– Вы сохранили записку с номером «Мерседеса»? – спросил Веселкин.
– А как же! – Мира Степановна вынула из сумочки небольшой листок. – Вот, пожалуйста, посмотрите…
На листке четко были написаны регистрационный Госномер автомобиля Сапунцова и номер его квартирного телефона. Положив записку перед собой на стол, Веселкин сказал:
– Догадываюсь, что «друг» вас не встретил.
Тараданова утвердительно кивнула:
– Приехала я позавчера рано утром. Больше часа прождала у выхода с перрона, но он так и не появился. Когда на такси добралась домой, набрала указанный в записке телефонный номер. Ответила сердитая женщина и на мою просьбу, пригласить Валентина, рявкнула: «Его нет дома!». Вчера я еще раз позвонила и получила все тот же грубый ответ.
– Как узнали, что «друга» зовут Валентином?
– Это питерский мужчина мне сказал без записи на бумажку. Да еще и предупредил, чтобы, кроме Валентина, никому лекарство не отдавала. По моей просьбе он и внешность друга словами описал: «Высокого роста. Черные волосы зачесаны назад и бородка с усиками».
– О себе мужчина что говорил?
– Совсем ничего.
– Внешность помните?
– Его невозможно не запомнить. Высокий, в элегантном светлом плаще и в фуражке с тульей, как у Жириновского. Лицо благородное, чисто выбритое. Приятная белозубая улыбка, тонкие губы словно алой помадой подкрашены.
– Возраст какой?
– Лет сорока, может, чуть старше. Жалею, не догадалась спросить хотя бы фамилию и телефон. Думала, все пройдет гладко, а уже до угроз дошло… – Тараданова округлила подведенные зеленовато-синими тенями глаза. – Представляете, вчера в десятом часу вечера забренчал дверной звонок. Посмотрела в оптический глазок – на лестничной площадке переминается с ноги на ногу одетый в джинсу живчик. Спросила: «Чего надо?» – «Я от Валентина за лекарством». – «Почему Валентин сам не приехал?» – «Он в командировке». – «Когда вернется, пусть сам приезжает». – «Мать, не валяй дурочку. Не отдашь мирно, силой возьмем». Я вскипела: «Убирайся, силач, по добру по здорову, пока милицию не вызвала!» – «Гляди, мать, слезно будешь плакать». – «Уматывай, сынок, пока наручники на твои лапы не надели!». Живчик недолго похорохорился и затопал по ступенькам к выходу. Из спальни у нас весь двор виден. Я понаблюдала через окно, как он сел в темно-вишневую иномарку и уехал. На душе стало муторно. Представляете, даже во сне ругала себя: зачем, дурочка, связалась с этим лекарством?…
– Что за лекарство? – спросил Веселкин.
– Мужчина сказал, противораковое, дорогое… – Мира Степановна достала из сумки небольшую коробочку, завернутую в черный пакет от фотобумаги и плотно обклеенную со всех сторон скотчем. – Вот, посмотрите. Может, подскажете, что мне теперь с этой посылкой делать?…
– С какой целью вы приходили в автоинспекцию? – рассматривая упаковку, спросил Веселкин.
– Хотела по номеру «Мерседеса» узнать домашний адрес владельца и отвезти ему лекарство домой. Ваш сотрудник отсоветовал это делать.
Веселкин передал коробочку Долженкову:
– Леня, сходи к экспертам-криминалистам. Пусть химики проверят, что здесь так плотно упаковано. Не отрава ли какая?…
Когда Долженков ушел, Тараданова испуганно проговорила:
– Если эксперты нарушат упаковку, что я скажу Валентину?
– Некому, Мира Степановна, говорить. Валентин убит, поэтому и не встретил вас у вокзала.
Лицо Тарадановой стало растерянным.
– Ой, что ж это такое… – шепотом выдохнула она. – Неужели по легкомыслию я влипла в страшную историю?
– Вы здесь ни при чем, – успокоил Веселкин. – А привезенная вами из Питера посылка может оказаться для следствия полезной.
– Неужели из-за пустяковой посылочки убили человека?
– Время теперь такое, что убить могут и за пустяк.
– Ой, ваша правда! Телевизор, когда ни включишь, все новости начинаются с убийств, будто других событий в России нет. Прямо какое-то дьявольское наваждение, а не жизнь. И зачем я связалась с этим лекарством? Ведь мужчина не навязывал его. Просто предложил, а я рада стараться! Бывает же такое помрачение, будто под гипнозом.
– Чем он вас «загипнотизировал»?
– Честно сказать, ничего особенного не было. Ту неделю, что провела в Петербурге, погода держалась мерзкая. То дождь со снегом, то пронизывающий до костей ветер. Я пожаловалась, мол, из-за противной погоды толком не посмотрела красивейший город. Мужчина тоже посетовал, дескать, наше северное лето – карикатура южных зим. Потом заговорили о сложной жизни. При этом, помню, он сказал, что жизнь тем сложнее, чем больше у человека ума и тонкости чувств.
– О лекарстве какой разговор был?
– Самый обычный. Когда согласилась взять посылочку, мужчина попросил: «Пожалуйста, не утеряйте. Лекарство очень редкое, импортное, добытое с большим трудом». – «От какой болезни?» – спросила я. «Противораковое. Вы далеко от вокзала живете?» – «Почти рядом, на улице Владимировской». – «Вот и хорошо, – мужчина посмотрел на два моих громоздких баула. – Валентин вас с вещами подвезет до дома. Постарайтесь номер его “Мерседеса” не спутать». – «Да он же у меня на бумажке записан». – «Все равно будьте внимательны. Ныне жулья много развелось. Кроме Валентина, никому посылку не отдавайте». – «Это для него лекарство?» – «Нет, сам Валентин здоров. Он знает, кому дальше передать». – «А насчет денег – никаких вопросов?» – «Все оплачено полностью. Ваша задача – передать и только». Когда объявили посадку на поезд, мужчина по-джентльменски занес мои баулы в купе, мило распрощался, и мы расстались.
– Дочь не провожала вас?
– К сожалению, у нее не было возможности отлучиться с работы. Она секретарь-референт в солидной коммерческой фирме. Зять – известный в Петербурге адвокат тоже очень занятой человек. Во время моего отъезда он выступал на судебном процессе, связанном с незаконной приватизацией госсобственности. Дети заказали такси к дому и попрощались со мной заранее. Ключ от их квартиры я по договоренности оставила соседям.
Уходивший к экспертам-криминалистам Долженков вернулся на удивление быстро.
– Когда будет готов анализ? – спросил его Веселкин.
