Страница:
Я почувствовала, что меня бросило в жар, а по телу забегали мурашки. Как он там написал? Самый большой алмаз в мире…
Вот интересно, какой он, самый большой алмаз в мире?
– Вроде бы «Куллиан» весил более трех килограммов [8], – пробормотала Кристина. – Его разрубили на куски.
Я рассеянно взглянула на нее. Ну конечно, опять мы одновременно подумали об одном и том же. Итак, примем, что нечто подобное существует, и попытаемся отыскать? Мысль очень завлекательная, но глупая. Обнаружить в наши дни потрясающий алмаз, завалявшийся в каком-то тайнике? Наверняка, если даже и был когда-то, давно затерялся во мраке истории. Но все-таки подумать следует… А Кристина, помолчав, с раздражением проговорила:
– Интересно, кто писал это письмо и кому? О прадедушке де Нуармоне в нем говорится как о третьем лице. И откуда оно взялось тут, в библиотеке?
На меня снизошло вдруг нечто вроде дара ясновидения.
– Адресатом мог быть поклонник госпожи де Бливе! – вдохновенно вымолвила я. – Явился к нашему прадедушке и швырнул ему в лицо это письмо, требуя сатисфакции. Насчет поединка ничего не скажу. А вот уверена – в тот момент прадедушка читал как раз Брантома, чтобы немного развлечься, он ещё не оправился от ран, полученных в экзотических битвах. Письмо сунул в книгу в качестве закладки. И привет. Осталось на века.
– Возможно, так оно и было, возражать не стану. А вот прабабушка не дает мне покоя…
– В каком смысле?
– Мне кажется, она знала больше, чем написала нам. Откуда, интересно? Ведь не из этого же…
И Крыська помахала страничкой старого письма. Я уже открыла рот, собираясь задать глупый вопрос, но не задала. Догадалась, о чем думала сестра. До Брантома прабабушка не добралась, так что письма предка не читала. Ведь не оставила бы в книге столь важного свидетельства, подтверждающего права нашего рода на алмаз.
И я ограничилась замечанием:
– Очень благородно со стороны прадедушки, что он не похитил драгоценность в пылу боя, прикончив раджу.
– Заметила, у наших предков была нехорошая привычка делать закладки в книгах из того, что в данный момент оказывалось под рукой, в том числе и из такой важной корреспонденции. Помнишь, нам ещё попалось приглашение на пикник…
– Точнее, половина приглашения.
– В Мольере, если не ошибаюсь.
– И целая открытка поздравительных глупостей…
И в самом деле, когда мы с сестрой занялись ещё не обследованной прабабушками частью библиотеки, обнаружили в книгах в качестве закладок хранившиеся веками обрывки писем и записок. А в той части, что была до нас обследована, ничего подобного не сохранилось. Правда, это ещё не было прямым доказательством, но давало основания задуматься.
– Вообще-то, многовековой переписки должно бы тут больше сохраниться… – начала было я излагать пришедшее в голову предположение, но сестра не дала закончить.
– Лично меня заинтересовал алмаз, – решительно заявила она. – Как-то лишь сейчас дошли наконец намеки прабабушки. Кто знает, может, он и в самом деле существует и нам удастся его разыскать. Лично я попыталась бы. А ты?
– Сама же перебила меня! – недовольно проворчала я, усаживаясь за стол напротив сестры. – А я только что собиралось сказать – в каждом нормальном доме, даже в наши дни, обязательно найдется порядочно старых писем. Или их просто не выбросили, позабыли, так и валяются, или сохраняют по разным соображениям. Хотя бы из-за марок…
– Езус-Мария! – страшным голосом вскричала Кристина, срываясь с кресла.
Точнее, хотела сорваться и даже вскочила. Однако кресла в библиотеке, как я уже говорила, были старинные, очень тяжелые. И вместо того чтобы отъехать назад, как это сделало бы другое обычное кресло, это подрезало Крыське ноги под коленями, так что она со всего маху плюхнулась обратно и ей удалось-таки наконец опрокинуться назад вместе с антиквариатом. Я непроизвольно сорвалась с места, и со мной произошло то же самое. К счастью, мы обе были молодые и достаточно ловкие, так что не рухнули на пол, как колоды, и не разбились насмерть, а на лету перевернулись, самортизировав падение. В результате я сбила локоть, а Кристина сильно ударилась бедром. На ноги мы поднялись самостоятельно, подкрепляя себя соответствующими выражениями.
Стеная и охая, я подняла свое кресло, поставила на место, уселась и вежливо поинтересовалась:
– Можешь сказать, что случилось, идиотка ты этакая?
– Целиком и полностью с тобой согласна. Идиотка, кретинка и вообще ослица! Глупее и не найдешь.
– Полностью разделяю твое мнение, но ближе к делу!
Немного успокоившись, Кристина наконец села и принялась массировать ушибленное бедро, предложив:
– Если хочешь, можешь дать мне в морду.
– В настоящее время нет охоты, к тому же локоть болит. Так в чем дело?
– В марках. Когда я их собирала…
В те времена, когда мы с сестрой желали во что бы то ни стало хоть чем-то отличаться одна от другой, я усиленно вышивала крестом, а она с головой погрузилась в филателистику. Было нам в ту пору по тринадцати. Мое увлечение быстро прошло, а её осталось надолго. В глубине души я завидовала Крыське, мне самой бешено хотелось собирать марки, но не могла я подражать сестре! Втайне же продолжала интересоваться марками.
А Крыська в те годы развернула бешеную деятельность. Собирала марки везде, где могла, отбирала конверты с марками у всех родных и знакомых, копалась в старых бумагах. Помню, как-то раскопали филателистические сокровища в Пежанове, где в доме с большим участком, садом и хозяйственными постройками, на которые у нас вроде были какие-то непонятные права, жили наши знакомые. Именно там мы с сестрой обычно проводили летние каникулы. Впрочем, не только мы, прочие родичи тоже, в том числе и бабушка. А хозяин пежановской усадьбы, старый Кацперский, которого все упорно называли Ендрусем, невзирая на его почтенный возраст, даже заявил: если паненки пожелают спалить дом со всей усадьбой, он и слова не скажет против, ибо, если бы не какая-то из наших бабок, его, Ендруся, и на свете бы не было. Наслушалась я тогда разных преданий о давно минувших временах, в которых фигурировали наши предки. Кристина преданиями совершенно не интересовалась. Я со своей склонностью к истории уделяла им больше внимания, но все равно толком не запомнила.
