– Далеко не убежал. Засыпался на другом деле. Сейчас лежит под капельницей.
   – Стрихнину болвану надо накапать, чтобы гикнулся следом за Сапуном… – Могильный, поморщившись, тяжело вздохнул: Дурно мне станет, если бандитский сабантуй учинен по указке шефа. Выгонит он меня с теплого местечка, когда узнает, что я развязал перед вами язык.
   – То, что Назарян сам может лишиться своего места под солнцем, тебя не тревожит?
   – В такое трудно поверить. Шеф крутой инвалид. У него длинная рука в больших верхах.
   – Длинную руку можно ампутировать.
   – Свежо предание… Много потратите сил, а гуманные судьи отправят по этапу лишь стрелочника Ширинкина. По-вашему, я не прав?
   – Кто прав, кто виноват, покажет время… – Веселкин помолчал. – Скажи, Аркаша, чем увлекло Назаряна скучное путешествие по Оби, если ему по карману круиз, скажем, вокруг Европы на комфортабельном морском лайнере, где в роскошных барах можно «причащаться» не только молдавским кагором, и «ассортимент» отдыхающих дам значительно богаче?
   – Шеф не отдыхать отправлялся до Салехарда. Хотел разведать, нельзя ли продвинуть бизнес ближе к Заполярью.
   – Что из этой разведки вышло?
   – Не понравились ему северные широты. Сказал, там, как в Якутии, кроме сосулек, ничего не растет. Возвращался расстроенным. Еще и несговорчивая полячка кайф испортила.
   – Как он с ней расстался после путешествия?
   – Без вывихов, с воздушным поцелуйчиком. Даже приказал встречавшему нас на речвокзале в Новосибирске Сапунцову, чтобы отвез в своем «мерсе» Яну с Гошей в райцентр, хотя самим нам пришлось добираться домой на такси. Шеф никогда не сжигает за собой мосты.
   – Не слышал, какой наказ при этом он дал Сапунцову?
   – Чтобы постарался любыми путями уговорить Яну в заграничное путешествие. И добавил любимое свое слово «озолочу». Мол, если она кинет Гошу, не пожалеет.
   Веселкин посмотрел Могильному в глаза:
   – В твоих показаниях, Аркадий, получается грубая неувязка. Плыть с Назаряном на теплоходе Сапунцов побоялся из опасения «засветиться» перед Яной. А везти ее с Гошей в райцентр согласился, как ни в чем не бывало. Чем это объяснишь?
   – Все неувязки объясняются вызвавшими их причинами, – не отводя взгляда сказал Могильный. – Сапун не хотел афишировать перед Яной, с которой у него какие-то странные отношения, своей зависимости от любвеобильного шефа. А в райцентр повез под видом случайной встречи. Даже три гвоздички у подвернувшейся торговки цветами купил, чтобы презентовать Яне. Она, кажется, раскусила этот трюк и приняла его с усмешкой. И Гоша скривил физиономию от такого фарса.
   – Разве Сапунцов не сказал Назаряну, что Гоша вовсе не муж Яны?
   Могильный насторожился:
   – А кто, любовник?
   – Нет.
   – А-а-а. По нынешним понятиям, спонсор.
   – Тоже нет.
   На лице Могильного появилось недоумение:
   – Шо-то я не узнаю себя. Вроде как играю у Якубовича в «Поле чудес», но не угадываю ни одной буквы… Кем же доводится полячке этот загадочный Гоша?
   – Он муж любовницы Сапунцова из райцентра.
   – И та любовница отдала мужа Яне напрокат?
   – Яна всего лишь сопровождала его в круизе по Оби.
   – Забавный ребус… – Могильный оживился. – Теперь понятно, ради чего темнил Сапун. За счет шефа Валя решил устранить своего соперника. Или я опять попал пальцем в небо?
   – Поживем – увидим, – уклончиво ответил Веселкин и сразу спросил: – Когда Назарян намерен вернуться в Новосибирск?
   – Приказал завтра утром встретить его в аэропорту Толмачево с ростовским рейсом.
   – Постарайся, Аркадий, о нашем разговоре ему не говорить.
