Игорь Станиславович тоскливо оглядел строгий кабинет, в котором не было ничего лишнего. Ранимая душа его страдала. “Хоть бы картиночку какую-нибудь вывесил... — неприязненно подумал он, — глазу не на чем отдохнуть!”
— У меня есть отличная миниатюра — вид на Петропавловку зимой, — неожиданно произнес он. — Хотите подарю, Владимир Сергеевич?
Ястребов тяжело вздохнул. Он хорошо знал болезненное самолюбие Сидорова, а также его мнение о собственной персоне. Но все это не относилось к делу.
— Благодарю, не надо. Поймите, Игорь Станиславович, ресурсы службы не резиновые. У нас двадцать процентов личного состава постоянно в командировках на юге. Техника стареет, обновлять тяжело... Да что там, мы людям боевые годами не выплачиваем! — первый зам раздраженно бросил авторучку на стол. — Нам нельзя распыляться, особенно когда речь идет об активных действиях. Глубже проводите предварительную разработку, тщательнее собирайте и анализируйте информацию, переходите к активной фазе только на самых приоритетных направлениях!
— Ну конечно, ведь экономическая безопасность — это самое приоритетное направление!
Это была явная дерзость. О давних дружеских отношениях Ястребова и начальника службы экономической безопасности генерала Щербакова знали все. Игорь Станиславович понимал, что перегнул палку, намекая на предпочтение СЭБ в вопросах боевого планирования, и оттого надулся пуще прежнего и ссутулился в кресле, уперев взгляд в стену.
Ястребов встал из-за стола, поправил скромный галстук, пошевелил крепкой шеей. Затем подошел к окну, задумчиво глядя сверху, с высоты здания, на город, и привычно нашел сияющую точку-купол Исаакиевского собора, блестящий золотом в лучах заходящего красного зимнего солнца.
— Холодно сегодня, — сказал он. Генерал был доволен тем, что сдержался и не ответил резкостью на выпад задетого за живое Сидорова.
— Игорь Станиславович! Как бы ни была важна экономическая безопасность, жизнь питерцев, спокойствие города всегда важнее. Ваше направление было и остается на обозримое будущее самым приоритетным... к сожалению, самым приоритетным. А вы лично — не сочтите за лесть — наиболее достойным руководителем службы по борьбе с терроризмом. Других кандидатур я просто не вижу, увы. Вы бы взяли опытного человека, начали бы готовить себе смену... Я вот готовлю себе. В нашем возрасте уже пора думать об этом.
— Успеется... — примирительно проворчал Сидоров. — Желающих хоть отбавляй!
Он тоже встал, с удовольствием потянулся, хрустнув позвонками, привычно глянул на первого зама сверху вниз, успокоился и тоже посмотрел в окно.
— Из вашего кабинета вид красивее, чем из моего. Вы правы, вам не нужна миниатюра Петропавловки!
— И все же — о затратах. Я вижу своей главной задачей правильное распределение усилий. Понимаете, если где-то в окопах людям непомерно трудно — это значит, что генералы неправильно распределили усилия. Мы вынуждены латать дыры то здесь, то там и будем это делать и дальше. Иногда и вашей службе придется потерпеть, если не убедите меня в обратном. Кстати, что у вас есть по Ходже?
Шеф ЗКСиБТ удивленно моргнул и поднял бровь. Он не любил, когда информация без его ведома попадала наверх.
— А вы откуда знаете, Владимир Сергеевич?
Ястребов лукаво и дружелюбно посмотрел на озадаченного непокорного подчиненного.
— Не волнуйтесь. Ваши все молчат как могила. Москвичи по дружбе проболтались.
— Ну... есть такой интернет-сайт в Прибалтике. Какой-то поганец объявил России компьютерную войну и вербует желающих поучаствовать в террористических акциях.
— План похищения “Иглы” оттуда?
— Оттуда.
— Значит, это уже не компьютерная война. Людей, причастных к похищению “Иглы”, продолжайте разрабатывать. Без нужды не берите. Надо пресечь это нововведение в зародыше. Мы его найдем обязательно, только информацию соберите. Если потребуется — я подключу иностранный отдел главка. А сейчас — извините, не задерживаю. Там уже, наверное, Шубин в приемной ждет. Вот, — Ястребов ткнул пальцем в лежащий на столе рапорт, — будет долбать меня, чтобы я его разведчика не увольнял!
— Того, которого ранили? Да, я слышал... Нестерович рассказывал.
— А как я его оставлю? Он же не прошел врачебную комиссию! Шубин хочет посадить его оперативным дежурным в отдел! Можно подумать, там люди меньше волнуются, чем на заданиях! Иногда за столом сидеть тяжелее, чем в поле. Бросил бы все, да и побежал сам все делать! Этот... э-э... Арцеулов умрет там от разрыва сердца, а меня родственники засудят!
— Это вы, пожалуй, преувеличиваете.
— Что умрет? Или что засудят?
— И то и другое. Я бы оставил. Хорошими специалистами бросаться негоже.
Сидоров пожал протянутую крепкую руку первого зама. Ястребов направился к столу, а Игорь Станиславович — к двери, и у входа оглянулся.
Говорят, что характер хозяина можно вычислить по интерьеру его кабинета. Генерал-лейтенант сидел под российским гербом, под портретом президента. По правую руку от него темной стеной стояли наглухо закрытые резные дубовые шкафы, по левую — в четыре огромных окна лился свет от неба, реки и города, рисуя косые ромбы на блестящем паркете.
III
IV
— У меня есть отличная миниатюра — вид на Петропавловку зимой, — неожиданно произнес он. — Хотите подарю, Владимир Сергеевич?
Ястребов тяжело вздохнул. Он хорошо знал болезненное самолюбие Сидорова, а также его мнение о собственной персоне. Но все это не относилось к делу.
— Благодарю, не надо. Поймите, Игорь Станиславович, ресурсы службы не резиновые. У нас двадцать процентов личного состава постоянно в командировках на юге. Техника стареет, обновлять тяжело... Да что там, мы людям боевые годами не выплачиваем! — первый зам раздраженно бросил авторучку на стол. — Нам нельзя распыляться, особенно когда речь идет об активных действиях. Глубже проводите предварительную разработку, тщательнее собирайте и анализируйте информацию, переходите к активной фазе только на самых приоритетных направлениях!
— Ну конечно, ведь экономическая безопасность — это самое приоритетное направление!
Это была явная дерзость. О давних дружеских отношениях Ястребова и начальника службы экономической безопасности генерала Щербакова знали все. Игорь Станиславович понимал, что перегнул палку, намекая на предпочтение СЭБ в вопросах боевого планирования, и оттого надулся пуще прежнего и ссутулился в кресле, уперев взгляд в стену.
