Страница:
Алексей помог отцу получить секретную информацию о новых советских вирусах, проходящих испытания в Африке. После этого, для своих коллег в ГРУ, Дорожкин-младший должен был покинуть этот бренный мир. Но спектакль в Луанде неожиданно сорвал агент, оказавшийся слишком умным. Вскоре после африканского провала в 1976 году Дорожкина срочно отозвали в Москву и после долгой и нудной проверки сделали одним из номенклатурных работников разведуправления.
Для Алексея наступили черные дни. Кто пожил за границей хотя бы полгода, тот очень долго не может привыкнуть к жизни в Союзе. Причем неважно, где ты был — на диком Востоке или цивилизованном Западе, разница лишь в полярности переживаний, но не в их остроте. Подобный синдром наблюдается практически у всех дипломатов, членов их семей, разведчиков, военных советников, а также других служащих посольств или представительств. Они, как никто другой, знают про ностальгию по родине. Да, они с удовольствием приезжают в Россию, но лишь на некоторое время, чтобы, вдохнув забытый воздух отечества, поскорее вернуться назад. И хотя там тоже хватает проблем, но почему-то выбирают именно их, а не свои доморощенные.
Отношения с родными у Дорожкина тоже не складывались. Жена, героически терпевшая разлуку с мужем в течение целого года, в конце концов сорвалась в крутой вираж, да так сильно, что возвращение любимого и единственного было уже не в радость. Полковник не стал устраивать сцен и уж тем более разводиться, что крайне негативно отразилось бы на его карьере. Он предоставил жене полную свободу и переехал к матери, которая была уже при смерти. Мать не заставила себя долго ждать и через два месяца по возвращении сына из пятилетней командировки оставила его одного.
Но одиночество продлилось недолго. Очередную весточку от отца сын получил в конце апреля. Тот умолял помочь ему в одном деле здесь, в Союзе, и затем ждал сына с распростертыми объятиями и миллионами долларов там — в свободном мире, из которого Дорожкину-младшему так не хотелось уезжать.
Так получилось, что интересы отца совпали с интересами руководства его сына — полковника ГРУ.
…Появление Никифорова оторвало его от воспоминаний. Он сильно провел по лицу руками и встряхнулся. Гэбисты тоже навострились и первыми поехали за «Жигулями» профессора. Как и во все предыдущие дни, прямо из института Никифоров направлялся на дачу.
Дорожкин не стал сворачивать в дачный поселок, а проехав с полкилометра, остановился в небольшой сосновой роще и дальше пошел пешком. Роща сменилась непроходимым кустарником и, продравшись сквозь заросли, Алексей наконец выбрался на небольшую поляну, от которой шла проселочная дорога к ближайшей деревне. На поляне стоял салатного цвета «Москвич». Полковник внимательно осмотрел машину и запомнил номер. Раньше ее тут не было, и вряд ли «Москвич», тем более стоящий в двухстах метрах от дачи профессора, принадлежал грибникам.
Став еще более осторожным, Дорожкин нырнул с дороги в осиновую рощицу и вышел с тыльной стороны профессорской дачи. Где-то впереди, а также на чердаках соседских дач засели коллеги из КГБ, но они никогда особо не волновали Дорожкина.
Судя по данным, полученным вчера от группы наружного наблюдения ГРУ, Богомолов активизировал действия. Теперь в любую минуту следовало ждать заключительной фазы операции. В настоящий момент человек Дорожкина наблюдал за Богомоловым и поддерживал радиосвязь со своим боссом. Богомолов пока был дома, но еще вчера он позвонил Никифорову и назначил встречу. Причем весь стиль их беседы говорил об одном — время действий настало. Да и сам профессор вчера явно прощался со своей женой.
Естественно, что КГБ также было известно о телефонном звонке Богомолова и записанном на магнитофон прощании супругов Никифоровых. Ни о каком переводе профессора за Урал руководство института и не помышляло.
Теперь вопрос заключался в том, кто окажется хитрее и проворнее: КГБ, ГРУ или ЦРУ. Или все будут на высоте и сдохнут в одночасье…
Богомолов вышел из электрички и свернул на дорожку, ведущую к дачному поселку. Он не скрывался и не пытался обмануть ребят из группы наблюдения. Он уже знал, что его должны «вести» и лишь ждал, когда же «наружка» засветится.
Что ж, теперь начиналась настоящая игра — кто кого. Однообразная жизнь советского электромонтера уже осточертела ему, организм требовал адреналина, засыхающие извилины — работы.
Станислав Евгеньевич Богомолов, а точнее, лорд Бэтфорд был отпрыском древнего благородного английского рода. Но в его в родословной имелся один неприятный нюанс. У него был брат-близнец. Причем брат был точной копией отца — лорда Бэтфорда, а вот Бэтфорд-Богомолов оказался точной копией друга семьи. Подобная пикантная ситуация объяснялась поразительно просто. Молодая жена лорда и будущая мать братьев утром занялась любовью с законным мужем и зачала от него ребенка. А после обеда, когда муж отбыл по делам службы и внезапно приехал друг семьи, занялась любовью с другом и зачала еще одного ребенка. Через девять месяцев на свет появились два малыша, каждый из которых как две капли воды походил на своего родного отца.
Окончательно внешние признаки родства проявились в детях к трем годам. Понятно, что при визитах друга семьи лорд Бэтфорд стал все более подозрительно коситься и на него, и на своего сына. Явное сходство так бросалось в глаза, что друг постепенно перестал посещать этот дом. После весьма эмоционального разговора с женой лорд Бэтфорд наконец-то все понял. Он был взбешен. В итоге лорд принял решение: наследником всего состояния Бэтфордов стал тот из сыновей, кто внешне походил на главу рода.
Тем не менее второй сын все-таки получил прекрасное университетское образование, но дальше должен был пробиваться исключительно своими силами. Кроме того, его родной отец, то есть бывший друг семьи, к тому времени был уже мертв и также не оставил своему отпрыску хоть какое-нибудь начальное состояние.
