– …к стенке бы таких ставил, к стенке…
– …Паша, Пашенька, он все врет, дурак…
– …как дал ему в хлебало – зубы в крошку…
А если сейчас патруль? Причем здесь патруль, мои документы в порядке. Итак, поездом! Если суперэкспресса сегодня нет – поеду «Красной стрелой». Заезжать ли домой за шмотками? А вот это глупо, как приду за вещами, тут?то и… Что это, я с ума схожу. Не хочу, не хочу их видеть. Действительно не хочу или притворяюсь? Ну?ка, зажмурь глаза и представь, как он сейчас садится рядом с тобой на лавку, приветливый, как всегда, касается тебя плечом. Боже, она, вот ее маленькая фигурка, держась за поручень, нависает надо мной. Нет, просто похожа. Народу уже много набилось в вагон. Чьи?то колени в давке коснулись моих колен, и я открыл глаза, вздрогнув всем телом так сильно, что задел соседа справа. Все?таки отодвинулся, это из?за «макарова». Кажется, у меня жар, нет, озноб. Сейчас бы домой, в постель, чаю с медом… нет, нельзя домой. И просят посадить их в бронированные камеры…
Пересадка на кольцевой. Эскалатор. Я быстро шел вдоль вагонов, глядя сквозь людей и не видя их. Что выстукивают колеса? Тютькин, coiffeur, винт свинтился, грассирующий мужичок что?то страшное делает с железом. Есть за мной «хвост» или нет? Откуда мне знать, я не шпион. Почему не получается спокойно все взвесить и подумать? Уеду – спасусь? Нет, от своей судьбы не убежать в город Самарру…
– …кинул ей две палки – успокоилась…
– …берете обычные коржи и промазываете их…
– …у, жопа нерусская…
– …а Манька Жукова за обер?лейтенантика вышла…
В субботу, пока один из них расправлялся с Олегом, другой спокойно слетал в Питер и прикончил Лизу. Артема сбили этой самой «восьмеркой». Хорошо, но ведь Савельева и Лизу расстреливали из автоматов средь бела дня! Так действовать может только серьезная организация. Какая организация, с какой целью? И к чему эти ненужные сложности, навороты, седой в парике, нелепая беседа в «Перекрестке», дискеты, списки?
Неважно, плевать на их цели. Пойти в ментовку, донести на них, просить защиты? И просят посадить их в бронированные… Нет, я просто скроюсь, исчезну. Пусть только они меня не трогают, и я их не трону.
– …девоньки, девоньки, гляньте, какой перчик…
– …юде швайн, дранг нах остен, цирлих?манирлих…
– …вспорол ей брюхо, а оттуда – черви, черви…
Он меня спрашивал, не уйду ли я куда?нибудь из дома, пока он не вернется. Все верно. Это Марина его вызвала, велела срочно идти убивать Таню. Наверное, вколола ей что?нибудь, потому та и не кричала, когда он ее из окна выбрасывал. Почему просто не пристрелили? Да кто ж их знает… Известно им, что Танька мне звонила, что я ей звонил? Вряд ли: у Холодовых старый дисковый аппарат, номеров не определяет. Как меня одурачили! Кинули, развели. Из?за парочки хладнокровных убийц я чуть не сошел с ума, едва не застрелился, вообразив себя избранником дьявола. Но зачем им все это?!
Против воли всплыло воспоминание, как мы втроем идем ночью мимо прудов, плечом к плечу. Я застонал, как от зубной боли – тетка с кошелками шарахнулась от меня. Почему поезд вдруг остановился в тоннеле? Сейчас будет облава. Сейчас сердце разорвется, и я умру.
И вот мне приснилось, что сердце мое не болит… И вот мне приснилось, что сердце мое не болит, оно колокольчик фарфоровый в желтом Китае… и вот мне приснилось… Ага, поехали. Да что же это? Дернулся вагон и снова встал. Помогите! Помогите, кто?нибудь! Господа, вы звери, господа, равнодушные, благополучные лица. Зачем мне жить, я никому не нужен в целом свете, и мне никто не нужен. В Питере закроюсь в гостиничном номере и буду спать, спать, спать.
Билет взял на поезд, который отходил поздно вечером. Еще оставалась уйма времени. Домой не хотелось, я медленно шел по тротуару в густых, гнетущих сумерках. Как рано темнеет! Ненавижу декабрь. У всех Новый год… Жалость к себе накатила противной волной, накрыла меня. Из чьего?то окна – музыка. Зема поет, старая добрая Зема, старый альбом. И я застыну, выстрелю в спину, выберу мину. Выстрелю в спину, выберу мину, я не нарочно, просто совпало…
Навстречу мне шел ГЕНЕРАЛ. На поводке он вел СОБАКУ. Да настоящие ли они? На мгновение мной овладело желание сделать что?нибудь дикое, нелепое: замяукать генералу прямо в ухо или укусить собаку. Нет, не так: на самом деле мне ничего подобного не хотелось. Я просто примерял на себя сумасшествие…
Генерал поравнялся со мной. Он был определенно настоящий. Я схулиганил по мелочи: отдал генералу честь, приложив руку к своей пустой голове. Генерал взглянул удивленно, но ответил: коснулся кончиками пальцев в дорогой перчатке края серой папахи. Его овчарка оглянулась на меня и завиляла пушистым хвостом.
Мне казалось, что голова моя – как аквариум, в который вместо воды налили чернил или нефти, и мысли, как издыхающие рыбки, шевелятся вяло, застывают, медленно идут ко дну. Мрак заволакивает все. Машинально спустился в метро, машинально, ничего не соображая, доехал до «Пражской». Зачем я здесь?
Раз уж вернулся – быстро собрать все самое необходимое, и обратно на вокзал. В квартире не задерживаться. Покурить, выпить чаю. И вот мне приснилось, что сердце мое не болит… Есть дома сигареты или нет? Вот тут?то тебя и подстрелят… Пусть… Я больше не могу…
Дома меня никто не ждал, было тихо. Если б я вел дневник – положил бы в почтовый ящик, пусть хоть кто?нибудь… Хотел собрать сумку, но не мог сообразить, какие нужны вещи. Сигарет в доме не оказалось. Я лег на диван и натянул на себя свисающий край пледа. Полежу пять минуточек и встану. Раскольников, как замочил старушку, лег и спал, даже деньги не спрятал, дурак. Надо будильник завести… еще пять минут полежать… может, обойдется… да, что?то было насчет будильника… но поймать хвостик ускользающей рыбки уже не получилось.
Во сне все время звонил телефон, но я только скорчивался, съеживался и натягивал на себя плед. Не было сил даже для того, чтобы раздеться и укрыться по?человечески. Когда очнулся, сразу понял: все кончено. Проспал. Поезд ушел.
Время зелеными цифрами высвечивалось на дисплее видеомагнитофона. Я долго и тупо пытался сообразить, сколько показывают часы. Но и так ясно: опоздал. Заливался телефон, умолкал на полминуты и принимался снова трезвонить. Звонок бил по нервам, как раскаленная игла. Потом где?то в районе прихожей мерзко запищал мобильник.