А сейчас дрожащим от волнения голосом Кристина заявила:
– На чердаке у Кацперских. Тогда там стоял сундук, полный старых писем в конвертах. С марками! Понятия не имею, откуда он там взялся, вряд ли в безграмотные времена мужики вели оживленную переписку…
Теперь я перебила сестру:
– Я знаю. И тебе об этом неоднократно рассказывала, да только ты никогда не слушала. Это не мужицкое, а наше, фамильное. Пшилесским принадлежит.
– А ты откуда знаешь?
– От Ендруся. Когда проводили сельскохозяйственную реформу и у нас отобрали Пшилесье вместе с дворцом… Надеюсь, ты знаешь хотя бы о том, что Пшилесье принадлежало нашим предкам?
– Об этом знаю.
– Ну так вот, отец Ендруся, некий Флорек… Вернее, никакой не отец, скорее дядя, а может, и двоюродный дедушка, точно не скажу, я уже совсем запуталась во всех этих поколениях и родственных связях, во всяком случае, Флорек усыновил Ендруся и стал ему отцом родным. И вот этот самый Флорек перед обобществлением успел забрать из дворца Пшилесских кое-что из вещей. Картины там, портреты, серебро, фарфор, ещё кое-какие предметы меблировки, а главное, бумаги. Все бумаги! Не разбирался, важные или макулатура, просто вывалил все в кучу, набил сундук и перевез к себе, в свой дом в Пежанове. На чердаке спрятал. Именно его ты и обнаружила. А теперь рассказывай дальше.
Крыська энергично кивнула головой, для убедительности несколько раз.
– Погоди, немного приду в себя. И задница болит. Надеюсь, кость не треснула. Слушай, если позвонить, Петронелла принесет нам вина?
– А что, требуется что-то отметить? – сразу догадалась я.
– А это ты сама сейчас решишь. Ну так что, звоним?
– Рискнем, пожалуй.
На звонок явилась не Петронелла, как мы обозвали Пьяретту, французскую горничную. Вино из наших собственных погребов принес сам Гастон. Шаркая ногами, старый лакей торжественно водрузил на стол бутылку, подчеркнув, что это с фамильных виноградников.
Вино оказалось очень недурным. Привыкшие к самостоятельности, мы так редко обращались за помощью к престарелой прислуге замка, что не очень утруждали её. С тем большей готовностью выполнялось каждое наше пожелание. А может, они просто жутко скучали без работы?
Подняв бокал, Кристина провозгласила тост:
– За здоровье Флорека!
– Выпьем! – согласилась я. – А потом, кажется, все-таки дам тебе разок в морду, потому как терпение у меня кончилось. Скажешь наконец, в чем же дело?
– Сейчас скажу. Боюсь вот только, как бы тебя кондрашка не хватил. Видела, что со мной сделалось? Так вот, слушай. Там было одно письмо… А может, два? Но одно я помню хорошо. В нем писалось что-то об алмазе. Я прочла, потому как очень было интересно, ну прямо настоящий детектив. Если бы я тогда знала, что это каким-то боком и ко мне относится, постаралась бы запомнить. А так. честно говоря, по-настоящему меня заинтересовала лишь марка на конверте. Знаешь, какая это была марка? Первая Польша, обрезная, беззубцовая!
Вот это я как раз могла понять! После тайного увлечения марками прекрасно понимала, каким филателистическим сокровищем была Первая Польша, когда марки печатались на одном большом листе и потом разрезались вручную.
А Кристина, все так же волнуясь, продолжала:
– Вот почему я не стала сдирать её с конверта, оставила конверт целиком. Вместе с письмом. Из уважения к марке! И хоть убей, об алмазе ничего не запомнила! Только и помнится – в письме говорилось о каком-то алмазе. Так вот, если в том письме говорилось об этом самом алмазе, тогда, если сопоставить оба письма, может, что и поймем?
– Убивать таких надо! – процедила я сквозь зубы. – И не помнишь хотя бы, кто писал и кому?
– Ясное дело, не помню.
– Господи, господи, и это моя сестра! А где конверт? Это ты хотя бы помнишь?
– Еще бы! Ведь из своей коллекции я ничего не продала. И не собиралась, вот только в последнее время стала подумывать… Да, к счастью, не успела.
По привычке подперевшись локтем, я чуть не завопила от боли, допила вино и осторожно встала, с усилием оттолкнув проклятое кресло.
– Ну что же, за дело. Звоним, заказываем билет, я отвезу тебя в аэропорт, слетаешь и немедленно возвращаешься. С двумя письмами, если их все-таки два!
– А почему я? – привычно взъерепенилась Кристина.
– А кто? Дух Святой? Он хоть и голубок, но не почтовый.
– А ты? Все я да я!
– Вроде бы ты ударилась задницей, а не головой. Я стану рыться в твоих вещах!
Кристина опомнилась. Как она могла отдать свои сокровища мне на растерзание? В самом деле, совсем ума лишилась. И хотя по лицу было видно – очень хотелось со мной поспорить, сказала другое:
– А денег нам ещё хватит? Эти вояжи обходятся в копеечку.
Я возразила:
– В крайнем случае одолжим у нотариуса, в счет будущего наследства. Он лучше нас знает, сколько там нам следует. Если хочет, может проверить, что мы уже провернули четвертую часть завещанной работы.
Кристина все-таки поворчала, потом поканючила из-за ушибленного бедра, потом ещё к чему-то придралась, но обернулась в два дня. Надо же, какие времена наступили! А ведь я очень хорошо помню, когда ещё совсем недавно пришлось бы заводить новый загранпаспорт, а на это уходило как минимум недель шесть…
Сначала я попыталась сосчитать на пальцах, кем мне приходится бабушка Клементина. Прабабушка нашей прабабушки. Этих «пра» получилось кошмарно много, ну прямо как нулей в теперешних деньгах. Прапрапрапрабабка. Вспомнила, дочерью упомянутой Клементины была наша прапрапрабабка Доминика Пшилесская, та самая, которую обобществили после её смерти. Она же в свою очередь была прабабушкой нашей бабушки Людвики, о которой последняя вспоминала всегда с чувством глубочайшей признательности. Это она, обойдя дочь и внучку, оставила драгоценности правнучке, благодаря чему та смогла безбедно жить в войну, да и после войны ещё осталось. Минуточку, а кто же был дочерью Доминики? А, вспомнила, Юстина, мать нашей прабабушки Каролины, урожденной Блэкхилл. Выходит, именно Юстина и была женой капитана Блэкхилла?… Ох, не так, не мог же капитан жить более сотни лет. Значит, была женой одного из его потомков.