После университета судьба свела Бэтфорда с Моррисоном, курировавшим в то время «английский» отдел и вплотную, насколько это возможно в условиях работы разведок двух стран, официально сотрудничал с МИ-6. Моррисон предложил молодому человеку увлекательную карьеру разведчика, и тот, не имея других более достойных его персоны предложений, а также будучи, как и его родной отец, в душе авантюристом, согласился.
После окончания еще одного специализированного учебного заведения Бэтфорд снова попал к Моррисону, который к этому времени уже перебрался в Штаты и работал в «русском» отделе ЦРУ.
Через год Бэтфорд был уже в России. Еще в Америке его стерилизовали, дабы не обременять возможными детьми от будущей русской жены. Первоначальная легенда Бэтфорда отличалась от настоящей: Моррисон и не собирался выдавать потомственного лорда за крестьянского сына. «Пролетарское» прикрытие возникло неожиданно и, по стечению обстоятельств, очень кстати. После недолгих дискуссий в «Центре» решили рискнуть.
Первое время риск оправдал себя: благородные манеры Богомолова помогли ему сблизиться с Никифоровым и войти в доверие. Но они же сыграли и злую шутку. По новой легенде разведчик должен был работать под простого сельского парня, но, видно, гены многих поколений друга семьи, который также был исключительно благородных кровей, не желали с этим мириться. А тут еще не совсем удачная женитьба. Нет, женщиной она была хорошей, любящей. Он специально выбирал простушку без лишних комплексов, но не ожидал, что она окажется настолько простой. Порою Бэтфорда бросало в дрожь от «изысканных» манер жены. Бывший крестьянин Богомолов еще мог с этим мириться, но лорд Бэтфорд — никогда. Но что было делать? Легенда обязывала.
Жена обожала своего Стасика и, видя в нем острый ум и прекрасное воспитание, преклонялась перед ним. Но она все-таки была женщиной и чисто по-женски чувствовала некий дискомфорт, который испытывал любимый.
По-настоящему простота жены забеспокоила Богомолова после ее недавнего визита к врачу — доктору Кенексбергу. Уже в это время разведчик вплотную подошел к осуществлению последней стадии в операции ЦРУ под кодовым названием «Жаркое лето», и лишние, пусть даже семейные, проблемы были не только нежелательны, но и опасны.
Струхнул Стас и после неожиданной смерти уборщицы, когда в институт приехал капитан Корнеев. Вряд ли КГБ так обеспокоила смерть старой женщины, тут дело было в другом, и Богомолов догадывался, в чем именно. Тогда-то в «Центре» и приняли решение срочно форсировать операцию с профессором Никифоровым…
…Богомолов открыл калитку и, не оглядываясь по сторонам, уверенно прошел по дорожке, ведущей через яблоневый сад к дому. Входная дверь была открыта — его ждали. Тем не менее он негромко постучал и тут же вошел внутрь.
Услышав стук, профессор вышел навстречу. Мужчины обменялись коротким приветствием. Стае с первого же взгляда на Никифорова понял, как сильно тот волнуется. Казалось, каждая клетка его тела находится в движении, а сам он никак не мог найти себе места и наматывал круги по комнате.
— Не волнуйся, Анатолий, скоро это все закончится, — попытался успокоить его Богомолов и вдруг ясно увидел, как Никифоров сдал за последний месяц.
От шика, который всегда был присущ профессору, не осталось и следа. Теперь перед Богомоловым стоял опустошенный, постаревший минимум на десять лет, сгорбившийся под тяжестью непомерной ноши человек. Впервые за годы дружбы Бэтфорду стало жаль его.
— А по-моему, все еще только начинается, — глухо ответил Никифоров. — У меня плохие предчувствия.
— Возьми себя в руки. В девяносто девяти процентах всех неудач человек сам настраивает себя на худшее. Все будет о'кей.
— Да, пожалуй, ты прав. Ты прав.
Никифоров быстро подошел к лежавшей на диване небольшой спортивной сумке «адидас» и, ткнув в нее пальцем, сказал:
— Здесь полная документация по моей последней разработке «НАС-74», а также контейнер с десятью кубиками вещества. Но чтобы соединить все записи в единое целое, необходим пароль, который знаю только я. Так что береги меня.
Профессор лукавил, чтобы казаться незаменимым. У него не было гарантии, что, заполучив записи, американцы не бросят его на произвол судьбы.
Богомолов все понял и улыбнулся. Видно, Никифоров далеко не так наивен, как кажется на первый взгляд, и хорошо подстраховался. Но Стае и не собирался его устранять. Хотя… По большому счету, ученый в нем погиб. Он был морально сломлен и уже не способен на творчество, как не способны сломленные поэты или художники создавать настоящие шедевры. Рисовать — да, но не творить.
— Все будет хорошо, — еще раз заверил разведчик. — Скажи, а «НАС-74» расшифровывается как «Никифоров Анатолий Сергеевич»?
Профессор словно не расслышал его вопроса и продолжил:
— Это новое вещество, разработанное на основе «ЭОР-2», но рассчитано оно только на европеоидную расу. Полевые испытания еще не проходило, только стендовые. Если вещество попадет в руки военных маньяков, оно сможет изменить генотип в странах Европы и США. Все человеческие особи обоих полов подвергнутся необратимой мутации. Это будет новая раса непредсказуемых монстров. Теперь ты понимаешь всю ответственность, лежащую на нас?
— Да, — твердо ответил Богомолов.
— Вся эта документация — в единственном экземпляре. Остальные материалы и черновики я уничтожил.
— А как насчет твоих коллег — Саржева и Бережной?
— Кое во что они посвящены, но не настолько, чтобы продолжить исследования самостоятельно.
Никифоров опять соврал. Может быть, Бережная и не могла принять эстафетную палочку, так как была новичком, но вот Саржев владел полной информацией, а после смерти Агапитова был основным сподвижником в исследованиях.
Богомолов всех этих нюансов знать не мог, а потому одобрительно сказал:
— Это правильно. Нельзя, чтобы русские продолжили работать над веществом.
Разведчик кивнул в сторону сумки. Никифоров удивленно посмотрел на друга:
— Как ты сказал? Русские?..
Стас понял свою оплошность. Слишком рано он расслабился с этим профессором, и тот сразу же заметил это.