Я наконец сообразил, сколько показывают электронные часы. Теоретически еще могу успеть на свой поезд, если моментально, не собирая никаких вещей, не умываясь, выбегу из дома и сразу поймаю тачку. Еще не все потеряно, можно купить билет на другой поезд и провести оставшееся до него время на вокзале. Но нужно встать, побриться, одеться; при этой мысли мне стало плохо, как никогда в жизни.
В конце концов я нашел в себе силы, но их хватило лишь на то, чтобы кое?как подняться, попить воды, отключить к чертовой матери все телефоны, разобрать постель и снова провалиться в черный, тяжкий сон. Даже кошмары никакие не снились, да и мог ли меня удивить какой?то глупый кошмар. А может, снились, но я их не запомнил.
Выдернул меня из сна, разумеется, звонок. Как он может звонить? Ведь я все отключил. А, это в дверь. Звонок повторился – вкрадчивый, мягкий, настойчивый. То есть звонок, конечно, был такой же, как всегда, но мое воображение приписало ему особенную, зловещую, издевательскую интонацию. Сердце билось тяжело, глухо. Не надо вставать, двери ломать они не станут.
Или открыть? Если он один – спокойно перебью ему кисть, или лучше локоть, этого хватит. А потом поговорим… по?мужски. Любовь – всегда дуэль…
Но если их двое – можно и не успеть по рукам, придется на поражение. Выберу мину, я не нарочно, просто совпало… Почему у меня не два пистолета?! Ведь все решат доли секунды! Ведь я из двух стволов стреляю совершенно спокойно, то есть раньше мог, когда был здоровым человеком и ручонки не дрожали.
А они и сейчас не дрожат. Пневматический еще взять? Из него тоже можно в глаз… Вишневые глаза… Как я глуп! Раз это организация – там может оказаться и трое, и пятеро, причем совсем незнакомых и профи куда лучше меня. А то и вовсе гранату кинут.
Но вдруг они хотят просто поговорить? Вдруг они ни в чем не виноваты? Скажут, что случайно встретились, зашли к Таньке, она пребывала в раскаянии после убийства мужа, они ее удерживали, а она вырвалась – и в окно. И мы обнимемся и зарыдаем… Как хочется поверить в эту сказочку! Да, но если так – значит, Таня по моему слову выбросилась, я же приказал форзи ее забрать. И тогда все возвращается на круги своя, опять делать выбор или самому стреляться… Нет, лучше считать этих двоих обычными киллерами, так для психики спокойнее.
Спокойнее?! Спокойнее знать, что надо мной столько дней потешались, мной играли, чтоб потом прикончить? Мне в тысячу раз легче было, когда я вчера после разговора с Алексом приставлял к виску «макарова». Да я был просто счастлив по сравнению с тем, что теперь.
Они и раньше спокойно могли меня пришить, если б хотели… Сто пятьдесят раз могли бы… Может быть, они не хотят… Может быть, все как?нибудь обойдется…
Звонок повторялся много, много раз, я сбился со счета. Но никто не скребся в двери, никто не пытался их ломать. Мне стало казаться, что звонок не издевательский, а, напротив, жалобный, почти нежный. Но я все равно не встал. Я лежал, замерев, стараясь не дышать. Потом заснул.
… декабря 200… года, вторник
Как ни странно, спал крепко. Наверное, сказалась усталость последних дней. Аккуратно собрал дорожную сумку, удивляясь, как не мог вчера сделать такой простой вещи. Денег достаточно на билет любым видом транспорта до любого места, и еще хватит, чтобы прожить там скромненько несколько месяцев.
Почему, собственно, Ленинбург? Отцову жену лучше не впутывать в это дело. Конечно, в большом городе проще затеряться, но есть и другие большие города. Либо достаточно уехать из Москвы, чтобы решить проблему; либо она таким способом вообще не решается, и меня достанут хоть в Африке. Значит, брать билет на любой поезд, идущий в любом направлении, только и всего. Главное, чтобы не караулили у подъезда.
Тщательнее, чем обычно, побрился, выпил чаю. Оживил свои средства связи, прослушал автоответчики – ясное дело, все послания от Марины и от Алекса. Самый первый звонок от нее в семь вечера воскресенья, самый последний от него – сегодня рано утром. Сначала просто «Иван, привет», потом «Иван, где ты, что с тобой, в порядке ли ты, почему не отвечаешь на звонки?» Я вырубил компьютер, отключил от сети все электроприборы, мобильник запихал в сумку.
Так, еще раз проверим. Доллары, паспорт, права, карточка «Виза». Загранпаспорт… почему бы, в самом деле, не за границу? Насколько я в курсе, закон о запрете на свободный выезд еще не ратифицирован. До сих пор есть места, куда можно получить визу прямо в аэропорту. А там, дальше… Денег, конечно, недостаточно, чтобы в Европе жить. И найду ли я там заработок? Ладно, после. Сейчас главное – убраться из Москвы. «Макаров» в кармане. Восемь в магазине, один в стволе. С предохранителя снять… Снять? Ведь не выстрелю в него первым, не смогу… Сперва ты меня… потом уже ничего. И все?таки снять с предохранителя…
На лестнице было невероятно чисто. Алкоголики куда?то подевались. Сойдя вниз, я с изумлением обнаружил, что разбитая клетушка консьержки вымыта, стекло вставлено, и даже висят розовые занавесочки. Когда это все сделалось, неужели за ночь? Мой ли это подъезд?
Светило солнце, снег слепил глаза. Сумка была совсем легкая, и я прошелся до метро пешком, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Купил «Комсомолку» и всю дорогу читал. На площади трех вокзалов было людно и шумно, как всегда. Толпа, уже совсем предновогодняя, веселая, озабоченная, обалдевшая, носилась взад и вперед. Я с удовольствием ощутил, как ровно бьется сердце, как ясна моя голова, как легко повинуются руки и ноги, как точны и экономны мои движения, как ладно и хорошо лежит в кармане «макаров». Выстоял небольшую очередь и купил билет. Все?таки до Ленинбурга. А к мачехе можно и не заходить. Или зайти позже, когда все уладится и я буду уверен, что меня не ищут убийцы.
До отхода экспресса оставалось три часа. Сначала я решил зайти в кафешку перекусить, но когда увидел грязные пластиковые столики и пар, поднимающийся над гранеными стаканами, понял, что аппетита у меня нет. Поставил сумку и огляделся.
Высокий парень, приобняв за плечи маленькую женщину, прошел рядом со мной, едва не задев меня рюкзаком. Они были всего лишь чуть?чуть, самую малость, похожи на… Расталкивая людей, я побежал за парой, догнал, заглянул в лица – незнакомые, веселые глаза с удивлением смотрели на меня. Я пробормотал какое?то извинение и пошел обратно.
