Страница:
Горячая вода и взрыв эмоций, вместе взятые, сделали свое дело. Через пятнадцать минут Павел сначала позвонил, а потом заскрежетал ключом в замочной скважине. На мне и в самом деле был купальный халат, а на голове тюрбан из полотенца, но лицо почти обрело нормальный вид, и можно было выставлять его на обозрение. Когда Павел входил в комнату, я как раз вытряхивала на стол содержимое своей сумки в поисках пилочки для ногтей, единственной пригодной для этой цели. Возила её с собой, потому как не могла найти второй подходящей, хотя закупала эти пилочки по всей Европе. Попадались все время дрянь, так что в моем распоряжении была одна-единственная, а я сейчас в спешке сломала ноготь, а пилочка затерялась в барахле, которым забита сумка, а Павел уже в дверях…
– По дороге я успел подумать, – заявил Павел после продолжительной паузы, выпуская меня из рук. – Везде пробки, пришлось ехать целую вечность, было время подумать. Так вот, извиняться не буду, откуда мне было знать, что это ты? Ведь из Франции ты звонила обычно по вечерам. А теперь по чистой случайности получила доказательство того, как я отношусь ко всем остальным женщинам.
– Собиралась звонить бабушке, твой номер как-то сам собой набрался. Почему ты днем оказался дома?
– Нечаянно пролил кофе на брюки, пришлось заскочить переодеться. Зол был как сто тысяч чертей, а услышал твой голос – и сразу прошло. Ты вернулась ненадолго или насовсем? Боже, как же я по тебе соскучился!
Отстранив его на расстояние вытянутой руки, я внимательно всмотрелась в любимое лицо. Нормально выглядел, глаза мне улыбались, рот до ушей растянулся. Любит! Похоже, Изюня ещё не успела поработать. От сердца отлегло, но так сразу прощать я не собиралась. Взяв найденную наконец пилочку, я принялась неторопливо обрабатывать поврежденный ноготь.
– Ну, хорошо, а с чего это ты так ополчился на девушек? Пользоваться успехом приятно. Доконали тебя?
– Точно, доконали! Такой в последнее время успех, что жизни не рад. Хотя, возможно, не все девушки виноваты, одна привязалась, проходу не дает. Вроде бы даже ты её знаешь, кажется, вы ещё в школу вместе ходили, некая Иза. Вернулась из Штатов и в поисках тебя как-то на меня вышла. Сама так сказала. Ты её помнишь?
Сказать, что у меня отлегло от сердца, – значит ничего не сказать. Я испытала неимоверное облегчение. Сам заговорил об Изе, а я всю дорогу думала, как бы поделикатнее его о ней расспросить, как бы не навредить, не проговориться, что мне известно о её возвращении в Польшу. Непохоже, что Павел от неё в восторге, хотя, судя по всему, Изюня вовсю охотится на него. А Павел продолжал изливать душу:
– Откровенно говоря, я думал – это она звонит. Поэтому и решил в такой безличной форме выразить неудовольствие, высказаться подипломатичнее, как-то неудобно женщине прямо говорить, что надоела до чертиков. И ведь интересная женщина, а вот меня словно что-то от неё отталкивает. Интересно, что?
– Характер! – не выдержав, пояснила я. – Такой у неё характер, что на внешности не сказывается, а вроде как излучается из нее. Очень рада, что ты это почувствовал. Ты торопишься или можно угостить тебя чем-нибудь вкусненьким?
– Уже не тороплюсь, а вкусненькое я вижу перед собой и не намерен дольше ждать. Ведь говорю же – страшно соскучился по тебе!
Потом я опять закрутила голову полотенцем и накинула купальный халатик. Сквозь охватившую все мое существо радость с трудом пробивалась трезвая мысль – на кой черт я, идиотка законченная, сама придумываю какие-то неприятности, ведь видно же – любит! А для меня в нем – весь смысл жизни, так зачем я нагромождаю на пути к счастью вымышленные трудности? Выйти за него, жить вместе, спать в одной постели, готовить салат из креветок, рожать ему детей… А я вместо этого гоняюсь за каким-то алмазом!
И тут Павел произнес с нежностью и вроде бы с восхищением:
– Ты – единственная женщина в мире, которая дает мне все, ничего не требуя взамен. Кажется, это меня начинает мало-помалу терзать, но я эти муки вынесу с наслаждением.
Вот тебе и на! Только мужчины могут быть такими глупыми.
– Говоря о чем-то вкусненьком, я имела в виду другой вид разврата. Из Франции привезла вино предков, такого ты точно не пил, потому как другого такого на свете нет. Попробуешь? Правда, на закуску у меня лишь плавленый сырок и соленый миндаль.
– Через желудок ты мне угодила прямо в сердце! О боже, а это что такое?!
Только теперь Павел обратил внимание на барахло, вываленное мною из сумки. Из-под кучки документов, денежных купюр, сигарет, зажигалок, счетов и квитанций поблескивали бриллианты алмазного колье, которое Кристина бросила мне в сумочку. А серьги и кольца, хоть и слегка припудренные, поскольку путешествовали в коробочке из-под пуховки, тоже неплохо сверкали.
– Наверняка это из наследства, за которым ты поехала? – с явным интересом спросил Павел, внимательно рассмотрев драгоценности. – Очень, очень недурные, я-то в этом немного разбираюсь. А таких изумрудов теперь ни за какие деньги не достанешь, старинная огранка…
Буду ковать железо, пока горячо! Вот он, так давно ожидаемый случай! Я вынула из дорожной сумки бутылку несравненного вина, отдала Павлу, отобрала у него серьги и приказала:
– Откупорь, и побыстрее. Штопор на кухне, в буфете. Надо отметить нашу встречу.
Пока Павел разыскивал штопор, я успела вдеть в уши изумрудные сережки. Полотенце на голове было зеленое, так что они вполне подходили… Посмотрела в зеркало. Мелькнуло в голове – драгоценности усиливают красоту женщины, я с трудом отвела глаза от своего отражения.
Павел глянул – и пропал…
Прошло не меньше часа, прежде чем он принялся откупоривать бутылку. Я достала из сумки сырок и миндаль. Хорошо, купила по дороге, зная, что дома – шаром покати. Ладно, обойдется, не в ресторан пришел, а все говорило, убедительно говорило о том, что он и в самом деле соскучился по мне.
