… декабря 200… года, четверг, вторая половина дня
Шифр должен походить на все что угодно, за исключением шифра.
Станислав Лем. «Рукопись, найденная в ванне»
Звонок был пронзительный, мяукающий. Почти сразу дверь распахнулась, будто меня поджидали у порога, и я увидел хрупкую девушку в джинсах и футболке, похожую на подростка и очень маленькую: ее голова была на уровне моего плеча, а я сам – всего метр семьдесят пять.
В гостиной, куда меня провела вежливая до отвращения хозяйка, сразу же отлучившаяся варить кофе (которого я не просил и вообще терпеть не могу), было очень светло, не по?женски стильно и холодно. По сорокадюймовому дисплею включенного компьютера, сладко бормоча, плыли объемные русалки. Я подошел поближе, чтоб его рассмотреть. Это была хорошая, приличная модель: ничего из ряда вон выходящего, но дорогая, с сенсорной клавиатурой, радиомышью, полным голосовым управлением и всеми наворотами – встроенная видеокамера, звук Dolby Surround и так далее. Вдоль второй стены от пола до потолка расположился незастекленный книжный стеллаж; с полок на меня вызывающе глядели корешки самых что ни на есть запрещенных книжек – полный джентльменский набор диссидента. Паркет сиял как вылизанный и издавал слабый вкусный запах мастики.
Хозяйка принесла чашки и села в кресло по другую сторону кофейного столика. Я пригляделся: она выглядела максимум лет на двадцать пять. (Впрочем, я и сам из той породы людей, на внешности которых годы не отражаются. В определенных кругах у меня даже было прозвище Дориан Грей.) Красавицей я бы ее не назвал. У нее был изящный подбородок, идеально прямой нос; коротко остриженные волосы открывали маленькие, удивительно красивые уши и ясный лоб. Когда она повернулась, чтобы взять пепельницу, я обнаружил, что высокая скула и впалая щека образуют линию, которой позавидовала бы молодая Марлен Дитрих; но анфас лицо снова стало обыкновенное – холодное, строгое, положительное и довольно бесцветное.
– Давайте познакомимся, – сказала она. – Я Марина. Да это вы знаете. А вы кто?
– Иван Черных. Это вам что?нибудь говорит?
– Говорит. – Она улыбнулась, открывая безупречные, рекламные зубы. – Если бы вы сегодня не объявились, вам бы позвонили. Наши товарищи по несчастью… или по счастью… Кстати, скоро еще один придет, – она взглянула на часы. – Нет, давайте по порядку. Как вы лучше хотите – чтобы я вам рассказала, что знаю, или вы сначала сами хотите рассказать?
Говорить мне было легче, чем слушать, и я начал в подробностях излагать утреннее происшествие. Марина ни разу не перебила меня и только беспрерывно курила, катая в ладонях зажигалку. Руки и ноги у нее были неправдоподобно маленькие. Радужки продолговатых глаз ярко?зеленые. Выражение лица бесстрастное, незаинтересованное. Девушка только раз сдвинула аккуратные брови – когда я назвал фамилию Савельева.
– Иван, вы уверены, что мужчина, убийство которого вы наблюдали, и есть Савельев? Мне седой из «Перекрестка» сказал, что некий Савельев был, как он выразился, «в игре» и погиб, но сама я ничего не видела.
– А вы в котором часу там были?
– В восемь утра. Я жаворонок.
– Ерунда какая?то, – растерянно сказал я. – Его только в одиннадцать убили, сам видел! Что он Савельев, мне сказал седой, а потом я прочитал эту фамилию в списке и решил… Как этот седой мог вам в восемь говорить об убийстве?!
– Тем не менее сказал. Наверное, вы какое?то другое убийство видели…
– Савельев, если верить списку, в вашем доме живет… жил. Надо ему позвонить, – предложил я. – Давайте телефон.
