Докурив сигарету, участковый подошвой сапога придавил окурок и вышел по тропинке из кустов. Прямо, метрах в двадцати от озера кончался огороженный ровным штакетником небольшой приусадебный участок, принадлежавший некогда старожилам Саблиным, а теперь перешедший к Вике Солнышкиной. Тропинка сворачивала вправо и, обогнув по ровной зеленой поляне огороды двух соседних усадьб, выводила на улицу Тихую.
Оперативный милицейский УАЗ с включенной фиолетовой мигалкой появился внезапно. У крайней усадьбы он свернул на поляну и подъехал к участковому. Враз распахнув с обеих сторон дверцы, из машины выскочили оперативники. Среди приехавших не было лишь следователя Лимакина.
– Показывай, Владимир Евгеньевич, что ты здесь нарыбачил, – обращаясь к Дубкову, сказал прокурор Бирюков.
– Прошу следовать за мной, – казенно ответил участковый и направился сквозь кусты к озеру.
Эксперт-криминалист Тимохина, как всегда, начала работу с фотографирования места обнаружения загадочной находки. Отщелкав полдесятка кадров, она присела на корточки и стала осматривать сверток, туго перетянутый крест-накрест прочным шпагатом. Склонившийся рядом с ней Бирюков сказал:
– Узел по-женски завязан, бантиком.
– Да, Антон Игнатьевич, – согласилась Тимохина.
Судмедэксперт Медников подмигнул Голубеву:
– Мотай на ус, опер, тонкости сыскного мастерства.
– Эту «тонкость», Боря, я давно знаю. Беда в том, что и хитрые мужики умеют таким манером подстраиваться под женщин, – ответил Слава. – Радуешься, что на сей раз без работы оказался?
– Нет, огорчаюсь, что нельзя с прокурора взыскать штраф в мою пользу за пустой вызов на мокрое… от воды, а не от крови дело.
– Ох, и крутым же ты стал. Даже пустячка не хочешь сделать даром.
– Какие времена, такие и песни. Это раньше было даром – за амбаром, а теперь куда ни сунься, везде требуют: деньги – на бочку…
Тимохина, потянув за кончик шпагата, легко развязала узел и осторожно развернула сверток. В нем лежали тяжелый «дипломат», пара почти новых мужских туфель «Саламандра» сорокового размера, набухшая от воды норковая кепка и красный в черную горошину импортный галстук. Кожанка, принятая участковым за куртку, оказалась мужским пиджаком английского производства. Из его внутреннего кармана Тимохина достала вместительный бумажник с паспортом Николая Валентиновича Теплоухова, визитными карточками Генерального директора фирмы «Лебедь» и двумя миллионами рублей, в основном, пятидесятитысячными купюрами. В одном из наружных карманов нашли ключ от «Форда» на брелоке с золотистой русалкой, в другом – длинный двухбородчатый ключ. Внимательно оглядев его со всех сторон, Тимохина обратилась к участковому:
– Владимир Евгеньевич, по-моему, такой же ключ вы приносили утром мне на исследование.
Дубков, присмотревшись к фигурным бородкам, подтвердил:
– Совершенно верно. Это ключ от внутреннего замка входной двери дома Солнышкиной. – И глянул на Бирюкова. – Для точности можно сравнить с тем, который я передал вам, или проверить непосредственно на замке. Дом-то ведь рядом.
– Сравним и проверим, – ответил Бирюков.
Тимохина положила ключ в целлофановый пакет. После этого, щелкнув никелированными замками, подняла крышку «дипломата». В залитом водою чемоданчике лежали наполовину заполненная какой-то жидкостью и заткнутая пластмассовой белой пробкой длинногорлая бутылка с отклеившейся этикеткой импортного шампанского и размокшая коробка дорогих шоколадных конфет. Под коробкой – отпечатанные на ксероксе и заверенные круглой печатью «Лебедя» бланки договоров купли-продажи, а под бланками – плотная пачка стодолларовых банкнот. Судя по банковскому фиолетовому штампу на упаковке, в пачке было пять тысяч долларов.
– Это ж как раз все то, что должно бы находиться при Теплоухове, – недоуменно заговорил Голубев. – «Дипломат» и одежда понятно: хотели уничтожить вещественные доказательства. Но ради чего деньги топить?.. Сплошные загадки…
– Разгадывать их, Слава, будем завтра на оперативном совещании. Соберемся в десять утра, – сказал Бирюков и попросил участкового основательно проверить у берега дно озера.
Дубков, насколько позволяли болотные сапоги, зашел в воду и, переходя с места на место, толстым концом удилища прощупал чуть ли не каждый сантиметр илистого грунта. Никаких «загадок» здесь он больше не обнаружил.
Глава XX
Оперативный милицейский УАЗ с включенной фиолетовой мигалкой появился внезапно. У крайней усадьбы он свернул на поляну и подъехал к участковому. Враз распахнув с обеих сторон дверцы, из машины выскочили оперативники. Среди приехавших не было лишь следователя Лимакина.
– Показывай, Владимир Евгеньевич, что ты здесь нарыбачил, – обращаясь к Дубкову, сказал прокурор Бирюков.
– Прошу следовать за мной, – казенно ответил участковый и направился сквозь кусты к озеру.
Эксперт-криминалист Тимохина, как всегда, начала работу с фотографирования места обнаружения загадочной находки. Отщелкав полдесятка кадров, она присела на корточки и стала осматривать сверток, туго перетянутый крест-накрест прочным шпагатом. Склонившийся рядом с ней Бирюков сказал:
– Узел по-женски завязан, бантиком.
– Да, Антон Игнатьевич, – согласилась Тимохина.
Судмедэксперт Медников подмигнул Голубеву:
– Мотай на ус, опер, тонкости сыскного мастерства.
– Эту «тонкость», Боря, я давно знаю. Беда в том, что и хитрые мужики умеют таким манером подстраиваться под женщин, – ответил Слава. – Радуешься, что на сей раз без работы оказался?
– Нет, огорчаюсь, что нельзя с прокурора взыскать штраф в мою пользу за пустой вызов на мокрое… от воды, а не от крови дело.
– Ох, и крутым же ты стал. Даже пустячка не хочешь сделать даром.
