Позднее по всей территории Германии мы увидели много таких «оазисов». Даже значительно больше, чем разрушенных городов. Иногда казалось, что вся Германия – это цепочка отличных автомобильных дорог, связывающих между собой чистенькие, очень благоустроенные городки и деревни – «дорфы». Но и в деревнях почти в каждом доме канализация, горячая и холодная вода, электрические плиты в кухнях!
   Через пару месяцев мы почти забыли, что в Москве каждый из нас жил в коммунальной квартире с одной крохотной уборной на 8-10 человек, дровяной плитой на кухне, без ванны и с одной раковиной с холодной водой на всех. А здесь, у «этих фрицев» только восточные рабочие, пленные и заключенные лагерей понимают, что такое бараки!
   Наконец, начали детальное обследование зданий Адлерсгофа. Бои здесь были не очень жаркие – все здания уцелели. В проходной за вместительной велосипедной стоянкой, на больших панелях ключи, ключи, ключи – по номерам с немецкой аккуратностью. Все цело!
   ИЗ ДНЕВНИКА. 29-30/IV-45 г. Обследуем «DVL». Административный корпус. Архивы, бумаги, личные документы – в сейфах. Как открыть сейф? Сержант с солдатом, прикомандированные к нам из БАО, имеют уже опыт. Солдат приставляет к дверцам сейфа большое зубило. Сержант – ему уже далеко за сорок, «не строевой» – наносит точный и сильный удар тяжелой кувалдой. Обычно открывает с первого раза. Иногда, если сейф особо «трудный», требовалось удара три-четыре. Сейфы полны отчетов с красной полосой! «Geheim!» (секретно) или «Streng Geheim!» (строго секретно). Листаем – отчеты, отчеты о всевозможных испытаниях.
   «DVL» – это ведь эквивалент нашего ЦАГИ, ЛИИ и НИИ ВВС вместе взятых! Читать и изучать нет ни времени, ни физической возможности.
   Генерал передал приказ – все описывать, грузить в ящики и отправлять самолетами в Москву. А где взять ящики и сколько их надо? Оказывается, службы тыла и БАО все могут, все имеют и организуют! Но отчеты даже описать некогда».
   Теперь сознаюсь – согрешил: один отчет утаил и он хранится у меня до сих пор. Это работа доктора Магнуса по демпфирующему гироскопу – измерителю-датчику угловой скорости. Но о ней позже.
   Продолжаю цитировать дневник.
   «Лабораторный корпус. Аэронавигационная лаборатория, наполненная стендами для проверки бортовых приборов, фотохимическая лаборатория, лаборатория испытания материалов на прочность, усталость, вибростенды. Лаборатория бомбардировочных и стрелковых прицелов, установки для тарировки акселерометров. А какое великолепное чертежное и конструкторское оснащение! Немецкие рабочие места конструкторов вызывают зависть. Кроме хорошего кульмана, вращающегося сиденья и удобного стола с массой ящиков, полно мелочей, и всему свое место. О, эта немецкая любовь к мелочам и аккуратность, возведенная в культуру труда какого-то особо высокого класса.
   Самое нужное и дефицитное для каждой лаборатории – четырехшлейфные осциллографы Сименса. Тут нашли разные: двух-, четырех – и шестишлейфные. Без них исследование быстропротекающих динамических процессов невозможно. Это новая эпоха в технике измерений и инженерных исследований. В Москве, в НИИ-1, у нас всего один шестишлейфный на весь институт. А у этих немцев! Нет, мы уже не чувствовали ненависти или жажды мщения, которая ранее кипела в каждом. Теперь было даже жалко выламывать такие добротные стальные двери лабораторий и доверять старательным, но не очень аккуратным солдатам укладывать прецизионное, бесценное оборудование в ящики.
   Но быстрее, быстрее – нас ждет весь Берлин! Я перешагиваю через еще не убранный труп совсем молодого немецкого фаустпатронника и со своим отрядом из БАО иду вскрывать следующий сейф.
   Электроизмерительная лаборатория – фантастика! Сколько тут уникальных (для нас) всех видов и диапазонов приборов всемирно известных немецких фирм «Сименс», «Сименс и Гальске», «Роде-Шварц», голландских «Филипс», «Гартман Браун», «Лоренц»! И опять – фотоувеличители, фотопроекторы, кинопроекторы, химикалии, стационарная громоздкая фотоаппаратура, кинотеодолиты, фототеодолиты и оптика непонятного назначения…
   Отдельный корпус окрестили по содержанию электрофизическим. Электронные низко – и высокочастотные частотомеры, волномеры, прецизионные шумомеры, активные фильтры, анализаторы гармоник, клирфактормессеры, мотор-генераторы и умформеры на разные напряжения, даже дефицитные катодные (теперь говорят электронные) осциллографы. Богатейший корпус радио – и акустикоизмерительной аппаратуры.
