Страница:
Однако ещё в начале XVIII века сын Якова II, так называемый «старый претендент», приказал на основе мемуаров и других материалов составить биографию отца. Она была написана неким Диконсоном в Сен-Жермене и хранилась в том же Шотландском колледже, где ее уже в XVIII веке просматривали английские путешественники. В начале XIX века манускрипт после долгих странствий попал в Англию и был опубликован в 1816 году. Хотя в биографии несомненно широко цитируются и излагаются мемуары Якова II, Диконсон дополняет их другими данными, освещаемыми так, как это считалось нужным с точки зрения якобитов в первые годы XVIII века. Неясно, читал ли историк и разведчик Кэрт — тот самый, который купил и привез часть якобитских архивов в Англию, — сами мемуары Якова II или биографию, написанную Диконсоном. Что же касается привезенных Кэртом бумаг Нэрна, изданных Джеймсом Макферсоном, то они представляют собой явно один из источников, которым ранее пользовался Диконсон. Однако, самое главное, мемуары Якова II оканчиваются описанием реставрации Стюартов в 1660 году. Об этом свидетельствует впервые опубликованное У. Черчиллем письмо Томаса Айнеса, брата и потом преемника главы Шотландского колледжа, от 10 января 1741 года. Следовательно, все, что говорится в написанной Диконсоном биографии Якова II о событиях после 1660 года, основано не на мемуарах короля, а на других материалах, главным образом на уже упоминавшихся документах и, возможно, ещё каких-то не известных нам бумагах Нэрна.
По существу, бумаги Нэрна и их пересказ Диконсоном — один и тот же источник, и это — единственный источник, на основании которого последующие историки, и в первую очередь Маколей, строили свои обвинения против Мальборо и других приближенных Вильгельма III. Следовательно, весь вопрос в том, сообщают ли правду якобитские бумаги. Чтобы ответить на него, надо, во-первых, выяснить, не были ли у якобитских министров и разведчиков (нередко это — два названия для одних и тех же лиц) мотивов искажать истину; и, во-вторых, известна ли была им эта истина, не находились ли они по каким-то причинам в заблуждении относительно подлинного положения вещей.
Яков II, его семья, придворные, немногочисленный отряд его гвардейцев — все они жили за счет Людовика XIV. А милости «короля-солнца» и особенно их масштабы (если не считать отдельных сентиментальных порывов, определяемых сочувствием изгнанному собрату) целиком определялись интересами французской внешней политики. Единственным способом побудить Версальский двор к щедрости было доказать, что якобиты могут рассчитывать на поддержку целого ряда влиятельных людей в Лондоне и что оказываемая помощь может оказаться наилучшим способом нанесения удара по Вильгельму III. Якобитам было выгодно изображать Англию готовой к восстанию против Вильгельма, как только на британской земле высадятся французские войска. Это стало главной задачей якобитского министра и главы секретной службы лорда Мелфорта и его помощника Дэвида Нэрна. Однако правительство Людовика XIV имело свои собственные источники информации о политической ситуации в Англии и воспринимало передававшиеся ему якобитами сведения с большой долей скептицизма. О предательстве Мальборо и других политических лидеров говорят отчеты якобитских агентов Балкли, Ллойда (или Флойда) и полковника (потом генерала) Сэквила, посланные в 1691 году или даже только их пересказ Диконсоном. Однако из этих отчетов явствует лишь, что и Мальборо, и адмирал Рассел, и Годолфин, и Галифакс ограничивались неопределенными обещаниями и благими пожеланиями. Неизвестно к тому же, в какой мере эти весьма туманные обязательства были результатом «редактирования» Мелфортом и Нэрном отчетов своих агентов.
Конечно, нельзя отрицать, что Мальборо и другие приближенные Вильгельма III поддерживали связь с Сен-Жерменом. Мальборо не прекращал эти контакты на протяжении целой четверти века, хотя при жизни Вильгельма избегал вести переписку. Поэтому в самом факте переговоров якобитских агентов с Мальборо вряд ли приходится сомневаться, другое дело, что содержание некоторых их бесед 'могло быть искажено или даже придумано от начало до конца.
В годы правления Вильгельма целью Мальборо и других министров было застраховать себя на случай совсем не исключенной реставрации Стюартов и получить письменное прощение Якова за свою измену в 1688 году. Якобит Томас Брюс, граф Эйлсбери, знавший Мальборо с молодых лет и оставшийся с ним в дружеских отношениях, писал в своих мемуарах, что Вильгельм III разрешил Мальборо, Годолфину и Шрюсбери, а также лорду Сандерленду поддерживать связь с Сен-Жерменом. Они уверили Вильгельма, что таким образом смогут снабжать Мидлтона (министра Якова II и соперника Мелфорта) ложной информацией и выведывать тайные намерения якобитов. По мнению Эйлсбери, так и случилось на деле. Вероятно, утверждения Эйлсбери можно считать преувеличением, но Вильгельм III явно смотрел сквозь пальцы на старания многих его придворных «помириться» с Сен-Жерменом. Что побуждало Вильгельма III к такой позиции? Он понимал, что не может править Англией без помощи этих влиятельных людей, и мудро рассудил, что, как бы ни пытались они перестраховаться на случай реставрации, они никак не будут ей содействовать, а, напротив, приложат усилия к тому, чтобы ее предотвратить. Поэтому он спокойно слушал признания своих министров о предложениях, которые им делались якобитской агентурой, и о том, что они сообщали в ответ для дезинформации Сен-Жерменского двора. Вильгельм знал или подозревал о связях Шрюсбери с якобитами и неоднократно назначал его на высшие государственные посты. Вильгельму было известно о переговорах Рассела с якобитами — и он сохранял его командующим флотом, причем это доверие было оправдано победой адмирала над французской эскадрой у мыса Ля-Ог. Точно так же для Вильгельма не было секретом, что Мальборо сохранял связи со своими родственниками, последовавшими за Яковом II во Францию, и получил от того прощение (вероятно, по просьбе принцессы Анны, подруги леди Мальборо).
