– А-а! Вот и наш сотрудник! – непритворно обрадовался Соловец, мечтающий побыстрее выпроводить посетителя.– Познакомьтесь! Младший лейтенант Мартышкин. Сысой… как тебя по батюшке?
   – Бедросович,– гордо ответствовал запыхавшийся стажер.
   – Человек пропал. Видимо, взят в заложники,– с места в карьер начал майор и добавил заговорщицким тоном.– А вот этот господин…
   Но договорить Соловец не успел.
   – Колись, сволочь! – Тщедушный младший лейтенант издал крик раненого в ягодицу молодого носорога, отшвырнул в сторону лопату и мертвой хваткой вцепился издателю в глотку.– Колись, а то хуже будет!…
 
* * *
 
   – Черт, не видно ни хрена! – низкорослый Рогов несколько раз подпрыгнул, стараясь заглянуть в окно первого этажа театра “Балтийский гном”, но тщетно.
   Рост в сто пятьдесят пять сантиметров не обеспечивал должного обзора.
   – Давай, волоки сюда этого! – приказал Вася.
   Дукалис подтащил к стене спящего Ларина, уложил возле водосточной трубы. Рогов тут же взобрался блаженно улыбавшемуся Андрею на грудь, став таким образом на четверть метра выше.
   – Другое дело! – опер-коротышка припал к окну. – Не, ну что за люди? Решеток нет, а в комнате шмотки свалены, кошелек лежит, сумочка чья-то… Упрут – а они потом к нам! Спасите-помогите, товарищи милиционеры, нас обокрали… Тьфу! – Рогов возмущенно сплюнул себе под ноги, прямо Ларину на пальто. – Козлы гражданские! Совсем о безопасности не заботятся… Ладно. – Василий стащил с себя шарф, сноровисто обмотал им руку и привычно треснул кулаком в центр стекла.
   Зазвенело.
   Рогов взобрался на подоконник, открыл изнутри шпингалет, распахнул одну створку и спрыгнул внутрь гримерки.
   – Толян, принимай! – спустя несколько секунд раздался придушенный голос Васятки и на улицу вылетел первый сценический костюм – клетчатый.
 
* * *
 
   Генеральный директор тоненько взвизгнул, когда колено стажера надавило ему на низ живота, и засучил ногами.
   Ошалевший Соловец не сразу, но все-таки вышел из ступора, с трудом отодрал разошедшегося стажера от начавшего уже синеть Дамского и отшвырнул Сысоя в сторону.
   – Ты обалдел?! Это же не преступник! Это – заявитель! Ираклий… как его?… Вазисубанович! Ираклий Вазисубанович! Вы живы?!
   Издатель с трудом поднялся, вновь уселся на стул и покрутил головой.
   – Воды?! – Майор поднес к дрожащим губами Дамского граненый стакан с мутной водой, на краю которого виднелись отпечатки губной помады.– Ираклий Вазисубанович, не молчите!
   – Я…,– прохрипел белый как мел генеральный директор.– Я… Да я на вас… Да я в Европейский суд по правам человека… Да я министру…
   – Это ошибка! – вскричал Соловец и схватил валявшуюся в углу дубинку.– Не держите на нас зла! Сейчас я все исправлю! – Он двинулся на барахтавшегося среди перевернутых стульев Мартышкина и замахнулся.– Смотрите!
   Первый удар “демократизатора” пришелся Сысою по спине.
   Стажер охнул и повернулся лицом к напавшему с тыла противнику.
   – Видите?! – орал Соловец, молодецки размахивая дубинкой и демонстративно обрабатывая вяло отбрыкивающегося стажера.– Видите?! Сейчас я ему устрою! А теперь – по харе, по харе!…
   Резиновое изделие номер один перетянуло Мартышкина поперек физиономии.
   Полуоглушенный Сысой забрался под стол, майор ринулся на четвереньках за ним, норовя вонзить дубинку в откляченный худой зад.
   Дамский в ужасе закрыл глаза.
   Невнятные вопли и глухие удары слышались еще с минуту, затем затихли.
   Книгоиздатель приподнял одно веко.
   Потный и тяжело дышащий Соловец опирался рукой о столешницу. Дубинка лежала рядом с плакатами, извещавшими о новом “блокбастере” издательства “Фагот-пресс”. Под столом валялся избитый стажер.
   – Ну, вот,– майор одним махом опрокинул в себя стакан портвейна “777”,– думаю, инцидент исчерпан… Давайте вернемся к вопросу о пропавшем авторе… Ираклий Вазисубанович, так как его зовут?
 