А вдруг эпизод в субботу вечером – ошибка? Если мне только привиделось в моем болезненном состоянии, как черное тело падает из окна? Если, в конце концов, я ошибся окном? Мало ли народу выбрасывают из окон, это дело житейское. Этажи я толком не считал, не до того было. Может, двенадцатый, а может, и не двенадцатый. И мертвую куклу на обледенелом асфальте близко не разглядывал. И ветер мог шевелить совсем не те, а чьи?то другие каштановые волосы. Ведь в декабре в семь вечера ничего не видно, а свет фонаря так неверен, так обманчив.
Нет, мертвая женщина на асфальте точно была Таня, но те двое в «восьмерке»? Разве я видел лица или слышал голоса? Что я видел? Маленькую фигурку в куртке с кепкой, какие носят все подряд. Сейчас, когда вспоминаю, мне кажется, что это была все?таки мужская фигура, плечи широкие. Лешка за два часа до этого был в куртке – как же он в длинном черном пальто оказался? Конечно, мог домой заехать или на рынке купить, но все же… И для чего ему переодеваться перед убийством в такую маркую, неудобную одежду? В куртке убивать гораздо сподручнее. Походка? Просто эта походка мне мерещилась во сне и наяву. Я едва не застонал вслух – сумасшедшее состояние возвращалось ко мне. Ведь я же все решил! Уехать! Не тешить себя иллюзиями!
…дурак, идиот, перестань выдумывать, уезжай, беги…
Чувствуя себя как бык, или овца, или свинья, которых ведут на бойню, я развернулся и, все ускоряя шаг, пошел ко входу в метро, натыкаясь на прохожих, получая толчки и провожаемый сердитыми взглядами. Еще успею до отхода поезда на «Пражскую» и обратно. Можно взять тачку, но на метро быстрее. Постой, паровоз, не стучите, колеса, кондуктор, нажми на тормоза. Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я. Кондуктор, он все понимает…
Стоя в переполненном вагоне, пытался думать, но мысли – бедные мои задохшиеся рыбки – не шевелились. Я понимал, что должен уехать, но не менее ясно понимал, что уехать не могу, не сделав попытки еще раз их увидеть – не знаю, для чего.
Не могу, и все. Если опоздаю на этот поезд, куплю билет на какой?нибудь другой. Да при чем тут поезд, кретин, ты уже ни на какой поезд никогда в жизни не попадешь, если сейчас же не выйдешь из вагона и не вернешься на Комсомольскую. Твой поезд ушел, давно ушел…
Сейчас вторник, он на работе. Чудно, конечно – киллеру работать в учреждении, платить взносы, таскаться по собраниям. Зачем? А может, все киллеры теперь так живут, им видней.
Она, возможно, дома. Она почти всегда дома. Сперва к ней пойду. Предупреждать по телефону не буду. Расскажу все с самого начала. Дурак, расскажешь, и что? Не знаю, что! Но не могу с этими мыслями один оставаться! У меня жар, озноб, лихорадка, аритмия, паранойя, шизуха, синдром Альцгеймера. Кто такой был этот хренов Альцгеймер? Кондуктор не спешит, кондуктор понимает… Быстрей, быстрей. Надо было тачку взять.
Давай, давай, придурок, упади ей в ноги и поинтересуйся, за что. Услышишь какую?нибудь душещипательную историю. Форзи, черти, марсиане, ах, моральный выбор – наворотил хрен знает чего, лишь бы не признать, что тебя развели, как последнего лоха, и вот?вот пришьют.
Добежал до ее дома. Лифт вызывать не стал, одним духом взлетел на шестой этаж, нажал кнопку звонка и остановился, задыхаясь. Сердце бухало как кувалда, в горле пересохло. Я стоял долго. Из квартиры не доносилось ни звука. Дышать было трудно, я привалился плечом к двери, она мягко подалась и открылась.
Дежа вю. Она лежала на диване, зеленые линзы смотрели в потолок, маленькая рука свесилась. Использованный шприц и несколько пустых ампул валялись на полу. Уже холодная. Вот пуля пролетела, и ага… Я вышел в прихожую, запер дверь изнутри, аккуратно повесил свое пальто на вешалку и обошел все комнаты. Нашел ее сумку, открыл – «беретты» там не было. Достал сигареты, сел в Лехино любимое кресло и закурил. Честно говоря, я был не против, чтоб меня здесь арестовали. Тогда хоть не нужно самому решать, что делать и кто виноват. Братки придут? Эту дверь так легко не сломать. Киса, я дам вам парабеллум, будем отстреливаться… Почему она мертвая? Понятно, шприц, но мне не определить, сама укололась или нет. Но поскольку входная дверь отперта – скорей всего, не сама. Я подошел ближе, наклонился над ней – на сгибе локтя была еле заметная точка. Вот пуля пролетела, и товарищ мой…
Подобрал ампулы – они оказались без маркировки и ничем не пахли. Никаких вам стаканов и окурков со следами губной помады, равно как и оторванных пуговиц и выпавших из кармана убийцы визиток. Я вернулся к своему креслу и достал из пачки вторую сигарету.
Кажется, я впал в очередное оцепенение, не хотелось вставать, двигаться, куда?то идти. Ну что, милая моя киллерша, моя Кармен – слишком много знала, и от тебя избавились? Друг Леха тебя и… Так, может, и его самого уже… того?с? А про меня их боссы вообще забыли?
Телефон с длинным шнуром стоял на кофейном столике, я взял его к себе на колени, включил анти?АОН и набрал рабочий номер Алекса. Он ответил сразу. Голос был спокойный, приветливый, и мне стало больно, но не очень. Ага, ты, видимо, персона повыше рангом, ну как же, доблестное героиновое прошлое, а она всего лишь вдова какого?то жалкого сутенера.
Я начал внимательно просматривать на дисплее входящие номера, потом исходящие. Вот ее самый первый воскресный звонок ко мне домой, в девятнадцать ноль?ноль. Семь часов…
Как я мог утром этого не сообразить? В семь я уже давно стоял у подъезда Холодовых, и лишь в полвосьмого вышли двое… так это и вправду не она была спутницей Алекса, а кто?то другой, я ошибся… телефон стационарный, не мобилка, она была в это время дома… Могли, конечно, переставить время здесь, на ее телефоне, но мой ведь тоже зафиксировал ровно семь!
Голос был записан на компьютер, а номер набирал другой человек? Или автоматика? И все это ради того, чтобы меня ввести в заблуждение? Ну, покажите мне скорей эту нелепую мафию, действующую столь изощренными способами, когда есть хорошие, добрые, проверенные временем – взрывчатка под дверь, автоматная очередь, кирпичом по башке, на худой конец.
…а потусторонняя сила – это что, более правдоподобно? Ну?ну…
Какая малышка, до чего хрупкая. Рука такая маленькая, совсем маленькая, детская рука, без маникюра, лицо спокойное. Была у меня сестренка, и не стало, я снова один. Гитара нежно и глухо: трень… Не уходи, побудь… Священнику клятвенной речи сказать не хотела она…
…но если я и насчет Лехи обознался? Не только ее, но и его в «восьмерке» не было? Звонил он мне только с мобильного, так что не проверишь… Нет же, это он был, точно он, я не мог не узнать! Он это был! То есть… а может… но как же…
Останется один… Вычеркни, вычеркни, распни, распни. Но ведь никаких форзи, никаких дьяволов?искусителей не бы?ва?ет! Страшная, неумолимая организация, ее цели неведомы, ее пути неисповедимы, ее киллеры обольстительны, беги, скрывайся, за свою жизнь нужно драться до последнего. Умрешь здесь, растечешься по полу мутной лужей из страха, слез и сожалений – только облегчишь ему работу. Еще много есть разных поездов и обойма в «макарове» полна, не так?то легко будет до меня добраться.