Мальборо не порвал контакты с якобитами на протяжении правления королевы Анны, то есть всех лет войны за Испанское наследство, когда он возглавлял английские и союзные войска, сражавшиеся против французов в Бельгии и германских государствах. Но это уже был просто военный камуфляж. Так, в 1702 году Мальборо хочет навязать французам решительное сражение — и принимает у себя в лагере якобитского эмиссара, давая ему очередные загадочные обещания. Или в 1708 году, осаждая город Лилль, он завязывает активную переписку со своим племянником, французским маршалом герцогом Бервиком, возможно, с ведома главы голландского правительства Хейнсиуса, о мирных переговорах. Цепь интриг, обещаний, намеков, хитросплетений, слухов — а затем быстрый, сокрушительный удар. Такова была система Мальборо. Якобиты жаловались, что они никогда не могли получить от него что-либо определенное. Он не предавал ничего, но питал их надеждами, что когда-нибудь предаст им все. Якобиты поэтому имели все основания клеветать на Мальборо и пытаться очернить его память. Враждебно настроенные историки приписывают Мальборо исключительно своекорыстные, узко эгоистические мотивы, но именно из личных интересов он должен был всячески препятствовать реставрации Стюартов. Они могли, скрепя сердцем, простить «архипредателя», но его политической и военной карьере наверняка пришел бы конец. Какой же смысл было ему при жизни Вильгельма желать новой реставрации, когда наследницей престола являлась принцесса Анна, находившаяся целиком под влиянием Сары Мальборо? Это последнее обстоятельство все же дошло до сознания некоторых якобитов, которые без санкции Сен-Жермена пытались скомпрометировать Мальборо в глазах Вильгельма в 1691 году, обвиняя его в заговоре с целью возведения на престол принцессы Анны.
«Письмо о заливе Кама ре» датируется 3 мая 1694 года. К этому времени острота конфликта Мальборо с Вильгельмом прошла, но он по-прежнему был исключен из состава тайного совета и не занимал никаких официальных постов. В письме, сохранившемся только во французском переводе, выполненном в Сен-Жермене (к нему приложена сопроводительная записка якобитского агента генерала Сэквила), Мальборо сообщает, что целью английской экспедиции является Брест. Уже во второй половине XIX века ряд авторов привели доказательства, что французы еще раньше из других источников получили сведения о намеченном нападении на Брест и что они начали приготовления к отражению атаки еще в апреле. Таким образом, по мнению У. Черчилля, Мальборо, даже если он и написал свое письмо с целью добиться расположения Якова II, не сообщил Людовику XIV ничего, что уже не было известно французской разведке. Вместе с тем Мальборо не могла быть известна степень осведомленности Парижа. Поэтому, посылая свое письмо, Мальборо умышленно шел на изменническое разглашение военной тайны, даже если она на деле была выдана кем-то другим. Подобный поступок, каковы бы ни были нравы эпохи, в конце XVII века считался для военного таким же черным предательством, как и в последующие времена.
Однако могут ли совмещаться в одном человеке величайшая воинская доблесть с подлейшим воинским преступлением — в уравновешенном, нормальном человеке, а не маньяке или чудовище? Мог ли он обречь на смерть сотни своих товарищей и притом в обмен на весьма неверную и небольшую выгоду? Уже говорилось, что Мальборо мог только потерять от реставрации. В 1693 — 1694 годах у власти находились его друзья и союзники. Наряду с Шрюсбери и Годолфином он приобрел на крупную сумму — 10 тыс. фунтов стерлингов — акции только что основанного Английского банка — детища нового режима, возникшего после «Славной революции». Так что финансовые интересы, единственно дорогие, по мнению Маколея, сердцу Мальборо, тоже заставляли его противиться реставрации.
Якобит Джон Дэлримпл, автор мемуаров, изданных в 1773 году, утверждает, что видел в Шотландском колледже написанные рукой Якова II мемуары, в которых утверждалось, что тот получил письмо от Джона Черчилля о предполагаемой английской атаке против Бреста. Дэлримпл утверждает, что во время острой внутриполитической борьбы в конце правления королевы Анны один из лидеров тори Роберт Харли, граф Оксфорд, добыл у якобитов оригинал письма Мальборо и герцог должен был в 1712 году в страхе за свою жизнь уехать в изгнание в Брюссель. После его смерти герцогиня Мальборо ухитрилась добыть и уничтожить документ, столь губительный для репутации покойного генерала. Уинстон Черчилль иронически замечает, что по этой версии, если оригинал существовал, он доказывал виновность герцога Мальборо, если же он отсутствовал, то это доказывает виновность герцогини. По другой версии, Роберт Харли, который после воцарения Ганноверской династии попал в 1715 году в Тауэр, получил от якобитов роковое письмо и сообщил об этом Мальборо, который добился снятия обвинений в измене, выдвинутых против вождя тори. Разумеется, эти две версии противоречат друг другу. Вероятно, они являются искаженной передачей одного и того же слуха, ходившего в политических кругах Лондона или среди эмигрантов-якобитов. Впрочем, слухов было много: еще, например, утверждали, что Мальборо требовал сурового наказания Харли, а когда вигские лидеры Уолпол и Таунсенд выступили против этого, герцога от ярости хватил удар, от которого он так и не оправился. На деле, хотя Мальборо в 1715 году был восстановлен в должности главнокомандующего, которой он лишился в годы временного торжества тори, герцог не восстановил своего былого влияния и не мог определять судьбу заключенного в Тауэре Харли.