Пока я набирал номер, Марина без стеснения разглядывала меня с ног до головы. Профессиональная привычка? Домашний телефон Савельева не отвечал. Мобильный тоже.
– Вопрос тут не один, – заявил я, стараясь придать голосу солидности и глубокомыслия, а главное, скрыть от собеседницы, что я пьян. – Вопросов много. Проживает ли упомянутый Савельев по указанному адресу? Живой он в данный момент или мертвый? И кого сегодня грохнули возле вашего дома? А может, двоих? Одного в восемь, другого в одиннадцать?
Марина согласилась со мной и велела компьютеру открыть адресную базу.
– Ищи! – приказала она ему, как собаке. – Савельев Максим Иванович… Ищи, болван!
Компьютер бестолково таращился. Он плохо понимал человеческую речь. Зато я сообразил, почему у этой женщины такой четкий выговор: голосовое управление обязывает. После третьего окрика компьютер заморгал и выплюнул полстранички ссылок, но вместо Савельева там говорилось о каких?то соловьях, Соловках и даже о саловарении.
– Как в «глухие телефончики» играешь! – сердито сказала Марина. – Ладно уж, мы как?нибудь по старинке… – Она подсела к столу, утопив пальцы в мягкой клавиатуре. – Ну да, все верно. Есть такой товарищ. Прописан в моем доме, как в файле указано. И вот он в числе акционеров какого?то банка. Про смерть его не упоминается.
– Надо будет завтра посмотреть, – сказал я. – Марина, а кто еще из списка вам звонил?
– Кроме вас, двое, – ответила хозяйка, открыв на мониторе знакомую таблицу с именами и адресами. – Примерно то же самое рассказывают. Один – Губин Артем – как и вы, собственными глазами видел убийство. Его я и жду сейчас. Еще мне звонил некий Холодов Олег – тот ничего не видел, ему седой дядька сказал, как и мне, что Савельев убит.
Я поднялся, подошел к столу и тоже стал вглядываться в список. В некоторых графах содержались явно неверные сведения.
– Марина, тут ошибка, – сказал я. – Вам… тебе сколько лет?
– Тридцать девять. Как в файле указано.
– Этого не может быть, – сказал я почти искренне.
– Хорошо выгляжу? – спросила она сухо, без малейшего намека на кокетство. – Гены… здоровый образ жизни… Тебе ведь тоже никогда в жизни не дашь твоих лет. Может, обойдемся без взаимных комплиментов?
– Не думал о комплиментах, – ответил я бесстрастно, в тон. – А ошибки в списке все же есть. Род моих занятий указан неверно.
– А моих – верно, – сказала Марина с некоторой долей вызова.
– Где ж ты клиентов берешь? – нагло спросил я. – На улице? Конечно, будь я трезвым, не стал бы приставать с такими вопросами. Сам не знаю, что на меня нашло. Вполне можно было ожидать, что получу по роже, но этого не произошло.
– Зачем на улице? А Сеть на что? – она посмотрела на меня как на полоумного. – Просто удивительно, как много в Москве мужчин, одиноких душой…
– И много у тебя… друзей? – я опять споткнулся на слове.
Вся она была как ее духи унисекс – ледяная, свежая, ясная, сплошной эфир и астрал, ничего плотского. Такая женщина наводит на мысль о библиотеке и кафедре. На проститутку она походила не больше, чем я на Фридриха Энгельса. Впрочем, что я знаю о современных проститутках; может, они такие и должны быть.
– Трое?четверо одновременно, не больше.
– Можно на это прожить? – удивился я.
– У меня скромные потребности… Скажи лучше, ты какие?нибудь документы у этого седого типа спросил?
– Не спросил, – вздохнул я. – Честно говоря, он оказывал на меня странное действие, вроде гипноза. Холодок, необъяснимое отвращение и что?то еще. Даже вспомнил мистера Хайда…
– Не зна?аю насчет Хайда, – протянула Марина. – Я ничего странного не заметила. Глазки он мне строил премерзко – это было. И подмигивал. Гаденький распутный старикашечка. Он ведь в парике был, да?
