- Чем это было вызвано?
- Я попросил Александра Васильевича... - На губах Туманова мелькнула виноватая улыбка. - Анна Огнянникова - моя первая жена. Не хотелось постоянно видеться с ней на работе, когда она целыми днями сидела за машинкой в приемной начальника ПМК.
Олег провел ладонью по вспотевшему лбу и, не дожидаясь последующих вопросов, словно хотел отвести разговор от Головчанского, стал рассказывать о своей первой, неудавшейся женитьбе. Было это около семи лет назад. Сошлись они с Огнянниковой, когда ей только-только исполнилось восемнадцать лет, а Туманов уже успел отслужить на флоте. Почти два года прожили мирно, в ладу. Может, и дольше бы жили, если б Анна не отмочила номер. Однажды, в Первомай, когда Олег, работавший в ту пору электриком в ПМК, находился на дежурстве, она "сильно перепила в тесной компашке и на спор устроила стриптиз до купальничка". А кто-то из ребят в это время Анну сфотографировал. После такого "номера" Туманов не стал жить с Огнянниковой ни одного дня, хотя Анна горько раскаивалась. Через полгода Олег женился на Наде.
- Огнянникова не вмешивается в ваши семейные отношения? - спросил Антон.
- Чего ей вмешиваться? Детей у нас не было, алименты платить не надо. Развелись официально, без оскорблений.
- Как ее отчество?
- Леонидовна.
- Лет сколько?
- Теперь уже двадцать шестой год.
- В райпо товароведом работает?
- Ну...
Бирюков посмотрел в печальные глаза Туманова и внезапно спросил:
- Олег, что у тебя на душе? Не скрывай... По глазам вижу, что крепко переживаешь...
Туманов принялся рассматривать аккуратно подстриженные ногти. Через несколько секунд тихо проговорил:
- Меня кто-то провоцирует. На испуг берет, что ли...
- Да? Каким образом?
- Какая-то женщина звонила мне домой и сказала, что якобы Александра Васильевича отравила моя Надя.
- Припомни-ка, Олег, этот разговор...
- Припоминать почти нечего... Вечером зазвонил телефон. Я ответил и слышу: "Олег, тебе известно, что твоя преподобная Надюша отравила Головчанского?" Я растерялся, спросил: "Кто это говорит?" - "Все в райцентре говорят". И трубку сразу положили.
- Голос звонившей не узнал?
- Показалось, будто Софья Георгиевна Головчанская, но, когда одумался, понял, что не она.
- Почему?
- Голос был нетрезвым... А у Софьи Георгиевны, как мне говорил Александр Васильевич, к спиртному аллергия...
- Она не ревновала мужа к твоей жене?
- Не было поводов...
- С женой говорил о звонке?
- Говорил. Ей, оказывается, уже дважды звонила пьяная женщина и даже угрожала, что если Надя сама не расскажет следователям о преступлении, то это и без того станет известно кому следует...
- Может, Огнянникова решила свести с Надей счеты? Как-никак соперницы...
- Нет, голос Анны сразу узнал бы. Да и не способна Анна на такое, она незлопамятная.
"Провокация" заинтересовала Бирюкова самым серьезным образом. Он долго беседовал с Тумановым, стараясь нащупать хотя бы тонюсенькую ниточку к разгадке провокационного звонка, но Туманов больше того, что уже сказал, ничего добавить не смог.
- Давай, Олег, договоримся: если еще какие-то провокации будут, немедленно сообщи мне. И пусть Надя, пожалуйста, ко мне зайдет. Договорились?..
Бирюков протянул на прощанье руку. Туманов вяло ответил на рукопожатие, наклонил голову и вышел из кабинета. Вскоре к Бирюкову заглянул Голубев:
- Игнатьич, Тося Стрункина здесь. Приглашать?
- Пригласи.
Голубев широко распахнул дверь. Антон мельком посмотрел на вошедшую Стрункину и не заметил на ее лице ни растерянности, ни испуга, ни настороженности, с которыми - в зависимости от характеров - обычно приходят вызванные повесткой свидетели. Бодренько сказав "здрасьте", Тося села на предложенный Бирюковым стул и как ни в чем не бывало кокетливо улыбнулась:
- Успокоился мой муженек, так что ни в какую прокуратуру подавать заявления не будет.
- Я пригласил вас по другому делу, - сказал Антон.
Тося удивленно моргнула:
- Что такое?
- Нас интересует причина смерти Головчанского...
- А я разве знаю, от чего Александр Васильевич умер? Очень крепкий, жизнерадостный мужчина был и вдруг... Наверное, инфаркт, да?..
- Его отравили.
Стрункина резко, словно ее толкнули в спину, подалась вперед:
- Ой, ужас! Кто?..
- Давайте вместе подумаем. Действительно, кто мог это сделать?
- Провалиться сквозь землю, не знаю! - Тося нервно сцепила тонкие пальчики. - Александр Васильевич настолько прекрасный человек был, что прямо прелесть! На подчиненных никогда голоса не повышал, всегда с улыбочкой. Если что не так, спокойно разберется, объяснит по-умному и шутливо погрозит: смотри, мол, больше такого, лапушка, не делай. Это у Александра Васильевича любимое словечко было - "лапушка". Короче, от него все сельстроевские женщины без ума были.
- А он от женщин?..
- Ну, как вам это... - Тося смущенно опустила глаза. - С женщинами Александр Васильевич был очень внимателен, вежлив, любил пошутить, новый анекдот рассказать. Ой, сколько он анекдотов знал - нарочно не придумаешь!.. Но не приставал к женщинам, как некоторые наглые мужчины.
- Как, например, Алексанян? - быстро спросил Антон.
Стрункина вроде бы вздрогнула:
- А при чем тут Алексанян?
Бирюков улыбнулся:
- Для примера. Чего вы испугались?
Лицо Тоси зарозовело:
- Ну... Хачик, конечно, нахальный тип, но мы ведь разговариваем о Головчанском. Я понимаю, почему меня в угрозыск вызвали. Мой Иван Тимофеевич от ревности взбесился и всей улице сплетню разнес насчет Александра Васильевича. Не верьте Ивану... Конечно, я немного виновата. В железнодорожный праздник Иван часы в подарок на работе получил, ну а я как раз в День строителя на собственную премию купила сапоги и тоже решила прихвастнуть, мол, лично начальник ПМК подарил за хорошую работу...
- Сколько заплатили Алексаняну за сапоги?
Тося растерянно посмотрела на молчаливо сидящего Голубева и опять повернулась к Бирюкову:
- Ой, вы все знаете, да?.. Ни копейки лишней Хачик с меня не взял. Копеечка в копеечку, как на штампике, заплатила. Ну а Иван Тимофеевич по ревности из мухи слона раздул.