Сохранившийся французский перевод «письма о заливе Камаре» (он написан почерком Нэрна), как уже отмечалось, объединен с сопроводительным письмом генерала Сэквила. Его заголовок гласит, что это перевод шифрованного донесения Сзквила. Иначе говоря, даже если Сэквил имел оригинал письма, в Сен-Жермен был доставлен не собственноручно написанный Мальборо текст, а шифровка Сэквила. Маловероятно, чтобы столь опытный конспиратор, как Мальборо, понимая, что речь идет о его голове, согласился передать написанное собственной рукой письмо и тем самым поставить свою судьбу в зависимость от ловкости какого-либо из якобитских лазутчиков, доставлявших секретную корреспонденцию из Англии. Так что, даже если бы оригинал письма существовал, он наверняка был бы уничтожен Мальборо и Сэк-вилом ночью 3 мая 1694 года. На деле же каждое звено в доказательстве «предательства» Мальборо было подделано его врагами-якобитами.
В переводе письма Сэквила имеется вставка, написанная рукой лорда Мелфорта, о том, что содержание депеши следует держать в тайне «даже от лорда Мидлтона». Мелфорт был представителем крайнего католического крыла якобитов. Протестант Мидлтон считался сторонником компромисса, который бы выразился в согласии Якова в случае реставрации сохранить полномочия парламента и позиции англиканской церкви. В 1694 году Яков II стал явно поддерживать линию Мидлтона, Мелфорту грозила полная отставка, и он решил доказать свою незаменимость в качестве главы якобитской разведки, сфабриковав для этой цели письмо Мальборо. Действительно, зачем было Мальборо стремиться поддерживать связь только с Мелфортом в обход Мидлтона, который был наиболее подходящим партнером в случае переговоров с якобитами? Доказано, что Мелфорт не раз изменял содержание получаемых писем. Еще одним свидетельством фабрикации является заголовок «письма о заливе Камаре» — «Перевод письма лорда Черчилля от того же числа на имя короля Англии». Мальборо никогда не использовал бы столь бесцеремонное обращение и не писал бы, обращаясь к королю, «Вы», а не «Ваше величество»; королевские титулы аккуратно воспроизводились якобитскими агентами даже в их шифрованной переписке. В письме упоминается его «податель» — это явно не Сэквил, который написал особое сопроводительное письмо. Мальборо, находясь в Англии, не мог быть уверен в том, кто будет «подателем» письма в Сен-Жер-мене. Некоторые фразы писем Мальборо и Сэквила почти буквально совпадают, поэтому трудно представить себе, что они были написаны независимо друг от друга. Вероятно, их написали совместно не Мальборо и Сэквил в Лондоне, а Мелфорт и Нэри в Сен-Жермене. Мелфорт знал все, что излагалось в «письме о заливе Камаре», — ему уже несколько недель было известно о плане атаки против Бреста, его агент Ллойд известил о беседах с Расселом и Годолфином. Детали, якобы сообщенные Мальборо, могли быть получены от рядового шпиона, посетившего портсмутские доки и наблюдавшего подготовку к отплытию флота. Следовательно, в содержании письма не было ничего, что не могло быть написано Мелфортом и Нэрном без участия Мальборо.
Такова аргументация, выдвинутая У. Черчиллем в его биографии Мальборо и в значительной части воспринятая рядом новейших исследователей. Однако даже М. Ашли, участвовавший в сборе архивных материалов для книги Уинстона Черчилля и через много лет, в 1968 году, опубликовавший монографию «Черчилль как историк», считает, что адвокат Мальборо попытался доказать слишком многое.
Не будем останавливаться на доводах о «чести» — она слишком часто оказывалась очень гибкой у английских придворных, генералов и министров, чтобы подобные доводы могли иметь какой-либо вес. Что Мальборо не желал реставрации ни в 1693 — 1694 годах ни позднее — об этом никто и не спорит. Он хотел лишь обеспечить свои интересы на случай возвращения Якова II, и из его жизненного пути никак не следует, чтобы он считал чужую кровь слишком дорогой ценой за такую перестраховку. Другой вопрос, что Мальборо, возможно, хотел обезопасить себя и отправил в Сен-Жермен зашифрованный Сэквилом текст своего письма, а не собственноручно написанный оригинал (и поэтому слухи, что герцога шантажировали угрозой представить автограф, были вымышленными). Поэтому само по себе отсутствие автографа не является серьезным доводом против виновности Мальборо. Те же аргументы, которые выдвигает У. Черчилль против подлинности письма путем критики его текста, отпадают, поскольку известен лишь французский перевод и к тому же сделанный с шифрованной депеши Сэквила. Сокращения и искажения при шифровке и расшифровке письма, при его несколько вольном переводе на французский язык и исправлениях этого перевода могут легко объяснить появление вызывающих недоумение слов и выражений. Кроме того, У. Черчилль игнорирует, что часть из них, включая просьбу держать содержание депеши в тайне от лорда Мидлтона, находится не в письме Мальборо, а в сопроводительном письме генерала Сэквила. А у этого якобитского резидента могли быть свои, не известные нам причины не доверять Мидлтону. Возможны даже «приписки» Мелфорта и Нэрна, но и они не являются абсолютным свидетельством против подлинности.
