Страница:
И мы пошли в кафе "Гуттаперча". Нам ведь было о чём говорить, постоянно и, естественно, страстно. Даша уже успела почитать мои былые литературные труды и скороспело вывела, что меня правильно взяли в это агентство работать на "Мужике". Даша нашла, что я неплохо разбираюсь в этом деле, то есть в мужиках. Разочаровывать её было поздно. Если она в чём-то уверялась, пиши пропало. По китайскому гороскопу она Тигр.
Тема наших с ней содокладов ныне и присно была установлена как "Настоящий мужик и его видовые особенности." Определям-с - и пропагандировать, и пропагандировать. Глубина и лихость. Высота и нормальность. Ответственность и любовь. Без любви никак, но любовь настоящего мужика должна быть столь особенной! контральто, нет, контртенор; главное, не бас.
Бас - образ, рубленный топором, а в нашем должна быть такая неуловимая смесь, нет, лучше синтез пикантности и подлинности. Ой.
Это она ещё про симбиоз не слыхала, а то мы все тут сразу попухли бы.
Заказали короткий обед. Ждём. Даша болтает по мобильному: иным указует, с иными мурлычет, а с мужем ровна, покровительственна и загадочна. Голос у неё то змеится, то парит, она всегда - дочь актрисы. А также, напоминаю, дочь поэта, но реже. И жена артиста, изредка бывшая жена режиссёра, и вечно креативная мать "Мужика" и прочая, и прочая.
Отдыхая от нашего симпозиума, прислушиваюсь к разговорам за моей спиной. За соседним столиком изрядно принявшие господа делятся озарениями:
- Я понял, почему теперь так мало пьяных на Москве!
- И почти нет беременных! - вторит голос помоложе первого лет на двадцать.
- Слушай: пьяных нет, потому что их больше не может быть. Их обокрали при распаде СССР. Они пропили всё, особенно квартиры, и стали - кто выжил - бомжами, а это другой социальный статус. Где пьяные - и где бомжи: разницу чуешь?
- Не всегда, - озадачен молодой.
- Ладно, потом разберёшься. А теперь вот про твоих беременных. Тут всё взаимосвязано...
- С бомжами?!
- Нет, с пьяными! Вот смотри. Раньше у нас как?
Театральная пауза.
- Как? - пугается молодой.
- Выпил - и в койку, - торжественно открывает мир докладчик. - А теперь пьяных нет. Чуешь?
- Но койка-то осталась, - напоминает молодой.
- По трезвянке-то! - хохочет первый. - Да ты что? Кто у нас сейчас по трезвянке детей будет делать?! Да ни в жисть!
- Я бы сделал, - смело заявляет молодой.
- Ага. А я бы посмотрел. Наливай...
Обернуться бы и посмотреть на молодого, но я держусь и терпеливо смотрю вперёд, на Дашу: она убеждает мужа не бросать его работу над новой ролью, поелику партнёрша не так уж и плоха, и ничего страшного, что прежняя жена. Профессионал должен уметь играть со всеми жёнами. Говоря это, Даша зеленеет.
За другим столиком тоже серьёзный разговор. Вещает очковая дама:
- Кровяной сгусток проблем!.. Секс трещит как субинститут любви, рушится, а из-под его обломков спасают что осталось: больные города, куцые страны, смехотворные роли, подлинные слёзы, последние гены... Укрощение секса невозможно, неукрощение гибельно. Что дальше? Есть идеи. Только идеи, да и те - форменная дрянь.
Ей поддакивают интеллектуальные товарки, а в их голосах сквозит острое желание всё бросить и тут же заняться вот этим самым, ну, который трещит и не поддаётся укрощению.
За третьим столиком собрались тридцатилетние эстеты, пятеро в костюмах и галстуках, им тесно, беседа сумбурна, я улавливаю обрывки пассажей ума:
- Мы остановились на чайной церемонии, гейшах, котах и бубликах... Греческие мистерии включали в себя доктрину соотношения, существующего между музыкой и формой... Передай соль! Нет, я без калорий...
Нам наконец приносят тёмнорыжее плоское мясо в неплотном окружении гарнира: картофельные спички фри, вялозелёный салат, бледнолицые помидоринки, никогда не видавшие натурального красного солнца. И под это блюдо мы будем говорить о высоком? То есть о мужике?
Даша с ненавистью смотрит на блюдо и уже не может говорить. Положив мобильник на стол, она берёт вилку и переворачивает рыжее мясо, будто ищет сокровища. Их там нет.
- Может, пива? - пытаюсь поддержать её в трудную минуту я.
- Только одну кружку, - соглашается она и откладывает ненужную вилку. Это - не еда, говорит её облик. "Да, чересчур стильно..." - мысленно усмехаюсь я, но молчу, чтоб не расковыривать Дашины раны. Даша, как человек недообразованный, очень любит слово стильно. Это я вам уже говорила.
Когда танталовы муки пройдены, мы курим, уставшие от безысходности, молчим, и молчать ничуть не легче, поскольку не решён основной вопрос философии. Я имею в виду философию "Мужика". Крепкие сигареты с фильтром, напоминаю.
Джованни закрыл воспалённые глаза и живо представил, как идёт он на кладбище, раскапывает могилу Марии, уговаривает её тело встать и заговорить, и поговорить, наконец, и пусть Мария расскажет, как она ждёт на небе и кого.
Мария соглашается говорить и признаётся Джованни, что всегда любила только его. Наступает идиллия и благолепие. Занавес.
Джованни открыл глаза, вытер слёзы. Как долго будет болеть разбитое сердце? Как оно вообще может болеть? Как можно?!
И ПОКА ЛЮБОВЬ НЕ РАЗЛУЧИТ НАС
Вчера в подземном переходе на "Фрунзенской" рыжая кошка в ярко-красном ошейнике просила подаяние: она дремала, сунув носик в электронный органчик, а он играл милую, жалостную песенку. Вся установка держалась на раскладной алюминиевой табуреточке с полосатым парусиновым сиденьицем. На полу призывно валялась картонка с приветом от имени судьбы, готовой к адресной благосклонности.
Никто из людей окрест не брал на себя ответственность за это вопиющее, трепетное, высокохудожественное издевательство над всеми основами нищенства. Прохожие - бессердечные московские прохожие, пересыщенные зрелищами! - даже они останавливались и шептали: "Чего только не выдумают!".
Я тоже остановилась. Из табачного киоска невинно доносилась модная песня: "Когда я стану кошкой..." Деньги, музыка, табак и влажная погода, и пронизывающее чувство тотального театра. Это тоже Москва в начале тысячелетия. "Помесь удава и канарейки". Интересно, бабушка выдумала эту помесь или процитировала? Спросить бы, да нету её; не вернулась моя бабушка.