– Какие времена, такие и песни. Это раньше было даром – за амбаром, а теперь куда ни сунься, везде требуют: деньги – на бочку…
Тимохина, потянув за кончик шпагата, легко развязала узел и осторожно развернула сверток. В нем лежали тяжелый «дипломат», пара почти новых мужских туфель «Саламандра» сорокового размера, набухшая от воды норковая кепка и красный в черную горошину импортный галстук. Кожанка, принятая участковым за куртку, оказалась мужским пиджаком английского производства. Из его внутреннего кармана Тимохина достала вместительный бумажник с паспортом Николая Валентиновича Теплоухова, визитными карточками Генерального директора фирмы «Лебедь» и двумя миллионами рублей, в основном, пятидесятитысячными купюрами. В одном из наружных карманов нашли ключ от «Форда» на брелоке с золотистой русалкой, в другом – длинный двухбородчатый ключ. Внимательно оглядев его со всех сторон, Тимохина обратилась к участковому:
– Владимир Евгеньевич, по-моему, такой же ключ вы приносили утром мне на исследование.
Дубков, присмотревшись к фигурным бородкам, подтвердил:
– Совершенно верно. Это ключ от внутреннего замка входной двери дома Солнышкиной. – И глянул на Бирюкова. – Для точности можно сравнить с тем, который я передал вам, или проверить непосредственно на замке. Дом-то ведь рядом.
– Сравним и проверим, – ответил Бирюков.
Тимохина положила ключ в целлофановый пакет. После этого, щелкнув никелированными замками, подняла крышку «дипломата». В залитом водою чемоданчике лежали наполовину заполненная какой-то жидкостью и заткнутая пластмассовой белой пробкой длинногорлая бутылка с отклеившейся этикеткой импортного шампанского и размокшая коробка дорогих шоколадных конфет. Под коробкой – отпечатанные на ксероксе и заверенные круглой печатью «Лебедя» бланки договоров купли-продажи, а под бланками – плотная пачка стодолларовых банкнот. Судя по банковскому фиолетовому штампу на упаковке, в пачке было пять тысяч долларов.
– Это ж как раз все то, что должно бы находиться при Теплоухове, – недоуменно заговорил Голубев. – «Дипломат» и одежда понятно: хотели уничтожить вещественные доказательства. Но ради чего деньги топить?.. Сплошные загадки…
– Разгадывать их, Слава, будем завтра на оперативном совещании. Соберемся в десять утра, – сказал Бирюков и попросил участкового основательно проверить у берега дно озера.
Дубков, насколько позволяли болотные сапоги, зашел в воду и, переходя с места на место, толстым концом удилища прощупал чуть ли не каждый сантиметр илистого грунта. Никаких «загадок» здесь он больше не обнаружил.
Глава XX
Голубев и Тимохина появились в прокурорском кабинете ровно в десять часов. Едва усевшись возле приставного столика, Слава спросил Бирюкова:
– Лимакин еще не приехал?
– Только что звонил из Новосибирска. Приедет завтра, – ответил Антон.
– Чего он там заканителился?
– Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается… – Бирюков помолчал, – Вчера успели лишь с убийством Саблиной разобраться. По нынешним временам преступление банальное. Абасов уговорил Ядвигу Станиславовну купить у него малогабаритную однокомнатную квартиру на улице Гоголя. В присутствии свидетелей получил от старухи пятнадцать миллионов и всучил ей поддельные документы. Подлинные оставил у себя, рассчитывая еще раз прокрутить аферу.
– Это те, которые выкрала у него Алла Аркадьевна?
– Те самые. Только не выкрала, а купила их у Ильяса за тысячу долларов. Компаньон Абасова по преступному бизнесу оказался на редкость жадным и трусливым. Он-то и выдал Сурена, как говорится, со всеми потрохами. Поздним вечером под предлогом дооформления документов преступники вдвоем заявились к старухе и расправились с ней так, что Ядвига Станиславовна даже охнуть не успела. Ударил ее кастетом Сурен. Ильяс помог Абасову обернуть труп рогожей и перенести в машину. Захоронить решили в разрытой водопроводчиками траншее. Среди ночи сбросили туда мертвое тело и присыпали землей. Рассчитывали, что бульдозер, зарывая траншею, надежно все упрячет, но не учли традиционное разгильдяйство коммунальщиков, которые разрывают быстро, а зарывают медленно. Так вот и остался труп почти на виду до нынешней весны. Алла Аркадьевна об этом преступлении не знала. Догадка появилась у нее, когда мы начали разыскивать Саблину.
– Ради чего она отвалила столько валюты за какие-то сомнительные документы? – снова спросил Голубев.
– Ради сведения счетов стала собирать компромат на Абасова. Обнаглевший Сурен не только пытался изнасиловать Вику, но и шантажом стал вымогать из «Даров природы» такие деньги, что не укладываются в разумные пределы.
– Значит, дружба между ними рассыпалась еще до смерти Теплоухова?
– Настоящей дружбы у них никогда не было. Был циничный интерес молодого пройдохи к преуспевающей коммерсантке бальзаковского возраста. Алла Аркадьевна не устояла перед нахрапистым жеребцом и теперь горько жалеет о своей слабости. На дачу к Сурену она поехала, чтобы припугнуть его за телефонную угрозу, однако из-за пьяной вакханалии разговор не состоялся.
– Абасов действительно угрожал Вике по телефону?
– Сурен это категорически отрицает, но Алла Аркадьевна упорно твердит, что только из-за угрозы Абасова Вика скрылась неизвестно куда. Кстати, ты еще не разыскал ее?
Голубев вздохнул:
– Нет, Антон Игнатьич. Вдобавок Кавазашвили тоже исчезла. После моего вчерашнего разговора с ней Нино в общежитии не появляется. Сегодня на утренней оперативке передал всем участковым ориентировку. Если девочка не улизнула из райцентра, разыщем.
– Постарайся не затягивать розыск. Чувствую, Кавазашвили знает о Теплоухове значительно больше, чем рассказала.
– Мне тоже так думается. По итальянскому гарнитуру Лимакин ничего нового не сказал?
– Гарнитур – тоже абасовское дело, хотя заварил его Ильяс, отбывавший наказание за хулиганство в одной колонии с Дуремаром. Узнав от уголовника о конфликте с Теплоуховым, «хулиган» рассказал об этом Сурену. Тот «творчески» обосновал мотив «претензии» и даже сам не ожидал, что так легко удастся даром увезти дорогую мебель из «Лебедя». Сработал, если можно так сказать, синдром раздутого обществом страха перед могуществом не таких уж могучих рэкетиров. Начальник теплоуховской охраны спасовал перед Абасовым, едва только тот начал демонстрировать автомат Калашникова. К смерти Теплоухова эта рэкетирская история отношения не имеет. Надо искать корни в другом. Сегодня Лимакин займется обыском квартиры и дачи Николая Валентиновича. Может быть, там отыщет какие-то следы, ведущие в райцентр. Вот вкратце все. Теперь давайте обсудим вчерашнюю находку Дубкова. – Бирюков посмотрел на Тимохину. – Чем, Лена, порадуешь?
