Я мечтаю
Оля Солейчук
Я мечтаю побывать на небе
и увидеть тетушку луну.
Рассказать ей о земле, о детях,
о тех, с которыми давно дружу.
Я мечтаю побывать на небе
и увидеть яркую звезду,
Прикоснуться только на мгновение
к яркому ее лучу.
Солнце, небо, месяц и луна —
это все она,
моя мечта.
Село Ивановка
Моя малая родина
Строчки из сочинений
Ксения Панафидина:
Кто-то скажет: «Деньги – главное». А я отвечу: «Деньги дело наживное».
Сергей Непомнящих:
Иногда я вспоминаю тот день, когда я с отцом на катере отправился порыбачить. Путь от причала длинный. От нашей улицы до мостика дорога преображается спуском, а затем после перехода через речушку идет крутым подъемом. Средь высоких берез, таинственных мохнатых елей. Затем огороды… От бортов катера летят серебристые брызги. И как это водяной царь пустил нас в свои владения?
Светлана Бондарь:
За границей я была поражена чистотой и уютом городов и стран. Но я скучала по папе и маме. Хотелось скорее вернуться в Варваровку! Пусть это маленькое село, пусть здесь не всегда так, как хотелось бы. Но здесь мой дом, мне рады, здесь меня любят. Вернулась и поняла, как мне сильно не хватало моего села…
Александр Коротких:
Иван не мог забыть Вареньку. Легенда… Встречались тайно. Узнав о том, что непокорная дочь нарушила приказ, отец решил выдать ее за богатого, но старого соседа, а Ивана приказал убить. Ничего не оставалось делать влюбленным, как пойти к старухе-колдунье…
Волшебным снадобьем облила их колдунья с головы до ног. Превратился Иван в речку быструю, а Варвара стала березовой рощей на берегу этой речки. Проснулись люди поутру. Что за диво! Было место пусто и ровно, трава колыхалась под ветром, а тут тебе и речка, и красавицы березки… И только отец Вареньки понял – это его дочь родная и ее возлюбленный. Повелел он тогда назвать деревню Варваровкой, а речку Ивановкой. Рядом они теперь и никто их не разлучит…
Вика Сульдина:
Вспомните Венерин башмачок. А ландыш и его запах. Разве вам хочется, чтобы они покинули вас?…
Николай Ямов:
В связи с банкротством прииска «Октябрьский», на котором держался одноименный поселок в Зейском районе, мы переехали в село Варваровка в 1998 году. Отец работал машинистом, мама – акушером. В 2000 году начала функционировать Варваровская районная больница, точнее, поликлиническое отделение. Кроме того, в селе действует ремонтно-механический завод, погрузо– транспортное управление, пятнадцать магазинов. За эти пять лет я успел полюбить это село, по-настоящему, как любит свою Родину каждый человек. Я в Благовещенске всего неделю, на каникулах, и начинаю скучать по своей малой родине, будто я нахожусь в Америке и скучаю по России.
Екатерина Плотникова:
Пусть у нас в России низкий прожиточный уровень, безработица… Но у наших людей широкая душа… За свои четырнадцать лет я поменяла четыре места жительства, но ни одно из них не стало мне роднее, чем Варваровка… «Славяночка», я горжусь ею вдвойне, в ней поют два моих одноклассника Максим Шестаков и Александр Зайцев. Тихая моя родина…так талантливый поэт Рубцов писал о своей Родине, и то же самое с гордостью я могу сказать о своей Варваровке…
Екатерина Коротких:
Многие думают, что сейчас можно все купить за деньги. Но какую цену можно дать пенью соловья поутру? За какие деньги можно купить шум дождя? Сколько алмазов можно отдать за игру волчат? Им нет цены. И нет цены нашему краю, Родине, селу.
Евгений Кондрашов:
Первые школы в районе начали открываться в конце XIX века: в 1890 году в Песчаноозерке, в 1897 году – в Екатеринославке, в 1900 году – в Борисоглебке. Первыми учителями были местные священники, писари, отставные солдаты, крестьяне, владевшие грамотой. Крестьяне содержали школу и учителей на свои средства. На территории теперешнего Октябрьского района в 1913 году на 26 сел насчитывалось 13 школ, из них шесть церковно-приходских… Несмотря на то, что в Варваровке наша семья уже шесть лет, мне до сих пор снится деревня, где я родился, по которой скучаю. Мои первые и настоящие друзья именно там. Считаю дни, чтобы скорее снова обойти все сопки, которые окружают деревню Переяславка, и придают ей такую красоту, какой нигде не найти…
Ульяна Лясота:
Любовь к природе передалась мне от дедушки…
Ксения Абинина:
Анна Улько:
…Эти прозрачные речки, в которых любишь бродить босыми ногами и ощущать прохладное песчаное дно… К 1920 году наше село стало большим, зажиточным, оно объединяло три хутора, и было много богатых домов, с резными наличниками, с резными воротами и черепичными крышами. В центре села стояла красивая церковь. В 1933 году разрушили церковь…
Анна Злобина:
Надо любить родину такой, какая она есть, за то, что она обогревает нас, дарит нас жизнь. Родину надо защищать, стоять за нее грудью!…
Анастасия Козлова:
…Но жить я хочу в родной России, самой красивой и замечательной стране. Да, мне нравятся традиции различных стран, но свои родные традиции, традиции моих бабушек и дедушек, далеких предков навсегда остаются моими, и ты будешь следовать им, чтобы ни случилось, и твои дети им будут следовать… Я люблю Варваровку.