Кое-как справившись с хронологией, я спохватилась: одни бабушки, а где же дедушки? Пришлось опять погрузиться в историю. Начала с мужа прабабушки Каролины, прадедушки Филиппа, последнего графа де Нуармона. Выходит, он одновременно был сыном брата её бабушки, то есть её двоюродным дядюшкой. Вычислив такую степень родства, я сама себе не поверила, стала проверять, записав на бумажке, – нет, все правильно. Брак с близким родственником… И как ещё их потомство не выродилось, ведь могло и на нас с сестрой отразиться. Уродились бы какие-нибудь золотушные или и вовсе недоразвитые…
Потом я принялась раздумывать над тем, что бабушка имела в виду, написав о соколах? «Все вместе в соколах». Каких соколах? Знаю, в прежние времена дворяне развлекались соколиной охотой. В поместьях и, наверное, в замках, соколы разводились специально, их обучали в… Наверное, в соколярнях, как ещё назвать? По аналогии с псарней. Вот интересно, была ли такая соколярня при нашем замке? Тогда, возможно, в её развалинах и спрятано нечто важное.
Призвала Гастона и попыталась выведать у него. Выведала, а как же! Оказывается, ещё его дед был камердинером при графах де Нуармон в этом замке. Однако о соколярне ему, Гастону, слышать не приходилось. Да, когда-то и в самом деле графья охотились с соколами, даже во времена его дедушки, хотя соколиная охота уже тогда пришла в упадок, но совсем из моды не вышла. Однако в замке соколов вроде бы никогда не разводили. Вот собак разводили. Лошадей тоже, можно сказать, до самого последнего времени, а соколов – нет, никогда. А если меня так интересует домашняя птица, пожалуйста, и до сих пор при замке имеется и курятник, и гусятник.
Пришлось оставить соколов в покое. Возможно, прабабушка прибегла к метафоре, написав о соколах.
И я опять погрузилась в историю, которую всегда любила, а тут история, можно сказать, касалась меня лично. Постаралась припомнить все, что с раннего детства приходилось слышать о наших предках, а теперь вот эти устные слухи и предания подтвердить документально, письменными источниками.
Для восстановления последовательной хронологии очень не хватало точных дат. Как историка, это очень меня мучило. До тех пор пока я не наткнулась на шкатулку размером с небольшой сундук, битком набитую официальными документами. Здесь хранились свидетельства о рождении и смерти, крестинах и свадьбах и т.п., охватывающие период почти в четыреста лет. Выяснилось, что муж прабабушки, тот самый её двоюродный дядюшка, был старше её всего на десять лет. А я уже переживала, что молодую девушку выдали за старца из династических соображений. Еще раз подтвердилось правило – никогда не следует огорчаться раньше времени! И в данном случае оказалось, что прабабушка вышла замуж за молодого человека в самом расцвете сил. А пра- и так далее бабка Клементина родилась, оказывается, в Польше, была дочерью графа Дембского. Вот интересно, больше в документации мне ни разу Дембские не попались, вымерли, должно быть. Ничего удивительного, январское восстание, эмиграция, Сибирь и тому подобное…
А вот диплом о присвоении виконту де Нуармону звания капитана какого-то полка в Индии. Не тот ли это случайно виконт, что обменял пресловутую мадам де Бливе на алмаз? Дата вроде бы подходит. А вот свидетельство о смерти некоего Раймунда де Нуармона. Скончался 24 августа 1572 года в возрасте 26 лет. Езус-Мария, ведь это же ночь святого Варфоломея! Варфоломеевская ночь!
Какая все-таки замечательная наука – история, как интересно прослеживать судьбы представителей одного рода на протяжении столетий. Может, напрасно дядюшка Войтек не пожелал ни за какие сокровища стать очередным графом де Нуармоном? Хотя бы теоретически… Ведь историю надо уважать!
Я все ещё копалась в шкатулке-сундуке, когда вернулась Кристина с письмами.
Я накинулась на письма, как гиена на падаль, а Кристина обиженно бормотала, перечисляя свои беды.
– Глаз не сомкнула за все это время! Паршивый самолет, конечно же, опоздал в обе стороны, пришлось торчать в аэропортах. А потом ещё к бабушке смотаться, у неё многое осталось из моей коллекции, полдома перевернула, потому что на вилле наводили порядок и все попереставляли. Я думала, может, ещё какое нужное письмо попадется, но ничего не попалось, а если бы не Первая Польша, я бы и об этих письмах понятия не имела. Правда, подвернулась королева Виктория за полтора пенса, я как гарпия вцепилась в неё тогда, но письмо прочла только сейчас. И кое-какие выводы напрашиваются, только не скажу какие, интересно, придешь ли ты к ним самостоятельно…
– Заткнись, пожалуйста! – вежливо попросила я. – Помолчи, дай прочесть, не мешай. Я тем временем восстановила историю. А пока пошла к черту!
Кристина послушно отправилась в свою комнату и завалилась спать. Теперь можно было читать спокойно.
Итак, сестра привезла только письма, ведь конверты с драгоценными марками и почтовыми штемпелями были таким сокровищем, которое никак невозможно передать в чужие руки. К счастью, у неё хватило совести аккуратно переписать весь текст с конвертов на отдельные листы бумаги, так что я по крайней мере могла узнать, кто писал письмо и кому.
Приступила к чтению и сразу же принялась удивляться. Письмо из Польши в Англию, написанное по-французски Людовиком Нуармоном, оказалось в Польше же, в Пежанове. Вернее, сначала в Пшилесье, но все равно у нас. Как оно могло там оказаться? До Англии письмо дошло, а раз уж сохранилось, там должно было и остаться. Минуточку, кому оно адресовано?… Ага, адресат – граф Вацлав Дембский. Какое дело было к нему у графа де Нуармона? Какое он имел к нему отношение? Ага, оказывается, тесть. Вот, ясно написано: «Дорогой отец моей жены!» Так обращался к графу Дембскому тот самый Людовик. Письмо выдержано в шутливых тонах, хотя содержание его весьма серьезно. Должно быть, тесть и зять были в неплохих отношениях. А вот почему граф Нуармон оказался в Польше? И кем был его тесть, граф Дембский?
Архив в шкатулке оказался настоящим сокровищем. Ведь о такой помощи в исторически-фамильных изысканиях можно только мечтать, а я на неё наткнулась совершенно случайно. Порылась немного в бумагах и выяснила: Людовик де Нуармон оказался мужем той самой пра-Клементины, а его тесть, граф Вацлав Дембский, поляк… сейчас, сравним даты… так… торчал в Англии, видимо, потому, что вынужден был эмигрировать после восстания. А каким ветром Людовика занесло в Польшу? Ага, все понятно, франко-прусская война, Париж в осаде, наверное, сбежали в Польшу, где под крылышком родни решили переждать военное лихолетье.