– Не знаю, Антон Игнатьевич, то ли порадую, то ли огорчу, – ответила эксперт-криминалист. – Обнаруженные в озере вещи, судя по их размеру, принадлежали Теплоухову. Характерные особенности на подошвах туфель «Саламандра» идентичны отпечаткам следов на резиновом коврике «Форда». Паспорт и деньги, в том числе доллары, не фальшивые. В бутылке – шампанское вино без ядовитых примесей. Автомобильные ключи на брелоке с русалкой – от теплоуховского «Форда», а двухбородчатый ключ, лежавший в другом кармане пиджака, – от внутреннего замка дома Солнышкиной. Больше мне сказать нечего.
Бирюков повернулся к Голубеву:
– А ты что скажешь по этому поводу?
Слава, зажмурившись, покрутил головой:
– Я, Игнатьич, совсем запутался в загадочном клубке. Такое впечатление, будто наломали дров с Теплоуховым несовершеннолетние преступники. У малолеток, сам знаешь, поступки часто бывают настолько дерзкими, что не поддаются логическому осмыслению, как у сумасшедших. На сегодняшний день из знакомых Теплоухова в райцентре мне известны лишь Вика Солнышкина и Нино Кавазашвили. Обе красавицы уже не малолетнего возраста.
– Да, барышни взрослые, – согласился Бирюков и, подумав, добавил: – Вот только прячутся они по-детски. Это меня настораживает.
– У Вики вроде бы есть причина, а почему Нино спряталась, не могу понять. – Голубев глянул на Тимохину: – Лена, объясни мне, пожалуйста, загадочную женскую душу.
Тимохина улыбнулась:
– Не могу, Славочка.
– Почему, Лен?..
– Потому, что это необъяснимо. Одинаковых женщин, Слава, не бывает. Даже очень сходные характерами всегда имеют свои неповторимые изюминки, которые отличают одну от другой. Поэтому и поступки их разнятся.
Голубев обратился к Бирюкову:
– Вот, Игнатьич, попробуй, разберись, чего «оригиналки», каждая со своей изюминкой, мудрят. Может, Кавазашвили уехала в Новосибирск искать Вику?
– Может быть, но ты не утешай себя этим предположением, – ответил Антон и сразу спросил: – Каким образом, по-твоему, ключ от Викиного дома оказался в кармане теплоуховского пиджака?
– Сам удивляюсь. Если верить Кавазашвили, после разоблачения ее любовного альянса с Казбеком Вика у нее ключ забрала. Стало быть, передать ключик Теплоухову Нино не могла. Потом ключ у Вики вообще пропал, и она была вынуждена закрыть дверь навесным замком. Теперь у нас оказалось два ключа. Какой из них терялся?.. Допустим, навесной замочек взломал Теплоухов. Сразу возникают вопросы: зачем преуспевающий серьезный бизнесмен ломился в чужую хату? Кто с ним еще был?.. Не сами же его вещички перекочевали в озеро… Короче, Игнатьич, вся эта история похожа на армянскую загадку, которую без подсказки загадавшего ни один мудрец не разгадает.
– Думать, Слава, надо, думать…
– Думай не думай, сто рублей теперь – не деньги. Вся надежда остается только на искренние показания Солнышкиной и Кавазашвили, которые, к сожалению, ударились в бега…
В кабинет неожиданно заглянул судмедэксперт Медников:
– Можно к вам, господин прокурор? Или зайти попозже?..
– Заходи сейчас, – с улыбкой ответил Бирюков.
– Что-то новенькое, Боря, принес? – нетерпеливо спросил Голубев.
– Угу, – присаживаясь на стул рядом с ним, кивнул Медников и достал из кармана колоду игральных карт в упаковке. – Картишки вот новые купил. Сбегай за бутылкой. Быстренько обмоем да я погадаю и скажу, кто отравил Теплоухова.
– Если бы ты по правде это сказал, я бы тебе ящик сивухи поставил.
– Сивуху не пью. От нее голова на следующий день трещит и руки трясутся. Возьми лучше экологически чистую «Смирнофф» или «Абсолют», – Медников, словно спохватившись, обвел взглядом присутствующих. – Извините, «здрасьте» забыл сказать. Наверное, помешал? Серьезный разговор перебил?
– Ты нам никогда не мешаешь, а разговор у нас один и тот же, – сказал Бирюков.
– О Теплоухове?
– И о его знакомых девушках.
– Про баб всегда интересно поговорить, – Медников покосился на Тимохину. – Ты, Лена, тоже любишь эту тему?
– Нет, Боря, не люблю.
– Зря брезгуешь. Наши медички, когда время позволяет, могут с утра до вечера перемывать косточки местных ухажерок. Какая у какой мужика отбила, какая и сколько раз с чужим мужем переспала, а кто из них и днем переночевать умеет. Очень увлекательный, сексуально-детективный разговор получается. А осведомленность о любовных похождениях у наших бабенок прямо… сокрушительная.
Тимохина, улыбнувшись, сказала Голубеву:
– Вот с кем тебе надо поговорить о загадочной женской душе.
– Русскую «Госпожу Бовари» собрался писать? – удивленно повернулся к Славе Медников. – Флобера хочешь переплюнуть?
– С классиками трудно переплевываться, – усмехнулся в ответ Слава. – Хотел у Лены узнать логику женского поведения, а она говорит, что одинаковых женщин не бывает. Каждая ведет себя по-разному.
– Лена права. Женщины – товар штучный. Чего ты ими заинтересовался на старости лет?
– Вика Солнышкина и подруга ее потерялись.
– Подруга – это грузиночка, которая учебник Вике в больницу приносила?
– Да.
– Считай, что она нашлась.
– Опять разыгрываешь?
Медников посерьезнел:
– Играю я только в подкидного дурака с соседями. А зашел в прокуратуру, чтобы сказать: полчаса назад грузиночка в аптечном киоске поликлиники купила упаковку берлидорма, процокала каблучками к автобусу на конечной остановке у больницы и уехала. Меня заинтересовало: отчего такая сочная молодка пользуется снотворно-успокоительным лекарством? Не смерть ли Теплоухова ей спать мешает?.. О чем и поспешил вам доложить.
Голубев уставился на Бирюкова:
– Игнатьич, эти таблетки перед сном часто глотает Вика Солнышкина. Значит, она где-то здесь, в райцентре, но боится выходить на люди и командировала за лекарством Кавазашвили.
– На приеме у врача грузиночка не была? – спросил судмедэксперта Бирюков.