Прогнать Павла удалось лишь поздно вечером. Мне просто необходимо было заняться собой и отдохнуть. И опять я пожалела о том, что мы живем не вместе, Павел по этому поводу даже что-то говорил, да я невнимательно слушала.
Оставшись одна, я расчесала и уложила волосы, сколько можно ходить в тюрбане? Больше ничего не успела сделать, позвонила Кристина.
– Ты оказалась права, – начала она, и даже что-то похожее на признательность прозвучало в её голосе. – И в самом деле, имело смысл вызвать Анджея сюда.
– Могла бы и сама догадаться.
– Просто мне ужасно хотелось спать, плохо соображала. Дай бог здоровья нашей прабабке. Я сразу догадалась и обрадовалась.
– Так он не едет на Тибет?
– Не едет. По крайней мере пока. Совсем спятил при виде наших травок. Не беспокойся, знаю, что скажешь. Нет, у меня хватило ума сначала использовать его для себя, а только потом показать добычу. А у тебя как?
– Павел приезжал, недавно только удалось его выставить. Похоже, Изюня допустила промашку. Хотя и сидит на миллионах, не удалось ей скрыть природной алчности, а он это сразу почуял. И слава богу!
– А алмаз мне все равно нужен, просто необходим как воздух, – гнула свое Крыська. – Лаборатория, понимаешь? Анджей любит меня на лоне природы. Боюсь, однако, что если возникнет необходимость выбирать, выберет природу, хотя сердце его и будет разбито. Мужчины как дети, нельзя отбирать у них любимые игрушки.
– Ты сказала ему о наших больших надеждах?!
– Спятила?! Чтобы сглазить? Ничего не говорила. И готова биться об заклад – ты тоже.
– Ясное дело. Давай-ка подумаем…
– Думать? Сейчас? Уверена, ты тоже не в состоянии. Предлагаю начать думать завтра с утра. Поскольку пойду на работу, часов в пять могу приехать к тебе.
Я внесла поправку:
– К бабушке. Или лучше сделаем так: приди ко мне в четыре, я до той поры управлюсь, и вместе поедем к бабуле, иначе обидится. А тебе ещё надо успеть отдать машину в мастерскую.
– Еще чего! Стану я заниматься этим старьем. Продам как есть и куплю «тойоту», такую же, как у тебя. Хотя завтра, наверное, не успею. Ну да ладно, к бабуле поедем на твоей…
– Слышала я краем уха, будто Мартин Кацперский женился на француженке. Но она умерла ещё до моего рождения. Да, да, ребенком я слышала что-то такое, но мне это было неинтересно, вот и не придавала значения.
Кристина печально вопросила:
– Ну и почему ты, бабуля, такая нетипичная? Все нормальные старушки в твоем возрасте обожают семейные предания, а уж в таком роду, как наш, где полно исторических событий, наверняка помнили бы каждый эпизод. А ты что?
– Дорогая Иоася, в детстве я была в другом возрасте, – резонно возразила бабуля. – Так что имела право не интересоваться семейными преданиями.
Бабушка Людвика, как правило, путала нас. Редко-редко когда попадала. Сейчас мы не поправляли её, чтобы не нервировать и не сбивать с темы. По рассказам старшего поколения, бабушкины комплексы из-за того, что мать её бросила в Польше и она одна вынесла тут все ужасы минувшей войны, усилились в послевоенный период. Бабулю не устраивал государственный строй послевоенной Польши и в результате странной трансформации в её сознании выразился в смертельной обиде на родичей, о которых она и знать ничего не желала. Полагаю, бабушку Людвику можно вполне назвать жертвой коммунистического режима, хотя она при нем не бедствовала, совсем наоборот. Я поддержала сестру:
– Ничегошеньки бабуля не сохранила – ни писем, ни документов, ничего. И даже не желает порыться в памяти! Боже, боже! Несчастные мы сиротки, никто не хочет нам помочь.
– Нечего прибедняться, Крыся! – оборвала меня суровая бабушка. – Наследство моей матери вы получили? Получили. Так что радуйтесь и не морочьте мне голову. Я же не выражаю по этому поводу никаких претензий, так ведь? Потому как сама жила благодаря наследству своей прабабки.
– Зато мы изо всех сил собираем все, что осталось от предков, крохи информации, сохранившиеся в письмах, заметках, каких-то разрозненных записях, а ты, бабуля…
– А я не желаю! – упорствовала бабка. – Что же касается сведений о предках и оставшихся от них вещей, так все сохранившееся от прабабушки Доминики спас Флорек, и мне не было необходимости надрываться!
Мы с сестрой переглянулись. Ну конечно, теперь одной из нас придется ехать в Пежанов. Наверняка мне, ведь Кристина решила пока не увольняться с работы. Но уж я заставлю и её приехать, пусть хотя бы в выходной или другой какой свободный день, не одной же мне вкалывать. Своего Анджея она надолго усадила в Варшаве, по уши закопался в привезенных ею травах, так что спокойно может оставлять его какое-то время без присмотра, пока тот блаженно роется в старинных рецептах. Честно говоря, я бы и сама справилась, но предпочитала работать вдвоем с Кристиной, мы прекрасно дополняли друг друга.
По дороге домой Кристина с тревогой поинтересовалась:
– Ты как думаешь, найдем мы этот проклятый алмаз или нет? Моя жизнь зависит от него!
– Моя тоже. А найдется ли – один дьявол знает. Сколько лет прошло, сохранился ли он вообще? Крыська, а ты не удивляешься, почему это мы с тобой так страшно молчим о нем? Ведь стараемся никому ни словечка об алмазе, заметила? Из-за чего? Что нам мешает о нем рассказать?
– Разум, идиотка. Скажешь хоть словечко одному – и сразу узнает общественность. Широкая. И все примутся искать…
– …а найдет какой-нибудь случайный кретин. Ты права. Так что, едем?
– Едем, конечно. Из бабули больше ничего не выдоишь. Предлагаю ехать в пятницу, проведем уик-энд в трудах. Идет?
Уик-энд я собиралась провести с Павлом. Ну да ладно, может, и к лучшему, что меня не будет. Я как-то излишне эмоционально отнеслась к нему при встрече, самое время теперь отступить на заранее намеченные позиции. То есть последовательно придерживаться избранной линии: не очень-то он мне нужен со своими деньгами, я не какой-нибудь плющ, чтобы прицепиться к нему всеми присосками. Вот когда наше материальное положение более-менее сравняется, тогда я позволю себе идти ва-банк, пока же продолжаю соблюдать похвальную сдержанность.