– Анализировать, Константин Георгиевич, нечего. В упаковке – сотня таблеток галлюциногена «Экстази». Стоимость этой коробочки, по самым скромным подсчетам, двадцать пять тысяч рублей.
– Что такое «экстази»? – не поняла Тараданова.
– Сильно действующий наркотик зарубежного производства.
– Ой-ой… – лицо Миры Степановны побледнело. – За провоз наркотиков мне надо собираться в тюрьму?…
– Не торопитесь в пекло за чужие грехи, – сказал Веселкин. – Постарайтесь вспомнить все подробности о мужчине, всучившем вам наркотик под видом лекарства.
Напуганная осложнившейся ситуацией Тараданова при всем ее искреннем старании никаких дополнительных подробностей вспомнить не смогла. Без всякого сомнения, это был один из нередких случаев, когда доверчивые люди попадают под влияние обаятельных мошенников и против своей воли, неосознанно, втягиваются в криминальную орбиту.
– Мира Степановна, припомните говор того мужчины, – попросил Веселкин. – Его манеру строить фразу, акцент или диалект. Может быть, в голосе чувствовались какие-то национальные оттенки…
Тараданова недолго подумала:
– Фразы он строил легко, чисто по-русски, а акцент чувствовался. Знаете, такой… прибалтийский. Да и внешностью он похож на белокурого прибалта или на финна.
– Кроме вас, еще были пассажиры из Петербурга в Новосибирск?
– Были какие-то туристы с огромными рюкзаками. Две пары молодоженов, справлявших свадебное путешествие, полностью заняли одно купе. Ну, и разночинного люда десятка полтора было. Не знаю, почему мужчина из всех новосибирцев выбрал меня. Самой надежной посчитал, что ли…
– Уверены, что с другими он ничего не передавал?
– Не видела я этого. Когда покупала билет, мужчина стоял у кассового окна и, наверное, слышал, куда мне надо ехать. Расплатившись с кассиром, я отошла в сторону и стала укладывать сдачу с билетом в сумочку. Мужчина сразу подошел ко мне. Словом, на моих глазах он с другими пассажирами не разговаривал… – Тараданова тяжело вздохнула. – Скажите, ради Бога, что надо делать, если ко мне вновь нагрянут с угрозой и станут силой требовать эту проклятую посылку?
Веселкин достал из стола визитную карточку. Отдав ее Тарадановой, сказал:
– В случае чего – немедленно звоните мне или в дежурную часть милиции по телефону ноль-два.
– Спасибо, Константин Георгиевич, – заглянув в визитку, поблагодарила Мира Степановна.
После письменного оформления показаний и составления протокола изъятия наркотика Долженков проводил Тараданову до выхода из Управления, вернувшись в кабинет, спросил:
– Пора браться за Аркадия Могильного?
– Давайте вначале, как говорят политики, обсудим текущий момент, – ответил Веселкин. – Связь Сапунцова с реализацией наркотиков стала очевидной, но кто этим бизнесом дирижирует, пока не известно. Не Назарян ли из Австралии?…
– При современных средствах связи ничего удивительного в этом нет, – сказал Долженков. – По крайней мере, сейчас выяснилась нештатная ситуация, возникшая в кафе «Вдохновение» вчерашним вечером. Получив категоричный отказ Тарадановой в выдаче ему «посылки». Могильный почуял, что запахло паленым. Срочно примчавшись к Слонихе, он приказал немедленно прекратить торговлю запрещенным зельем.
– Правомочен ли шофер давать такие приказы?
– Тут, Константин Георгиевич, возможны два варианта. Либо Могильный такой же драгдилер, как Сапунцов, либо он получил приказ от кого-то свыше.
– Вот этого «кого-то» надо обязательно вычислить. По-моему, личный шофер Назаряна – пешка в рискованной игре. Поэтому он и посылку требовал у Тарадановой с примитивными угрозами, не веря в успех затеянной операции. Валентин Сапунцов, бесспорно, являлся осведомленным дилером, но с него теперь взятки гладки.
– А как вам понравился способ транспортировки наркотика из Петербурга в Новосибирск? – спросил Слава Голубев.
– Изобретательный способ, – сказал Веселкин. – Если бы к приезду Тарадановой Сапунцов был жив, он без проблем забрал бы у Миры Степановны упаковку «экстази», и мы об этом ничего бы не узнали. Подвела дельцов смерть Валентина.
А питерский отправитель наркоты, видать, неплохой психолог.
– Да, он удачно определил доверчивую одинокую пассажирку, которую никто не провожает. Следовательно, и свидетелей вручения ей «посылочки» никаких нет. По всей вероятности, этот канал транспортировки использовался не первый раз и сбоев прежде не давал.
– Но рискованно же отправлять посылку стоимостью в двадцать пять тысяч рублей с совершенно незнакомым человеком.
– По мнению лихих бизнесменов, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Собственно говоря, риск был небольшой. У Тарадановой на лице написано, что Мира Степановна не жуликоватая женщина. Она не станет любопытничать, что упрятано в упаковке, и бескорыстно передаст ее кому надо. А специальному наркокурьеру приходится платить немалые деньги, – Веселкин посмотрел на Долженкова. – Так, Леня?
– Конечно, так, Константин Георгиевич. К тому же, питерский канал доставки «экстази» безопасен. Внутри России таможенного досмотра нет, и передача «посылочек» с попутчиками умно придумана.
– Дураки в такие игры не играют… – Веселкин помолчал. Садись, Леня, в «Волгу» и привези сюда Аркадия Могильного. Попробуем раскусить, что за фрукт – личный шофер бизнесмена Назаряна.
Глава XXIII
– А как же! – Мира Степановна вынула из сумочки небольшой листок. – Вот, пожалуйста, посмотрите…
На листке четко были написаны регистрационный Госномер автомобиля Сапунцова и номер его квартирного телефона. Положив записку перед собой на стол, Веселкин сказал:
– Догадываюсь, что «друг» вас не встретил.
Тараданова утвердительно кивнула:
– Приехала я позавчера рано утром. Больше часа прождала у выхода с перрона, но он так и не появился. Когда на такси добралась домой, набрала указанный в записке телефонный номер. Ответила сердитая женщина и на мою просьбу, пригласить Валентина, рявкнула: «Его нет дома!». Вчера я еще раз позвонила и получила все тот же грубый ответ.
– Как узнали, что «друга» зовут Валентином?
– Это питерский мужчина мне сказал без записи на бумажку. Да еще и предупредил, чтобы, кроме Валентина, никому лекарство не отдавала. По моей просьбе он и внешность друга словами описал: «Высокого роста. Черные волосы зачесаны назад и бородка с усиками».
– О себе мужчина что говорил?
