа, когда жертву весело пинают ногами.
– А вы, случайно, не пьяный? – усомнилась лошадь и фыркнула.
– Да ни в одном глазу! – храбро соврал Соловец и яростно поморгал, надеясь, что животное исчезнет.
– Тогда извините,– как ни в чем не бывало заявила никуда не пропавшая лошадь.– А вы знаете, куда идти?
– Конечно, знаю,– обречено сказал майор.
– Я могу вас подвезти,– предложила лошадь.
– Нет, не надо,– с достоинством ответил Соловец, но потом сообразил, что его слова звучат не очень-то вежливо и могут обидеть умное животное, и добавил: – Если что, я такси поймаю…
– Но вы точно не пьяный? – переспросила лошадь.
– Совершенно.– Майор положил руку на сердце.– Чтоб мне не сойти с этого места.
– Ну, хорошо… Тогда, до свидания, молодой человек.– Лошадь кивнула головой и медленно растворилась в тумане.
– До свидания, белая лошадь! – с облегчением крикнул Соловец.
Ответом ему был дружный хохот патруля конной милиции, дежурившего той ночью в парке…
* * *
Соловец припомнил этот случай в связи с тем, что место проведения операции “Был труп – нет трупа” оказалось затянуто таким же густым туманом, что и минский парк два с половиной года назад.
Нетвердо держащийся на ногах Плахов потряс зажатой в руке огромной ракетницей, конфискованной инспектором по делам подростков лейтенантом Волковым у десятилетнего пацана.
– Эх, надо было еще кого-нибудь с собой взять… Ни черта ж не видно!
– Взяли бы,– недовольно рыкнул майор, поддерживая старлея под локоть,– только вот наши друзья совсем оборзели. Ушли в два часа дня, и с концами. Завтра я им устрою…
– Может, случилось что? – Казанцев свернул шарф и засунул его в карман плаща.
– Ага, случилось! – Реплики Соловца источали змеиный яд.– Нашли ящик с водкой, вот что случилось…
– Тогда в отдел бы принесли.– Капитан был лучшего мнения о Ларине и Дукалисе, чем его непосредственный начальник.– Андрюха и Толян не жадные…
– Васек тоже мужик свойский,– подтвердил Плахов.– Он самогонку тестеву каждый раз из дома таскает… Тесть его бьет, а он все равно тащит.
Суровый, но справедливый Соловец вынужден был согласиться, что по части дележки алкоголя с друзьями все трое пропавших оперов могут служить примером для окружающих. Хотя и не всегда.
Казанова подбросил на руке подобранный минуту назад обломок кирпича, примерился и метнул вверх.