* * *
 
   Переодевались на лестнице дома напротив театра, выбирая из груды свистнутой одежды подходящие по размеру вещи.
   Рогову достались черные смокинг, котелок и алые хохляцкие шаровары, Дукалису – клетчатый костюм с таким же клетчатым кепи. Худому и длинному Ларину пришлось впору только напоминавшее пижаму одеяние узника немецкого концлагеря – серое, в широкую черную вертикальную полоску, с номерной бирочкой на левой стороне груди и со здоровенной желтой шестиконечной звездой на спине. Поверх лагерной одежонки натянули многострадальное драповое пальто.
   Васятка критически осмотрел Андрея, добавил для завершения общей картины эсэсовскую фуражку с черепом и костями, плотно натянув ее, дабы не сваливалась, на голову Ларину и опустив тренчик тому под подбородок, остался доволен увиденным и заботливо упаковал снятую повседневную одежду в прихваченную из театра спортивную сумку.
   – Потом заберем, – Рогов оттащил баул в подвал и спрятал его в закуток за трубами.
 
* * *
 
   Бравые оперативники не знали, что буквально через полчаса, как они покинут место переодевания, к парадной подъедут вызванные бдительной старушенцией с первого этажа наряды из местного отдела милиции, а чуть погодя – оранжевый микроавтобус “шевроле старкрафт” взрывотехников УФСБ.
   Сумку обследует робот, сидящие у экранов мониторов саперы к единому мнению о безопасности находки не придут и баул будет решено расстрелять из водяной пушки. Так, на всякий случай.
   Обитатели дома будут эвакуированы, старший взрывотехник нажмет на кнопочку “пуск” и вылетающая из сопла пушки под давлением в сотню атмосфер мощная струя “аш-два-о” разметает содержимое сумки по всему подвалу. После чего все со вздохом глубокого удовлетворения разъедутся восвояси, оставив жильцов подбирать пусть мокрые, но еще годные к носке вещи…
 
* * *
 
   – Вперед, Толян! – Рогов молодецки расправил цыплячьи плечи, они с Дукалисом подхватили остававшегося в состоянии алкогольного транса Ларина и вышли из теплого парадного во внезапно начавшуюся пургу непредсказуемой питерской зимы.
 