Ястребов встал из-за стола, поправил скромный галстук, пошевелил крепкой шеей. Затем подошел к окну, задумчиво глядя сверху, с высоты здания, на город, и привычно нашел сияющую точку-купол Исаакиевского собора, блестящий золотом в лучах заходящего красного зимнего солнца.
— Холодно сегодня, — сказал он. Генерал был доволен тем, что сдержался и не ответил резкостью на выпад задетого за живое Сидорова.
— Игорь Станиславович! Как бы ни была важна экономическая безопасность, жизнь питерцев, спокойствие города всегда важнее. Ваше направление было и остается на обозримое будущее самым приоритетным... к сожалению, самым приоритетным. А вы лично — не сочтите за лесть — наиболее достойным руководителем службы по борьбе с терроризмом. Других кандидатур я просто не вижу, увы. Вы бы взяли опытного человека, начали бы готовить себе смену... Я вот готовлю себе. В нашем возрасте уже пора думать об этом.
— Успеется... — примирительно проворчал Сидоров. — Желающих хоть отбавляй!
Он тоже встал, с удовольствием потянулся, хрустнув позвонками, привычно глянул на первого зама сверху вниз, успокоился и тоже посмотрел в окно.
— Из вашего кабинета вид красивее, чем из моего. Вы правы, вам не нужна миниатюра Петропавловки!
— И все же — о затратах. Я вижу своей главной задачей правильное распределение усилий. Понимаете, если где-то в окопах людям непомерно трудно — это значит, что генералы неправильно распределили усилия. Мы вынуждены латать дыры то здесь, то там и будем это делать и дальше. Иногда и вашей службе придется потерпеть, если не убедите меня в обратном. Кстати, что у вас есть по Ходже?
Шеф ЗКСиБТ удивленно моргнул и поднял бровь. Он не любил, когда информация без его ведома попадала наверх.
— А вы откуда знаете, Владимир Сергеевич?
Ястребов лукаво и дружелюбно посмотрел на озадаченного непокорного подчиненного.
— Не волнуйтесь. Ваши все молчат как могила. Москвичи по дружбе проболтались.
— Ну... есть такой интернет-сайт в Прибалтике. Какой-то поганец объявил России компьютерную войну и вербует желающих поучаствовать в террористических акциях.
— План похищения “Иглы” оттуда?
— Оттуда.
— Значит, это уже не компьютерная война. Людей, причастных к похищению “Иглы”, продолжайте разрабатывать. Без нужды не берите. Надо пресечь это нововведение в зародыше. Мы его найдем обязательно, только информацию соберите. Если потребуется — я подключу иностранный отдел главка. А сейчас — извините, не задерживаю. Там уже, наверное, Шубин в приемной ждет. Вот, — Ястребов ткнул пальцем в лежащий на столе рапорт, — будет долбать меня, чтобы я его разведчика не увольнял!
— Того, которого ранили? Да, я слышал... Нестерович рассказывал.
— А как я его оставлю? Он же не прошел врачебную комиссию! Шубин хочет посадить его оперативным дежурным в отдел! Можно подумать, там люди меньше волнуются, чем на заданиях! Иногда за столом сидеть тяжелее, чем в поле. Бросил бы все, да и побежал сам все делать! Этот... э-э... Арцеулов умрет там от разрыва сердца, а меня родственники засудят!
— Это вы, пожалуй, преувеличиваете.
— Что умрет? Или что засудят?
— И то и другое. Я бы оставил. Хорошими специалистами бросаться негоже.
Сидоров пожал протянутую крепкую руку первого зама. Ястребов направился к столу, а Игорь Станиславович — к двери, и у входа оглянулся.
Говорят, что характер хозяина можно вычислить по интерьеру его кабинета. Генерал-лейтенант сидел под российским гербом, под портретом президента. По правую руку от него темной стеной стояли наглухо закрытые резные дубовые шкафы, по левую — в четыре огромных окна лился свет от неба, реки и города, рисуя косые ромбы на блестящем паркете.
III
— Менталитет! — заявил Морзик с заднего сиденья.
Андрюха Лехельт всем телом обернулся к нему с переднего.
— А может, ментальность?
— Не... Менталитет!
— Это вы о чем? — недоумевая про себя и оттого раздражаясь на молодежь, строго спросил Зимородок, сидящий за рулем.
— Менталитет — это личный состав РОВД, — пояснил Лехельт. — А ментальность — способ мышления ментов.
Они втроем наблюдали, как в двадцати метрах от них начальник гатчинского ОБЭП подполковник Шишкобабов, трезвый до икоты, пытается состричь с Винтика штраф за проезд в пешеходную зону Соборной улицы. За пять минут до этого из цепких рук Шишкобабова с ругательствами вырвался Изя. Матерился он так изощренно и столь неподходяще к своей интеллигентной горноеврейской внешности, что оторопевший подполковник безропотно пропустил вслед Изе машину со сменным нарядом Старого и, лишь завидев роскошный “сааб” Винтика, встрепенулся и пришел в себя.
По классификации разведчиков Шишкобабов был, безусловно, явление ментальное, поскольку, хоть ныне к дорожной инспекции отношения не имел, начинал службу рядовым инспектором ГАИ и образ мыслей имел прежний.
— Не берет! — изумленно сказал Морзик. — Гляди, Андрюха, не берет! Снимай скорей! Перед нами уникальное явление! Честный мент!
Лехельт схватил фотоаппарат и запечатлел, как Шишкобабов, возмущенно воздев руки к небу, брезгливо отталкивает от себя сторублевую купюру.
— В “Аргументы и факты” пошлем!
— Лучше в “Науку и жизнь”! В рубрику “Очевидное — Невероятное”!
— Хватит тратить казенную пленку, — остудил их пыл Клякса, сам немало удивленный происходящим.
— А что? Представляете, Константин Сергеевич, если бы нам наши ролики в “Сам себе режиссер” посылать? Да мы бы все призы забрали! А то там показывают сплошь младенцев, пьяных баб да живность всякую... То ли дело — взятие братком Стоматологом Питерским со товарищи кавказского соловья-разбойника Дадашева в заложники! Карельский пленник! Полнометражная лента с выходом под занавес звезды питерской “наружки” Ролика на ушах — в буквальном смысле!
— Взял, — сказал Клякса и успокоенно вздохнул. — Слава Богу, а то уж я решил, что старею...
— Как — взял?! — прильнули к лобовому стеклу Дональд с Морзиком.
— Десять баксов взял.
— А заснять?!
— Поздно уже. Трепаться меньше надо было. Можешь выйти, предъявить удостоверение фотокорреспондента и попросить второй дубль.
— Я думаю — он согласится, если еще десять баксов дать!
— Теперь не будете посылать фотографию в газету?
— Почему? Пошлем для хохмы, верно? В местную, гатчинскую! “Красносельский Вестник”!
— Поехали... Сейчас он с нас стричь будет.