…вот пуля пролетела, и товарищ мой… выстрелю в спину, я не нарочно, просто совпало…
А вдруг силы ада все же существуют? Останется один… Ее у меня забрали, и Лешка умрет, возможно, сегодня, возможно, через час или два. Форзи, суки, твари! Дайте знак, что вы есть, и я тотчас вычеркну себя из этого мира, я давно согласен. Пожалуйста! Суки, ну?
Не верь, не бойся, не проси… Не станут они облегчать вашу задачку, Дориан. А время идет… Ну же, время идет. Сейчас он выйдет в обеденный перерыв на улицу, а из?за угла – «восьмерка», «десятка», «кадиллак», случайный выстрел – и я получу свой приз. И делать?то ничего не нужно, совсем ничего, только хотеть жить, я не нарочно, блин, друг Леха, сорри, я не нарочно, просто совпало… Только в чем же будет заключаться выигрыш, если у меня больше не останется никаких заветных желаний, если мне больше ничего не интересно в этой жизни?
Мой телефон из кармана пальто вновь призвал меня жалобным писком. Какая мерзкая мелодия! Почему я ее выбрал? Я взглянул на номер: так и знал. Он. С работы. Немного поколебавшись, я включил микрофон, но ничего не говорил, выжидал.
– Это ты? – нерешительно спросил он.
– Да, – сказал я и сам удивился, до чего бесцветный стал у меня голос. Как у робота.
– А я тебя ищу, ищу… Звонил раз сто. Думал – случилось что?нибудь.
– Нет, – ответил я и посмотрел на мертвую Марину. – Ничего не случилось. Как здоровье твоей мамы?
– Я тебе соврал…
– Я догадался.
– То девушка моя звонила, – сказал он. – Кричала, что откроет газ, если я сию минуту не приеду. Я ведь, как началась у нас вся эта заварушка, да как познакомился с Маринкой и с тобой, – стал к ней все реже и реже появляться. Она решила, что я ее больше не люблю. А я и вправду не люблю, но не мог не поехать, когда она так просила…
Объяснение складное и правдоподобное. Но я уже ничему не верю. Он не говорит о смерти Тани – почему? Не знает?
– …Марусю видел? – поинтересовался он непринужденным тоном. – Как она?
– Видел, – сказал я. – Маруся в порядке. В полном порядке.
– Тебе неприятно со мной разговаривать?
– Приятно. Поговори со мной. Пожалуйста. Расскажи какой?нибудь анекдот…
– Я чувствую: что?то произошло, – озабоченно сказал он. – Кто?то еще из наших погиб?
– Из наших? – усмехнулся я. – Или из ваших?
– Каких «ваших»?! Иван, о чем ты? Слушай, давай поговорим! Я приеду сейчас, можно?
– Чуть попозже, – попросил я. – Раньше чем через полчаса не выходи из конторы, хорошо?
– Хорошо.
Я выключил телефон. Навряд ли «они» смогут убить человека в офисе, где полно народу. Их сила имеет пределы. Разве что люстра на голову упадет, но это как?то слишком водевильно. Вот пуля пролетела – и ага… Полчаса, полчаса не вопрос…
Маринкин компьютер был оклеен разноцветными листочками для заметок. Я подошел к столу и стал тупо и пристально разглядывать их. Бумажки крупным, детским почерком напоминали хозяйке, что нужно купить, о каких хозяйственных делах не забыть и так далее.
Зачем же ты укололась, моя дурочка? Или… Динь?динь?динь, динь?динь?динь, колокольчик звенит, с молодою женой мой соперник стоит… И вот мне приснилось, что сердце мое не болит… И вот мне приснилось, что сердце… Где ее гитара? Где она сама – теперь?.. Полчаса – поезда под откос… Вот пуля пролетела и ага… Выстрелю в спину, я не нарочно…
Длинный узкий листок сиреневой бумаги начинался словами «Купить подарки на Н. год», а дальше шли имена: «1) Тете Оле 2) Ваньке 3) Лешику 4) Светке С…» К начальной букве Лехиного имени подрисованы два круглых глаза и смеющийся рот.
Список был длинный, наверное, человек тридцать. Против каждого имени стояло, что купить, некоторые вещи зачеркнуты и вместо них подписаны другие. Возле слова «Ваньке» было написано «запонки», потом «запонки» зачеркнуто и написано «мышку нов.», тоже зачеркнуто и вписано «кружки хор.». «Кружки хор.» обведено чертой с жирным вопросительным знаком. Буквы дрогнули и расплылись в моих глазах.
В левой руке у меня зажигалка, я срываю листочек, подношу его к пламени, он догорает, обжигая мне пальцы, я дую на них. Выхожу в прихожую, из кармана пальто достаю «макарова», передергиваю затвор, возвращаюсь в комнату и сажусь в кресло поудобнее. Правая рука болит, ее так жалко. Перекладываю «макарова» в левую, прижимаю дуло к виску и нажимаю на ку…
…как один миг перед глазами тону глаза вишневые другие утки летом если б знать новый год вот пуля пролетела и я не нарочно просто мама мама все…
…рок.
Эпилог. Май 200… года
– …Паша, Пашенька, он все врет, дурак…
– …как дал ему в хлебало – зубы в крошку…
А если сейчас патруль? Причем здесь патруль, мои документы в порядке. Итак, поездом! Если суперэкспресса сегодня нет – поеду «Красной стрелой». Заезжать ли домой за шмотками? А вот это глупо, как приду за вещами, тут?то и… Что это, я с ума схожу. Не хочу, не хочу их видеть. Действительно не хочу или притворяюсь? Ну?ка, зажмурь глаза и представь, как он сейчас садится рядом с тобой на лавку, приветливый, как всегда, касается тебя плечом. Боже, она, вот ее маленькая фигурка, держась за поручень, нависает надо мной. Нет, просто похожа. Народу уже много набилось в вагон. Чьи?то колени в давке коснулись моих колен, и я открыл глаза, вздрогнув всем телом так сильно, что задел соседа справа. Все?таки отодвинулся, это из?за «макарова». Кажется, у меня жар, нет, озноб. Сейчас бы домой, в постель, чаю с медом… нет, нельзя домой. И просят посадить их в бронированные камеры…
Пересадка на кольцевой. Эскалатор. Я быстро шел вдоль вагонов, глядя сквозь людей и не видя их. Что выстукивают колеса? Тютькин, coiffeur, винт свинтился, грассирующий мужичок что?то страшное делает с железом. Есть за мной «хвост» или нет? Откуда мне знать, я не шпион. Почему не получается спокойно все взвесить и подумать? Уеду – спасусь? Нет, от своей судьбы не убежать в город Самарру…
– …кинул ей две палки – успокоилась…
– …берете обычные коржи и промазываете их…
– …у, жопа нерусская…
– …а Манька Жукова за обер?лейтенантика вышла…
В субботу, пока один из них расправлялся с Олегом, другой спокойно слетал в Питер и прикончил Лизу. Артема сбили этой самой «восьмеркой». Хорошо, но ведь Савельева и Лизу расстреливали из автоматов средь бела дня! Так действовать может только серьезная организация. Какая организация, с какой целью? И к чему эти ненужные сложности, навороты, седой в парике, нелепая беседа в «Перекрестке», дискеты, списки?