Сейчас что - сейчас уже всё кончилось. Вспоминай себе да вспоминай: как удалось уцелеть да кто кому на горло наступил. А тогда, в пору борьбы за "Мужика", в пылу страстей, коих я и не понимала как следует, тогда было тяжко.
Пример.
Когда мучительное интервью было уже писано-переписано, Александр пришёл в наш офис разбирать урода в очередной раз. Даша запаздывала, и мы с ним пошли в ближайшее кафе поговорить тет-а-тет. Спускаемся на лифте, он отключает свои мобильники. И поясняет:
- А то нам не удастся пообщаться.
Нормально? Да. Сели за столик. Вдруг яростно затрещал мой невыключенный мобильник.
- Я же говорил, - устало улыбается Александр.
- Это же Даша! - поясняю я.
- Я об этом и говорил, - поясняет он.
Не понимая, почему он надеялся скрыться именно от Даши, я ёрзаю, усердно читаю меню - лишь бы как-то переждать неловкость, и тут в кафе влетает наш руководящий вихрь.
С перекошенным лицом Даша подбегает к нам, яростно выкрикивает мне: "Почему не сказала?" - и плюхается на стул. Мне:
- Где текст?
- Вот.
- Диктофон взяла?
- Да.
- Надо поговорить с ним ещё раз. Я ночью подумала: в тексте мало об ответственности.
Я еле сдержала стон, Александр надел самую доброжелательную маску. Даша рычит мне:
- Ну, задавай вопросы!
- Может, вместе? - предлагаю я.
Даша, что-то переключив, надевает человеческое лицо и решительно обращается к Александру. Вопрос хоть куда:
- Что такое ответственность, по-твоему?
Я понимаю, конечно, в университетах мы не обучались, но уж так-то...
Несчастный Александр начинает что-то про данное слово, это уже сто раз было, но Даше хочется куда-то вглубь, ей всё мало, она всё никак не просушит свою заоблачную суспензию. Помните, которая с философией?
Пытка длится часа полтора. Даша всё говорит и говорит с Александром, а я понимаю, что интервью всё дальше от публикации, потому что речь уже идёт о чём-то слишком интимном, а я продолжаю чего-то не понимать категорически. К счастью, диктофон всё пишет подряд, и я хотя бы этим отрабатываю свою зарплату.
Слишком интимные вещи - бывают, право. Например, однажды писатель и врач Михаил Булгаков сам сделал своей жене раннего периода, Татьяне, аборт. И жизнь пошла своим чередом. А что тут такого, да? Сам забрюхатил, сам почистил. Драматург. Для прочих - это немного слишком, для писателя - впору.
Однажды дочь поэта и жена артиста Даша выдумала название сигарет "Мужик" и нашла фирму-производительницу. Табачную. И агентство для рекламирования. И лицо для бренда. И перебитую жизнью журналистку для пиара. И деньги под проект. И что тут растакого разособенного? Сама придумала, сама и пашет. И жизнь, по её мнению, нормально идёт своим чередом. И не только по её мнению.
Можно посмотреть на вещи под иным углом. Ведь можно? Смотрим.
Однажды хороший парень и замечательный артист Александр решил стать режиссёром. У него давно была идея сценария, и требовался лишь сценарист, который убедительно вытянет его задумку. Но ведь и семью кормить надо.
Пока суд да дело, согласился мужчина подработать рекламным лицом бренда "Мужик". Всё путём, ни жертв, ни разрушений, да? Так ведь? О чём тут беспокоиться. Так многие артисты делают. В конце концов, он же не на памперсы подписался.
Однажды брошенная всеми близкими журналистка упала в лужу, откуда её вынул проходивший мимо французский мужчина. Галантный, он дал ей ключи от новой жизни: больше не падайте, мадам. Фирма "Мужик" с вами, мадам. И Бог с вами...
Вообще-то случись всё это в другом царстве-государстве, там бы только плечами пожали: в чём дело? Бизнес есть бизнес. Какая кому разница? Да если б он даже на зубную пасту подписался - что из этого? У него что - зубов нет? Улыбайтесь, вас снимают.
Ведь он не в кандалах, не в инвалидной коляске, не с котлетой в обнимку.
Этика всех профессий, втянутых в данный сюжет, получается, в полном порядке. Реклама всё рекламирует. Журналистика всё отражает. И все при деле.
...Мужики спасают, бабы воют.
Ох, как мне хотелось выть! Каждый день, проведённый на проекте "Мужик", мне хотелось выть по-бабьи, так, чтобы Вселенная слышала. По ночам я плакала во сне, просыпалась вся в слезах, с ужасом смотрела на часы - опять опаздываю, опять на меня будут косо смотреть эти дети разных народов, изготовители буклетов и баннеров, любители долларов и молодости.
Моя знакомая, большая и тонкая эстетка, в те дни открыла мне свою истину:
- Знаешь, - говорит загадочно и тихо, - блузочки надо менять каждый день, как трусики.
Я замерла, оторопев, осмотрела свой наряд. Может, я так опустилась от горя, что меня пора удостаивать истин? Вроде нет. Хотя выглядела я, конечно, плачевно.
Лицо было страшное: замученное, запуганное, робкое. Каждый день - как бичевание: Даша кричит, ей всё более срочно требуются откровения, подтверждающие правоту её творческого вектора. В минуту дружбы она объяснила мне, что когда она работала в другом рекламном агентстве, там её тоже ломали через колено. Только так и делают настоящих рекламистов.
Ближе к осени это стало невыносимо.
В один очень жаркий день в офисе догадались установить кондиционеры. Прекрасный вышел день, и Даша, по обыкновению, запаздывала. Кайф.
Александр позвонил мне и назначил встречу в Доме кино, а не в постылом кафе "Гуттаперча". Интервью, смекнула я с грустью, продолжается. Я понимаю, как оно обрыдло ему, но - слово, данное женщине и далее по списку. Пошла я на встречу без диктофона.
- Мне давно мешает один анекдот, - начал Александр. - И вот только теперь я нашёл человека, который мне его напишет в сценарий.
- Я слушаю, - вежливо говорю я, почему-то радуясь.
- История любви. Хочу поставить фильм, но там нужны диалоги, которых никто в отечественной литературе - а я многих знаю - написать убедительно не сможет. А ты сможешь. Возьмёмся? Я прочитал всё, что ты написала. Я тебя нашёл.
У меня остановилось дыхание. Всё могло быть, но не это. И если узнает наша Даша, то маленькая хиросима нам обеспечена.
Александр точно и больно, отшелушив от меня ороговелости рекламных упражнений, напомнил мне светлое прошлое, когда я работала в мире, куда более приближенном к жизни, чем нынешний, рекламный. В литературе то есть. Он будто вытащил меня из пропасти, куда я уже почти сползла. Господи, какой же ты, Александр, хороший, настоящий, чуткий человек. И режиссёр из тебя получится экстра-класса: ведь чуешь всё и всех насквозь, солнышко ты моё.