— Ну уж дудки! — сказал Морзик и, едва они медленно поравнялись с машущим перчаткой Шишкобабовым, приоткрыл стекло и показал подполковнику грязноватый кукиш. Размер композиции из трех пальцев был столь внушительный, что начальник ОБЭП предпочел махнуть еще раз, на этот раз разрешающе: дескать, проезжайте, недосуг мне!
Вслед за красным, как пламя, “саабом” они повернули на проспект. У свекольно-бордового домика с надписью “Гатчинский отдел дознания” стоял с видом несколько обалдевшим местный оперуполномоченный Багетдинов и, покуривая, потирал лишь недавно зажившую голову.
— Хоть покатаемся... — удовлетворенно хмыкнул Лехельт, потягиваясь и разминая затекшие ноги. — Осточертело с утра стоять!
— Не говори гоп, пока не перепрыгнул, — предостерег его Зимородок.
И как в воду глядел. Сделав круг почета по родному городу. Винтик с шиком подкатил к единственному в Гатчине казино с вывеской из гирлянды электрических лампочек.
— У-у!.. — разочарованно заныл Морзик. — Это якорь! Это надолго!
— Будем ждать, — сурово сказал Клякса, паркуясь у обочины неподалеку.
— Может, разрешите зайти внутрь?
— У тебя что — деньги есть? То-то же. А без денег там шляться подозрительно. Вдруг он тебя узнает? Ведь он тебя видел на Московском вокзале.
— Не... — махнул лапищей Вовка. — Этот — лох, он не узнает! Есть такие кадры, глаза — как два штопора, так и сверлят. Они хоть через сто дет встретят на улице случайно — и узнают. Я таких сразу вычисляю. А этот — не...
— Он только о себе думает, — весьма убедительно проговорил Дональд. — Окружающими он не интересуется и ничего вокруг не замечает.
— Все равно — не будем рисковать, — непреклонно решил Зимородок.
Вновь потянулись нудные минуты ожидания, потихоньку складывающиеся в часы. Вечерело. Морзик, истомившись, перегнулся через спинку сиденья и нетерпеливо зашептал Лехельту на ухо:
— Не в ту машину мы сели! Надо было со Старым садиться! Он всегда, чуть вечер, наряд по домам отпускает, если объект на якоре! Завтра к нему сядем!
— Т-сс!
— О чем вы там шепчетесь? — отвлекся от наблюдения за входной дверью казино Зимородок.
— Да вот, товарищ капитан, плохо, что в нашем наряде нет женщины. С оперативной точки зрения плохо. Это ухудшает возможности наблюдения!
Зимородок подозрительно покосился на Вовку Черемисова, круглые глаза которого выражали только преданность делу наружного наблюдения.
— Кто же виноват, что ты с Пушком поссорился? Я вас теперь нарочно рассаживаю, по ее же просьбе.
— Вот дура... извините, Константин Сергеевич, это я не про вас. Так уж у нас с Людмилой получилось. Не сошлись характерами.
— По-моему, вы очень даже характерами подходите...
— А давайте завтра Пушок с Роликом к вам сядут, а мы с Андреем — к Мише? Тогда в каждой машине будет по женщине... очень удобно... с оперативной точки зрения, — заискивающе произнес Черемисов.
— Не получится, — помотал головой Клякса. — Наставник со стажером должен быть. Кира с Роликом, а Старый — с Пушком.
— Старый? — удивился Морзик. — Я думал — это я у Людмилы наставник.
— Ты и был... а теперь какой же из тебя наставник? Вы с ней как кошка с собакой. Кроме того, вам с Тыбинем в одной машине тесно будет. Вы оба ребята крупногабаритные. А тут мы с Андреем тебе весь задний диванчик предоставили. Хочешь — сиди, хочешь — лежи...
— Ничего я уже не хочу, — разочарованно протянул Морзик, поняв, что убедить Зимородка отпустить их в машину к Тыбиню не удастся. — Насиделся уже сегодня и належался... Я побегать хочу... домой хочу...
— А кроме того, — не обращая внимания на скулеж и ерзанье Черемисова, продолжал капитан, хитро улыбаясь, — слухи о том, что Старый отпускает наряд раньше положенного, — гнусная ложь и клевета на товарища! Я сам его не раз проверял! Так что оставьте ваши надежды на сокращенный рабочий день и продолжайте наблюдение, а я вздремну. Очередь моя пришла.
Долго отдыхать Косте Зимородку не пришлось. Наблюдающий в прибор ночного видения Лехельт толкнул его локтем.
— Константин Сергеевич! Винтик вышел! В машину садится!
— Опаньки! — мгновенно стряхнул с себя дремоту капитан. — А вы говорили — по домам! Да все еще только начинается!
Вослед рубиновым огням “сааба” они обогнули темный, как глухой лес, гатчинский парк и подрулили к вокзалу балтийской линии. Здесь Винтик поставил машину у самых ступенек лестницы, ведущей на платформу, и вышел.
— Через пять минут электричка из Питера, — сказал Клякса. — А ведь он встречает кого-то... Морзик, ты хотел пройтись? Выйди, изобрази пьяного, пошатайся около него. Только шапку одень, уши не обморозь!
— Чтобы пьяного, надо бутылочку пива пропустить! — оживился Вовка, — Для запаха!
— Разрешаю, только одну. Давай, быстро! Жаль, Волана нет! Он бы сейчас пригодился!
— Справимся, Константин Сергеевич!
Морзик проворно подбежал к привокзальному ларьку, прикупил пива и, рискуя простудить горло, тут же ополовинил бутылку, припав к ней истомленными жаждой губами. Остатки вылил в ладонь, охлопал ватник на манер одеколона и, болтая бутылкой по сторонам и расплескивая пену, нетвердой походкой побрел к лестнице.
Лехельт, наблюдая, переживал. Андрею казалось, что Клякса не доверяет ему и оттого послал Морзика. Он чувствовал себя отодвинутым на задний план — но это было сейчас не главное.
У ступенек лестницы Морзик остановился и, ухватившись за перила, принялся разговаривать сам с собой, покрикивая и ругаясь. Винтик с платформы оглянулся раз, другой, а потом подошел к Владимиру.
— Слышь, эй! Мужик! Постереги тачку! На опохмел дам! Знаю, знаю, сам такой бывал! Ты пять минут постереги — мне приятеля надо встретить с электрички!
— Без... базара!.. — с натугой ответил Морзик, глядя под ноги и сохраняя шаткое равновесие.
Бутылка со звоном выпала у него из рук. Он наклонился, продолжая цепляться за перила, и принялся отыскивать ее в темноте.
— Э, да ты готовый!.. — разочарованно протянул Винтик, он же Григорий Пивненко.
Тут, постукивая на стыках, неожиданно тихо к платформе подкатила темная питерская электричка. Людей в ней было мало. Пивненко поспешно отошел.