Неважно, плевать на их цели. Пойти в ментовку, донести на них, просить защиты? И просят посадить их в бронированные… Нет, я просто скроюсь, исчезну. Пусть только они меня не трогают, и я их не трону.
– …девоньки, девоньки, гляньте, какой перчик…
– …юде швайн, дранг нах остен, цирлих?манирлих…
– …вспорол ей брюхо, а оттуда – черви, черви…
Он меня спрашивал, не уйду ли я куда?нибудь из дома, пока он не вернется. Все верно. Это Марина его вызвала, велела срочно идти убивать Таню. Наверное, вколола ей что?нибудь, потому та и не кричала, когда он ее из окна выбрасывал. Почему просто не пристрелили? Да кто ж их знает… Известно им, что Танька мне звонила, что я ей звонил? Вряд ли: у Холодовых старый дисковый аппарат, номеров не определяет. Как меня одурачили! Кинули, развели. Из?за парочки хладнокровных убийц я чуть не сошел с ума, едва не застрелился, вообразив себя избранником дьявола. Но зачем им все это?!
Против воли всплыло воспоминание, как мы втроем идем ночью мимо прудов, плечом к плечу. Я застонал, как от зубной боли – тетка с кошелками шарахнулась от меня. Почему поезд вдруг остановился в тоннеле? Сейчас будет облава. Сейчас сердце разорвется, и я умру.
И вот мне приснилось, что сердце мое не болит… И вот мне приснилось, что сердце мое не болит, оно колокольчик фарфоровый в желтом Китае… и вот мне приснилось… Ага, поехали. Да что же это? Дернулся вагон и снова встал. Помогите! Помогите, кто?нибудь! Господа, вы звери, господа, равнодушные, благополучные лица. Зачем мне жить, я никому не нужен в целом свете, и мне никто не нужен. В Питере закроюсь в гостиничном номере и буду спать, спать, спать.
Билет взял на поезд, который отходил поздно вечером. Еще оставалась уйма времени. Домой не хотелось, я медленно шел по тротуару в густых, гнетущих сумерках. Как рано темнеет! Ненавижу декабрь. У всех Новый год… Жалость к себе накатила противной волной, накрыла меня. Из чьего?то окна – музыка. Зема поет, старая добрая Зема, старый альбом. И я застыну, выстрелю в спину, выберу мину. Выстрелю в спину, выберу мину, я не нарочно, просто совпало…
Навстречу мне шел ГЕНЕРАЛ. На поводке он вел СОБАКУ. Да настоящие ли они? На мгновение мной овладело желание сделать что?нибудь дикое, нелепое: замяукать генералу прямо в ухо или укусить собаку. Нет, не так: на самом деле мне ничего подобного не хотелось. Я просто примерял на себя сумасшествие…
Генерал поравнялся со мной. Он был определенно настоящий. Я схулиганил по мелочи: отдал генералу честь, приложив руку к своей пустой голове. Генерал взглянул удивленно, но ответил: коснулся кончиками пальцев в дорогой перчатке края серой папахи. Его овчарка оглянулась на меня и завиляла пушистым хвостом.
Мне казалось, что голова моя – как аквариум, в который вместо воды налили чернил или нефти, и мысли, как издыхающие рыбки, шевелятся вяло, застывают, медленно идут ко дну. Мрак заволакивает все. Машинально спустился в метро, машинально, ничего не соображая, доехал до «Пражской». Зачем я здесь?
Раз уж вернулся – быстро собрать все самое необходимое, и обратно на вокзал. В квартире не задерживаться. Покурить, выпить чаю. И вот мне приснилось, что сердце мое не болит… Есть дома сигареты или нет? Вот тут?то тебя и подстрелят… Пусть… Я больше не могу…
Дома меня никто не ждал, было тихо. Если б я вел дневник – положил бы в почтовый ящик, пусть хоть кто?нибудь… Хотел собрать сумку, но не мог сообразить, какие нужны вещи. Сигарет в доме не оказалось. Я лег на диван и натянул на себя свисающий край пледа. Полежу пять минуточек и встану. Раскольников, как замочил старушку, лег и спал, даже деньги не спрятал, дурак. Надо будильник завести… еще пять минут полежать… может, обойдется… да, что?то было насчет будильника… но поймать хвостик ускользающей рыбки уже не получилось.
Во сне все время звонил телефон, но я только скорчивался, съеживался и натягивал на себя плед. Не было сил даже для того, чтобы раздеться и укрыться по?человечески. Когда очнулся, сразу понял: все кончено. Проспал. Поезд ушел.
Время зелеными цифрами высвечивалось на дисплее видеомагнитофона. Я долго и тупо пытался сообразить, сколько показывают часы. Но и так ясно: опоздал. Заливался телефон, умолкал на полминуты и принимался снова трезвонить. Звонок бил по нервам, как раскаленная игла. Потом где?то в районе прихожей мерзко запищал мобильник.
Я наконец сообразил, сколько показывают электронные часы. Теоретически еще могу успеть на свой поезд, если моментально, не собирая никаких вещей, не умываясь, выбегу из дома и сразу поймаю тачку. Еще не все потеряно, можно купить билет на другой поезд и провести оставшееся до него время на вокзале. Но нужно встать, побриться, одеться; при этой мысли мне стало плохо, как никогда в жизни.
В конце концов я нашел в себе силы, но их хватило лишь на то, чтобы кое?как подняться, попить воды, отключить к чертовой матери все телефоны, разобрать постель и снова провалиться в черный, тяжкий сон. Даже кошмары никакие не снились, да и мог ли меня удивить какой?то глупый кошмар. А может, снились, но я их не запомнил.
Выдернул меня из сна, разумеется, звонок. Как он может звонить? Ведь я все отключил. А, это в дверь. Звонок повторился – вкрадчивый, мягкий, настойчивый. То есть звонок, конечно, был такой же, как всегда, но мое воображение приписало ему особенную, зловещую, издевательскую интонацию. Сердце билось тяжело, глухо. Не надо вставать, двери ломать они не станут.
Или открыть? Если он один – спокойно перебью ему кисть, или лучше локоть, этого хватит. А потом поговорим… по?мужски. Любовь – всегда дуэль…
Но если их двое – можно и не успеть по рукам, придется на поражение. Выберу мину, я не нарочно, просто совпало… Почему у меня не два пистолета?! Ведь все решат доли секунды! Ведь я из двух стволов стреляю совершенно спокойно, то есть раньше мог, когда был здоровым человеком и ручонки не дрожали.