Село Варваровка,
Октябрьский район
Кто-то скажет: «Деньги – главное». А я отвечу: «Деньги дело наживное».
Сергей Непомнящих:
Иногда я вспоминаю тот день, когда я с отцом на катере отправился порыбачить. Путь от причала длинный. От нашей улицы до мостика дорога преображается спуском, а затем после перехода через речушку идет крутым подъемом. Средь высоких берез, таинственных мохнатых елей. Затем огороды… От бортов катера летят серебристые брызги. И как это водяной царь пустил нас в свои владения?
Светлана Бондарь:
Елена Жаркова:
Земля под снегом. Гладь да тишь.
Пустынна сельская дорога.
Но если в город не спешишь,
Постой вот здесь – увидишь много.
Алмазы инея летят
И светит солнце ярко!ярко.
Тропа петляет у оград,
Где утром с фермы шла доярка.
Покой земли невозмутим.
Но посмотри, как, выгнув шею,
Ползет из печки в небо дым
Подобно сказочному змею.
Виктор Алюшин
За границей я была поражена чистотой и уютом городов и стран. Но я скучала по папе и маме. Хотелось скорее вернуться в Варваровку! Пусть это маленькое село, пусть здесь не всегда так, как хотелось бы. Но здесь мой дом, мне рады, здесь меня любят. Вернулась и поняла, как мне сильно не хватало моего села…
Александр Коротких:
Иван не мог забыть Вареньку. Легенда… Встречались тайно. Узнав о том, что непокорная дочь нарушила приказ, отец решил выдать ее за богатого, но старого соседа, а Ивана приказал убить. Ничего не оставалось делать влюбленным, как пойти к старухе-колдунье…
Волшебным снадобьем облила их колдунья с головы до ног. Превратился Иван в речку быструю, а Варвара стала березовой рощей на берегу этой речки. Проснулись люди поутру. Что за диво! Было место пусто и ровно, трава колыхалась под ветром, а тут тебе и речка, и красавицы березки… И только отец Вареньки понял – это его дочь родная и ее возлюбленный. Повелел он тогда назвать деревню Варваровкой, а речку Ивановкой. Рядом они теперь и никто их не разлучит…
Вика Сульдина:
Вспомните Венерин башмачок. А ландыш и его запах. Разве вам хочется, чтобы они покинули вас?…
Николай Ямов:
В связи с банкротством прииска «Октябрьский», на котором держался одноименный поселок в Зейском районе, мы переехали в село Варваровка в 1998 году. Отец работал машинистом, мама – акушером. В 2000 году начала функционировать Варваровская районная больница, точнее, поликлиническое отделение. Кроме того, в селе действует ремонтно-механический завод, погрузо– транспортное управление, пятнадцать магазинов. За эти пять лет я успел полюбить это село, по-настоящему, как любит свою Родину каждый человек. Я в Благовещенске всего неделю, на каникулах, и начинаю скучать по своей малой родине, будто я нахожусь в Америке и скучаю по России.
Екатерина Плотникова:
Пусть у нас в России низкий прожиточный уровень, безработица… Но у наших людей широкая душа… За свои четырнадцать лет я поменяла четыре места жительства, но ни одно из них не стало мне роднее, чем Варваровка… «Славяночка», я горжусь ею вдвойне, в ней поют два моих одноклассника Максим Шестаков и Александр Зайцев. Тихая моя родина…так талантливый поэт Рубцов писал о своей Родине, и то же самое с гордостью я могу сказать о своей Варваровке…
Екатерина Коротких:
Многие думают, что сейчас можно все купить за деньги. Но какую цену можно дать пенью соловья поутру? За какие деньги можно купить шум дождя? Сколько алмазов можно отдать за игру волчат? Им нет цены. И нет цены нашему краю, Родине, селу.
Евгений Кондрашов:
Первые школы в районе начали открываться в конце XIX века: в 1890 году в Песчаноозерке, в 1897 году – в Екатеринославке, в 1900 году – в Борисоглебке. Первыми учителями были местные священники, писари, отставные солдаты, крестьяне, владевшие грамотой. Крестьяне содержали школу и учителей на свои средства. На территории теперешнего Октябрьского района в 1913 году на 26 сел насчитывалось 13 школ, из них шесть церковно-приходских… Несмотря на то, что в Варваровке наша семья уже шесть лет, мне до сих пор снится деревня, где я родился, по которой скучаю. Мои первые и настоящие друзья именно там. Считаю дни, чтобы скорее снова обойти все сопки, которые окружают деревню Переяславка, и придают ей такую красоту, какой нигде не найти…
Ульяна Лясота:
Любовь к природе передалась мне от дедушки…
Ксения Абинина:
Находясь вдали от родного края, понимаешь, как дороги тебе каждая травинка, дерево, кустарник. Только в разлуке ощущаешь тревожное ожидание встречи с близким. Моя бабушка любит говорить: «Где бы ни был человек, сердце всегда рвется домой», – я часто вспоминаю эти слова и убеждаюсь в их правоте. Мне дороги детские воспоминания. Осень. Для меня самое любимое время года. Печаль дождливых дней вызывает желание писать стихи, любоваться угасающей природой. По утрам пахнет дымом, люди поспешно убирают урожай, ледяное небо сверкает и манит. Оно похоже на покрывало, где кто-то случайно рассыпал сверкающие горошины. Я вспоминаю Пушкина: «Унылая пора, очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса». И «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора»… Родина, где действительно чувствуешь себя счастливым человеком…
Любимый край, к тебе привязан
Невидимою нитью я.