— Молодец, Морзик, — сказал по связи Клякса, — Пока все путем...
— Могем... когда захотим, — хрипло, в пьяной интонации типажа отозвался по ССН Черемисов.
— Идут! — предупредил Дональд, немного приоткрыв дверцу машины и наблюдая в тепловизор, — Винтик, а с ним... трудно узнать... лицо искажается — кажется это тот инженер из ГОИ!
— Дай-ка! Точно! Дербенев Тимур Арнольдович! Морзик, к тебе идут Винтик и второй объект... Постарайся услышать разговор. Андрей, можешь их заснять?!
— Снимаю уже!
— Камеры не перепутал? Для ночной съемки взял?!
— Обижаете совсем!
— Это важно, что второй здесь! Я еще не знаю, почему, — но это важно.
Винтик с низеньким человеком в тужурке и суконной шапке со смешными ушками медленно спускались по лестнице.
— Это твоя машина? — завистливо спросил человек, завидев “сааб” и поглубже натягивая шапчонку за ушки на голову. — Богато живешь!
— Только не прибедняйся! Я никого из вас не обидел! Все получили, как договаривались!
— Тише ты! С ума сошел!
— А что такое? Мало ли про что мы говорим... Да тут и нет никого.
— А это кто там?
— Синяк один... машину мне сторожит.
— Прогони его!
— Ты совсем спятил! Он алкаш, я его здесь сто раз видел! Везде тебе ФСБ чудится... умрешь со страху скоро.
— Можно подумать, ты не боишься.
— А чего мне бояться? Все было — и прошло! Поехали в кабачок, поужинаем. Разговор есть.
— У меня нет денег на кабаки, — с горечью проговорил приезжий.
— Ну ты и жлоб! Ведь посадят — даже потратить не успеешь! — и Винтик жизнерадостно захохотал.
— Сплюнь, дурак! Мне все время кажется, что за мной следят...
— Ладно, садись в машину! Не на холоде же нам разговаривать.
— У тебя там “жучков” нет?
— Ты параноик, Тимур!
Хлопнули дверцы “сааба”. Морзик, скорчившись, присел на ступеньку в двух метрах от машины и по связи кратко передал Кляксе содержание разговора.
— Эх, надо было мне “ухо” взять! С такого расстояния я бы услышал, о чем они сейчас говорят!
— Не услышал бы. Они двигатель запустили. Движок все заглушит, я проверял.
— Греются, г-гады!.. — стуча зубами, сказал Морзик, ежась на ледяном бетоне лестницы.
— Посиди, сколько сможешь, потом Дональд тебя подменит. Пойдет бутылки собирать.
— Я ему свою... оставлю-у!..
Ждать, на счастье Вовки Черемисова, пришлось недолго. Щелкнул замок и раздался возмущенный голос приехавшего на электричке мужчины:
— ...раз и навсегда, понял! Эти авантюры не для меня! Я даже списывать никогда не умел, всегда попадался!
— Извини, но я уже дал твой адрес и телефон. К тебе подъедут. Да чего ты затрясся? Они культурные люди! Скажешь “нет” — и все! А может, передумаешь? Обещают хорошие деньги. Поделиться не забудь!
Мужчина замахал руками в волнении, даже ногой притопнул.
— Уезжай немедленно! Проваливай! Не надо меня провожать, сам дорогу знаю! Мы не должны с тобой встречаться! Это компрометирует нас обоих! Забудь обо мне, понял?!
— Да пожалуйста! Тебе же помочь хотел! Шизофреник!
И Винтик, врубив передачу, уехал. Незнакомец, оставшись один, принялся пристально и подозрительно разглядывать скрюченную фигуру вконец замерзшего Вовки Черемисова. Это длилось несколько минут. Наконец Морзику стало невмоготу.
— У-у-у... — потихонечку угрожающе завыл он, прибавляя в голосе. — У-у-у! Зачем я ее зарезал? Зачем?!
Он поднял голову, оглядываясь будто в недоумении. Приезжий попятился и, чертыхаясь, побежал прочь, по кустам, в обход платформы к подземному туннелю, а Вовка, постанывая, бросился в те же привокзальные кусты, но в другую сторону — справлять нестерпимую малую нужду, превозмогшую даже муки холода.
В такие минуты понимаешь, где у человека находится душа!
Андрюха Лехельт всем телом обернулся к нему с переднего.
— А может, ментальность?
— Не... Менталитет!
— Это вы о чем? — недоумевая про себя и оттого раздражаясь на молодежь, строго спросил Зимородок, сидящий за рулем.
— Менталитет — это личный состав РОВД, — пояснил Лехельт. — А ментальность — способ мышления ментов.
Они втроем наблюдали, как в двадцати метрах от них начальник гатчинского ОБЭП подполковник Шишкобабов, трезвый до икоты, пытается состричь с Винтика штраф за проезд в пешеходную зону Соборной улицы. За пять минут до этого из цепких рук Шишкобабова с ругательствами вырвался Изя. Матерился он так изощренно и столь неподходяще к своей интеллигентной горноеврейской внешности, что оторопевший подполковник безропотно пропустил вслед Изе машину со сменным нарядом Старого и, лишь завидев роскошный “сааб” Винтика, встрепенулся и пришел в себя.
По классификации разведчиков Шишкобабов был, безусловно, явление ментальное, поскольку, хоть ныне к дорожной инспекции отношения не имел, начинал службу рядовым инспектором ГАИ и образ мыслей имел прежний.
— Не берет! — изумленно сказал Морзик. — Гляди, Андрюха, не берет! Снимай скорей! Перед нами уникальное явление! Честный мент!
Лехельт схватил фотоаппарат и запечатлел, как Шишкобабов, возмущенно воздев руки к небу, брезгливо отталкивает от себя сторублевую купюру.
— В “Аргументы и факты” пошлем!
— Лучше в “Науку и жизнь”! В рубрику “Очевидное — Невероятное”!
— Хватит тратить казенную пленку, — остудил их пыл Клякса, сам немало удивленный происходящим.
— А что? Представляете, Константин Сергеевич, если бы нам наши ролики в “Сам себе режиссер” посылать? Да мы бы все призы забрали! А то там показывают сплошь младенцев, пьяных баб да живность всякую... То ли дело — взятие братком Стоматологом Питерским со товарищи кавказского соловья-разбойника Дадашева в заложники! Карельский пленник! Полнометражная лента с выходом под занавес звезды питерской “наружки” Ролика на ушах — в буквальном смысле!
— Взял, — сказал Клякса и успокоенно вздохнул. — Слава Богу, а то уж я решил, что старею...
— Как — взял?! — прильнули к лобовому стеклу Дональд с Морзиком.
— Десять баксов взял.
— А заснять?!