- Последний ваш семейный конфликт произошел не из-за сапог, - сказал Бирюков. - Кто у вас в доме был в ту ночь?
Стрункина еще раз кинула испуганный взгляд на Голубева:
- Я товарищу рассказывала. Истинная правда, никого не было. Днем заходил какой-то любитель выпить. Сказал, друг Ивана Тимофеевича, но...
- Но это истинная неправда, - перебил Антон. - Хотите, скажу, кто от вас ушел через окно? Сказать?..
- Ой, не надо! Лучше я сама... - Тося принялась разглаживать на коленях платье. - Знаете, в общем, это... Хачик Алексанян приходил. Уже потемну непрошенным гостеньком заявился. Бутылку коньяка принес, ну и, понятно, давай, мол, сапожки обмоем, чтоб лучше носились. Я говорю: "Убирайся, нахалюга, немедленно!" А он: "Ха-ха! Не уберусь, пока бутылку не разопьем. Темно на улице, дорогу не найду, понимаешь, да?" "Убирайся! - кричу. - Стрункин утром с работы вернется - тебе фонарей насветит, а мне голову ни за что свернет". Хачик - ноль внимания. Зубы скалит. Тогда я выскочила на веранду и комнатную дверь защелкой - хлоп! Он вроде надавил плечом - не тут-то было. Защелка у нас крепкая. Остался, наглец, в доме. Коньяк весь высосал и табачищем надымил, как паровоз. А я, истинная правда, всю ноченьку, как на иголках, на веранде просидела. Когда Иван утром забарабанил кулачищем по двери, Хачик без подсказки сообразил, что улепетывать через окно надо. - Тося умоляюще посмотрела на Бирюкова. Не рассказывайте об этом Ивану. Он житья мне не даст, если про Хачика узнает. Это ж не уголовное дело, а семейное. Так ведь?..
- В семейные дела мы не вмешиваемся, - успокоил Антон и повернулся к Голубеву: - Слава, быстренько разыщи Алексаняна, уточни у него эти показания.
- Ой, да чего уточнять! - воскликнула Стрункина. - Если Хачик станет отпираться, бесстыжие глаза его выцарапаю!
Когда Голубев вышел из кабинета, Бирюков снова спросил Стрункину:
- На Головчанского в тот вечер Алексанян не жаловался?
- А чего шабашнику жаловаться, - быстро проговорила Тося. - Александр Васильевич хорошо к нему относился. Бывало, если по нормированию с наемной бригадой какая заминка получится, Головчанский тут как тут: "Не обижай, лапушка, Алексаняна. Хачик наша беда и выручка".
- Почему "беда"?
- Ну это у Александра Васильевича такая поговорка была.
- Вы, нормировщица, знали о том, что наемной бригаде платят по завышенным расценкам?
- Об этом все в ПМК знают, и нормировщики тут ни при чем. Нам как начальство прикажет, так и пронормируем. А вообще, надо сказать, шабашники строят хорошо. У них днем с огнем на объектах брака не отыщешь, потому что за переделки им ни копеечки не оплачивают. Вот и стараются, чтобы сразу все сделать добросовестно да премию за досрочный ввод объекта отхватить.
Постепенно Антон Бирюков перевел беседу к взаимоотношениям Головчанского с подчиненными. Стрункина оказалась из тех женщин, которые "знают" буквально все и обо всем имеют собственное мнение. На вопросы Тося отвечала быстро, почти не задумываясь. Судя по ее бойким ответам, в коллективе ПМК не было ни единого человека, кто хоть раз бы сказал о Головчанском плохое слово. Так же хорошо она охарактеризовала и Олега Туманова, много лет бессменно возившего Александра Васильевича на персональной машине.
- Вот в семейной жизни Олегу капитально не везет, - чуть передохнув, добавила Тося.
- Почему? - спросил Антон.
- Первый раз женился на Аннушке Огнянниковой. Она, конечно, очень красивая, но такая непостоянная, ну прямо ветер в голове. Потом Надю-медичку взял. Эта женщина хорошая, но опять же - пятый год ребенка дождаться не могут. Теперь, правда, вроде намечается. Уж хоть бы повезло мужику, страсть сына Олег хочет.
- А как Огнянникова на это смотрит?
- А что ей смотреть? Огнянникова давным-давно про Олега забыла. За ней ухажеры табуном ходят.
- Не обиделась она, что пришлось уйти с должности секретаря-машинистки?
- Ой, да какая Аннушка машинистка! Кое-как двумя пальчиками клопов давила. Она ж продавщица по специальности. Помню, в хозяйственном магазине работала. Накрашенная, как артистка, сидит нога на ногу, только сигареты не хватает. Мне ведро оцинкованное надо было купить. Спрашиваю: "Сколько это ведерко стоит?" Аннушка в ответ, не поверите, скривила губки: "А фиг его знает..."
- Как же теперь товароведом работает?
- За красивую внешность какой-нибудь райповский начальник пригрел. Красивым женщинам намного легче устроиться в жизни, чем таким, как я.
Бирюков улыбнулся:
- Что уж вы так прибедняетесь?
Тося кокетливо повела глазами:
- Конечно, и на меня некоторые мужчины засматриваются. Только я ведь не Огнянникова, которая первому, кто пальцем поманит, готова на шею броситься.
- Головчанский на вас не засматривался?
- Ой, не надо! Александр Васильевич, во-первых, был порядочным человеком, а во-вторых, даже если бы он что-то и поимел в уме насчет меня - ни за какие прелести не согласилась бы! В райцентре такие делишки незамеченными не остаются. Тут каждый друг у друга на виду. Не приведи господи, дошли бы разговорчики до Софьи Георгиевны. Знаете, какая она ревнивица? Ужас! Месяц назад мы с Александром Васильевичем в совхоз "Победитель" ездили, на строящийся комплекс. Олег Туманов то ли на рыбалку, то ли еще куда-то отпросился, ну и Александр Васильевич сам был за рулем, то есть вдвоем мы с ним туда и обратно съездили. На следующий день кто-то нашушукал Софье Георгиевне. Она позвонила мне на работу и так отчехвостила, будто я и вправду что-то нехорошее сделала. Иванушке моему вдобавок доложила об этой поездке, поэтому он и взъярился, как бодливый бык.
- Кто из знакомых видел вас вдвоем с Головчанским в машине?
- Мы ни от кого не прятались. Не на любовное ж свидание ездили, а по работе. Я и с мастерами, и с прорабами, и с главным инженером часто на объекты езжу - работа такая. И ни у кого из них жены не поднимают тарарам. А тут... С самим начальником ПМК рядом в машине десять километров проехала...
Зазвонил телефон. Подполковник Гладышев попросил Бирюкова срочно зайти к нему. Антон быстро закончил разговор со Стрункиной и предупредил Тосю, что, возможно, ее еще пригласят в уголовный розыск или в прокуратуру. Тося обиженно усмехнулась:
- Хоть сто раз приглашайте, я одно и то же говорить буду. Никаких секретных дел с Головчанским у меня не было.