– Совсем ничего.
– Внешность помните?
– Его невозможно не запомнить. Высокий, в элегантном светлом плаще и в фуражке с тульей, как у Жириновского. Лицо благородное, чисто выбритое. Приятная белозубая улыбка, тонкие губы словно алой помадой подкрашены.
– Возраст какой?
– Лет сорока, может, чуть старше. Жалею, не догадалась спросить хотя бы фамилию и телефон. Думала, все пройдет гладко, а уже до угроз дошло… – Тараданова округлила подведенные зеленовато-синими тенями глаза. – Представляете, вчера в десятом часу вечера забренчал дверной звонок. Посмотрела в оптический глазок – на лестничной площадке переминается с ноги на ногу одетый в джинсу живчик. Спросила: «Чего надо?» – «Я от Валентина за лекарством». – «Почему Валентин сам не приехал?» – «Он в командировке». – «Когда вернется, пусть сам приезжает». – «Мать, не валяй дурочку. Не отдашь мирно, силой возьмем». Я вскипела: «Убирайся, силач, по добру по здорову, пока милицию не вызвала!» – «Гляди, мать, слезно будешь плакать». – «Уматывай, сынок, пока наручники на твои лапы не надели!». Живчик недолго похорохорился и затопал по ступенькам к выходу. Из спальни у нас весь двор виден. Я понаблюдала через окно, как он сел в темно-вишневую иномарку и уехал. На душе стало муторно. Представляете, даже во сне ругала себя: зачем, дурочка, связалась с этим лекарством?…
– Что за лекарство? – спросил Веселкин.
– Мужчина сказал, противораковое, дорогое… – Мира Степановна достала из сумки небольшую коробочку, завернутую в черный пакет от фотобумаги и плотно обклеенную со всех сторон скотчем. – Вот, посмотрите. Может, подскажете, что мне теперь с этой посылкой делать?…
– С какой целью вы приходили в автоинспекцию? – рассматривая упаковку, спросил Веселкин.
– Хотела по номеру «Мерседеса» узнать домашний адрес владельца и отвезти ему лекарство домой. Ваш сотрудник отсоветовал это делать.
Веселкин передал коробочку Долженкову:
– Леня, сходи к экспертам-криминалистам. Пусть химики проверят, что здесь так плотно упаковано. Не отрава ли какая?…
Когда Долженков ушел, Тараданова испуганно проговорила:
– Если эксперты нарушат упаковку, что я скажу Валентину?
– Некому, Мира Степановна, говорить. Валентин убит, поэтому и не встретил вас у вокзала.
Лицо Тарадановой стало растерянным.
– Ой, что ж это такое… – шепотом выдохнула она. – Неужели по легкомыслию я влипла в страшную историю?
– Вы здесь ни при чем, – успокоил Веселкин. – А привезенная вами из Питера посылка может оказаться для следствия полезной.
– Неужели из-за пустяковой посылочки убили человека?
– Время теперь такое, что убить могут и за пустяк.
– Ой, ваша правда! Телевизор, когда ни включишь, все новости начинаются с убийств, будто других событий в России нет. Прямо какое-то дьявольское наваждение, а не жизнь. И зачем я связалась с этим лекарством? Ведь мужчина не навязывал его. Просто предложил, а я рада стараться! Бывает же такое помрачение, будто под гипнозом.
– Чем он вас «загипнотизировал»?
– Честно сказать, ничего особенного не было. Ту неделю, что провела в Петербурге, погода держалась мерзкая. То дождь со снегом, то пронизывающий до костей ветер. Я пожаловалась, мол, из-за противной погоды толком не посмотрела красивейший город. Мужчина тоже посетовал, дескать, наше северное лето – карикатура южных зим. Потом заговорили о сложной жизни. При этом, помню, он сказал, что жизнь тем сложнее, чем больше у человека ума и тонкости чувств.
– О лекарстве какой разговор был?
– Самый обычный. Когда согласилась взять посылочку, мужчина попросил: «Пожалуйста, не утеряйте. Лекарство очень редкое, импортное, добытое с большим трудом». – «От какой болезни?» – спросила я. «Противораковое. Вы далеко от вокзала живете?» – «Почти рядом, на улице Владимировской». – «Вот и хорошо, – мужчина посмотрел на два моих громоздких баула. – Валентин вас с вещами подвезет до дома. Постарайтесь номер его “Мерседеса” не спутать». – «Да он же у меня на бумажке записан». – «Все равно будьте внимательны. Ныне жулья много развелось. Кроме Валентина, никому посылку не отдавайте». – «Это для него лекарство?» – «Нет, сам Валентин здоров. Он знает, кому дальше передать». – «А насчет денег – никаких вопросов?» – «Все оплачено полностью. Ваша задача – передать и только». Когда объявили посадку на поезд, мужчина по-джентльменски занес мои баулы в купе, мило распрощался, и мы расстались.
– Дочь не провожала вас?
– К сожалению, у нее не было возможности отлучиться с работы. Она секретарь-референт в солидной коммерческой фирме. Зять – известный в Петербурге адвокат тоже очень занятой человек. Во время моего отъезда он выступал на судебном процессе, связанном с незаконной приватизацией госсобственности. Дети заказали такси к дому и попрощались со мной заранее. Ключ от их квартиры я по договоренности оставила соседям.
Уходивший к экспертам-криминалистам Долженков вернулся на удивление быстро.
– Когда будет готов анализ? – спросил его Веселкин.
– Анализировать, Константин Георгиевич, нечего. В упаковке – сотня таблеток галлюциногена «Экстази». Стоимость этой коробочки, по самым скромным подсчетам, двадцать пять тысяч рублей.
– Что такое «экстази»? – не поняла Тараданова.
– Сильно действующий наркотик зарубежного производства.
– Ой-ой… – лицо Миры Степановны побледнело. – За провоз наркотиков мне надо собираться в тюрьму?…
– Не торопитесь в пекло за чужие грехи, – сказал Веселкин. – Постарайтесь вспомнить все подробности о мужчине, всучившем вам наркотик под видом лекарства.
Напуганная осложнившейся ситуацией Тараданова при всем ее искреннем старании никаких дополнительных подробностей вспомнить не смогла. Без всякого сомнения, это был один из нередких случаев, когда доверчивые люди попадают под влияние обаятельных мошенников и против своей воли, неосознанно, втягиваются в криминальную орбиту.
– Мира Степановна, припомните говор того мужчины, – попросил Веселкин. – Его манеру строить фразу, акцент или диалект. Может быть, в голосе чувствовались какие-то национальные оттенки…
Тараданова недолго подумала:
– Фразы он строил легко, чисто по-русски, а акцент чувствовался. Знаете, такой… прибалтийский. Да и внешностью он похож на белокурого прибалта или на финна.