— Кто ты? — спросил Анатолий Сергеевич, испытующе глядя на Богомолова и пугаясь собственных догадок.
— Не волнуйся, я твой друг, и желаю тебе только добра.
Профессор вздохнул:
— Все это нервы. Надо выпить.
— Только чуть-чуть, чтобы снять напряжение. Нам сейчас нужны светлые головы.
— Светлые головы всегда нужны, — возразил Никифоров и достал из барчика, который сделал собственными руками из огромного соснового полена, бутылку русской водки.
— Теплая же, — скривился Стае.
Никифоров махнул рукой и опрокинул рюмку. Встряхнувшись и выдавив из себя отрыжку, он в упор посмотрел на друга и произнес:
— Теперь можно начинать. Я готов.
Богомолов посмотрел на часы. До начала операции оставалось еще пятнадцать минут.
— У нас еще есть время. Пожалуй, выпью и я. Холодная есть?
— В холодильнике.
Стас поднялся с кресла и прошел на кухню. В холодильнике кроме бутылки с институтским спиртом было полно еды, словно профессор сделал запасы на все лето и никуда не собирался уезжать. Основательность во всем была одной из его черт, и разведчик об этом знал.
Двойка «мигов» под командованием полковника ВВС Дерюгина летела строго на запад. Только что самолеты произвели дозаправку на военной базе Мозамбика и получили по радио точные координаты нанесения ракетно-бомбового удара. Через полчаса истребители должны были выйти на цель. Связь с группой Самойлова так и не восстановилась, но космический спутник-шпион сообщил, что спецназ вошел в зону боевых действий.
14
15
Для Алексея наступили черные дни. Кто пожил за границей хотя бы полгода, тот очень долго не может привыкнуть к жизни в Союзе. Причем неважно, где ты был — на диком Востоке или цивилизованном Западе, разница лишь в полярности переживаний, но не в их остроте. Подобный синдром наблюдается практически у всех дипломатов, членов их семей, разведчиков, военных советников, а также других служащих посольств или представительств. Они, как никто другой, знают про ностальгию по родине. Да, они с удовольствием приезжают в Россию, но лишь на некоторое время, чтобы, вдохнув забытый воздух отечества, поскорее вернуться назад. И хотя там тоже хватает проблем, но почему-то выбирают именно их, а не свои доморощенные.
Отношения с родными у Дорожкина тоже не складывались. Жена, героически терпевшая разлуку с мужем в течение целого года, в конце концов сорвалась в крутой вираж, да так сильно, что возвращение любимого и единственного было уже не в радость. Полковник не стал устраивать сцен и уж тем более разводиться, что крайне негативно отразилось бы на его карьере. Он предоставил жене полную свободу и переехал к матери, которая была уже при смерти. Мать не заставила себя долго ждать и через два месяца по возвращении сына из пятилетней командировки оставила его одного.
Но одиночество продлилось недолго. Очередную весточку от отца сын получил в конце апреля. Тот умолял помочь ему в одном деле здесь, в Союзе, и затем ждал сына с распростертыми объятиями и миллионами долларов там — в свободном мире, из которого Дорожкину-младшему так не хотелось уезжать.
Так получилось, что интересы отца совпали с интересами руководства его сына — полковника ГРУ.
…Появление Никифорова оторвало его от воспоминаний. Он сильно провел по лицу руками и встряхнулся. Гэбисты тоже навострились и первыми поехали за «Жигулями» профессора. Как и во все предыдущие дни, прямо из института Никифоров направлялся на дачу.
Дорожкин не стал сворачивать в дачный поселок, а проехав с полкилометра, остановился в небольшой сосновой роще и дальше пошел пешком. Роща сменилась непроходимым кустарником и, продравшись сквозь заросли, Алексей наконец выбрался на небольшую поляну, от которой шла проселочная дорога к ближайшей деревне. На поляне стоял салатного цвета «Москвич». Полковник внимательно осмотрел машину и запомнил номер. Раньше ее тут не было, и вряд ли «Москвич», тем более стоящий в двухстах метрах от дачи профессора, принадлежал грибникам.
Став еще более осторожным, Дорожкин нырнул с дороги в осиновую рощицу и вышел с тыльной стороны профессорской дачи. Где-то впереди, а также на чердаках соседских дач засели коллеги из КГБ, но они никогда особо не волновали Дорожкина.
Судя по данным, полученным вчера от группы наружного наблюдения ГРУ, Богомолов активизировал действия. Теперь в любую минуту следовало ждать заключительной фазы операции. В настоящий момент человек Дорожкина наблюдал за Богомоловым и поддерживал радиосвязь со своим боссом. Богомолов пока был дома, но еще вчера он позвонил Никифорову и назначил встречу. Причем весь стиль их беседы говорил об одном — время действий настало. Да и сам профессор вчера явно прощался со своей женой.
Естественно, что КГБ также было известно о телефонном звонке Богомолова и записанном на магнитофон прощании супругов Никифоровых. Ни о каком переводе профессора за Урал руководство института и не помышляло.
Теперь вопрос заключался в том, кто окажется хитрее и проворнее: КГБ, ГРУ или ЦРУ. Или все будут на высоте и сдохнут в одночасье…
Богомолов вышел из электрички и свернул на дорожку, ведущую к дачному поселку. Он не скрывался и не пытался обмануть ребят из группы наблюдения. Он уже знал, что его должны «вести» и лишь ждал, когда же «наружка» засветится.
Что ж, теперь начиналась настоящая игра — кто кого. Однообразная жизнь советского электромонтера уже осточертела ему, организм требовал адреналина, засыхающие извилины — работы.
Станислав Евгеньевич Богомолов, а точнее, лорд Бэтфорд был отпрыском древнего благородного английского рода. Но в его в родословной имелся один неприятный нюанс. У него был брат-близнец. Причем брат был точной копией отца — лорда Бэтфорда, а вот Бэтфорд-Богомолов оказался точной копией друга семьи. Подобная пикантная ситуация объяснялась поразительно просто. Молодая жена лорда и будущая мать братьев утром занялась любовью с законным мужем и зачала от него ребенка. А после обеда, когда муж отбыл по делам службы и внезапно приехал друг семьи, занялась любовью с другом и зачала еще одного ребенка. Через девять месяцев на свет появились два малыша, каждый из которых как две капли воды походил на своего родного отца.