Александр взял кофе:
- Рассказываю, что я вижу. Поезд. Например, Москва-Петербург. То есть одна ночь пути. В купе случайные попутчики, он и она. Он едет на свою свадьбу, она - на свою. Возможны варианты: не жениться едут, но к любимым, и всё всерьёз. А лучше на свадьбы. У каждого всё решено, их ждут возлюбленные, каждого свой.
Слушаю я его, и опять завыть хочется. Впрочем, в тот миг больше всего я боялась, что он не успеет досказать сюжет, и опять влетит разъярённая Даша. Сотрудники агентства должны были, конечно, сказать ей, где я и с кем, я сама так распорядилась, выходя из офиса.
Даша не выносит, когда кто-то бесконтрольно встречается с Александром. Вот убить готова. Каждого и каждую. И как ей удавалось сохранить жизнь жене Александра?
Он успел рассказать мне свой сюжет. А Даша влетела через минуту после. Мы выжили в тот день, не знаю как.
А сюжет развивается так. Эти двое, а каждый счастлив по-своему, знакомятся и начинают беседовать каждый о своём. Ночной разговор в купе - что может быть банальнее? Конечно, это чисто русская история, поскольку в какой-нибудь Германии с соседями по купе не разговаривают.
Говорят по-русски. Каждый о своём. Но дело принимает такой оборот, что приходит Истинная Любовь. И ночное интервью в купе приводит обоих к мысли, что они, именно они, не могут жить друг без друга. В самом прямом смысле слова жить. Напоминаю, каждый изначально едет навстречу своему счастью. Но... Словом, такие дела. Никаких поцелуев. Только интервью, диалог, поезд, ночь, больше ничего. Наступает утро. Окончательно формируется судьба: мы не можем жить друг без друга. На перроне его встречает возлюбленная, а её - возлюбленный. Но всё уже решено. А дальше - вот и пошла та самая ответственность. (Помните, наша Даша помешана на исследовании ответственности мужика?) Женщина садится в машину к жениху. Мужчина - к невесте. Они разъезжаются в разные стороны - и разбиваются насмерть. Каждый на своей трассе, по своим причинам. Потому что они решили, что не могут жить друг без друга. А сказано - сделано. Конечно, их гибель выглядит трагической случайностью для всех, кроме кинозрителя, который один только и знает, как и о чём разговаривали ночью в поезде эти двое. Нет, они не самоубийцы, вовсе нет.
Дело именно в силе слова, в мощи чувства, а главное - в искренне принятом и выраженном словами решении. Намерение решает всё.
Ответственность. Слово есть самое сильное дело. Понимаешь, говорит Александр, в начале было слово...
Александр рассказывал, глядя в чашку. Редко-редко поднимал на меня глаза. Я слышала, как бьются друг о друга молекулы воздуха. Он не спросил, что я думаю о кино, любви, смерти, ответственности, будь она неладна. Его не интересовало, есть ли у меня силы и время на сценарное творчество. Он только сказал:
- Надо написать диалог, который действительно способен перевернуть жизнь на сто восемьдесят градусов. Вот такой анекдот.
Я не сказала ему, что он перепутал меня с бабушкой, потому что мы с нею полные тёзки, нас очень легко перепутать по публикациям. У нас не было с Александром ни дружеского стажа, ни времени на подробности. Я не успевала рассказать ему, как из лужи попала в это агентство и как люто боюсь за него, Александра, лично. Все эти мелочи сейчас были не важны, невозможны, потому что человек только что открыл мне душу и мечту, и я уже не имела никакого права оскорбить его искренность.
Думать было некогда. Я ответила:
- Да. Напишу. Вот сейчас разберёмся с "Мужиком" и напишу сценарий. Обещаю.
Получается, я дала ему слово. Значит, и я включила программу ответственности.
В эту секунду и влетела Даша. Увидев наши лица, она почему-то не посмела рычать, села тихо, как большая воспитанная девочка, начала передавать Александру какие-то приветы от общих знакомых. Так поступила бы любая женщина, если б хотела порвать чужие нити и укрепить свои путы. Это было похоже на ревность, поэтому я сразу разъяснила ей всё абсолютно правдиво:
- Мы тут обсуждаем наше интервью.
- А где текст? - не выдержала Даша.
- Обдумывается новый поворот.
- Отлично, - смягчилась, насколько могла, Даша.
Прекрасный артист, Александр бровью не повёл, услышав мою версию нашей встречи. Даша вернулась к светским приветам, а я успокоилась и затихла со своей чашкой. Что ни случись, мой путь выпрямляется: Александр сделал мне поистине царский подарок. Этот наш сговор - чудо в пустыне. И мне показалось, что Бог простил меня за глупость и нервы минувших лет, за слёзы неверия, за страх, за Петра, за Давида.
Вечером того дня я впервые заснула без лекарства и спала без рыданий. И мне приснилось название нашего грядущего сценария: "Пока любовь не разлучит нас...".
Попались мне как-то раз китайские гороскопы. Читаю: как там Змея с Кроликом ладят.
Уважаю китайцев. Давно живут, молодцы. Знают своё дело, то есть как жить.
Вот я и взялась почитать про Дашу. Она у нас Тигр от роду. Мне очень редко попадались Тигры. Так-с, что у нас тут? Когти. Клыки. Разорвёт непременно. Увлечь за собой в пропасть - как нечего делать. Да-с. И никто не может остановить Тигра. Рычи, Китай.
Следующая ночь, когда я всё-таки заметила её, смеялась надо мной. Опять наслала Потомуча, моё новое средство от бессонницы.
Он пришёл. Сел на плечо. Почесал брюшко себе, потом и мне. Он такой проникновенный.
- Сделай ошибку... - тихо попросил Потомуч.
- Как ещё тебя сделать? - сонно спросила я, надеясь, что он опять выбросит в окно какой-нибудь торт, спляшет и смотается.
- Поставь мне дефис.
- А ты мне - бутылку.
- Хватит. И так не просыхаешь.
- Да больно мне как-то...
- А никто и не обещал, что будет легко, - вздохнул Потомуч и перекрасился. Весь позеленел, вместе со своими полузайчатыми ушками.
- Потомуч, а Потомуч! - проскулила я. - Ты хоть знаешь, кто ты? Дитя эпохи. Тебя сочинила девица с ногтями от Москвы до Бреста, на ней нет несиликонового места.
- Слава грамотеям новой формации! - провозгласил Потомуч и весь покраснел.
- Месье - хамелеон? - уточнила я.
- Мадам, вы способны понять душу мужчины? - с пафосом вопросил он и поднялся на броневичок.
- Отпусти машину, - попросила я. - Эта техника ведёт к прямо-таки историческим ошибкам...