— Поздно уже. Трепаться меньше надо было. Можешь выйти, предъявить удостоверение фотокорреспондента и попросить второй дубль.
— Я думаю — он согласится, если еще десять баксов дать!
— Теперь не будете посылать фотографию в газету?
— Почему? Пошлем для хохмы, верно? В местную, гатчинскую! “Красносельский Вестник”!
— Поехали... Сейчас он с нас стричь будет.
— Ну уж дудки! — сказал Морзик и, едва они медленно поравнялись с машущим перчаткой Шишкобабовым, приоткрыл стекло и показал подполковнику грязноватый кукиш. Размер композиции из трех пальцев был столь внушительный, что начальник ОБЭП предпочел махнуть еще раз, на этот раз разрешающе: дескать, проезжайте, недосуг мне!
Вслед за красным, как пламя, “саабом” они повернули на проспект. У свекольно-бордового домика с надписью “Гатчинский отдел дознания” стоял с видом несколько обалдевшим местный оперуполномоченный Багетдинов и, покуривая, потирал лишь недавно зажившую голову.
— Хоть покатаемся... — удовлетворенно хмыкнул Лехельт, потягиваясь и разминая затекшие ноги. — Осточертело с утра стоять!
— Не говори гоп, пока не перепрыгнул, — предостерег его Зимородок.
И как в воду глядел. Сделав круг почета по родному городу. Винтик с шиком подкатил к единственному в Гатчине казино с вывеской из гирлянды электрических лампочек.
— У-у!.. — разочарованно заныл Морзик. — Это якорь! Это надолго!
— Будем ждать, — сурово сказал Клякса, паркуясь у обочины неподалеку.
— Может, разрешите зайти внутрь?
— У тебя что — деньги есть? То-то же. А без денег там шляться подозрительно. Вдруг он тебя узнает? Ведь он тебя видел на Московском вокзале.
— Не... — махнул лапищей Вовка. — Этот — лох, он не узнает! Есть такие кадры, глаза — как два штопора, так и сверлят. Они хоть через сто дет встретят на улице случайно — и узнают. Я таких сразу вычисляю. А этот — не...
— Он только о себе думает, — весьма убедительно проговорил Дональд. — Окружающими он не интересуется и ничего вокруг не замечает.
— Все равно — не будем рисковать, — непреклонно решил Зимородок.
Вновь потянулись нудные минуты ожидания, потихоньку складывающиеся в часы. Вечерело. Морзик, истомившись, перегнулся через спинку сиденья и нетерпеливо зашептал Лехельту на ухо:
— Не в ту машину мы сели! Надо было со Старым садиться! Он всегда, чуть вечер, наряд по домам отпускает, если объект на якоре! Завтра к нему сядем!
— Т-сс!
— О чем вы там шепчетесь? — отвлекся от наблюдения за входной дверью казино Зимородок.
— Да вот, товарищ капитан, плохо, что в нашем наряде нет женщины. С оперативной точки зрения плохо. Это ухудшает возможности наблюдения!
Зимородок подозрительно покосился на Вовку Черемисова, круглые глаза которого выражали только преданность делу наружного наблюдения.
— Кто же виноват, что ты с Пушком поссорился? Я вас теперь нарочно рассаживаю, по ее же просьбе.
— Вот дура... извините, Константин Сергеевич, это я не про вас. Так уж у нас с Людмилой получилось. Не сошлись характерами.
— По-моему, вы очень даже характерами подходите...
— А давайте завтра Пушок с Роликом к вам сядут, а мы с Андреем — к Мише? Тогда в каждой машине будет по женщине... очень удобно... с оперативной точки зрения, — заискивающе произнес Черемисов.
— Не получится, — помотал головой Клякса. — Наставник со стажером должен быть. Кира с Роликом, а Старый — с Пушком.
— Старый? — удивился Морзик. — Я думал — это я у Людмилы наставник.
— Ты и был... а теперь какой же из тебя наставник? Вы с ней как кошка с собакой. Кроме того, вам с Тыбинем в одной машине тесно будет. Вы оба ребята крупногабаритные. А тут мы с Андреем тебе весь задний диванчик предоставили. Хочешь — сиди, хочешь — лежи...
— Ничего я уже не хочу, — разочарованно протянул Морзик, поняв, что убедить Зимородка отпустить их в машину к Тыбиню не удастся. — Насиделся уже сегодня и належался... Я побегать хочу... домой хочу...
— А кроме того, — не обращая внимания на скулеж и ерзанье Черемисова, продолжал капитан, хитро улыбаясь, — слухи о том, что Старый отпускает наряд раньше положенного, — гнусная ложь и клевета на товарища! Я сам его не раз проверял! Так что оставьте ваши надежды на сокращенный рабочий день и продолжайте наблюдение, а я вздремну. Очередь моя пришла.
Долго отдыхать Косте Зимородку не пришлось. Наблюдающий в прибор ночного видения Лехельт толкнул его локтем.
— Константин Сергеевич! Винтик вышел! В машину садится!
— Опаньки! — мгновенно стряхнул с себя дремоту капитан. — А вы говорили — по домам! Да все еще только начинается!
Вослед рубиновым огням “сааба” они обогнули темный, как глухой лес, гатчинский парк и подрулили к вокзалу балтийской линии. Здесь Винтик поставил машину у самых ступенек лестницы, ведущей на платформу, и вышел.
— Через пять минут электричка из Питера, — сказал Клякса. — А ведь он встречает кого-то... Морзик, ты хотел пройтись? Выйди, изобрази пьяного, пошатайся около него. Только шапку одень, уши не обморозь!
— Чтобы пьяного, надо бутылочку пива пропустить! — оживился Вовка, — Для запаха!
— Разрешаю, только одну. Давай, быстро! Жаль, Волана нет! Он бы сейчас пригодился!
— Справимся, Константин Сергеевич!
Морзик проворно подбежал к привокзальному ларьку, прикупил пива и, рискуя простудить горло, тут же ополовинил бутылку, припав к ней истомленными жаждой губами. Остатки вылил в ладонь, охлопал ватник на манер одеколона и, болтая бутылкой по сторонам и расплескивая пену, нетвердой походкой побрел к лестнице.
Лехельт, наблюдая, переживал. Андрею казалось, что Клякса не доверяет ему и оттого послал Морзика. Он чувствовал себя отодвинутым на задний план — но это было сейчас не главное.
У ступенек лестницы Морзик остановился и, ухватившись за перила, принялся разговаривать сам с собой, покрикивая и ругаясь. Винтик с платформы оглянулся раз, другой, а потом подошел к Владимиру.
— Слышь, эй! Мужик! Постереги тачку! На опохмел дам! Знаю, знаю, сам такой бывал! Ты пять минут постереги — мне приятеля надо встретить с электрички!