10. Намечается посредник
В кабинете начальника райотдела, кроме Гладышева, сидели следователь Лимакин и судмедэксперт Борис Медиков.
- Какие новости? - сразу спросил Гладышев Бирюкова.
Антон неторопливо пересказал содержание своей беседы с Олегом Тумановым, затем - с Тосей Стрункиной. Подполковник насупил седые брови:
- Послушай теперь следователя. Петр сегодня громаднейшую работу проделал...
Лимакин машинально поправил лежащий на коленях портфель и стал рассказывать. По плану в этот день он наметил побывать в районных учреждениях, где имеют дело с гранозаном, чтобы выяснить, кто и в каком количестве брал там в последнее время этот сельскохозяйственный яд. Созвонившись с управлением сельского хозяйства, узнал, что в чистом виде гранозан имеется только на складе Райсельхозхимии. На районном элеваторе хранится около двадцати тонн семенной кукурузы, обработанной гранозаном, а в лаборатории контрольно-семенной станции есть небольшие пробные партии протравленных семян для определения их всхожести. И все.
Разумеется, первым делом Лимакин направился в Райсельхозхимию. При проверке там оказалось в наличии полторы тонны гранозана. Упакован он был в стандартные металлические банки с плотными крышками и хранился в закрытом на замок складе с соблюдением всех мер предосторожности. Лимакин попросил кладовщика - пожилого степенного мужчину на протезе - открыть одну из банок и увидел серовато-белый порошок, от которого исходил неприятный резкий запах. Закрывая банку, кладовщик объяснил, что в зависимости от наполнителя гранозан, кроме серовато-белого, бывает розового или желтоватого цвета. Затем показал Лимакину приходно-расходные журналы, откуда явствовало, что последний раз гранозан отпускался со склада в июле механизированному отряду Сельхозхимии для обработки семян озимой ржи по договору, заключенному с колхозом "Гранит", а наиболее массовый расход этого ядохимиката наблюдался в марте - апреле, когда обрабатывались семена зерновых перед весенним севом. Частным лицам, по уверению кладовщика, гранозан вообще ни разу не отпускался, поскольку это категорически запрещено.
Еще скупее сведения почерпнул Лимакин на элеваторе. Затаренные в мешки зерна семенной кукурузы здесь хранились, как говорится, под семью замками с соблюдением санитарных требований, и, по словам директора элеватора, "наскрести с них гранозана, чтобы кого-то отравить, просто-таки невозможно".
В контрольно-семенной станции Лимакину показали сшитые из полотна небольшие кулечки, в каждом из которых находилось не более килограмма протравленного зерна. Кулечки были плотно зашиты. На прикрепленных к ним бирках указывались названия хозяйств, откуда семена поступили на проверку. Разговорившись с заведующей станцией о Головчанской, Лимакин узнал довольно любопытное.
- Представляешь, Игнатьевич, - обращаясь к Бирюкову, сказал следователь, - вчера утром Софья Георгиевна приходила на работу оформлять отпуск и во всеуслышание заявила, что Александра Васильевича отравила Надя Туманова.
- Откуда у нее такие сведения? - спросил Бирюков.
- Не говорит.
- Ты встречался с ней?
- Конечно.
- Ну и что?..
- Знаешь, Софья Георгиевна какая-то оглушенная. За неполный час, как я приметил, три таблетки реланиума проглотила. - Лимакин бросил взгляд на судмедэксперта. - Мне кажется, Головчанская страх этими таблетками глушит...
Бирюков повернулся к Медникову:
- Она не отравится от такого "глушения"?
- Прежде чем отравиться, уснет, - ответил судмедэксперт. - А сон, как известно, лучшее из лекарств.
- Да ей и не дадут отравиться, - снова заговорил Лимакин. - Там полный дом родственников, следят за каждым шагом. Честно говоря, пожалел, что зашел туда. Надо бы, как положено, в прокуратуру пригласить, а я поспешил, поскольку на работе Софьи Георгиевны не было.
- Что она говорит о Наде Тумановой? - снова спросил Антон.
- Сумбурную околесицу несет. То вроде сон кошмарный вспоминает, то какой-то роковой телефонный звонок, который якобы "открыл ей глаза". Любопытно, на работе обвинила Надю Туманову, а в разговоре со мною несколько раз повторила, что Тося Стрункина - любовница Головчанского. Потом себя стала обвинять. Дескать, сама разрешила мужу завести любовницу. Словом, мне показалось, что Софья Георгиевна или невменяема после душевного потрясения, или симулирует невменяемость.
- Назначь психиатрическую экспертизу.
- Говорил с прокурором. Семен Трофимович советует денек-два подождать. Может, это у нее под впечатлением похорон.
- Как бы она за эти дни дровишек не наломала.
- Родственникам наказал, чтобы не оставляли без присмотра.
В разговор вмешался Борис Медников:
- С Надей Тумановой дело плохо, товарищи сыщики.
Бирюков удивленно обернулся к судмедэксперту:
- Что с ней?
- Обращалась в гинекологическое отделение, чтобы прервать беременность. С чего бы это?..
- Серьезно?
- Вполне. На дежурство последнее время приходит сама не своя, какая-то отрешенная. Вчера, кстати сказать, в ординаторской цветок полила вместо воды спиртом. Колбочка на подоконнике рядом с графином для питья стояла. Можете себе представить такое? У меня аж сердце кольнуло.
Лимакин чуть улыбнулся:
- Спирту пожалел?
- Спирт - куда ни шло, человека жалко, - хмуро пробурчал Медников. Пробовал потолковать с Надей откровенно - расплакалась и убежала.
- Не телефонная ли провокация на Тумановых так сильно подействовала?.. - высказал предположение Бирюков. - Когда порядочные люди сталкиваются с подлостью, они переживают очень болезненно.
Судмедэксперт вздохнул:
- Может быть, но... Зачем Тумановой прерывать беременность, если она хотела ребенка?
Подполковник Гладышев указательным пальцем резко потер насупленные брови. Будто сам себе задал вопрос:
- Кто же этот таинственный провокатор?..
- Головчанская, - быстро сказал следователь.
- Тебе-то она что-нибудь определенное сказала о Тумановой?
- Нет.
- Но ведь с бухты-барахты выплыло столь серьезное обвинение... У кого какие соображения на этот счет?
Все промолчали.
- Нечего сказать? Что ж, придется подбросить вам дополнительные факты для размышлений... - Подполковник вынул из стола небольшой пакет с красной наклейкой "Авиа" и передал его Бирюкову. - Вот прислали из Николаевки подлинник телеграммы номер 245, которую умудрился, не выезжая из Сибири, отправить своей жене Александр Васильевич Головчанский.