А они и сейчас не дрожат. Пневматический еще взять? Из него тоже можно в глаз… Вишневые глаза… Как я глуп! Раз это организация – там может оказаться и трое, и пятеро, причем совсем незнакомых и профи куда лучше меня. А то и вовсе гранату кинут.
Но вдруг они хотят просто поговорить? Вдруг они ни в чем не виноваты? Скажут, что случайно встретились, зашли к Таньке, она пребывала в раскаянии после убийства мужа, они ее удерживали, а она вырвалась – и в окно. И мы обнимемся и зарыдаем… Как хочется поверить в эту сказочку! Да, но если так – значит, Таня по моему слову выбросилась, я же приказал форзи ее забрать. И тогда все возвращается на круги своя, опять делать выбор или самому стреляться… Нет, лучше считать этих двоих обычными киллерами, так для психики спокойнее.
Спокойнее?! Спокойнее знать, что надо мной столько дней потешались, мной играли, чтоб потом прикончить? Мне в тысячу раз легче было, когда я вчера после разговора с Алексом приставлял к виску «макарова». Да я был просто счастлив по сравнению с тем, что теперь.
Они и раньше спокойно могли меня пришить, если б хотели… Сто пятьдесят раз могли бы… Может быть, они не хотят… Может быть, все как?нибудь обойдется…
Звонок повторялся много, много раз, я сбился со счета. Но никто не скребся в двери, никто не пытался их ломать. Мне стало казаться, что звонок не издевательский, а, напротив, жалобный, почти нежный. Но я все равно не встал. Я лежал, замерев, стараясь не дышать. Потом заснул.
… декабря 200… года, вторник
– Да, я распорядился, чтоб издали приказ о вашей казни, он будет зачитан перед войсками утром.
– Надеюсь, генерал, что все будет хорошо продумано, поскольку я собираюсь сам посетить этот спектакль.
Амброз Бирс. «Паркер Андерсон, философ»
Как ни странно, спал крепко. Наверное, сказалась усталость последних дней. Аккуратно собрал дорожную сумку, удивляясь, как не мог вчера сделать такой простой вещи. Денег достаточно на билет любым видом транспорта до любого места, и еще хватит, чтобы прожить там скромненько несколько месяцев.
Почему, собственно, Ленинбург? Отцову жену лучше не впутывать в это дело. Конечно, в большом городе проще затеряться, но есть и другие большие города. Либо достаточно уехать из Москвы, чтобы решить проблему; либо она таким способом вообще не решается, и меня достанут хоть в Африке. Значит, брать билет на любой поезд, идущий в любом направлении, только и всего. Главное, чтобы не караулили у подъезда.
Тщательнее, чем обычно, побрился, выпил чаю. Оживил свои средства связи, прослушал автоответчики – ясное дело, все послания от Марины и от Алекса. Самый первый звонок от нее в семь вечера воскресенья, самый последний от него – сегодня рано утром. Сначала просто «Иван, привет», потом «Иван, где ты, что с тобой, в порядке ли ты, почему не отвечаешь на звонки?» Я вырубил компьютер, отключил от сети все электроприборы, мобильник запихал в сумку.
Так, еще раз проверим. Доллары, паспорт, права, карточка «Виза». Загранпаспорт… почему бы, в самом деле, не за границу? Насколько я в курсе, закон о запрете на свободный выезд еще не ратифицирован. До сих пор есть места, куда можно получить визу прямо в аэропорту. А там, дальше… Денег, конечно, недостаточно, чтобы в Европе жить. И найду ли я там заработок? Ладно, после. Сейчас главное – убраться из Москвы. «Макаров» в кармане. Восемь в магазине, один в стволе. С предохранителя снять… Снять? Ведь не выстрелю в него первым, не смогу… Сперва ты меня… потом уже ничего. И все?таки снять с предохранителя…
На лестнице было невероятно чисто. Алкоголики куда?то подевались. Сойдя вниз, я с изумлением обнаружил, что разбитая клетушка консьержки вымыта, стекло вставлено, и даже висят розовые занавесочки. Когда это все сделалось, неужели за ночь? Мой ли это подъезд?
Светило солнце, снег слепил глаза. Сумка была совсем легкая, и я прошелся до метро пешком, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Купил «Комсомолку» и всю дорогу читал. На площади трех вокзалов было людно и шумно, как всегда. Толпа, уже совсем предновогодняя, веселая, озабоченная, обалдевшая, носилась взад и вперед. Я с удовольствием ощутил, как ровно бьется сердце, как ясна моя голова, как легко повинуются руки и ноги, как точны и экономны мои движения, как ладно и хорошо лежит в кармане «макаров». Выстоял небольшую очередь и купил билет. Все?таки до Ленинбурга. А к мачехе можно и не заходить. Или зайти позже, когда все уладится и я буду уверен, что меня не ищут убийцы.
До отхода экспресса оставалось три часа. Сначала я решил зайти в кафешку перекусить, но когда увидел грязные пластиковые столики и пар, поднимающийся над гранеными стаканами, понял, что аппетита у меня нет. Поставил сумку и огляделся.
Высокий парень, приобняв за плечи маленькую женщину, прошел рядом со мной, едва не задев меня рюкзаком. Они были всего лишь чуть?чуть, самую малость, похожи на… Расталкивая людей, я побежал за парой, догнал, заглянул в лица – незнакомые, веселые глаза с удивлением смотрели на меня. Я пробормотал какое?то извинение и пошел обратно.
А вдруг эпизод в субботу вечером – ошибка? Если мне только привиделось в моем болезненном состоянии, как черное тело падает из окна? Если, в конце концов, я ошибся окном? Мало ли народу выбрасывают из окон, это дело житейское. Этажи я толком не считал, не до того было. Может, двенадцатый, а может, и не двенадцатый. И мертвую куклу на обледенелом асфальте близко не разглядывал. И ветер мог шевелить совсем не те, а чьи?то другие каштановые волосы. Ведь в декабре в семь вечера ничего не видно, а свет фонаря так неверен, так обманчив.
Нет, мертвая женщина на асфальте точно была Таня, но те двое в «восьмерке»? Разве я видел лица или слышал голоса? Что я видел? Маленькую фигурку в куртке с кепкой, какие носят все подряд. Сейчас, когда вспоминаю, мне кажется, что это была все?таки мужская фигура, плечи широкие. Лешка за два часа до этого был в куртке – как же он в длинном черном пальто оказался? Конечно, мог домой заехать или на рынке купить, но все же… И для чего ему переодеваться перед убийством в такую маркую, неудобную одежду? В куртке убивать гораздо сподручнее. Походка? Просто эта походка мне мерещилась во сне и наяву. Я едва не застонал вслух – сумасшедшее состояние возвращалось ко мне. Ведь я же все решил! Уехать! Не тешить себя иллюзиями!