– Да. Если жулик, это вполне естественно. Пытался изменить свою внешность… Марина! – сообразил я. – Если этого Савельева убили —должны ведь по телевизору показать. Включи.
– Думаешь, про всех говорят? Если б он политик какой был или жулик известный. А так – мало ли кого убивают? Но давай послушаем, – она опять взглянула на часы. – В четыре как раз будут криминальные новости.
Не успели мы включить телевизор, как дверной звонок мяукнул – неприятно, тревожно. Марина пошла открывать новому гостю, а я посмотрел на нее повнимательнее. Прелестный впалый живот, слабый намек на грудь и удивительно длинные ноги для такой малышки. В прихожей состоялся знакомый обмен китайскими церемониями, потом хозяйкины каблучки поцокали в кухню, а я увидел широкоплечего парня в белом свитере со значком «Единой молодежи». (Я напомнил себе, что надо быть поосторожнее в словах.) Хотя мы наверняка были ровесниками, он казался чуть не вдвое крепче и мужественнее меня. Малость староват для путлерюгенда. Наверное, освобожденный работник, детишек курирует. Что там в файле о нем было? Менеджер, кажется. Хорошее слово, удобное. Про меня тоже так сказано. Впрочем, я и был менеджер, пока не уволился.
Мы назвались и поздоровались за руку. Рука у Артема была твердая, крепкая, пожатие уверенное. Он прошелся вразвалочку по комнате, оглядел книжные полки, но ничего не сказал. Похмыкал над компьютером. Взгляд у него был оценивающий, точно он прикидывал стоимость хозяйкиной обстановки. Я вновь изложил ему свою историю. Чем больше я о ней говорил, тем глупей и неправдоподобней она мне представлялась.
– Все просто, как три рубля. – Он прекратил свои блуждания по комнате и развалился в кресле. – Недостает еще кое?какой информации, но в общем проблема ясная… Мариш, да ты не хлопочи, садись. – Он забрал у вернувшейся хозяйки кофейник. – Так я, значит, говорю…
– Погоди, – перебила она, – давайте быстренько новости посмотрим.
Артем поглядел на нее, как на несмышленого ребенка:
– Кто ж про такое по телику говорит? Ну валяйте, смотрите…
Однако в «Московском криминале» про убитого ничего не сказали. Лица на экране были такие огромные, что у меня с непривычки в глазах все расплывалось. Переключили на обычные новости – тоже ничего особенного. Снегопад в ближайшие сутки будет усиливаться. Рассмотрение апелляции Сорокина отложили на послезавтра. Жирик заявил, что если Ичкерию примут в НАТО, Россия немедленно оттуда выйдет.
– Клоун, – ухмыльнулся Артем, убирая звук телевизора. – А ведь предлагали ему… ну ладно. Короче, дела такие: это вербовщики. Но вы не пугайтесь, я это все разрулю.
– Какие вербовщики?! – спросили мы хором.
– Враги православия. Вербуют в секту, – категорично заявил Артем. – Вот они с нами поговорили, напугали, – он презрительно хмыкнул, – а теперь будут обрабатывать дальше, пока не сломаемся. Так крыши делались в эпоху первоначального накопления капитала. Сначала сами наезжают, потом под защиту берут: мол, с нами будете в безопасности. Только информация у них поставлена плохо, – он сопроводил свои слова снисходительнейшей улыбкой, – не знаю, как вас, а меня по ошибке в списки включили. У меня партстаж в Единой пять лет, меня хрен завербуешь. Переговорю с соответствующими людьми, и пойдет эта компания срок мотать.
– Стой, стой, – сказал я. – А Савельев? Так его убили или не убили? В восемь или в одиннадцать? И разговор этот странный, дурацкий. Если б нас хотели втянуть в секту, они бы первым делом свою литературу всучили, рассказали программу…
Артем расхохотался, обнажая чересчур белые, каких уж давно не ставят, керамические зубы. Лицо его приняло добродушное, совсем мальчишеское выражение.