Бирюков вытащил из пакета протокол выемки документов и два бланка телеграмм Министерства связи. Один из бланков, белого цвета, был совершенно чистым, другой - синий, заполнен размашистым мужским почерком с росписью Головчанского.
Подполковник быстро подал Антону еще один синий бланк, но незаполненный:
- Вот это из нашего узла связи - сравни...
Оба синих бланка - и заполненный, и чистый - были отпечатаны в Нижнем Тагиле типографией Свердуприздата. По выходным типографским данным они в точности соответствовали друг другу. На белом бланке, взятом, как сообщалось в сопроводительном письме, для сравнения из Николаевского отделения связи, были оттиснуты выходные данные Медынской типографии.
Подождав, пока Бирюков и Лимакин поочередно ознакомились с документами, Гладышев спросил:
- Как вам этот фокус нравится?
- Не оригинальный, - ответил Бирюков. - Головчанский заранее планировал появиться в пансионате позднее срока, указанного в путевке, и, чтобы не вызвать у жены подозрений, через посредника опередил события.
- Кто этот посредник?
- Вероятно, кто-то с юга... Если рассуждать логически, то Александр Васильевич отправил написанную телеграмму в Николаевку почтой, обговорив с посредником в письме или по телефону число и время, когда ее следует передать на телеграф.
- Допустим. Однако письмо с телеграммой он должен был отправить не позже как за неделю, а отъезд из райцентра у него сорвался в самый последний момент, когда Хачик не принес на вокзал деньги. Возникает вопрос: что замышлял Головчанский? И почему у него в кармане оказался авиабилет, по которому он должен был прилететь в Симферополь и приехать из аэропорта в Николаевку именно в тот день и в то время, когда подана оттуда телеграмма?..
- Вот это пока загадка, Николай Сергеевич...
Дверь кабинета распахнулась. Появившийся на пороге Голубев громко проговорил:
- Прошу разрешения, товарищ подполковник!
- Не шуми, - ответил Гладышев. - Входи, докладывай.
Голубев тихонько прикрыл за собой дверь, сел рядом с Лимакиным и посмотрел на Антона Бирюкова:
- Алексанян полностью подтвердил показания Стрункиной. До него, кажется, дошло, в какую заваруху влип. Поэтому уже не запирается. Дело было так. В пятницу, после конфликта с Головчанским, Хачик от расстройства решил гульнуть. Купил в районном ресторане бутылку "Плиски" и отправился к Анне Огнянниковой, с которой третий месяц дружит...
- Огнянникова - товаровед райпо? - уточнил Антон.
- Так точно. Анна Леонидовна. Ее дома не оказалось. Тогда Хачик вспомнил Тосю Стрункину. Та, покупая у него сапоги, "строила глазки". И потопал к ней. Дальше все, как Тося рассказывала...
- О Головчанском Хачик нового не сказал?
- Нажимает на то, что Александр Васильевич самым бессовестным образом вымогал деньги. Ну это понятно: старается групповое хищение по предварительному сговору перевернуть на вымогательство взятки, чтобы из воды сухим выйти. А вот насчет Крыма интересная новость есть. В Николаевке живет отец Хачика, Геворк Тигранович Алексанян. Работает завхозом в пансионате "Солнечный". В августе прошлого года Головчанский целый месяц у него дома отдыхал, а нынче в пансионат собирался.
Бирюков повернулся к подполковнику:
- Вот он, посредник!
Глады шев сразу повеселел:
- Да, вроде намечается... Надо немедленно послать телеграмму в Николаевский отдел милиции, чтобы побеседовали с Геворком Тиграновичем.
На столе подполковника проурчал телефон. Гладышев ответил и протянул трубку Медникову:
- Тебя, Борис, спрашивают. Из больницы.
Медников разговаривал не дольше минуты. По его отрывочным фразам Бирюков догадался: произошло что-то серьезное. Закончив разговор, судмедэксперт хмуро сообщил:
- "Скорая помощь" доставила в больницу Максима Марковича Пятенкова с острым отравлением.
- Старика, которому Головчанский оставил ключ от своей дачи? удивился следователь Лимакин.
- Его... Подняли без сознания у ларька, где стеклопосуду принимают.
11. Опять гранозан
Пятенков лежал в одноместной палате. Укрытый до подбородка белой простыней, он походил на худенького подростка, и только морщинистое, небритое лицо выдавало возраст. Глаза старика были закрыты, а дыхание настолько слабое, что Антону Бирюкову, когда он вместе с судмедэкспертом и следователем зашел в палату, показалось, будто Максим Маркович мертв.
Медников приподнял простыню и обхватил пальцами запястье старика, чтобы нащупать пульс. Старик открыл глаза и заплакал.
- Что с вами?.. - спросил Медников.
- Кажись, отравился, будь оно неладно...
- Чем?
- Коньячку малость глотнул из найденной бутылки.
- Где ее нашли?
- Недалеко от дачного кооператива, у дороги в кустах...
Медников позвал в палату дежурную медсестру. Стал о чем-то с ней шептаться. Медсестра утвердительно кивнула и вышла из палаты. Вернулась она с наполненным шприцем. Сделав Пятенкову укол, сразу ушла. Несколько минут Максим Маркович лежал с закрытыми глазами. Дыхание его стало глубже, небритое лицо порозовело. Он открыл повеселевшие глаза и даже чуть улыбнулся сухими, потрескавшимися губами.
...Прошлую ночь старик ночевал на даче у сына. Днем подрыбачил в Ине пескаришек. Нажарил их полную сковородку, плотно пообедал и пошел по кооперативу искать брошенные дачниками пустые бутылки. День выдался "неурожайный" - за полтора часа Пятенков нашел всего полдесятка "пушинок". От скуки понес и этот сбор в ларек.
Выйдя из кооператива на проселочную дорогу к райцентру, Максим Маркович свернул в реденький березник - авось запоздалый грибок подвернется - и под кустом увидел иностранную коньячную бутылку с завинчивающейся пробкой. Такие бутылки в ларьке не принимают, но старик поднял ее - сгодится для домашнего обихода. В бутылке на донышке, почти на целый палец, была коричневая жидкость. Подумав, что какой-то богатый отдыхающий не допил коньяк, Максим Маркович отвинтил пробку и двумя глотками, не дыша, приговорил остаток. После этого положил бутылку в рюкзак и зашагал к райцентру.
Стало как будто хорошо - коньячок теплом покатился по жилам, а потом во рту похолодало, вроде бы железа наелся. До ларька дошел без приключений, но пока ждал приемщицу, ушедшую за деньгами, ноги стали подкашиваться, в животе огнем зажгло. Максим Маркович зашел за угол ларька и, не будь дураком, сунул в рот два пальца. Когда стошнило, наступило облегчение, но ненадолго.