   На ящиках мы пишем адреса своих фирм: «п/я такой-то». Но что будет на самом деле? Кто встречает самолеты в Москве?»
   Много времени спустя я так и не нашел ни одного из той массы секретных и совершенно секретных отчетов, что отправлял из Адлерсгофа. Они разошлись по ЛИИ, ЦАГИ, НИСО и другим учреждениям авиационной промышленности. В НИИ-1 попала примерно одна десятая отправленной нами измерительной техники. Это, видимо, вызвало справедливую реакцию моего непосредственного начальства, и в Лихоборах началась подготовка следующей, уже самостоятельной, экспедиции в Германию. И на этот раз на своем самолете.

Майские дни в Берлине

   Но вот и 1 мая. Можно ли было возиться с отчетами в Адлерсгофе? Несмотря на строгие предупреждения, чтобы в центр не совались, мы – три майора и водитель с автоматом – решили пробиваться к рейхстагу под предлогом поиска завода фирмы «Аскания» в Фридрихсхагене.
   Окраины кончились – началось нагромождение развалин. Апофеоз разрушения – груды битого камня, кирпича, лепнины – широченные улицы и крайне узкие проезды. В основном это работа союзной авиации.
   Разрушение центра Берлина авиацией идет уже более двух лет, и немцы наладили технику расчистки улиц так, что город не задыхался в непролазных развалинах. Чем ближе к центру, тем больше пожаров, сожженных подбитых танков. Вот стоят впритык два танка: наш и немецкий, уперлись друг в друга, оба черные, сгоревшие. Где-то рядом взрывы гранат, и тут же немцы и немки в развалинах, копаются, перетаскивают вещи. Чистяков хочет ориентироваться по компасу, ибо названий улиц нет. Вырвались на прямой участок, уже потеряв ориентировку. Внезапно пожилой немец чуть не бросается под машину: «Там, впереди, взорван мост». Благодарим, может быть, он спас жизнь советским офицерам. Что, какая сила оторвала его от своей тележки в развалинах и бросила к нашей машине? Вдруг толпа – очередь за водой и хлебом, наши воинские кухни. Наконец, выбрались к Тиргартену. Вокруг искореженные зенитки, трупы не успевают убирать.
   Рейхстаг! Над ним полощется у скульптурной группы красный флаг. Рейхстаг дымит. Нет у нас фотоаппарата. Я добыл «лейку» в Адлерсгофе, но нет кассеты с пленкой. Молчим. А ведь стоило прилететь из Москвы, чтобы 1 мая 1945 года увидеть красный флаг над дымящимся рейхстагом!
   Вдруг рядом оглушающая очередь крупнокалиберной зенитки. Мы оцепенело смотрим и убеждаемся, что расчет немецкий и бьет в сторону рейхстага. Удивительно, немцы так заняты стрельбой по нашим танкам, что не заметили наш «виллис» в какой-нибудь сотне метров.
   Наш водитель Василий куда опытнее этих чудаков, к которым его прикомандировали. Несмотря на субординацию, он кричит: «Товарищи майоры, зачем зазря погибать, быстро тикаем!» И мы «быстро утикли» обратно в хаос разрушения мимо Бранденбургских ворот, не очень понимая, где границы фронта. По существу, границ 1 мая не было. Ожесточенно сопротивлялись раздробленные части гарнизона, оборонявшего Берлин. Дрались отчаянно, несмотря на явную безнадежность.
   Пропыленный с забинтованной головой подполковник с группой автоматчиков остановил нас: «Откуда?» Смирнов, не моргнув глазом: «Из Тиргартена».– «Так ведь там немцы!» – «Но их мало». Боевой офицер, видимо, принял нас за разведку и, досадливо отмахнувшись и скомандовав солдатам «пошли», быстро зашагал на звуки ближнего боя. Возвращаясь вечером через Карлсхорст, мы остановились у штаба какой-то части, чтобы добыть какое-либо пропитание и бензин.
