Кононов громко захохотал.
- Эт точно, траханьем бабу не изведешь, - согласился. - Жениться все равно не буду.
- А вот это зря. Каждый человек должен думать о продолжении рода своего. Разве тебе безразлично, что никого не останется, когда тебя не станет?
- Ну, к тому времени я постараюсь.
- К тому будет поздно: любовь на старость не оставляют...
Впереди показался Хабаровск. Оба замолчали: Кононов сосредоточил внимание на дороге, вклиниваясь в поток машин, мысли Родионова снова вернулись к командующему.
Генерал Дмитрюков встретил его более чем холодно: не поздоровавшись, взглядом указал на стул напротив.
- Ну и что ты скажешь теперь в свое оправдание? - без предисловий потребовал объяснения.
Взвинченный предыдущими допросами, дорожными воспоминаниями и размышлениями, Родионов почувствовал как кровь закипела внутри, и он еле сдержался, чтобы не ответить грубостью. Все равно голос зазвучал вызывающе:
- А разве я раньше оправдывался перед вами, товарищ генерал? преднамеренно назвал Дмитрюкова по званию, хотя с первого дня совместной службы они обращались друг к другу по имени и отчеству. - Мне не в чем ни тогда, ни теперь оправдываться перед вами.
- Вот даже как? - Взметнул густые черные брови генерал. - Ты напоминаешь мне чеченский случай, когда спас меня? Я не забыл его, и не считай меня неблагодарным - сто раз отплатил тебе. Напомнить, чем?
- Зачем же вспоминать старое? То, что случилось в Чечне, - реальная боевая обстановка, и мы действовали не во имя спасения друг друга, а во имя долга; и тот случай никакого отношения не имеет к сегодняшнему моему положению. Не знаю, что вам доложил полковник Вихлянцев, но что он вел расследование предвзято и безграмотно, не вызывает сомнения.
- Ну да, один ты грамотный, а там шесть офицеров, окончивших академии, безголовые тупицы. Чем же это ты так насолил им, что все они относятся к тебе предвзято?
- Не ко мне, а к летному происшествию. Их больше всего интересовали факты. И хотя говорят: факты - упрямая вещь, не всегда упрямство помогает поискам истины.
- Ну, ну, поучи меня, старого дурака, - съязвил генерал, - опровергни хоть один факт, который обвиняет тебя в похотливости, в прелюбодеянии. Не имею в виду жену, ответь мне, только честно, откуда и зачем ты привез некую Веронику, которую выдал замуж за Соболевского, и какие у тебя с ней были отношения?
- В вашем вопросе сквозит не только недоверие ко мне лично, но и неверие в человеческую порядочность и честность вообще. Неужели и вы, увидя человека в безвыходном положении, не протянете ему руку помощи?
- Разговор сейчас не обо мне, уважаемый Владимир Васильевич, - не без злой иронии заметил генерал. - Ныне столько людей в безвыходном положении, что на всех ни рук, ни нашей скудной зарплаты не хватит. А ты почему-то выбрал молодую и самую красивую, - снова съязвил Дмитрюков. - Не кажется тебе это странным?
- Не кажется. Я не выбирал. Девушка ехала со мной в одном купе. Ее обворовали, и ей некуда было деться. Потому я принял участие в её судьбе. И жаль что Соболевского не стало, он сказал бы - верил он мне и своей жене или нет.
- Он теперь не скажет. - Лицо генерала посуровело. - Зато сказала комиссия: Соболевский покончил жизнь самоубийством. И причина у него была одна - разочарование в любимой жене и в своем благодетеле, уважаемом командире. - В подтверждение согласия с выводами комиссии Дмитрюков прихлопнул по столу ладонью.
Родионов понял, что начальника ему не переубедить, и все-таки возразил:
- Это версия Вихлянцева. А у меня есть другая, более достоверная.
- Вот даже как? - удивился генерал. - И что же это за версия?
- Соболевский потерял в полете сознание. Если бы он задумал таким путем покончить счеты с жизнью, то действовал бы более решительно, не планировал бы, а бросил самолет в пике. И второе. В прошлом году, вспомнил я, врач отстранял Соболевского от полетов из-за плохого самочувствия - у него было очень низкое кровяное давление. Да и последнее время он выглядел не лучшим образом: на нашем летном пайке, которым, ко всему, приходилось делиться с женой, жирком не обрастешь.
- Ага, командование виновато, не заботилось о вашем питании! взъярился генерал. - Ловкую придумал версию: летчик потерял сознание от голода. Не выйдет, подполковник Родионов! - снова прихлопнул по столу ладонью. - Не ищи козла отпущения. Натворил дел, так будь мужчиной, отвечай за них. И за жену, и за любовницу. Отстраняю вас от должности командира отдельной эскадрильи! - перешел он на приказной тон. - Сегодня же сдайте дела своему заместителю майору Филатову... Судить вас будем! Военным судом!
5
Родионов ничего хорошего от встречи с командующим не ожидал. Но чтобы такое: "Отстраняю вас от командования отдельной эскадрильей... Судить вас будем..." Будто обухом по голове. Приказ генерала оглушил его, помутил сознание. Он вышел из кабинета непослушными, отяжелевшими ногами и шел по коридору, никого и ничего не видя, не зная, куда и зачем идет. Лишь когда уперся в тупик, вспомнил, что ему надо домой, и повернул обратно.
Вышел на улицу. Яркая зелень деревьев, травы, легкий ветерок, веселое щебетание птиц вернули его к действительности - жизнь-то продолжается, несмотря ни на что. Но зачем такая жизнь - без неба, без самолетов, без любимого дела?! Он с пятого класса, когда увидел прибывшего в отпуск летчика, жениха учительницы русского языка и литературы, лейтенанта Стрыгина, услышал его рассказ об истребителях, о полетах стал грезить о летной профессии. Не просто оказалось попасть в летное училище. На первом заходе провалился на экзаменах. На втором тоже чуть не "сорвался в штопор": на мандатной комиссии заспорил с генералом о конструкторе Бартини, первым предложившим треугольное крыло и корабли на воздушной подушке, с чем генерал не согласился, отдавая пальму первенства нашим, советским изобретателям.
- А Бартини и был нашим, советским, конструктором, - уточнил Владимир. - Он приехал из Италии вскоре после революции, когда готовилась Генуэзская конференция и белоэмигранты замышляли заговор против Ленина, который должен был возглавить нашу делегацию. Коммунисты Италии послали Бартини предупредить советских руководителей. Бартини остался у нас и создал самолеты "Сталь-6", "Сталь-7" и гидросамолет ДАР ...
- Откуда у вас такие сведения? - в вопросе генерала сквозило недоверие.
- Это я прочитал в книге "Красные самолеты" Игоря Чутко.
- Не знаю такой книги. Читайте лучше "Советскую энциклопедию", недовольно заключил генерал.