- Я попросил Александра Васильевича... - На губах Туманова мелькнула виноватая улыбка. - Анна Огнянникова - моя первая жена. Не хотелось постоянно видеться с ней на работе, когда она целыми днями сидела за машинкой в приемной начальника ПМК.
Олег провел ладонью по вспотевшему лбу и, не дожидаясь последующих вопросов, словно хотел отвести разговор от Головчанского, стал рассказывать о своей первой, неудавшейся женитьбе. Было это около семи лет назад. Сошлись они с Огнянниковой, когда ей только-только исполнилось восемнадцать лет, а Туманов уже успел отслужить на флоте. Почти два года прожили мирно, в ладу. Может, и дольше бы жили, если б Анна не отмочила номер. Однажды, в Первомай, когда Олег, работавший в ту пору электриком в ПМК, находился на дежурстве, она "сильно перепила в тесной компашке и на спор устроила стриптиз до купальничка". А кто-то из ребят в это время Анну сфотографировал. После такого "номера" Туманов не стал жить с Огнянниковой ни одного дня, хотя Анна горько раскаивалась. Через полгода Олег женился на Наде.
- Огнянникова не вмешивается в ваши семейные отношения? - спросил Антон.
- Чего ей вмешиваться? Детей у нас не было, алименты платить не надо. Развелись официально, без оскорблений.
- Как ее отчество?
- Леонидовна.
- Лет сколько?
- Теперь уже двадцать шестой год.
- В райпо товароведом работает?
- Ну...
Бирюков посмотрел в печальные глаза Туманова и внезапно спросил:
- Олег, что у тебя на душе? Не скрывай... По глазам вижу, что крепко переживаешь...
Туманов принялся рассматривать аккуратно подстриженные ногти. Через несколько секунд тихо проговорил:
- Меня кто-то провоцирует. На испуг берет, что ли...
- Да? Каким образом?
- Какая-то женщина звонила мне домой и сказала, что якобы Александра Васильевича отравила моя Надя.
- Припомни-ка, Олег, этот разговор...
- Припоминать почти нечего... Вечером зазвонил телефон. Я ответил и слышу: "Олег, тебе известно, что твоя преподобная Надюша отравила Головчанского?" Я растерялся, спросил: "Кто это говорит?" - "Все в райцентре говорят". И трубку сразу положили.
- Голос звонившей не узнал?
- Показалось, будто Софья Георгиевна Головчанская, но, когда одумался, понял, что не она.
- Почему?
- Голос был нетрезвым... А у Софьи Георгиевны, как мне говорил Александр Васильевич, к спиртному аллергия...
- Она не ревновала мужа к твоей жене?
- Не было поводов...
- С женой говорил о звонке?
- Говорил. Ей, оказывается, уже дважды звонила пьяная женщина и даже угрожала, что если Надя сама не расскажет следователям о преступлении, то это и без того станет известно кому следует...
- Может, Огнянникова решила свести с Надей счеты? Как-никак соперницы...
- Нет, голос Анны сразу узнал бы. Да и не способна Анна на такое, она незлопамятная.
"Провокация" заинтересовала Бирюкова самым серьезным образом. Он долго беседовал с Тумановым, стараясь нащупать хотя бы тонюсенькую ниточку к разгадке провокационного звонка, но Туманов больше того, что уже сказал, ничего добавить не смог.
- Давай, Олег, договоримся: если еще какие-то провокации будут, немедленно сообщи мне. И пусть Надя, пожалуйста, ко мне зайдет. Договорились?..
Бирюков протянул на прощанье руку. Туманов вяло ответил на рукопожатие, наклонил голову и вышел из кабинета. Вскоре к Бирюкову заглянул Голубев:
- Игнатьич, Тося Стрункина здесь. Приглашать?
- Пригласи.
Голубев широко распахнул дверь. Антон мельком посмотрел на вошедшую Стрункину и не заметил на ее лице ни растерянности, ни испуга, ни настороженности, с которыми - в зависимости от характеров - обычно приходят вызванные повесткой свидетели. Бодренько сказав "здрасьте", Тося села на предложенный Бирюковым стул и как ни в чем не бывало кокетливо улыбнулась:
- Успокоился мой муженек, так что ни в какую прокуратуру подавать заявления не будет.
- Я пригласил вас по другому делу, - сказал Антон.
Тося удивленно моргнула:
- Что такое?
- Нас интересует причина смерти Головчанского...
- А я разве знаю, от чего Александр Васильевич умер? Очень крепкий, жизнерадостный мужчина был и вдруг... Наверное, инфаркт, да?..
- Его отравили.
Стрункина резко, словно ее толкнули в спину, подалась вперед:
- Ой, ужас! Кто?..
- Давайте вместе подумаем. Действительно, кто мог это сделать?
- Провалиться сквозь землю, не знаю! - Тося нервно сцепила тонкие пальчики. - Александр Васильевич настолько прекрасный человек был, что прямо прелесть! На подчиненных никогда голоса не повышал, всегда с улыбочкой. Если что не так, спокойно разберется, объяснит по-умному и шутливо погрозит: смотри, мол, больше такого, лапушка, не делай. Это у Александра Васильевича любимое словечко было - "лапушка". Короче, от него все сельстроевские женщины без ума были.
- А он от женщин?..
- Ну, как вам это... - Тося смущенно опустила глаза. - С женщинами Александр Васильевич был очень внимателен, вежлив, любил пошутить, новый анекдот рассказать. Ой, сколько он анекдотов знал - нарочно не придумаешь!.. Но не приставал к женщинам, как некоторые наглые мужчины.
- Как, например, Алексанян? - быстро спросил Антон.
Стрункина вроде бы вздрогнула:
- А при чем тут Алексанян?
Бирюков улыбнулся:
- Для примера. Чего вы испугались?
Лицо Тоси зарозовело:
- Ну... Хачик, конечно, нахальный тип, но мы ведь разговариваем о Головчанском. Я понимаю, почему меня в угрозыск вызвали. Мой Иван Тимофеевич от ревности взбесился и всей улице сплетню разнес насчет Александра Васильевича. Не верьте Ивану... Конечно, я немного виновата. В железнодорожный праздник Иван часы в подарок на работе получил, ну а я как раз в День строителя на собственную премию купила сапоги и тоже решила прихвастнуть, мол, лично начальник ПМК подарил за хорошую работу...
- Сколько заплатили Алексаняну за сапоги?
Тося растерянно посмотрела на молчаливо сидящего Голубева и опять повернулась к Бирюкову:
- Ой, вы все знаете, да?.. Ни копейки лишней Хачик с меня не взял. Копеечка в копеечку, как на штампике, заплатила. Ну а Иван Тимофеевич по ревности из мухи слона раздул.