Конечно, при отсутствии оригинала нельзя доказать и того, что письмо не является подделкой Мелфорта и Нэрна. В значительной своей части аргументация Уинстона Черчилля повторяет доводы, которые ещё в 1896 году были высказаны (в статье в «Английском историческом обозрении») А. Парнелом. Уинстон Черчилль упоминает в подстрочном примечании об этой статье, но не о своих заимствованиях из нее. Он приводит также в сноске статью на эту же тему Д. Дэвиса («Английское историческое обозрение», 1920), но не сообщает читателю, что в ней подвергнуты уничтожающей критике выводы Парнела. Правда, У. Черчилль молчаливо признает неотразимость части критики Дэвиса, опуская в своем изложении явно несостоятельные утверждения Парнела. Ведь тот считал возможным, что бумаги Нэрна вообще были подделаны первым издателем Макферсоном. Эта точка зрения опровергается тем фактом, что до Макферсона бумаги Нэрна видели еще несколько человек, использовавших их для своих исторических сочинений (граф Хардуик, Д. Дэлримпл и др.). Все они были живы в 1775 году, и никто из них не обвинил Макферсона в подлоге. Остается лишь предположение, что бумаги подделаны самими Нэрном и Мелфортом. В бумагах встречаются противоречия, явно неправдоподобные сведения, легкообъяснимые лишь в том случае, если в них пересказаны по-французски отчеты якобитских шпионов.
Уверения графа Эйлсбери, что Вильгельм III разрешил Мальборо, Расселу и другим министрам переписку с Сен-Жерменом, не выдерживают критики. Эйлсбери, который писал свои мемуары после тридцати лет изгнания, мог знать о том, что было известно в якобитских кругах, но он явно не был посвящен в тайны двора Вильгельма III. После обвинений, выдвинутых Фенвиком, Шрюсбери специально оправдывался перед Вильгельмом — какой смысл это имело бы, если переговоры с якобитами велись с согласия короля? Герцогиня Мальборо, когда она в старости выпустила печатное оправдание своих поступков, также не ссылается на подобное разрешение Вильгельма III. Утверждения Эйлсбери явно находятся в противоречии и с тем фактом, что Мальборо даже угодил в 1691 году в Тауэр по оказавшимся в данном случае ложными обвинениям в сотрудничестве с якобитами. Есть прямое указание о возмущении Вильгельма флиртом Мальборо с якобитами.
К этим доводам Д. Дэвиса, которые сознательно игнорировал У. Черчилль, можно добавить и другие. Утверждение У. Черчилля, что слова Якова II о выдаче Мальборо планов экспедиции не были написаны свергнутым королем, может быть опровергнуто. Скептически относящийся к «неудобным» якобитским источникам, У. Черчилль безоговорочно принимает на веру свидетельство ректора Шотландского иезуитского колледжа, что мемуары Якова II были доведены до 1660 года. Бросается в глаза, что ректор заявлял это только о тексте мемуаров, который находился в колледже и который вовсе не обязательно был полным текстом. В 1695 году Яков II сообщил кардиналу Бульонскому, который готовил тогда биографию маршала Тюренна, что он, Яков, год за годом описывает свою жизнь. Это свидетельствует A.M. Рамсей в книге «История Тюренна», напечатанной в 1735 году в Париже (эта книга Рамсея осталась неизвестной У. Черчиллю). Наконец, нужно учесть мнение такого крупного историка, как К. Фейлинг, считавшего, что биография Якова II, написанная Диконсоном, основана если не на мемуарах низложенного короля, то на каких-то его записях и бумагах. Так что отвергнуть свидетельство Якова II возможно, если и его считать обманутым Мелфортом и Нэрном.
СТО ИМЕН АВТОРА «РОБИНЗОНА КРУЗО»
По существу, бумаги Нэрна и их пересказ Диконсоном — один и тот же источник, и это — единственный источник, на основании которого последующие историки, и в первую очередь Маколей, строили свои обвинения против Мальборо и других приближенных Вильгельма III. Следовательно, весь вопрос в том, сообщают ли правду якобитские бумаги. Чтобы ответить на него, надо, во-первых, выяснить, не были ли у якобитских министров и разведчиков (нередко это — два названия для одних и тех же лиц) мотивов искажать истину; и, во-вторых, известна ли была им эта истина, не находились ли они по каким-то причинам в заблуждении относительно подлинного положения вещей.
Яков II, его семья, придворные, немногочисленный отряд его гвардейцев — все они жили за счет Людовика XIV. А милости «короля-солнца» и особенно их масштабы (если не считать отдельных сентиментальных порывов, определяемых сочувствием изгнанному собрату) целиком определялись интересами французской внешней политики. Единственным способом побудить Версальский двор к щедрости было доказать, что якобиты могут рассчитывать на поддержку целого ряда влиятельных людей в Лондоне и что оказываемая помощь может оказаться наилучшим способом нанесения удара по Вильгельму III. Якобитам было выгодно изображать Англию готовой к восстанию против Вильгельма, как только на британской земле высадятся французские войска. Это стало главной задачей якобитского министра и главы секретной службы лорда Мелфорта и его помощника Дэвида Нэрна. Однако правительство Людовика XIV имело свои собственные источники информации о политической ситуации в Англии и воспринимало передававшиеся ему якобитами сведения с большой долей скептицизма. О предательстве Мальборо и других политических лидеров говорят отчеты якобитских агентов Балкли, Ллойда (или Флойда) и полковника (потом генерала) Сэквила, посланные в 1691 году или даже только их пересказ Диконсоном. Однако из этих отчетов явствует лишь, что и Мальборо, и адмирал Рассел, и Годолфин, и Галифакс ограничивались неопределенными обещаниями и благими пожеланиями. Неизвестно к тому же, в какой мере эти весьма туманные обязательства были результатом «редактирования» Мелфортом и Нэрном отчетов своих агентов.
Конечно, нельзя отрицать, что Мальборо и другие приближенные Вильгельма III поддерживали связь с Сен-Жерменом. Мальборо не прекращал эти контакты на протяжении целой четверти века, хотя при жизни Вильгельма избегал вести переписку. Поэтому в самом факте переговоров якобитских агентов с Мальборо вряд ли приходится сомневаться, другое дело, что содержание некоторых их бесед 'могло быть искажено или даже придумано от начало до конца.