Всегда в моих воспоминаньях
Твои зеленые луга.
Пушистый снег, леса большие
И пенье птиц среди берез.
И радость летних сладких грез.
И не могу представить жизнь я
Без светлой Родины моей,
Как путник без еды и крова,
В надежде ищущий людей…
Анна Улько:
…Эти прозрачные речки, в которых любишь бродить босыми ногами и ощущать прохладное песчаное дно… К 1920 году наше село стало большим, зажиточным, оно объединяло три хутора, и было много богатых домов, с резными наличниками, с резными воротами и черепичными крышами. В центре села стояла красивая церковь. В 1933 году разрушили церковь…
Анна Злобина:
Надо любить родину такой, какая она есть, за то, что она обогревает нас, дарит нас жизнь. Родину надо защищать, стоять за нее грудью!…
Анастасия Козлова:
…Но жить я хочу в родной России, самой красивой и замечательной стране. Да, мне нравятся традиции различных стран, но свои родные традиции, традиции моих бабушек и дедушек, далеких предков навсегда остаются моими, и ты будешь следовать им, чтобы ни случилось, и твои дети им будут следовать… Я люблю Варваровку.
Село Варваровка,
Октябрьский район
Отец солдатам
Он был нашим земляком! Приемыхов
«Какое это мучение – отрочество…»
Приёмыхов уверенно шел к постижению еще одного призвания – писательского. Вот фрагменты, случайно уцелевшие, из сценария «Язычники», они остались в письменном столе у его подруги. В листочках этих чувствуется крепкое перо, вылеплены характеры, есть событийность. Читайте, внимайте уходящему голосу. И думайте: кто, если не мы, поднимет Россию с колен?…
* * *
Как-то он сказал после урока: – Старосте остаться – всем отдыхать…Дает мне мятую бумажку из кармана. А там написана такая чушь девчачья – ума не приложу, кто додуматься мог. Насчет идеала в жизни… Насчет того, что наш Отец Солдатам несчастный и одинокий… Ему не хватает тепла заботливых рук… Под конец просто ужас какой-то – «я вас люблю», подписи никакой.
Я покраснел, как пионерский галстук, таращусь на эту записку, будто разбираюсь, что к чему, а на самом деле глаза боюсь поднять.
– Ну как? – печально спросил Отец.
– Ошибка, – говорю, – вот здесь…
– Какая это ошибка, – махнул он рукой. – Ты вот посмотри… И дает мне еще четыре записки. Я читать их не стал, такую ерунду, для виду держу. А классный ходит около доски и виновато на меня посматривает, покашливая в кулак.
– Как мне быть? – спрашивает.
– Не ходите вы ни на какие свидания, – советую, – еще не хватало
– Что ты, что ты! – перепугался он. – Я и смолоду никуда не ходил… Правда, тогда война была. На фронте какие свидания… Я о том, что, может, вы посмеяться надо мной вздумали, так зачем это делать…
– Клянусь, Валентин Сергеевич, – говорю, – это не наши… Хоть чужая душа и потемки, а я наших девчонок отношение к вам знаю.
– А кто ж мне эти записки в журнал кладет?
– Разберемся, – говорю. – Мимо этого проходить нельзя. Он подошел ко мне, положил свою мягкую руку на мое плечо и говорит:
– Никаких разбирательств не надо, лишний шум. Я ведь, понимаешь, на службе нахожусь… Очень нехорошо, если начальство узнает, тут как посмотреть… Может, пронесет?
Вот такой он был. Демобилизованный из армии офицер, мужчина с громовым голосом, а беззащитный, как наша химичка Зизи.
Хотя солдаты его, наверно, любили, переживали за него перед начальством и старались службу получше выполнять, как мы на этих всяких проверках.
В тот день я взял с Мики честное слово, что никому ни слова, и рассказал про записки.
– Пишет, конечно, не наша, но в журнал это дело подбрасывает наша. На ребят я и подумать не могу! На такое глупое дело никто не пойдет.
– Слон, – говорит мне в ответ Мика, – так он любит ту девушку, которая пишет?
Честное слово, уж кажется, я лучше всех ребят в классе отношусь к девчонкам, но иногда у меня руки опускаются. Все равно что пасуешь мяч вдоль ворот, а он в среднюю зону укатывается.
– Ты, – говорю, – слышишь, что говоришь?
– Слон, – опять говорит она и смотрит на меня так, будто я ее союзник, – это я записки в журнал…
Ну что ты скажешь?! Иду я рядом с ней, в голове каша полная. Апрельская весна в городе, лужи к вечеру ледком затягивает, деревья на кактусы похожи – ни одного листочка, а ветки – иглы. Коты, как забытые человеческие дети, плачут; голоса людей звучат громко и одиноко… Задумаешься, позабудешь про город, и кажется – ты на какой-нибудь Марс попал.