– Кроме вас, еще были пассажиры из Петербурга в Новосибирск?
– Были какие-то туристы с огромными рюкзаками. Две пары молодоженов, справлявших свадебное путешествие, полностью заняли одно купе. Ну, и разночинного люда десятка полтора было. Не знаю, почему мужчина из всех новосибирцев выбрал меня. Самой надежной посчитал, что ли…
– Уверены, что с другими он ничего не передавал?
– Не видела я этого. Когда покупала билет, мужчина стоял у кассового окна и, наверное, слышал, куда мне надо ехать. Расплатившись с кассиром, я отошла в сторону и стала укладывать сдачу с билетом в сумочку. Мужчина сразу подошел ко мне. Словом, на моих глазах он с другими пассажирами не разговаривал… – Тараданова тяжело вздохнула. – Скажите, ради Бога, что надо делать, если ко мне вновь нагрянут с угрозой и станут силой требовать эту проклятую посылку?
Веселкин достал из стола визитную карточку. Отдав ее Тарадановой, сказал:
– В случае чего – немедленно звоните мне или в дежурную часть милиции по телефону ноль-два.
– Спасибо, Константин Георгиевич, – заглянув в визитку, поблагодарила Мира Степановна.
После письменного оформления показаний и составления протокола изъятия наркотика Долженков проводил Тараданову до выхода из Управления, вернувшись в кабинет, спросил:
– Пора браться за Аркадия Могильного?
– Давайте вначале, как говорят политики, обсудим текущий момент, – ответил Веселкин. – Связь Сапунцова с реализацией наркотиков стала очевидной, но кто этим бизнесом дирижирует, пока не известно. Не Назарян ли из Австралии?…
– При современных средствах связи ничего удивительного в этом нет, – сказал Долженков. – По крайней мере, сейчас выяснилась нештатная ситуация, возникшая в кафе «Вдохновение» вчерашним вечером. Получив категоричный отказ Тарадановой в выдаче ему «посылки». Могильный почуял, что запахло паленым. Срочно примчавшись к Слонихе, он приказал немедленно прекратить торговлю запрещенным зельем.
– Правомочен ли шофер давать такие приказы?
– Тут, Константин Георгиевич, возможны два варианта. Либо Могильный такой же драгдилер, как Сапунцов, либо он получил приказ от кого-то свыше.
– Вот этого «кого-то» надо обязательно вычислить. По-моему, личный шофер Назаряна – пешка в рискованной игре. Поэтому он и посылку требовал у Тарадановой с примитивными угрозами, не веря в успех затеянной операции. Валентин Сапунцов, бесспорно, являлся осведомленным дилером, но с него теперь взятки гладки.
– А как вам понравился способ транспортировки наркотика из Петербурга в Новосибирск? – спросил Слава Голубев.
– Изобретательный способ, – сказал Веселкин. – Если бы к приезду Тарадановой Сапунцов был жив, он без проблем забрал бы у Миры Степановны упаковку «экстази», и мы об этом ничего бы не узнали. Подвела дельцов смерть Валентина.
А питерский отправитель наркоты, видать, неплохой психолог.
– Да, он удачно определил доверчивую одинокую пассажирку, которую никто не провожает. Следовательно, и свидетелей вручения ей «посылочки» никаких нет. По всей вероятности, этот канал транспортировки использовался не первый раз и сбоев прежде не давал.
– Но рискованно же отправлять посылку стоимостью в двадцать пять тысяч рублей с совершенно незнакомым человеком.
– По мнению лихих бизнесменов, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Собственно говоря, риск был небольшой. У Тарадановой на лице написано, что Мира Степановна не жуликоватая женщина. Она не станет любопытничать, что упрятано в упаковке, и бескорыстно передаст ее кому надо. А специальному наркокурьеру приходится платить немалые деньги, – Веселкин посмотрел на Долженкова. – Так, Леня?
– Конечно, так, Константин Георгиевич. К тому же, питерский канал доставки «экстази» безопасен. Внутри России таможенного досмотра нет, и передача «посылочек» с попутчиками умно придумана.
– Дураки в такие игры не играют… – Веселкин помолчал. Садись, Леня, в «Волгу» и привези сюда Аркадия Могильного. Попробуем раскусить, что за фрукт – личный шофер бизнесмена Назаряна.
Глава XXIII
Поджарый в джинсовых штанах и такой же курточке с яркой вышивкой «Рэнглер» на левом нагрудном карманчике, примерно, тридцатилетний Аркадий Могильный, как сказала Тараданова, действительно походил на спортивного живчика. Усевшись на предложенный Веселкиным стул, он то и дело менял позу, будто его что-то покалывало, а сизо-черные глаза на смуглом лице беспокойно метались вправо – влево и вверх – вниз. При этом выражение лица было таким, словно человек спросонок не может сообразить, куда и зачем его привезли.
– Что, Аркаша, не можешь понять, почему тобой заинтересовался уголовный розыск? – спросил Веселкин.
– Ага, не могу допереть, с какого бодуна наехали на мою одиозную персону, – живо ответил Могильный.
– Наркотиками давно занимаешься?
– Чтоб мне неженатым умереть, кроме табака и водки, другой отравы не кушаю. Как говорят в моей ридной Одессе, курить я буду, но пить не брошу.
– Одессит?
– Коренной и потомственный.
– Мне нравятся одесские шутки, только сегодня не до них. Дело очень серьезное.
– Когда надо, могу быть серьезным.
– В Сибирь каким ветром занесло?
– Попутным, юго-западным. Три года назад владелец бензоколонок Ованес Грантович Назарян уговорил стать личным его шофером. С тех пор вожу шефа по Новосибирску и области.
– Как с ним познакомился?
– Он прилетал в Одессу, чтобы в Черном море поплескаться и одесских девочек пощекотать. Познакомились, как в старом анекдоте, когда пацан зазывает оттянуться вернувшихся с приисков золотоискателей: «Дяденьки, дяденьки! Заходите к нам! У нас три б…ди есть: матушка, сестренка Аннушка и дедушка». «А дедушка при чем?» – «Он за водкой бегает». Вот и я знакомил Назаряна с одесскими очаровашками да за напитками бегал. Моя расторопность понравилась шефу. Купил он мне в Новосибирске квартирку, переправил украинские водительские права на российские и жалованье хорошее определил.
– Какие поручения и наказы дает?
– Наказ один – за рулем всегда быть трезвым. Поручения – поставлять ко двору шефа обаятельных чаровниц.
– Назарян холостяк?