пра- и так далее дедушка Дембский получил, выходит, в Англии письмо и сохранил его. Как же оно оказалось в Польше? Может, привез? Вряд ли участнику январского восстания въезд в Польшу был заказан навечно. Видимо, скончался в Англии, а после смерти графа Дембского все вещи отослали его родичам в Польшу. В те времена люди с почтением относились к письмам: собирали аккуратно, перевязывали ленточками, на пачке писали от кого и кому, а частные нотариусы и прочие душеприказчики всегда выполняли волю почившего.
Итак, граф Дембский отсиживался в Англии, замужняя дочь его жила во Франции… А, все равно, главное – содержание письма.
Перестав ломать голову над причинами вояжей предков, я приступила к чтению. О, тут было от чего взволноваться! Прапрапрапрадед Людовик информировал пра- и так далее деда Дембского об удивительной истории, случившейся в Лондоне много лет назад. Связана была история с огромным алмазом, а он, Людовик де Нуармон, узнал о ней от варшавского ювелира, некоего Крепеля. Собственно, это был грандиозный скандал, в результате которого полковник Джордж Блэкхилл покончил с собой, ибо его подозревали в ограблении или краже или ещё в чем-то нехорошем. Алмаз вроде бы похищен был в Индии. Ему, Людовику де Нуармону, очень бы хотелось знать подробности этой истории, вот он и просит дорогого тестя разузнать все, что можно, и сообщить ему. По словам ювелира Крепеля, главную скрипку играл некий сэр Генри Мидоуз, тоже ювелир, это указание может послужить отправной точкой в поисках графа Дембского.
Я схватилась за второе письмо. В отличие от первого оно было в очень плохом состоянии. Ну словно два пса грызлись из-за него, сплошные помятые обрывки без конца и без начала. Интересно, кто над ним так издевался, неужто Кристина? Ну, если, не дай бог, она – выгоню из замка пинками, отправлю негодницу разыскивать отсутствующие страницы! Есть все основания полагать, что это был ответ графа Дембского, потому что, судя по надписи на конверте, письмо пришло из Лондона в Пшилесье примерно через месяц после того, как отправил письмо Людовик де Нуармон. Похоже, месяц понадобился дедуле Дембскому на сбор информации и сплетен.
«…большой, размером с кулак, и к тому же двойной, как два сросшихся яйца, совершенно одинаковых, так о нем говорят, и прежде всего сэр Мидоуз. Понять не могу, откуда такие подробности, ибо никто его в глаза не видел за исключением покойного Джорджа Блэкхилла. Тот, говорят, подробно его описал. А поскольку покойник был педантом, его слова сомнению не подлежат. На покойного пало подозрение в том, что он только представлялся честным, как раз для того, чтобы безнаказанно похитить алмаз из храма, который ему, полковнику Блэкхиллу, известному своей честностью и храбростью, и поручили охранять. Ходят сплетни, что упомянутый алмаз принадлежал какому-то французу. Тот, раненый, потерял его во время битвы.
Вдова покойного Блэкхилла вышла замуж за его племянника, которого звали точно так же, как и покончившего с собой мужа. В свое время такой брак шокировал великосветское общество, но это было уже давно, и сейчас все успокоились. От этого брака у Блэкхиллов родился сын, никакой дискриминации по отношению к нему не проявляется.
Алмаза в доме покончившего с собой полковника Блэкхилла никто, ясное дело, не стал искать, какой смысл, раз человек предпочел смерть позору. Ходили смутные слухи, что в доме полковника ещё кто-то умер, вроде бы кто-то из слуг. Расследованием, удалось выяснить, занимался лично инспектор полиции Томпсон из Лондона, он ещё жив.
Больше всего об интересующем тебя деле я узнал от сэра Мидоуза на том самом рауте, о котором упомянул в начале письма. А леди Арабеллу Блэкхилл имел честь видеть собственными глазами и должен сознаться, что, хотя и не молоденькая, даст сто очков любой молодой девушке, такую красавицу мне ещё не доводилось встречать…» На этом письмо обрывалось. Нельзя сказать, что пра- и так далее дед проявил особые способности в розыске, хотя, возможно, на отсутствующих страницах было больше конкретных фактов. Однако и этих было достаточно.
Алмаз стал приобретать зримые очертания.
Раз скандал из-за него разразился в Лондоне, значит, алмаз покинул Индию и переместился в Англию? Или хотя бы в Европу?
А главное – алмаз был! Он – не миф и не легенда. Вряд ли полковник Блэкхилл покончил жизнь самоубийством ради фантома. А раз был, следовательно, его поиски относятся не к области фантазии, а опираются на твердую, реальную почву.
Кристина привезла с собой не одно письмо и не два. Наверняка ей пришлось как следует покопаться в своей коллекции, ничего удивительного, что она утомилась и теперь отсыпалась за эти дни и ночи. Надо будет сказать пару добрых слов за то, что бережно сохранила свои филателистические сокровища, а главное, не выбросила писем из старых конвертов и конверты тоже сберегла.
А вот старинная изящная открытка, в которой сэр Мидоуз просил графа Дембского перенести назначенное время встречи, ибо ему, Мидоузу, совершенно необходимо срочно уехать по важному делу. Так что, по всей вероятности, позже будет отправлено ещё одно письмо на интересующую нас алмазную тему.
А вот письмо от лондонского нотариуса пани Доминике Пшилесской, извещающее о падении курса ценных бумаг, повлекшее за собой большие убытки для клиентки нотариуса. Выходит, пра- и так далее бабка Доминика обеднела. Это – во-вторых, а во-первых, оказывается, у неё были в Англии ценные бумаги, что и может объяснить пребывание в Англии прадеда Дембского. Видимо, он вел там фамильные финансовые дела. Доминика обеднела позже. Вот интересно, откуда у неё в таком случае ещё нашлось богатое наследство для бабки Людвики? То самое, на которое Людвика и её близкие безбедно прожили в Польше вторую мировую. Да ещё хватило и на квартиры для нас с Кристиной, и на обеспеченную жизнь самой бабушки Людвики. Как же были богаты наши дальние предки!
Вот интересно, какой он, самый большой алмаз в мире?
– Вроде бы «Куллиан» весил более трех килограммов [8], – пробормотала Кристина. – Его разрубили на куски.