– Слон, – позвала Мики, и я очнулся. – у тебя есть платок? А то я в парте оставила…
Дал я ей свой, она отвернулась и высморкалась.
– Я заберу, завтра отдам, – говорит.
– Не жалко, – отвечаю.
Стоит она передо мной, смотрит снизу вверх. Если надеть на нее мою рубашку, она на ней как пальто-макси будет.
– Он такой несчастный, Отец Солдатам, ты себе представить не можешь… Я знаю, кто писал. А в журнал я подкладывала…
Никакому школьнику в жизни не нравятся классные собрания.
Нам понравились только тогда, как пришел к нам Отец Солдатам… Вот и сегодня, после четырех уроков, мы остались на собрание.
Входит Отец Солдатам с большим пакетом и говорит:
– Разбирайте пирожки, разговор долгий будет. И сам взял первый пирожок.
Съели мы пирожки, он вытащил громадный носовой платок и вытер руки. Вытирает и смотрит, у кого платочка нет. Оказалось – у половины. – Староста, проверить назавтра наличие платков, доложить мне.
Прошелся по рядам – огромный детина, пол под ним поскрипывает.
– А как мое прозвище? – Он подмигнул классу. – Только не говорите, что я Валентин Сергеевич. Наверное, Мося, раз Мосягин.
– Ну какой же вы Мося! Вы такой большой, вам не подходит!
– А кто я?
Сережа Бряндин встал:
– Только без обид?
– Есть! – сказал Валентин Сергеевич.
– Вы – Отец Солдатам.
Класс приутих, ожидая, чем это кончится.
– Хорошее прозвище, – недоуменно сказал он. – Только из-за чего?
Брянде терять нечего. Он встал в позу нашего учителя, выпятил живот, потер себе голову по вихрам и заговорил грубым голосом:
– Бор-р-родино… Офицер-р-р Лер-р-рмонтов… Батар-р-рея русских… полковник наш рожден был хватом, слуга царю… – Бряндя выдохнул и закончил раздельно: – Отец солдатам…
Валентин Сергеевич захохотал громче всех:
– Дремучий вы и красивый народ. Логики никакой, а славно. Эх, как хорошо быть ребенком…
– Что вы, – говорим мы ему. – Вы давно им не были и забыли, какое это мучение. Это только в книгах хорошо…
PS: Валерий Приёмыхов родился в Белогорске, а взрастал в Шимановске, в Свободном, в Благовещенске. Мы гордимся им.
Улетают птицы
А. Кравченко
Не слыхать в лесу пения синицы,
Потому что осень – улетают птицы!
Голые деревья ветер обдувает,
Потому что осень – листья облетают!
Осенний мотив
Катя Берчанская
Холодно, грустно, обидно.
Первый снег расплывается в грязь.
Я иду, тучи спрятали звезды,
В голове мысль – не упасть.
Запахнув поплотнее ветровку,
Сдвинув кепку чуть!чуть на глаза,
В темноте я бегу переулком —
Фонари, как назло, не горят.
Хорошо бы погреться у печки,
Но идти мне еще далеко.
Ветер бьет по!предательски в спину
И кидает насмешки в лицо
Антон Дельвиг, наш
Таня Пойлова, 10 «Б» класс, 9-я гимназия г. Свободного
Расскажем о судьбе одного из тех, кто впоследствии войдет в круг самых близких друзей А. С. Пушкина.
«Дельвиг родился в Москве (1798 г., 6 августа). Отец его, умерший генерал-майором в 1828 оду, был женат на девице Рахмановой.
Дельвиг первоначальное образование получил в частном пансионате; в конце 1811 года вступил в Царскосельский Лицей. Способности его развивались медленно. На 14-м году он не знал никакого иностранного языка и не оказывал склонности ни к какой науке. В нем заметна была только живость воображения. Однажды вздумалось ему рассказывать нескольким из своих товарищей поход 1807-го года, выдавая себя за очевидца тогдашних происшествий. Его повествование было так живо и правдоподобно и так сильно подействовало на воображение молодых слушателей, что несколько дней около него собирался кружок любопытных, требовавших новых подробностей о походе. Слух о том дошел до нашего директора Малиновского, который захотел услышать от самого Дельвига рассказ о его приключениях. Дельвиг постыдился признаться во лжи, столь же невинной, как и замысловатой, и решился ее поддержать, что и сделал с удивительным успехом, так что никто из нас не сомневался в истине его рассказа, покамест он сам не признался в своем вымысле. Будучи еще пяти лет от роду, вздумал он рассказывать о каком-то чудесном видении и смутил им всю свою семью. В детях, одаренных игривостью ума, склонность ко лжи не мешает искренности и прямодушию. Дельвиг, рассказывающий о таинственных своих видениях и о мнимых опасностях, которым будто бы подвергался в образе отца своего, никогда не лгал в оправдание какой-нибудь вины, для избежания выговора или наказания», – эти воспоминания о близком друге Пушкин записал за несколько лет до собственной гибели, когда самого Дельвга уже не было на свете.
Редактор «Литературной газеты», начатой по мысли Пушкина, создатель знаменитого альманаха «Северные цветы», он стойко вел нелегкую, неравную борьбу с властью, враждебной булгаринской печатью. По воспоминаниям двоюродного брата поэта, на его здоровье губительно подействовал вызов к Бенкендорфу. Шеф жандармов кричал, угрожая, обещая отправить «если не теперь, то вскоре» в Сибирь. Дельвиг не испугался, но впал в апатию; литературная борьба, стихи, публицистика – все это вдруг показалось ненужным.