* * *
 
   – Итак, как же его зовут? – участливо поинтересовался Соловец, наливая частично пришедшему в себя Дамскому чаю.
   В кабинете ничто не напоминало о случившемся четверть часа назад конфузе. Разве что у заявителя был помятый и испуганный вид, да чинно восседавший возле стены Мартышкин зажимал нос большим клоком гигроскопической ваты.
   Тихо бормотал радиоприемник “Vitec”, позаимствованный из хранилища арестованного имущества, над вскипевшим чайником поднимался парок, все бумаги на столе были аккуратно сложены, опрокинутые стулья расставлены в обычном порядке, дубинка отправлена в угол, пальто генерального директора издательства “Фагот-пресс” частично вычищено и повешено на заменяющий вешалку гвоздь, кожаная папочка с золотым вензелем положена на тумбочку рядом с засохшим фикусом в треснувшем горшке.
   – Мне бы еще вспомнить! – фыркнул издатель, опасливо скосив глаза на Мартышкина.– Особенно после всего произошедшего…
   – Это немного осложняет процесс поисков,– вернувшийся в свое кресло майор горестно покачал маленькой и сплюснутой с боков головой.– А узнать как-то можно?
   – Позвоните моему секретарю,– промямлил Дамский.– Она должна знать.
   – А эти,– Соловец придвинул к себе рекламные плакаты,– Чушков и… Беркасов… не имеют ли они отношения к исчезновению вашего уважаемого автора?
   – Это, я думаю, вы должны выяснять…,– осторожно намекнул Ираклий Вазисубанович.
   – Если они авторы боевиков или детективов,– встрял очухавшийся Мартышкин,– то у них может быть опыт.
   – Да-да-да,– согласился начальник “убойного” отдела.– Они детективы пишут?
   – Я-то откуда знаю? – Лицо Дамского приобрело напряженное и слегка грустноватое выражение, как у какающего мопса. Сходства с этой мордатой породой собак добавляли обвисшие щечки издателя. – Я издаю книги, мне рукописи читать некогда. Для чтения есть младшие редакторы и эти… как их?… корректоры, что ли…
   – Совершенно с вами согласен, Ираклий Вазисубанович,– поспешно отреагировал Соловец.– Если все читать, никакой жизни не хватит… А что насчет вот этих? – Майор осторожно ткнул пальцем в плакаты, извещающие о выходе книг про приключения “Народного Целителя”.– Может быть, вы краем уха слышали о том, что в них написано?
   – Мне докладывали,– надулся генеральный директор.
   – И о чем они? – через минуту молчания осведомился Соловец.
   Дамский наморщил узкий лобик и попытался вспомнить, что же ему докладывали.
   Но не смог.
   Будучи, по его собственному мнению, последним бастионом издательства на пути рвущихся в высокую литературу графоманов, генеральный директор “Фагот-пресса” выслушивал по два десятка докладов в день и просто физически не мог помнить их все. К тому же, он с детства страдал провалами в памяти, из-за чего четырежды оставался в школе на второй год и закончил ее лишь в двадцать с гаком лет.
   – Это… В общем, про воров в законе,– наконец нашелся издатель, с трудом одолевающий перед сном рассказик на полстранички в любимых им эротических журналах, целиком заменивших перегруженному работой Ираклию Вазисубановичу семейную и личную жизнь.– Сильная вещь… Не в бровь, а в глаз.
   – Вот! – опять встрял младший лейтенант.– Чушков и Беркасов сговорились со знакомыми ворами и похитили автора. Чтобы самим писать продолжение этих бестселлеров… И зарабатывать миллионы. Или, даже, десятки миллионов… Или сотни… Или миллиарды…
   Дамский напустил на себя горестный вид и мелко затряс головой, изображая полное согласие со словами стажера.
   Хотя на самом деле Ираклий Вазисубанович предпочитал платить авторам копейки и всячески их дурить, выпуская совместно со своими иногородними партнерами – таким же жульем, как и гендиректор “Фагот-пресса”, – многотысячные “левые” тиражи, и не сообщая писателям ни истинные объемы продаж, ни реальные отпускные цены книг.
   – Да! – издатель сложил руки на вываливавшемся из брюк пузе. – Вероятно, так все и произошло… Беркасову, например, я никогда не доверял. Он, знаете ли, скользкий такой типчик, с бандитами, вроде, якшается. Да и Чушков не лучше. Тот еще притворщик… Носит очки, а сам видит, как сокол…
   – Ну, Ираклий Вазисубанович, тогда можно считать, что дело почти раскрыто,– заявил Соловец.– Осталось путем организации наружного наблюдения за этими двумя субъектами выяснить, где они держат писателя-заложника, а потом вызвать группу захвата…
   Дотоле тихо бубнивший приемник произвольно увеличил громкость, и бодрый голос диктора популярнейшей радиостанции “Азия-минус” радостно произнес:
   – А вы поменяете пять пачек обычного порошка на один грамм необычного?
   Вопрос застал Дамского врасплох, и он глубоко задумался.
   Из состояния прострации генерального директора “Фагот-пресса” вывел хозяин кабинета, предложивший не откладывая приступить к осуществлению операции “Слежка”, для чего Мартышкину вместе с издателем следовало отправиться к последнему в офис, взять у секретаря адреса Чушкова и Беркасова и начать их “выпасать”.
   – Да-да,– промолвил Дамский и выразительно посмотрел на стажера.– Пусть приступает…
   Дверь в кабинет резко открылась, и на пороге возник капитан Казанцев.
   Лицо у оперативника было по обыкновению глуповато-напряженным:
   – Георгич, у нас труп…