– Семья у него живет в солнечном Ереване, а здесь холостячит со свистом.
– Вчера вечером на улицу Владимировскую ты по его поручению ездил?
– Намекните, чего я там потерял?…
– Хотел забрать посылку из Петербурга для Валентина Сапунцова. Получив отказ, примчался в кафе «Вдохновение» и сказал Слонихе, чтобы немедленно прекратила торговлю наркотиками.
Могильный удивленно вытаращил глаза:
– Не надо, командир… Не надо клеить мне опасную игру. Такими фишками никогда в жизни не играл. Не буду пудрить мозги, признаюсь честно: я бывший одесский фармазон.
– Сбывал фальшивые драгоценности?
– Ага, впаривал отдыхающим в Крыму лохам стекляшки вместо алмазов и снизки перламутровых ракушек вместо коралловых ожерелий. Под судом и следствием не был. Бог миловал. Это в прошлом. Теперь – добросовестный водитель, свято почитающий Уголовный кодекс России.
– Значит, ни на Владимировской, ни в кафе «Вдохновение» ты вчерашним вечером не был и со Слонихой не общался?
– Та на кой хрен мне сдались и Владимировская, и Слониха с ее «Вдохновением»!
– Аркаша, такому голословному отрицанию не доверит даже пятилетний одесский ребенок.
– В Одессе дети умные.
– Ты ведь одессит и тоже должен быть неглупым…
– Каждый нормальный мужик считает, что у него достаточно ума, но не хватает денег, – с усмешкой сказал Могильный.
– Почему же отрицаешь очевидное?
– Очевидное может показаться невероятным, но могу поклясться чем угодно, что о наркотиках ничего не ведаю.
– Расскажи о том, что ведаешь.
– Задавайте вопросы.
– Сначала ответь на вопрос о Владимировской, кафе и Слонихе.
Могильный поерзал на стуле, побегал глазами из стороны в сторону и хмуро, с неохотой, заговорил:
– Шеф мне позвонил. Спросил, почему Валька Сапунцов не встретил на железнодорожном вокзале бабу, с которой ему отправили из Питера лекарство, и сам, мол, на телефонные звонки не отвечает. Я сказал, что Валентин больше недели назад пропал без вести и недавно объявлен в розыск. Шеф, как оглушенный, с минуту промолчал. Потом сердито матюгнулся, назвал номер квартирного телефона и фамилию бабы – Тараданова. Живет, мол, она на улице Владимировской. Подсказал, чтобы я по телефонному справочнику узнал номер дома и квартиры, да немедленно забрал у нее лекарство. Мол, скажи бабе, что Валентин уехал в длительную командировку, а таблетки дозарезу нужны лежащему при смерти больному. Если баба забузит, пригрози, что заберем силой. И попросил сразу же сообщить ему результат по телефону.
– Назарян откуда звонил?
– Из Ростова-на-Дону.
– Разве он не в Австралии?
– Там он всего несколько дней пробыл.
– Почему так мало?
– Та хрен его знает. Может, шашлык из кроликов не понравился. Или побоялся, что кенгуру засунет в свою сумку вниз головой.
– В Ростове какие у него дела?
– Чечня там близко. Наверно, присматривается, нельзя ли присосаться к чеченской нефтяной трубе. На войне всегда немеряные «бабки» крутятся.
– Не наркотики в южных краях его привлекают?
– Конфиденциальных сведений шеф мне не сообщает.
– Позвонил ты ему, когда Тараданова тебя отфутболила?
– Как приказывали. Шеф опять зло матюгнулся и сказал, чтобы я аллюром мчал в кафешку и передал Земфире указание: немедленно прекратить базар. Какую блажь под этим распоряжением он имел на уме, не ведаю.
– Аркаша, не прикидывайся шлангом. Будто не знаешь, что на жаргоне означает «кайф-базар»…
– Ага, шли два мужика: один в белом плаще, другой тоже пьяный… – Могильный уставился на Веселкина. – «Кайф-базар» знаю: притон для наркоманов. Да шеф-то сказал только «базар». Это, по одесским меркам, две большие разницы.
– Коли так, ответь на другой вопрос. Какое дело связывает Назаряна с хозяйкой кафе?
– Назарян с кем только не повязан.
– Не конкретный ответ.
– В конкретности шеф меня не посвящает. Порученцем по конкретным делам у него был Валя Сапунцов. Как поется в старой песне о Вятском уроженце, всю Россию он объехал и даже в Турции бывал.
– С какими поручениями?
– Об этом ведали только шеф да Валя.
– Что Сапунцов убит, знаешь?
– Час назад Вера Александровна весь офис на уши поставила. К похоронам готовятся.
– О причине убийства что говорят?
– Совсем ничего, только руками разводят.
– Лично у тебя какое мнение?
– Бог суровой карой наказал шельму.
– За что?
– Грешил Сапун много и догрешился до ручки.
– В чем заключались его грехи?
– На арапа любил брать, да, видно, на такого же нарвался.
– Чувствуется, дружбы у тебя с ним не было?
– Я в Одессе по горло нагрешился. Теперь всех греховодников стороной обхожу. Когда предлагают уголовный замес, прикидываюсь дурнем, чтобы отвязались. Под видом дурака жить легче.
– Сапунцов что-то тебе предлагал?
– На прошлой неделе намекал, мол, одессит, есть возможность кучу халявных баксов огрести. Возьмешься?… Я прикинулся лопухом: «Если за спасибо отвалишь, возьму баксы, а за криминал браться – у меня кишка тонка». – «Дело пустяковое». – «Извини, Валюха, за пустяки кучами не платят». Сапун усмехнулся: «Ну, вольному – воля». – «А пешему – лапти», – добавил я. На том и разошлись, как в Африке слоны.
– Сутью дела не поинтересовался?
– Та мне это надо?… Я тертый калач. О законах криминальной братвы осведомлен: чем меньше знаешь, тем дольше проживешь.
– И Сапунцов не проговорился?
– По одесским меркам, Сапун не умный, но и дурак не круглый. Когда надо, он умел держать язык за зубами.
– А Максим Ширинкин как?…
– Брюхатый болван болваном.
– Что их связывало?
– Желание Сапуна иметь под рукой шестерку. Сам он перед шефом устилался в доску и хотел, чтобы перед ним хоть один придурок хвостом подметал. На меня Валя смотрел искоса. Не любил, что с хохмочками ускользаю из-под его влияния.
– Оружие какое у него было?
– Зауеровскую пушку с глушителем за поясом таскал.
– Нелегально?
– Та хрен его знает.