Семейные неурядицы, слабое здоровье – все эти неудачи можно перенести, если дух тверд, ясен и цель несомненна.
Именно в таком состоянии некогда, вероятно, убил себя Радищев…
Расскажем о судьбе одного из тех, кто впоследствии войдет в круг самых близких друзей А. С. Пушкина.
«Дельвиг родился в Москве (1798 г., 6 августа). Отец его, умерший генерал-майором в 1828 оду, был женат на девице Рахмановой.
Дельвиг первоначальное образование получил в частном пансионате; в конце 1811 года вступил в Царскосельский Лицей. Способности его развивались медленно. На 14-м году он не знал никакого иностранного языка и не оказывал склонности ни к какой науке. В нем заметна была только живость воображения. Однажды вздумалось ему рассказывать нескольким из своих товарищей поход 1807-го года, выдавая себя за очевидца тогдашних происшествий. Его повествование было так живо и правдоподобно и так сильно подействовало на воображение молодых слушателей, что несколько дней около него собирался кружок любопытных, требовавших новых подробностей о походе. Слух о том дошел до нашего директора Малиновского, который захотел услышать от самого Дельвига рассказ о его приключениях. Дельвиг постыдился признаться во лжи, столь же невинной, как и замысловатой, и решился ее поддержать, что и сделал с удивительным успехом, так что никто из нас не сомневался в истине его рассказа, покамест он сам не признался в своем вымысле. Будучи еще пяти лет от роду, вздумал он рассказывать о каком-то чудесном видении и смутил им всю свою семью. В детях, одаренных игривостью ума, склонность ко лжи не мешает искренности и прямодушию. Дельвиг, рассказывающий о таинственных своих видениях и о мнимых опасностях, которым будто бы подвергался в образе отца своего, никогда не лгал в оправдание какой-нибудь вины, для избежания выговора или наказания», – эти воспоминания о близком друге Пушкин записал за несколько лет до собственной гибели, когда самого Дельвга уже не было на свете.
Редактор «Литературной газеты», начатой по мысли Пушкина, создатель знаменитого альманаха «Северные цветы», он стойко вел нелегкую, неравную борьбу с властью, враждебной булгаринской печатью. По воспоминаниям двоюродного брата поэта, на его здоровье губительно подействовал вызов к Бенкендорфу. Шеф жандармов кричал, угрожая, обещая отправить «если не теперь, то вскоре» в Сибирь. Дельвиг не испугался, но впал в апатию; литературная борьба, стихи, публицистика – все это вдруг показалось ненужным.
Семейные неурядицы, слабое здоровье – все эти неудачи можно перенести, если дух тверд, ясен и цель несомненна.
Именно в таком состоянии некогда, вероятно, убил себя Радищев…
Лучше недоучить, чем недосмеяться
Петя и папа отправились в музей. Перед статуей Венеры Милосской Петя удивляется:
– Папа, а почему она без рук?
– Если будешь грызть ногти, с тобой то же самое будет, – замечает папа.
– Крот за день поедает столько, сколько сам весит. Петя поражен:
– Откуда же он знает свой вес?
– Светочка, я купила тебе глобус, а он у тебя весь в пыли.
– Не могу же я, мама, стирать пыль со всего земного шара.
– Объясни, пожалуйста, почему из яиц появляются цыплята?
– Да они боятся, что из них сделают яичницу.
– Вова, ты опять опоздал в школу!
– Учиться никогда не поздно, Марья Ивановна, – отвечает Вовочка.
– А кто был твоей единственной любовью?
– Моряки.
– Кто знает, какое лекарство приготовляют из молока кобылиц?
Вовочка тянет руку:
– Рыбий жир, Марья Ивановна.
– Папа, а почему она без рук?
– Если будешь грызть ногти, с тобой то же самое будет, – замечает папа.
* * *
Н а уроке зоологии учитель сообщает:– Крот за день поедает столько, сколько сам весит. Петя поражен:
– Откуда же он знает свой вес?
* * *
Мама упрекает Свету:– Светочка, я купила тебе глобус, а он у тебя весь в пыли.
– Не могу же я, мама, стирать пыль со всего земного шара.
* * *
Н а уроке зоологии учитель спрашивает Васю:– Объясни, пожалуйста, почему из яиц появляются цыплята?
– Да они боятся, что из них сделают яичницу.
* * *
Классная руководительница упрекает Вовочку:– Вова, ты опять опоздал в школу!
– Учиться никогда не поздно, Марья Ивановна, – отвечает Вовочка.
* * *
И запомни, – поучает бабушка Верочку, – у каждой женщины в жизни должна быть лишь одна большая любовь.– А кто был твоей единственной любовью?
– Моряки.
* * *
Н а уроке биологии учительница задает вопрос:– Кто знает, какое лекарство приготовляют из молока кобылиц?
Вовочка тянет руку:
– Рыбий жир, Марья Ивановна.