…дурак, идиот, перестань выдумывать, уезжай, беги…
Чувствуя себя как бык, или овца, или свинья, которых ведут на бойню, я развернулся и, все ускоряя шаг, пошел ко входу в метро, натыкаясь на прохожих, получая толчки и провожаемый сердитыми взглядами. Еще успею до отхода поезда на «Пражскую» и обратно. Можно взять тачку, но на метро быстрее. Постой, паровоз, не стучите, колеса, кондуктор, нажми на тормоза. Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я. Кондуктор, он все понимает…
Стоя в переполненном вагоне, пытался думать, но мысли – бедные мои задохшиеся рыбки – не шевелились. Я понимал, что должен уехать, но не менее ясно понимал, что уехать не могу, не сделав попытки еще раз их увидеть – не знаю, для чего.
Не могу, и все. Если опоздаю на этот поезд, куплю билет на какой?нибудь другой. Да при чем тут поезд, кретин, ты уже ни на какой поезд никогда в жизни не попадешь, если сейчас же не выйдешь из вагона и не вернешься на Комсомольскую. Твой поезд ушел, давно ушел…
Сейчас вторник, он на работе. Чудно, конечно – киллеру работать в учреждении, платить взносы, таскаться по собраниям. Зачем? А может, все киллеры теперь так живут, им видней.
Она, возможно, дома. Она почти всегда дома. Сперва к ней пойду. Предупреждать по телефону не буду. Расскажу все с самого начала. Дурак, расскажешь, и что? Не знаю, что! Но не могу с этими мыслями один оставаться! У меня жар, озноб, лихорадка, аритмия, паранойя, шизуха, синдром Альцгеймера. Кто такой был этот хренов Альцгеймер? Кондуктор не спешит, кондуктор понимает… Быстрей, быстрей. Надо было тачку взять.
Давай, давай, придурок, упади ей в ноги и поинтересуйся, за что. Услышишь какую?нибудь душещипательную историю. Форзи, черти, марсиане, ах, моральный выбор – наворотил хрен знает чего, лишь бы не признать, что тебя развели, как последнего лоха, и вот?вот пришьют.
Добежал до ее дома. Лифт вызывать не стал, одним духом взлетел на шестой этаж, нажал кнопку звонка и остановился, задыхаясь. Сердце бухало как кувалда, в горле пересохло. Я стоял долго. Из квартиры не доносилось ни звука. Дышать было трудно, я привалился плечом к двери, она мягко подалась и открылась.
Дежа вю. Она лежала на диване, зеленые линзы смотрели в потолок, маленькая рука свесилась. Использованный шприц и несколько пустых ампул валялись на полу. Уже холодная. Вот пуля пролетела, и ага… Я вышел в прихожую, запер дверь изнутри, аккуратно повесил свое пальто на вешалку и обошел все комнаты. Нашел ее сумку, открыл – «беретты» там не было. Достал сигареты, сел в Лехино любимое кресло и закурил. Честно говоря, я был не против, чтоб меня здесь арестовали. Тогда хоть не нужно самому решать, что делать и кто виноват. Братки придут? Эту дверь так легко не сломать. Киса, я дам вам парабеллум, будем отстреливаться… Почему она мертвая? Понятно, шприц, но мне не определить, сама укололась или нет. Но поскольку входная дверь отперта – скорей всего, не сама. Я подошел ближе, наклонился над ней – на сгибе локтя была еле заметная точка. Вот пуля пролетела, и товарищ мой…
Подобрал ампулы – они оказались без маркировки и ничем не пахли. Никаких вам стаканов и окурков со следами губной помады, равно как и оторванных пуговиц и выпавших из кармана убийцы визиток. Я вернулся к своему креслу и достал из пачки вторую сигарету.
Кажется, я впал в очередное оцепенение, не хотелось вставать, двигаться, куда?то идти. Ну что, милая моя киллерша, моя Кармен – слишком много знала, и от тебя избавились? Друг Леха тебя и… Так, может, и его самого уже… того?с? А про меня их боссы вообще забыли?
Телефон с длинным шнуром стоял на кофейном столике, я взял его к себе на колени, включил анти?АОН и набрал рабочий номер Алекса. Он ответил сразу. Голос был спокойный, приветливый, и мне стало больно, но не очень. Ага, ты, видимо, персона повыше рангом, ну как же, доблестное героиновое прошлое, а она всего лишь вдова какого?то жалкого сутенера.
Я начал внимательно просматривать на дисплее входящие номера, потом исходящие. Вот ее самый первый воскресный звонок ко мне домой, в девятнадцать ноль?ноль. Семь часов…
Как я мог утром этого не сообразить? В семь я уже давно стоял у подъезда Холодовых, и лишь в полвосьмого вышли двое… так это и вправду не она была спутницей Алекса, а кто?то другой, я ошибся… телефон стационарный, не мобилка, она была в это время дома… Могли, конечно, переставить время здесь, на ее телефоне, но мой ведь тоже зафиксировал ровно семь!
Голос был записан на компьютер, а номер набирал другой человек? Или автоматика? И все это ради того, чтобы меня ввести в заблуждение? Ну, покажите мне скорей эту нелепую мафию, действующую столь изощренными способами, когда есть хорошие, добрые, проверенные временем – взрывчатка под дверь, автоматная очередь, кирпичом по башке, на худой конец.
…а потусторонняя сила – это что, более правдоподобно? Ну?ну…
Какая малышка, до чего хрупкая. Рука такая маленькая, совсем маленькая, детская рука, без маникюра, лицо спокойное. Была у меня сестренка, и не стало, я снова один. Гитара нежно и глухо: трень… Не уходи, побудь… Священнику клятвенной речи сказать не хотела она…
…но если я и насчет Лехи обознался? Не только ее, но и его в «восьмерке» не было? Звонил он мне только с мобильного, так что не проверишь… Нет же, это он был, точно он, я не мог не узнать! Он это был! То есть… а может… но как же…
Останется один… Вычеркни, вычеркни, распни, распни. Но ведь никаких форзи, никаких дьяволов?искусителей не бы?ва?ет! Страшная, неумолимая организация, ее цели неведомы, ее пути неисповедимы, ее киллеры обольстительны, беги, скрывайся, за свою жизнь нужно драться до последнего. Умрешь здесь, растечешься по полу мутной лужей из страха, слез и сожалений – только облегчишь ему работу. Еще много есть разных поездов и обойма в «макарове» полна, не так?то легко будет до меня добраться.
…вот пуля пролетела, и товарищ мой… выстрелю в спину, я не нарочно, просто совпало…
А вдруг силы ада все же существуют? Останется один… Ее у меня забрали, и Лешка умрет, возможно, сегодня, возможно, через час или два. Форзи, суки, твари! Дайте знак, что вы есть, и я тотчас вычеркну себя из этого мира, я давно согласен. Пожалуйста! Суки, ну?
Не верь, не бойся, не проси… Не станут они облегчать вашу задачку, Дориан. А время идет… Ну же, время идет. Сейчас он выйдет в обеденный перерыв на улицу, а из?за угла – «восьмерка», «десятка», «кадиллак», случайный выстрел – и я получу свой приз. И делать?то ничего не нужно, совсем ничего, только хотеть жить, я не нарочно, блин, друг Леха, сорри, я не нарочно, просто совпало… Только в чем же будет заключаться выигрыш, если у меня больше не останется никаких заветных желаний, если мне больше ничего не интересно в этой жизни?