– Иван, ты отстал от жизни, – сказал он. – Если человеку просто книжку сунуть, он ее выкинет в ближайшую урну и дальше пойдет. А тут – психотехнологии! Типа зомбирования, понимаете? Человека сначала ломают, чтоб он со страху совсем соображать перестал. Потом – психический шок, на глазах у тебя дяденьку мочат!
– На моих глазах никого не мочили, – возразила Марина.
– Подожди, еще не вечер! Может, этот Савельев перед ними чем?то провинился. Тебе, Мариш, в восемь утра сказали, что он помер, потому что его уже приговорили, знали, что кончат его. Им что? Жизнь гроша ломаного не стоит. Разберемся мы с этими деятелями! По всем статьям пойдут: и за незаконную вербовку, и за психический терроризм. А может, это даже не в секту вербуют, а в партию какую?нибудь… нет, маловероятно. Ни у одной нашей партии мозгов не хватит на такую постановку. Да и теперь так уже не делают. Вот пару лет назад…
– К вам тоже так вербовали? – ядовитейшим голоском спросила Маринка.
Он засмеялся еще веселее:
– Зачем к нам вербовать? К нам, чтоб вступить, полгода в очереди ждать надо, да еще тесты, полиграф… А это детский сад. Психология у них нормально поставлена, спецэффекты тоже. А вот с информэйшен?то пролетели – видать, разведка хреновая. Так что не берите в голову. Разберемся. Завтра… не, в понедельник прилетит один человечек, и займемся этим делом.
– Чего ж понедельника ждать? – с ехидцей спросил я (употребив запрещенное аглицкое словечко, молодой партайгеноссе сразу сделался не так страшен). – Ежели ты такой могущественный, скажи своим прямо сейчас, пускай свяжутся с кем надо и берут седого этого.
Ни мои, ни Маринкины издевки до Артема не доходили: самоуверенность защищала его, как броня. Марину, похоже, он дико раздражал: она была не из тех женщин, что млеют перед самодовольными и непрошибаемыми мужиками. А я иронизировал просто по привычке. Мне он даже понравился. Просто как человек. Разумеется, в той степени, в какой полуинтеллигенту – отщепенцу вроде меня – может быть симпатичен партийный функционер. Неверно, что людей безалаберных, запутавшихся, неврастеников привлекают такие же изломанные натуры. Куда чаще нас тянет к «простым», у которых есть ответы на все вопросы: с ними чувствуешь себя спокойнее.
– Не так все просто, как тебе кажется, – снисходительно произнес он. – Предоставьте это соответствующим организациям. Не рыпайтесь. В общественные заведения не ходите. На приставания незнакомых граждан не реагируйте. А еще лучше – сидите дома.
– Сомневаюсь, – вздохнула Марина. – Не в твоих организационных возможностях, Артем, а в самом твоем объяснении. Скорей уж это какое?то изощренное кидалово. Может, собраться всем вместе и поговорить? Завтра уикенд… На вечер назначим совещание. Можно у меня.
– Можно и собраться, чего ж не собраться, – одобрил Артем. (Я понял, что ему ужасно понравилось слово «совещание», а безнравственный «уикенд» он охотно простил: это был партиец с почти человеческим лицом.) – Посмотрим на остальных. Может, попадется объект, который мог бы их интересовать, – нас с Мариной он явно не относил к таковым объектам, – да и вообще в моей работе всегда полезно узнавать новых людей… Открой?ка список, Мариш, у меня времени не было его толком прочитать.