В годы правления Вильгельма целью Мальборо и других министров было застраховать себя на случай совсем не исключенной реставрации Стюартов и получить письменное прощение Якова за свою измену в 1688 году. Якобит Томас Брюс, граф Эйлсбери, знавший Мальборо с молодых лет и оставшийся с ним в дружеских отношениях, писал в своих мемуарах, что Вильгельм III разрешил Мальборо, Годолфину и Шрюсбери, а также лорду Сандерленду поддерживать связь с Сен-Жерменом. Они уверили Вильгельма, что таким образом смогут снабжать Мидлтона (министра Якова II и соперника Мелфорта) ложной информацией и выведывать тайные намерения якобитов. По мнению Эйлсбери, так и случилось на деле. Вероятно, утверждения Эйлсбери можно считать преувеличением, но Вильгельм III явно смотрел сквозь пальцы на старания многих его придворных «помириться» с Сен-Жерменом. Что побуждало Вильгельма III к такой позиции? Он понимал, что не может править Англией без помощи этих влиятельных людей, и мудро рассудил, что, как бы ни пытались они перестраховаться на случай реставрации, они никак не будут ей содействовать, а, напротив, приложат усилия к тому, чтобы ее предотвратить. Поэтому он спокойно слушал признания своих министров о предложениях, которые им делались якобитской агентурой, и о том, что они сообщали в ответ для дезинформации Сен-Жерменского двора. Вильгельм знал или подозревал о связях Шрюсбери с якобитами и неоднократно назначал его на высшие государственные посты. Вильгельму было известно о переговорах Рассела с якобитами — и он сохранял его командующим флотом, причем это доверие было оправдано победой адмирала над французской эскадрой у мыса Ля-Ог. Точно так же для Вильгельма не было секретом, что Мальборо сохранял связи со своими родственниками, последовавшими за Яковом II во Францию, и получил от того прощение (вероятно, по просьбе принцессы Анны, подруги леди Мальборо).
Мальборо не порвал контакты с якобитами на протяжении правления королевы Анны, то есть всех лет войны за Испанское наследство, когда он возглавлял английские и союзные войска, сражавшиеся против французов в Бельгии и германских государствах. Но это уже был просто военный камуфляж. Так, в 1702 году Мальборо хочет навязать французам решительное сражение — и принимает у себя в лагере якобитского эмиссара, давая ему очередные загадочные обещания. Или в 1708 году, осаждая город Лилль, он завязывает активную переписку со своим племянником, французским маршалом герцогом Бервиком, возможно, с ведома главы голландского правительства Хейнсиуса, о мирных переговорах. Цепь интриг, обещаний, намеков, хитросплетений, слухов — а затем быстрый, сокрушительный удар. Такова была система Мальборо. Якобиты жаловались, что они никогда не могли получить от него что-либо определенное. Он не предавал ничего, но питал их надеждами, что когда-нибудь предаст им все. Якобиты поэтому имели все основания клеветать на Мальборо и пытаться очернить его память. Враждебно настроенные историки приписывают Мальборо исключительно своекорыстные, узко эгоистические мотивы, но именно из личных интересов он должен был всячески препятствовать реставрации Стюартов. Они могли, скрепя сердцем, простить «архипредателя», но его политической и военной карьере наверняка пришел бы конец. Какой же смысл было ему при жизни Вильгельма желать новой реставрации, когда наследницей престола являлась принцесса Анна, находившаяся целиком под влиянием Сары Мальборо? Это последнее обстоятельство все же дошло до сознания некоторых якобитов, которые без санкции Сен-Жермена пытались скомпрометировать Мальборо в глазах Вильгельма в 1691 году, обвиняя его в заговоре с целью возведения на престол принцессы Анны.
«Письмо о заливе Кама ре» датируется 3 мая 1694 года. К этому времени острота конфликта Мальборо с Вильгельмом прошла, но он по-прежнему был исключен из состава тайного совета и не занимал никаких официальных постов. В письме, сохранившемся только во французском переводе, выполненном в Сен-Жермене (к нему приложена сопроводительная записка якобитского агента генерала Сэквила), Мальборо сообщает, что целью английской экспедиции является Брест. Уже во второй половине XIX века ряд авторов привели доказательства, что французы еще раньше из других источников получили сведения о намеченном нападении на Брест и что они начали приготовления к отражению атаки еще в апреле. Таким образом, по мнению У. Черчилля, Мальборо, даже если он и написал свое письмо с целью добиться расположения Якова II, не сообщил Людовику XIV ничего, что уже не было известно французской разведке. Вместе с тем Мальборо не могла быть известна степень осведомленности Парижа. Поэтому, посылая свое письмо, Мальборо умышленно шел на изменническое разглашение военной тайны, даже если она на деле была выдана кем-то другим. Подобный поступок, каковы бы ни были нравы эпохи, в конце XVII века считался для военного таким же черным предательством, как и в последующие времена.
Однако могут ли совмещаться в одном человеке величайшая воинская доблесть с подлейшим воинским преступлением — в уравновешенном, нормальном человеке, а не маньяке или чудовище? Мог ли он обречь на смерть сотни своих товарищей и притом в обмен на весьма неверную и небольшую выгоду? Уже говорилось, что Мальборо мог только потерять от реставрации. В 1693 — 1694 годах у власти находились его друзья и союзники. Наряду с Шрюсбери и Годолфином он приобрел на крупную сумму — 10 тыс. фунтов стерлингов — акции только что основанного Английского банка — детища нового режима, возникшего после «Славной революции». Так что финансовые интересы, единственно дорогие, по мнению Маколея, сердцу Мальборо, тоже заставляли его противиться реставрации.