   Здесь услышали сводку: «Сегодня, 1 мая, к концу дня гитлеровские части общим числом более 1500 человек, не выдержав борьбы в здании рейхстага, сдались. Но отдельные группы эсэсовцев, засевших в разных отсеках подвалов рейхстага, продолжают сопротивляться».
   Поздно вечером добрались до «своего» Буккова и…удивительна жизнь: мы можем хорошо поужинать – даже со 100 граммами и перед сном принять ванну! Я сказал: «Фантастика!» Кто-то меня поправил: «Не фантастика, а Европа!» Договорились встать пораньше и завтра быть в рейхстаге.
   2 мая, запасшись сухим пайком, мы снова «рванули» из Буккова в Берлин, теперь уже по разведанной дороге.
   Мы входим в рейхстаг, даже не входим, а нас «вносит» поток бойцов и офицеров. Где-то еще раздаются автоматные очереди. Чумазые бойцы, выбираясь из нижних этажей, предупреждают: «Там, в подвалах, еще сидят». Но выше, вверх, по украшенной разбитыми скульптурами лестнице, идет ажиотажное соревнование – автографы на стенах рейхстага. О, сколько их! Мы уже с трудом находим свободные места. Надо помогать друг другу и подставлять плечи, чтобы, взяв откуда-то что-то красящее, расписаться: «Из Москвы, майоры Смирнов, Черток, Чистяков». Не помню сейчас, ставили ли мы инициалы. Но расписались и эту памятную надпись для верности обвели дважды. Запомнил надпись под нашими автографами: «Русский Иван навел порядок в Германии. Иван Кочетов».
   На ступенях рейхстага и на площади вовсю шло фотографирование группами. Какое фото мы упустили!
   В то время, когда мы были в рейхстаге, совсем недалеко – в имперской канцелярии – фашистские руководители отклонили требование о безоговорочной капитуляции. Мы этого, конечно, не знали и когда стали собираться в обратный путь, почуяли неладное. Канонада грохотала с необычайной силой – трудно было даже определить направление, где тише. Это выполнялся приказ о ликвидации Берлинской группировки в самый кратчайший срок.
   Наш водитель – боец, прошедший войну от самой Москвы, посетовал в который раз: «С вами, товарищи майоры, по глупости пропадешь за день до полного мира». Но мы все-таки добрались до знакомой аллеи, там, наконец-то, снова увидели регулировщиц и «свои» отдыхающие танки. Ну, тут уже знакомая дорога на Букков.
   Вечером мы решили, что надо закрыть вчерашний долг и все же прорваться на «Асканию», посетить которую нам помешали еще идущие бои и события у рейхстага.
   О фирме «Аскания» мы были наслышаны еще в Москве. В «DVL» также нашли следы ее многогранной деятельности. И вот мы на заводе, но нашли его с трудом, да и не удивительно. Комендант района, назначенный только 1 мая, – фронтовик, боевой пехотный подполковник. Но при нем уже деятельный бургомистр – на правой руке красная повязка с надписью «Burgomeister». Выслушав, он немедленно вынес план района и очень ясно объяснил, где искать. Чувствуется – хорошо знает район. Но удивился: «Ведь завод-то очень небольшой, это только одно из отделений „Аскании“«.
   Действительно, весь завод разместился в небольшом кирпичном двухэтажном здании и двух деревянных барачного типа. Оставшаяся на месте администрация объяснила, что сюда они переехали всего года полтора назад. Завод, тем не менее, очень интересный, изготавливает гирогоризонты, курсовые гироагрегаты для Фау-1 и только-только начал осваивать новые дистанционные гиромагнитные компасы по типу американских.
   –Это что, точная копия «Сперри»?– спросили мы.
   –Да, мы изучаем американскую технику со сбитых самолетов. Надо признать, что по дистанционным приборам они во многом нас обошли.
   Как положено, осмотрели и переписали станочный парк. Особенно понравились прецизионные сверлильные станки с широким диапазоном скоростей от 500 до 15 000 об/мин и с очень плавной регулировкой.
   В ночь со 2-го на 3 мая мы спокойно спали на уже обжитой вилле в Буккове. Где-то после полуночи я вскочил от беспорядочной стрельбы. Глянул в окно – прожектора шарят по небу, взлетают ракеты, следы трассирующих снарядов, автоматные очереди.
   Что такое? Схватил пистолет, товарищи уже тоже выскочили во дворик-сад. Обнаружили красноармейцев, палящих без всякого прицела просто в воздух. «Что такое?!» – «Как что? Война кончилась!»