Окончательно внешние признаки родства проявились в детях к трем годам. Понятно, что при визитах друга семьи лорд Бэтфорд стал все более подозрительно коситься и на него, и на своего сына. Явное сходство так бросалось в глаза, что друг постепенно перестал посещать этот дом. После весьма эмоционального разговора с женой лорд Бэтфорд наконец-то все понял. Он был взбешен. В итоге лорд принял решение: наследником всего состояния Бэтфордов стал тот из сыновей, кто внешне походил на главу рода.
Тем не менее второй сын все-таки получил прекрасное университетское образование, но дальше должен был пробиваться исключительно своими силами. Кроме того, его родной отец, то есть бывший друг семьи, к тому времени был уже мертв и также не оставил своему отпрыску хоть какое-нибудь начальное состояние.
После университета судьба свела Бэтфорда с Моррисоном, курировавшим в то время «английский» отдел и вплотную, насколько это возможно в условиях работы разведок двух стран, официально сотрудничал с МИ-6. Моррисон предложил молодому человеку увлекательную карьеру разведчика, и тот, не имея других более достойных его персоны предложений, а также будучи, как и его родной отец, в душе авантюристом, согласился.
После окончания еще одного специализированного учебного заведения Бэтфорд снова попал к Моррисону, который к этому времени уже перебрался в Штаты и работал в «русском» отделе ЦРУ.
Через год Бэтфорд был уже в России. Еще в Америке его стерилизовали, дабы не обременять возможными детьми от будущей русской жены. Первоначальная легенда Бэтфорда отличалась от настоящей: Моррисон и не собирался выдавать потомственного лорда за крестьянского сына. «Пролетарское» прикрытие возникло неожиданно и, по стечению обстоятельств, очень кстати. После недолгих дискуссий в «Центре» решили рискнуть.
Первое время риск оправдал себя: благородные манеры Богомолова помогли ему сблизиться с Никифоровым и войти в доверие. Но они же сыграли и злую шутку. По новой легенде разведчик должен был работать под простого сельского парня, но, видно, гены многих поколений друга семьи, который также был исключительно благородных кровей, не желали с этим мириться. А тут еще не совсем удачная женитьба. Нет, женщиной она была хорошей, любящей. Он специально выбирал простушку без лишних комплексов, но не ожидал, что она окажется настолько простой. Порою Бэтфорда бросало в дрожь от «изысканных» манер жены. Бывший крестьянин Богомолов еще мог с этим мириться, но лорд Бэтфорд — никогда. Но что было делать? Легенда обязывала.
Жена обожала своего Стасика и, видя в нем острый ум и прекрасное воспитание, преклонялась перед ним. Но она все-таки была женщиной и чисто по-женски чувствовала некий дискомфорт, который испытывал любимый.
По-настоящему простота жены забеспокоила Богомолова после ее недавнего визита к врачу — доктору Кенексбергу. Уже в это время разведчик вплотную подошел к осуществлению последней стадии в операции ЦРУ под кодовым названием «Жаркое лето», и лишние, пусть даже семейные, проблемы были не только нежелательны, но и опасны.
Струхнул Стас и после неожиданной смерти уборщицы, когда в институт приехал капитан Корнеев. Вряд ли КГБ так обеспокоила смерть старой женщины, тут дело было в другом, и Богомолов догадывался, в чем именно. Тогда-то в «Центре» и приняли решение срочно форсировать операцию с профессором Никифоровым…
…Богомолов открыл калитку и, не оглядываясь по сторонам, уверенно прошел по дорожке, ведущей через яблоневый сад к дому. Входная дверь была открыта — его ждали. Тем не менее он негромко постучал и тут же вошел внутрь.
Услышав стук, профессор вышел навстречу. Мужчины обменялись коротким приветствием. Стае с первого же взгляда на Никифорова понял, как сильно тот волнуется. Казалось, каждая клетка его тела находится в движении, а сам он никак не мог найти себе места и наматывал круги по комнате.
— Не волнуйся, Анатолий, скоро это все закончится, — попытался успокоить его Богомолов и вдруг ясно увидел, как Никифоров сдал за последний месяц.
От шика, который всегда был присущ профессору, не осталось и следа. Теперь перед Богомоловым стоял опустошенный, постаревший минимум на десять лет, сгорбившийся под тяжестью непомерной ноши человек. Впервые за годы дружбы Бэтфорду стало жаль его.
— А по-моему, все еще только начинается, — глухо ответил Никифоров. — У меня плохие предчувствия.
— Возьми себя в руки. В девяносто девяти процентах всех неудач человек сам настраивает себя на худшее. Все будет о'кей.
— Да, пожалуй, ты прав. Ты прав.
Никифоров быстро подошел к лежавшей на диване небольшой спортивной сумке «адидас» и, ткнув в нее пальцем, сказал:
— Здесь полная документация по моей последней разработке «НАС-74», а также контейнер с десятью кубиками вещества. Но чтобы соединить все записи в единое целое, необходим пароль, который знаю только я. Так что береги меня.
Профессор лукавил, чтобы казаться незаменимым. У него не было гарантии, что, заполучив записи, американцы не бросят его на произвол судьбы.
Богомолов все понял и улыбнулся. Видно, Никифоров далеко не так наивен, как кажется на первый взгляд, и хорошо подстраховался. Но Стае и не собирался его устранять. Хотя… По большому счету, ученый в нем погиб. Он был морально сломлен и уже не способен на творчество, как не способны сломленные поэты или художники создавать настоящие шедевры. Рисовать — да, но не творить.
— Все будет хорошо, — еще раз заверил разведчик. — Скажи, а «НАС-74» расшифровывается как «Никифоров Анатолий Сергеевич»?
Профессор словно не расслышал его вопроса и продолжил:
— Это новое вещество, разработанное на основе «ЭОР-2», но рассчитано оно только на европеоидную расу. Полевые испытания еще не проходило, только стендовые. Если вещество попадет в руки военных маньяков, оно сможет изменить генотип в странах Европы и США. Все человеческие особи обоих полов подвергнутся необратимой мутации. Это будет новая раса непредсказуемых монстров. Теперь ты понимаешь всю ответственность, лежащую на нас?