Я рассеянно взглянула на нее. Ну конечно, опять мы одновременно подумали об одном и том же. Итак, примем, что нечто подобное существует, и попытаемся отыскать? Мысль очень завлекательная, но глупая. Обнаружить в наши дни потрясающий алмаз, завалявшийся в каком-то тайнике? Наверняка, если даже и был когда-то, давно затерялся во мраке истории. Но все-таки подумать следует… А Кристина, помолчав, с раздражением проговорила:
– Интересно, кто писал это письмо и кому? О прадедушке де Нуармоне в нем говорится как о третьем лице. И откуда оно взялось тут, в библиотеке?
На меня снизошло вдруг нечто вроде дара ясновидения.
– Адресатом мог быть поклонник госпожи де Бливе! – вдохновенно вымолвила я. – Явился к нашему прадедушке и швырнул ему в лицо это письмо, требуя сатисфакции. Насчет поединка ничего не скажу. А вот уверена – в тот момент прадедушка читал как раз Брантома, чтобы немного развлечься, он ещё не оправился от ран, полученных в экзотических битвах. Письмо сунул в книгу в качестве закладки. И привет. Осталось на века.
– Возможно, так оно и было, возражать не стану. А вот прабабушка не дает мне покоя…
– В каком смысле?
– Мне кажется, она знала больше, чем написала нам. Откуда, интересно? Ведь не из этого же…
И Крыська помахала страничкой старого письма. Я уже открыла рот, собираясь задать глупый вопрос, но не задала. Догадалась, о чем думала сестра. До Брантома прабабушка не добралась, так что письма предка не читала. Ведь не оставила бы в книге столь важного свидетельства, подтверждающего права нашего рода на алмаз.
И я ограничилась замечанием:
– Очень благородно со стороны прадедушки, что он не похитил драгоценность в пылу боя, прикончив раджу.
– Заметила, у наших предков была нехорошая привычка делать закладки в книгах из того, что в данный момент оказывалось под рукой, в том числе и из такой важной корреспонденции. Помнишь, нам ещё попалось приглашение на пикник…
– Точнее, половина приглашения.
– В Мольере, если не ошибаюсь.
– И целая открытка поздравительных глупостей…
И в самом деле, когда мы с сестрой занялись ещё не обследованной прабабушками частью библиотеки, обнаружили в книгах в качестве закладок хранившиеся веками обрывки писем и записок. А в той части, что была до нас обследована, ничего подобного не сохранилось. Правда, это ещё не было прямым доказательством, но давало основания задуматься.
– Вообще-то, многовековой переписки должно бы тут больше сохраниться… – начала было я излагать пришедшее в голову предположение, но сестра не дала закончить.
– Лично меня заинтересовал алмаз, – решительно заявила она. – Как-то лишь сейчас дошли наконец намеки прабабушки. Кто знает, может, он и в самом деле существует и нам удастся его разыскать. Лично я попыталась бы. А ты?
– Сама же перебила меня! – недовольно проворчала я, усаживаясь за стол напротив сестры. – А я только что собиралось сказать – в каждом нормальном доме, даже в наши дни, обязательно найдется порядочно старых писем. Или их просто не выбросили, позабыли, так и валяются, или сохраняют по разным соображениям. Хотя бы из-за марок…
– Езус-Мария! – страшным голосом вскричала Кристина, срываясь с кресла.
Точнее, хотела сорваться и даже вскочила. Однако кресла в библиотеке, как я уже говорила, были старинные, очень тяжелые. И вместо того чтобы отъехать назад, как это сделало бы другое обычное кресло, это подрезало Крыське ноги под коленями, так что она со всего маху плюхнулась обратно и ей удалось-таки наконец опрокинуться назад вместе с антиквариатом. Я непроизвольно сорвалась с места, и со мной произошло то же самое. К счастью, мы обе были молодые и достаточно ловкие, так что не рухнули на пол, как колоды, и не разбились насмерть, а на лету перевернулись, самортизировав падение. В результате я сбила локоть, а Кристина сильно ударилась бедром. На ноги мы поднялись самостоятельно, подкрепляя себя соответствующими выражениями.
Стеная и охая, я подняла свое кресло, поставила на место, уселась и вежливо поинтересовалась:
– Можешь сказать, что случилось, идиотка ты этакая?
– Целиком и полностью с тобой согласна. Идиотка, кретинка и вообще ослица! Глупее и не найдешь.
– Полностью разделяю твое мнение, но ближе к делу!
Немного успокоившись, Кристина наконец села и принялась массировать ушибленное бедро, предложив:
– Если хочешь, можешь дать мне в морду.
– В настоящее время нет охоты, к тому же локоть болит. Так в чем дело?
– В марках. Когда я их собирала…
В те времена, когда мы с сестрой желали во что бы то ни стало хоть чем-то отличаться одна от другой, я усиленно вышивала крестом, а она с головой погрузилась в филателистику. Было нам в ту пору по тринадцати. Мое увлечение быстро прошло, а её осталось надолго. В глубине души я завидовала Крыське, мне самой бешено хотелось собирать марки, но не могла я подражать сестре! Втайне же продолжала интересоваться марками.
А Крыська в те годы развернула бешеную деятельность. Собирала марки везде, где могла, отбирала конверты с марками у всех родных и знакомых, копалась в старых бумагах. Помню, как-то раскопали филателистические сокровища в Пежанове, где в доме с большим участком, садом и хозяйственными постройками, на которые у нас вроде были какие-то непонятные права, жили наши знакомые. Именно там мы с сестрой обычно проводили летние каникулы. Впрочем, не только мы, прочие родичи тоже, в том числе и бабушка. А хозяин пежановской усадьбы, старый Кацперский, которого все упорно называли Ендрусем, невзирая на его почтенный возраст, даже заявил: если паненки пожелают спалить дом со всей усадьбой, он и слова не скажет против, ибо, если бы не какая-то из наших бабок, его, Ендруся, и на свете бы не было. Наслушалась я тогда разных преданий о давно минувших временах, в которых фигурировали наши предки. Кристина преданиями совершенно не интересовалась. Я со своей склонностью к истории уделяла им больше внимания, но все равно толком не запомнила.
А сейчас дрожащим от волнения голосом Кристина заявила:
– На чердаке у Кацперских. Тогда там стоял сундук, полный старых писем в конвертах. С марками! Понятия не имею, откуда он там взялся, вряд ли в безграмотные времена мужики вели оживленную переписку…
Теперь я перебила сестру:
– Я знаю. И тебе об этом неоднократно рассказывала, да только ты никогда не слушала. Это не мужицкое, а наше, фамильное. Пшилесским принадлежит.
– А ты откуда знаешь?
– От Ендруся. Когда проводили сельскохозяйственную реформу и у нас отобрали Пшилесье вместе с дворцом… Надеюсь, ты знаешь хотя бы о том, что Пшилесье принадлежало нашим предкам?
– Об этом знаю.