- Если бы ты написала это в книжке, тебя не смогли бы перевести на иностранные языки! - насмешливо сказал Потомуч. - Им, за бугром, эти совковые аллюзии неизвестны и неинтересны вплоть до полной непереводимости. Ты знаешь, что голограммы смыслов надо соединять пострунно, поинтерферентно-когерентно, и тогда получа-а-а... Отпусти!!!
- Заткнись. Я каждый день за большие бабки объясняю одной даме, что она занимается преступной деятельностью, семантическое манипулирование называется. И никаких голограмм. И мужик у неё, представь, - не русский!..
- О, дорогая, а где ты видела русского мужика последний раз? - изумился Потомуч и весь поголубел. То есть опять перекрасился до самого хвостика.
- Уйди, несчастье. Ты полное... дитя эпохи.
- Ну и пожалуйста, - хихикнул Потомуч, поцеловал окно и торжественно в него вышел. - Только сценарий тот самый - не пиши-и-и-и-и-и!!!
Как ни странно, я испугалась и тут же заснула. Наверно, у меня таким невозможным способом сознание расширялось - чтобы хоть как-то понять то, что произошло потом.
ЭХ, ТРАВУШКА-МУРАВУШКА ЗЕЛЁНЕНЬКАЯ...
Гольф-поле в подмосковном Нахабине - хорошее место для обдумывания житья. Объединённая тишина двух сортов: загородно-лесная и гольфо-законная. Гольф - это богатая тишина и толстые деньги.
Эта тишь да гладь порой как благодать, прости Господи. Я вам коротко расскажу, чем я там занималась.
Если ваши доходы пока не позволяют вам быть тут как все, понюхайте просто воздух. Свежесть и красота.
Я бродила по холёной травке и вспоминала поляну детства, на чистой реке Усманке, где меня впервые поразил мой вишнёвый луч. Честное слово, не повернись я тогда лицом к закату, случайно, будто меня позвали, и не было бы сейчас ни этой книги, ни Даши в ней.
Луч прошёл насквозь. И если световой поток можно сравнить с гарпуном, то извините: так я и сделаю. Можно сравнить и меня - с сухой букашкой на стальной булавке. Хомо литераторус можно сравнивать с чем угодно: не промахнёшься.
На любой поляне теперь ищу его, везде, под липами, в песках и пустынях, в антикварных лавках, под облаками, за горами, за долами, в тридесятом государстве, - стоит выйти в любое поле, начинаю луч искать. Бегаю за Богом, как девчонка за мячиком, и потявкиваю: ну покажи, ну где ты спрятался...
На гольф-поле меня отправило агентство, дабы пиарить международный турнир: шеф решил, что за мою зарплату одного "Мужика" мне мало, и следует увеличить нагрузку. С этого момента началось то, чего давно и кровожадно ждали дети разных народов, добрые сотруднички "А&М". Действительно: почему это меня грызёт и кушает одна Даша? Дайте всем. Лакомство хоть куда.
Теперь они сладостно забывали отправить журналистам письма-приглашения на турнир, а потом ехидно делились впечатлениями, как я медленно и неуверенно собираю пресс-конференцию. Без техники, без курьеров, вообще голыми руками.
Они освоили повелительные интонации а ля Даша и не скрывали своего счастья. А одна худая татарка по имени, кажется, Айдель вообще перестала со мной здороваться, что было ей особенно приятно, поскольку наши столы соседствовали непосредственно.
Я ещё не понимала, что это нормальная офисная жизнь в рамках корпоративной культуры, и посему горевала и нервничала. Старая закваска мешала, а именно та, что привычка считать людей людьми... Словом, всё это теперь неинтересно.
Дашу гольф не интересовал. Ей было нужно сами знаете что. Мои внезапные терзания на двух фронтах раздражали её, мешали думать и говорить о мужике.
Она хотела чего-то, но побольше.
Она затевала городское "Мужик"-шоу. Даже два шоу: в Москве и в Петербурге. В обоих участвовало, естественно, лицо бренда, а в московском ещё и голос бренда, исполнитель фирменной песни про мужскую работу. О голосе мы ещё не упоминали, но он того стоит.
Известнейший артист театра, литератор, певец, бывший возлюбленный Даши, он единственный был тут на своём месте. И только потому, что только голос. Его милое, извините за выражение, интеллигентное собственное лицо как таковое абсолютно не подходило к ассоциативному ряду "Мужика" ни с какой стороны. И на здоровье. Наш народ любил и любит его за один старый марш-романс, полный мечтательности и... безответственности. В романтическом тексте его напрочь отсутствует пиетет перед словом, данным женщине. Как вы помните, для Александра, напротив, выданные слова священны. Конечно, достопамятный марш отыграл давно и по другому случаю, но, простите за выражение, потребителю - всё равно: любовь любовью, а слова не нарушай. Ассоциации потребителя коварно независимы от давности лет.
Короче говоря, этот голос для этого бренда следовало раскручивать в отрыве от его прекрасного песенного прошлого. Откручивать от прошлого гаечным ключом принципиальной новизны. Особливо потому, что старый тот романс пронизан аристократическими миазмами: там антураж, там девы и шампанское, а в сей набор как ни крути крепкие сигареты "Мужик" не входят.
Потомуч бегал за мною по гольф-полю и покрикивал:
- Давай идею!
- Тут надо вести себя тихо-тихо, - учила я мою шуструю оторву.
- Ты что, не въезжаешь?! - сердился Потомуч.
- Паркуюсь... - успокаивала его я.
"МУЖИК"-ШОУ НА НЕВЕ, НА НЕБЕ, ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ
В те дни я, наконец, не выдержала и позвонила Петру. Он выслушал сколько смог и сказал, что для моей нынешней работы у меня слишком высокая самооценка. Но надо продолжать. Зарплата и всё такое.
- Упражнять самооценку? - спросила я в немотивированной надежде, что мне распахнут объятия.
- Да, - просто сказал Пётр и не распахнул. - Звони если что. Пока.
Отбой. Судя по твердым интонациям, ему всё-таки были предъявлены претензии по пропаже зелёного пакетика из ванного шкафчика. Интересно, как проходила беседа о гигиене?
Потом я машинально потюкала в кнопки телефона просто так, неизвестно кому, в никуда, наобум - и вдруг услышала строгий голос бабушки:
- Перестань!
- Бабушка!!! Ты нашлась! Я умираю!
- Глупости. Просто форменные глупости. Воспитанная женщина не должна звонить мужчине, который изменил ей с десятком куриц и доволен этим. Он же больной! Куда только девичью честь...
- Бабушка! Ты нашлась! Ты где? - я вопила от радости, прыгала.
- В больнице, - буркнула она.
- Ты заболела? Что с тобой?
- Дура. Ты. Я выхаживаю одного придурка. Ему накостыляли. Он в коме. Давно и надолго.
Я мигом сообразила, о ком речь, и неправедно возрадовалась.