И как позже узнал Родионов, его познания, а точнее возражение генералу, чуть ли не стоили ему мечты: генерал настаивал не принимать строптивого юнца. Спасибо отстоял заместитель начальника училища полковник Старичевский...
И вот все старания, все труды и переживания - все коту под хвост. Куда теперь? Летчиков-истребителей даже в легкомоторную сельскую авиацию не берут. А другого он ничего не умеет и ничего не желает. Может, как приписывают Соболевскому, пока ещё не пришел приказ об отстранении, подняться в небо да камнем вниз?.. Дойти до такого, чтобы его судили военным судом, точнее судом военного трибунала, как считалось до недавнего времени, он не допустит.
Родионов окинул стоянку автомашин около штаба взглядом. "Жигуленка" Кононова не было. Старший лейтенант обещал вернуться через полчаса. Сколько же Родионов пробыл у командующего? Глянул на часы - чуть более получаса, а показалось, что прошло полдня.
У здания штаба под молодыми березками была устроена курилка. Она сейчас пустовала. Родионову никого не хотелось видеть, и он прошел туда, сел на скамейку. Как теперь смотреть в глаза подчиненным? Многие уважали его, это он знал твердо. Но были и другие, кого он наказывал за служебные упущения, за нарушение дисциплины. А редко кто из наказуемых осознает свою виновность, считая, что командир относится к нему предвзято, несправедливо. И такие, конечно же, злорадствуют, распускают о нем разные слухи. А теперь и вовсе дадут волю своим обидам.
Да, не зря говорят: от великого до смешного - один шаг. Хотя он, Родионов, не относил себя к великим, не достиг заметных вершин, командование эскадрильей считал для себя вполне заслуженной и почетной должностью. В тридцать пять лет стать подполковником, обучать и воспитывать такой коллектив не каждому доверят. Оказывается зря доверили... У него мороз пробегал по спине, когда он представлял как посмотрят на него подчиненные - одни сочувственно, другие насмешливо, третьи злорадно... Трудно и долго подниматься вверх по служебной лестнице. Но каждая ступенька приносит радость. Падать же легко и быстро, только очень больно. Не каждый после падения поднимается на ноги. Родионов не первый и не последний в этом ряду.
Еще в годы лейтенантской юности на глазах Владимира произошел ужаснейший случай, взбудораживший весь полк. Был день занятий. В обеденный перерыв весь личный состав, за исключением дежурной пары, находился в столовой. И в это время на аэродроме приземлился самолет командующего ПВО страны. Радиолокационные станции его не засекли - самолет шел на малой высоте, лавируя между сопок. Да и радары были такого старого образца, что при всем старании и профессионализме, операторы ничего сделать не могли. Это прекрасно понимал командующий. Но генерала возмутил тот факт, что никто из местного начальства не встретил его на аэродроме. Представился лишь дежурный, лейтенант.
- А где командир? - грозно спросил прилетевший.
- На обеде, товарищ генерал, - отчеканил дежурный.
- Вызвать! Срочно!
Пока лейтенант звонил в столовую, пока официантка соизволила взять трубку, пока разнесла блюда и сообщила полковнику, что его кто-то вызывает на аэродром, прошло около получаса. Генерал уже метал громы и молнии. И едва командир полка предстал пред очи грозного начальника, тот вынес приговор: снять, уволить. И обругал полковника всякими непечатными словами.
В тот же день генерал улетел. Полковник два дня пьянствовал, а на третий приехал на аэродром, сел в истребитель и, набрав высоту, свалил самолет в пике. Фонтан огня и дыма брызнул на краю аэродрома, на глазах у летчиков и авиаспециалистов.
Дмитрюков тогда служил в том же полку заместителем командира эскадрильи. Возможно тот случай и укрепил в его сознании версию Вихлянцева о самоубийстве Соболевского. Но как он мог поверить, что Родионов сожительствовал с женой подчиненного?.. Хотя вряд ли он предавался глубокому размышлению над случившимся. А если и приходила мысль о потере сознания летчиком, то он отгонял ее: версия Вихлянцева устраивает больше весь удар падет на командира эскадрильи.
И Ольга... Почему она так жестоко обошлась с ним?.. Хотя разве предполагала она, чем обернется её внезапный отъезд. А уехала она вполне понятно почему. Не каждая женщина выдерживает нищенское существование, если появляется возможность жить вольготно и в роскоши. А Ольга заслуживает лучшей доли. Коммерсант с островов Восходящего Солнца создаст ей все условия. Японские мужчины очень любят русских блондинок, не одну увезли уже в свою страну. А у Ольги не только прекрасные волосы. Не зря гаишник из Мурманска приезжал за ней... Не сумел Родионов своей любовью удержать женщину. Что ж, женщины по природе своей иждивенки, и коль не можешь обеспечить её всем необходимым, какой ты муж, хозяин...
Обиды на Ольгу не было. Ни тогда, когда она сбежала, ни теперь. Обижался больше на себя - не уберег, не предусмотрел. Прошлого не вернешь. Оказывается теперь и будущего у него нет. Что делать? Что?..
Сколько он сидел в курилке с поникшей головой, не замечал и не помнил - время и реальность перестали для него существовать, он уже чувствовал себя вне бытия - никого и ничего вокруг, только небо, синее, холодное, мертвое... Возможно, он задремал, поняв безвыходность своего положения и бесполезность сопротивления - плетью обуха не перешибешь, - возможно нервный стресс вывел его на некоторое время из этой, земной жизни; он не только перестал волноваться, переживать, он вообще перестал думать, видеть, слышать. И когда к нему подошел Кононов и стал извиняться за опоздание, он некоторое время не мог понять, в чем старший лейтенант провинился и что сделал плохого. Но появление офицера привело его в чувство.
- Подожди, - остановил он старшего лейтенанта, понемногу начиная соображать. - Я, кажется, задремал. Что у тебя стряслось?