Кристина развивала планы:
– Ехать будем по отдельности, я уже избавилась от металлолома, завтра получу новую «тойоту», точно такую, как у тебя, и, к сожалению, такого же цвета. Других не было, увы! Условимся о встрече уже на месте, к шести я успею.
Я кивнула, а сама все думала о Павле. А может, имеет смысл отказаться от всех своих принципов, ни о чем не думая выйти за Павла, жить вместе, в его доме… Не ждать, пока возрастет мое благосостояние, неизвестно ведь, сколько придется ждать. Да не поступлю я так, холера! Мне все будет казаться – нет у меня дома, и даже сотня детей ничего не изменит. Права Крыська, ненормальная я какая-то…
– Я с тобой говорю! – рявкнула на меня Кристина. – Слушай, когда говорят. Оглохла, что ли?
– Вот сейчас точно оглохла, на правое ухо. Разве можно так орать? Ну, задумалась я немножко. Ты о чем говорила?
– Спрашивала, где у тебя вся алмазная документация.
– Зачем тебе?
– А на случай, если бы мы все-таки нашли паршивца и собрались его продавать, ведь надо будет доказать – он не краденый, мы вправе им распоряжаться. А в противном случае иначе как на аукционе не удастся продать, тогда уж в тайне никак не сохранишь. Ты ведь забрала из замка все бумаги?
– Забрала, конечно. Лежат в той огромной сумке, что мы с трудом затолкали в багажник.
– До сих пор она в багажнике?
– Ну да. Забыла вынуть оттуда.
– В каком смысле забыла?
– Хотела оставить её у бабули, у неё всегда кто-то сидит дома, так что никакой Хьюстон не заберется. И забыла. А теперь мне не хочется возвращаться.
– Ну и ладно. У тебя ведь стоянка платная, сторож присматривает.
Я отвезла сестру к Анджею и занялась своими проблемами.
А ещё под самым Ловичем меня перехватили гаишники. Ну ладно, превысила я скорость, но ведь сумела же притормозить аккурат рядышком с ними. Опустила окошко, подошел сержант, молодой и красивый, уже открыл рот, чтобы накричать на нарушителя, но глянул на меня да так и застыл с открытым ртом, словно на месте окаменел.
– Ну? – нетерпеливо поинтересовалась я. – Вам, наверное, документы подать?
И я принялась рыться в сумочке. Сержант наконец захлопнул рот, сделал шаг назад, оглядел мою машину и опять уставился на меня. Заговорил, слава богу, дар речи к нему вернулся.
– Десять минут назад вы ехали в ту же сторону, на этой самой машине и с такой же скоростью. Сто сорок два. Как пани удалось за столь короткое время вернуться на это шоссе? Каким путем пани ехала?
Ага, значит, десять минут назад он заловил Кристину. Я могла бы порезвиться, уверяя, что проехала проселками специально ради них, так они мне понравились, да не стала. Время поджимало. Вместо этого как можно суше заявила:
– Не волнуйтесь, в глазах у вас пока не двоится. Это была не я, а моя сестра. Полагаю, её вам вполне хватило, так что я уже не нужна. Могу ехать?
– Да, – слабым голосом ответил сержант, так его ошарашило мое идиотское заявление. – Действительно, одной вполне достаточно.
– Ну так большое спасибо и всего доброго, – обрадовалась я, не стала дожидаться, пока он придет в себя, и умчалась.
В зеркальце заднего обзора я видела, как дорожный патруль в составе трех человек замер на обочине, глядя мне вслед и не обращая внимания на пролетавшие мимо машины. Вот и опять меня выручило сходство с Крыськой. Интересно, как она одета?
Я почти её догнала. Когда тормозила у ворот усадьбы Ендруся, Кристина за оградой вытаскивала из машины дорожную сумку. Ну конечно, не сговариваясь, мы оделись почти одинаково. Правда, наши жакеты цвета беж немного отличались кроем, но на первый взгляд разницы не заметишь А вот зеленые косыночки на шее очень бросались в глаза, даже на первый взгляд. Я не удивилась, уже привыкла к тому, что если мы предварительно не обсудили, кто во что будет одет, то оденемся одинаково. Должно быть, под воздействием некой высшей силы… А впрочем, вернее всего, одевались одинаково потому, что обеим к лицу были одинаковые тряпки. И мы с детства испытывали пристрастие к одному и тому же цвету.
Первой нас встретила дочка Ендруся, Марта.
– Как хорошо, что ты дома! – обрадовалась Кристина. – А я уж боялась, придется тебя по всей округе искать.
– Привет, рада вас видеть, – в свою очередь обрадовалась Марта. – О боже, опять вы выглядите одинаково. Кто из вас кто?
– Я Крыська. А ты все ещё работаешь в пшилесском дворце?
– Да, почитай, уже и не работаю, – заморгала Марта. – А что?
– Потому что у нас там важное дело… О, Ендрусь, здравствуй!
Тут приветствовать нас высыпало все Ендрусево семейство. Все искренне радовались, ибо, неизвестно почему, нас по-прежнему уважали, почитали и обожали в Пежанове, а уж посещение Пежанова бабулей Людвикой можно было приравнивать если не к явлению Божьей Матери народу, то к монаршему визиту королевы Ядвиги. Вообще-то мы с детства слышали передаваемое из поколения в поколение предание о том, как наша прабабка Клементина спасла какого-то из предков Кацперских во время январского восстания и вообще Кацперские только благодаря ей и живут ещё на этом свете. Из поколения в поколение передавалась и легенда о том, что Флорек сначала спас тонувшую в здешнем пруду какую-то из барышень Пшилесских, а потом на смертном одре велел своим потомкам прклясться вечно любить и почитать нас, ибо род Кацперских выбился из нужды только благодаря ясновельможным господам Пшилесским. И так на протяжении веков процветала и крепла симпатия между Пшилесскими и Кацперскими на пользу обоим родам. Мы тоже изо всех сил старались быть милыми и симпатичными, общаясь с представителями славного рода Кацперских, и тем не менее проявляемое ими чуть ли не набожное почитание казалось нам сильно преувеличенным. К счастью, проводя всю жизнь каникулы и отпуска в Пежанове, мы несколько привыкли к такой трактовке.