— Да, — твердо ответил Богомолов.
— Вся эта документация — в единственном экземпляре. Остальные материалы и черновики я уничтожил.
— А как насчет твоих коллег — Саржева и Бережной?
— Кое во что они посвящены, но не настолько, чтобы продолжить исследования самостоятельно.
Никифоров опять соврал. Может быть, Бережная и не могла принять эстафетную палочку, так как была новичком, но вот Саржев владел полной информацией, а после смерти Агапитова был основным сподвижником в исследованиях.
Богомолов всех этих нюансов знать не мог, а потому одобрительно сказал:
— Это правильно. Нельзя, чтобы русские продолжили работать над веществом.
Разведчик кивнул в сторону сумки. Никифоров удивленно посмотрел на друга:
— Как ты сказал? Русские?..
Стас понял свою оплошность. Слишком рано он расслабился с этим профессором, и тот сразу же заметил это.
— Кто ты? — спросил Анатолий Сергеевич, испытующе глядя на Богомолова и пугаясь собственных догадок.
— Не волнуйся, я твой друг, и желаю тебе только добра.
Профессор вздохнул:
— Все это нервы. Надо выпить.
— Только чуть-чуть, чтобы снять напряжение. Нам сейчас нужны светлые головы.
— Светлые головы всегда нужны, — возразил Никифоров и достал из барчика, который сделал собственными руками из огромного соснового полена, бутылку русской водки.
— Теплая же, — скривился Стае.
Никифоров махнул рукой и опрокинул рюмку. Встряхнувшись и выдавив из себя отрыжку, он в упор посмотрел на друга и произнес:
— Теперь можно начинать. Я готов.
Богомолов посмотрел на часы. До начала операции оставалось еще пятнадцать минут.
— У нас еще есть время. Пожалуй, выпью и я. Холодная есть?
— В холодильнике.
Стас поднялся с кресла и прошел на кухню. В холодильнике кроме бутылки с институтским спиртом было полно еды, словно профессор сделал запасы на все лето и никуда не собирался уезжать. Основательность во всем была одной из его черт, и разведчик об этом знал.
Двойка «мигов» под командованием полковника ВВС Дерюгина летела строго на запад. Только что самолеты произвели дозаправку на военной базе Мозамбика и получили по радио точные координаты нанесения ракетно-бомбового удара. Через полчаса истребители должны были выйти на цель. Связь с группой Самойлова так и не восстановилась, но космический спутник-шпион сообщил, что спецназ вошел в зону боевых действий.
14
Журнал «Нъюс-уик»
Ведя войну против патриотов Зимбабве, расисты все шире применяют тяжелую артиллерию, авиацию и танки…
… «Свободный мир» оказывает расистским режимам ЮАР, Родезии, Намибии тайную и явную помощь деньгами, оружием и наемниками.
Здесь сражаются солдаты из Австралии, Новой Зеландии, Франции, Италии, Израиля и, конечно же, из ФРГ и США.
Солнце клонилось к горизонту. Ветер стих, наступила поразительная тишина.
Группа Ганса рассредоточилась на вершинах невысоких, нещадно изрезанных ветрами скал. Внизу лежало каменистое ущелье, по которому должны были пройти русские. Расчет оказался верным: они клюнули на ложную засаду в горах, не пошли короткой дорогой через перевал и теперь были обречены. Ганс выиграл время, которого ему так не хватало, чтобы успешно завершить задание.
Наконец вдалеке показались две движущиеся между камнями живые точки — разведчики подполковника Самойлова. Не отрываясь от бинокля, Ганс подозвал помощника:
— Отключай систему подавления радиосигналов. Выйди на связь и передай готовность снайперам.
— Есть, командир.
Русских разведчиков необходимо было убрать быстро и бесшумно, чтобы те не смогли подать сигнал основной группе. Задача была трудной, так как одновременно попасть в две мишени невозможно, да еще при условии, что русские были профессионалами, старались высовываться из-за камней по очереди и страхуя друг друга. Многое теперь зависело от команды по радио.
Пригнувшись к земле, подошел радист:
— Связь между снайперами установлена.
Ганс взял в руки переговорное устройство:
— Внимание, я «ноль-первый». Проверка связи. «Ноль-второй», «ноль-третий», доложите о готовности.
Привыкнув постоянно висеть на волосок от смерти, ребята Самойлова нутром чуяли приближение опасности. Все они были матерыми волками и давно уже приучили себя к мысли о возможной гибели.
Перед тем как идти в обход перевала, подполковник приказал привязать к металлическим контейнерам взрывные устройства. Каждого бойца, несущего ящик, дублировал товарищ, который, если погибнет первый номер, должен был любой ценой уничтожить контейнеры.
Судя по карте, группа подошла к ущелью, в котором также могла быть засада. Прежде чем идти дальше, спецназовцы остановилась на привал, ожидая сообщений от разведки.
Неожиданно радист, все это время прослушивавший эфир и пытавшийся наладить связь, сделал знак подполковнику приблизиться.
— Снова немцы, командир, — сказал он через мгновение.
Радист быстро настроился на свою волну и принял приказ «первого» о срочной ликвидации груза и сообщение о засаде. По исполнении приказа предписывалось немедленно доложить командованию.
Получив задание, ребята Самойлова сложили у одной из скал металлические контейнеры, и через пару минут мощный взрыв разметал их содержимое в разные стороны. Для европейцев «ЭОР-2» не представлял опасности, чего нельзя было сказать о коренных жителях Африки.
Как только подполковник лично проверил, уничтожены ли контейнеры и их содержимое, он вышел на связь с «первым». Но эфир опять был непробиваем.
И тут началось то, к чему уже были готовы спецназовцы. Группа Ганса обрушила на русских лавину огня.