– Ну так вот, отец Ендруся, некий Флорек… Вернее, никакой не отец, скорее дядя, а может, и двоюродный дедушка, точно не скажу, я уже совсем запуталась во всех этих поколениях и родственных связях, во всяком случае, Флорек усыновил Ендруся и стал ему отцом родным. И вот этот самый Флорек перед обобществлением успел забрать из дворца Пшилесских кое-что из вещей. Картины там, портреты, серебро, фарфор, ещё кое-какие предметы меблировки, а главное, бумаги. Все бумаги! Не разбирался, важные или макулатура, просто вывалил все в кучу, набил сундук и перевез к себе, в свой дом в Пежанове. На чердаке спрятал. Именно его ты и обнаружила. А теперь рассказывай дальше.
Крыська энергично кивнула головой, для убедительности несколько раз.
– Погоди, немного приду в себя. И задница болит. Надеюсь, кость не треснула. Слушай, если позвонить, Петронелла принесет нам вина?
– А что, требуется что-то отметить? – сразу догадалась я.
– А это ты сама сейчас решишь. Ну так что, звоним?
– Рискнем, пожалуй.
На звонок явилась не Петронелла, как мы обозвали Пьяретту, французскую горничную. Вино из наших собственных погребов принес сам Гастон. Шаркая ногами, старый лакей торжественно водрузил на стол бутылку, подчеркнув, что это с фамильных виноградников.
Вино оказалось очень недурным. Привыкшие к самостоятельности, мы так редко обращались за помощью к престарелой прислуге замка, что не очень утруждали её. С тем большей готовностью выполнялось каждое наше пожелание. А может, они просто жутко скучали без работы?
Подняв бокал, Кристина провозгласила тост:
– За здоровье Флорека!
– Выпьем! – согласилась я. – А потом, кажется, все-таки дам тебе разок в морду, потому как терпение у меня кончилось. Скажешь наконец, в чем же дело?
– Сейчас скажу. Боюсь вот только, как бы тебя кондрашка не хватил. Видела, что со мной сделалось? Так вот, слушай. Там было одно письмо… А может, два? Но одно я помню хорошо. В нем писалось что-то об алмазе. Я прочла, потому как очень было интересно, ну прямо настоящий детектив. Если бы я тогда знала, что это каким-то боком и ко мне относится, постаралась бы запомнить. А так. честно говоря, по-настоящему меня заинтересовала лишь марка на конверте. Знаешь, какая это была марка? Первая Польша, обрезная, беззубцовая!
Вот это я как раз могла понять! После тайного увлечения марками прекрасно понимала, каким филателистическим сокровищем была Первая Польша, когда марки печатались на одном большом листе и потом разрезались вручную.
А Кристина, все так же волнуясь, продолжала:
– Вот почему я не стала сдирать её с конверта, оставила конверт целиком. Вместе с письмом. Из уважения к марке! И хоть убей, об алмазе ничего не запомнила! Только и помнится – в письме говорилось о каком-то алмазе. Так вот, если в том письме говорилось об этом самом алмазе, тогда, если сопоставить оба письма, может, что и поймем?
– Убивать таких надо! – процедила я сквозь зубы. – И не помнишь хотя бы, кто писал и кому?
– Ясное дело, не помню.
– Господи, господи, и это моя сестра! А где конверт? Это ты хотя бы помнишь?
– Еще бы! Ведь из своей коллекции я ничего не продала. И не собиралась, вот только в последнее время стала подумывать… Да, к счастью, не успела.
По привычке подперевшись локтем, я чуть не завопила от боли, допила вино и осторожно встала, с усилием оттолкнув проклятое кресло.
– Ну что же, за дело. Звоним, заказываем билет, я отвезу тебя в аэропорт, слетаешь и немедленно возвращаешься. С двумя письмами, если их все-таки два!
– А почему я? – привычно взъерепенилась Кристина.
– А кто? Дух Святой? Он хоть и голубок, но не почтовый.
– А ты? Все я да я!
– Вроде бы ты ударилась задницей, а не головой. Я стану рыться в твоих вещах!
Кристина опомнилась. Как она могла отдать свои сокровища мне на растерзание? В самом деле, совсем ума лишилась. И хотя по лицу было видно – очень хотелось со мной поспорить, сказала другое:
– А денег нам ещё хватит? Эти вояжи обходятся в копеечку.
Я возразила:
– В крайнем случае одолжим у нотариуса, в счет будущего наследства. Он лучше нас знает, сколько там нам следует. Если хочет, может проверить, что мы уже провернули четвертую часть завещанной работы.
Кристина все-таки поворчала, потом поканючила из-за ушибленного бедра, потом ещё к чему-то придралась, но обернулась в два дня. Надо же, какие времена наступили! А ведь я очень хорошо помню, когда ещё совсем недавно пришлось бы заводить новый загранпаспорт, а на это уходило как минимум недель шесть…
* * *
А я воспользовалась отсутствием сестры, чтобы передохнуть. Да и локоть болел. По этой причине с чистой совестью отложила на время перетаскивание тяжестей в библиотеке и занялась разборкой бумаг в прабабушкином секретере. Секретер оказался забит счетами, квитанциями, всевозможными хозяйственными записями. Из них я узнала, к примеру, что семьдесят второй год был на редкость благоприятным для производства вина, которое потом продавали по весьма выгодной цене. Из Гастона удалось выдавить информацию, что в погребах осталось немного божественного напитка. И вот наконец попался блокнотик с записями личного характера. Такими, например: «Доказательство нашего права на владение». Затем через несколько страничек: «Информация, которую сообщил Флорек». «Для памяти – от прабабушки Клементины». «Все вместе в соколах».Сначала я попыталась сосчитать на пальцах, кем мне приходится бабушка Клементина. Прабабушка нашей прабабушки. Этих «пра» получилось кошмарно много, ну прямо как нулей в теперешних деньгах. Прапрапрапрабабка. Вспомнила, дочерью упомянутой Клементины была наша прапрапрабабка Доминика Пшилесская, та самая, которую обобществили после её смерти. Она же в свою очередь была прабабушкой нашей бабушки Людвики, о которой последняя вспоминала всегда с чувством глубочайшей признательности. Это она, обойдя дочь и внучку, оставила драгоценности правнучке, благодаря чему та смогла безбедно жить в войну, да и после войны ещё осталось. Минуточку, а кто же был дочерью Доминики? А, вспомнила, Юстина, мать нашей прабабушки Каролины, урожденной Блэкхилл. Выходит, именно Юстина и была женой капитана Блэкхилла?… Ох, не так, не мог же капитан жить более сотни лет. Значит, была женой одного из его потомков.