Ендрусю никто бы не дал его шестидесяти двух лет. Выглядел он просто здорово! Должно быть, так смотрелся старик Борына, собираясь взять в жены молоденькую Ягусю: высокий, крепкий, полный сил мужик, воплощение здоровья и оптимизма. Не хуже выглядела и его жена Эльжуня, на три года моложе мужа. С их детьми Юреком, Геной и Мартой мы дружили с детских лет, играла во все детские игры, соревновались в плавании, верховой езде, прыжках с верхней балки высокой риги, дойке коровы, лазании по деревьям и прочим деревенским видам спорта. В настоящее время Юрек хозяйничал в усадьбе с помощью отца и как раз собирался жениться. Марта вышла замуж несколько лет назад за автослесаря, который вскоре стал владельцем процветающей автомастерской, и работала в библиотеке дворца в Пшилесье. Младшенький Гена только что получил диплом врача и стал практиковать в родной деревне.
Так получилось, что все они как раз были в родительском доме и радостно выскочили нас приветствовать.
Понятно, больше всех в данный момент нас интересовала Марта.
– Так что с твоей работой? – спросила я за ужином.
Ужин, разумеется, был организован со всей возможной пышностью. А как же, приехали ненаглядные ясновельможные паненки! Похоже, приготовить в рекордно короткое время торжественный прием Эльжуне не составило ни малейшего труда. Она всегда славилась потрясающими кулинарными способностями, а поскольку ещё совсем недавно с продуктами было трудно, Эльжуня научилась обходиться своими. Чего только у неё не было! Консервированная свинина, отличные колбасы и прочие копчености, всевозможные заготовки из овощей, фруктов и даже рыбы, грибочки в разных видах и многое другое. В любой момент она могла накрыть потрясающий стол, причем все блюда были неимоверно вкусными. Тому, кто придерживался диеты, смотреть на такой стол было вредно для здоровья. Просто удивительно, что никто из Кацперских не растолстел.
– Открываю частное предприятие, – объявила Марта. – Не знаю, известно ли вам, что Пшилесье купил один из тех, что разбогатели в последнее время, ведь пани Людвика отказалась от всех прав на имение, поэтому гмина (местное самоуправление) и продала. А библиотеку купила я. Дешево, да ещё в рассрочку, и теперь открываю свою библиотеку с читальней. Сейчас в вашем бывшем доме осталась лишь моя библиотека, ну ещё кафе сделали, потому как пух и перо уже повыбрасывали, а что там новый владелец сделает – не знаю.
Информация о новом владельце нас чрезвычайно взволновала и встревожила.
– А ты уверена, что он уже купил? И права оформил? И кто он? Ну, этот новый владелец. Фамилию знаешь?
– Точно не знаю, но ходили слухи, что какой-то американец польского происхождения. И фамилию называли, да я не запомнила.
– Хьюстон, провалиться мне на этом месте! – в ужасе вскричала Кристина.
– Может, и Хьюстон, не знаю. А что?
– Хьюстон – мошенник, и прав у него никаких нет! – категорически заявила я, злая как сто тысяч чертей, что этот подлец и сюда добрался. – Случайно или не случайно – это ещё доказать требуется, а кузена нашего пристукнул, статую на него опрокинул. Ну что вы так на меня смотрите? Сто лет назад. Правда, не этот Хьюстон, а его предок, какая разница. Все равно не согласна, чтобы теперь потомкам негодяя досталось наше сокровище…
– Какое сокровище? – подозрительно поинтересовался Ендрусь.
– В пшилесском дворце запрятано какое-то сокровище? – одновременно прозвучал вопрос Гены.
– Ничего не понимаю! – растерянно простонала Эльжуня.
Недоумение собравшихся за столом заставило меня прервать гневную филиппику. Пришлось подключиться Кристине.
– Это длинная и запутанная история, мы все вам расскажем. Но сначала вы скажите, что там, во дворце, происходит на чердаке? Этот прохиндей уже там шарил? По всей видимости, нам требуется именно чердак…
– …и еще, возможно, библиотека, – ехидно дополнила я.
Кристина так и подпрыгнула.
– Убила бы эту ехидну! – с ненавистью глядя на меня, вскричала она.
– Каким именно образом? – заинтересовался Гена. – Мне пригодится опыт в области судебной медицины и психиатрии, ведь здесь, в деревне, я поневоле омнибус – врач по всем специальностям.
– За что Крысенька собирается убить Иоасеньку? – приставала ко всем Эльжуня.
Еще когда мы садились за стол, она приколола к волосам сестры цветок – не для красоты, а чтобы различать нас. И теперь не ошиблась.
Тяжело вздохнув, я решила наконец рассказать Кацперским обо всем, никуда не денешься.
– Видите ли, прабабка Каролина оставила нам наследство….
– Знаем, пани Людвика писала об этом.
– Ну и в завещании было поставлено условие: во владение наследством вступим лишь тогда, когда приведем в порядок библиотеку замка Нуармон. Вот мы и привели… Два месяца как ишаки вкалывали. И боюсь, теперь на всю оставшуюся жизнь с нас хватит библиотек. Еще хорошо, что языки знаем, иначе не справились бы.
– А за все время только два дня нам помогали поднимать тяжести. Кстати, носильщик был чрезвычайно подозрительным типом. Наработались, словно конь на пахоте, – подтвердила сестра.
– Мы трактором пашем, – неизвестно почему брякнул Юрек.
– Теперь и на нас можно пахать, опыт большой.
Лишь Марта проявила сочувствие.
– И правда, книги страшно тяжелые. Мне ли не знать! А в вашей фамильной библиотеке могли попадаться и старинные фолианты в кожаных переплетах…
– Не только. Были и в серебре, драгоценными камнями украшенные. Я уже не говорю о переплетах из дерева.
– В нашей библиотеке деревянных и серебряных переплетов не встретится, – успокоила нас Марта. – Так что вам будет легче.
– Все равно не желаю! – продолжала бушевать Кристина.
– От твоего желания тут ничего не зависит, – приструнила я сестру. – Не зарекайся, может, придется.
– А почему носильщика книг вы назвали подозрительным типом? – хотел знать Юрек. – В каком смысле подозрительный? Раз уж такие сенсации нам сообщаете, выкладывайте все!