- Никакой личной жизни, - проворчала бабушка. - Я ему так хорошо всё объяснила, что не надо ему в депутаты, а он полез. Ну и вот. Власти хотел. Кратофилия в острой форме. Я, говорил, мужик, а мужику нужна власть.
Тема наших с ней содокладов ныне и присно была установлена как "Настоящий мужик и его видовые особенности." Определям-с - и пропагандировать, и пропагандировать. Глубина и лихость. Высота и нормальность. Ответственность и любовь. Без любви никак, но любовь настоящего мужика должна быть столь особенной! контральто, нет, контртенор; главное, не бас.
Бас - образ, рубленный топором, а в нашем должна быть такая неуловимая смесь, нет, лучше синтез пикантности и подлинности. Ой.
Это она ещё про симбиоз не слыхала, а то мы все тут сразу попухли бы.
Заказали короткий обед. Ждём. Даша болтает по мобильному: иным указует, с иными мурлычет, а с мужем ровна, покровительственна и загадочна. Голос у неё то змеится, то парит, она всегда - дочь актрисы. А также, напоминаю, дочь поэта, но реже. И жена артиста, изредка бывшая жена режиссёра, и вечно креативная мать "Мужика" и прочая, и прочая.
Отдыхая от нашего симпозиума, прислушиваюсь к разговорам за моей спиной. За соседним столиком изрядно принявшие господа делятся озарениями:
- Я понял, почему теперь так мало пьяных на Москве!
- И почти нет беременных! - вторит голос помоложе первого лет на двадцать.
- Слушай: пьяных нет, потому что их больше не может быть. Их обокрали при распаде СССР. Они пропили всё, особенно квартиры, и стали - кто выжил - бомжами, а это другой социальный статус. Где пьяные - и где бомжи: разницу чуешь?
- Не всегда, - озадачен молодой.
- Ладно, потом разберёшься. А теперь вот про твоих беременных. Тут всё взаимосвязано...
- С бомжами?!
- Нет, с пьяными! Вот смотри. Раньше у нас как?
Театральная пауза.
- Как? - пугается молодой.
- Выпил - и в койку, - торжественно открывает мир докладчик. - А теперь пьяных нет. Чуешь?
- Но койка-то осталась, - напоминает молодой.
- По трезвянке-то! - хохочет первый. - Да ты что? Кто у нас сейчас по трезвянке детей будет делать?! Да ни в жисть!
- Я бы сделал, - смело заявляет молодой.
- Ага. А я бы посмотрел. Наливай...
Обернуться бы и посмотреть на молодого, но я держусь и терпеливо смотрю вперёд, на Дашу: она убеждает мужа не бросать его работу над новой ролью, поелику партнёрша не так уж и плоха, и ничего страшного, что прежняя жена. Профессионал должен уметь играть со всеми жёнами. Говоря это, Даша зеленеет.
За другим столиком тоже серьёзный разговор. Вещает очковая дама:
- Кровяной сгусток проблем!.. Секс трещит как субинститут любви, рушится, а из-под его обломков спасают что осталось: больные города, куцые страны, смехотворные роли, подлинные слёзы, последние гены... Укрощение секса невозможно, неукрощение гибельно. Что дальше? Есть идеи. Только идеи, да и те - форменная дрянь.
Ей поддакивают интеллектуальные товарки, а в их голосах сквозит острое желание всё бросить и тут же заняться вот этим самым, ну, который трещит и не поддаётся укрощению.
За третьим столиком собрались тридцатилетние эстеты, пятеро в костюмах и галстуках, им тесно, беседа сумбурна, я улавливаю обрывки пассажей ума:
- Мы остановились на чайной церемонии, гейшах, котах и бубликах... Греческие мистерии включали в себя доктрину соотношения, существующего между музыкой и формой... Передай соль! Нет, я без калорий...
Нам наконец приносят тёмнорыжее плоское мясо в неплотном окружении гарнира: картофельные спички фри, вялозелёный салат, бледнолицые помидоринки, никогда не видавшие натурального красного солнца. И под это блюдо мы будем говорить о высоком? То есть о мужике?
Даша с ненавистью смотрит на блюдо и уже не может говорить. Положив мобильник на стол, она берёт вилку и переворачивает рыжее мясо, будто ищет сокровища. Их там нет.
- Может, пива? - пытаюсь поддержать её в трудную минуту я.
- Только одну кружку, - соглашается она и откладывает ненужную вилку. Это - не еда, говорит её облик. "Да, чересчур стильно..." - мысленно усмехаюсь я, но молчу, чтоб не расковыривать Дашины раны. Даша, как человек недообразованный, очень любит слово стильно. Это я вам уже говорила.
Когда танталовы муки пройдены, мы курим, уставшие от безысходности, молчим, и молчать ничуть не легче, поскольку не решён основной вопрос философии. Я имею в виду философию "Мужика". Крепкие сигареты с фильтром, напоминаю.
Джованни закрыл воспалённые глаза и живо представил, как идёт он на кладбище, раскапывает могилу Марии, уговаривает её тело встать и заговорить, и поговорить, наконец, и пусть Мария расскажет, как она ждёт на небе и кого.
Мария соглашается говорить и признаётся Джованни, что всегда любила только его. Наступает идиллия и благолепие. Занавес.
Джованни открыл глаза, вытер слёзы. Как долго будет болеть разбитое сердце? Как оно вообще может болеть? Как можно?!
И ПОКА ЛЮБОВЬ НЕ РАЗЛУЧИТ НАС
Вчера в подземном переходе на "Фрунзенской" рыжая кошка в ярко-красном ошейнике просила подаяние: она дремала, сунув носик в электронный органчик, а он играл милую, жалостную песенку. Вся установка держалась на раскладной алюминиевой табуреточке с полосатым парусиновым сиденьицем. На полу призывно валялась картонка с приветом от имени судьбы, готовой к адресной благосклонности.
Никто из людей окрест не брал на себя ответственность за это вопиющее, трепетное, высокохудожественное издевательство над всеми основами нищенства. Прохожие - бессердечные московские прохожие, пересыщенные зрелищами! - даже они останавливались и шептали: "Чего только не выдумают!".
Я тоже остановилась. Из табачного киоска невинно доносилась модная песня: "Когда я стану кошкой..." Деньги, музыка, табак и влажная погода, и пронизывающее чувство тотального театра. Это тоже Москва в начале тысячелетия. "Помесь удава и канарейки". Интересно, бабушка выдумала эту помесь или процитировала? Спросить бы, да нету её; не вернулась моя бабушка.
Сейчас что - сейчас уже всё кончилось. Вспоминай себе да вспоминай: как удалось уцелеть да кто кому на горло наступил. А тогда, в пору борьбы за "Мужика", в пылу страстей, коих я и не понимала как следует, тогда было тяжко.
Пример.