Кое-как справившись с хронологией, я спохватилась: одни бабушки, а где же дедушки? Пришлось опять погрузиться в историю. Начала с мужа прабабушки Каролины, прадедушки Филиппа, последнего графа де Нуармона. Выходит, он одновременно был сыном брата её бабушки, то есть её двоюродным дядюшкой. Вычислив такую степень родства, я сама себе не поверила, стала проверять, записав на бумажке, – нет, все правильно. Брак с близким родственником… И как ещё их потомство не выродилось, ведь могло и на нас с сестрой отразиться. Уродились бы какие-нибудь золотушные или и вовсе недоразвитые…
Потом я принялась раздумывать над тем, что бабушка имела в виду, написав о соколах? «Все вместе в соколах». Каких соколах? Знаю, в прежние времена дворяне развлекались соколиной охотой. В поместьях и, наверное, в замках, соколы разводились специально, их обучали в… Наверное, в соколярнях, как ещё назвать? По аналогии с псарней. Вот интересно, была ли такая соколярня при нашем замке? Тогда, возможно, в её развалинах и спрятано нечто важное.
Призвала Гастона и попыталась выведать у него. Выведала, а как же! Оказывается, ещё его дед был камердинером при графах де Нуармон в этом замке. Однако о соколярне ему, Гастону, слышать не приходилось. Да, когда-то и в самом деле графья охотились с соколами, даже во времена его дедушки, хотя соколиная охота уже тогда пришла в упадок, но совсем из моды не вышла. Однако в замке соколов вроде бы никогда не разводили. Вот собак разводили. Лошадей тоже, можно сказать, до самого последнего времени, а соколов – нет, никогда. А если меня так интересует домашняя птица, пожалуйста, и до сих пор при замке имеется и курятник, и гусятник.
Пришлось оставить соколов в покое. Возможно, прабабушка прибегла к метафоре, написав о соколах.
И я опять погрузилась в историю, которую всегда любила, а тут история, можно сказать, касалась меня лично. Постаралась припомнить все, что с раннего детства приходилось слышать о наших предках, а теперь вот эти устные слухи и предания подтвердить документально, письменными источниками.
Для восстановления последовательной хронологии очень не хватало точных дат. Как историка, это очень меня мучило. До тех пор пока я не наткнулась на шкатулку размером с небольшой сундук, битком набитую официальными документами. Здесь хранились свидетельства о рождении и смерти, крестинах и свадьбах и т.п., охватывающие период почти в четыреста лет. Выяснилось, что муж прабабушки, тот самый её двоюродный дядюшка, был старше её всего на десять лет. А я уже переживала, что молодую девушку выдали за старца из династических соображений. Еще раз подтвердилось правило – никогда не следует огорчаться раньше времени! И в данном случае оказалось, что прабабушка вышла замуж за молодого человека в самом расцвете сил. А пра- и так далее бабка Клементина родилась, оказывается, в Польше, была дочерью графа Дембского. Вот интересно, больше в документации мне ни разу Дембские не попались, вымерли, должно быть. Ничего удивительного, январское восстание, эмиграция, Сибирь и тому подобное…
А вот диплом о присвоении виконту де Нуармону звания капитана какого-то полка в Индии. Не тот ли это случайно виконт, что обменял пресловутую мадам де Бливе на алмаз? Дата вроде бы подходит. А вот свидетельство о смерти некоего Раймунда де Нуармона. Скончался 24 августа 1572 года в возрасте 26 лет. Езус-Мария, ведь это же ночь святого Варфоломея! Варфоломеевская ночь!
Какая все-таки замечательная наука – история, как интересно прослеживать судьбы представителей одного рода на протяжении столетий. Может, напрасно дядюшка Войтек не пожелал ни за какие сокровища стать очередным графом де Нуармоном? Хотя бы теоретически… Ведь историю надо уважать!
Я все ещё копалась в шкатулке-сундуке, когда вернулась Кристина с письмами.
* * *
– Неужели ты считаешь меня способной отдать жемчужины моей коллекции, – вызывающе спросила Кристина. – Еще чего! На всякий случай я все переписала с конвертов, содержимое же их – вот, в целости и сохранности. Я уже не меньше десяти раз прочла письма, теперь читай ты.Я накинулась на письма, как гиена на падаль, а Кристина обиженно бормотала, перечисляя свои беды.
– Глаз не сомкнула за все это время! Паршивый самолет, конечно же, опоздал в обе стороны, пришлось торчать в аэропортах. А потом ещё к бабушке смотаться, у неё многое осталось из моей коллекции, полдома перевернула, потому что на вилле наводили порядок и все попереставляли. Я думала, может, ещё какое нужное письмо попадется, но ничего не попалось, а если бы не Первая Польша, я бы и об этих письмах понятия не имела. Правда, подвернулась королева Виктория за полтора пенса, я как гарпия вцепилась в неё тогда, но письмо прочла только сейчас. И кое-какие выводы напрашиваются, только не скажу какие, интересно, придешь ли ты к ним самостоятельно…
– Заткнись, пожалуйста! – вежливо попросила я. – Помолчи, дай прочесть, не мешай. Я тем временем восстановила историю. А пока пошла к черту!
Кристина послушно отправилась в свою комнату и завалилась спать. Теперь можно было читать спокойно.
Итак, сестра привезла только письма, ведь конверты с драгоценными марками и почтовыми штемпелями были таким сокровищем, которое никак невозможно передать в чужие руки. К счастью, у неё хватило совести аккуратно переписать весь текст с конвертов на отдельные листы бумаги, так что я по крайней мере могла узнать, кто писал письмо и кому.
Приступила к чтению и сразу же принялась удивляться. Письмо из Польши в Англию, написанное по-французски Людовиком Нуармоном, оказалось в Польше же, в Пежанове. Вернее, сначала в Пшилесье, но все равно у нас. Как оно могло там оказаться? До Англии письмо дошло, а раз уж сохранилось, там должно было и остаться. Минуточку, кому оно адресовано?… Ага, адресат – граф Вацлав Дембский. Какое дело было к нему у графа де Нуармона? Какое он имел к нему отношение? Ага, оказывается, тесть. Вот, ясно написано: «Дорогой отец моей жены!» Так обращался к графу Дембскому тот самый Людовик. Письмо выдержано в шутливых тонах, хотя содержание его весьма серьезно. Должно быть, тесть и зять были в неплохих отношениях. А вот почему граф Нуармон оказался в Польше? И кем был его тесть, граф Дембский?