Метод дундукции

   Соловец согнулся над перегородившим лестничную площадку трупом, чье лицо ему было смутно знакомо, и пощупал у покойника пульс.
   Как ни странно, пульс был.
   И у трупа был на редкость цветущий вид.
   – Давно он тут лежит? – осведомился майор.
   – Георгич, это Твердолобов, дознаватель из нашего управления,– пояснил Казанова, поднимавшийся по ступенькам вслед за начальником “убойщиков”.– Он сегодня дежурит. Труп выше этажом…
   Майор переступил через начавшее дергаться и храпеть тело, так и не добравшееся до места происшествия вследствие навалившегося на полпути приступа усталости, вгляделся в темноту, где маячили фигуры двух сержантов, и повернулся к Казанцеву:
   – Что-то я не пойму… Какой это дом?
   – Семнадцатый.
   – А разве нечетные номера относятся к нашей территории?
   – По новой нарезке районов – да.– Капитан грустно покачал головой.
   – Черт,– ругнулся Соловец,– раз в квартал планы меняют, а нам отдуваться…
   Картографические изыски были любимым развлечением подполковника Петренко и его коллеги, начальника РУВД сопредельного Калининского района [Автор вынужден напомнить, что: все имена, фамилии, должности, звания и прочее являются выдуманными и их совпадение с реальными людьми, а также – с героями литературных, телевизионных или иных художественных произведений, могут быть лишь непреднамеренной случайностью. Это же относится и к номерам управлений, отделов и отделений милиции, и к описываемым в книге событиям].
   Каждый из подполковников стремился по максимуму сузить территорию своей ответственности и подсунуть соседу самые лакомые кусочки вроде захолустных улочек, загаженных тупичков и неосвещенных скверов, где сотрудникам милиции рекомендовано появляться исключительно при оружии, группами не менее чем по три человека и, желательно, на бронированной гусеничной технике.
   В результате бумажных войн отдельные переулки и даже дома регулярно меняли “хозяина”, что привносило в и без того неспокойную жизнь обитателей двух спальных районов дополнительную толику нервозности. Чем с удовольствием пользовались стражи порядка, отфутболивая заявителей к соседям и мотивируя отказы в приеме жалоб чужой территориальностью.
   – Ну, что тут? – неприязненно спросил Соловец у косоглазого сержанта, присевшего на чугунный радиатор парового отопления.– Документы какие-нибудь нашли?
   – Не-а,– Косоглазый перебросил вонючую “беломорину” из одного уголка рта в другой.
   Единственными вещами, обнаруженными сержантами в карманах рубашки убитого, были расческа и пригоршня пятирублевых монет.
   Монеты патрульные честно поделили между собой, а расческу оставили.
   – Глухарь,– резюмировал страдающий от сухости в горле Казанова.– Натуральнейший глухарь… Уже расправил крылышки.
   – Погоди,– буркнул майор и присел на корточки возле окоченевшего тела.
   Покойный был одет весьма скудно – на нем болтались красные в белый горошек семейные трусы, зеленая нейлоновая рубашка, соломенная шляпа и плащик из прозрачного полиэтилена. Обуви на трупе не было, а в спине торчал ледоруб с примотанным к кольцу на рукояти обрывком черной веревки.