– У двоих адрес один, – сказала Марина. – Олег Холодов, программист, и бухгалтер Кошкина Татьяна, родом из Екатеринбурга… Супруги? Брат с сестрой?.. Мухин Геннадий, сорок лет, инженер… Я думала, в наше время никаких инженеров уже не бывает… Живет тоже по соседству… Алексей Ветлицкий, двадцать шесть лет, связи с общественностью… Переверзева Елизавета, дизайнер… Оба на Болотной ули… штрассе прописаны. Это где?
– В Зюзине, – сказал Артем. – По московским меркам – рядом, но не настолько, чтобы в наш «Перекресток» тащиться. Там у них свои супермаркеты. Похоже, вербовка?то идет по всему югу Москвы… И все сплошь не москвичи, приезжие. Я?то сам с Краснодара.
– А здесь чего?
– Дела, – он неопределенно помахал рукой. – Ну, скажем так: партия позвала. Год, как переехал. Семья пока там осталась, куплю квартиру – привезу. Однако в логике им не откажешь! Москвича фиг завербуешь куда?нибудь. А приезжие – народ доверчивый, боязливый, все схавают…
Хозяйка принялась обзванивать народ из списка. Результат оказался нулевой, сплошь автоответчики. Звонить людям на службу по столь странному поводу нам всем показалось неудобным, и мы договорились, что Марина попозже всех отыщет и пригласит к себе на завтра, в двадцать ноль?ноль. Артем заявил, взглянув на свои поддельные «Картье», что ему пора, и мы оба откланялись. Хозяйка рассеянно кивнула – казалось, мыслями она уже далеко. Сердце у меня колотилось как бешеное, а в голове стоял легкий туман от водки, ненавистного кофе и трехсуточной нормы сигарет. У подъезда душевно попрощались с Артемом. Он сел в потасканную «тойоту», а я всего лишь перешел дорогу и оказался дома.
… декабря 200… года, четверг, вечер
Субъект номер один верит, что реальность – это материальный мир. А субъект номер два верит, что реальность – это материальный мир, который показывают по телевизору.
Виктор Пелевин. «Generation „П“»
Опять пытался сосредоточиться, но не мог. Рассуждения Артема казались мне, с одной стороны, логичными, а с другой – надуманными. Впрочем, как и вся ситуация. Каких только странных вещей не случается с людьми в наше время. И насчет зомбирования – может, правда? То?то я в «Перекрестке» словно под гипнозом находился!
Я наконец снял пальто, ботинки и лег на диван, закинув руки за голову и уставившись в потолок. Голова болела, и малость подташнивало. Ничего не ел со вчерашнего дня, но было лень встать. И надо ж такому случиться со мной! Два года живу тише воды, ниже травы, никого не трогаю, починяю примус… Нет чтоб оставить человека в покое!
Из ступора меня вывел телефон. Мужской голос осторожно осведомился, я ли Иван Черных, и я так же вежливо ответил, что он самый и есть. Человек еще более осторожно поинтересовался, не делали ли мне в последнее время каких?либо странных предложений, и я ответил, что делали, и даже более чем странные. После дальнейших экивоков выяснилось, что я говорю с программистом Олегом Холодовым. Он пригласил к себе. Я сверил адрес, который он мне продиктовал, со списком – все было правильно. Тоже почти сосед, десять минут ходу. Опять надел пальто, взял пачку дешевой «Примы» («Парламент» мы прикончили у Марины) и вышел.
Было уже темно. Горели фонари, и хвостатые тени скользили на снегу. Я перешел Чертановскую?штрассе, всю в огнях, гремящую трамваями. Впереди было отделение Сбербанка, на ступеньках которого расстреляли какого?то Савельева, а может, никакого не Савельева, а просто так себе дяденьку. По правую руку – бледно?желтый дом, где я только что был. Я спустился к «Перекрестку». Он сиял, как елка. Нужно было свернуть направо, но ноги сами понесли меня в супермаркет. Отдел на втором этаже был закрыт и за прозрачными дверями абсолютно гол. Ни мебели, ни фикуса. Почему?то я так и думал.