- Последний ваш семейный конфликт произошел не из-за сапог, - сказал Бирюков. - Кто у вас в доме был в ту ночь?
Стрункина еще раз кинула испуганный взгляд на Голубева:
- Я товарищу рассказывала. Истинная правда, никого не было. Днем заходил какой-то любитель выпить. Сказал, друг Ивана Тимофеевича, но...
- Но это истинная неправда, - перебил Антон. - Хотите, скажу, кто от вас ушел через окно? Сказать?..
- Ой, не надо! Лучше я сама... - Тося принялась разглаживать на коленях платье. - Знаете, в общем, это... Хачик Алексанян приходил. Уже потемну непрошенным гостеньком заявился. Бутылку коньяка принес, ну и, понятно, давай, мол, сапожки обмоем, чтоб лучше носились. Я говорю: "Убирайся, нахалюга, немедленно!" А он: "Ха-ха! Не уберусь, пока бутылку не разопьем. Темно на улице, дорогу не найду, понимаешь, да?" "Убирайся! - кричу. - Стрункин утром с работы вернется - тебе фонарей насветит, а мне голову ни за что свернет". Хачик - ноль внимания. Зубы скалит. Тогда я выскочила на веранду и комнатную дверь защелкой - хлоп! Он вроде надавил плечом - не тут-то было. Защелка у нас крепкая. Остался, наглец, в доме. Коньяк весь высосал и табачищем надымил, как паровоз. А я, истинная правда, всю ноченьку, как на иголках, на веранде просидела. Когда Иван утром забарабанил кулачищем по двери, Хачик без подсказки сообразил, что улепетывать через окно надо. - Тося умоляюще посмотрела на Бирюкова. Не рассказывайте об этом Ивану. Он житья мне не даст, если про Хачика узнает. Это ж не уголовное дело, а семейное. Так ведь?..
- В семейные дела мы не вмешиваемся, - успокоил Антон и повернулся к Голубеву: - Слава, быстренько разыщи Алексаняна, уточни у него эти показания.
- Ой, да чего уточнять! - воскликнула Стрункина. - Если Хачик станет отпираться, бесстыжие глаза его выцарапаю!
Когда Голубев вышел из кабинета, Бирюков снова спросил Стрункину:
- На Головчанского в тот вечер Алексанян не жаловался?
- А чего шабашнику жаловаться, - быстро проговорила Тося. - Александр Васильевич хорошо к нему относился. Бывало, если по нормированию с наемной бригадой какая заминка получится, Головчанский тут как тут: "Не обижай, лапушка, Алексаняна. Хачик наша беда и выручка".
- Почему "беда"?
- Ну это у Александра Васильевича такая поговорка была.
- Вы, нормировщица, знали о том, что наемной бригаде платят по завышенным расценкам?
- Об этом все в ПМК знают, и нормировщики тут ни при чем. Нам как начальство прикажет, так и пронормируем. А вообще, надо сказать, шабашники строят хорошо. У них днем с огнем на объектах брака не отыщешь, потому что за переделки им ни копеечки не оплачивают. Вот и стараются, чтобы сразу все сделать добросовестно да премию за досрочный ввод объекта отхватить.
Постепенно Антон Бирюков перевел беседу к взаимоотношениям Головчанского с подчиненными. Стрункина оказалась из тех женщин, которые "знают" буквально все и обо всем имеют собственное мнение. На вопросы Тося отвечала быстро, почти не задумываясь. Судя по ее бойким ответам, в коллективе ПМК не было ни единого человека, кто хоть раз бы сказал о Головчанском плохое слово. Так же хорошо она охарактеризовала и Олега Туманова, много лет бессменно возившего Александра Васильевича на персональной машине.
- Вот в семейной жизни Олегу капитально не везет, - чуть передохнув, добавила Тося.
- Почему? - спросил Антон.
- Первый раз женился на Аннушке Огнянниковой. Она, конечно, очень красивая, но такая непостоянная, ну прямо ветер в голове. Потом Надю-медичку взял. Эта женщина хорошая, но опять же - пятый год ребенка дождаться не могут. Теперь, правда, вроде намечается. Уж хоть бы повезло мужику, страсть сына Олег хочет.
- А как Огнянникова на это смотрит?
- А что ей смотреть? Огнянникова давным-давно про Олега забыла. За ней ухажеры табуном ходят.
- Не обиделась она, что пришлось уйти с должности секретаря-машинистки?
- Ой, да какая Аннушка машинистка! Кое-как двумя пальчиками клопов давила. Она ж продавщица по специальности. Помню, в хозяйственном магазине работала. Накрашенная, как артистка, сидит нога на ногу, только сигареты не хватает. Мне ведро оцинкованное надо было купить. Спрашиваю: "Сколько это ведерко стоит?" Аннушка в ответ, не поверите, скривила губки: "А фиг его знает..."
- Как же теперь товароведом работает?
- За красивую внешность какой-нибудь райповский начальник пригрел. Красивым женщинам намного легче устроиться в жизни, чем таким, как я.
Бирюков улыбнулся:
- Что уж вы так прибедняетесь?
Тося кокетливо повела глазами:
- Конечно, и на меня некоторые мужчины засматриваются. Только я ведь не Огнянникова, которая первому, кто пальцем поманит, готова на шею броситься.
- Головчанский на вас не засматривался?
- Ой, не надо! Александр Васильевич, во-первых, был порядочным человеком, а во-вторых, даже если бы он что-то и поимел в уме насчет меня - ни за какие прелести не согласилась бы! В райцентре такие делишки незамеченными не остаются. Тут каждый друг у друга на виду. Не приведи господи, дошли бы разговорчики до Софьи Георгиевны. Знаете, какая она ревнивица? Ужас! Месяц назад мы с Александром Васильевичем в совхоз "Победитель" ездили, на строящийся комплекс. Олег Туманов то ли на рыбалку, то ли еще куда-то отпросился, ну и Александр Васильевич сам был за рулем, то есть вдвоем мы с ним туда и обратно съездили. На следующий день кто-то нашушукал Софье Георгиевне. Она позвонила мне на работу и так отчехвостила, будто я и вправду что-то нехорошее сделала. Иванушке моему вдобавок доложила об этой поездке, поэтому он и взъярился, как бодливый бык.
- Кто из знакомых видел вас вдвоем с Головчанским в машине?
- Мы ни от кого не прятались. Не на любовное ж свидание ездили, а по работе. Я и с мастерами, и с прорабами, и с главным инженером часто на объекты езжу - работа такая. И ни у кого из них жены не поднимают тарарам. А тут... С самим начальником ПМК рядом в машине десять километров проехала...
Зазвонил телефон. Подполковник Гладышев попросил Бирюкова срочно зайти к нему. Антон быстро закончил разговор со Стрункиной и предупредил Тосю, что, возможно, ее еще пригласят в уголовный розыск или в прокуратуру. Тося обиженно усмехнулась:
- Хоть сто раз приглашайте, я одно и то же говорить буду. Никаких секретных дел с Головчанским у меня не было.