- Так вот я и объясняю. Значит, заехал я к другу, правда, какой он друг, случайный знакомый. Выпивали раза три вместе. Я у него был в гостях, он у меня со своей чувихой. Вчера тоже приехали. Собирались заночевать. Но, когда меня снова вызвал следователь и пока я объяснялся с ним, они вдруг умчались обратно. Я же рассказывал вам. Подумал - чем-то обидел их. Вот и решил заскочить сегодня, разобраться, что к чему. Приезжаю, а Оксана одна, зареванная сидит. Спрашиваю, в чем дело. Она сквозь слезы: "Смылся Эдик, сволочь поганая. И почти все деньги умыкнул". "Как смылся, спрашиваю. А квартира, мебель, вещи?" "А это все не его, отвечает. Дружка, гражданского летчика, который почти все время в командировках. Когда ты сообщил, что у вас сыскари ищут убийцу какой-то женщины, и ушел, он сказал, что нечего здесь делать, коль менты шуруют. Чего доброго, нас ещё начнут таскать. И мы смылись. Приехали сюда, он забрал деньги и поехал в аэропорт за билетами. Мне наказал ждать. И вот до сих пор я жду. Кинулась я в заначку, а там кот наплакал. Стырил все, сука, и один улетел". "Куда, спрашиваю?" "Не знаю," - мотает головой. Просит отвезти её тоже в аэропорт. Вещи уже собраны, два чемодана. Я их в машину и по газам. Только зашли в зал, где билетные кассы, а нас цап милиционеры, и в комнату на допрос. Оказывается Оксаночка - бухгалтерша коммерческой компании "Моррыба" из Петропавловска-Камчатского. Свистнула там два миллиона долларов и со своим любовником собралась слинять. Вот её и прищучили. А Эдик, наверное, уже где-нибудь Митаксу попивает. Да, оказывается, и не Эдик он вовсе, а Фонарев Павел Семенович. Рецидивист, грабитель и сутенер. Второй год в розыске. Хорошо, что у милиционеров его фотокарточка была, а то могли бы меня замести. Еле отделался.
- Ну и дружки у тебя, - пожурил подчиненного подполковник. - Говоришь, он и раньше навещал наш гарнизон?
- Один раз, не считая вчерашнего. В прошлом году, летом.
- А на ноябрьские праздники он не приезжал к тебе?
- Нет. Да меня и дома не было, я с нанайцами кету ловил. И сосед мой в отпуске находился, на Украине.
- И все-таки надо проверить. Сообщи об этом следователю.
На обратном пути в гарнизон Кононов, глянув на часы, мечтательно произнес:
- Время-то третий час, Владимир Васильевич, пора подкрепиться. По распорядку дня у нас давно обед.
- Потрепи ещё немного. Приедем, подкрепишься.
- А может, в ресторан заскочим? В аэропорт. Там готовят прилично, и официантки у меня знакомые, в два счета обслужат.
- В два счета обсчитают, - вставил Родионов. - Да и ресторан ныне не по нашему карману.
- Все расходы беру на себя - я вас приглашаю. Деньжата у меня пока, слава Богу, водятся.
- Спасибо, Виталий Николаевич, на чужие в ресторан не хожу. Если не возражаешь, возьмем в магазине поллитровку, колбаски, сырку и заедем ко мне. Выпить и у меня есть настроение. И поговорить нам никто не помешает.
- Можно и так, - согласился старший лейтенант, припарковывая машину к продовольственному магазину. Вышли оба. - Вы выбирайте закуску, а я водочку. - Кононов протянул подполковнику стотысячную купюру.
- На закуску у меня найдется, - отказался подполковник.
У Кононова и в магазине оказалась знакомая продавщица, сероглазая толстушка лет тридцати пяти. Виталий перекинулся с нею несколькими фразами, поулыбались чему-то, и вот у него в руках бутылка "Смирновской", которой на витрине сроду не бывало.
- Легко тебе живется, - беззлобно пожурил подчиненного подполковник. Везде у тебя знакомые, деньжата водятся. Как тебе это удается?
- А ныне время такое: хочешь жить - умей вертеться. Коль начальство перестало о нас заботиться, приходится самим искать побочный заработок. Я рассказывал вам как почти весь отпуск с нанайцами на путине вкалывал. Получше их научился с сетями управляться. Ко всему, покупателей икры и рыбы им нашел. Они меня своим торговым представителем сделали. Коптят, солят, вялят рыбу, икру в банки, как на заводе, закатывают. А я отправляю куда надо.
- Все так просто? Где же ты покупателей находишь?
- Тут тоже связи нужны, - усмехнулся Кононов. - Здесь, в Хабаровске, в Москве. Там у меня отец коммерсантом заделался. Еще при Горбачеве, когда почуял, куда ветер дует. Рестораны, бары снабжает дефицитной продукцией. А здесь я с гражданскими летчиками контакт установил - ныне никто от левака не откажется. Так что не бедствуем, на хлеб с маслом и с рюмкой хорошей выпивки вполне хватает, - весело заключил старший лейтенант.
А Родионова исповедь подчиненного ввела в уныние: отличный летчик, превосходный человек, дисциплинированный офицер, а страсть к наживе уже заразила и его чистую душу. Пройдет ещё немного времени и променяет он воздушную романтику на земную роскошь, молниеносный истребитель на престижную иномарку. Прощай небо, прощай авиация... Сколько отдано сил, средств, чтобы сделать из него аса. И никому нет дела, что он станет меркантильным пройдохой, спекулянтом...
Кононов, кажется, догадался, что своими откровениями огорчил командира. Ему и самому стало неловко, он замолчал и погнал машину ещё быстрее.
В гарнизон они приехали ещё до окончания служебного времени.
- Подверни к штабу, - попросил Родионов. - Я ключи от кабинета майору Филатову передам.
Кононов удивленно глянул на командира и сразу понял, в чем дело.
- За этим и вызывал командующий?
Родионов кивнул.
- Неужто в самом деле этот флюгер будет командовать нами? Лучше сразу рапорт об отставке подать.
- Ну зачем же? Командиры приходят и уходят, а самолеты остаются. Проживешь ты без неба?
- Прожить-то проживу. Да разве это жизнь будет... Но и повиноваться этому хамелеону, гнущему в три погибели перед начальством спину, а подчиненных за людей не считающему, не легко будет. - Кононов со злостью нажал на тормоза, и "Жигуленок", надсадно взвизгнув, остановился у двухэтажного здания, где размещался штаб эскадрильи и кабинеты обслуживающих подразделений.
Майор Филатов, судя по тому как нервно расхаживал по коридору, давно поджидал подполковника. Пошел навстречу, серьезный, вытянувшийся, словно ещё подросший на десяток сантиметров, протянул для приветствия руку. Раньше такого никогда не допускал, ожидая, когда это сделает старший по званию или должности.
Родионов поздоровался.
- Звонил командующий, - беря под руку подполковника, понизил голос майор. - Приказал принять у тебя дела (раньше на службе он обращался к командиру только на "вы"). Но я отказался. Как это без приказа? Но временно покомандовать придется... пока разберутся, - попытался он подсластить пилюлю. Но по лицу было видно - бесконечно рад. - В общем, надо как-то деликатнее довести до личного состава.
- А чего тут деликатничать? Объяви как есть.
- Не могу, Владимир Васильевич... Зачем преждевременно. Может, объявим: в связи с уходом в отпуск? Вы ведь не догуляли две недели.
- Можно и так, - согласился Родионов. Видеть сочувствующие или злорадные взгляды ему не хотелось. Достал из кармана ключи от кабинета и протянул их майору. - Объяснять тебе, где что находится и что делать завтра, надеюсь, не надо?