Я спустился на первый этаж. На искусственных елках дрожала мишура. Люди сновали туда?сюда и выглядели оживленными, а может, это мне казалось по контрасту с собственным мерзким настроением. Предпраздничная суматоха всегда наводит тоску, если второй подряд Новый год вам предстоит встречать в компании зеркала и бутылки.
Я миновал три маленьких неухоженных пруда, разделенных дорожками, вышел к серой башне, больше похожей на гигантский спичечный коробок, чем на жилой дом, и поднялся на двенадцатый этаж. Открыл мне высоченный, симпатичный молодой мужик в спортивных штанах и красной майке. Квартира была явно съемная: облезлая, как чулан. В ванной комнате кто?то громко плескался и шумел душем.
Хозяин – это и был Олег Холодов, – доложил, что жена моет голову и сейчас выйдет, затем повлек меня в кухню и задал все те же вопросы: что я видел да что я думаю. Я пожал плечами. Вопросы эти мне сегодня задавали в третий раз, и я уже ничего не думал, точнее, думал слишком много всякого и разного. Если бывает несварение желудка, то почему не быть несварению мыслей? Вот со мной нечто подобное и происходит.
– Седой говорит: убили Савельева какого?то, – сказал Олег. – Возле «Перекрестка». Но мы с женой ничего не видели. Мы были там в двенадцать часов… Потом список… Мы звонили этому Савельеву – не отвечает…
– Утром видал, как в мужика стреляли, – сказал я. – А вот Савельев он или кто – не знаю. Ты лучше расскажи…
– Ой, кто тут у нас? – с любопытством спросил грудной женский голос. Я обернулся.
Придерживая тюрбан из полотенца, в кухню вошла жена Олега. Она была, как и муж, очень высокая и со своими длинными ногами и руками казалась странно неустойчивой, словно детеныш цапли, – похоже, стеснялась своего роста. Темные глаза, вздернутая верхняя губка с пушком, как у Лизы Болконской, брови надломлены к вискам. Нет, я не равнодушен к женской красоте, мне нравятся все красивые люди, и собаки, и лошади (львы, орлы, куропатки etc.)
– Пошли мы за продуктами, – начал излагать свою историю Олег. – Потом поднялись наверх. Заглянули в тот отдел. Сам не знаю, почему этого седого стали слушать. Наверное, любопытство. Сначала подумали: многоуровневый маркетинг. Заполните анкеты, купите сковородку за сто баксов, а в придачу вам «бесплатно» дадут еще одну ненужную другую хреновину… А когда он начал про какого?то Савельева, да еще заявил, чтоб в милицию не ходили, я понял: тут покруче афера. Завтра позвонят и потребуют внести деньги.
– Какие деньги? – спросила Таня с раздражением. – У нас что, есть деньги?
– Одного уже убили, – продолжал Олег, проигнорировав ее замечание. – Я думаю, это предупреждение: так будет со всеми, если не заплатите, квартиру не заложите или еще что?нибудь. Или, может, это средство шантажа. Как?нибудь приплетут нас всех к этому Савельеву, будто мы его убили. Посадят и опять же имущество конфискуют.
– У нас с тобой имущества?то никакого нет, – сказала Таня.
– У нас? – переспросил Олег. (Всякий раз, когда жена произносила слова «у нас», лицо его почему?то перекашивалось.)
– Вот у Артема – это тоже из нашего списка мужик, – сказал я, – есть довольно занятные соображения…
– А он кто? – спросил Олег, выслушав мой краткий пересказ Артемовой версии.
– Партайгеноссе от «Единой»…
– Ясно, – ухмыльнулся Олег. – Политики! Им кругом таинственные организации мерещатся. Не найдут, так придумают. Секта! Бред все это. Обычная коммерческая афера. То есть не обычная, конечно, а весьма странная, но суть одна: плати, или плохо будет.