– Нет, не была. Я своими глазами видел, как она вошла в поликлинику, поднялась на второй этаж к аптечному киоску и, купив таблетки, удалилась.
– Не обознался?
– Обижаешь, гражданин прокурор. Таких привлекательных грузинок в райцентре больше нет. Я запомнил ее с первого раза, когда с учебником к Вике прибегала. Потому сегодня и заинтересовался ею, как только увидел.
– Почему она именно в поликлинику пришла?
– В других аптечных точках райцентра берлидорма нет.
– Спасибо за ценную информацию.
– Чего там, пустяки.
– Не скромничай, Боря. Честное слово, ты молодец, – весело заговорил Голубев. – С тобой приятно общаться. Каждый раз, если не рассмешишь анекдотом, то хорошей информацией порадуешь.
– Как говорил у нас в институте Павел Иванович, жизнь смешнее анекдота, – пробурчал Медников.
– Старый профессор, любивший иносказательно задавать вопросы?
– Нет, молодой доцент. Политэкономию преподавал. Немного заикался. Тоже большой оригинал был. На лекциях – заслушаешься, а на экзаменах – ухохочешься. Особенно, когда начинал отвечать Сева Каганицкий – студент-пройдоха из нашей группы. Лекции парень слушал в пол-уха, но на зачетах всех педагогов убаюкивал словонедержанием. Одного Павла Ивановича никак не мог очаровать. Слушает тот, слушает Севину словесную молотьбу, потом вдруг: «Каганицкий, сколько п-пчела меду дает?» – «Смотря какая пчела, Павел Иванович», – мигом изворачивается Сева. Доцент показывает волосатый кулак: «Вот такая!» – «Такая, Павел Иванович, не знаю». – «Единственный вопрос, на который вы ответили п-правиль-но». Осенью пошел Сева на переэкзаменовку к доценту домой и, как всегда, начал искусно плести лапти. Доцент вроде бы одобрительно покивал и говорит: «Каганицкий, я недавно баян купил. Можно, п-пока вы отвечаете, п-поиграю?» – «Конечно, Павел Иванович, можно!» – радостно согласился Сева, рассчитывая, что под шумок зачет будет обеспечен. Взял доцент музыкальный инструмент и, вперив глаза в клавиши, начал одним пальцем давить «Во саду ли, в огороде». Сева молотил, молотил – выдохся. Доцент словно удивился: «Все, Каганицкий?» – «Все, Павел Иванович». – «Х-хорошо я играю?» – «Отлично, Павел Иванович!» – «П-приходите еще раз послушать…»
Бирюков, Тимохина и Голубев засмеялись.
– Смешно… – с упреком сказал Медников. – А Севе было не до смеха. Так и не осилил парень политэкономию. Отчислили за неуспеваемость из института.
Дверь кабинета неслышно приоткрылась. Заглянувшая секретарь-машинистка виноватым голосом проговорила:
– Извините, Антон Игнатьевич. Из Новосибирска приехала Алла Аркадьевна Солнышкина. Просит, чтобы вы срочно ее приняли…
– Пусть минуту подождет. Сейчас мы закругляемся, – ответил Бирюков.
Дверь тут же закрылась. Голубев, поднимаясь, сказал:
– Побегу в медучилище и в общежитие загляну. Авось перехвачу там Кавазашвили. Попутно предупрежу дежурного милиции на железнодорожном вокзале, чтобы смотрел в оба и, если Нино попытается улизнуть из райцентра на электричке, притормозил девоньку.
Вместе с Голубевым из кабинета вышли Тимохина и Медников. На пороге тотчас появилась Солнышкина. Как и в прошлый раз, одета она была скромно, без дорогих украшений. По-прежнему от нее исходил приятный аромат импортных духов, но лицо заметно изменилось. Вместо обаятельно-улыбчивого стало тревожно-растерянным. Под глазами появились темные круги, а в уголках глаз – морщинки, будто цветущая женщина сразу постарела на несколько лет. Тихо поздоровавшись, Алла Аркадьевна села на предложенный стул и, тяжело вздохнув, заговорила:
– Вот, Антон Игнатьевич, какая страшная беда свалилась на мою несчастную голову. Так и не могу разыскать дочь. Ни в училище, ни в общежитии никто не знает, куда после экзамена она пропала. Сокурсницы пожимают плечами. Говорят, вчера у них состоялся торжественный вечер по случаю окончания учебного года. Раньше Вика в таких мероприятиях была заводилой. Активно участвовала в художественной самодеятельности, а тут… будто сквозь землю провалилась. Представляете, как страшно запугал девочку негодяй Абасов?..
– Вы уже побывали в училище? – спросил Бирюков.
– Побывала. Хотела приехать сюда вчера, но до позднего вечера пришлось давать показания в горпрокуратуре, затем в Управлении по борьбе с организованной преступностью. Негодяй наворочал столько преступлений, аж мороз по коже продирает.
– Что Вика рассказала вам о разговоре с Абасовым?
Алла Аркадьевна опустила глаза:
– Понимаете, когда мы с Викой приехали из больницы домой, я весь день провела с ней. Утешала, как могла. Вика успокоилась, стала готовиться к экзамену. Часов в одиннадцать следующего дня позвонила Вике с работы. Спросила, как она себя чувствует. В ответ услышала раздраженное: «Плохо! Ты продолжаешь общаться с Азером?» Спокойно говорю: «Нет, доча, давно его выгнала из „Даров природы“». – «Не лги! Азер только что звонил тебе». – «Не может быть». – «Ты что, не веришь мне?» – «Верю, но не вижу повода для звонка, поскольку никаких общих дел с Абасовым не имею. Что он сказал?» – «Тебе это интересно?» – «Конечно». – «Тогда слушай! Пообещал на пару с Ильясом изнасиловать меня и придушить». – «Что ты городишь, доча?!» – «То, что слышала! Короче, сейчас я уезжаю. Запомни, ноги моей здесь больше никогда не будет». И бросила трубку. Зная, что Вика слов на ветер не бросает, я немедленно приехала домой. Дочери уже, как говорится, и след простыл. Только записка на столе осталась. Сгоряча схватила выкупленные у Ильяса квартирные документы и помчалась к Абасову. Дома, на улице Жуковского, его не оказалось. Прямиком рванула в Ельцовку, к нему на дачу. Там – пьяная пляска с гулящими девками. Соседи подсказали, что загудели негодяи со вчерашнего вечера…
– У Абасова есть на даче телефон? – воспользовавшись паузой, спросил Бирюков.
– Нет.
– Откуда же он звонил?