Веселкин вновь повернул разговор к кафе «Вдохновение», однако Могильный о наркобизнесе, похоже, на самом деле ничего не знал. Объясняя свое знакомство с шофером Слонихи и с барменом, он без лукавства заявил, что неоднократно привозил в кафе шефа, где тот за бутылкой коньяка встречался с малозначащими партнерами по бензиновым делам или «снимал» понравившуюся очаровашку. С солидными бизнесменами Назарян обычно вел переговоры в офисе или в ресторанах.
– В Петербурге у Назаряна есть знакомые бизнесмены, с которыми он поддерживает связь? – спросил Веселкин.
Могильный пожал плечами:
– О Питере я услышал от шефа впервые вчера вечером, когда он срочно направил меня к Тарадановой за лекарством. Вот в Ригу шеф иногда звонил по мобильнику прямо из машины какому-то Витасу.
– Витас – это имя или фамилия?
– Похоже, что кликуха, позаимствованная у придурковатого прибалта, который по телеящику не поет, а изображает душераздирающий визг охранной сигнализации.
– Отчего такое предположение?
– Оттого, что сам шеф выступал под кликухой Валдиса, игравшего в «Угадай мелодию» и махавшего руками, как ветряная мельница крыльями. Разговор начинался так: «Витас, это Валдис говорит». Дальше шеф задавал только вопросы: как дела? зелень получил? когда встречать?… Разговаривал не дольше минуты и отключался.
Заметив, что Славе Голубеву не терпится вступить в разговор, Веселкин сказал ему:
– Задавай Аркадию наболевшие вопросы.
– Назарян не рассказывал о своем путешествии по Оби летом прошлого года? – сразу спросил Слава.
– Чего рассказывать, если я сам с ним вояжировал, – ответил Могильный.
– Телохранителем, что ли?
– Та какой из меня телохранитель. Сапунцов должен был с шефом путешествовать, но передумал.
– Почему?
– В самый последний момент, когда я привез их к причалу, где шла посадка туристов на теплоход, Сапун увидел на палубе знакомую полячку очаровательной внешности и заявил шефу, что не может перед ней засвечиваться. Они между собой пошептались, и шеф, чтобы путевка не сгорела попусту, решил вместо Сапунцова взять в вояж меня. Времени на сборы уже не оставалось. Пришлось ехать в рабочем прикиде. Как был в джинсе, так и отчалил.
– Как прошло путешествие?
Могильный усмехнулся:
– Примерно так, как сказал хохол, побывавший в Тбилиси на празднике в честь грузинского поэта Шота Руставели: «Шо-то пили, шо-то ели, шо-то было руставели».
– Пьянствовали, что ли?
– Не без того. Шеф с ходу облюбовал полячку, которой испугался Сапунцов. Яной ее зовут. Стал расправлять крылья, как орел-стервятник. Дескать, валюты невпроворот, с нефтяными магнатами побратим и в конечном смысле: пойдем, очаровашка, ко мне в каюту – озолочу. Облюбованная шефом пассия строила изумленные глазки, но дальше этого – шалишь, дядя, гуляй мимо. По-другому и быть не могло. Она вояжировала с мужем Гошей. Тот целыми днями сидел у раскрытого окна каюты и строчил в толстой тетрадке то ли «Путешествие из Новосибирска в Салехард», то ли сочинял российский вариант поэмы «Витязь в овечьей шкуре». На мой наметанный глаз, у Яны с Гошей гармонии не было. Яна вроде опекала супруга, будто малолетку. Опираясь на мои наблюдения, шеф рассчитывал соблазнить панночку, но дико бортанулся.
– Долго он ухаживал за Яной?
– Весь вояж офонарело клеился. Я всякими путями старался переключить его внимание с гордой полячки на других дам, но ассортимент одиноких туристок оказался крайне беден. С расстройства шеф увлекся алкоголем. Марочных вин на теплоходе не было. От российского шампанского и азербайджанского коньяка началась изжога. Пришлось ему причащаться молдавским кагором.
– Назарян не затаил камень за пазухой на отвергнувшую его ухаживания Яну?
Могильный замялся:
– Не замечал, чтобы шеф метал камни в очаровательных женщин. Любовниц он богато одаривает и быстро забывает.
– К соперникам как относится?
– Может скомпрометировать, запустив даме в уши сплетню в виде версии.
– А «заказать» соперника может?
– До такого никогда дело не доходило.
– Но могло дойти?
– Чем злой дьявол не шутит, когда боженька спит.
– Аркаша, ты опять увиливаешь от конкретных ответов, – сказал Веселкин.
– Виляю потому, что конкретно не ведаю, какая моча могла стукнуть в буйную голову шефа.
– Допустим, Сапунцову Назарян мог поручить устранение соперника?
– Валентин преданно выполнял все поручения шефа, но на мокрые дела раньше не ходил.
– В его портфеле мы обнаружили пятьдесят тысяч долларов. Это о чем-то тебе говорит?
– Только о том, что пачка «зелени» толстая. За половину таких баксов Сапун мог нанять профессионального киллера, а остаток положить в свой карман.
– Максим Ширинкин на роль киллера не подходит?
– Дуракам закон не писан.
– Отвечай поточнее, Аркаша.
– Если точнее, то ради баксов брюхатый может и подельника под горячую руку замочить.
– Даже, если подельник – Сапунцов?
– Какая ему разница, – Могильный нахмурился и вдруг, постучав указательным пальцем по лбу, сказал: – Мыслительный аппарат подсказывает, что на то дело, от которого на прошлой неделе отказался я, Сапун уговорил Максима.
– Так получается, – подтвердил Веселкин.
– Вай, вай, какая глупость… Жадность фраера сгубила. Вместо того, чтобы нанять за баксы профессионала, Валя отправился на дело с болваном Ширинкиным, который после стакана водки становится дурнее паровоза. Максим, наверно, ударился в бега?
– Что, Аркаша, не можешь понять, почему тобой заинтересовался уголовный розыск? – спросил Веселкин.
– Ага, не могу допереть, с какого бодуна наехали на мою одиозную персону, – живо ответил Могильный.
– Наркотиками давно занимаешься?
– Чтоб мне неженатым умереть, кроме табака и водки, другой отравы не кушаю. Как говорят в моей ридной Одессе, курить я буду, но пить не брошу.
– Одессит?
– Коренной и потомственный.
– Мне нравятся одесские шутки, только сегодня не до них. Дело очень серьезное.
– Когда надо, могу быть серьезным.
– В Сибирь каким ветром занесло?
– Попутным, юго-западным. Три года назад владелец бензоколонок Ованес Грантович Назарян уговорил стать личным его шофером. С тех пор вожу шефа по Новосибирску и области.