   Ну, такой салют, что невозможно было не присоединиться. Здесь впервые я использовал свой ТТ, выпустив в воздух целую обойму.
   –Такой случай неплохо бы отметить, но ничего нет,– пожаловались мы друг другу.
   Но вездесущие бойцы!
   –Товарищи майоры, ну как так «нет»! Давайте посуду.
   Мгновенно притащили стаканы и нам налили граммов по 50 чистейшего спирта. На радостях глотнули – аж дыхание перехватило. Хорошо, что бойцы сразу плеснули в стаканы воду – все предусмотрели.
   Вот так отметили конец войны еще до конца официального, вместе со всем гарнизоном Берлина.
   3 мая мы получили информацию о том, что надо не откладывать обследование западной части Берлина, потому что уже в мае возможна передача этой части Берлина трем союзникам и тогда нам доступ туда будет закрыт или бесполезен. А пока там нет ни одного союзного солдата.
   Итак, утром, опять расписав маршрут на Шпандау-Тремен, отправляемся на своем «виллисе» через уже освоенный нами центр Берлина.
   Опять знакомая уже картина – до въезда в центр масса людей с ручными тележками и всякой поклажей. Танки и перебазирующиеся воинские части. Опять развалины центра. Немцы, выстроившись цепочками, разбирают развалины – передают камни из рук в руки у бесформенных остовов зданий. Пыль. Это дорога на Науэн.
   Когда-то первой мечтой радиолюбителя было поймать на самодельный приемник одну из самых мощных в Европе длинноволновых радиовещательных станций в Науэне.
   Так вот, до Науэна – это на северо-запад от Берлина километров 25 – мы не доехали. Почти у цели на загородном шоссе наш боевой водитель вдруг резко затормозил, схватился за автомат и закричал: «Немцы!». Какие немцы? Ведь уже мир – капитуляция. Ан нет, прав наш Василий. Мы попрыгали в кювет и стали наблюдать, как по пересекающей наш автобанн дороге вытягивалась серо-зеленая колонна вооруженных и с полной выкладкой немцев. Солдаты шли быстро, изредка поднимали автоматы и давали очередь непонятно куда, как будто по нам. Мы ничего не понимали, пока по шоссе за нашей спиной, чуть не раздавив наш «виллис», не загремели танки – Т-34, такие знакомые, изрыгая огонь, шли наперерез серо-зеленой колонне. А за ними во весь рост, тоже стреляя на ходу, красноармейцы. Капитан с пистолетом прыгнул к нам в кювет: «Вы здесь откуда?» Мы попытались объяснить, но он только махнул рукой: «Не видите, немцы вырвались из Берлина, могли вас тут прикончить за милую душу. А ну, идите к полковнику. Вон там, по шоссе, в трактире наш штаб. Там с вами разберутся!»
   Мы оказались между двух огней в одну из трагических и последних смертельных схваток войны. Немцы хотели прорваться на Запад. Но лучше бы они этого не делали. Было страшно смотреть, как наши танки и идущие вслед пехотинцы почти в упор их расстреливали, удивительно покорных и почти не отстреливающихся. А по шоссе, на котором мы стояли, уже в сторону Берлина спокойно двигалась наша колонна на «студебекерах», как ни в чем не бывало. У них на глазах шел бой, а они ехали своей дорогой: этот бой их не касался.
   Откуда-то опять возник, размахивая пистолетом, капитан, возбужденный, матюгающийся, вскочил в наш «виллис» и скомандовал: «Поехали в штаб дивизии».
   Доехали до «трактира» – это оказался придорожный ресторан «Завтрак в харчевне». Полковник, очевидно, командир дивизии, сидел за большим столом, уставленном всевозможными бутылками и закусками. За столом сидели в явно неслужебном виде еще человек десять военных.
   Капитан подошел, козырнул и доложил: «Во время операции обнаружены вот эти – на „виллисе“. Мы предъявили полковнику свои документы и объяснили, кто мы и зачем здесь в Тремене ищем завод, на котором делали приборы для Фау-2.
   Он невнимательно глянул на документы. Рассмеялся: «Живы, и слава богу. А никакой завод искать я вас сейчас не пущу! Видите, какие могут быть заварушки! Садитесь к столу и за победу с нами пейте и закусывайте». Нельзя сказать, чтобы мы сильно сопротивлялись.
   Вернулись к себе уже затемно, так и не отыскав в Тремене никакого завода «Сименса».