– Не знаю… – Алла Аркадьевна задумалась. – Машина его стояла в гараже. Значит, в тот злосчастный день Абасов никуда с дачи не уезжал. У него привычка: если уж выгнал машину из гаража, то оставлять ее на улице до позднего вечера. Боже мой, я совсем потеряла рассудок. Не мог мне в тот день звонить Абасов!..
– Как же вы об этом не догадались раньше?
Солнышкина растерянно пожала плечами:
– Викин побег настолько обескуражил, что до сих пор не могу собраться с мыслями. Главное, ведь и у следователей вчера не возникло такого вопроса. Поверили мне на слово.
– В начальной стадии расследования «на слово» приходится принимать многое. Истина выясняется после, – сказал Бирюков. – Выходит, Вика сама придумала телефонную угрозу?
– Упаси Бог! На придумки она не способна. Скорее всего, какой-то мерзавец разыграл девочку.
– Кто, по вашему мнению, и с какой целью устроил такой «розыгрыш»?
– Сразу не могу сообразить… Кроме Абасова, у меня напряженные отношения, пожалуй, только с коммерческим директором «Лебедя» Ярославом Черемисиным. Ярослав страшно боится, что я перейду ему дорогу к вершине власти в «Лебеде». Поэтому всячески старается меня скомпрометировать, чтобы выбить из седла. Однако разыграть Вику, по-моему, он не мог. В тот день Черемисин был поглощен похоронами Теплоухова.
– Он знал, что Вика в Новосибирске?
– Знал… Понимаете, когда я приехала попрощаться с Теплоуховым, Ярослав пригласил к себе в кабинет, и мы с глазу на глаз разговорились об этой загадочной истории. Черемисин поинтересовался, как себя чувствует Вика. Я сказала, что случившееся буквально шокировало ее. Пришлось, мол, привезти девочку домой. Собственно, разговор у нас, можно сказать, не клеился. Ярослава отвлекали частые телефонные звонки с выражением соболезнований фирме, и минут через пятнадцать я уехала к себе на работу.
– Как вы отважились с выкупленными у Ильяса документами отправиться к Абасову на дачу? – внезапно спросил Бирюков.
– Не знаю.
– Неужели действительно рассчитывали его запугать?
Плечи Аллы Аркадьевны нервно дернулись, словно она вспомнила очень неприятное:
– Конечно, это было откровенное безумие… Поверьте, прочитав оставленную Викой записку, я, кажется, впала в прострацию и совершенно не думала, что и как там получится при встрече с Абасовым. Меня захлестнула жажда мести. Страшно сказать, но, признаюсь откровенно, если бы у меня тогда был пистолет, я без всякой жалости, честно вам говорю, застрелила бы негодяя. Прозрение наступило, когда увидела пьяную оргию. «Боже, – взмолилась я, – отведи меня от этой нечисти подальше». И видимо, Бог все-таки есть. В тот жуткий момент, когда я не знала, что делать дальше, мне встретилась следственная группа, которая в два счета скрутила преступников.
– В прошлую нашу встречу вы по-другому говорили об Абасове. Что перевернуло ваше мнение о нем?
– Что он подонок, я знала уже тогда, но мне не было известно об убийстве Саблиной и о вымогательстве итальянского гарнитура у Теплоухова.
– Когда вы о гарнитуре узнали?
– Когда покупала у Ильяса квартирные документы. За эту информацию пришлось доплатить еще тысячу долларов.
Бирюков задумался:
– Не могу понять поведение Ильяса. Он ведь соучастник Абасова и, раскрывая перед вами преступные карты, по существу усаживал себя на скамью подсудимых…
– Антон Игнатьевич… – Солнышкина вздохнула. – У этих подонков нет ничего святого. За валюту они мать родную продадут и не охнут. Ильяс, конечно, идти под суд не собирался. Он навострил лыжи скрыться в Баку, куда уже смоталась вся абасовская банда. Задержала его организованная Абасовым пьянка с проститутками.
– О Теплоухове нового не узнали?
– К сожалению, нет. Переговорила со многими сотрудниками «Лебедя». Все в жутком удивлении. Оказывается, Николай Валентинович был сложным и замкнутым человеком. Собственно, я и раньше знала, что скромность и добропорядочность – всего лишь имидж Теплоухова. На самом деле он был жесткий мужик и в достижении цели не брезговал запрещенными методами. И на валютной бирже играл по-крупному, и с компаньонами, когда светила солидная выгода, не церемонился. Вот чего у него не отнимешь, так это умения ладить со своим коллективом. Сейчас в «Лебеде» все жалеют шефа. Черемисин даже в подметки не годится Теплоухову.
– Вопрос об избрании Черемисина Генеральным директором уже решен?
– Лимакин еще не приехал?
– Только что звонил из Новосибирска. Приедет завтра, – ответил Антон.
– Чего он там заканителился?
– Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается… – Бирюков помолчал, – Вчера успели лишь с убийством Саблиной разобраться. По нынешним временам преступление банальное. Абасов уговорил Ядвигу Станиславовну купить у него малогабаритную однокомнатную квартиру на улице Гоголя. В присутствии свидетелей получил от старухи пятнадцать миллионов и всучил ей поддельные документы. Подлинные оставил у себя, рассчитывая еще раз прокрутить аферу.
– Это те, которые выкрала у него Алла Аркадьевна?
– Те самые. Только не выкрала, а купила их у Ильяса за тысячу долларов. Компаньон Абасова по преступному бизнесу оказался на редкость жадным и трусливым. Он-то и выдал Сурена, как говорится, со всеми потрохами. Поздним вечером под предлогом дооформления документов преступники вдвоем заявились к старухе и расправились с ней так, что Ядвига Станиславовна даже охнуть не успела. Ударил ее кастетом Сурен. Ильяс помог Абасову обернуть труп рогожей и перенести в машину. Захоронить решили в разрытой водопроводчиками траншее. Среди ночи сбросили туда мертвое тело и присыпали землей. Рассчитывали, что бульдозер, зарывая траншею, надежно все упрячет, но не учли традиционное разгильдяйство коммунальщиков, которые разрывают быстро, а зарывают медленно. Так вот и остался труп почти на виду до нынешней весны. Алла Аркадьевна об этом преступлении не знала. Догадка появилась у нее, когда мы начали разыскивать Саблину.
– Ради чего она отвалила столько валюты за какие-то сомнительные документы? – снова спросил Голубев.
– Ради сведения счетов стала собирать компромат на Абасова. Обнаглевший Сурен не только пытался изнасиловать Вику, но и шантажом стал вымогать из «Даров природы» такие деньги, что не укладываются в разумные пределы.
– Значит, дружба между ними рассыпалась еще до смерти Теплоухова?