— Без... базара!.. — с натугой ответил Морзик, глядя под ноги и сохраняя шаткое равновесие.
Бутылка со звоном выпала у него из рук. Он наклонился, продолжая цепляться за перила, и принялся отыскивать ее в темноте.
— Э, да ты готовый!.. — разочарованно протянул Винтик, он же Григорий Пивненко.
Тут, постукивая на стыках, неожиданно тихо к платформе подкатила темная питерская электричка. Людей в ней было мало. Пивненко поспешно отошел.
— Молодец, Морзик, — сказал по связи Клякса, — Пока все путем...
— Могем... когда захотим, — хрипло, в пьяной интонации типажа отозвался по ССН Черемисов.
— Идут! — предупредил Дональд, немного приоткрыв дверцу машины и наблюдая в тепловизор, — Винтик, а с ним... трудно узнать... лицо искажается — кажется это тот инженер из ГОИ!
— Дай-ка! Точно! Дербенев Тимур Арнольдович! Морзик, к тебе идут Винтик и второй объект... Постарайся услышать разговор. Андрей, можешь их заснять?!
— Снимаю уже!
— Камеры не перепутал? Для ночной съемки взял?!
— Обижаете совсем!
— Это важно, что второй здесь! Я еще не знаю, почему, — но это важно.
Винтик с низеньким человеком в тужурке и суконной шапке со смешными ушками медленно спускались по лестнице.
— Это твоя машина? — завистливо спросил человек, завидев “сааб” и поглубже натягивая шапчонку за ушки на голову. — Богато живешь!
— Только не прибедняйся! Я никого из вас не обидел! Все получили, как договаривались!
— Тише ты! С ума сошел!
— А что такое? Мало ли про что мы говорим... Да тут и нет никого.
— А это кто там?
— Синяк один... машину мне сторожит.
— Прогони его!
— Ты совсем спятил! Он алкаш, я его здесь сто раз видел! Везде тебе ФСБ чудится... умрешь со страху скоро.
— Можно подумать, ты не боишься.
— А чего мне бояться? Все было — и прошло! Поехали в кабачок, поужинаем. Разговор есть.
— У меня нет денег на кабаки, — с горечью проговорил приезжий.
— Ну ты и жлоб! Ведь посадят — даже потратить не успеешь! — и Винтик жизнерадостно захохотал.
— Сплюнь, дурак! Мне все время кажется, что за мной следят...
— Ладно, садись в машину! Не на холоде же нам разговаривать.
— У тебя там “жучков” нет?
— Ты параноик, Тимур!
Хлопнули дверцы “сааба”. Морзик, скорчившись, присел на ступеньку в двух метрах от машины и по связи кратко передал Кляксе содержание разговора.
— Эх, надо было мне “ухо” взять! С такого расстояния я бы услышал, о чем они сейчас говорят!
— Не услышал бы. Они двигатель запустили. Движок все заглушит, я проверял.
— Греются, г-гады!.. — стуча зубами, сказал Морзик, ежась на ледяном бетоне лестницы.
— Посиди, сколько сможешь, потом Дональд тебя подменит. Пойдет бутылки собирать.
— Я ему свою... оставлю-у!..
Ждать, на счастье Вовки Черемисова, пришлось недолго. Щелкнул замок и раздался возмущенный голос приехавшего на электричке мужчины:
— ...раз и навсегда, понял! Эти авантюры не для меня! Я даже списывать никогда не умел, всегда попадался!
— Извини, но я уже дал твой адрес и телефон. К тебе подъедут. Да чего ты затрясся? Они культурные люди! Скажешь “нет” — и все! А может, передумаешь? Обещают хорошие деньги. Поделиться не забудь!
Мужчина замахал руками в волнении, даже ногой притопнул.
— Уезжай немедленно! Проваливай! Не надо меня провожать, сам дорогу знаю! Мы не должны с тобой встречаться! Это компрометирует нас обоих! Забудь обо мне, понял?!
— Да пожалуйста! Тебе же помочь хотел! Шизофреник!
И Винтик, врубив передачу, уехал. Незнакомец, оставшись один, принялся пристально и подозрительно разглядывать скрюченную фигуру вконец замерзшего Вовки Черемисова. Это длилось несколько минут. Наконец Морзику стало невмоготу.
— У-у-у... — потихонечку угрожающе завыл он, прибавляя в голосе. — У-у-у! Зачем я ее зарезал? Зачем?!
Он поднял голову, оглядываясь будто в недоумении. Приезжий попятился и, чертыхаясь, побежал прочь, по кустам, в обход платформы к подземному туннелю, а Вовка, постанывая, бросился в те же привокзальные кусты, но в другую сторону — справлять нестерпимую малую нужду, превозмогшую даже муки холода.
В такие минуты понимаешь, где у человека находится душа!
IV
В городе было много теплее. Старый вел машину легко и непринужденно. Сухая трасса стелилась под колеса. “Девятка” Изи маячила в ста метрах впереди.
Изя был доволен своей “Ладой”, а главное — ее ценой: новехонькая машина досталась ему всего за 5000 у. е. вместо 6000, хотя и была куплена в самом дорогом салоне.
А история ее такова. Эту машину купили два горца, знакомые дальних родственников Изи, для совершения террористического акта. Приехав в Питер, они сняли квартирку в одной из новостроек и стали искать взрывчатку. Неделю искали, другую... Вели себя тихо, старались не привлекать внимания. Но соседи по лестничной площадке глаз с них не спускали, присматриваясь какое-то время к молчаливым, смуглым и худым жителям Кавказа, и уже на исходе первой недели не выдержало сердце одной старушки: как-то под вечер она принесла им горку свежеиспеченных оладьев, заботливо прикрытых сверху мисочкой, чтобы не остыли.
— Поешьте горяченького-то! Хватит вам эту лапшу несъедобную жевать, — сказала она, глядя на террористов добрыми, когда-то голубыми, а сейчас выцветшими глазами.
Изумление гордых жителей гор было столь велико, что, когда они пришли в себя, оладьи давно остыли.
Ну, а дальше пошло... Мужчины охотно делились сигаретами. Никто не шипел в след: “У-у, гады черномазые”. Встречные горожане охотно показывали дорогу, если суровым кавказцам случалось заблудиться в огромном городе, и подробно объясняли, как пройти к нужному месту. А женщины, сказочно красивые русские женщины, не шарахались от них в сторону, проходя мимо, и даже иногда улыбались.
Промучившись так пару недель, друзья отбыли в свой родной аул, оставив мысль о теракте, а машину подарили Изе.
Через внутреннее зеркало заднего вида Михаил поглядывал, улыбаясь, на раскрасневшееся милое лицо Киры. Ему было плохо видно, он подправил зеркало.
Ролик заметил это, смущенно ухмыльнулся и отвел глаза.