   А нашли все же прекрасный завод «Сименса» на следующий день в Шпандау. Это был многоэтажный, совершенно не пострадавший от бомбардировки современный корпус «Сименсаппарат». Завод авиационной аппаратуры. Вход открыт, в проходной ни души. Все двери в цехах по этажам открыты, ходим – нигде ни души. Но все разложено на верстаках, у станков. Все, как работали, так ничего не взяв и не спрятав, ушли, убежали. Стало так не по себе, что мы ходили по совершенно пустым цехам с пистолетами в руках.
   Вдруг где-то внизу крик «Hende hoch!» и автоматная очередь. Мы бежим по лестнице с третьего этажа вниз. Видим, стоит офицер в капитанских погонах и перед ним два дрожащих немца в гражданском.
   –Что случилось?
   –Да вот, задержал. Хотели, наверно, взорвать завод.
   Чистяков взял на себя переговоры с задержанными. Объясняют, что их прислал бургомистр для охраны завода, пока не появились оккупационные власти.
   –Врут все. У меня на них глаз есть. Пошли в подвал – я их там из автомата и все дела,– так ясно сказал капитан, что немцы поняли без перевода.
   –Подожди, капитан, зачем же, у них ни оружия, ни взрывчатки, давай, отвезем в комендатуру.
   –Некогда мне тут с ними возиться. А вам не советую так ходить. У каждого из вас могу оружие отобрать! Я уполномоченный «смерша».
   Но уговорили. Он махнул на нас рукой и сел в трофейную машину, в которой мы увидели, вероятно тоже «трофейную» женщину.
   Двое спасенных нами немцев оказались рабочими этого завода, и мы заставили их провести нас по всем цехам. Самое интересное увидели на первом этаже в помещении бухгалтерии и заводской кассы. Весь пол был устлан толстым слоем рассыпанных в беспорядке рейхсмарок. Сколько здесь тысяч или миллионов! Мы небрежно расшвыривали их сапогами, как осенние листья, и, ничего не подобрав, поспешили осматривать завод. Я упорно искал следы производства гироприборов Фау-2, остатки которых еще в 1944 году были найдены в Польше и изготовление которых осуществляла фирма «Сименс». Однако ничего, кроме чисто авиационной продукции, мы не обнаружили.
   На берегу Шпрее. Н.И.Чистяков (справа
   6 мая нам пришлось переселиться из уютного, но далекого Буккова в полужилые казарменного типа здания непосредственно на территории Адлерсгофа. Здесь далеко не тот комфорт. А главное – совсем не та офицерская столовая. Большая столовая, кажется, организована специально для «профсоюзных» офицеров. Обслуживают не ослепительные московские официантки, а девушки, освобожденные из различных лагерей и ждущие своего часа для репатриации. Они и мы тогда еще не знали, что их ждет.
   Началось почти полуголодное существование. Поэтому при своих экспедициях по Берлину мы всегда не прочь были побывать в воинских частях, где «голодающих» москвичей неплохо подкармливали.
   В последующие дни продолжали обследование фирмы «Аскания». Она оказалась очень многопрофильной и замахивалась на конкуренцию с самим «Сименсом». Обнаружили большой завод и КБ в Мариендорфе. Здесь, наконец-то, я увидел в целости и сохранности рулевые машинки для Фау-2 и очень похожие, но для авиационных автопилотов. На испытательных стендах были собраны комплекты автопилотного оборудования, предназначенного для сдачи.
   Совсем удивились, обнаружив цех с перископами для подводных лодок и дальномеры к ним, бомбовые прицелы, приборы управления артиллерийским зенитным огнем – ПУАЗО. Для тренировки экипажей или испытаний были оборудованы специальные кабины, где имитировалось все самолетное оборудование для слепого полета.
   Довольно большой цех занимался чисто оптическим производством. Здесь стояли станки для шлифовки оптических стекол, рядом – готовая продукция. Прямо горы линз различных диаметров до 50 см!
   Отлично укомплектованы испытательные лаборатории. Барокамеры, термобарокамеры, вибростенды, дождевальные имитаторы. И все, все оснащено универсальной и специальной измерительной аппаратурой и нашей мечтой – многошлейфовыми осциллографами Сименса!
   8 мая осматривали другой завод «Аскания» – во Фриденау. Здесь встретились с техническим директором фирмы. Он нарисовал (готовой схемы не было) для меня схему поляризованного реле для рулевых машин Фау-2, сказал, что их фирма во всех отделениях располагает самым совершенным в Европе измерительным и станочным парком. Особенно хвастался уникальным набором координатно-расточных станков и оптическими скамьями.