Ничего не поделаешь, придется выкладывать. Не вдаваясь в подробности и конспиративно называя алмаз «семейной драгоценной реликвией», мы галопом прошлись по его истории, затем надолго задержались на прабабкиных рецептах по траволечению, а вдруг в Пшилесье тоже обнаружится что-либо из этой области?
– По дороге я успел подумать, – заявил Павел после продолжительной паузы, выпуская меня из рук. – Везде пробки, пришлось ехать целую вечность, было время подумать. Так вот, извиняться не буду, откуда мне было знать, что это ты? Ведь из Франции ты звонила обычно по вечерам. А теперь по чистой случайности получила доказательство того, как я отношусь ко всем остальным женщинам.
– Собиралась звонить бабушке, твой номер как-то сам собой набрался. Почему ты днем оказался дома?
– Нечаянно пролил кофе на брюки, пришлось заскочить переодеться. Зол был как сто тысяч чертей, а услышал твой голос – и сразу прошло. Ты вернулась ненадолго или насовсем? Боже, как же я по тебе соскучился!
Отстранив его на расстояние вытянутой руки, я внимательно всмотрелась в любимое лицо. Нормально выглядел, глаза мне улыбались, рот до ушей растянулся. Любит! Похоже, Изюня ещё не успела поработать. От сердца отлегло, но так сразу прощать я не собиралась. Взяв найденную наконец пилочку, я принялась неторопливо обрабатывать поврежденный ноготь.
– Ну, хорошо, а с чего это ты так ополчился на девушек? Пользоваться успехом приятно. Доконали тебя?
– Точно, доконали! Такой в последнее время успех, что жизни не рад. Хотя, возможно, не все девушки виноваты, одна привязалась, проходу не дает. Вроде бы даже ты её знаешь, кажется, вы ещё в школу вместе ходили, некая Иза. Вернулась из Штатов и в поисках тебя как-то на меня вышла. Сама так сказала. Ты её помнишь?
Сказать, что у меня отлегло от сердца, – значит ничего не сказать. Я испытала неимоверное облегчение. Сам заговорил об Изе, а я всю дорогу думала, как бы поделикатнее его о ней расспросить, как бы не навредить, не проговориться, что мне известно о её возвращении в Польшу. Непохоже, что Павел от неё в восторге, хотя, судя по всему, Изюня вовсю охотится на него. А Павел продолжал изливать душу:
– Откровенно говоря, я думал – это она звонит. Поэтому и решил в такой безличной форме выразить неудовольствие, высказаться подипломатичнее, как-то неудобно женщине прямо говорить, что надоела до чертиков. И ведь интересная женщина, а вот меня словно что-то от неё отталкивает. Интересно, что?
– Характер! – не выдержав, пояснила я. – Такой у неё характер, что на внешности не сказывается, а вроде как излучается из нее. Очень рада, что ты это почувствовал. Ты торопишься или можно угостить тебя чем-нибудь вкусненьким?
– Уже не тороплюсь, а вкусненькое я вижу перед собой и не намерен дольше ждать. Ведь говорю же – страшно соскучился по тебе!
Потом я опять закрутила голову полотенцем и накинула купальный халатик. Сквозь охватившую все мое существо радость с трудом пробивалась трезвая мысль – на кой черт я, идиотка законченная, сама придумываю какие-то неприятности, ведь видно же – любит! А для меня в нем – весь смысл жизни, так зачем я нагромождаю на пути к счастью вымышленные трудности? Выйти за него, жить вместе, спать в одной постели, готовить салат из креветок, рожать ему детей… А я вместо этого гоняюсь за каким-то алмазом!
И тут Павел произнес с нежностью и вроде бы с восхищением:
– Ты – единственная женщина в мире, которая дает мне все, ничего не требуя взамен. Кажется, это меня начинает мало-помалу терзать, но я эти муки вынесу с наслаждением.
Вот тебе и на! Только мужчины могут быть такими глупыми.
– Говоря о чем-то вкусненьком, я имела в виду другой вид разврата. Из Франции привезла вино предков, такого ты точно не пил, потому как другого такого на свете нет. Попробуешь? Правда, на закуску у меня лишь плавленый сырок и соленый миндаль.
– Через желудок ты мне угодила прямо в сердце! О боже, а это что такое?!
Только теперь Павел обратил внимание на барахло, вываленное мною из сумки. Из-под кучки документов, денежных купюр, сигарет, зажигалок, счетов и квитанций поблескивали бриллианты алмазного колье, которое Кристина бросила мне в сумочку. А серьги и кольца, хоть и слегка припудренные, поскольку путешествовали в коробочке из-под пуховки, тоже неплохо сверкали.
– Наверняка это из наследства, за которым ты поехала? – с явным интересом спросил Павел, внимательно рассмотрев драгоценности. – Очень, очень недурные, я-то в этом немного разбираюсь. А таких изумрудов теперь ни за какие деньги не достанешь, старинная огранка…
Буду ковать железо, пока горячо! Вот он, так давно ожидаемый случай! Я вынула из дорожной сумки бутылку несравненного вина, отдала Павлу, отобрала у него серьги и приказала:
– Откупорь, и побыстрее. Штопор на кухне, в буфете. Надо отметить нашу встречу.
Пока Павел разыскивал штопор, я успела вдеть в уши изумрудные сережки. Полотенце на голове было зеленое, так что они вполне подходили… Посмотрела в зеркало. Мелькнуло в голове – драгоценности усиливают красоту женщины, я с трудом отвела глаза от своего отражения.
Павел глянул – и пропал…
Прошло не меньше часа, прежде чем он принялся откупоривать бутылку. Я достала из сумки сырок и миндаль. Хорошо, купила по дороге, зная, что дома – шаром покати. Ладно, обойдется, не в ресторан пришел, а все говорило, убедительно говорило о том, что он и в самом деле соскучился по мне.
Прогнать Павла удалось лишь поздно вечером. Мне просто необходимо было заняться собой и отдохнуть. И опять я пожалела о том, что мы живем не вместе, Павел по этому поводу даже что-то говорил, да я невнимательно слушала.
Оставшись одна, я расчесала и уложила волосы, сколько можно ходить в тюрбане? Больше ничего не успела сделать, позвонила Кристина.
– Ты оказалась права, – начала она, и даже что-то похожее на признательность прозвучало в её голосе. – И в самом деле, имело смысл вызвать Анджея сюда.