Якобит Джон Дэлримпл, автор мемуаров, изданных в 1773 году, утверждает, что видел в Шотландском колледже написанные рукой Якова II мемуары, в которых утверждалось, что тот получил письмо от Джона Черчилля о предполагаемой английской атаке против Бреста. Дэлримпл утверждает, что во время острой внутриполитической борьбы в конце правления королевы Анны один из лидеров тори Роберт Харли, граф Оксфорд, добыл у якобитов оригинал письма Мальборо и герцог должен был в 1712 году в страхе за свою жизнь уехать в изгнание в Брюссель. После его смерти герцогиня Мальборо ухитрилась добыть и уничтожить документ, столь губительный для репутации покойного генерала. Уинстон Черчилль иронически замечает, что по этой версии, если оригинал существовал, он доказывал виновность герцога Мальборо, если же он отсутствовал, то это доказывает виновность герцогини. По другой версии, Роберт Харли, который после воцарения Ганноверской династии попал в 1715 году в Тауэр, получил от якобитов роковое письмо и сообщил об этом Мальборо, который добился снятия обвинений в измене, выдвинутых против вождя тори. Разумеется, эти две версии противоречат друг другу. Вероятно, они являются искаженной передачей одного и того же слуха, ходившего в политических кругах Лондона или среди эмигрантов-якобитов. Впрочем, слухов было много: еще, например, утверждали, что Мальборо требовал сурового наказания Харли, а когда вигские лидеры Уолпол и Таунсенд выступили против этого, герцога от ярости хватил удар, от которого он так и не оправился. На деле, хотя Мальборо в 1715 году был восстановлен в должности главнокомандующего, которой он лишился в годы временного торжества тори, герцог не восстановил своего былого влияния и не мог определять судьбу заключенного в Тауэре Харли.
Сохранившийся французский перевод «письма о заливе Камаре» (он написан почерком Нэрна), как уже отмечалось, объединен с сопроводительным письмом генерала Сэквила. Его заголовок гласит, что это перевод шифрованного донесения Сзквила. Иначе говоря, даже если Сэквил имел оригинал письма, в Сен-Жермен был доставлен не собственноручно написанный Мальборо текст, а шифровка Сэквила. Маловероятно, чтобы столь опытный конспиратор, как Мальборо, понимая, что речь идет о его голове, согласился передать написанное собственной рукой письмо и тем самым поставить свою судьбу в зависимость от ловкости какого-либо из якобитских лазутчиков, доставлявших секретную корреспонденцию из Англии. Так что, даже если бы оригинал письма существовал, он наверняка был бы уничтожен Мальборо и Сэк-вилом ночью 3 мая 1694 года. На деле же каждое звено в доказательстве «предательства» Мальборо было подделано его врагами-якобитами.
В переводе письма Сэквила имеется вставка, написанная рукой лорда Мелфорта, о том, что содержание депеши следует держать в тайне «даже от лорда Мидлтона». Мелфорт был представителем крайнего католического крыла якобитов. Протестант Мидлтон считался сторонником компромисса, который бы выразился в согласии Якова в случае реставрации сохранить полномочия парламента и позиции англиканской церкви. В 1694 году Яков II стал явно поддерживать линию Мидлтона, Мелфорту грозила полная отставка, и он решил доказать свою незаменимость в качестве главы якобитской разведки, сфабриковав для этой цели письмо Мальборо. Действительно, зачем было Мальборо стремиться поддерживать связь только с Мелфортом в обход Мидлтона, который был наиболее подходящим партнером в случае переговоров с якобитами? Доказано, что Мелфорт не раз изменял содержание получаемых писем. Еще одним свидетельством фабрикации является заголовок «письма о заливе Камаре» — «Перевод письма лорда Черчилля от того же числа на имя короля Англии». Мальборо никогда не использовал бы столь бесцеремонное обращение и не писал бы, обращаясь к королю, «Вы», а не «Ваше величество»; королевские титулы аккуратно воспроизводились якобитскими агентами даже в их шифрованной переписке. В письме упоминается его «податель» — это явно не Сэквил, который написал особое сопроводительное письмо. Мальборо, находясь в Англии, не мог быть уверен в том, кто будет «подателем» письма в Сен-Жер-мене. Некоторые фразы писем Мальборо и Сэквила почти буквально совпадают, поэтому трудно представить себе, что они были написаны независимо друг от друга. Вероятно, их написали совместно не Мальборо и Сэквил в Лондоне, а Мелфорт и Нэри в Сен-Жермене. Мелфорт знал все, что излагалось в «письме о заливе Камаре», — ему уже несколько недель было известно о плане атаки против Бреста, его агент Ллойд известил о беседах с Расселом и Годолфином. Детали, якобы сообщенные Мальборо, могли быть получены от рядового шпиона, посетившего портсмутские доки и наблюдавшего подготовку к отплытию флота. Следовательно, в содержании письма не было ничего, что не могло быть написано Мелфортом и Нэрном без участия Мальборо.
Такова аргументация, выдвинутая У. Черчиллем в его биографии Мальборо и в значительной части воспринятая рядом новейших исследователей. Однако даже М. Ашли, участвовавший в сборе архивных материалов для книги Уинстона Черчилля и через много лет, в 1968 году, опубликовавший монографию «Черчилль как историк», считает, что адвокат Мальборо попытался доказать слишком многое.