   – Какое гнусное самоубийство! – на всякий случай сказал Соловец и с надеждой обвел взглядом собравшихся.
   – Не прокатит, – удрученно выдохнул Казанова. – Били в спину.
   – Он мог сам! – не сдался майор. – Положил эту кирку на пол, а потом – хрясь навзничь!
   Капитан несогласно покачал головой.
   – Как проститутку-Троцкого [Троцкий (настоящая фамилия – Бронштейн) Лев Давидович (26.10.1879, деревня Яновка Елисаветградского уезда Херсонской губернии – 21.8.1940, вилла Койакана, Мексика) – социал-демократ с 1897 г., в 1903 – 1904 гг. – меньшевик. В октябре – ноябре 1905 г. – заместитель председателя петербургского Совета рабочих депутатов (под фамилией Яновский). Был арестован и осужден на вечное поселение в Сибири, но бежал с пути следования к месту назначения. В 1912 г. организовал Августовский блок, направленный против В.И. Ленина и большевиков. В начале первой мировой войны издавал вместе с меньшевиком Л. Мартовым в Париже антивоенную газету Наше слово, за что был выслан из Франции. В 1916 г. в США издавал газету Новый мир, в которой пропагандировал свою идею “перманентной революции”. Летом 1917 г. вошел в партию большевиков как член Межрайонной организации РСДРП. В начале июля 1917 г. предостерегал рабочих от преждевременного вооруженного выступления, но, тем не менее, 23 июля был арестован Временным правительством. 2 сентября освобожден. 25 сентября избран председателем Петротрадского Совета рабочих и солдатских депутатов и внесен в список сорока кандидатов от РСДРП(б) по выборам в Учредительное собрание. Внес большой вклад в подготовку восстания в октябре 1917 г. После Октябрьской революции – нарком иностранных дел, нарком по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета Республики, член Политбюро ЦК РКП(б) и член Исполкома Коминтерна. Участвовал во всех внутрипартийных дискуссиях. В 1927 г. исключен из партии, в 1929 г. выслан из СССР. В 1932 г. лишен советского гражданства. Находясь в эмиграции, продолжал активную политическую деятельность. В 1940 г. был убит на вилле Койакана в Мексике ударом ледоруба по голове агентом НКВД испанцем Рамоном Меркадером], – неожиданно сказал косоглазый патрульный, обнаружив недюжинные познания в отечественной истории.
   – Того вроде по жбану отоварили…, – засомневался второй сержант.
   – Молчать! – взвился Соловец, страшно не любивший, когда младшие по званию проявляют хоть какие-то признаки интеллекта.
   По мнению начальника ОУРа, патрульные были предназначены исключительно для того, чтобы дубасить “демократизаторами” задержанных, собирать дань с окрестных ларьков и почтительно внимать, не раскрывая ртов, когда офицеры милиции переговариваются между собой.
   Казанова также недовольно засопел.
   Сержанты пришибленно умолкли.
   – Погоди-ка…,– Соловец успокоился и посмотрел на обшарпанную дверь с отсутствующим номером квартиры.– А свидетели есть?