Когда мучительное интервью было уже писано-переписано, Александр пришёл в наш офис разбирать урода в очередной раз. Даша запаздывала, и мы с ним пошли в ближайшее кафе поговорить тет-а-тет. Спускаемся на лифте, он отключает свои мобильники. И поясняет:
- А то нам не удастся пообщаться.
Нормально? Да. Сели за столик. Вдруг яростно затрещал мой невыключенный мобильник.
- Я же говорил, - устало улыбается Александр.
- Это же Даша! - поясняю я.
- Я об этом и говорил, - поясняет он.
Не понимая, почему он надеялся скрыться именно от Даши, я ёрзаю, усердно читаю меню - лишь бы как-то переждать неловкость, и тут в кафе влетает наш руководящий вихрь.
С перекошенным лицом Даша подбегает к нам, яростно выкрикивает мне: "Почему не сказала?" - и плюхается на стул. Мне:
- Где текст?
- Вот.
- Диктофон взяла?
- Да.
- Надо поговорить с ним ещё раз. Я ночью подумала: в тексте мало об ответственности.
Я еле сдержала стон, Александр надел самую доброжелательную маску. Даша рычит мне:
- Ну, задавай вопросы!
- Может, вместе? - предлагаю я.
Даша, что-то переключив, надевает человеческое лицо и решительно обращается к Александру. Вопрос хоть куда:
- Что такое ответственность, по-твоему?
Я понимаю, конечно, в университетах мы не обучались, но уж так-то...
Несчастный Александр начинает что-то про данное слово, это уже сто раз было, но Даше хочется куда-то вглубь, ей всё мало, она всё никак не просушит свою заоблачную суспензию. Помните, которая с философией?
Пытка длится часа полтора. Даша всё говорит и говорит с Александром, а я понимаю, что интервью всё дальше от публикации, потому что речь уже идёт о чём-то слишком интимном, а я продолжаю чего-то не понимать категорически. К счастью, диктофон всё пишет подряд, и я хотя бы этим отрабатываю свою зарплату.
Слишком интимные вещи - бывают, право. Например, однажды писатель и врач Михаил Булгаков сам сделал своей жене раннего периода, Татьяне, аборт. И жизнь пошла своим чередом. А что тут такого, да? Сам забрюхатил, сам почистил. Драматург. Для прочих - это немного слишком, для писателя - впору.
Однажды дочь поэта и жена артиста Даша выдумала название сигарет "Мужик" и нашла фирму-производительницу. Табачную. И агентство для рекламирования. И лицо для бренда. И перебитую жизнью журналистку для пиара. И деньги под проект. И что тут растакого разособенного? Сама придумала, сама и пашет. И жизнь, по её мнению, нормально идёт своим чередом. И не только по её мнению.
Можно посмотреть на вещи под иным углом. Ведь можно? Смотрим.
Однажды хороший парень и замечательный артист Александр решил стать режиссёром. У него давно была идея сценария, и требовался лишь сценарист, который убедительно вытянет его задумку. Но ведь и семью кормить надо.
Пока суд да дело, согласился мужчина подработать рекламным лицом бренда "Мужик". Всё путём, ни жертв, ни разрушений, да? Так ведь? О чём тут беспокоиться. Так многие артисты делают. В конце концов, он же не на памперсы подписался.
Однажды брошенная всеми близкими журналистка упала в лужу, откуда её вынул проходивший мимо французский мужчина. Галантный, он дал ей ключи от новой жизни: больше не падайте, мадам. Фирма "Мужик" с вами, мадам. И Бог с вами...
Вообще-то случись всё это в другом царстве-государстве, там бы только плечами пожали: в чём дело? Бизнес есть бизнес. Какая кому разница? Да если б он даже на зубную пасту подписался - что из этого? У него что - зубов нет? Улыбайтесь, вас снимают.
Ведь он не в кандалах, не в инвалидной коляске, не с котлетой в обнимку.
Этика всех профессий, втянутых в данный сюжет, получается, в полном порядке. Реклама всё рекламирует. Журналистика всё отражает. И все при деле.
...Мужики спасают, бабы воют.
Ох, как мне хотелось выть! Каждый день, проведённый на проекте "Мужик", мне хотелось выть по-бабьи, так, чтобы Вселенная слышала. По ночам я плакала во сне, просыпалась вся в слезах, с ужасом смотрела на часы - опять опаздываю, опять на меня будут косо смотреть эти дети разных народов, изготовители буклетов и баннеров, любители долларов и молодости.
Моя знакомая, большая и тонкая эстетка, в те дни открыла мне свою истину:
- Знаешь, - говорит загадочно и тихо, - блузочки надо менять каждый день, как трусики.
Я замерла, оторопев, осмотрела свой наряд. Может, я так опустилась от горя, что меня пора удостаивать истин? Вроде нет. Хотя выглядела я, конечно, плачевно.
Лицо было страшное: замученное, запуганное, робкое. Каждый день - как бичевание: Даша кричит, ей всё более срочно требуются откровения, подтверждающие правоту её творческого вектора. В минуту дружбы она объяснила мне, что когда она работала в другом рекламном агентстве, там её тоже ломали через колено. Только так и делают настоящих рекламистов.
Ближе к осени это стало невыносимо.
В один очень жаркий день в офисе догадались установить кондиционеры. Прекрасный вышел день, и Даша, по обыкновению, запаздывала. Кайф.
Александр позвонил мне и назначил встречу в Доме кино, а не в постылом кафе "Гуттаперча". Интервью, смекнула я с грустью, продолжается. Я понимаю, как оно обрыдло ему, но - слово, данное женщине и далее по списку. Пошла я на встречу без диктофона.
- Мне давно мешает один анекдот, - начал Александр. - И вот только теперь я нашёл человека, который мне его напишет в сценарий.
- Я слушаю, - вежливо говорю я, почему-то радуясь.
- История любви. Хочу поставить фильм, но там нужны диалоги, которых никто в отечественной литературе - а я многих знаю - написать убедительно не сможет. А ты сможешь. Возьмёмся? Я прочитал всё, что ты написала. Я тебя нашёл.
У меня остановилось дыхание. Всё могло быть, но не это. И если узнает наша Даша, то маленькая хиросима нам обеспечена.
Александр точно и больно, отшелушив от меня ороговелости рекламных упражнений, напомнил мне светлое прошлое, когда я работала в мире, куда более приближенном к жизни, чем нынешний, рекламный. В литературе то есть. Он будто вытащил меня из пропасти, куда я уже почти сползла. Господи, какой же ты, Александр, хороший, настоящий, чуткий человек. И режиссёр из тебя получится экстра-класса: ведь чуешь всё и всех насквозь, солнышко ты моё.
Александр взял кофе:
- Рассказываю, что я вижу. Поезд. Например, Москва-Петербург. То есть одна ночь пути. В купе случайные попутчики, он и она. Он едет на свою свадьбу, она - на свою. Возможны варианты: не жениться едут, но к любимым, и всё всерьёз. А лучше на свадьбы. У каждого всё решено, их ждут возлюбленные, каждого свой.