   – Такой треп не в моих интересах…

Глава XXIV

   В конце рабочего дня Бирюкову позвонил Веселкин. Коротко рассказав о последних событиях, он попросил Антона приехать со следователем в Новосибирск завтра утром пораньше, чтобы совместно обсудить дальнейшие следственно-оперативные действия.
   Бирюков и Лимакин выехали из райцентра перед восходом солнца. Ночью прошел теплый майский дождь. Свежий воздух был насыщен кислородом, и прокурорские «Жигули», управляемые Антоном, стремительно катились по влажной асфальтированной дороге. По обеим сторонам кузбасской трассы тянулись ровные поля, окаймленные сумрачными массивами хвойного леса. Стараясь не задремать под монотонное урчание мотора, заговорили о потеплении сибирского климата. Слово по слову разговор незаметно перешел в деловое русло.
   – Оказывается, Петр, Сапунцов приезжал в райцентр не герболайф пропагандировать, как говорил Царьковой с Золовкиной при первой встрече, – сказал Бирюков.
   – А что? – спросил Лимакин.
   – Судя по тому, как Валентин быстро отвадил от телефонных звонков наркоманов, угрожавших Софии Михайловне, привозил он наркотики некой Коновалихе для реализации.
   – Откуда Коновалиха у нас появилась?
   – Наверное, из местных барыга. Не слышал о ней?
   – Я, Антон Игнатьевич, слышал другое: последнее время в нашем районе купить «дозу» героина стало проще, чем бутылку водки. Но считал, что вал наркоты идет из Новосибирска. Трудно поверить, что в районном захолустье нашлась лихачка, не побоявшаяся организовать наркопритон. Здесь же все на слуху.
   – На слуху, но… выходит, проморгали мы создание притона.
   – При чем мы? Куда криминальная милиция смотрит?
   – Видимо, туда, где халявным доходом делятся.
   – Да за это надо в шею гнать деляг из милиции!
   – Гнать – мало. На скамью подсудимых садить надо. Как только завершим дело по убийству Царькова, сразу возьмемся за Коновалиху.
   – Если милиция с ней повязана, много неприятностей будет.
   – О приятном, Петр, думать не приходится, когда молодежь гибнет. В этом году в райцентру сколько наркоманов от передозировки погибло?
   – Трое. И все в возрасте чуть за двадцать лет. На эту тему я с Медниковым беседовал. Борис говорит, что барыги в целях наживы добавляют в героин всякую гадость: толченый мел, зубной порошок и даже детскую присыпку талька. От таких суррогатов передозировка – явление распространенное… – Лимакин нахмуренно помолчал. – Что еще нового Веселкин рассказал?
   – Новостей много. Серебристо-белый «Мерседес», одежда, в которой Сапунцов ушел из дома, и черный портфель «Дюпон» обнаружены в сапунцовском гараже. А в портфеле – пятьдесят тысяч долларов.
   – Солидная сумма, однако.
   – Для поставщика наркотиков не так уж и большая.
   – Может, это киллерский гонорар за убийство Царькова?
   – Для «гонорара», по-моему, многовато. Царьков – мелкая сошка, чтобы за его голову такие деньги платить.
   – Ох, запутанное дело… Ширинкина врачи привели в чувство?
   – Привели. Сегодня можно будет допросить Максима.
   – Представляю, как старательно начнет он изворачиваться и отрицать содеянное.
   – Как бы ни старался, а песенка его спета.
   – У меня, Антон Игнатьевич, не выходят из головы дневниковые размышления Царькова об иллюзорности жизни. Вот и преступники тешат себя иллюзиями о безнаказанности. Взять, например, Коновалиху… На какое чудо она надеется? Считает, что наркотическая веревочка будет виться без конца?…
   – В царьковском дневнике, Петр, мне запомнилась чеховская фраза: «Ничто так не оглупляет и не развращает человека, как деньги». Сказано давно, но будто о современном преступном сообществе, которое уверовало в магическую силу денег и оттого ведет себя вызывающе дерзко. Отношение к милицейским и судебным органам, скажем, у той же Коновалихи плёвое, потому как барыга наверняка знает, что не все благополучно в этих органах…
   На восходе солнца впереди показались пригородные строения Новосибирска. Сразу возрос поток встречных машин. Большой город словно выдавливал из себя ревущий и фыркающий копотью длинный хвост разномастной техники. Кое-как преодолев автомобильную пробку у вещевого рынка, проехали в общем потоке транспорта по расцвеченным рекламными щитами улицам, и наконец Бирюков с облегчением остановил «Жигули» у входа в Управление уголовного розыска.