- Разумеется, Владимир Васильевич. Я в курсе.
- Вот и отлично. Издай приказ, что я в отпуске с завтрашнего дня. Повернулся и зашагал к двери.
Отпуск - это хорошо придумал хитрый Филатов. Родионов после катастрофы с Соболевским ни одной ночи не спал спокойно. Устал и нанервничался основательно. Хорошо бы от всего забыться, отдохнуть. Но отпуск пойдет не на это. После сообщения Кононова о задержании бухгалтерши-мошенницы и её дружке, знакомом старшего лейтенанта, у Владимира Васильевича появилась твердая уверенность, что Ольга жива. Он должен, обязан найти её и снять с себя все обвинения. Пусть будет стыдно тем, кто распускал о нем грязные слухи, меряя собственной меркой... На это потребуется, правда, не только время, но и деньги. А где их взять?..
Когда они с Кононовым приехали на квартиру и выпили по первой, Родионов, преодолев неловкость, спросил:
- Виталий Николаевич, ты не мог бы одолжить мне до получки небольшую сумму?
- Сколько?
- Возможно, мне придется кое-куда съездить. Думаю, миллиона, полтора хватит.
- Мало, - твердо заявил Кононов. - Я дам вам десять. Знаю, в какую ситуацию вы попали и рад помочь чем могу.
- Спасибо. И вот ещё о чем хочу попросить. Завтра сможешь со мной помотаться по Хабаровску? Надо найти одного человека.
- Хорошего или плохого? - наливая в рюмки водку, с улыбкой спросил старший лейтенант.
- Трудно сказать. Для меня, во всяком случае, он нехороший человек.
- Это уже хуже. Оружие нужно?
- Думаю, обойдемся без него.
Кононов опустошил рюмку одним глотком, несогласно помотал головой.
- А я думаю, на всякий случай надо взять. От плохих людей хорошего ждать не приходится.
Телефонный звонок прервал разговор. Но Родионов не стал снимать трубку, безразлично махнул рукой.
- Меня нет. Я в отпуске.
Кононов кивком одобрил это решение.
- Правильно. Мы в загуле. - И снова наполнил рюмки. - По последней. Мне ещё к следователю надо зайти.
Глава четвертая
1
Рассказ старшего лейтенанта Кононова о бухгалтерше Оксане и её дружке Эдике - Фонареве Павле Семеновиче - в корне изменил ход следствия. Врабий вспомнил прошлогоднюю шифровку о розыске некой Бакурской Марины Владимировны, бухгалтерши совместного коммерческого предприятия "Росяпонрыба" из Южно-Сахалинска, похитившей около полмиллиона долларов. В шифровке говорилось, что с ней может быть мужчина лет тридцати, выше среднего роста, симпатичный брюнет. Других примет не сообщалось. Врабий на девяносто процентов был уверен, что это никто иной, как Фонарин. Его почерк. И не исключено, что в выгребной яме туалета находилась его "спонсорша" Бакурская. Требовалось только подтверждение этой версии.
Первым делом следователь отправился в гарнизонную гостиницу-общежитие, где проживали холостяки, в том числе и Кононов. Попросил журнал дежурств и выяснил, что днем шестого ноября и в ночь на седьмое дежурила Хромченко Лидия Валерьевна, жена прапорщика, сорокалетняя женщина, мать троих детей. Она только сменилась с дежурства, и вызов к следователю сильно встревожил ее: явилась бледная, с нервно бегающими глазами; и голос её дрожал, словно она сама совершила какое-то преступление. И едва Врабий представился и предупредил об ответственности за дачу ложных показаний, как заблажила:
- Вы, наверное, ошиблись. Я ничего не знаю. На моем дежурстве ничего не случилось. Я ночь не спала, меня ждут дети. Их надо накормить, обмыть, постирать...
- Я вас надолго не задержу, - постарался успокоить женщину следователь. - И чем быстрее вы расскажете мне правду, тем скорее я вас отпущу. Вы дежурили осенью прошлого года с шестого на седьмое ноября?
Хромченко заерзала на стуле, ответила не сразу.
- Полгода прошло, разве упомнишь. Возможно, и я.
- Вот в журнале ваша роспись.
Лидия Валерьевна глянула в журнал, даже пальцем провела под своей фамилией, словно сомневаясь в подлинности росписи.
- Выходит, что я.
Эти запинки, сосредоточенное обдумывание ответов окончательно убедили следователя, что женщина что-то знает и давно с тревогой ждала этого разговора.
- Кто из посторонних ночевал в ту ночь в гостинице? - не стал искать обходных путей Врабий - пока женщина в испуге, она больше ошибается и её легче уличить во лжи.
- Никто, - с вызовом ответила женщина. - У меня с этим делом строго. Днем, ну ранним вечером я разрешаю холостякам приводить своих девушек, музыку послушать, чайку попить - молодежь, куда в ненастную погоду пойдешь у нас... И начальник предупреждал нас, чтоб мы не препятствовали...
- Понятно. Я не об этом, а о конкретном случае: к старшему лейтенанту Кононову приезжали двое молодых людей, мужчина и женщина. Вы ключи им от комнаты давали? - выдал следователь версию за действительность.
- Нет, - замотала головой Хромченко. - Как можно? Да с ним и сосед живет, Захаров.
- Захаров тогда в отпуске был. Кононов тоже отсутствовал, - напомнил следователь.
- Тогда тем более. С какой стати?
- Вы не торопитесь с ответом. Подумайте, вспомните. Мы ищем убийцу женщины, труп которой найден в туалете. Кстати, вы ходили на опознание?
Хромченко и вовсе сникла, задрожала и лишь помотала головой, опустив глаза.
- У нас есть сведения, что преступник, молодой симпатичный мужчина, ночевал со своей жертвой именно у Кононова, - продолжал Врабий развивать версию, почти уверенный в том, что так все и было. - Он и раньше у него бывал. Вы не бойтесь, мы все равно его поймаем, и вам ничего за правдивые показания не будет. Расскажите как все было. Что это за мужчина, что за женщина.
Хромченко ещё ниже опустила голову и вдруг разрыдалась. Врабий налил стакан воды, дал ей выпить.
- Успокойтесь. Вы же не знали, что это преступник. Тем более он представился, наверное, другом Кононова, возможно, в недавнем прошлом сослуживцем...
- Он сказал, что брат Виталия, - сквозь всхлипывания промолвила женщина. - Что договорились вместе отметить праздник, и что он скоро вернется... Познакомил со своей женой. Кажется, Мариной её звали. Та поздравила с праздником, коробку конфет подарила... Милая, добрая женщина. Если б я знала... Как услышала о найденном трупе, что он с ноября прошлого года там лежит, ночи не могу уснуть. Сразу подумала о ней... Боялась пойти к вам - виновата, пустила...