   – Не,– почтительно сказал круглолицый сержант, недавно прибывший в северную столицу из деревни под Брянском и пока еще опасающийся ездить на метро, из-за чего он вечно опаздывал на работу.– Надо привести?
   Майор перегнулся через перила и отметил, что дознаватель Твердолобов все так же пребывает в беспамятстве.
   – А тута никто не ходит,– добавил второй патрульный.– Двери заколочены, все через другой подъезд шоркаются… Тута аварийный лестничный пролет. Опасно ходить…
   – Опа! – Казанова понял невысказанную мысль Соловца.– Георгич! До границы нашей территории – сто шагов.
   – Именно,– майор воровато заморгал.– И заявы нет…
   – А Чердынцев? – засомневался капитан.
   – Спокойно… Скажем, ложный вызов,– Соловец повернулся к патрульным.– Кто, кстати, сообщил?
   – Старуха одна,– задумался круглолицый.– Слышала выстрелы, испужалась и нам брякнула. Видела еще, что вроде кто-то в подвал побежал… Или не побежал… Она сама неходячая, токо у окошка сидит…
   – Отлично! – Начальник “убойного” отдела весело потер руки, выдернул из спины покойного ледоруб и пихнул труп ногой.– Так. Берете этого и несете вниз, под лестницу. Посмотрите там дерюжку какую-нибудь, чтобы накрыть… И мотаете отседова,– Соловец сунул старшему наряда мятый полтинник и орудие убийства.– Сходите, пивка попейте. Ледоруб выбросите или сменяйте на что-нибудь, – глаза у патрульных загорелись – альпинистский инструмент был почти новым и при удачном стечении обстоятельств его можно было легко толкнуть рублей за пятьсот. – Только кровь оботрите… Если кто спрашивать будет, что и как, вы ничего не знаете и ничего не видели… Мальчишки петарды поджигали, вот старуха и ошиблась. Мы вечером решим проблемку… Методом дундукции, – майор как мог произнес чудное слово, запомнившееся ему со времен учебы на курсах повышения квалификации.
   – А наш чудик? – Казанова вспомнил о Твердолобове, почивавшем на пыльных ступенях.
   – Его – в отдел,– решил Соловец.
   – Может, в соседний дом оттащим? – предложил капитан.
   – Нет, в отдел… Он все равно ничего не помнит. Бросим в дежурке, пусть дрыхнет. И Чердынцеву скажем, чтобы не будил… Ну,– майор поторопил сержантов,– что встали?
   Патрульные, только что получившие наглядный урок тонкостей оперативной работы по интеллектуальному раскрытию особо тяжких преступлений, что в современной милицейской практике занимает больше половины рабочего времени, схватили труп за ноги и поволокли вниз по лестнице.
   За ними двинулся Казанова, бережно несущий в руке шляпу и прикидывающий, пойдет ли ему сей головной убор или нет и, если пойдет, будет ли он гармонировать с его любимым длинным красным шарфом.
   Соловец окинул беглым взглядом место преступления, затер подошвой ботинка кровавое пятно на полу и щедро посыпал лестничную площадку смесью махорки и молотого черного перца, коробок с которой он всегда носил с собой. Ибо был старым и опытным сотрудником райотдела милиции и хорошо знал, что не стоит недооценивать служебных собак.
   Особенно из соседнего РУВД.
 