Начальник ГРУ и главком ВВС находились на Центральном пункте связи. Только что был отдан приказ Самойлову ликвидировать контейнеры. Вслед за этим по спутниковой связи пришло сообщение о зафиксированном взрыве в районе боевых действий группы. Но подтверждение ликвидации «ЭОР-2» от самого Самойлова получить не удалось: обычная связь снова оборвалась, а спутник, на который не действовала аппаратура боевиков, уже вышел из зоны действия сигнала и заходил на новый виток вокруг Земли.
— Что будем делать? — спросил начальник ГРУ.
Маршал пристально посмотрел на генерала. Начальник разведки явно хотел переложить бремя ответственности на чужие плечи.
— У нас есть точное указание от министра обороны и партийного руководства страны, товарищ генерал, — холодно ответил он.
— Да, конечно. Давайте приказ своим летчикам.
Маршал уже с удивлением посмотрел на грушника. Тот вел себя, словно ребенок из детсада, который только что узнал о том, что его любимая игрушка сломана.
— Как вы, наверно, успели заметить, у нас нет связи не только с вашими людьми, но и с самолетами, — ответил командующий. — Но мои люди знают, что им надлежит делать.
Неравный бой шел вот уже несколько минут. Группа Самойлова оказалась в невыгодном положении и несла тяжелые потери.
С началом боя связь снова восстановилась, но выстрелом из гранатомета разорвало и радиста, и рацию.
Внезапно в грохоте сражения послышался характерный шум турбин реактивных самолетов. Но когда рев обрушился на головы сражающихся, два истребителя были уже далеко от места боя и заходили на следующий круг. Самойлов все понял. Он с самого начала знал, что это гиблая ходка. Остаться живым после ракетно-бомбового удара стальных птиц было трудно даже в горах. Огонь по боевикам снесет каменной лавиной и накроет всех — и спецназ в том числе.
Это понял не только Самойлов.
Бережная вошла в купе-люкс поезда «Москва — Ленинград» и, упав в мягкое кресло, вытянула уставшие от высоких каблуков ноги. Садальский расположился рядом и ласково провел рукой по ее коленям:
— Устала?
— Чуть-чуть.
— Прости, что не смог встретить. Срочно вызвали в министерство.
— Ничего, я все понимаю.
Он должен был забрать Елену прямо из дома, но в последний момент планы изменились, и она была вынуждена добираться до Ленинградского вокзала своим ходом. Точнее, за свой счет, так как пришлось вызвать такси.
Сан Саныч подъехал перед самым отправлением поезда, и все это время Елена сильно нервничала. А тут еще летняя жара и духота вокзала…
В Ленинград Лену пригласил Садальский. В городе на Неве ему предстояло провести несколько встреч по приказу министерства, и он предложил возлюбленной поехать вместе с ним и отдохнуть за казенный счет.
Бережная охотно согласилась соединить приятное с полезным. Руководитель ее научной группы — профессор Никифоров тоже не возражал, расщедрился и, хотя Лена уже отгуляла положенные двадцать четыре дня, предоставил своей молодой сотруднице еще неделю отпуска. Отпрашиваясь, она и подумать не могла, что видит своего шефа в последний раз.
Ее отношения с Садальским развивались стремительно. Однако в последнее время Лене все чаще стало казаться, что они никогда не достигнут душевной близости, сравнимой с интимной. Это и настораживало, и пугало. В Ленинграде им предстояло целую неделю пробыть вдвоем, не расставаясь, и Лена надеялась, что это поможет расставить все точки над «i».
Они поселились в гостинице «Астория», в номере с видом на Исаакиевский собор. Сан Саныч попросил Лену во время поездки говорить только по-английски, объяснив это тем, что ему предстоит провести несколько встреч с иностранными партнерами. Английским она владела в совершенстве и согласилась уважить просьбу возлюбленного.
Майор Новоселов профессиональным ударом «зачистил» пленного, применив старый японский способ «шомпол-ухо».
Вот уже два дня он с двумя офицерами спецназа КГБ следил за неизвестной группой боевиков, преследуя их сначала в саванне, а затем в горах. Они видели готовящуюся засаду для ребят из спецназа ГРУ, стали свидетелями схватки и последующей бомбардировки, но не имели права раскрыть себя, предупредить Самойлова или помочь ему. Приказ командования был однозначен: «Ни в коем случае не вмешиваться, выполнить задание и благополучно вернуться с данными разведки».
Все эти дни гэбисты пытались достать «языка», и буквально перед самым боем между боевиками и группой Самойлова им это наконец-то удалось. Уйдя с пленным на безопасное расстояние, они досконально вытряхнули из него все что можно, используя для этого соответствующие «препараты правды». Теперь можно было возвращаться домой.
Ведя войну против патриотов Зимбабве, расисты все шире применяют тяжелую артиллерию, авиацию и танки…
… «Свободный мир» оказывает расистским режимам ЮАР, Родезии, Намибии тайную и явную помощь деньгами, оружием и наемниками.
Здесь сражаются солдаты из Австралии, Новой Зеландии, Франции, Италии, Израиля и, конечно же, из ФРГ и США.
Солнце клонилось к горизонту. Ветер стих, наступила поразительная тишина.
Группа Ганса рассредоточилась на вершинах невысоких, нещадно изрезанных ветрами скал. Внизу лежало каменистое ущелье, по которому должны были пройти русские. Расчет оказался верным: они клюнули на ложную засаду в горах, не пошли короткой дорогой через перевал и теперь были обречены. Ганс выиграл время, которого ему так не хватало, чтобы успешно завершить задание.
Наконец вдалеке показались две движущиеся между камнями живые точки — разведчики подполковника Самойлова. Не отрываясь от бинокля, Ганс подозвал помощника:
— Отключай систему подавления радиосигналов. Выйди на связь и передай готовность снайперам.
— Есть, командир.
Русских разведчиков необходимо было убрать быстро и бесшумно, чтобы те не смогли подать сигнал основной группе. Задача была трудной, так как одновременно попасть в две мишени невозможно, да еще при условии, что русские были профессионалами, старались высовываться из-за камней по очереди и страхуя друг друга. Многое теперь зависело от команды по радио.
Пригнувшись к земле, подошел радист:
— Связь между снайперами установлена.