– Нет, – сказала Таня упрямо. – Я знаю, это телевидение. Ты все сидишь, уткнувшись в клаву, ничего не смотришь, ничего не понимаешь. Знаешь, какие рейтинги у всех этих шоу? Что с тобой толковать, если ты даже «Реальную жизнь» ни разу не смотрел…
– Думаешь, это новая игра? – спросил я. Слова ее мне показались убедительными. Конечно, седой отрицал, что это шоу, но, видимо, в том?то и фишка!
– Конечно, шоу, – повторила Таня. – Выбрали группу людей по каким?то признакам… ну, им видней. Малость напугали, чтоб атмосферу создать. Дядьку этого никто не убивал, все инсценировано. Теперь будут следить, как мы себя поведем в нестандартной ситуации, и снимать скрытой камерой. Кто выиграет – получит приз.
– Танька, ты неправа, – сказал Олег. – Во?первых, эти шоу заранее рекламируют: мол, записывайтесь, принимайте участие, господа хорошие. И размер приза сразу сообщают.
– Может, и рекламировали. Ты же к телевизору близко не подходишь!
– Но ты?то от него не отходишь! – парировал Олег. – Уж ты бы услыхала. Во?вторых, люди сами рвутся участвовать, отбор проходят. А здесь – насильно. Зачем? И где они эти скрытые камеры поставят – по всему району? А правила?то какие у игры?! Что значит «останется один»? Как они решат, кто этот один, если не сказали, что нужно делать?! Вы просто недооцениваете наших родимых аферистов. Им такое устроить – раз плюнуть.
– Телевизионщики должны все время придумывать что?то новое, чего раньше не было, – сказала Таня. – Принципиальная новизна этого шоу в том и заключается, что участники приходят не добровольно, а случайно. Теперь насчет правил: они будут нам каждый день звонить и объяснять, какое предстоит испытание. А телекамеры стоят в каких?нибудь специальных местах, например, в том же «Перекрестке». Да завтра же наверняка позвонят!
– Вот тут я с тобой согласен, – буркнул Олег. – Что позвонят. И потребуют бабки.
– Но человека?то убили, – сказал я. – Видел собственными глазами.
– Ваня, – Татьяна улыбнулась мне, – это же постановка! Его не убили, тебе показалось. Ты смотрел прошлую…
– Это может быть, – перебил ее Олег, доставая из пачки очередную сигарету. – Очень может быть, что никого на самом деле не мочили. Стреляли холостыми. Иван, ты не видел, как в «Скорую» заносили? Головой или ногами?
– Я не дождался.
– Помнишь, сколько таких историй было! Один крутой другого якобы заказал, и киллер того якобы замочил, а потом адвокаты подсмотрели, что «труп» головой вперед несли. И все! Так же и здесь. Только телевидение тут ни при чем.
– Да как же ни при чем? – взвилась Таня. – Уж им?то изобразить перестрелку ничего не стоит. В «Большой погоне» даже взрыв в метро инсценировали! Неужели не слыхали?
Я промолчал. В самом деле, я ведь не видел толком – труп он был или кто. Машина проехала, выстрелы прозвучали, дяденька упал, народ набежал. Вот и все. А отчего он упал? Черт его знает. Каскадер – упал и даже не ушибся. И кетчуп… Единственное «но» – я был уверен, что не могу спутать звук холостого выстрела с боевым. Впрочем, стрелять могли боевыми, но – мимо.
– А давайте позвоним в милицию! – предложила Таня. – Скажем, что видели убийство…
– Думать не смей! – Олег даже подскочил от возмущения. – Вот уж точно на нас все повесят, если там правда кого?то хлопнули. Тут в такое можно вляпаться… Тем более жулик этот предупредил. Проще уж у соседей по подъезду узнать.
– Ели это телевизионная инсценировка, – сказал я, – то и менты, и соседи подтвердят факт убийства. Так всегда делается. Послушайте… а ведь я сейчас заходил в «Перекресток». Там пусто… то есть в том отделе, где этот седой жульман утром был…