- Эт точно, траханьем бабу не изведешь, - согласился. - Жениться все равно не буду.
- А вот это зря. Каждый человек должен думать о продолжении рода своего. Разве тебе безразлично, что никого не останется, когда тебя не станет?
- Ну, к тому времени я постараюсь.
- К тому будет поздно: любовь на старость не оставляют...
Впереди показался Хабаровск. Оба замолчали: Кононов сосредоточил внимание на дороге, вклиниваясь в поток машин, мысли Родионова снова вернулись к командующему.
Генерал Дмитрюков встретил его более чем холодно: не поздоровавшись, взглядом указал на стул напротив.
- Ну и что ты скажешь теперь в свое оправдание? - без предисловий потребовал объяснения.
Взвинченный предыдущими допросами, дорожными воспоминаниями и размышлениями, Родионов почувствовал как кровь закипела внутри, и он еле сдержался, чтобы не ответить грубостью. Все равно голос зазвучал вызывающе:
- А разве я раньше оправдывался перед вами, товарищ генерал? преднамеренно назвал Дмитрюкова по званию, хотя с первого дня совместной службы они обращались друг к другу по имени и отчеству. - Мне не в чем ни тогда, ни теперь оправдываться перед вами.
- Вот даже как? - Взметнул густые черные брови генерал. - Ты напоминаешь мне чеченский случай, когда спас меня? Я не забыл его, и не считай меня неблагодарным - сто раз отплатил тебе. Напомнить, чем?
- Зачем же вспоминать старое? То, что случилось в Чечне, - реальная боевая обстановка, и мы действовали не во имя спасения друг друга, а во имя долга; и тот случай никакого отношения не имеет к сегодняшнему моему положению. Не знаю, что вам доложил полковник Вихлянцев, но что он вел расследование предвзято и безграмотно, не вызывает сомнения.
- Ну да, один ты грамотный, а там шесть офицеров, окончивших академии, безголовые тупицы. Чем же это ты так насолил им, что все они относятся к тебе предвзято?
- Не ко мне, а к летному происшествию. Их больше всего интересовали факты. И хотя говорят: факты - упрямая вещь, не всегда упрямство помогает поискам истины.
- Ну, ну, поучи меня, старого дурака, - съязвил генерал, - опровергни хоть один факт, который обвиняет тебя в похотливости, в прелюбодеянии. Не имею в виду жену, ответь мне, только честно, откуда и зачем ты привез некую Веронику, которую выдал замуж за Соболевского, и какие у тебя с ней были отношения?
- В вашем вопросе сквозит не только недоверие ко мне лично, но и неверие в человеческую порядочность и честность вообще. Неужели и вы, увидя человека в безвыходном положении, не протянете ему руку помощи?
- Разговор сейчас не обо мне, уважаемый Владимир Васильевич, - не без злой иронии заметил генерал. - Ныне столько людей в безвыходном положении, что на всех ни рук, ни нашей скудной зарплаты не хватит. А ты почему-то выбрал молодую и самую красивую, - снова съязвил Дмитрюков. - Не кажется тебе это странным?
- Не кажется. Я не выбирал. Девушка ехала со мной в одном купе. Ее обворовали, и ей некуда было деться. Потому я принял участие в её судьбе. И жаль что Соболевского не стало, он сказал бы - верил он мне и своей жене или нет.
- Он теперь не скажет. - Лицо генерала посуровело. - Зато сказала комиссия: Соболевский покончил жизнь самоубийством. И причина у него была одна - разочарование в любимой жене и в своем благодетеле, уважаемом командире. - В подтверждение согласия с выводами комиссии Дмитрюков прихлопнул по столу ладонью.
Родионов понял, что начальника ему не переубедить, и все-таки возразил:
- Это версия Вихлянцева. А у меня есть другая, более достоверная.
- Вот даже как? - удивился генерал. - И что же это за версия?
- Соболевский потерял в полете сознание. Если бы он задумал таким путем покончить счеты с жизнью, то действовал бы более решительно, не планировал бы, а бросил самолет в пике. И второе. В прошлом году, вспомнил я, врач отстранял Соболевского от полетов из-за плохого самочувствия - у него было очень низкое кровяное давление. Да и последнее время он выглядел не лучшим образом: на нашем летном пайке, которым, ко всему, приходилось делиться с женой, жирком не обрастешь.
- Ага, командование виновато, не заботилось о вашем питании! взъярился генерал. - Ловкую придумал версию: летчик потерял сознание от голода. Не выйдет, подполковник Родионов! - снова прихлопнул по столу ладонью. - Не ищи козла отпущения. Натворил дел, так будь мужчиной, отвечай за них. И за жену, и за любовницу. Отстраняю вас от должности командира отдельной эскадрильи! - перешел он на приказной тон. - Сегодня же сдайте дела своему заместителю майору Филатову... Судить вас будем! Военным судом!
5
Родионов ничего хорошего от встречи с командующим не ожидал. Но чтобы такое: "Отстраняю вас от командования отдельной эскадрильей... Судить вас будем..." Будто обухом по голове. Приказ генерала оглушил его, помутил сознание. Он вышел из кабинета непослушными, отяжелевшими ногами и шел по коридору, никого и ничего не видя, не зная, куда и зачем идет. Лишь когда уперся в тупик, вспомнил, что ему надо домой, и повернул обратно.
Вышел на улицу. Яркая зелень деревьев, травы, легкий ветерок, веселое щебетание птиц вернули его к действительности - жизнь-то продолжается, несмотря ни на что. Но зачем такая жизнь - без неба, без самолетов, без любимого дела?! Он с пятого класса, когда увидел прибывшего в отпуск летчика, жениха учительницы русского языка и литературы, лейтенанта Стрыгина, услышал его рассказ об истребителях, о полетах стал грезить о летной профессии. Не просто оказалось попасть в летное училище. На первом заходе провалился на экзаменах. На втором тоже чуть не "сорвался в штопор": на мандатной комиссии заспорил с генералом о конструкторе Бартини, первым предложившим треугольное крыло и корабли на воздушной подушке, с чем генерал не согласился, отдавая пальму первенства нашим, советским изобретателям.
- А Бартини и был нашим, советским, конструктором, - уточнил Владимир. - Он приехал из Италии вскоре после революции, когда готовилась Генуэзская конференция и белоэмигранты замышляли заговор против Ленина, который должен был возглавить нашу делегацию. Коммунисты Италии послали Бартини предупредить советских руководителей. Бартини остался у нас и создал самолеты "Сталь-6", "Сталь-7" и гидросамолет ДАР ...
- Откуда у вас такие сведения? - в вопросе генерала сквозило недоверие.
- Это я прочитал в книге "Красные самолеты" Игоря Чутко.
- Не знаю такой книги. Читайте лучше "Советскую энциклопедию", недовольно заключил генерал.