Ганс взял в руки переговорное устройство:
— Внимание, я «ноль-первый». Проверка связи. «Ноль-второй», «ноль-третий», доложите о готовности.
Привыкнув постоянно висеть на волосок от смерти, ребята Самойлова нутром чуяли приближение опасности. Все они были матерыми волками и давно уже приучили себя к мысли о возможной гибели.
Перед тем как идти в обход перевала, подполковник приказал привязать к металлическим контейнерам взрывные устройства. Каждого бойца, несущего ящик, дублировал товарищ, который, если погибнет первый номер, должен был любой ценой уничтожить контейнеры.
Судя по карте, группа подошла к ущелью, в котором также могла быть засада. Прежде чем идти дальше, спецназовцы остановилась на привал, ожидая сообщений от разведки.
Неожиданно радист, все это время прослушивавший эфир и пытавшийся наладить связь, сделал знак подполковнику приблизиться.
— Снова немцы, командир, — сказал он через мгновение.
Радист быстро настроился на свою волну и принял приказ «первого» о срочной ликвидации груза и сообщение о засаде. По исполнении приказа предписывалось немедленно доложить командованию.
Получив задание, ребята Самойлова сложили у одной из скал металлические контейнеры, и через пару минут мощный взрыв разметал их содержимое в разные стороны. Для европейцев «ЭОР-2» не представлял опасности, чего нельзя было сказать о коренных жителях Африки.
Как только подполковник лично проверил, уничтожены ли контейнеры и их содержимое, он вышел на связь с «первым». Но эфир опять был непробиваем.
И тут началось то, к чему уже были готовы спецназовцы. Группа Ганса обрушила на русских лавину огня.
Начальник ГРУ и главком ВВС находились на Центральном пункте связи. Только что был отдан приказ Самойлову ликвидировать контейнеры. Вслед за этим по спутниковой связи пришло сообщение о зафиксированном взрыве в районе боевых действий группы. Но подтверждение ликвидации «ЭОР-2» от самого Самойлова получить не удалось: обычная связь снова оборвалась, а спутник, на который не действовала аппаратура боевиков, уже вышел из зоны действия сигнала и заходил на новый виток вокруг Земли.
— Что будем делать? — спросил начальник ГРУ.
Маршал пристально посмотрел на генерала. Начальник разведки явно хотел переложить бремя ответственности на чужие плечи.
— У нас есть точное указание от министра обороны и партийного руководства страны, товарищ генерал, — холодно ответил он.
— Да, конечно. Давайте приказ своим летчикам.
Маршал уже с удивлением посмотрел на грушника. Тот вел себя, словно ребенок из детсада, который только что узнал о том, что его любимая игрушка сломана.
— Как вы, наверно, успели заметить, у нас нет связи не только с вашими людьми, но и с самолетами, — ответил командующий. — Но мои люди знают, что им надлежит делать.
Неравный бой шел вот уже несколько минут. Группа Самойлова оказалась в невыгодном положении и несла тяжелые потери.
С началом боя связь снова восстановилась, но выстрелом из гранатомета разорвало и радиста, и рацию.
Внезапно в грохоте сражения послышался характерный шум турбин реактивных самолетов. Но когда рев обрушился на головы сражающихся, два истребителя были уже далеко от места боя и заходили на следующий круг. Самойлов все понял. Он с самого начала знал, что это гиблая ходка. Остаться живым после ракетно-бомбового удара стальных птиц было трудно даже в горах. Огонь по боевикам снесет каменной лавиной и накроет всех — и спецназ в том числе.
Это понял не только Самойлов.
Бережная вошла в купе-люкс поезда «Москва — Ленинград» и, упав в мягкое кресло, вытянула уставшие от высоких каблуков ноги. Садальский расположился рядом и ласково провел рукой по ее коленям:
— Устала?
— Чуть-чуть.
— Прости, что не смог встретить. Срочно вызвали в министерство.
— Ничего, я все понимаю.
Он должен был забрать Елену прямо из дома, но в последний момент планы изменились, и она была вынуждена добираться до Ленинградского вокзала своим ходом. Точнее, за свой счет, так как пришлось вызвать такси.
Сан Саныч подъехал перед самым отправлением поезда, и все это время Елена сильно нервничала. А тут еще летняя жара и духота вокзала…
В Ленинград Лену пригласил Садальский. В городе на Неве ему предстояло провести несколько встреч по приказу министерства, и он предложил возлюбленной поехать вместе с ним и отдохнуть за казенный счет.
Бережная охотно согласилась соединить приятное с полезным. Руководитель ее научной группы — профессор Никифоров тоже не возражал, расщедрился и, хотя Лена уже отгуляла положенные двадцать четыре дня, предоставил своей молодой сотруднице еще неделю отпуска. Отпрашиваясь, она и подумать не могла, что видит своего шефа в последний раз.
Ее отношения с Садальским развивались стремительно. Однако в последнее время Лене все чаще стало казаться, что они никогда не достигнут душевной близости, сравнимой с интимной. Это и настораживало, и пугало. В Ленинграде им предстояло целую неделю пробыть вдвоем, не расставаясь, и Лена надеялась, что это поможет расставить все точки над «i».
Они поселились в гостинице «Астория», в номере с видом на Исаакиевский собор. Сан Саныч попросил Лену во время поездки говорить только по-английски, объяснив это тем, что ему предстоит провести несколько встреч с иностранными партнерами. Английским она владела в совершенстве и согласилась уважить просьбу возлюбленного.
Майор Новоселов профессиональным ударом «зачистил» пленного, применив старый японский способ «шомпол-ухо».
Вот уже два дня он с двумя офицерами спецназа КГБ следил за неизвестной группой боевиков, преследуя их сначала в саванне, а затем в горах. Они видели готовящуюся засаду для ребят из спецназа ГРУ, стали свидетелями схватки и последующей бомбардировки, но не имели права раскрыть себя, предупредить Самойлова или помочь ему. Приказ командования был однозначен: «Ни в коем случае не вмешиваться, выполнить задание и благополучно вернуться с данными разведки».
Все эти дни гэбисты пытались достать «языка», и буквально перед самым боем между боевиками и группой Самойлова им это наконец-то удалось. Уйдя с пленным на безопасное расстояние, они досконально вытряхнули из него все что можно, используя для этого соответствующие «препараты правды». Теперь можно было возвращаться домой.