– Как с ним познакомился?
– Он прилетал в Одессу, чтобы в Черном море поплескаться и одесских девочек пощекотать. Познакомились, как в старом анекдоте, когда пацан зазывает оттянуться вернувшихся с приисков золотоискателей: «Дяденьки, дяденьки! Заходите к нам! У нас три б…ди есть: матушка, сестренка Аннушка и дедушка». «А дедушка при чем?» – «Он за водкой бегает». Вот и я знакомил Назаряна с одесскими очаровашками да за напитками бегал. Моя расторопность понравилась шефу. Купил он мне в Новосибирске квартирку, переправил украинские водительские права на российские и жалованье хорошее определил.
– Какие поручения и наказы дает?
– Наказ один – за рулем всегда быть трезвым. Поручения – поставлять ко двору шефа обаятельных чаровниц.
– Назарян холостяк?
– Семья у него живет в солнечном Ереване, а здесь холостячит со свистом.
– Вчера вечером на улицу Владимировскую ты по его поручению ездил?
– Намекните, чего я там потерял?…
– Хотел забрать посылку из Петербурга для Валентина Сапунцова. Получив отказ, примчался в кафе «Вдохновение» и сказал Слонихе, чтобы немедленно прекратила торговлю наркотиками.
Могильный удивленно вытаращил глаза:
– Не надо, командир… Не надо клеить мне опасную игру. Такими фишками никогда в жизни не играл. Не буду пудрить мозги, признаюсь честно: я бывший одесский фармазон.
– Сбывал фальшивые драгоценности?
– Ага, впаривал отдыхающим в Крыму лохам стекляшки вместо алмазов и снизки перламутровых ракушек вместо коралловых ожерелий. Под судом и следствием не был. Бог миловал. Это в прошлом. Теперь – добросовестный водитель, свято почитающий Уголовный кодекс России.
– Значит, ни на Владимировской, ни в кафе «Вдохновение» ты вчерашним вечером не был и со Слонихой не общался?
– Та на кой хрен мне сдались и Владимировская, и Слониха с ее «Вдохновением»!
– Аркаша, такому голословному отрицанию не доверит даже пятилетний одесский ребенок.
– В Одессе дети умные.
– Ты ведь одессит и тоже должен быть неглупым…
– Каждый нормальный мужик считает, что у него достаточно ума, но не хватает денег, – с усмешкой сказал Могильный.
– Почему же отрицаешь очевидное?
– Очевидное может показаться невероятным, но могу поклясться чем угодно, что о наркотиках ничего не ведаю.
– Расскажи о том, что ведаешь.
– Задавайте вопросы.
– Сначала ответь на вопрос о Владимировской, кафе и Слонихе.
Могильный поерзал на стуле, побегал глазами из стороны в сторону и хмуро, с неохотой, заговорил:
– Шеф мне позвонил. Спросил, почему Валька Сапунцов не встретил на железнодорожном вокзале бабу, с которой ему отправили из Питера лекарство, и сам, мол, на телефонные звонки не отвечает. Я сказал, что Валентин больше недели назад пропал без вести и недавно объявлен в розыск. Шеф, как оглушенный, с минуту промолчал. Потом сердито матюгнулся, назвал номер квартирного телефона и фамилию бабы – Тараданова. Живет, мол, она на улице Владимировской. Подсказал, чтобы я по телефонному справочнику узнал номер дома и квартиры, да немедленно забрал у нее лекарство. Мол, скажи бабе, что Валентин уехал в длительную командировку, а таблетки дозарезу нужны лежащему при смерти больному. Если баба забузит, пригрози, что заберем силой. И попросил сразу же сообщить ему результат по телефону.
– Назарян откуда звонил?
– Из Ростова-на-Дону.
– Разве он не в Австралии?
– Там он всего несколько дней пробыл.
– Почему так мало?
– Та хрен его знает. Может, шашлык из кроликов не понравился. Или побоялся, что кенгуру засунет в свою сумку вниз головой.
– В Ростове какие у него дела?
– Чечня там близко. Наверно, присматривается, нельзя ли присосаться к чеченской нефтяной трубе. На войне всегда немеряные «бабки» крутятся.
– Не наркотики в южных краях его привлекают?
– Конфиденциальных сведений шеф мне не сообщает.
– Позвонил ты ему, когда Тараданова тебя отфутболила?
– Как приказывали. Шеф опять зло матюгнулся и сказал, чтобы я аллюром мчал в кафешку и передал Земфире указание: немедленно прекратить базар. Какую блажь под этим распоряжением он имел на уме, не ведаю.
– Аркаша, не прикидывайся шлангом. Будто не знаешь, что на жаргоне означает «кайф-базар»…
– Ага, шли два мужика: один в белом плаще, другой тоже пьяный… – Могильный уставился на Веселкина. – «Кайф-базар» знаю: притон для наркоманов. Да шеф-то сказал только «базар». Это, по одесским меркам, две большие разницы.
– Коли так, ответь на другой вопрос. Какое дело связывает Назаряна с хозяйкой кафе?
– Назарян с кем только не повязан.
– Не конкретный ответ.
– В конкретности шеф меня не посвящает. Порученцем по конкретным делам у него был Валя Сапунцов. Как поется в старой песне о Вятском уроженце, всю Россию он объехал и даже в Турции бывал.
– С какими поручениями?
– Об этом ведали только шеф да Валя.
– Что Сапунцов убит, знаешь?
– Час назад Вера Александровна весь офис на уши поставила. К похоронам готовятся.
– О причине убийства что говорят?
– Совсем ничего, только руками разводят.
– Лично у тебя какое мнение?
– Бог суровой карой наказал шельму.
– За что?
– Грешил Сапун много и догрешился до ручки.
– В чем заключались его грехи?
– На арапа любил брать, да, видно, на такого же нарвался.
– Чувствуется, дружбы у тебя с ним не было?
– Я в Одессе по горло нагрешился. Теперь всех греховодников стороной обхожу. Когда предлагают уголовный замес, прикидываюсь дурнем, чтобы отвязались. Под видом дурака жить легче.
– Сапунцов что-то тебе предлагал?
– На прошлой неделе намекал, мол, одессит, есть возможность кучу халявных баксов огрести. Возьмешься?… Я прикинулся лопухом: «Если за спасибо отвалишь, возьму баксы, а за криминал браться – у меня кишка тонка». – «Дело пустяковое». – «Извини, Валюха, за пустяки кучами не платят». Сапун усмехнулся: «Ну, вольному – воля». – «А пешему – лапти», – добавил я. На том и разошлись, как в Африке слоны.
– Сутью дела не поинтересовался?