* * *
 
   Возле бредущих вот уже больше часа сквозь метель Рогова и Дукалиса, на плечах которых кулем болтался невменяемый Ларин, притормозил оранжевый “шевроле-старкрафт” с возвращавшимися на Литейный, 4 взрывотехниками УФСБ, пораженными до глубины души одеянием припозднившихся прохожих.
   – Эй, вы кто такие? – дружелюбно спросил один из взрывотехников, высунувшись в открытое боковое окно.
   – Холмс, – гордо ответил зациклившийся на Конан-Дойле Рогов. – Шерлок Холмс… А это Ватсон, – Василий указал на Дукалиса. – Доктор Ватсон…
   Тот церемонно поклонился, едва не уронив Ларина.
   – Понятно, – взрывотехник усмехнулся в густые усы. – А как зовут этого Ватсона?
   – Доктор, – ничтоже сумняшеся выдал Васятка [Доктора Ватсона звали Джон].
   – А вы настоящие?
   – Ну, а как же! – воскликнул Дукалис. – Из самого… этого самого…
   – Из Лондона. – подсказал Рогов.
   – Да! Из Лондона! – Дукалис замахал свободной рукой куда-то вдаль, где, по его прикидкам, находилась столица Великобритании.
   – А третий кто? – осведомился взрывотехник.
   – Мориарти. Профессор, – нашелся Васятка. – Наш друг и соратник…
   – И куда путь держите? – водитель микроавтобуса присоединился к разговору, набирая на мобильном телефоне номер отделения экстренной психиатрической помощи.
   – За бухаловым! – выкрикнул честный Дукалис.
   – Ясно, – взрывотехник выбрался из кабины микроавтобуса, чтобы отвлечь на себя внимание вскочивших на “белого коня” [Белый конь – так называемая “белая горячка”, синдром алкогольной абстиненции (жарг.)]придурков и дать возможность водителю вызвать медиков. – Холмса и Ватсона все уважают. А Мориарти – и подавно. Может, вы подождете, пока вам выпить сюда привезут? Чего далеко ходить?
   Из распахнувшихся задних дверей “шевроле старкрафта” бесшумно выскочили три фигуры сопровождавших взрывотехников бойцов “ГрАДа” [ГрАД – Группа активных действий, жаргонное название боевого подразделения Региональной службы специального назначения УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области]и встали за спиной “великого детектива” со товарищи.
   – А че?! – обрадовался “Ватсон” и сбросил с плеча руку Ларина. – И то верно.
   Андрей опять полетел на асфальт.
   – Сейчас приедут, – водитель высунулся наружу.
   – Отлично! – обрадовался Рогов и повернулся к Дукалису. – Что я тебе говорил? Шмотки – великое дело! Правильно одет – везде тебе почет и уважение!…
 
* * *
 
   Приезд генерального директора “Фагот-пресса”, сопровождаемого младшим лейтенантом милиции, в свою вотчину был обставлен с поистине королевским размахом.
   В центральном холле издательства, по стенам которого были развешаны многочисленные фотоколлажи, на которых гендиректор обнимался и целовался взасос с сильными мира сего – президентом США, Папой Римским, Батей Урюпинским, рыжеволосым председателем РАО ЕЭС России, министром внутренних дел Израиля, тибетским далай-ламой, Ясиром Арафатом и Усамой бен Ладеном, – выстроились два десятка сотрудников, льстиво улыбавшихся шествующему с каменным лицом Дамскому.
   Даже не взглянув на них, Ираклий Вазисубанович прошествовал в свой кабинет, плюхнулся в пятисотдолларовое кресло, провякал в интерком, чтобы ему принесли чаю, и уставился на Мартышкина, словно забыл, зачем привез милиционера с собой.
   – Так, что с писателями? – Стажер попытался продолжить разговор, начатый еще в “ушастом” черном эксклюзивном “ЗАЗе-968М-стреч” [Стреч – модель автомобиля с удлиненным кузовом]генерального директора “Фагот-пресса”, но прерванный телефонным звонком партнеров Дамского из далекого города Урюпинска.
   – Да! – вспомнил книгоиздатель, полез в стол и вывалил перед младшим лейтенантом кипу рекламных плакатов.– Вот! Смотрите.
   – Очень интересно,– осторожно заметил Сысой, разглядывая кричащие заголовки типа “Народный Целитель. Путевка в Синг-синг!”, “Народный целитель. Прыжок в поле!” или “Народный целитель. Месть Сары, Цили и Моисея Сигизмундовича!”, а также наброски рекламы будущих книг, объединенных в серии “Жуликоватая любовь” и “Владимирский отстой”. – А что это тут мелко так напечатано? “Для нас пишут не только…” Кто пишет?
   – Чушков и Беркасов, я ж вам говорил,– выдавил из себя генеральный директор, активно пользовавшийся всяческими уловками, дабы поддерживать реализацию своей залежалой продукции на должном уровне и не подводить своих урюпинских партнеров.– Это чтоб антимонопольный комитет не докопался… Читателей я предупредил, что на меня не только эти двое работают, но и много других. Так что заявка о мошеннической рекламе у них не пройдет… А что делать? Без рекламы, особенно такой, ничего ведь не продашь…