15
С телетайпной ленты.
Новую успешную боевую операцию против незаконного режима Смита осуществили партизаны Зимбабве.
По сообщениям из Солсбери, на окраине родезийской столицы взорвана железнодорожная магистраль, идущая на север страны.
«Правда». Сообщение ТАСС.
Вчера, в районе Луцка, Львова, Ровно начались учения войск Краснознаменного Прикарпатского военного округа — «Карпаты». Учения являются плановым мероприятием по укреплению обороноспособности нашей страны.
Как сказал руководитель учений, командующий войсками Краснознаменного Прикарпатского военного округа генерал-полковник В. И. Варенников: «Войска сжаты в стальную пружину, готовую в любой момент выпрямиться и ударить…».
— Интересно, кого он имел в виду, когда говорил «ударить»? — спросил Картер, вставая из-за рабочего стола и не сводя пристального взгляда с советника. — Этот русский генерал Варенников далеко пойдет. Скажите, Кренстон, Советы могут ввести свои войска в Африку?
— Полагаю, что да, господин президент. Если они поймут, что окончательно провалились с «ЭОР-2», то пойдут на крайние меры. Не исключено, что эта операция изначально и была рассчитана на то, чтобы выглядеть в глазах мировой общественности борцами за интересы коренных жителей и войти в Африку в качестве не поработителей, а освободителей. Их влияние на континенте сейчас столь велико, что они могут заставить африканцев выступить с просьбой о помощи. Например, тот же Мозамбик попросит помочь в борьбе против расистов Родезии, а русские не откажутся выполнить интернациональный долг. Если, в свою очередь, Смит попросит открытую помощь у нас, для нас это будет второй Вьетнам… Если, конечно, мы откликнемся на его просьбу.
— Этого нельзя допустить. Я не хочу иметь ничего общего с африканским расизмом. Но и пускать русских в Африку — это катастрофа.
— Согласен. Поэтому в данном случае не стоит поднимать много шума вокруг «ЭОР-2». Я считаю, что русские спланировали эту операцию с одной целью — втянуть нас в войну.
— Не думаю. Скорее всего, очередной блеф русских.
На это замечание президента советник пока не мог ответить ни положительно, ни отрицательно. Поэтому он продолжил свою мысль:
— После провала наших морских пехотинцев и появления в зоне боевых действий неизвестной нам группы — в наших общих интересах с русскими уничтожить эти контейнеры, пока ими не воспользовалась третья сторона. Подобное оружие должны иметь только две великие державы — Соединенные Штаты и Россия.
Президент внимательно посмотрел на советника, но промолчал и лишь покачал головой.
— Кроме того, — продолжил советник. — Необходимо продумать нашу стратегию и на тот случай, если «ЭОР-2» окажется в руках Смита. Есть мнение все-таки послать еще одну группу из «зеленых беретов», чтобы окончательно выяснить, ликвидирован ли «ЭОР-2» после ракетно-бомбового удара русских.
— Тогда, может быть, нам проще первыми оккупировать Африку? — кисло усмехнулся Картер.
Новую успешную боевую операцию против незаконного режима Смита осуществили партизаны Зимбабве.
По сообщениям из Солсбери, на окраине родезийской столицы взорвана железнодорожная магистраль, идущая на север страны.
«Правда». Сообщение ТАСС.
Вчера, в районе Луцка, Львова, Ровно начались учения войск Краснознаменного Прикарпатского военного округа — «Карпаты». Учения являются плановым мероприятием по укреплению обороноспособности нашей страны.
Как сказал руководитель учений, командующий войсками Краснознаменного Прикарпатского военного округа генерал-полковник В. И. Варенников: «Войска сжаты в стальную пружину, готовую в любой момент выпрямиться и ударить…».
— Интересно, кого он имел в виду, когда говорил «ударить»? — спросил Картер, вставая из-за рабочего стола и не сводя пристального взгляда с советника. — Этот русский генерал Варенников далеко пойдет. Скажите, Кренстон, Советы могут ввести свои войска в Африку?
— Полагаю, что да, господин президент. Если они поймут, что окончательно провалились с «ЭОР-2», то пойдут на крайние меры. Не исключено, что эта операция изначально и была рассчитана на то, чтобы выглядеть в глазах мировой общественности борцами за интересы коренных жителей и войти в Африку в качестве не поработителей, а освободителей. Их влияние на континенте сейчас столь велико, что они могут заставить африканцев выступить с просьбой о помощи. Например, тот же Мозамбик попросит помочь в борьбе против расистов Родезии, а русские не откажутся выполнить интернациональный долг. Если, в свою очередь, Смит попросит открытую помощь у нас, для нас это будет второй Вьетнам… Если, конечно, мы откликнемся на его просьбу.
— Этого нельзя допустить. Я не хочу иметь ничего общего с африканским расизмом. Но и пускать русских в Африку — это катастрофа.
— Согласен. Поэтому в данном случае не стоит поднимать много шума вокруг «ЭОР-2». Я считаю, что русские спланировали эту операцию с одной целью — втянуть нас в войну.
— Не думаю. Скорее всего, очередной блеф русских.
На это замечание президента советник пока не мог ответить ни положительно, ни отрицательно. Поэтому он продолжил свою мысль:
— После провала наших морских пехотинцев и появления в зоне боевых действий неизвестной нам группы — в наших общих интересах с русскими уничтожить эти контейнеры, пока ими не воспользовалась третья сторона. Подобное оружие должны иметь только две великие державы — Соединенные Штаты и Россия.
Президент внимательно посмотрел на советника, но промолчал и лишь покачал головой.
— Кроме того, — продолжил советник. — Необходимо продумать нашу стратегию и на тот случай, если «ЭОР-2» окажется в руках Смита. Есть мнение все-таки послать еще одну группу из «зеленых беретов», чтобы окончательно выяснить, ликвидирован ли «ЭОР-2» после ракетно-бомбового удара русских.
— Тогда, может быть, нам проще первыми оккупировать Африку? — кисло усмехнулся Картер.