Слушаю я его, и опять завыть хочется. Впрочем, в тот миг больше всего я боялась, что он не успеет досказать сюжет, и опять влетит разъярённая Даша. Сотрудники агентства должны были, конечно, сказать ей, где я и с кем, я сама так распорядилась, выходя из офиса.
Даша не выносит, когда кто-то бесконтрольно встречается с Александром. Вот убить готова. Каждого и каждую. И как ей удавалось сохранить жизнь жене Александра?
Он успел рассказать мне свой сюжет. А Даша влетела через минуту после. Мы выжили в тот день, не знаю как.
А сюжет развивается так. Эти двое, а каждый счастлив по-своему, знакомятся и начинают беседовать каждый о своём. Ночной разговор в купе - что может быть банальнее? Конечно, это чисто русская история, поскольку в какой-нибудь Германии с соседями по купе не разговаривают.
Говорят по-русски. Каждый о своём. Но дело принимает такой оборот, что приходит Истинная Любовь. И ночное интервью в купе приводит обоих к мысли, что они, именно они, не могут жить друг без друга. В самом прямом смысле слова жить. Напоминаю, каждый изначально едет навстречу своему счастью. Но... Словом, такие дела. Никаких поцелуев. Только интервью, диалог, поезд, ночь, больше ничего. Наступает утро. Окончательно формируется судьба: мы не можем жить друг без друга. На перроне его встречает возлюбленная, а её - возлюбленный. Но всё уже решено. А дальше - вот и пошла та самая ответственность. (Помните, наша Даша помешана на исследовании ответственности мужика?) Женщина садится в машину к жениху. Мужчина - к невесте. Они разъезжаются в разные стороны - и разбиваются насмерть. Каждый на своей трассе, по своим причинам. Потому что они решили, что не могут жить друг без друга. А сказано - сделано. Конечно, их гибель выглядит трагической случайностью для всех, кроме кинозрителя, который один только и знает, как и о чём разговаривали ночью в поезде эти двое. Нет, они не самоубийцы, вовсе нет.
Дело именно в силе слова, в мощи чувства, а главное - в искренне принятом и выраженном словами решении. Намерение решает всё.
Ответственность. Слово есть самое сильное дело. Понимаешь, говорит Александр, в начале было слово...
Александр рассказывал, глядя в чашку. Редко-редко поднимал на меня глаза. Я слышала, как бьются друг о друга молекулы воздуха. Он не спросил, что я думаю о кино, любви, смерти, ответственности, будь она неладна. Его не интересовало, есть ли у меня силы и время на сценарное творчество. Он только сказал:
- Надо написать диалог, который действительно способен перевернуть жизнь на сто восемьдесят градусов. Вот такой анекдот.
Я не сказала ему, что он перепутал меня с бабушкой, потому что мы с нею полные тёзки, нас очень легко перепутать по публикациям. У нас не было с Александром ни дружеского стажа, ни времени на подробности. Я не успевала рассказать ему, как из лужи попала в это агентство и как люто боюсь за него, Александра, лично. Все эти мелочи сейчас были не важны, невозможны, потому что человек только что открыл мне душу и мечту, и я уже не имела никакого права оскорбить его искренность.
Думать было некогда. Я ответила:
- Да. Напишу. Вот сейчас разберёмся с "Мужиком" и напишу сценарий. Обещаю.
Получается, я дала ему слово. Значит, и я включила программу ответственности.
В эту секунду и влетела Даша. Увидев наши лица, она почему-то не посмела рычать, села тихо, как большая воспитанная девочка, начала передавать Александру какие-то приветы от общих знакомых. Так поступила бы любая женщина, если б хотела порвать чужие нити и укрепить свои путы. Это было похоже на ревность, поэтому я сразу разъяснила ей всё абсолютно правдиво:
- Мы тут обсуждаем наше интервью.
- А где текст? - не выдержала Даша.
- Обдумывается новый поворот.
- Отлично, - смягчилась, насколько могла, Даша.
Прекрасный артист, Александр бровью не повёл, услышав мою версию нашей встречи. Даша вернулась к светским приветам, а я успокоилась и затихла со своей чашкой. Что ни случись, мой путь выпрямляется: Александр сделал мне поистине царский подарок. Этот наш сговор - чудо в пустыне. И мне показалось, что Бог простил меня за глупость и нервы минувших лет, за слёзы неверия, за страх, за Петра, за Давида.
Вечером того дня я впервые заснула без лекарства и спала без рыданий. И мне приснилось название нашего грядущего сценария: "Пока любовь не разлучит нас...".
Попались мне как-то раз китайские гороскопы. Читаю: как там Змея с Кроликом ладят.
Уважаю китайцев. Давно живут, молодцы. Знают своё дело, то есть как жить.
Вот я и взялась почитать про Дашу. Она у нас Тигр от роду. Мне очень редко попадались Тигры. Так-с, что у нас тут? Когти. Клыки. Разорвёт непременно. Увлечь за собой в пропасть - как нечего делать. Да-с. И никто не может остановить Тигра. Рычи, Китай.
Следующая ночь, когда я всё-таки заметила её, смеялась надо мной. Опять наслала Потомуча, моё новое средство от бессонницы.
Он пришёл. Сел на плечо. Почесал брюшко себе, потом и мне. Он такой проникновенный.
- Сделай ошибку... - тихо попросил Потомуч.
- Как ещё тебя сделать? - сонно спросила я, надеясь, что он опять выбросит в окно какой-нибудь торт, спляшет и смотается.
- Поставь мне дефис.
- А ты мне - бутылку.
- Хватит. И так не просыхаешь.
- Да больно мне как-то...
- А никто и не обещал, что будет легко, - вздохнул Потомуч и перекрасился. Весь позеленел, вместе со своими полузайчатыми ушками.
- Потомуч, а Потомуч! - проскулила я. - Ты хоть знаешь, кто ты? Дитя эпохи. Тебя сочинила девица с ногтями от Москвы до Бреста, на ней нет несиликонового места.
- Слава грамотеям новой формации! - провозгласил Потомуч и весь покраснел.
- Месье - хамелеон? - уточнила я.
- Мадам, вы способны понять душу мужчины? - с пафосом вопросил он и поднялся на броневичок.
- Отпусти машину, - попросила я. - Эта техника ведёт к прямо-таки историческим ошибкам...
- Если бы ты написала это в книжке, тебя не смогли бы перевести на иностранные языки! - насмешливо сказал Потомуч. - Им, за бугром, эти совковые аллюзии неизвестны и неинтересны вплоть до полной непереводимости. Ты знаешь, что голограммы смыслов надо соединять пострунно, поинтерферентно-когерентно, и тогда получа-а-а... Отпусти!!!