– Могла бы и сама догадаться.
– Просто мне ужасно хотелось спать, плохо соображала. Дай бог здоровья нашей прабабке. Я сразу догадалась и обрадовалась.
– Так он не едет на Тибет?
– Не едет. По крайней мере пока. Совсем спятил при виде наших травок. Не беспокойся, знаю, что скажешь. Нет, у меня хватило ума сначала использовать его для себя, а только потом показать добычу. А у тебя как?
– Павел приезжал, недавно только удалось его выставить. Похоже, Изюня допустила промашку. Хотя и сидит на миллионах, не удалось ей скрыть природной алчности, а он это сразу почуял. И слава богу!
– А алмаз мне все равно нужен, просто необходим как воздух, – гнула свое Крыська. – Лаборатория, понимаешь? Анджей любит меня на лоне природы. Боюсь, однако, что если возникнет необходимость выбирать, выберет природу, хотя сердце его и будет разбито. Мужчины как дети, нельзя отбирать у них любимые игрушки.
– Ты сказала ему о наших больших надеждах?!
– Спятила?! Чтобы сглазить? Ничего не говорила. И готова биться об заклад – ты тоже.
– Ясное дело. Давай-ка подумаем…
– Думать? Сейчас? Уверена, ты тоже не в состоянии. Предлагаю начать думать завтра с утра. Поскольку пойду на работу, часов в пять могу приехать к тебе.
Я внесла поправку:
– К бабушке. Или лучше сделаем так: приди ко мне в четыре, я до той поры управлюсь, и вместе поедем к бабуле, иначе обидится. А тебе ещё надо успеть отдать машину в мастерскую.
– Еще чего! Стану я заниматься этим старьем. Продам как есть и куплю «тойоту», такую же, как у тебя. Хотя завтра, наверное, не успею. Ну да ладно, к бабуле поедем на твоей…
* * *
Бабушка Людвика не очень охотно припомнила:– Слышала я краем уха, будто Мартин Кацперский женился на француженке. Но она умерла ещё до моего рождения. Да, да, ребенком я слышала что-то такое, но мне это было неинтересно, вот и не придавала значения.
Кристина печально вопросила:
– Ну и почему ты, бабуля, такая нетипичная? Все нормальные старушки в твоем возрасте обожают семейные предания, а уж в таком роду, как наш, где полно исторических событий, наверняка помнили бы каждый эпизод. А ты что?
– Дорогая Иоася, в детстве я была в другом возрасте, – резонно возразила бабуля. – Так что имела право не интересоваться семейными преданиями.
Бабушка Людвика, как правило, путала нас. Редко-редко когда попадала. Сейчас мы не поправляли её, чтобы не нервировать и не сбивать с темы. По рассказам старшего поколения, бабушкины комплексы из-за того, что мать её бросила в Польше и она одна вынесла тут все ужасы минувшей войны, усилились в послевоенный период. Бабулю не устраивал государственный строй послевоенной Польши и в результате странной трансформации в её сознании выразился в смертельной обиде на родичей, о которых она и знать ничего не желала. Полагаю, бабушку Людвику можно вполне назвать жертвой коммунистического режима, хотя она при нем не бедствовала, совсем наоборот. Я поддержала сестру:
– Ничегошеньки бабуля не сохранила – ни писем, ни документов, ничего. И даже не желает порыться в памяти! Боже, боже! Несчастные мы сиротки, никто не хочет нам помочь.
– Нечего прибедняться, Крыся! – оборвала меня суровая бабушка. – Наследство моей матери вы получили? Получили. Так что радуйтесь и не морочьте мне голову. Я же не выражаю по этому поводу никаких претензий, так ведь? Потому как сама жила благодаря наследству своей прабабки.
– Зато мы изо всех сил собираем все, что осталось от предков, крохи информации, сохранившиеся в письмах, заметках, каких-то разрозненных записях, а ты, бабуля…
– А я не желаю! – упорствовала бабка. – Что же касается сведений о предках и оставшихся от них вещей, так все сохранившееся от прабабушки Доминики спас Флорек, и мне не было необходимости надрываться!
Мы с сестрой переглянулись. Ну конечно, теперь одной из нас придется ехать в Пежанов. Наверняка мне, ведь Кристина решила пока не увольняться с работы. Но уж я заставлю и её приехать, пусть хотя бы в выходной или другой какой свободный день, не одной же мне вкалывать. Своего Анджея она надолго усадила в Варшаве, по уши закопался в привезенных ею травах, так что спокойно может оставлять его какое-то время без присмотра, пока тот блаженно роется в старинных рецептах. Честно говоря, я бы и сама справилась, но предпочитала работать вдвоем с Кристиной, мы прекрасно дополняли друг друга.
По дороге домой Кристина с тревогой поинтересовалась:
– Ты как думаешь, найдем мы этот проклятый алмаз или нет? Моя жизнь зависит от него!
– Моя тоже. А найдется ли – один дьявол знает. Сколько лет прошло, сохранился ли он вообще? Крыська, а ты не удивляешься, почему это мы с тобой так страшно молчим о нем? Ведь стараемся никому ни словечка об алмазе, заметила? Из-за чего? Что нам мешает о нем рассказать?
– Разум, идиотка. Скажешь хоть словечко одному – и сразу узнает общественность. Широкая. И все примутся искать…
– …а найдет какой-нибудь случайный кретин. Ты права. Так что, едем?
– Едем, конечно. Из бабули больше ничего не выдоишь. Предлагаю ехать в пятницу, проведем уик-энд в трудах. Идет?
Уик-энд я собиралась провести с Павлом. Ну да ладно, может, и к лучшему, что меня не будет. Я как-то излишне эмоционально отнеслась к нему при встрече, самое время теперь отступить на заранее намеченные позиции. То есть последовательно придерживаться избранной линии: не очень-то он мне нужен со своими деньгами, я не какой-нибудь плющ, чтобы прицепиться к нему всеми присосками. Вот когда наше материальное положение более-менее сравняется, тогда я позволю себе идти ва-банк, пока же продолжаю соблюдать похвальную сдержанность.
Кристина развивала планы:
– Ехать будем по отдельности, я уже избавилась от металлолома, завтра получу новую «тойоту», точно такую, как у тебя, и, к сожалению, такого же цвета. Других не было, увы! Условимся о встрече уже на месте, к шести я успею.