   Несмотря на ранний час, Веселкин с Голубевым были уже на работе. После обычных при встрече приветствий они предложили приехавшим чай с бутербродами. Завтрак на скорую руку занял минут двадцать. За это время Веселкин уточнил некоторые подробности розыскных мероприятий вчерашнего дня. Когда он умолк, Бирюков спросил:
   – Не выяснили, из какого источника в портфеле Сапунцова появились пятьдесят тысяч долларов?
   – Вот документ, – Веселкин показал заверенную печатью справку. – Эту валюту, цент в цент, Назарян получил за российские рубли в обменном пункте Промстройбанка накануне отъезда в Австралию.
   – Не с пустым же карманом он за границу уехал.
   – Разумеется, нет. В том же самом Банке Ованес Грантович оформил кредитную карточку, по которой можно околесить весь мир.
   – Выходит, на убийстве Царькова Сапунцов с Ширинкиным хотели хорошо заработать?
   – По словам вашей землячки Чибисовой, получается так.
   – Не многовато ли доморощенные киллеры заломили с Назаряна? – усомнился Бирюков. – Цена «заказа», сам знаешь, обычно зависит от сложности исполнения. Одно дело, скажем, ликвидировать в многолюдном городе бизнесмена, который без вооруженной охраны шагу не ступает, другое – убить одинокого инвалида в тихом райцентре.
   – Мне тоже щедрость Ованеса Грантовича непонятна, – согласился Веселкин. – Цена слишком велика за устранение заурядного соперника. И исполнители «заказа» выбраны неразумно. Что Сапунцов, что Ширинкин – дилетанты в делах подобного рода. Не стану гадать, какие замыслы у них были. В настоящий момент у меня есть лишь одна уверенность: затеяно это безрассудство Валентином Сапунцовым.
   – В этом и я не сомневаюсь. Нет ответа на другой вопрос: ради чего?…
   – Вчера Аркадий Могильный высказал предположение, будто Сапунцов, обманув Назаряна, хотел ликвидировать своего соперника.
   – Царьков не был никому соперником. Хотя София Михайловна материально поддерживала его, но он совершенно не вмешивался, в личную жизнь бывшей жены.
   – Не надоела Софии такая поддержка?
   – При ее доходах – это совсем не обременительная обуза.
   – Бывает, и капля переполняет чашу терпения.
   – Здесь не тот случай. Добрые отношения между бывшими супругами поддерживались без принуждения.
   – Словом, мадам Царькова вне подозрений?
   – Думаю, что – да. Женщина она порядочная.
   – Однако перед Сапунцовым не устояла…
   – Это не от испорченности. Возраст у Софии Михайловны такой, когда основной инстинкт сбивает с панталыку.
   – Она же не глупенькая девочка, чтобы совершенно не разбираться в выборе партнера.
   – Нынешние раскрепощенные девочки разбираются в мужиках лучше, чем взрослые дамы, прошедшие суровую школу социалистического воспитания.
   – Когда Царькова прервала связь с Сапунцовым?
   – В июле прошлого года.
   – Долго созревал нарыв.
   – На десятом месяце прорвался. За это время Сапунцов и Назарян наверняка сменили по косому десятку любовниц и вдруг вспомнили инвалида Царькова, который, видите ли, им чем-то помешал.
   – Да, такая «помеха» притянута за уши, – подумав, сказал Веселкин. – Сдается мне, что Сапунцов ловко охмурил шефа, но, связавшись с непредсказуемым Ширинкиным, сам попал в ловушку.
   – Я такого же мнения.
   – Царьков не наркоманил?
   – Нет. И спиртным не увлекался.