– Та мне это надо?… Я тертый калач. О законах криминальной братвы осведомлен: чем меньше знаешь, тем дольше проживешь.
– И Сапунцов не проговорился?
– По одесским меркам, Сапун не умный, но и дурак не круглый. Когда надо, он умел держать язык за зубами.
– А Максим Ширинкин как?…
– Брюхатый болван болваном.
– Что их связывало?
– Желание Сапуна иметь под рукой шестерку. Сам он перед шефом устилался в доску и хотел, чтобы перед ним хоть один придурок хвостом подметал. На меня Валя смотрел искоса. Не любил, что с хохмочками ускользаю из-под его влияния.
– Оружие какое у него было?
– Зауеровскую пушку с глушителем за поясом таскал.
– Нелегально?
– Та хрен его знает.
Веселкин вновь повернул разговор к кафе «Вдохновение», однако Могильный о наркобизнесе, похоже, на самом деле ничего не знал. Объясняя свое знакомство с шофером Слонихи и с барменом, он без лукавства заявил, что неоднократно привозил в кафе шефа, где тот за бутылкой коньяка встречался с малозначащими партнерами по бензиновым делам или «снимал» понравившуюся очаровашку. С солидными бизнесменами Назарян обычно вел переговоры в офисе или в ресторанах.
– В Петербурге у Назаряна есть знакомые бизнесмены, с которыми он поддерживает связь? – спросил Веселкин.
Могильный пожал плечами:
– О Питере я услышал от шефа впервые вчера вечером, когда он срочно направил меня к Тарадановой за лекарством. Вот в Ригу шеф иногда звонил по мобильнику прямо из машины какому-то Витасу.
– Витас – это имя или фамилия?
– Похоже, что кликуха, позаимствованная у придурковатого прибалта, который по телеящику не поет, а изображает душераздирающий визг охранной сигнализации.
– Отчего такое предположение?
– Оттого, что сам шеф выступал под кликухой Валдиса, игравшего в «Угадай мелодию» и махавшего руками, как ветряная мельница крыльями. Разговор начинался так: «Витас, это Валдис говорит». Дальше шеф задавал только вопросы: как дела? зелень получил? когда встречать?… Разговаривал не дольше минуты и отключался.
Заметив, что Славе Голубеву не терпится вступить в разговор, Веселкин сказал ему:
– Задавай Аркадию наболевшие вопросы.
– Назарян не рассказывал о своем путешествии по Оби летом прошлого года? – сразу спросил Слава.
– Чего рассказывать, если я сам с ним вояжировал, – ответил Могильный.
– Телохранителем, что ли?
– Та какой из меня телохранитель. Сапунцов должен был с шефом путешествовать, но передумал.
– Почему?
– В самый последний момент, когда я привез их к причалу, где шла посадка туристов на теплоход, Сапун увидел на палубе знакомую полячку очаровательной внешности и заявил шефу, что не может перед ней засвечиваться. Они между собой пошептались, и шеф, чтобы путевка не сгорела попусту, решил вместо Сапунцова взять в вояж меня. Времени на сборы уже не оставалось. Пришлось ехать в рабочем прикиде. Как был в джинсе, так и отчалил.
– Как прошло путешествие?
Могильный усмехнулся:
– Примерно так, как сказал хохол, побывавший в Тбилиси на празднике в честь грузинского поэта Шота Руставели: «Шо-то пили, шо-то ели, шо-то было руставели».
– Пьянствовали, что ли?
– Не без того. Шеф с ходу облюбовал полячку, которой испугался Сапунцов. Яной ее зовут. Стал расправлять крылья, как орел-стервятник. Дескать, валюты невпроворот, с нефтяными магнатами побратим и в конечном смысле: пойдем, очаровашка, ко мне в каюту – озолочу. Облюбованная шефом пассия строила изумленные глазки, но дальше этого – шалишь, дядя, гуляй мимо. По-другому и быть не могло. Она вояжировала с мужем Гошей. Тот целыми днями сидел у раскрытого окна каюты и строчил в толстой тетрадке то ли «Путешествие из Новосибирска в Салехард», то ли сочинял российский вариант поэмы «Витязь в овечьей шкуре». На мой наметанный глаз, у Яны с Гошей гармонии не было. Яна вроде опекала супруга, будто малолетку. Опираясь на мои наблюдения, шеф рассчитывал соблазнить панночку, но дико бортанулся.
– Долго он ухаживал за Яной?
– Весь вояж офонарело клеился. Я всякими путями старался переключить его внимание с гордой полячки на других дам, но ассортимент одиноких туристок оказался крайне беден. С расстройства шеф увлекся алкоголем. Марочных вин на теплоходе не было. От российского шампанского и азербайджанского коньяка началась изжога. Пришлось ему причащаться молдавским кагором.
– Назарян не затаил камень за пазухой на отвергнувшую его ухаживания Яну?
Могильный замялся:
– Не замечал, чтобы шеф метал камни в очаровательных женщин. Любовниц он богато одаривает и быстро забывает.
– К соперникам как относится?
– Может скомпрометировать, запустив даме в уши сплетню в виде версии.
– А «заказать» соперника может?
– До такого никогда дело не доходило.
– Но могло дойти?
– Чем злой дьявол не шутит, когда боженька спит.
– Аркаша, ты опять увиливаешь от конкретных ответов, – сказал Веселкин.
– Виляю потому, что конкретно не ведаю, какая моча могла стукнуть в буйную голову шефа.
– Допустим, Сапунцову Назарян мог поручить устранение соперника?
– Валентин преданно выполнял все поручения шефа, но на мокрые дела раньше не ходил.
– В его портфеле мы обнаружили пятьдесят тысяч долларов. Это о чем-то тебе говорит?
– Только о том, что пачка «зелени» толстая. За половину таких баксов Сапун мог нанять профессионального киллера, а остаток положить в свой карман.
– Максим Ширинкин на роль киллера не подходит?
– Дуракам закон не писан.
– Отвечай поточнее, Аркаша.
– Если точнее, то ради баксов брюхатый может и подельника под горячую руку замочить.
– Даже, если подельник – Сапунцов?
– Какая ему разница, – Могильный нахмурился и вдруг, постучав указательным пальцем по лбу, сказал: – Мыслительный аппарат подсказывает, что на то дело, от которого на прошлой неделе отказался я, Сапун уговорил Максима.
– Так получается, – подтвердил Веселкин.
– Вай, вай, какая глупость… Жадность фраера сгубила. Вместо того, чтобы нанять за баксы профессионала, Валя отправился на дело с болваном Ширинкиным, который после стакана водки становится дурнее паровоза. Максим, наверно, ударился в бега?