– Настоящей дружбы у них никогда не было. Был циничный интерес молодого пройдохи к преуспевающей коммерсантке бальзаковского возраста. Алла Аркадьевна не устояла перед нахрапистым жеребцом и теперь горько жалеет о своей слабости. На дачу к Сурену она поехала, чтобы припугнуть его за телефонную угрозу, однако из-за пьяной вакханалии разговор не состоялся.
– Абасов действительно угрожал Вике по телефону?
– Сурен это категорически отрицает, но Алла Аркадьевна упорно твердит, что только из-за угрозы Абасова Вика скрылась неизвестно куда. Кстати, ты еще не разыскал ее?
Голубев вздохнул:
– Нет, Антон Игнатьич. Вдобавок Кавазашвили тоже исчезла. После моего вчерашнего разговора с ней Нино в общежитии не появляется. Сегодня на утренней оперативке передал всем участковым ориентировку. Если девочка не улизнула из райцентра, разыщем.
– Постарайся не затягивать розыск. Чувствую, Кавазашвили знает о Теплоухове значительно больше, чем рассказала.
– Мне тоже так думается. По итальянскому гарнитуру Лимакин ничего нового не сказал?
– Гарнитур – тоже абасовское дело, хотя заварил его Ильяс, отбывавший наказание за хулиганство в одной колонии с Дуремаром. Узнав от уголовника о конфликте с Теплоуховым, «хулиган» рассказал об этом Сурену. Тот «творчески» обосновал мотив «претензии» и даже сам не ожидал, что так легко удастся даром увезти дорогую мебель из «Лебедя». Сработал, если можно так сказать, синдром раздутого обществом страха перед могуществом не таких уж могучих рэкетиров. Начальник теплоуховской охраны спасовал перед Абасовым, едва только тот начал демонстрировать автомат Калашникова. К смерти Теплоухова эта рэкетирская история отношения не имеет. Надо искать корни в другом. Сегодня Лимакин займется обыском квартиры и дачи Николая Валентиновича. Может быть, там отыщет какие-то следы, ведущие в райцентр. Вот вкратце все. Теперь давайте обсудим вчерашнюю находку Дубкова. – Бирюков посмотрел на Тимохину. – Чем, Лена, порадуешь?
– Не знаю, Антон Игнатьевич, то ли порадую, то ли огорчу, – ответила эксперт-криминалист. – Обнаруженные в озере вещи, судя по их размеру, принадлежали Теплоухову. Характерные особенности на подошвах туфель «Саламандра» идентичны отпечаткам следов на резиновом коврике «Форда». Паспорт и деньги, в том числе доллары, не фальшивые. В бутылке – шампанское вино без ядовитых примесей. Автомобильные ключи на брелоке с русалкой – от теплоуховского «Форда», а двухбородчатый ключ, лежавший в другом кармане пиджака, – от внутреннего замка дома Солнышкиной. Больше мне сказать нечего.
Бирюков повернулся к Голубеву:
– А ты что скажешь по этому поводу?
Слава, зажмурившись, покрутил головой:
– Я, Игнатьич, совсем запутался в загадочном клубке. Такое впечатление, будто наломали дров с Теплоуховым несовершеннолетние преступники. У малолеток, сам знаешь, поступки часто бывают настолько дерзкими, что не поддаются логическому осмыслению, как у сумасшедших. На сегодняшний день из знакомых Теплоухова в райцентре мне известны лишь Вика Солнышкина и Нино Кавазашвили. Обе красавицы уже не малолетнего возраста.
– Да, барышни взрослые, – согласился Бирюков и, подумав, добавил: – Вот только прячутся они по-детски. Это меня настораживает.
– У Вики вроде бы есть причина, а почему Нино спряталась, не могу понять. – Голубев глянул на Тимохину: – Лена, объясни мне, пожалуйста, загадочную женскую душу.
Тимохина улыбнулась:
– Не могу, Славочка.
– Почему, Лен?..
– Потому, что это необъяснимо. Одинаковых женщин, Слава, не бывает. Даже очень сходные характерами всегда имеют свои неповторимые изюминки, которые отличают одну от другой. Поэтому и поступки их разнятся.
Голубев обратился к Бирюкову:
– Вот, Игнатьич, попробуй, разберись, чего «оригиналки», каждая со своей изюминкой, мудрят. Может, Кавазашвили уехала в Новосибирск искать Вику?
– Может быть, но ты не утешай себя этим предположением, – ответил Антон и сразу спросил: – Каким образом, по-твоему, ключ от Викиного дома оказался в кармане теплоуховского пиджака?
– Сам удивляюсь. Если верить Кавазашвили, после разоблачения ее любовного альянса с Казбеком Вика у нее ключ забрала. Стало быть, передать ключик Теплоухову Нино не могла. Потом ключ у Вики вообще пропал, и она была вынуждена закрыть дверь навесным замком. Теперь у нас оказалось два ключа. Какой из них терялся?.. Допустим, навесной замочек взломал Теплоухов. Сразу возникают вопросы: зачем преуспевающий серьезный бизнесмен ломился в чужую хату? Кто с ним еще был?.. Не сами же его вещички перекочевали в озеро… Короче, Игнатьич, вся эта история похожа на армянскую загадку, которую без подсказки загадавшего ни один мудрец не разгадает.
– Думать, Слава, надо, думать…
– Думай не думай, сто рублей теперь – не деньги. Вся надежда остается только на искренние показания Солнышкиной и Кавазашвили, которые, к сожалению, ударились в бега…
В кабинет неожиданно заглянул судмедэксперт Медников:
– Можно к вам, господин прокурор? Или зайти попозже?..
– Заходи сейчас, – с улыбкой ответил Бирюков.
– Что-то новенькое, Боря, принес? – нетерпеливо спросил Голубев.
– Угу, – присаживаясь на стул рядом с ним, кивнул Медников и достал из кармана колоду игральных карт в упаковке. – Картишки вот новые купил. Сбегай за бутылкой. Быстренько обмоем да я погадаю и скажу, кто отравил Теплоухова.
– Если бы ты по правде это сказал, я бы тебе ящик сивухи поставил.
– Сивуху не пью. От нее голова на следующий день трещит и руки трясутся. Возьми лучше экологически чистую «Смирнофф» или «Абсолют», – Медников, словно спохватившись, обвел взглядом присутствующих. – Извините, «здрасьте» забыл сказать. Наверное, помешал? Серьезный разговор перебил?
– Ты нам никогда не мешаешь, а разговор у нас один и тот же, – сказал Бирюков.
– О Теплоухове?
– И о его знакомых девушках.
– Про баб всегда интересно поговорить, – Медников покосился на Тимохину. – Ты, Лена, тоже любишь эту тему?