   – Значит, алкогольно-наркотическую версию исключаем?
   – По имеющейся информации, убийство Царькова ни с наркотиками, ни с алкоголем не связано. Вот конфликт соучастников преступления вполне мог возникнуть на этой почве, – сказал Бирюков. – Кстати, когда можно допросить Ширинкина?
   – Врач сказал, в любое время дня. Однако прежде, чем заняться Максимом, надо нам, Антон Игнатьевич, побеседовать в аэропорту с Назаряном до того, как он успеет пообщаться со своим шофером Аркашей Могильным, который будет его встречать… – Веселкин глянул на часы. – До прибытия ростовского рейса остается полтора часа. Чтобы не опоздать, предлагаю заранее поехать в Толмачево.
   – Поехали, – согласился Антон.

Глава XXV

   На дорогу до Толмачево ушло около получаса. Бирюков ехал в «Волге» с Веселкиным, который ориентировался на улицах Новосибирска не хуже профессионального таксиста. Следом не отставал Слава Голубев с Лимакиным в прокурорских «Жигулях». Несмотря на прошедший ночью дождь, здание аэровокзала выглядело мрачно. На взлетном поле не слышалось обычного по утрам рева прогреваемых турбин самолетов, готовящихся к рейсам. Лишь у международного терминала тарахтел компрессор бензозаправщика, качавшего топливо в утробу авиалайнера с изображением германского флага на хвостовом стабилизаторе. На испещренной мелкими лужами привокзальной площади стояло с полдесятка частных автомобилей. Темно-вишневой «Тойоты» Могильного среди них не было.
   Бирюков попросил Голубева узнать в справочном бюро вокзала, не опаздывает ли ростовский рейс. Вскоре Слава доложил, что из Ростова сегодня самолета но будет, но через полчаса прибывает ИЛ-86 из Москвы.
   – Финита ля комедиа, – сказал Веселкин. – Либо авиаторы безобразничают, либо Назарян пошел зигзагами. Коль уж сюда приехали, придется встретить москвичей. Вдруг получится так, что мы ждем Ованеса Грантовича с моря на корабле, а он скатится с горы на лыжах…
   – Полчаса нам судьбы не решат, – ответил Антон. – Давай подождем.
   Неожиданно неподалеку от «Волги» остановилась темно-вишневая «Тойота», за рулем которой сидел Аркадий Могильный. Веселкин тут же подошел к нему и с улыбочкой сказал:
   – Доброе утро, Аркаша.
   – Здравия желаю, командир! – с заметным удивлением, но бодро ответил одессит.
   – Кого встречаешь?
   – За шефом приехал.
   – Что же ты вчера о ростовском рейсе нагородил?
   На лице Могильного появилась виноватая улыбка:
   – Чтоб мне неженатым умереть, за что купил, за то и продал. Ночью шеф перезвонил и приказал встречать не из Ростова, а из Москвы.
   – Чего он запетлял, как заяц?
   – Та хрен его знает.
   – Ты не лезь шефу на глаза, пока я с ним не переговорю.
   – Заметано. Исполню, как приказали. Кажись, мне надо сматывать монатки в ридную Одессу?
   – Не спеши наперед батьки в пекло.
   – Чую, пекло разгорается здесь. Боюсь опалиться.
   – Если не виноват, не бойся.
   – Касаемо наркоты моя совесть чиста, как у младенца. А за пакости «батьки» дите не в ответе.
   – О наших встречах помалкивай.
   – Заяц трепаться не любит.
   – До пока, Аркаша.
   – До побаченья, командир.
   Веселкин вернулся к «Волге». Посоветовавшись сообща, решили, что он с Бирюковым займутся Назаряном. Голубев проконтролирует поступление багажа Ованеса Грантовича, а Лимакин понаблюдает за Могильным: не передаст ли кто из пассажиров ему «посылочку», как это должна была сделать Тараданова при несостоявшейся встрече с Сапунцовым.
   …ИЛ-86 совершил посадку точно по расписанию. Затормозив в конце летной полосы, лайнер неторопливо развернулся, медленно подрулил к вокзалу и, громко рыкнув, заглушил турбины. К борту сразу подкатил аэрофлотовский трап. Началась неспешная высадка пассажиров.