Я кивнула, а сама все думала о Павле. А может, имеет смысл отказаться от всех своих принципов, ни о чем не думая выйти за Павла, жить вместе, в его доме… Не ждать, пока возрастет мое благосостояние, неизвестно ведь, сколько придется ждать. Да не поступлю я так, холера! Мне все будет казаться – нет у меня дома, и даже сотня детей ничего не изменит. Права Крыська, ненормальная я какая-то…
– Я с тобой говорю! – рявкнула на меня Кристина. – Слушай, когда говорят. Оглохла, что ли?
– Вот сейчас точно оглохла, на правое ухо. Разве можно так орать? Ну, задумалась я немножко. Ты о чем говорила?
– Спрашивала, где у тебя вся алмазная документация.
– Зачем тебе?
– А на случай, если бы мы все-таки нашли паршивца и собрались его продавать, ведь надо будет доказать – он не краденый, мы вправе им распоряжаться. А в противном случае иначе как на аукционе не удастся продать, тогда уж в тайне никак не сохранишь. Ты ведь забрала из замка все бумаги?
– Забрала, конечно. Лежат в той огромной сумке, что мы с трудом затолкали в багажник.
– До сих пор она в багажнике?
– Ну да. Забыла вынуть оттуда.
– В каком смысле забыла?
– Хотела оставить её у бабули, у неё всегда кто-то сидит дома, так что никакой Хьюстон не заберется. И забыла. А теперь мне не хочется возвращаться.
– Ну и ладно. У тебя ведь стоянка платная, сторож присматривает.
Я отвезла сестру к Анджею и занялась своими проблемами.
* * *
В Пежанов я отправилась немного позднее, чем собиралась. Из-за Изюни. Заявилась без предупреждения, не позвонила, гангрена этакая. Она, видите ли, оказалась в моем районе и не могла упустить случая, а вдруг я как раз дома? К сожалению, я и была дома. Пришлось делать хорошую мину при плохой игре. Не могла я сказать ей, что спешу, что уезжаю на два дня, что оставляю Павла без присмотра. А эта язва расспрашивала меня о Павле, а как же. Пыталась делать это дипломатично, словно ненароком, да только дипломатия у нее получалась, как у осла соловьиные трели. Нет уж, не могла я оставить ей свободный доступ к Павлу. Напротив, дала этой змее понять, что договорилась о свидании с ним. Пришлось терпеливо дожидаться, пока эта кикимора, выпытав все, что хотела, не удалится.А ещё под самым Ловичем меня перехватили гаишники. Ну ладно, превысила я скорость, но ведь сумела же притормозить аккурат рядышком с ними. Опустила окошко, подошел сержант, молодой и красивый, уже открыл рот, чтобы накричать на нарушителя, но глянул на меня да так и застыл с открытым ртом, словно на месте окаменел.
– Ну? – нетерпеливо поинтересовалась я. – Вам, наверное, документы подать?
И я принялась рыться в сумочке. Сержант наконец захлопнул рот, сделал шаг назад, оглядел мою машину и опять уставился на меня. Заговорил, слава богу, дар речи к нему вернулся.
– Десять минут назад вы ехали в ту же сторону, на этой самой машине и с такой же скоростью. Сто сорок два. Как пани удалось за столь короткое время вернуться на это шоссе? Каким путем пани ехала?
Ага, значит, десять минут назад он заловил Кристину. Я могла бы порезвиться, уверяя, что проехала проселками специально ради них, так они мне понравились, да не стала. Время поджимало. Вместо этого как можно суше заявила:
– Не волнуйтесь, в глазах у вас пока не двоится. Это была не я, а моя сестра. Полагаю, её вам вполне хватило, так что я уже не нужна. Могу ехать?
– Да, – слабым голосом ответил сержант, так его ошарашило мое идиотское заявление. – Действительно, одной вполне достаточно.
– Ну так большое спасибо и всего доброго, – обрадовалась я, не стала дожидаться, пока он придет в себя, и умчалась.
В зеркальце заднего обзора я видела, как дорожный патруль в составе трех человек замер на обочине, глядя мне вслед и не обращая внимания на пролетавшие мимо машины. Вот и опять меня выручило сходство с Крыськой. Интересно, как она одета?
Я почти её догнала. Когда тормозила у ворот усадьбы Ендруся, Кристина за оградой вытаскивала из машины дорожную сумку. Ну конечно, не сговариваясь, мы оделись почти одинаково. Правда, наши жакеты цвета беж немного отличались кроем, но на первый взгляд разницы не заметишь А вот зеленые косыночки на шее очень бросались в глаза, даже на первый взгляд. Я не удивилась, уже привыкла к тому, что если мы предварительно не обсудили, кто во что будет одет, то оденемся одинаково. Должно быть, под воздействием некой высшей силы… А впрочем, вернее всего, одевались одинаково потому, что обеим к лицу были одинаковые тряпки. И мы с детства испытывали пристрастие к одному и тому же цвету.
Первой нас встретила дочка Ендруся, Марта.
– Как хорошо, что ты дома! – обрадовалась Кристина. – А я уж боялась, придется тебя по всей округе искать.
– Привет, рада вас видеть, – в свою очередь обрадовалась Марта. – О боже, опять вы выглядите одинаково. Кто из вас кто?
– Я Крыська. А ты все ещё работаешь в пшилесском дворце?
– Да, почитай, уже и не работаю, – заморгала Марта. – А что?
– Потому что у нас там важное дело… О, Ендрусь, здравствуй!
Тут приветствовать нас высыпало все Ендрусево семейство. Все искренне радовались, ибо, неизвестно почему, нас по-прежнему уважали, почитали и обожали в Пежанове, а уж посещение Пежанова бабулей Людвикой можно было приравнивать если не к явлению Божьей Матери народу, то к монаршему визиту королевы Ядвиги. Вообще-то мы с детства слышали передаваемое из поколения в поколение предание о том, как наша прабабка Клементина спасла какого-то из предков Кацперских во время январского восстания и вообще Кацперские только благодаря ей и живут ещё на этом свете. Из поколения в поколение передавалась и легенда о том, что Флорек сначала спас тонувшую в здешнем пруду какую-то из барышень Пшилесских, а потом на смертном одре велел своим потомкам прклясться вечно любить и почитать нас, ибо род Кацперских выбился из нужды только благодаря ясновельможным господам Пшилесским. И так на протяжении веков процветала и крепла симпатия между Пшилесскими и Кацперскими на пользу обоим родам. Мы тоже изо всех сил старались быть милыми и симпатичными, общаясь с представителями славного рода Кацперских, и тем не менее проявляемое ими чуть ли не набожное почитание казалось нам сильно преувеличенным. К счастью, проводя всю жизнь каникулы и отпуска в Пежанове, мы несколько привыкли к такой трактовке.