10. Намечается посредник
В кабинете начальника райотдела, кроме Гладышева, сидели следователь Лимакин и судмедэксперт Борис Медиков.
- Какие новости? - сразу спросил Гладышев Бирюкова.
Антон неторопливо пересказал содержание своей беседы с Олегом Тумановым, затем - с Тосей Стрункиной. Подполковник насупил седые брови:
- Послушай теперь следователя. Петр сегодня громаднейшую работу проделал...
Лимакин машинально поправил лежащий на коленях портфель и стал рассказывать. По плану в этот день он наметил побывать в районных учреждениях, где имеют дело с гранозаном, чтобы выяснить, кто и в каком количестве брал там в последнее время этот сельскохозяйственный яд. Созвонившись с управлением сельского хозяйства, узнал, что в чистом виде гранозан имеется только на складе Райсельхозхимии. На районном элеваторе хранится около двадцати тонн семенной кукурузы, обработанной гранозаном, а в лаборатории контрольно-семенной станции есть небольшие пробные партии протравленных семян для определения их всхожести. И все.
Разумеется, первым делом Лимакин направился в Райсельхозхимию. При проверке там оказалось в наличии полторы тонны гранозана. Упакован он был в стандартные металлические банки с плотными крышками и хранился в закрытом на замок складе с соблюдением всех мер предосторожности. Лимакин попросил кладовщика - пожилого степенного мужчину на протезе - открыть одну из банок и увидел серовато-белый порошок, от которого исходил неприятный резкий запах. Закрывая банку, кладовщик объяснил, что в зависимости от наполнителя гранозан, кроме серовато-белого, бывает розового или желтоватого цвета. Затем показал Лимакину приходно-расходные журналы, откуда явствовало, что последний раз гранозан отпускался со склада в июле механизированному отряду Сельхозхимии для обработки семян озимой ржи по договору, заключенному с колхозом "Гранит", а наиболее массовый расход этого ядохимиката наблюдался в марте - апреле, когда обрабатывались семена зерновых перед весенним севом. Частным лицам, по уверению кладовщика, гранозан вообще ни разу не отпускался, поскольку это категорически запрещено.
Еще скупее сведения почерпнул Лимакин на элеваторе. Затаренные в мешки зерна семенной кукурузы здесь хранились, как говорится, под семью замками с соблюдением санитарных требований, и, по словам директора элеватора, "наскрести с них гранозана, чтобы кого-то отравить, просто-таки невозможно".
В контрольно-семенной станции Лимакину показали сшитые из полотна небольшие кулечки, в каждом из которых находилось не более килограмма протравленного зерна. Кулечки были плотно зашиты. На прикрепленных к ним бирках указывались названия хозяйств, откуда семена поступили на проверку. Разговорившись с заведующей станцией о Головчанской, Лимакин узнал довольно любопытное.
- Представляешь, Игнатьевич, - обращаясь к Бирюкову, сказал следователь, - вчера утром Софья Георгиевна приходила на работу оформлять отпуск и во всеуслышание заявила, что Александра Васильевича отравила Надя Туманова.
- Откуда у нее такие сведения? - спросил Бирюков.
- Не говорит.
- Ты встречался с ней?
- Конечно.
- Ну и что?..
- Знаешь, Софья Георгиевна какая-то оглушенная. За неполный час, как я приметил, три таблетки реланиума проглотила. - Лимакин бросил взгляд на судмедэксперта. - Мне кажется, Головчанская страх этими таблетками глушит...
Бирюков повернулся к Медникову:
- Она не отравится от такого "глушения"?
- Прежде чем отравиться, уснет, - ответил судмедэксперт. - А сон, как известно, лучшее из лекарств.
- Да ей и не дадут отравиться, - снова заговорил Лимакин. - Там полный дом родственников, следят за каждым шагом. Честно говоря, пожалел, что зашел туда. Надо бы, как положено, в прокуратуру пригласить, а я поспешил, поскольку на работе Софьи Георгиевны не было.
- Что она говорит о Наде Тумановой? - снова спросил Антон.
- Сумбурную околесицу несет. То вроде сон кошмарный вспоминает, то какой-то роковой телефонный звонок, который якобы "открыл ей глаза". Любопытно, на работе обвинила Надю Туманову, а в разговоре со мною несколько раз повторила, что Тося Стрункина - любовница Головчанского. Потом себя стала обвинять. Дескать, сама разрешила мужу завести любовницу. Словом, мне показалось, что Софья Георгиевна или невменяема после душевного потрясения, или симулирует невменяемость.
- Назначь психиатрическую экспертизу.
- Говорил с прокурором. Семен Трофимович советует денек-два подождать. Может, это у нее под впечатлением похорон.
- Как бы она за эти дни дровишек не наломала.
- Родственникам наказал, чтобы не оставляли без присмотра.
В разговор вмешался Борис Медников:
- С Надей Тумановой дело плохо, товарищи сыщики.
Бирюков удивленно обернулся к судмедэксперту:
- Что с ней?
- Обращалась в гинекологическое отделение, чтобы прервать беременность. С чего бы это?..
- Серьезно?
- Вполне. На дежурство последнее время приходит сама не своя, какая-то отрешенная. Вчера, кстати сказать, в ординаторской цветок полила вместо воды спиртом. Колбочка на подоконнике рядом с графином для питья стояла. Можете себе представить такое? У меня аж сердце кольнуло.
Лимакин чуть улыбнулся:
- Спирту пожалел?
- Спирт - куда ни шло, человека жалко, - хмуро пробурчал Медников. Пробовал потолковать с Надей откровенно - расплакалась и убежала.
- Не телефонная ли провокация на Тумановых так сильно подействовала?.. - высказал предположение Бирюков. - Когда порядочные люди сталкиваются с подлостью, они переживают очень болезненно.
Судмедэксперт вздохнул:
- Может быть, но... Зачем Тумановой прерывать беременность, если она хотела ребенка?
Подполковник Гладышев указательным пальцем резко потер насупленные брови. Будто сам себе задал вопрос:
- Кто же этот таинственный провокатор?..
- Головчанская, - быстро сказал следователь.
- Тебе-то она что-нибудь определенное сказала о Тумановой?
- Нет.
- Но ведь с бухты-барахты выплыло столь серьезное обвинение... У кого какие соображения на этот счет?
Все промолчали.
- Нечего сказать? Что ж, придется подбросить вам дополнительные факты для размышлений... - Подполковник вынул из стола небольшой пакет с красной наклейкой "Авиа" и передал его Бирюкову. - Вот прислали из Николаевки подлинник телеграммы номер 245, которую умудрился, не выезжая из Сибири, отправить своей жене Александр Васильевич Головчанский.