   Назарян спустился по трапу в числе первых. Невысокого роста и худощавый он выглядел молодо, но типично кавказское лицо с орлиным носом выдавало истинный возраст. На нем был ладно пригнанный клетчатый костюм, через плечо перекинут стального цвета плащ, а в правой руке – черный портфель – точная копия сапунцовского «Дюпона». Выйдя через распахнутые ворота на привокзальную площадь, «сын Кавказа», вероятно, отыскивая личного шофера, огляделся. Подошедший к нему Веселкин предъявил удостоверение личности и сказал:
   – Ованес Грантович, надо срочно с вами поговорить.
   Лицо Назаряна недовольно нахмурилось. Оторвав взгляд от развернутых корочек, он устало вздохнул:
   – Чем обязан?…
   – Лично вы – ничем. Разговор пойдет о Валентине Сапунцове.
   – Знаете такого?
   – Знаю, мой телохранитель. Что с Валентином?
   – Убили его.
   – Кто?!
   Вместо ответа Веселкин предложил:
   – Пройдемте к нашей машине. Там прокурор района, в котором совершено убийство. Он расскажет вам известные следствию факты.
   – Извините, меня ждет шофер, – Назарян показал на Могильного, выскочившего из «Тойоты», словно пружинистый чертик из табакерки. – Можно передать ему портфель и плащ?
   – Пожалуйста, передайте.
   При передаче портфеля Ованес Грантович сказал Могильному короткое «обожди» и хмуро зашагал рядом с Веселкиным. Краем глаза Веселкин заметил, как от прокурорских «Жигулей» по направлению к «Тойоте» неторопливо направился Лимакин. Когда подошли к «Волге», сидевший в ней Бирюков предусмотрительно распахнул дверцу. Официально представившись, он пригласил Назаряна к себе на заднее сиденье. Быстро усевшись. Назарян сразу спросил:
   – Извините, гражданин прокурор, какая необходимость занесла Валентина Сапунцова в ваш район?
   – Вы, наверное, сами знаете, какие у него были дела в райцентре, – ответил Антон.
   – Совсем, дорогой, не знаю. Я никогда не посылал Валентина туда.
   – Между тем, Сапунцов приезжал к нам неоднократно.
   – В мое отсутствие?
   – Напротив, при вашем присутствии.
   – Странно такое слышать…
   – Выходит, Валентин утаивал от вас эти поездки?
   Назарян ладонью пригладил густые седеющие волосы.
   – Обождите, обождите… – задумчиво проговорил он и как будто вспомнил: – Впрочем, была у него в райцентре знакомая женщина по имени, кажется, Соня, но я давно от Валентина о ней не слышал. Со средины прошлого лета Валентин ни разу не упомянул о Соне.
   – Раньше часто упоминал?
   – Что скрывать, любил похвастаться количествам покоренных женщин. Не из-за них беда с Валентином получилась?
   – Сначала «беду» совершил Валентин. При соучастии Максима Ширинкина он убил гражданина Царькова. Примерно через час после этого убийства Ширинкин застрелил Валентина.
   – Не хочу верить! – эмоционально воскликнул Назарян. – Кто Ширинкин? Кто Царьков? Зачем убили?
   – Ширинкин – друг Валентина. Уголовная кличка у него «Максим-толстый».
   – Не знаю такого уголовника, совсем не знаю.
   – А Царьков – это муж той женщины, которую в прошлом году «покорил» Сапунцов. Вы его знаете, как Гошу – мужа Яны Золовкиной…
   – Гоша бросил Яну и женился на знакомой Валентина?
   – Никогда он не был мужем Яны. В круизе на теплоходе до Оби Золовкина, выполняя просьбу подруги, сопровождала его и выдавала за мужа, чтобы не досаждали поклонники.
   – Не понимаю, зачем красивой незамужней женщине избегать поклонников?
   – Говорит, что не может забыть погибшего в автокатастрофе мужа.