И как позже узнал Родионов, его познания, а точнее возражение генералу, чуть ли не стоили ему мечты: генерал настаивал не принимать строптивого юнца. Спасибо отстоял заместитель начальника училища полковник Старичевский...
И вот все старания, все труды и переживания - все коту под хвост. Куда теперь? Летчиков-истребителей даже в легкомоторную сельскую авиацию не берут. А другого он ничего не умеет и ничего не желает. Может, как приписывают Соболевскому, пока ещё не пришел приказ об отстранении, подняться в небо да камнем вниз?.. Дойти до такого, чтобы его судили военным судом, точнее судом военного трибунала, как считалось до недавнего времени, он не допустит.
Родионов окинул стоянку автомашин около штаба взглядом. "Жигуленка" Кононова не было. Старший лейтенант обещал вернуться через полчаса. Сколько же Родионов пробыл у командующего? Глянул на часы - чуть более получаса, а показалось, что прошло полдня.
У здания штаба под молодыми березками была устроена курилка. Она сейчас пустовала. Родионову никого не хотелось видеть, и он прошел туда, сел на скамейку. Как теперь смотреть в глаза подчиненным? Многие уважали его, это он знал твердо. Но были и другие, кого он наказывал за служебные упущения, за нарушение дисциплины. А редко кто из наказуемых осознает свою виновность, считая, что командир относится к нему предвзято, несправедливо. И такие, конечно же, злорадствуют, распускают о нем разные слухи. А теперь и вовсе дадут волю своим обидам.
Да, не зря говорят: от великого до смешного - один шаг. Хотя он, Родионов, не относил себя к великим, не достиг заметных вершин, командование эскадрильей считал для себя вполне заслуженной и почетной должностью. В тридцать пять лет стать подполковником, обучать и воспитывать такой коллектив не каждому доверят. Оказывается зря доверили... У него мороз пробегал по спине, когда он представлял как посмотрят на него подчиненные - одни сочувственно, другие насмешливо, третьи злорадно... Трудно и долго подниматься вверх по служебной лестнице. Но каждая ступенька приносит радость. Падать же легко и быстро, только очень больно. Не каждый после падения поднимается на ноги. Родионов не первый и не последний в этом ряду.
Еще в годы лейтенантской юности на глазах Владимира произошел ужаснейший случай, взбудораживший весь полк. Был день занятий. В обеденный перерыв весь личный состав, за исключением дежурной пары, находился в столовой. И в это время на аэродроме приземлился самолет командующего ПВО страны. Радиолокационные станции его не засекли - самолет шел на малой высоте, лавируя между сопок. Да и радары были такого старого образца, что при всем старании и профессионализме, операторы ничего сделать не могли. Это прекрасно понимал командующий. Но генерала возмутил тот факт, что никто из местного начальства не встретил его на аэродроме. Представился лишь дежурный, лейтенант.
- А где командир? - грозно спросил прилетевший.
- На обеде, товарищ генерал, - отчеканил дежурный.
- Вызвать! Срочно!
Пока лейтенант звонил в столовую, пока официантка соизволила взять трубку, пока разнесла блюда и сообщила полковнику, что его кто-то вызывает на аэродром, прошло около получаса. Генерал уже метал громы и молнии. И едва командир полка предстал пред очи грозного начальника, тот вынес приговор: снять, уволить. И обругал полковника всякими непечатными словами.
В тот же день генерал улетел. Полковник два дня пьянствовал, а на третий приехал на аэродром, сел в истребитель и, набрав высоту, свалил самолет в пике. Фонтан огня и дыма брызнул на краю аэродрома, на глазах у летчиков и авиаспециалистов.
Дмитрюков тогда служил в том же полку заместителем командира эскадрильи. Возможно тот случай и укрепил в его сознании версию Вихлянцева о самоубийстве Соболевского. Но как он мог поверить, что Родионов сожительствовал с женой подчиненного?.. Хотя вряд ли он предавался глубокому размышлению над случившимся. А если и приходила мысль о потере сознания летчиком, то он отгонял ее: версия Вихлянцева устраивает больше весь удар падет на командира эскадрильи.
И Ольга... Почему она так жестоко обошлась с ним?.. Хотя разве предполагала она, чем обернется её внезапный отъезд. А уехала она вполне понятно почему. Не каждая женщина выдерживает нищенское существование, если появляется возможность жить вольготно и в роскоши. А Ольга заслуживает лучшей доли. Коммерсант с островов Восходящего Солнца создаст ей все условия. Японские мужчины очень любят русских блондинок, не одну увезли уже в свою страну. А у Ольги не только прекрасные волосы. Не зря гаишник из Мурманска приезжал за ней... Не сумел Родионов своей любовью удержать женщину. Что ж, женщины по природе своей иждивенки, и коль не можешь обеспечить её всем необходимым, какой ты муж, хозяин...
Обиды на Ольгу не было. Ни тогда, когда она сбежала, ни теперь. Обижался больше на себя - не уберег, не предусмотрел. Прошлого не вернешь. Оказывается теперь и будущего у него нет. Что делать? Что?..
Сколько он сидел в курилке с поникшей головой, не замечал и не помнил - время и реальность перестали для него существовать, он уже чувствовал себя вне бытия - никого и ничего вокруг, только небо, синее, холодное, мертвое... Возможно, он задремал, поняв безвыходность своего положения и бесполезность сопротивления - плетью обуха не перешибешь, - возможно нервный стресс вывел его на некоторое время из этой, земной жизни; он не только перестал волноваться, переживать, он вообще перестал думать, видеть, слышать. И когда к нему подошел Кононов и стал извиняться за опоздание, он некоторое время не мог понять, в чем старший лейтенант провинился и что сделал плохого. Но появление офицера привело его в чувство.
- Подожди, - остановил он старшего лейтенанта, понемногу начиная соображать. - Я, кажется, задремал. Что у тебя стряслось?