– Нет, Боря, не люблю.
– Зря брезгуешь. Наши медички, когда время позволяет, могут с утра до вечера перемывать косточки местных ухажерок. Какая у какой мужика отбила, какая и сколько раз с чужим мужем переспала, а кто из них и днем переночевать умеет. Очень увлекательный, сексуально-детективный разговор получается. А осведомленность о любовных похождениях у наших бабенок прямо… сокрушительная.
Тимохина, улыбнувшись, сказала Голубеву:
– Вот с кем тебе надо поговорить о загадочной женской душе.
– Русскую «Госпожу Бовари» собрался писать? – удивленно повернулся к Славе Медников. – Флобера хочешь переплюнуть?
– С классиками трудно переплевываться, – усмехнулся в ответ Слава. – Хотел у Лены узнать логику женского поведения, а она говорит, что одинаковых женщин не бывает. Каждая ведет себя по-разному.
– Лена права. Женщины – товар штучный. Чего ты ими заинтересовался на старости лет?
– Вика Солнышкина и подруга ее потерялись.
– Подруга – это грузиночка, которая учебник Вике в больницу приносила?
– Да.
– Считай, что она нашлась.
– Опять разыгрываешь?
Медников посерьезнел:
– Играю я только в подкидного дурака с соседями. А зашел в прокуратуру, чтобы сказать: полчаса назад грузиночка в аптечном киоске поликлиники купила упаковку берлидорма, процокала каблучками к автобусу на конечной остановке у больницы и уехала. Меня заинтересовало: отчего такая сочная молодка пользуется снотворно-успокоительным лекарством? Не смерть ли Теплоухова ей спать мешает?.. О чем и поспешил вам доложить.
Голубев уставился на Бирюкова:
– Игнатьич, эти таблетки перед сном часто глотает Вика Солнышкина. Значит, она где-то здесь, в райцентре, но боится выходить на люди и командировала за лекарством Кавазашвили.
– На приеме у врача грузиночка не была? – спросил судмедэксперта Бирюков.
– Нет, не была. Я своими глазами видел, как она вошла в поликлинику, поднялась на второй этаж к аптечному киоску и, купив таблетки, удалилась.
– Не обознался?
– Обижаешь, гражданин прокурор. Таких привлекательных грузинок в райцентре больше нет. Я запомнил ее с первого раза, когда с учебником к Вике прибегала. Потому сегодня и заинтересовался ею, как только увидел.
– Почему она именно в поликлинику пришла?
– В других аптечных точках райцентра берлидорма нет.
– Спасибо за ценную информацию.
– Чего там, пустяки.
– Не скромничай, Боря. Честное слово, ты молодец, – весело заговорил Голубев. – С тобой приятно общаться. Каждый раз, если не рассмешишь анекдотом, то хорошей информацией порадуешь.
– Как говорил у нас в институте Павел Иванович, жизнь смешнее анекдота, – пробурчал Медников.
– Старый профессор, любивший иносказательно задавать вопросы?
– Нет, молодой доцент. Политэкономию преподавал. Немного заикался. Тоже большой оригинал был. На лекциях – заслушаешься, а на экзаменах – ухохочешься. Особенно, когда начинал отвечать Сева Каганицкий – студент-пройдоха из нашей группы. Лекции парень слушал в пол-уха, но на зачетах всех педагогов убаюкивал словонедержанием. Одного Павла Ивановича никак не мог очаровать. Слушает тот, слушает Севину словесную молотьбу, потом вдруг: «Каганицкий, сколько п-пчела меду дает?» – «Смотря какая пчела, Павел Иванович», – мигом изворачивается Сева. Доцент показывает волосатый кулак: «Вот такая!» – «Такая, Павел Иванович, не знаю». – «Единственный вопрос, на который вы ответили п-правиль-но». Осенью пошел Сева на переэкзаменовку к доценту домой и, как всегда, начал искусно плести лапти. Доцент вроде бы одобрительно покивал и говорит: «Каганицкий, я недавно баян купил. Можно, п-пока вы отвечаете, п-поиграю?» – «Конечно, Павел Иванович, можно!» – радостно согласился Сева, рассчитывая, что под шумок зачет будет обеспечен. Взял доцент музыкальный инструмент и, вперив глаза в клавиши, начал одним пальцем давить «Во саду ли, в огороде». Сева молотил, молотил – выдохся. Доцент словно удивился: «Все, Каганицкий?» – «Все, Павел Иванович». – «Х-хорошо я играю?» – «Отлично, Павел Иванович!» – «П-приходите еще раз послушать…»
Бирюков, Тимохина и Голубев засмеялись.
– Смешно… – с упреком сказал Медников. – А Севе было не до смеха. Так и не осилил парень политэкономию. Отчислили за неуспеваемость из института.
Дверь кабинета неслышно приоткрылась. Заглянувшая секретарь-машинистка виноватым голосом проговорила:
– Извините, Антон Игнатьевич. Из Новосибирска приехала Алла Аркадьевна Солнышкина. Просит, чтобы вы срочно ее приняли…
– Пусть минуту подождет. Сейчас мы закругляемся, – ответил Бирюков.
Дверь тут же закрылась. Голубев, поднимаясь, сказал:
– Побегу в медучилище и в общежитие загляну. Авось перехвачу там Кавазашвили. Попутно предупрежу дежурного милиции на железнодорожном вокзале, чтобы смотрел в оба и, если Нино попытается улизнуть из райцентра на электричке, притормозил девоньку.
Вместе с Голубевым из кабинета вышли Тимохина и Медников. На пороге тотчас появилась Солнышкина. Как и в прошлый раз, одета она была скромно, без дорогих украшений. По-прежнему от нее исходил приятный аромат импортных духов, но лицо заметно изменилось. Вместо обаятельно-улыбчивого стало тревожно-растерянным. Под глазами появились темные круги, а в уголках глаз – морщинки, будто цветущая женщина сразу постарела на несколько лет. Тихо поздоровавшись, Алла Аркадьевна села на предложенный стул и, тяжело вздохнув, заговорила:
– Вот, Антон Игнатьевич, какая страшная беда свалилась на мою несчастную голову. Так и не могу разыскать дочь. Ни в училище, ни в общежитии никто не знает, куда после экзамена она пропала. Сокурсницы пожимают плечами. Говорят, вчера у них состоялся торжественный вечер по случаю окончания учебного года. Раньше Вика в таких мероприятиях была заводилой. Активно участвовала в художественной самодеятельности, а тут… будто сквозь землю провалилась. Представляете, как страшно запугал девочку негодяй Абасов?..
– Вы уже побывали в училище? – спросил Бирюков.