Мой телефон из кармана пальто вновь призвал меня жалобным писком. Какая мерзкая мелодия! Почему я ее выбрал? Я взглянул на номер: так и знал. Он. С работы. Немного поколебавшись, я включил микрофон, но ничего не говорил, выжидал.
– Это ты? – нерешительно спросил он.
– Да, – сказал я и сам удивился, до чего бесцветный стал у меня голос. Как у робота.
– А я тебя ищу, ищу… Звонил раз сто. Думал – случилось что?нибудь.
– Нет, – ответил я и посмотрел на мертвую Марину. – Ничего не случилось. Как здоровье твоей мамы?
– Я тебе соврал…
– Я догадался.
– То девушка моя звонила, – сказал он. – Кричала, что откроет газ, если я сию минуту не приеду. Я ведь, как началась у нас вся эта заварушка, да как познакомился с Маринкой и с тобой, – стал к ней все реже и реже появляться. Она решила, что я ее больше не люблю. А я и вправду не люблю, но не мог не поехать, когда она так просила…
Объяснение складное и правдоподобное. Но я уже ничему не верю. Он не говорит о смерти Тани – почему? Не знает?
– …Марусю видел? – поинтересовался он непринужденным тоном. – Как она?
– Видел, – сказал я. – Маруся в порядке. В полном порядке.
– Тебе неприятно со мной разговаривать?
– Приятно. Поговори со мной. Пожалуйста. Расскажи какой?нибудь анекдот…
– Я чувствую: что?то произошло, – озабоченно сказал он. – Кто?то еще из наших погиб?
– Из наших? – усмехнулся я. – Или из ваших?
– Каких «ваших»?! Иван, о чем ты? Слушай, давай поговорим! Я приеду сейчас, можно?
– Чуть попозже, – попросил я. – Раньше чем через полчаса не выходи из конторы, хорошо?
– Хорошо.
Я выключил телефон. Навряд ли «они» смогут убить человека в офисе, где полно народу. Их сила имеет пределы. Разве что люстра на голову упадет, но это как?то слишком водевильно. Вот пуля пролетела – и ага… Полчаса, полчаса не вопрос…
Маринкин компьютер был оклеен разноцветными листочками для заметок. Я подошел к столу и стал тупо и пристально разглядывать их. Бумажки крупным, детским почерком напоминали хозяйке, что нужно купить, о каких хозяйственных делах не забыть и так далее.
Зачем же ты укололась, моя дурочка? Или… Динь?динь?динь, динь?динь?динь, колокольчик звенит, с молодою женой мой соперник стоит… И вот мне приснилось, что сердце мое не болит… И вот мне приснилось, что сердце… Где ее гитара? Где она сама – теперь?.. Полчаса – поезда под откос… Вот пуля пролетела и ага… Выстрелю в спину, я не нарочно…
Длинный узкий листок сиреневой бумаги начинался словами «Купить подарки на Н. год», а дальше шли имена: «1) Тете Оле 2) Ваньке 3) Лешику 4) Светке С…» К начальной букве Лехиного имени подрисованы два круглых глаза и смеющийся рот.
Список был длинный, наверное, человек тридцать. Против каждого имени стояло, что купить, некоторые вещи зачеркнуты и вместо них подписаны другие. Возле слова «Ваньке» было написано «запонки», потом «запонки» зачеркнуто и написано «мышку нов.», тоже зачеркнуто и вписано «кружки хор.». «Кружки хор.» обведено чертой с жирным вопросительным знаком. Буквы дрогнули и расплылись в моих глазах.
В левой руке у меня зажигалка, я срываю листочек, подношу его к пламени, он догорает, обжигая мне пальцы, я дую на них. Выхожу в прихожую, из кармана пальто достаю «макарова», передергиваю затвор, возвращаюсь в комнату и сажусь в кресло поудобнее. Правая рука болит, ее так жалко. Перекладываю «макарова» в левую, прижимаю дуло к виску и нажимаю на ку…
…как один миг перед глазами тону глаза вишневые другие утки летом если б знать новый год вот пуля пролетела и я не нарочно просто мама мама все…
…рок.
Эпилог. Май 200… года
From: marusinka@yandex ru
То: ivan@mail com
Subject: Re: no subject
Привет, братец Иванушка!
Извини, что не сразу отвечаю на твое последнее письмо. У меня все по?старому. Покупаю летние тряпочки. Опять будут носить низкий каблук – и что мне делать с моим ростом?! Меня просто затопчут на улице!
Геныч после того, как получил приз, стал звездой, его во все ток?шоу приглашают. У Холодовых родился мальчик. Четыре кило!
Вам все еще нравится в Нидерландах? Куда ходите, чем занимаетесь? Выучил ли ты нидерландский язык? Собираетесь вы оформлять свои отношения или будете жить так?
Моя свадьба с генералом состоится не 10?го июня, как я прошлый раз писала, а 17?го, в один день с инаугурацией Хакамады. Надеюсь, ты посмотришь по телевизору (инаугурацию, а не свадьбу.) А то, может, прилетите?
Чуть было не купили квартиру в Чертаново. Очень шикарная квартира и недорого, но говорят, район паршивый. Правда ведь, лучше нашего Бибирева нету? Или вы теперь настоящие нидерландцы и все забыли?
Пока, мой Дориан! Целую тебя нежно. Твоя Муся.
P. S. Медовый месяц мы проведем на юге Франции, Как насчет присоединиться? Будет ужасно весело. Генерал клево играет в теннис и на гитаре.
То: ivan@mail com
Subject: Re: no subject
Привет, братец Иванушка!
Извини, что не сразу отвечаю на твое последнее письмо. У меня все по?старому. Покупаю летние тряпочки. Опять будут носить низкий каблук – и что мне делать с моим ростом?! Меня просто затопчут на улице!
Геныч после того, как получил приз, стал звездой, его во все ток?шоу приглашают. У Холодовых родился мальчик. Четыре кило!
Вам все еще нравится в Нидерландах? Куда ходите, чем занимаетесь? Выучил ли ты нидерландский язык? Собираетесь вы оформлять свои отношения или будете жить так?
Моя свадьба с генералом состоится не 10?го июня, как я прошлый раз писала, а 17?го, в один день с инаугурацией Хакамады. Надеюсь, ты посмотришь по телевизору (инаугурацию, а не свадьбу.) А то, может, прилетите?
Чуть было не купили квартиру в Чертаново. Очень шикарная квартира и недорого, но говорят, район паршивый. Правда ведь, лучше нашего Бибирева нету? Или вы теперь настоящие нидерландцы и все забыли?
Пока, мой Дориан! Целую тебя нежно. Твоя Муся.
P. S. Медовый месяц мы проведем на юге Франции, Как насчет присоединиться? Будет ужасно весело. Генерал клево играет в теннис и на гитаре.