- Так вот я и объясняю. Значит, заехал я к другу, правда, какой он друг, случайный знакомый. Выпивали раза три вместе. Я у него был в гостях, он у меня со своей чувихой. Вчера тоже приехали. Собирались заночевать. Но, когда меня снова вызвал следователь и пока я объяснялся с ним, они вдруг умчались обратно. Я же рассказывал вам. Подумал - чем-то обидел их. Вот и решил заскочить сегодня, разобраться, что к чему. Приезжаю, а Оксана одна, зареванная сидит. Спрашиваю, в чем дело. Она сквозь слезы: "Смылся Эдик, сволочь поганая. И почти все деньги умыкнул". "Как смылся, спрашиваю. А квартира, мебель, вещи?" "А это все не его, отвечает. Дружка, гражданского летчика, который почти все время в командировках. Когда ты сообщил, что у вас сыскари ищут убийцу какой-то женщины, и ушел, он сказал, что нечего здесь делать, коль менты шуруют. Чего доброго, нас ещё начнут таскать. И мы смылись. Приехали сюда, он забрал деньги и поехал в аэропорт за билетами. Мне наказал ждать. И вот до сих пор я жду. Кинулась я в заначку, а там кот наплакал. Стырил все, сука, и один улетел". "Куда, спрашиваю?" "Не знаю," - мотает головой. Просит отвезти её тоже в аэропорт. Вещи уже собраны, два чемодана. Я их в машину и по газам. Только зашли в зал, где билетные кассы, а нас цап милиционеры, и в комнату на допрос. Оказывается Оксаночка - бухгалтерша коммерческой компании "Моррыба" из Петропавловска-Камчатского. Свистнула там два миллиона долларов и со своим любовником собралась слинять. Вот её и прищучили. А Эдик, наверное, уже где-нибудь Митаксу попивает. Да, оказывается, и не Эдик он вовсе, а Фонарев Павел Семенович. Рецидивист, грабитель и сутенер. Второй год в розыске. Хорошо, что у милиционеров его фотокарточка была, а то могли бы меня замести. Еле отделался.
- Ну и дружки у тебя, - пожурил подчиненного подполковник. - Говоришь, он и раньше навещал наш гарнизон?
- Один раз, не считая вчерашнего. В прошлом году, летом.
- А на ноябрьские праздники он не приезжал к тебе?
- Нет. Да меня и дома не было, я с нанайцами кету ловил. И сосед мой в отпуске находился, на Украине.
- И все-таки надо проверить. Сообщи об этом следователю.
На обратном пути в гарнизон Кононов, глянув на часы, мечтательно произнес:
- Время-то третий час, Владимир Васильевич, пора подкрепиться. По распорядку дня у нас давно обед.
- Потрепи ещё немного. Приедем, подкрепишься.
- А может, в ресторан заскочим? В аэропорт. Там готовят прилично, и официантки у меня знакомые, в два счета обслужат.
- В два счета обсчитают, - вставил Родионов. - Да и ресторан ныне не по нашему карману.
- Все расходы беру на себя - я вас приглашаю. Деньжата у меня пока, слава Богу, водятся.
- Спасибо, Виталий Николаевич, на чужие в ресторан не хожу. Если не возражаешь, возьмем в магазине поллитровку, колбаски, сырку и заедем ко мне. Выпить и у меня есть настроение. И поговорить нам никто не помешает.
- Можно и так, - согласился старший лейтенант, припарковывая машину к продовольственному магазину. Вышли оба. - Вы выбирайте закуску, а я водочку. - Кононов протянул подполковнику стотысячную купюру.
- На закуску у меня найдется, - отказался подполковник.
У Кононова и в магазине оказалась знакомая продавщица, сероглазая толстушка лет тридцати пяти. Виталий перекинулся с нею несколькими фразами, поулыбались чему-то, и вот у него в руках бутылка "Смирновской", которой на витрине сроду не бывало.
- Легко тебе живется, - беззлобно пожурил подчиненного подполковник. Везде у тебя знакомые, деньжата водятся. Как тебе это удается?
- А ныне время такое: хочешь жить - умей вертеться. Коль начальство перестало о нас заботиться, приходится самим искать побочный заработок. Я рассказывал вам как почти весь отпуск с нанайцами на путине вкалывал. Получше их научился с сетями управляться. Ко всему, покупателей икры и рыбы им нашел. Они меня своим торговым представителем сделали. Коптят, солят, вялят рыбу, икру в банки, как на заводе, закатывают. А я отправляю куда надо.
- Все так просто? Где же ты покупателей находишь?
- Тут тоже связи нужны, - усмехнулся Кононов. - Здесь, в Хабаровске, в Москве. Там у меня отец коммерсантом заделался. Еще при Горбачеве, когда почуял, куда ветер дует. Рестораны, бары снабжает дефицитной продукцией. А здесь я с гражданскими летчиками контакт установил - ныне никто от левака не откажется. Так что не бедствуем, на хлеб с маслом и с рюмкой хорошей выпивки вполне хватает, - весело заключил старший лейтенант.
А Родионова исповедь подчиненного ввела в уныние: отличный летчик, превосходный человек, дисциплинированный офицер, а страсть к наживе уже заразила и его чистую душу. Пройдет ещё немного времени и променяет он воздушную романтику на земную роскошь, молниеносный истребитель на престижную иномарку. Прощай небо, прощай авиация... Сколько отдано сил, средств, чтобы сделать из него аса. И никому нет дела, что он станет меркантильным пройдохой, спекулянтом...
Кононов, кажется, догадался, что своими откровениями огорчил командира. Ему и самому стало неловко, он замолчал и погнал машину ещё быстрее.
В гарнизон они приехали ещё до окончания служебного времени.
- Подверни к штабу, - попросил Родионов. - Я ключи от кабинета майору Филатову передам.
Кононов удивленно глянул на командира и сразу понял, в чем дело.
- За этим и вызывал командующий?
Родионов кивнул.
- Неужто в самом деле этот флюгер будет командовать нами? Лучше сразу рапорт об отставке подать.
- Ну зачем же? Командиры приходят и уходят, а самолеты остаются. Проживешь ты без неба?
- Прожить-то проживу. Да разве это жизнь будет... Но и повиноваться этому хамелеону, гнущему в три погибели перед начальством спину, а подчиненных за людей не считающему, не легко будет. - Кононов со злостью нажал на тормоза, и "Жигуленок", надсадно взвизгнув, остановился у двухэтажного здания, где размещался штаб эскадрильи и кабинеты обслуживающих подразделений.
Майор Филатов, судя по тому как нервно расхаживал по коридору, давно поджидал подполковника. Пошел навстречу, серьезный, вытянувшийся, словно ещё подросший на десяток сантиметров, протянул для приветствия руку. Раньше такого никогда не допускал, ожидая, когда это сделает старший по званию или должности.
Родионов поздоровался.
- Звонил командующий, - беря под руку подполковника, понизил голос майор. - Приказал принять у тебя дела (раньше на службе он обращался к командиру только на "вы"). Но я отказался. Как это без приказа? Но временно покомандовать придется... пока разберутся, - попытался он подсластить пилюлю. Но по лицу было видно - бесконечно рад. - В общем, надо как-то деликатнее довести до личного состава.
- А чего тут деликатничать? Объяви как есть.
- Не могу, Владимир Васильевич... Зачем преждевременно. Может, объявим: в связи с уходом в отпуск? Вы ведь не догуляли две недели.
- Можно и так, - согласился Родионов. Видеть сочувствующие или злорадные взгляды ему не хотелось. Достал из кармана ключи от кабинета и протянул их майору. - Объяснять тебе, где что находится и что делать завтра, надеюсь, не надо?