Старуха
Антон Падалко, 17 лет
Снег валил, будто в последний раз в своей снежной жизни, словно предчувствовал предательскую весну и, далее, катастрофу всего своего бытия – лето. Но враги эти были далеко, жизнь только начиналась и сулила много приятных моментов… Нет, все-таки что-то было не так, что-то должно было случиться, что-то очень важное, отчего он будет страдать, отчего он будет реветь навзрыд…
Жила-была старуха, в большом поселке, который располагался невдалеке от маленьких городов, озлобленных на государя деревень и большого по численности народа.
Не было у нее своего родного дома, а была лишь помойка да место в ночлежке. И каждый день она шла к мусорным кучам и принималась за работу; летом и зимой, весной и осенью она приходила на свое «рабочее» место и с проворством умудренного сединами кабана-бородавочника разрывала свежий снег и заскорузлые отбросы.
Она искала пропитание, ведь надо же что-то есть! Хотя, какая это еда: окаменелые селедочные скелеты да почерневшие корки хлеба!
На помойке было много других бездомных, возможно, не таких одиноких, как она сама, но таких же несчастных. Мужчины, женщины, дети, другие старики. Кучка жалких, опустившихся людей. Они копались в отбросах, искали пропитание, по возможности, одежду.
Как всегда начинала старуха с дрязг и скандалов. Ругалась она со всеми, с кем только возможно, поэтому многие ее не любили, хотя никто не сгонял с насиженного места, никому этого не требовалось. «Черт с ней, с ведьмой лысой!» – говорили люди и продолжали заниматься своими делами.
Закон жизни суров, все это знали, поэтому относились друг к другу терпимо. Без этого не прожить.
Через каждый час-два объявлялся перерыв, молчаливой стайкой бездомные направлялись в ближайший подвал, где разводили костер и отогревали заледенелые руки. Старуха обычно сидела в стороне и тихонько напевала себе под нос, при этом в уголках ее глаз проступали слезинки.
Но никто не видел слез, не слышал заунывной мелодии. Люди переговаривались, шуршали найденными «сокровищами», пытались съесть мерзлые блюда.
А старуха, закончив петь, горько вздыхала, – вспоминала прошлое, пыталась забыть настоящее, мечтала о будущем. Мечты – это все, что у нее осталось. Она мечтала о теплом, уютном домике, о том, как будет жить там с давно потерянными детьми, с внуками и маленькими, веселыми правнуками. Как умрет через много-много лет в мягкой постели, в окружении любящих родственников.
«Подъем!» – звучал трубный голос, и старуха понимала, что невзначай задремала, что опять надо идти на «работу», опять холод, вонь, опять ненавистное настоящее.
Час за часом, день за днем… Так прошло десять лет. Старуха замкнулась в себе, ни с кем не говорила, лишь напевала странную песенку, слова которой не мог разобрать никто, потому что она пела о себе, на своем странном языке, и как-то утром ее не обнаружили на своем месте. Она лежала у входа в ночлежку, припорошенная снегом, страдающим, ревущим снегом. И рядом плакал нищий мальчик – он понял, что больше у него не будет бабушки.
Средняя школа пос. Прогресс Райчихинского района, Амурская область.
Снег валил, будто в последний раз в своей снежной жизни, словно предчувствовал предательскую весну и, далее, катастрофу всего своего бытия – лето. Но враги эти были далеко, жизнь только начиналась и сулила много приятных моментов… Нет, все-таки что-то было не так, что-то должно было случиться, что-то очень важное, отчего он будет страдать, отчего он будет реветь навзрыд…
Жила-была старуха, в большом поселке, который располагался невдалеке от маленьких городов, озлобленных на государя деревень и большого по численности народа.
Не было у нее своего родного дома, а была лишь помойка да место в ночлежке. И каждый день она шла к мусорным кучам и принималась за работу; летом и зимой, весной и осенью она приходила на свое «рабочее» место и с проворством умудренного сединами кабана-бородавочника разрывала свежий снег и заскорузлые отбросы.
Она искала пропитание, ведь надо же что-то есть! Хотя, какая это еда: окаменелые селедочные скелеты да почерневшие корки хлеба!
На помойке было много других бездомных, возможно, не таких одиноких, как она сама, но таких же несчастных. Мужчины, женщины, дети, другие старики. Кучка жалких, опустившихся людей. Они копались в отбросах, искали пропитание, по возможности, одежду.
Как всегда начинала старуха с дрязг и скандалов. Ругалась она со всеми, с кем только возможно, поэтому многие ее не любили, хотя никто не сгонял с насиженного места, никому этого не требовалось. «Черт с ней, с ведьмой лысой!» – говорили люди и продолжали заниматься своими делами.
Закон жизни суров, все это знали, поэтому относились друг к другу терпимо. Без этого не прожить.
Через каждый час-два объявлялся перерыв, молчаливой стайкой бездомные направлялись в ближайший подвал, где разводили костер и отогревали заледенелые руки. Старуха обычно сидела в стороне и тихонько напевала себе под нос, при этом в уголках ее глаз проступали слезинки.
Но никто не видел слез, не слышал заунывной мелодии. Люди переговаривались, шуршали найденными «сокровищами», пытались съесть мерзлые блюда.
А старуха, закончив петь, горько вздыхала, – вспоминала прошлое, пыталась забыть настоящее, мечтала о будущем. Мечты – это все, что у нее осталось. Она мечтала о теплом, уютном домике, о том, как будет жить там с давно потерянными детьми, с внуками и маленькими, веселыми правнуками. Как умрет через много-много лет в мягкой постели, в окружении любящих родственников.