Девчонки на заднем сиденье пели. Точнее, пела одна Кира Алексеевна чистым и сильным голосом, а Пушок только открывала рот и подхватывала невпопад. Слов она не знала.
— С вами хоть гитару на задание бери! — с высокомерием подростка заметил им стажер.
— Бери! — предложил Тыбинь. — Будем по-домашнему...
— Клякса не даст!
— Я ему скажу, что это элемент оперативной маскировки.
И Старый подмигнул стажеру.
Тыбиню было хорошо в этой теплой компании. Отчего-то вспомнились молодость, семья, поездки за город... Он уже давно не был в лесу — не по работе, а просто так, для себя.
Он действительно пропустил в “Шанхае” рюмочку-другую, но догадалась об этом только Кира. Михаил стал чуть разговорчивее — только и всего. Последние годы он все больше уходил в себя, замыкался и даже общаться предпочитал жестами. Сейчас он расстегнул грубую кожаную шоферскую куртку на молнии, освободил ворот, вздохнул свободнее. Ему было хорошо.
Он обогнал Изю, чинно ползущего в правом ряду, проскочил перекресток на желтый свет и остановился у обочины. Объект остановился по красному сигналу светофора, и в это время Старый успел добежать до киоска и одарить всю компанию тремя большими пиццами.
— Ух, ты!.. Что празднуем?!
— Ничего. Просто жизнь.
— А себе чего не взял?!
— Ешьте. Я не хочу... на вас погляжу.
— Смотрите! Смотрите! — закричал глазастый Ролик. — Изя пошел направо!
— Скорей, Мишенька, скорей! Грохнем!
— Не грохнем!..
Машина тронулась с места так, что пассажиров вдавило в сиденья. Тыбинь заложил вираж перед надвигающимся встречным потоком и успел проскочить налево. Выписывая пируэты, ныряя из ряда в ряд, он помчался широким Ленинским проспектом. Полакомиться пиццей разведчики смогли лишь после того, как ситуация выправилась.
Над заснеженной Невой перемахнули на Петроградскую сторону. Проскочили Малую и Большую Невку, куцый мостик через невзрачную Черную речку. В темнеющем небе ярко сияли гирлянды огней, реклама. На перекрестках тут и там стояли большие искусственные елки. Грядущий Новый год, как всегда, сулил каждому исполнение желаний...
Пошли по Светлановскому до Тихорецкого проспекта. Там Изя притерся к поребрику, встал. Старый проехал чуть дальше, спрятав машину между маршрутными такси на остановке.
— Молодежь! Народу на улице много, идите прогуляйтесь. Встаньте в очередь на “тэшку” или так пообнимайтесь где-нибудь. Поближе к объекту.
— Мне с ним стыдно обниматься, он слишком мелкий, — капризно надула губки Пушок.
— Да тебя троим не обнять, если хочешь знать!
— Ах, ты!.. Уши оборву! Стоматолог не успел, так я оборву!
— Тихо! Помни: у Ролика голова, а не ядро! Не покалечь молодого кадра! Эй, ССН возьмите! Ну — совсем отъехали...
— Детвора... — задумчиво проговорила Кира, глядя вслед стажерам.
Отчего-то Тыбиню не понравилось, как она это сказала, и настроение его начало ощутимо портиться.
— Люда стрижку зачем-то сделала, — продолжала Кира, не замечая перемен в напарнике. — Теперь лицо стало такое широкое! Хочет старше выглядеть. Смешно, да? Ты чего молчишь?
Старый рывком застегнул молнию куртки, пожал плечами и сердито проговорил в микрофон:
— Доложите обстановку!
На Киру он больше не смотрел.
Стажеры и впрямь представляли собой забавную парочку. Рядом с крепкой широкоплечей Людочкой тощий длинный Ролик выглядел кем угодно, но уж никак не кавалером. Впрочем, его это не смущало.
— Будешь семки, Люд?
— У нас в городе семечки на улицах не плюют!
— Ой-ой, подумаешь! А у нас в Баку — плюют! А хурму будешь?
Ролик подошел к ларьку, гортанно заговорил с продавцом, вызвав улыбку оживления, — и через минуту уже нес Пушку оранжевый плод, потирая его в худых ладонях.
— Когда в Питере половина населения станет айзероязычной — я не пропаду!
— Не дождешься! Давай, наблюдай лучше, хачик несчастный!
Питер — единственный город России, где население добровольно и спокойно стоит в очереди на маршрутное такси. Ролик и Пушок выбрали хвост подлиннее и, стоя среди усталых доброжелательных горожан, исподволь созерцали объект, прогуливающийся неподалеку, подняв ворот пальто, вдоль празднично сияющих витрин с огромными красными Дедами Морозами.
— Знак подает! — делово произнес Ролик. — Здесь где-то бродит резидент! Интересно, сколько шпионы получают?
— А тебе зачем?
— Им почасово платят, или ставка? Может, в шпионы податься, если больше платят? В наши, конечно! Поеду в Америку, буду там по Бродвею рассекать, нашему резиденту знаки подавать, а мне на валютный счет — кап-кап!..
— А за тобой американская “наружка” из “фордов” будет сечь! — сказала Пушок и расхохоталась, представив такую картину. — Кому ты нужен, шпион несчастный!
— Ты меня еще не знаешь!
— У меня брат такой же... дуралей! Точь-в-точь!
— А вот интересно — ведь у них там тоже есть наружное наблюдение? И сейчас, в эту самую минуту, какой-нибудь молодой симпатичный американец, вот как я, например, в паре с какой-нибудь негритянкой-толстухой, пухнущей от гербалайфа, вот как, например...
Договорить он не успел, потому что Людочка быстрым движением натянула ему вязаную шапчонку до самого подбородка.
— Караул! Ничего не видно! Мешают выполнять профессиональные обязанности! Я Кляксе пожалуюсь! Самое главное не успел договорить. Как ты думаешь — сколько они получают?
Изя был доволен своей “Ладой”, а главное — ее ценой: новехонькая машина досталась ему всего за 5000 у. е. вместо 6000, хотя и была куплена в самом дорогом салоне.
А история ее такова. Эту машину купили два горца, знакомые дальних родственников Изи, для совершения террористического акта. Приехав в Питер, они сняли квартирку в одной из новостроек и стали искать взрывчатку. Неделю искали, другую... Вели себя тихо, старались не привлекать внимания. Но соседи по лестничной площадке глаз с них не спускали, присматриваясь какое-то время к молчаливым, смуглым и худым жителям Кавказа, и уже на исходе первой недели не выдержало сердце одной старушки: как-то под вечер она принесла им горку свежеиспеченных оладьев, заботливо прикрытых сверху мисочкой, чтобы не остыли.
— Поешьте горяченького-то! Хватит вам эту лапшу несъедобную жевать, — сказала она, глядя на террористов добрыми, когда-то голубыми, а сейчас выцветшими глазами.