- Разумеется, Владимир Васильевич. Я в курсе.
- Вот и отлично. Издай приказ, что я в отпуске с завтрашнего дня. Повернулся и зашагал к двери.
Отпуск - это хорошо придумал хитрый Филатов. Родионов после катастрофы с Соболевским ни одной ночи не спал спокойно. Устал и нанервничался основательно. Хорошо бы от всего забыться, отдохнуть. Но отпуск пойдет не на это. После сообщения Кононова о задержании бухгалтерши-мошенницы и её дружке, знакомом старшего лейтенанта, у Владимира Васильевича появилась твердая уверенность, что Ольга жива. Он должен, обязан найти её и снять с себя все обвинения. Пусть будет стыдно тем, кто распускал о нем грязные слухи, меряя собственной меркой... На это потребуется, правда, не только время, но и деньги. А где их взять?..
Когда они с Кононовым приехали на квартиру и выпили по первой, Родионов, преодолев неловкость, спросил:
- Виталий Николаевич, ты не мог бы одолжить мне до получки небольшую сумму?
- Сколько?
- Возможно, мне придется кое-куда съездить. Думаю, миллиона, полтора хватит.
- Мало, - твердо заявил Кононов. - Я дам вам десять. Знаю, в какую ситуацию вы попали и рад помочь чем могу.
- Спасибо. И вот ещё о чем хочу попросить. Завтра сможешь со мной помотаться по Хабаровску? Надо найти одного человека.
- Хорошего или плохого? - наливая в рюмки водку, с улыбкой спросил старший лейтенант.
- Трудно сказать. Для меня, во всяком случае, он нехороший человек.
- Это уже хуже. Оружие нужно?
- Думаю, обойдемся без него.
Кононов опустошил рюмку одним глотком, несогласно помотал головой.
- А я думаю, на всякий случай надо взять. От плохих людей хорошего ждать не приходится.
Телефонный звонок прервал разговор. Но Родионов не стал снимать трубку, безразлично махнул рукой.
- Меня нет. Я в отпуске.
Кононов кивком одобрил это решение.
- Правильно. Мы в загуле. - И снова наполнил рюмки. - По последней. Мне ещё к следователю надо зайти.
Глава четвертая
1
Рассказ старшего лейтенанта Кононова о бухгалтерше Оксане и её дружке Эдике - Фонареве Павле Семеновиче - в корне изменил ход следствия. Врабий вспомнил прошлогоднюю шифровку о розыске некой Бакурской Марины Владимировны, бухгалтерши совместного коммерческого предприятия "Росяпонрыба" из Южно-Сахалинска, похитившей около полмиллиона долларов. В шифровке говорилось, что с ней может быть мужчина лет тридцати, выше среднего роста, симпатичный брюнет. Других примет не сообщалось. Врабий на девяносто процентов был уверен, что это никто иной, как Фонарин. Его почерк. И не исключено, что в выгребной яме туалета находилась его "спонсорша" Бакурская. Требовалось только подтверждение этой версии.
Первым делом следователь отправился в гарнизонную гостиницу-общежитие, где проживали холостяки, в том числе и Кононов. Попросил журнал дежурств и выяснил, что днем шестого ноября и в ночь на седьмое дежурила Хромченко Лидия Валерьевна, жена прапорщика, сорокалетняя женщина, мать троих детей. Она только сменилась с дежурства, и вызов к следователю сильно встревожил ее: явилась бледная, с нервно бегающими глазами; и голос её дрожал, словно она сама совершила какое-то преступление. И едва Врабий представился и предупредил об ответственности за дачу ложных показаний, как заблажила:
- Вы, наверное, ошиблись. Я ничего не знаю. На моем дежурстве ничего не случилось. Я ночь не спала, меня ждут дети. Их надо накормить, обмыть, постирать...
- Я вас надолго не задержу, - постарался успокоить женщину следователь. - И чем быстрее вы расскажете мне правду, тем скорее я вас отпущу. Вы дежурили осенью прошлого года с шестого на седьмое ноября?
Хромченко заерзала на стуле, ответила не сразу.
- Полгода прошло, разве упомнишь. Возможно, и я.
- Вот в журнале ваша роспись.
Лидия Валерьевна глянула в журнал, даже пальцем провела под своей фамилией, словно сомневаясь в подлинности росписи.
- Выходит, что я.
Эти запинки, сосредоточенное обдумывание ответов окончательно убедили следователя, что женщина что-то знает и давно с тревогой ждала этого разговора.
- Кто из посторонних ночевал в ту ночь в гостинице? - не стал искать обходных путей Врабий - пока женщина в испуге, она больше ошибается и её легче уличить во лжи.
- Никто, - с вызовом ответила женщина. - У меня с этим делом строго. Днем, ну ранним вечером я разрешаю холостякам приводить своих девушек, музыку послушать, чайку попить - молодежь, куда в ненастную погоду пойдешь у нас... И начальник предупреждал нас, чтоб мы не препятствовали...
- Понятно. Я не об этом, а о конкретном случае: к старшему лейтенанту Кононову приезжали двое молодых людей, мужчина и женщина. Вы ключи им от комнаты давали? - выдал следователь версию за действительность.
- Нет, - замотала головой Хромченко. - Как можно? Да с ним и сосед живет, Захаров.
- Захаров тогда в отпуске был. Кононов тоже отсутствовал, - напомнил следователь.
- Тогда тем более. С какой стати?
- Вы не торопитесь с ответом. Подумайте, вспомните. Мы ищем убийцу женщины, труп которой найден в туалете. Кстати, вы ходили на опознание?
Хромченко и вовсе сникла, задрожала и лишь помотала головой, опустив глаза.
- У нас есть сведения, что преступник, молодой симпатичный мужчина, ночевал со своей жертвой именно у Кононова, - продолжал Врабий развивать версию, почти уверенный в том, что так все и было. - Он и раньше у него бывал. Вы не бойтесь, мы все равно его поймаем, и вам ничего за правдивые показания не будет. Расскажите как все было. Что это за мужчина, что за женщина.
Хромченко ещё ниже опустила голову и вдруг разрыдалась. Врабий налил стакан воды, дал ей выпить.
- Успокойтесь. Вы же не знали, что это преступник. Тем более он представился, наверное, другом Кононова, возможно, в недавнем прошлом сослуживцем...
- Он сказал, что брат Виталия, - сквозь всхлипывания промолвила женщина. - Что договорились вместе отметить праздник, и что он скоро вернется... Познакомил со своей женой. Кажется, Мариной её звали. Та поздравила с праздником, коробку конфет подарила... Милая, добрая женщина. Если б я знала... Как услышала о найденном трупе, что он с ноября прошлого года там лежит, ночи не могу уснуть. Сразу подумала о ней... Боялась пойти к вам - виновата, пустила...