Не будем останавливаться на доводах о «чести» — она слишком часто оказывалась очень гибкой у английских придворных, генералов и министров, чтобы подобные доводы могли иметь какой-либо вес. Что Мальборо не желал реставрации ни в 1693 — 1694 годах ни позднее — об этом никто и не спорит. Он хотел лишь обеспечить свои интересы на случай возвращения Якова II, и из его жизненного пути никак не следует, чтобы он считал чужую кровь слишком дорогой ценой за такую перестраховку. Другой вопрос, что Мальборо, возможно, хотел обезопасить себя и отправил в Сен-Жермен зашифрованный Сэквилом текст своего письма, а не собственноручно написанный оригинал (и поэтому слухи, что герцога шантажировали угрозой представить автограф, были вымышленными). Поэтому само по себе отсутствие автографа не является серьезным доводом против виновности Мальборо. Те же аргументы, которые выдвигает У. Черчилль против подлинности письма путем критики его текста, отпадают, поскольку известен лишь французский перевод и к тому же сделанный с шифрованной депеши Сэквила. Сокращения и искажения при шифровке и расшифровке письма, при его несколько вольном переводе на французский язык и исправлениях этого перевода могут легко объяснить появление вызывающих недоумение слов и выражений. Кроме того, У. Черчилль игнорирует, что часть из них, включая просьбу держать содержание депеши в тайне от лорда Мидлтона, находится не в письме Мальборо, а в сопроводительном письме генерала Сэквила. А у этого якобитского резидента могли быть свои, не известные нам причины не доверять Мидлтону. Возможны даже «приписки» Мелфорта и Нэрна, но и они не являются абсолютным свидетельством против подлинности.
Конечно, при отсутствии оригинала нельзя доказать и того, что письмо не является подделкой Мелфорта и Нэрна. В значительной своей части аргументация Уинстона Черчилля повторяет доводы, которые ещё в 1896 году были высказаны (в статье в «Английском историческом обозрении») А. Парнелом. Уинстон Черчилль упоминает в подстрочном примечании об этой статье, но не о своих заимствованиях из нее. Он приводит также в сноске статью на эту же тему Д. Дэвиса («Английское историческое обозрение», 1920), но не сообщает читателю, что в ней подвергнуты уничтожающей критике выводы Парнела. Правда, У. Черчилль молчаливо признает неотразимость части критики Дэвиса, опуская в своем изложении явно несостоятельные утверждения Парнела. Ведь тот считал возможным, что бумаги Нэрна вообще были подделаны первым издателем Макферсоном. Эта точка зрения опровергается тем фактом, что до Макферсона бумаги Нэрна видели еще несколько человек, использовавших их для своих исторических сочинений (граф Хардуик, Д. Дэлримпл и др.). Все они были живы в 1775 году, и никто из них не обвинил Макферсона в подлоге. Остается лишь предположение, что бумаги подделаны самими Нэрном и Мелфортом. В бумагах встречаются противоречия, явно неправдоподобные сведения, легкообъяснимые лишь в том случае, если в них пересказаны по-французски отчеты якобитских шпионов.
Уверения графа Эйлсбери, что Вильгельм III разрешил Мальборо, Расселу и другим министрам переписку с Сен-Жерменом, не выдерживают критики. Эйлсбери, который писал свои мемуары после тридцати лет изгнания, мог знать о том, что было известно в якобитских кругах, но он явно не был посвящен в тайны двора Вильгельма III. После обвинений, выдвинутых Фенвиком, Шрюсбери специально оправдывался перед Вильгельмом — какой смысл это имело бы, если переговоры с якобитами велись с согласия короля? Герцогиня Мальборо, когда она в старости выпустила печатное оправдание своих поступков, также не ссылается на подобное разрешение Вильгельма III. Утверждения Эйлсбери явно находятся в противоречии и с тем фактом, что Мальборо даже угодил в 1691 году в Тауэр по оказавшимся в данном случае ложными обвинениям в сотрудничестве с якобитами. Есть прямое указание о возмущении Вильгельма флиртом Мальборо с якобитами.
К этим доводам Д. Дэвиса, которые сознательно игнорировал У. Черчилль, можно добавить и другие. Утверждение У. Черчилля, что слова Якова II о выдаче Мальборо планов экспедиции не были написаны свергнутым королем, может быть опровергнуто. Скептически относящийся к «неудобным» якобитским источникам, У. Черчилль безоговорочно принимает на веру свидетельство ректора Шотландского иезуитского колледжа, что мемуары Якова II были доведены до 1660 года. Бросается в глаза, что ректор заявлял это только о тексте мемуаров, который находился в колледже и который вовсе не обязательно был полным текстом. В 1695 году Яков II сообщил кардиналу Бульонскому, который готовил тогда биографию маршала Тюренна, что он, Яков, год за годом описывает свою жизнь. Это свидетельствует A.M. Рамсей в книге «История Тюренна», напечатанной в 1735 году в Париже (эта книга Рамсея осталась неизвестной У. Черчиллю). Наконец, нужно учесть мнение такого крупного историка, как К. Фейлинг, считавшего, что биография Якова II, написанная Диконсоном, основана если не на мемуарах низложенного короля, то на каких-то его записях и бумагах. Так что отвергнуть свидетельство Якова II возможно, если и его считать обманутым Мелфортом и Нэрном.
СТО ИМЕН АВТОРА «РОБИНЗОНА КРУЗО»
В 1700 — 1714 годах происходила война за Испанское наследство, в которой Англия и ее союзники — Голландия и германский император — выступили против Франции. В начале войны умер Вильгельм III, его преемницей стала младшая дочь Якова II Анна.
Война привела к расширению деятельности английской разведки. Как правило, британские агенты без особого труда даже во время войны находили способы, тайно отправляясь из французских портов, достигать Англии, другие предпочитали более далекий путь — через Голландию. Многие сведения удавалось добывать в самой Голландии. В 1710 году министр Роберт Харли писал: «Гаага — центр деловых переговоров и получения разведывательных сведений».