– Побывала. Хотела приехать сюда вчера, но до позднего вечера пришлось давать показания в горпрокуратуре, затем в Управлении по борьбе с организованной преступностью. Негодяй наворочал столько преступлений, аж мороз по коже продирает.
– Что Вика рассказала вам о разговоре с Абасовым?
Алла Аркадьевна опустила глаза:
– Понимаете, когда мы с Викой приехали из больницы домой, я весь день провела с ней. Утешала, как могла. Вика успокоилась, стала готовиться к экзамену. Часов в одиннадцать следующего дня позвонила Вике с работы. Спросила, как она себя чувствует. В ответ услышала раздраженное: «Плохо! Ты продолжаешь общаться с Азером?» Спокойно говорю: «Нет, доча, давно его выгнала из „Даров природы“». – «Не лги! Азер только что звонил тебе». – «Не может быть». – «Ты что, не веришь мне?» – «Верю, но не вижу повода для звонка, поскольку никаких общих дел с Абасовым не имею. Что он сказал?» – «Тебе это интересно?» – «Конечно». – «Тогда слушай! Пообещал на пару с Ильясом изнасиловать меня и придушить». – «Что ты городишь, доча?!» – «То, что слышала! Короче, сейчас я уезжаю. Запомни, ноги моей здесь больше никогда не будет». И бросила трубку. Зная, что Вика слов на ветер не бросает, я немедленно приехала домой. Дочери уже, как говорится, и след простыл. Только записка на столе осталась. Сгоряча схватила выкупленные у Ильяса квартирные документы и помчалась к Абасову. Дома, на улице Жуковского, его не оказалось. Прямиком рванула в Ельцовку, к нему на дачу. Там – пьяная пляска с гулящими девками. Соседи подсказали, что загудели негодяи со вчерашнего вечера…
– У Абасова есть на даче телефон? – воспользовавшись паузой, спросил Бирюков.
– Нет.
– Откуда же он звонил?
– Не знаю… – Алла Аркадьевна задумалась. – Машина его стояла в гараже. Значит, в тот злосчастный день Абасов никуда с дачи не уезжал. У него привычка: если уж выгнал машину из гаража, то оставлять ее на улице до позднего вечера. Боже мой, я совсем потеряла рассудок. Не мог мне в тот день звонить Абасов!..
– Как же вы об этом не догадались раньше?
Солнышкина растерянно пожала плечами:
– Викин побег настолько обескуражил, что до сих пор не могу собраться с мыслями. Главное, ведь и у следователей вчера не возникло такого вопроса. Поверили мне на слово.
– В начальной стадии расследования «на слово» приходится принимать многое. Истина выясняется после, – сказал Бирюков. – Выходит, Вика сама придумала телефонную угрозу?
– Упаси Бог! На придумки она не способна. Скорее всего, какой-то мерзавец разыграл девочку.
– Кто, по вашему мнению, и с какой целью устроил такой «розыгрыш»?
– Сразу не могу сообразить… Кроме Абасова, у меня напряженные отношения, пожалуй, только с коммерческим директором «Лебедя» Ярославом Черемисиным. Ярослав страшно боится, что я перейду ему дорогу к вершине власти в «Лебеде». Поэтому всячески старается меня скомпрометировать, чтобы выбить из седла. Однако разыграть Вику, по-моему, он не мог. В тот день Черемисин был поглощен похоронами Теплоухова.
– Он знал, что Вика в Новосибирске?
– Знал… Понимаете, когда я приехала попрощаться с Теплоуховым, Ярослав пригласил к себе в кабинет, и мы с глазу на глаз разговорились об этой загадочной истории. Черемисин поинтересовался, как себя чувствует Вика. Я сказала, что случившееся буквально шокировало ее. Пришлось, мол, привезти девочку домой. Собственно, разговор у нас, можно сказать, не клеился. Ярослава отвлекали частые телефонные звонки с выражением соболезнований фирме, и минут через пятнадцать я уехала к себе на работу.
– Как вы отважились с выкупленными у Ильяса документами отправиться к Абасову на дачу? – внезапно спросил Бирюков.
– Не знаю.
– Неужели действительно рассчитывали его запугать?
Плечи Аллы Аркадьевны нервно дернулись, словно она вспомнила очень неприятное:
– Конечно, это было откровенное безумие… Поверьте, прочитав оставленную Викой записку, я, кажется, впала в прострацию и совершенно не думала, что и как там получится при встрече с Абасовым. Меня захлестнула жажда мести. Страшно сказать, но, признаюсь откровенно, если бы у меня тогда был пистолет, я без всякой жалости, честно вам говорю, застрелила бы негодяя. Прозрение наступило, когда увидела пьяную оргию. «Боже, – взмолилась я, – отведи меня от этой нечисти подальше». И видимо, Бог все-таки есть. В тот жуткий момент, когда я не знала, что делать дальше, мне встретилась следственная группа, которая в два счета скрутила преступников.
– В прошлую нашу встречу вы по-другому говорили об Абасове. Что перевернуло ваше мнение о нем?
– Что он подонок, я знала уже тогда, но мне не было известно об убийстве Саблиной и о вымогательстве итальянского гарнитура у Теплоухова.
– Когда вы о гарнитуре узнали?
– Когда покупала у Ильяса квартирные документы. За эту информацию пришлось доплатить еще тысячу долларов.
Бирюков задумался:
– Не могу понять поведение Ильяса. Он ведь соучастник Абасова и, раскрывая перед вами преступные карты, по существу усаживал себя на скамью подсудимых…
– Антон Игнатьевич… – Солнышкина вздохнула. – У этих подонков нет ничего святого. За валюту они мать родную продадут и не охнут. Ильяс, конечно, идти под суд не собирался. Он навострил лыжи скрыться в Баку, куда уже смоталась вся абасовская банда. Задержала его организованная Абасовым пьянка с проститутками.
– О Теплоухове нового не узнали?
– К сожалению, нет. Переговорила со многими сотрудниками «Лебедя». Все в жутком удивлении. Оказывается, Николай Валентинович был сложным и замкнутым человеком. Собственно, я и раньше знала, что скромность и добропорядочность – всего лишь имидж Теплоухова. На самом деле он был жесткий мужик и в достижении цели не брезговал запрещенными методами. И на валютной бирже играл по-крупному, и с компаньонами, когда светила солидная выгода, не церемонился. Вот чего у него не отнимешь, так это умения ладить со своим коллективом. Сейчас в «Лебеде» все жалеют шефа. Черемисин даже в подметки не годится Теплоухову.
– Вопрос об избрании Черемисина Генеральным директором уже решен?