Архив в шкатулке оказался настоящим сокровищем. Ведь о такой помощи в исторически-фамильных изысканиях можно только мечтать, а я на неё наткнулась совершенно случайно. Порылась немного в бумагах и выяснила: Людовик де Нуармон оказался мужем той самой пра-Клементины, а его тесть, граф Вацлав Дембский, поляк… сейчас, сравним даты… так… торчал в Англии, видимо, потому, что вынужден был эмигрировать после восстания. А каким ветром Людовика занесло в Польшу? Ага, все понятно, франко-прусская война, Париж в осаде, наверное, сбежали в Польшу, где под крылышком родни решили переждать военное лихолетье.
пра- и так далее дедушка Дембский получил, выходит, в Англии письмо и сохранил его. Как же оно оказалось в Польше? Может, привез? Вряд ли участнику январского восстания въезд в Польшу был заказан навечно. Видимо, скончался в Англии, а после смерти графа Дембского все вещи отослали его родичам в Польшу. В те времена люди с почтением относились к письмам: собирали аккуратно, перевязывали ленточками, на пачке писали от кого и кому, а частные нотариусы и прочие душеприказчики всегда выполняли волю почившего.
Итак, граф Дембский отсиживался в Англии, замужняя дочь его жила во Франции… А, все равно, главное – содержание письма.
Перестав ломать голову над причинами вояжей предков, я приступила к чтению. О, тут было от чего взволноваться! Прапрапрапрадед Людовик информировал пра- и так далее деда Дембского об удивительной истории, случившейся в Лондоне много лет назад. Связана была история с огромным алмазом, а он, Людовик де Нуармон, узнал о ней от варшавского ювелира, некоего Крепеля. Собственно, это был грандиозный скандал, в результате которого полковник Джордж Блэкхилл покончил с собой, ибо его подозревали в ограблении или краже или ещё в чем-то нехорошем. Алмаз вроде бы похищен был в Индии. Ему, Людовику де Нуармону, очень бы хотелось знать подробности этой истории, вот он и просит дорогого тестя разузнать все, что можно, и сообщить ему. По словам ювелира Крепеля, главную скрипку играл некий сэр Генри Мидоуз, тоже ювелир, это указание может послужить отправной точкой в поисках графа Дембского.
Я схватилась за второе письмо. В отличие от первого оно было в очень плохом состоянии. Ну словно два пса грызлись из-за него, сплошные помятые обрывки без конца и без начала. Интересно, кто над ним так издевался, неужто Кристина? Ну, если, не дай бог, она – выгоню из замка пинками, отправлю негодницу разыскивать отсутствующие страницы! Есть все основания полагать, что это был ответ графа Дембского, потому что, судя по надписи на конверте, письмо пришло из Лондона в Пшилесье примерно через месяц после того, как отправил письмо Людовик де Нуармон. Похоже, месяц понадобился дедуле Дембскому на сбор информации и сплетен.
«…большой, размером с кулак, и к тому же двойной, как два сросшихся яйца, совершенно одинаковых, так о нем говорят, и прежде всего сэр Мидоуз. Понять не могу, откуда такие подробности, ибо никто его в глаза не видел за исключением покойного Джорджа Блэкхилла. Тот, говорят, подробно его описал. А поскольку покойник был педантом, его слова сомнению не подлежат. На покойного пало подозрение в том, что он только представлялся честным, как раз для того, чтобы безнаказанно похитить алмаз из храма, который ему, полковнику Блэкхиллу, известному своей честностью и храбростью, и поручили охранять. Ходят сплетни, что упомянутый алмаз принадлежал какому-то французу. Тот, раненый, потерял его во время битвы.
Вдова покойного Блэкхилла вышла замуж за его племянника, которого звали точно так же, как и покончившего с собой мужа. В свое время такой брак шокировал великосветское общество, но это было уже давно, и сейчас все успокоились. От этого брака у Блэкхиллов родился сын, никакой дискриминации по отношению к нему не проявляется.
Алмаза в доме покончившего с собой полковника Блэкхилла никто, ясное дело, не стал искать, какой смысл, раз человек предпочел смерть позору. Ходили смутные слухи, что в доме полковника ещё кто-то умер, вроде бы кто-то из слуг. Расследованием, удалось выяснить, занимался лично инспектор полиции Томпсон из Лондона, он ещё жив.
Больше всего об интересующем тебя деле я узнал от сэра Мидоуза на том самом рауте, о котором упомянул в начале письма. А леди Арабеллу Блэкхилл имел честь видеть собственными глазами и должен сознаться, что, хотя и не молоденькая, даст сто очков любой молодой девушке, такую красавицу мне ещё не доводилось встречать…» На этом письмо обрывалось. Нельзя сказать, что пра- и так далее дед проявил особые способности в розыске, хотя, возможно, на отсутствующих страницах было больше конкретных фактов. Однако и этих было достаточно.
Алмаз стал приобретать зримые очертания.
Раз скандал из-за него разразился в Лондоне, значит, алмаз покинул Индию и переместился в Англию? Или хотя бы в Европу?
А главное – алмаз был! Он – не миф и не легенда. Вряд ли полковник Блэкхилл покончил жизнь самоубийством ради фантома. А раз был, следовательно, его поиски относятся не к области фантазии, а опираются на твердую, реальную почву.
Кристина привезла с собой не одно письмо и не два. Наверняка ей пришлось как следует покопаться в своей коллекции, ничего удивительного, что она утомилась и теперь отсыпалась за эти дни и ночи. Надо будет сказать пару добрых слов за то, что бережно сохранила свои филателистические сокровища, а главное, не выбросила писем из старых конвертов и конверты тоже сберегла.
А вот старинная изящная открытка, в которой сэр Мидоуз просил графа Дембского перенести назначенное время встречи, ибо ему, Мидоузу, совершенно необходимо срочно уехать по важному делу. Так что, по всей вероятности, позже будет отправлено ещё одно письмо на интересующую нас алмазную тему.
А вот письмо от лондонского нотариуса пани Доминике Пшилесской, извещающее о падении курса ценных бумаг, повлекшее за собой большие убытки для клиентки нотариуса. Выходит, пра- и так далее бабка Доминика обеднела. Это – во-вторых, а во-первых, оказывается, у неё были в Англии ценные бумаги, что и может объяснить пребывание в Англии прадеда Дембского. Видимо, он вел там фамильные финансовые дела. Доминика обеднела позже. Вот интересно, откуда у неё в таком случае ещё нашлось богатое наследство для бабки Людвики? То самое, на которое Людвика и её близкие безбедно прожили в Польше вторую мировую. Да ещё хватило и на квартиры для нас с Кристиной, и на обеспеченную жизнь самой бабушки Людвики. Как же были богаты наши дальние предки!