Шпионские функции неизменно составляли часть обязанностей британских послов. Однако иногда разведывательные задания составляли главное в их миссии, а дипломатические поручения представляли собой лишь благовидное прикрытие. Речь могла идти и о сборе информации — такова, например, была основная обязанность полковника Митфорда Кроу, назначенного в 1705 году в Геную. Как прямо было сказано в его инструкциях, формально он посылался для обсуждения вопросов развития торговли между Англией и Генуей, а в действительности — для наблюдения за ходом восстания в Каталонии и передвижениями неприятельского флота. Однако нередко, как и в прошлые времена, основной целью могли быть попытки организации дворцовых переворотов, устранение министров, проводивших неугодную Лондону политику, и т.п.
Часть английских разведчиков подозревали в том, что они являются шпионами-двойниками. Так, адмирал Рук в 1709 году переслал герцогу Шрюсбери сообщения некоего Джона Сорена. Министр ответил, что они, видимо, являются выдумкой, цель которой — добыть взамен информацию о планах английского командования. Поэтому Сорена и его корабль следует продержать длительное время под стражей, пока сведения, которыми он располагал об английском флоте, не потеряют ценности для врага.
Шпионажем от случая к случаю занимались по обычаю или по представившейся нужде различные ведомства, причем разведывательные организации имели тенденцию превращаться в наполовину или целиком личную разведку лиц, которые являлись главой таких ведомств — военного, морского, иностранных дел и др. Чаще всего это происходило, когда во главе министерств стояли люди, разделенные острым соперничеством в борьбе за власть. Разумеется, в результате получаемая информация не сообщалась другим министрам и могла использоваться в целях, резко отличавшихся от тех, к достижению которых стремилось правительство в целом. Эффективность такой организации в большой мере определялась способностями ее главы. Так, действенность разведки Мальборо целиком была следствием его личного умения и почти безошибочного выбора подходящих помощников. А что в этом отношении мог сделать, допустим, супруг королевы Анны, Георг, принц датский, которого королева после восшествия на престол поспешила сделать лорд-адмиралом? Некогда Карл II в сердцах говорил: «Я испытывал его трезвым, я испытывал его пьяным и ничего не нашел в нем». Карл поэтому рекомендовал принцу как средство против тучности «гулять со мной, ездить верхом с моим братом и выполнять свои обязанности в отношении моей племянницы». Георг последовал доброму совету — они имели с Анной семнадцать детей, которые все умерли в самом раннем возрасте. Если не считать еще охоты, обычным занятием Георга было стоять у окна и отпускать нелестные замечания о прохожих. Подобная наблюдательность была еще явно недостаточной для шефа секретной службы адмиралтейства.
Только антистратфордианцы в неуемном рвении стремились связать творчество Уильяма Шекспира с тайной войной. Однако другой знаменитый английский писатель действительно сыграл немалую роль в истории шпионажа.
Война привела к расширению деятельности английской разведки. Как правило, британские агенты без особого труда даже во время войны находили способы, тайно отправляясь из французских портов, достигать Англии, другие предпочитали более далекий путь — через Голландию. Многие сведения удавалось добывать в самой Голландии. В 1710 году министр Роберт Харли писал: «Гаага — центр деловых переговоров и получения разведывательных сведений».
Шпионские функции неизменно составляли часть обязанностей британских послов. Однако иногда разведывательные задания составляли главное в их миссии, а дипломатические поручения представляли собой лишь благовидное прикрытие. Речь могла идти и о сборе информации — такова, например, была основная обязанность полковника Митфорда Кроу, назначенного в 1705 году в Геную. Как прямо было сказано в его инструкциях, формально он посылался для обсуждения вопросов развития торговли между Англией и Генуей, а в действительности — для наблюдения за ходом восстания в Каталонии и передвижениями неприятельского флота. Однако нередко, как и в прошлые времена, основной целью могли быть попытки организации дворцовых переворотов, устранение министров, проводивших неугодную Лондону политику, и т.п.
Часть английских разведчиков подозревали в том, что они являются шпионами-двойниками. Так, адмирал Рук в 1709 году переслал герцогу Шрюсбери сообщения некоего Джона Сорена. Министр ответил, что они, видимо, являются выдумкой, цель которой — добыть взамен информацию о планах английского командования. Поэтому Сорена и его корабль следует продержать длительное время под стражей, пока сведения, которыми он располагал об английском флоте, не потеряют ценности для врага.
Шпионажем от случая к случаю занимались по обычаю или по представившейся нужде различные ведомства, причем разведывательные организации имели тенденцию превращаться в наполовину или целиком личную разведку лиц, которые являлись главой таких ведомств — военного, морского, иностранных дел и др. Чаще всего это происходило, когда во главе министерств стояли люди, разделенные острым соперничеством в борьбе за власть. Разумеется, в результате получаемая информация не сообщалась другим министрам и могла использоваться в целях, резко отличавшихся от тех, к достижению которых стремилось правительство в целом. Эффективность такой организации в большой мере определялась способностями ее главы. Так, действенность разведки Мальборо целиком была следствием его личного умения и почти безошибочного выбора подходящих помощников. А что в этом отношении мог сделать, допустим, супруг королевы Анны, Георг, принц датский, которого королева после восшествия на престол поспешила сделать лорд-адмиралом? Некогда Карл II в сердцах говорил: «Я испытывал его трезвым, я испытывал его пьяным и ничего не нашел в нем». Карл поэтому рекомендовал принцу как средство против тучности «гулять со мной, ездить верхом с моим братом и выполнять свои обязанности в отношении моей племянницы». Георг последовал доброму совету — они имели с Анной семнадцать детей, которые все умерли в самом раннем возрасте. Если не считать еще охоты, обычным занятием Георга было стоять у окна и отпускать нелестные замечания о прохожих. Подобная наблюдательность была еще явно недостаточной для шефа секретной службы адмиралтейства.
Только антистратфордианцы в неуемном рвении стремились связать творчество Уильяма Шекспира с тайной войной. Однако другой знаменитый английский писатель действительно сыграл немалую роль в истории шпионажа.