«Подъем!» – звучал трубный голос, и старуха понимала, что невзначай задремала, что опять надо идти на «работу», опять холод, вонь, опять ненавистное настоящее.
Час за часом, день за днем… Так прошло десять лет. Старуха замкнулась в себе, ни с кем не говорила, лишь напевала странную песенку, слова которой не мог разобрать никто, потому что она пела о себе, на своем странном языке, и как-то утром ее не обнаружили на своем месте. Она лежала у входа в ночлежку, припорошенная снегом, страдающим, ревущим снегом. И рядом плакал нищий мальчик – он понял, что больше у него не будет бабушки.
Средняя школа пос. Прогресс Райчихинского района, Амурская область.
Снег в марте
Александр Решетов, 15 лет
Почерневший снег не хочет таять,
Съежился на солнце и лежит,
Кто живет на Севере, тот знает,
Что весна к нам в гости не спешит.
Но промчатся вьюги и метели,
Вместе с ними и снега уйдут,
Жаль, у нас не в марте, а лишь в мае
Первые подснежники цветут.
Есть земля, конечно, где теплее,
И цветы там круглый год цветут,
Но промерзший край мой – мне роднее,
Здесь родился я и счастлив тут.
Средняя школа пос. Соловьевск, Тындинского района
Мое село – Ромны
Надя Русина, 15 лет
Моя родина – Ромны,
Всеми забытый край!
Твои пейзажи печальны,
Хоть глаза закрывай.
Посмотришь налево– бомбежка ль была?
Разрушены кем!то жилые дома,
Посмотришь направо – завода уж нет.
Ничейные трубы упали с небес.
А вспомнишь, что было, – то уж прошло!
Что ждет впереди, не знает никто.
Не гибнет ль Россия с села моего?
Средняя школа, пос. Ромны
Как люблю я родину свою!
А. Исканов, 15 лет
Все: луга, поля, леса и речки,
Теплые и маленькие печки,
Избы аккуратные люблю.
Все здесь так знакомо и привычно.
И, уехав, сразу ты поймешь:
Нет дороже ничего на свете…
И задумаешься, и взгрустнешь…
Как ты ни старайся позабыть,
Все равно тянуться к дому будешь,
Никогда Отчизну не забудешь.
Человеку свойственно грустить.
Родину ты должен защищать!
Как за мать ты должен за нее вступаться,
Ни за что ее не продавать,
Биться за нее и не сдаваться.
с. Сиваки. Магдагачинский район
«Что близко мне, что дорого»
Ира Гончар, 14 лет
Называю я своей Родиной
То, что близко мне, то, что дорого.
Здесь, в краю родном, небо голубей,
Ну а в небе том солнышко родней.
Все люблю я здесь: сопки и леса,
Летом мне мила на траве роса.
Ну а в той траве одуванчики
Нарядились в желтые сарафанчики.
Здесь люблю встречать по утрам рассвет,
Красивей его в целом мире нет.
А по вечерам провожать закат,
Слушать крики и смех озорных ребят.
Осень к нам придет раскрасавица,
Все деревья вмиг разнарядятся.
Бродим мы по тропам, шурша листвой,
Ждем прихода долгой зимы седой.
А весной все оживает вмиг,
Перелетных птиц слышен в небе крик.
И черемуха распускается,
В платье белое наряжается.
Вот за это все и люблю свой край,
Будь октябрь, февраль иль цветущий май.
То, что близко мне, то, что дорого —
Это все мое, это Родина.
Средняя школа, с. Гудачи, Магдагачинский район
Мы плыли к лотосу, как к сказке
Сергей Миронов, 15 лет
На моем столе «Слово о полку Игореве». Готовлюсь к сочинению, перечитываю текст, учебник. Любовь к Родине и к русским сынам безымянного автора заставили задуматься – так ли и моя любовь к ней сильна и жертвенна?
Моя малая Родина… Что же это для меня значит? Вспоминалось, как на одном из уроков литературы учительница рассказывала о жизни и творчестве А. И. Куприна. Писатель возвратился из эмиграции. Девушка поднесла ему букет. «Даже цветы на родине пахнут иначе», сказал Куприн. Как же пахнут цветы моей малой Родины?
Передо мной картина: косогор вдали, покрытый молодой травой; усталая дорога, по которой мальчишкой пробегал мой отец; сегодня по ней иду я. Серые бревенчатые и кирпичные домики, старые, покосившиеся заборы, белая кипень черемухи… Памятник павшим в боях за Родину. Школьное здание среди высочайших сосен.
Бесконечно и нежно я могу писать о стороне, где родились, жили мои дед и бабушка, где живут мои отец и мать, где живу и я, Сергей Миронов.
Но единственное, что я хочу сказать, как когда-то Куприн, – цветы милой моей Родины должны быть особенными, неповторимыми. А это значит, что только то будет особенным, в создании чего будут участвовать руки мои и сердце мое.
Пять лет назад, на одном из занятий экологического кружка, Ольга Алексеевна Иващик, наш учитель биологии, рассказала об удивительном цветке – лотосе. Как беззащитно и доверчиво, гордо и нежно глядел со снимков на нас этот цветок! Казалось, лотос цветет где-то там, на далеких южных островах, и вдруг учитель называет наши озера, на которых каких-то двадцать лет назад цвели лотосы. Во время большого наводнения, в 1984 году, корни лотоса были вырваны водой, лотос исчез.