- Заткнись. Я каждый день за большие бабки объясняю одной даме, что она занимается преступной деятельностью, семантическое манипулирование называется. И никаких голограмм. И мужик у неё, представь, - не русский!..
- О, дорогая, а где ты видела русского мужика последний раз? - изумился Потомуч и весь поголубел. То есть опять перекрасился до самого хвостика.
- Уйди, несчастье. Ты полное... дитя эпохи.
- Ну и пожалуйста, - хихикнул Потомуч, поцеловал окно и торжественно в него вышел. - Только сценарий тот самый - не пиши-и-и-и-и-и!!!
Как ни странно, я испугалась и тут же заснула. Наверно, у меня таким невозможным способом сознание расширялось - чтобы хоть как-то понять то, что произошло потом.
ЭХ, ТРАВУШКА-МУРАВУШКА ЗЕЛЁНЕНЬКАЯ...
Гольф-поле в подмосковном Нахабине - хорошее место для обдумывания житья. Объединённая тишина двух сортов: загородно-лесная и гольфо-законная. Гольф - это богатая тишина и толстые деньги.
Эта тишь да гладь порой как благодать, прости Господи. Я вам коротко расскажу, чем я там занималась.
Если ваши доходы пока не позволяют вам быть тут как все, понюхайте просто воздух. Свежесть и красота.
Я бродила по холёной травке и вспоминала поляну детства, на чистой реке Усманке, где меня впервые поразил мой вишнёвый луч. Честное слово, не повернись я тогда лицом к закату, случайно, будто меня позвали, и не было бы сейчас ни этой книги, ни Даши в ней.
Луч прошёл насквозь. И если световой поток можно сравнить с гарпуном, то извините: так я и сделаю. Можно сравнить и меня - с сухой букашкой на стальной булавке. Хомо литераторус можно сравнивать с чем угодно: не промахнёшься.
На любой поляне теперь ищу его, везде, под липами, в песках и пустынях, в антикварных лавках, под облаками, за горами, за долами, в тридесятом государстве, - стоит выйти в любое поле, начинаю луч искать. Бегаю за Богом, как девчонка за мячиком, и потявкиваю: ну покажи, ну где ты спрятался...
На гольф-поле меня отправило агентство, дабы пиарить международный турнир: шеф решил, что за мою зарплату одного "Мужика" мне мало, и следует увеличить нагрузку. С этого момента началось то, чего давно и кровожадно ждали дети разных народов, добрые сотруднички "А&М". Действительно: почему это меня грызёт и кушает одна Даша? Дайте всем. Лакомство хоть куда.
Теперь они сладостно забывали отправить журналистам письма-приглашения на турнир, а потом ехидно делились впечатлениями, как я медленно и неуверенно собираю пресс-конференцию. Без техники, без курьеров, вообще голыми руками.
Они освоили повелительные интонации а ля Даша и не скрывали своего счастья. А одна худая татарка по имени, кажется, Айдель вообще перестала со мной здороваться, что было ей особенно приятно, поскольку наши столы соседствовали непосредственно.
Я ещё не понимала, что это нормальная офисная жизнь в рамках корпоративной культуры, и посему горевала и нервничала. Старая закваска мешала, а именно та, что привычка считать людей людьми... Словом, всё это теперь неинтересно.
Дашу гольф не интересовал. Ей было нужно сами знаете что. Мои внезапные терзания на двух фронтах раздражали её, мешали думать и говорить о мужике.
Она хотела чего-то, но побольше.
Она затевала городское "Мужик"-шоу. Даже два шоу: в Москве и в Петербурге. В обоих участвовало, естественно, лицо бренда, а в московском ещё и голос бренда, исполнитель фирменной песни про мужскую работу. О голосе мы ещё не упоминали, но он того стоит.
Известнейший артист театра, литератор, певец, бывший возлюбленный Даши, он единственный был тут на своём месте. И только потому, что только голос. Его милое, извините за выражение, интеллигентное собственное лицо как таковое абсолютно не подходило к ассоциативному ряду "Мужика" ни с какой стороны. И на здоровье. Наш народ любил и любит его за один старый марш-романс, полный мечтательности и... безответственности. В романтическом тексте его напрочь отсутствует пиетет перед словом, данным женщине. Как вы помните, для Александра, напротив, выданные слова священны. Конечно, достопамятный марш отыграл давно и по другому случаю, но, простите за выражение, потребителю - всё равно: любовь любовью, а слова не нарушай. Ассоциации потребителя коварно независимы от давности лет.
Короче говоря, этот голос для этого бренда следовало раскручивать в отрыве от его прекрасного песенного прошлого. Откручивать от прошлого гаечным ключом принципиальной новизны. Особливо потому, что старый тот романс пронизан аристократическими миазмами: там антураж, там девы и шампанское, а в сей набор как ни крути крепкие сигареты "Мужик" не входят.
Потомуч бегал за мною по гольф-полю и покрикивал:
- Давай идею!
- Тут надо вести себя тихо-тихо, - учила я мою шуструю оторву.
- Ты что, не въезжаешь?! - сердился Потомуч.
- Паркуюсь... - успокаивала его я.
"МУЖИК"-ШОУ НА НЕВЕ, НА НЕБЕ, ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ
В те дни я, наконец, не выдержала и позвонила Петру. Он выслушал сколько смог и сказал, что для моей нынешней работы у меня слишком высокая самооценка. Но надо продолжать. Зарплата и всё такое.
- Упражнять самооценку? - спросила я в немотивированной надежде, что мне распахнут объятия.
- Да, - просто сказал Пётр и не распахнул. - Звони если что. Пока.
Отбой. Судя по твердым интонациям, ему всё-таки были предъявлены претензии по пропаже зелёного пакетика из ванного шкафчика. Интересно, как проходила беседа о гигиене?
Потом я машинально потюкала в кнопки телефона просто так, неизвестно кому, в никуда, наобум - и вдруг услышала строгий голос бабушки:
- Перестань!
- Бабушка!!! Ты нашлась! Я умираю!
- Глупости. Просто форменные глупости. Воспитанная женщина не должна звонить мужчине, который изменил ей с десятком куриц и доволен этим. Он же больной! Куда только девичью честь...
- Бабушка! Ты нашлась! Ты где? - я вопила от радости, прыгала.
- В больнице, - буркнула она.
- Ты заболела? Что с тобой?
- Дура. Ты. Я выхаживаю одного придурка. Ему накостыляли. Он в коме. Давно и надолго.
Я мигом сообразила, о ком речь, и неправедно возрадовалась.
- Никакой личной жизни, - проворчала бабушка. - Я ему так хорошо всё объяснила, что не надо ему в депутаты, а он полез. Ну и вот. Власти хотел. Кратофилия в острой форме. Я, говорил, мужик, а мужику нужна власть.