   – Смотри, какая преданная… – Назарян покачал головой. – Валентин убил Гошу, чтобы не мешал жениться на его жене?
   – На этот вопрос мы и ищем ответ.
   – Не могу вам помочь. Для меня смерть Валентина – гром с чистого неба. Я за границей был. Не знаю, что тут в мое отсутствие натворил Сапунцов.
   Пристроившийся на переднем сиденье боком к разговаривающим Веселкин перехватил ускользнувший от глаз Бирюкова взгляд Назаряна и без обиняков спросил:
   – Ованес Грантович, как у Сапунцова оказались пятьдесят тысяч долларов, которые перед отъездом в Австралию вы получили в обменном пункте Промстройбанка?
   Ответ был неожиданным.
   – Эти доллары я передал Валентину для обеспечения безопасности, – без малейшего колебания спокойно сказал Назарян.
   – Немалые деньги… – с ноткой удивления проговорил Веселкин.
   – Что делать, дорогой. Жизнь дороже денег.
   – Вашей жизни что-то угрожало?
   – Киллеры поставили меня на счетчик.
   – Интересно, из-за чего?
   – Самому не понятно. Долгов у меня нет. Кредитов ни у кого не брал. Бизнес делаю честно. С коллегами, налоговой инспекцией и с городской администрацией живу дружно, как с братьями. Несмотря на это, первого апреля мне позвонил неизвестный мужчина и предупредил, что я – на счетчике, но, мол, еще не поздно откупиться. Сразу подумалось, что какой-то шутник неудачно пошутил. На другой день, после вторичного предупреждения, поручил Валентину Сапунцову разобраться, какие пираты вздумали на меня наехать. Через осведомленных друзей Валентин быстро отыскал кого надо. Выявить заказчика ему не удалось, но с киллером, который за мою голову уже получил авансом тридцать тысяч долларов, он повстречался. На мой вопрос – какой есть выход из неприятной ситуации? – Сапунцов предложил: «Шеф, надо за сорок тысяч баксов заказать обратку. За такую сумму киллер согласен замочить заказчика». Не буду перед вами храбриться. Испугался: «Без крови нельзя договориться с киллером?» – «Можно, шеф, однако это будет стоить на тысячу баксов дороже. Стрелок залетный. Хапнув куш, упорхнет в родные места и оставит заказчика с носом. Кидать на ветер еще тридцать тысяч заказчик не станет». Что мне оставалось делать в такой некрасивой истории?… Пришлось купить в Банке доллары и передать их Сапунцову.
   – Не из райцентра исходила угроза? – спросил Бирюков.
   – Откуда подул злой ветер, я так и не узнал. Валентин объяснил, что заказчики нанимают киллеров через посредников. Называют объект, который надо ликвидировать, и не объясняют причину ликвидации.
   – Женщины не могли стать причиной?
   – В мире нет ни одной женщины, обиженной мною.
   – Может, вам так кажется?
   – Нет, дорогой. С женским полом я обращаюсь бережнее, чем с хрусталем.
   – Бывают ревнивые мужья…
   – С замужними дамами любовных романов не завожу.
   – Однако с Яной Золовкиной хотели завести. Даже в Австралию ее приглашали.
   – Приглашал, заведомо зная, что откажется.
   – А если бы согласилась?…
   – Подумал бы, как выкрутиться, – Назарян тыльной стороной ладони провел по вспотевшему лбу. – Интуиция мне подсказывала, что Яна незамужняя. Во время плавания на теплоходе не супружеские отношения у нее были с Гошей. Интересная и загадочная женщина. Очень хотелось разгадать эту загадку.
   – Что-то быстро вы из Австралии вернулись.
   – Делать там нечего было.
   – Зачем же летали в такую даль?
   – Не буду храбриться, из страха. Хотел отсидеться вдали, пока Сапунцов откупится от киллера.
   – Вы Сапунцову во всем доверяли?
   – Валентин был надежным охранником. Однажды он спас меня, серьезно рискуя своей жизнью. Преданных людей я ценю и материально не обижаю.
   – У нас есть сведения, будто Сапунцов приезжал в райцентр распространять герболайф.