Бирюков вытащил из пакета протокол выемки документов и два бланка телеграмм Министерства связи. Один из бланков, белого цвета, был совершенно чистым, другой - синий, заполнен размашистым мужским почерком с росписью Головчанского.
Подполковник быстро подал Антону еще один синий бланк, но незаполненный:
- Вот это из нашего узла связи - сравни...
Оба синих бланка - и заполненный, и чистый - были отпечатаны в Нижнем Тагиле типографией Свердуприздата. По выходным типографским данным они в точности соответствовали друг другу. На белом бланке, взятом, как сообщалось в сопроводительном письме, для сравнения из Николаевского отделения связи, были оттиснуты выходные данные Медынской типографии.
Подождав, пока Бирюков и Лимакин поочередно ознакомились с документами, Гладышев спросил:
- Как вам этот фокус нравится?
- Не оригинальный, - ответил Бирюков. - Головчанский заранее планировал появиться в пансионате позднее срока, указанного в путевке, и, чтобы не вызвать у жены подозрений, через посредника опередил события.
- Кто этот посредник?
- Вероятно, кто-то с юга... Если рассуждать логически, то Александр Васильевич отправил написанную телеграмму в Николаевку почтой, обговорив с посредником в письме или по телефону число и время, когда ее следует передать на телеграф.
- Допустим. Однако письмо с телеграммой он должен был отправить не позже как за неделю, а отъезд из райцентра у него сорвался в самый последний момент, когда Хачик не принес на вокзал деньги. Возникает вопрос: что замышлял Головчанский? И почему у него в кармане оказался авиабилет, по которому он должен был прилететь в Симферополь и приехать из аэропорта в Николаевку именно в тот день и в то время, когда подана оттуда телеграмма?..
- Вот это пока загадка, Николай Сергеевич...
Дверь кабинета распахнулась. Появившийся на пороге Голубев громко проговорил:
- Прошу разрешения, товарищ подполковник!
- Не шуми, - ответил Гладышев. - Входи, докладывай.
Голубев тихонько прикрыл за собой дверь, сел рядом с Лимакиным и посмотрел на Антона Бирюкова:
- Алексанян полностью подтвердил показания Стрункиной. До него, кажется, дошло, в какую заваруху влип. Поэтому уже не запирается. Дело было так. В пятницу, после конфликта с Головчанским, Хачик от расстройства решил гульнуть. Купил в районном ресторане бутылку "Плиски" и отправился к Анне Огнянниковой, с которой третий месяц дружит...
- Огнянникова - товаровед райпо? - уточнил Антон.
- Так точно. Анна Леонидовна. Ее дома не оказалось. Тогда Хачик вспомнил Тосю Стрункину. Та, покупая у него сапоги, "строила глазки". И потопал к ней. Дальше все, как Тося рассказывала...
- О Головчанском Хачик нового не сказал?
- Нажимает на то, что Александр Васильевич самым бессовестным образом вымогал деньги. Ну это понятно: старается групповое хищение по предварительному сговору перевернуть на вымогательство взятки, чтобы из воды сухим выйти. А вот насчет Крыма интересная новость есть. В Николаевке живет отец Хачика, Геворк Тигранович Алексанян. Работает завхозом в пансионате "Солнечный". В августе прошлого года Головчанский целый месяц у него дома отдыхал, а нынче в пансионат собирался.
Бирюков повернулся к подполковнику:
- Вот он, посредник!
Глады шев сразу повеселел:
- Да, вроде намечается... Надо немедленно послать телеграмму в Николаевский отдел милиции, чтобы побеседовали с Геворком Тиграновичем.
На столе подполковника проурчал телефон. Гладышев ответил и протянул трубку Медникову:
- Тебя, Борис, спрашивают. Из больницы.
Медников разговаривал не дольше минуты. По его отрывочным фразам Бирюков догадался: произошло что-то серьезное. Закончив разговор, судмедэксперт хмуро сообщил:
- "Скорая помощь" доставила в больницу Максима Марковича Пятенкова с острым отравлением.
- Старика, которому Головчанский оставил ключ от своей дачи? удивился следователь Лимакин.
- Его... Подняли без сознания у ларька, где стеклопосуду принимают.
11. Опять гранозан
Пятенков лежал в одноместной палате. Укрытый до подбородка белой простыней, он походил на худенького подростка, и только морщинистое, небритое лицо выдавало возраст. Глаза старика были закрыты, а дыхание настолько слабое, что Антону Бирюкову, когда он вместе с судмедэкспертом и следователем зашел в палату, показалось, будто Максим Маркович мертв.
Медников приподнял простыню и обхватил пальцами запястье старика, чтобы нащупать пульс. Старик открыл глаза и заплакал.
- Что с вами?.. - спросил Медников.
- Кажись, отравился, будь оно неладно...
- Чем?
- Коньячку малость глотнул из найденной бутылки.
- Где ее нашли?
- Недалеко от дачного кооператива, у дороги в кустах...
Медников позвал в палату дежурную медсестру. Стал о чем-то с ней шептаться. Медсестра утвердительно кивнула и вышла из палаты. Вернулась она с наполненным шприцем. Сделав Пятенкову укол, сразу ушла. Несколько минут Максим Маркович лежал с закрытыми глазами. Дыхание его стало глубже, небритое лицо порозовело. Он открыл повеселевшие глаза и даже чуть улыбнулся сухими, потрескавшимися губами.
...Прошлую ночь старик ночевал на даче у сына. Днем подрыбачил в Ине пескаришек. Нажарил их полную сковородку, плотно пообедал и пошел по кооперативу искать брошенные дачниками пустые бутылки. День выдался "неурожайный" - за полтора часа Пятенков нашел всего полдесятка "пушинок". От скуки понес и этот сбор в ларек.
Выйдя из кооператива на проселочную дорогу к райцентру, Максим Маркович свернул в реденький березник - авось запоздалый грибок подвернется - и под кустом увидел иностранную коньячную бутылку с завинчивающейся пробкой. Такие бутылки в ларьке не принимают, но старик поднял ее - сгодится для домашнего обихода. В бутылке на донышке, почти на целый палец, была коричневая жидкость. Подумав, что какой-то богатый отдыхающий не допил коньяк, Максим Маркович отвинтил пробку и двумя глотками, не дыша, приговорил остаток. После этого положил бутылку в рюкзак и зашагал к райцентру.
Стало как будто хорошо - коньячок теплом покатился по жилам, а потом во рту похолодало, вроде бы железа наелся. До ларька дошел без приключений, но пока ждал приемщицу, ушедшую за деньгами, ноги стали подкашиваться, в животе огнем зажгло. Максим Маркович зашел за угол ларька и, не будь дураком, сунул в рот два пальца. Когда стошнило, наступило облегчение, но ненадолго.