И тогда мы решили – возродим лотос на наших озерах.
Бесконечные опыты, поездки в Хинганский заповедник за семенами, где мы увидели впервые цветущий лотос, большие и маленькие успехи, большие и маленькие разочарования.
Утро 17 августа 2002 года. «Лотос расцвел!» – с этой радостной вестью ворвалась к нам Ольга Алексеевна.
Маленькое озеро, скрывшееся в высоких травах, знакомые берега и кустарники, огромные листья, словно блюда под экзотические фрукты…и три цветка, бесхитростно повернувшие головки ко мне. Светло-розовые? Пожалуй, нет. Скорее, тот розовый, каким рано-рано утром подсвечивает восходящее солнце облака на горизонте.
Мы бросились в воду, не дождавшись лодки. Оно было совсем маленькое, наше озеро. Мы плыли к цветку, как к сказке.
Лотос расцвел… Я понюхал его. Он пах совсем не так, как тот лотос, на Хингане. Он пах иначе. Он был цветком моей малой родины, возрожденный и возвращенный ей мною и моими друзьями.
А первыми лотос увидели механизаторы, убиравшие зерно. Говорят, они долго молчали.
Я так боялся, что никогда не увижу наш лотос!
Моей рукой, когда я опускал первое семечко лотоса в озеро, водила любовь к родине.
Средняя школа, село Новопетровское Константиновского района
На моем столе «Слово о полку Игореве». Готовлюсь к сочинению, перечитываю текст, учебник. Любовь к Родине и к русским сынам безымянного автора заставили задуматься – так ли и моя любовь к ней сильна и жертвенна?
Моя малая Родина… Что же это для меня значит? Вспоминалось, как на одном из уроков литературы учительница рассказывала о жизни и творчестве А. И. Куприна. Писатель возвратился из эмиграции. Девушка поднесла ему букет. «Даже цветы на родине пахнут иначе», сказал Куприн. Как же пахнут цветы моей малой Родины?
Передо мной картина: косогор вдали, покрытый молодой травой; усталая дорога, по которой мальчишкой пробегал мой отец; сегодня по ней иду я. Серые бревенчатые и кирпичные домики, старые, покосившиеся заборы, белая кипень черемухи… Памятник павшим в боях за Родину. Школьное здание среди высочайших сосен.
Бесконечно и нежно я могу писать о стороне, где родились, жили мои дед и бабушка, где живут мои отец и мать, где живу и я, Сергей Миронов.
Но единственное, что я хочу сказать, как когда-то Куприн, – цветы милой моей Родины должны быть особенными, неповторимыми. А это значит, что только то будет особенным, в создании чего будут участвовать руки мои и сердце мое.
Пять лет назад, на одном из занятий экологического кружка, Ольга Алексеевна Иващик, наш учитель биологии, рассказала об удивительном цветке – лотосе. Как беззащитно и доверчиво, гордо и нежно глядел со снимков на нас этот цветок! Казалось, лотос цветет где-то там, на далеких южных островах, и вдруг учитель называет наши озера, на которых каких-то двадцать лет назад цвели лотосы. Во время большого наводнения, в 1984 году, корни лотоса были вырваны водой, лотос исчез.
И тогда мы решили – возродим лотос на наших озерах.
Бесконечные опыты, поездки в Хинганский заповедник за семенами, где мы увидели впервые цветущий лотос, большие и маленькие успехи, большие и маленькие разочарования.
Утро 17 августа 2002 года. «Лотос расцвел!» – с этой радостной вестью ворвалась к нам Ольга Алексеевна.
Маленькое озеро, скрывшееся в высоких травах, знакомые берега и кустарники, огромные листья, словно блюда под экзотические фрукты…и три цветка, бесхитростно повернувшие головки ко мне. Светло-розовые? Пожалуй, нет. Скорее, тот розовый, каким рано-рано утром подсвечивает восходящее солнце облака на горизонте.
Мы бросились в воду, не дождавшись лодки. Оно было совсем маленькое, наше озеро. Мы плыли к цветку, как к сказке.
Лотос расцвел… Я понюхал его. Он пах совсем не так, как тот лотос, на Хингане. Он пах иначе. Он был цветком моей малой родины, возрожденный и возвращенный ей мною и моими друзьями.
А первыми лотос увидели механизаторы, убиравшие зерно. Говорят, они долго молчали.
Я так боялся, что никогда не увижу наш лотос!
Моей рукой, когда я опускал первое семечко лотоса в озеро, водила любовь к родине.
Средняя школа, село Новопетровское Константиновского района
Шалва Амонашвили и его друзья в провинции
Фотосюжеты
Шалва в «Нашем доме»
Сцены из жизни школы «Наш дом»
Урок геометрии в «Нашем доме»
Светлана Городович встречает Шалву Амонашвили.
На втором плане Нино, дочь Шалвы.
Сцены из жизни школы «Наш дом»
Шалва поднимает на флагшток знамя «Нашего дома»
Шалва держит речь на школьной линейке
А девочки поют величальную в честь высокого гостя.
Фото на память с Шалвой Амонашвили
Учительницы «Нашего дома»
И проводы с песней
Они решили – все вместе останемся на фото