   – Герболайф – американская выдумка. Мы никогда им не занимались. Пищевые добавки – иное дело.
   – Имеете в виду фирму «Эталон-плюс»?
   Назарян утвердительно кивнул:
   – На создание той фирмы меня уговорили шарлатаны от медицины. Когда я понял, что «добавки» такой же обман доверчивых простаков, как и «чудо-герболайф», сознательно обанкротил «Эталон» и занялся бензиновым бизнесом, где одурачивание клиентов невозможно.
   – Кроме бензина, другим предпринимательством не занимаетесь?
   – На другие дела времени не остается.
   – А Сапунцов на стороне не подрабатывал?
   – На побочные заработки Валентин не имел права. У нас с ним было оговорено жесткое условие: только охрана фирмы и никаких леваков. Охраннику нельзя попадать в зависимость к другим работодателям.
   – Из Австралии вы сразу в Москву прилетели?
   – Нет, чартерным рейсом вначале навестил друзей в Ростове-на-Дону. Отметили двадцатилетие окончания факультета журналистики Ростовского госуниверситета. Хотел из Ростова прямиком улететь в Новосибирск, но рейс был отменен. Пришлось добираться через столицу.
   – Оказывается, вы бывший журналист?
   – Почти десять лет работая в разных газетах, пока понял, что занимаюсь пустым и малооплачиваемым делом. По конкурсу поступил на Московские курсы менеджеров. Окончил их с отличием и стажировку проходил в Англии.
   – Владеете английским языком?
   – Свободно, не хуже, чем русским. Родной армянский начинаю забывать.
   – Не тянет на родную землю?
   – С заработками там плохо. Приходится из России подкармливать родственников…
   В конце разговора Бирюков извинился за отнятое время. В ответ Назарян пожелал удачи в раскрытии преступления. Проводив взглядом умчавшуюся темно-вишневую «Тойоту», Антон спросил Веселкина:
   – Что скажешь, Константин Георгиевич?
   – Скажу двояко: либо Ованес Грантович не виноват в убийстве Царькова, либо он Великий комбинатор.
   – Хотелось бы попытать его о наркотиках, но касаться этой темы без неопровержимых улик нет смысла.
   – Правильно, Антон Игнатьевич, тема слишком щепетильная, чтобы наобум ее решать. По распоряжению генерала на днях будет создана группа из опытных оперативников, которые основательно возьмутся за кафе «Вдохновение». Посмотрим, к какому поставщику оттуда потянется ниточка.
   В распахнутую дверь «Волги» заглянул Лимакин.
   – Как портфельчик? – сразу спросил Веселкин.
   – Недозволенных вложений нет. В портфеле – сменное белье да бритвенные принадлежности, – ответил следователь.
   Тут же подошедший Слава Голубев доложил, что никакого багажа Назарян не привез.
   Веселкин вздохнул:
   – По машинам, ребята. Пора навестить болезного Максимку Ширинкина.
   …Прикрытый до плеч простыней Ширинкин лежал на левом боку в небольшой одноместной палате. На его небритом осунувшемся лице была такая болезненная гримаса – смотреть жалко. Первый допрос оказался, как первый блин, комом. Для защиты Максим выбрал банальный среди уголовников способ: впал в «глухую несознанку» и «чесанул по бездорожью», то есть стал говорить неправду. Признался он лишь в том, что вымогал у иногородних шоферов-дальнобойщиков деньги за проезд по Новосибирску. За это, дескать, и получил ранение. Остановленный на Кузбасской трассе водитель рефрижераторной фуры оказался вооруженным. Увидев наведенный ствол пистолета, Ширинкин испугался и побежал к своему джипу, а дальнобойщик дважды выстрелил ему вдогонку. Как выглядит пистолет «Зауер», Максим не знал, потому что никогда его не видел. Не имел он представления и об отмычке, обнаруженной в кармане кожаного пиджака. На вопрос откуда она? – безнадежным голосом ответил: «Наверно, когда был в обмороке, менты подсунули». С Валентином Сапунцовым иногда встречался в казино. Никаких совместных дел с ним не имел. О том, что Сапунцов убит, слышит впервые…