Изумление гордых жителей гор было столь велико, что, когда они пришли в себя, оладьи давно остыли.
Ну, а дальше пошло... Мужчины охотно делились сигаретами. Никто не шипел в след: “У-у, гады черномазые”. Встречные горожане охотно показывали дорогу, если суровым кавказцам случалось заблудиться в огромном городе, и подробно объясняли, как пройти к нужному месту. А женщины, сказочно красивые русские женщины, не шарахались от них в сторону, проходя мимо, и даже иногда улыбались.
Промучившись так пару недель, друзья отбыли в свой родной аул, оставив мысль о теракте, а машину подарили Изе.
Через внутреннее зеркало заднего вида Михаил поглядывал, улыбаясь, на раскрасневшееся милое лицо Киры. Ему было плохо видно, он подправил зеркало.
Ролик заметил это, смущенно ухмыльнулся и отвел глаза.
Девчонки на заднем сиденье пели. Точнее, пела одна Кира Алексеевна чистым и сильным голосом, а Пушок только открывала рот и подхватывала невпопад. Слов она не знала.
— С вами хоть гитару на задание бери! — с высокомерием подростка заметил им стажер.
— Бери! — предложил Тыбинь. — Будем по-домашнему...
— Клякса не даст!
— Я ему скажу, что это элемент оперативной маскировки.
И Старый подмигнул стажеру.
Тыбиню было хорошо в этой теплой компании. Отчего-то вспомнились молодость, семья, поездки за город... Он уже давно не был в лесу — не по работе, а просто так, для себя.
Он действительно пропустил в “Шанхае” рюмочку-другую, но догадалась об этом только Кира. Михаил стал чуть разговорчивее — только и всего. Последние годы он все больше уходил в себя, замыкался и даже общаться предпочитал жестами. Сейчас он расстегнул грубую кожаную шоферскую куртку на молнии, освободил ворот, вздохнул свободнее. Ему было хорошо.
Он обогнал Изю, чинно ползущего в правом ряду, проскочил перекресток на желтый свет и остановился у обочины. Объект остановился по красному сигналу светофора, и в это время Старый успел добежать до киоска и одарить всю компанию тремя большими пиццами.
— Ух, ты!.. Что празднуем?!
— Ничего. Просто жизнь.
— А себе чего не взял?!
— Ешьте. Я не хочу... на вас погляжу.
— Смотрите! Смотрите! — закричал глазастый Ролик. — Изя пошел направо!
— Скорей, Мишенька, скорей! Грохнем!
— Не грохнем!..
Машина тронулась с места так, что пассажиров вдавило в сиденья. Тыбинь заложил вираж перед надвигающимся встречным потоком и успел проскочить налево. Выписывая пируэты, ныряя из ряда в ряд, он помчался широким Ленинским проспектом. Полакомиться пиццей разведчики смогли лишь после того, как ситуация выправилась.
Над заснеженной Невой перемахнули на Петроградскую сторону. Проскочили Малую и Большую Невку, куцый мостик через невзрачную Черную речку. В темнеющем небе ярко сияли гирлянды огней, реклама. На перекрестках тут и там стояли большие искусственные елки. Грядущий Новый год, как всегда, сулил каждому исполнение желаний...
Пошли по Светлановскому до Тихорецкого проспекта. Там Изя притерся к поребрику, встал. Старый проехал чуть дальше, спрятав машину между маршрутными такси на остановке.
— Молодежь! Народу на улице много, идите прогуляйтесь. Встаньте в очередь на “тэшку” или так пообнимайтесь где-нибудь. Поближе к объекту.
— Мне с ним стыдно обниматься, он слишком мелкий, — капризно надула губки Пушок.
— Да тебя троим не обнять, если хочешь знать!
— Ах, ты!.. Уши оборву! Стоматолог не успел, так я оборву!
— Тихо! Помни: у Ролика голова, а не ядро! Не покалечь молодого кадра! Эй, ССН возьмите! Ну — совсем отъехали...
— Детвора... — задумчиво проговорила Кира, глядя вслед стажерам.
Отчего-то Тыбиню не понравилось, как она это сказала, и настроение его начало ощутимо портиться.
— Люда стрижку зачем-то сделала, — продолжала Кира, не замечая перемен в напарнике. — Теперь лицо стало такое широкое! Хочет старше выглядеть. Смешно, да? Ты чего молчишь?
Старый рывком застегнул молнию куртки, пожал плечами и сердито проговорил в микрофон:
— Доложите обстановку!
На Киру он больше не смотрел.
Стажеры и впрямь представляли собой забавную парочку. Рядом с крепкой широкоплечей Людочкой тощий длинный Ролик выглядел кем угодно, но уж никак не кавалером. Впрочем, его это не смущало.
— Будешь семки, Люд?
— У нас в городе семечки на улицах не плюют!
— Ой-ой, подумаешь! А у нас в Баку — плюют! А хурму будешь?
Ролик подошел к ларьку, гортанно заговорил с продавцом, вызвав улыбку оживления, — и через минуту уже нес Пушку оранжевый плод, потирая его в худых ладонях.
— Когда в Питере половина населения станет айзероязычной — я не пропаду!
— Не дождешься! Давай, наблюдай лучше, хачик несчастный!
Питер — единственный город России, где население добровольно и спокойно стоит в очереди на маршрутное такси. Ролик и Пушок выбрали хвост подлиннее и, стоя среди усталых доброжелательных горожан, исподволь созерцали объект, прогуливающийся неподалеку, подняв ворот пальто, вдоль празднично сияющих витрин с огромными красными Дедами Морозами.
— Знак подает! — делово произнес Ролик. — Здесь где-то бродит резидент! Интересно, сколько шпионы получают?
— А тебе зачем?
— Им почасово платят, или ставка? Может, в шпионы податься, если больше платят? В наши, конечно! Поеду в Америку, буду там по Бродвею рассекать, нашему резиденту знаки подавать, а мне на валютный счет — кап-кап!..
— А за тобой американская “наружка” из “фордов” будет сечь! — сказала Пушок и расхохоталась, представив такую картину. — Кому ты нужен, шпион несчастный!
— Ты меня еще не знаешь!
— У меня брат такой же... дуралей! Точь-в-точь!
— А вот интересно — ведь у них там тоже есть наружное наблюдение? И сейчас, в эту самую минуту, какой-нибудь молодой симпатичный американец, вот как я, например, в паре с какой-нибудь негритянкой-толстухой, пухнущей от гербалайфа, вот как, например...
Договорить он не успел, потому что Людочка быстрым движением натянула ему вязаную шапчонку до самого подбородка.
— Караул! Ничего не видно! Мешают выполнять профессиональные обязанности! Я Кляксе пожалуюсь! Самое главное не успел договорить. Как ты думаешь — сколько они получают?