   В дальнейших путешествиях начались и межведомственные стычки. Первая произошла в тот же день, 8 мая, когда мы подъехали к заводу «Аскания» – «Крейзельгерет». Вывеска – «Хозяйство Сабурова». Какого? Председателя Госплана? У проходной два автоматчика: «Товарищи офицеры, пропустить не можем». После препирательств один из автоматчиков ушел и привел подполковника – такого же «профсоюзного», как и мы. Представились. Он извинился, что не может пускать представителей авиации, так как завод передан судостроительной промышленности. Потом куда-то ушел и вернулся с разрешением.
   Это был Зиновий Моисеевич Цециор. С ним мы вскоре подружились, и много лет он оставался нашим соратником по разработке гироприборов для ракет. На заводе командовал полковник Виктор Иванович Кузнецов. Он разрешил нам осмотреть уже поставленные на серийное производство гироплатформы. По объяснениям специалистов фирмы, они получили заказ два года назад из Пенемюнде. Для управляемых снарядов. Каких точно – знает только высшее руководство, которое сбежало на Запад. Виктор Иванович, впоследствии главный конструктор гироскопических приборов для ракет и космических аппаратов, будущий академик, дважды Герой Социалистического Труда, а тогда длинный-длинный худой полковник в явно короткой для него гимнастерке с увлечением рассказывал нам об устройстве гироплатформы и особенно установленных на ней интегратора поперечных и продольных ускорений. Кузнецов объяснял:
   «Да, это очень совершенное произведение. Мы делаем уже неплохие приборы для морских судов, но для ракет, и в таких габаритах?!»
   ИЗ ДНЕВНИКА. 9/V-45 г. «Очень интересным было посещение завода „Telefunken“ в Целендорфе.
   Завод вначале был радиоламповым, а в последние годы почти полностью переключился на радиолокационную тематику. В отличие от многих других предприятий здесь мы застали почти весь личный состав, включая главного инженера Вилки и его ближайшее окружение. Я и Чистяков довольно бойко уже говорили по-немецки. Поэтому нам не требовался переводчик.
   Завод и лаборатории показывали Вилки и начальник производства. Вилки руководил исследованиями в области сантиметровых волн. Его лаборатория, расположенная вне территории этого завода, тщательно изучала американские и английские радиолокаторы, установленные на самолетах, а также радиолокационные прицелы для бомбометания и разведки.
   Американцы и англичане, по оценке немецких специалистов, очень преуспели в радиолокации. Особенно в борьбе с подводными лодками. Их самолеты обнаруживают перископы за десятки километров. В связи с этим много работали над приборами для сигнализации экипажу лодки о том, что она облучается самолетным радаром.
   На заводе серийно изготавливались с использованием американского и английского опыта самолетные радиолокаторы. Цеха по изготовлению радиолокаторов хорошо оснащены электронными контрольными приборами. Завод оказался сравнительно новым, его строительство было закончено в 1939 году. Всего работало вместе с «остарбейтер» от 6 до 7 тысяч человек, из них 3 тысячи инженеров и техников. Нужды в материалах и снабжении не испытывали.
   Телевизионные экраны большого размера для радаров и приемники поставляли фирмы «Лоренц» и «Бляупункт».
   –А советские локаторы (радары) вы не исследовали?
   –По данным наших военных, ни на одном вашем самолете их не обнаружили. А среди трофеев, которые нам могли бы доставить во время наступления наших войск, тоже ничего не представляло интереса. Мы решили, что у русских эта техника так хорошо охранялась, что не попала в руки наших военных.
   Думаю, он из вежливости говорил об «охране». На самом деле они догадывались, что у нас во время войны на вооружении практически не было авиационных радаров и радиолокационных прицелов.
   Вилки сказал, что последний год их кормили очень плохо. Всего 250 граммов хлеба в день и 200 граммов мяса в столовой. Очень
   мало сахара и жиров. При этом, как правило, рабочих кормили лучше, чем инженеров. На заводе работали и иностранные рабочие, в том числе русские и французы. Якобы (хоть мы и не поверили) русских кормили так же, как немцев. Они, правда, не имели права жить в частных квартирах, а ночевали в лагере. Он счел нужным добавить:
   –По-моему, все зверства есть результат работы СС. Это не люди, а звери.
   –Слышали ли вы что-нибудь о лагерях уничтожения – Майданеке, Треблинке, Освенциме, Бухенвальде? Об истреблении 6 миллионов евреев?