Ендрусю никто бы не дал его шестидесяти двух лет. Выглядел он просто здорово! Должно быть, так смотрелся старик Борына, собираясь взять в жены молоденькую Ягусю: высокий, крепкий, полный сил мужик, воплощение здоровья и оптимизма. Не хуже выглядела и его жена Эльжуня, на три года моложе мужа. С их детьми Юреком, Геной и Мартой мы дружили с детских лет, играла во все детские игры, соревновались в плавании, верховой езде, прыжках с верхней балки высокой риги, дойке коровы, лазании по деревьям и прочим деревенским видам спорта. В настоящее время Юрек хозяйничал в усадьбе с помощью отца и как раз собирался жениться. Марта вышла замуж несколько лет назад за автослесаря, который вскоре стал владельцем процветающей автомастерской, и работала в библиотеке дворца в Пшилесье. Младшенький Гена только что получил диплом врача и стал практиковать в родной деревне.
Так получилось, что все они как раз были в родительском доме и радостно выскочили нас приветствовать.
Понятно, больше всех в данный момент нас интересовала Марта.
– Так что с твоей работой? – спросила я за ужином.
Ужин, разумеется, был организован со всей возможной пышностью. А как же, приехали ненаглядные ясновельможные паненки! Похоже, приготовить в рекордно короткое время торжественный прием Эльжуне не составило ни малейшего труда. Она всегда славилась потрясающими кулинарными способностями, а поскольку ещё совсем недавно с продуктами было трудно, Эльжуня научилась обходиться своими. Чего только у неё не было! Консервированная свинина, отличные колбасы и прочие копчености, всевозможные заготовки из овощей, фруктов и даже рыбы, грибочки в разных видах и многое другое. В любой момент она могла накрыть потрясающий стол, причем все блюда были неимоверно вкусными. Тому, кто придерживался диеты, смотреть на такой стол было вредно для здоровья. Просто удивительно, что никто из Кацперских не растолстел.
– Открываю частное предприятие, – объявила Марта. – Не знаю, известно ли вам, что Пшилесье купил один из тех, что разбогатели в последнее время, ведь пани Людвика отказалась от всех прав на имение, поэтому гмина (местное самоуправление) и продала. А библиотеку купила я. Дешево, да ещё в рассрочку, и теперь открываю свою библиотеку с читальней. Сейчас в вашем бывшем доме осталась лишь моя библиотека, ну ещё кафе сделали, потому как пух и перо уже повыбрасывали, а что там новый владелец сделает – не знаю.
Информация о новом владельце нас чрезвычайно взволновала и встревожила.
– А ты уверена, что он уже купил? И права оформил? И кто он? Ну, этот новый владелец. Фамилию знаешь?
– Точно не знаю, но ходили слухи, что какой-то американец польского происхождения. И фамилию называли, да я не запомнила.
– Хьюстон, провалиться мне на этом месте! – в ужасе вскричала Кристина.
– Может, и Хьюстон, не знаю. А что?
– Хьюстон – мошенник, и прав у него никаких нет! – категорически заявила я, злая как сто тысяч чертей, что этот подлец и сюда добрался. – Случайно или не случайно – это ещё доказать требуется, а кузена нашего пристукнул, статую на него опрокинул. Ну что вы так на меня смотрите? Сто лет назад. Правда, не этот Хьюстон, а его предок, какая разница. Все равно не согласна, чтобы теперь потомкам негодяя досталось наше сокровище…
– Какое сокровище? – подозрительно поинтересовался Ендрусь.
– В пшилесском дворце запрятано какое-то сокровище? – одновременно прозвучал вопрос Гены.
– Ничего не понимаю! – растерянно простонала Эльжуня.
Недоумение собравшихся за столом заставило меня прервать гневную филиппику. Пришлось подключиться Кристине.
– Это длинная и запутанная история, мы все вам расскажем. Но сначала вы скажите, что там, во дворце, происходит на чердаке? Этот прохиндей уже там шарил? По всей видимости, нам требуется именно чердак…
– …и еще, возможно, библиотека, – ехидно дополнила я.
Кристина так и подпрыгнула.
– Убила бы эту ехидну! – с ненавистью глядя на меня, вскричала она.
– Каким именно образом? – заинтересовался Гена. – Мне пригодится опыт в области судебной медицины и психиатрии, ведь здесь, в деревне, я поневоле омнибус – врач по всем специальностям.
– За что Крысенька собирается убить Иоасеньку? – приставала ко всем Эльжуня.
Еще когда мы садились за стол, она приколола к волосам сестры цветок – не для красоты, а чтобы различать нас. И теперь не ошиблась.
Тяжело вздохнув, я решила наконец рассказать Кацперским обо всем, никуда не денешься.
– Видите ли, прабабка Каролина оставила нам наследство….
– Знаем, пани Людвика писала об этом.
– Ну и в завещании было поставлено условие: во владение наследством вступим лишь тогда, когда приведем в порядок библиотеку замка Нуармон. Вот мы и привели… Два месяца как ишаки вкалывали. И боюсь, теперь на всю оставшуюся жизнь с нас хватит библиотек. Еще хорошо, что языки знаем, иначе не справились бы.
– А за все время только два дня нам помогали поднимать тяжести. Кстати, носильщик был чрезвычайно подозрительным типом. Наработались, словно конь на пахоте, – подтвердила сестра.
– Мы трактором пашем, – неизвестно почему брякнул Юрек.
– Теперь и на нас можно пахать, опыт большой.
Лишь Марта проявила сочувствие.
– И правда, книги страшно тяжелые. Мне ли не знать! А в вашей фамильной библиотеке могли попадаться и старинные фолианты в кожаных переплетах…
– Не только. Были и в серебре, драгоценными камнями украшенные. Я уже не говорю о переплетах из дерева.
– В нашей библиотеке деревянных и серебряных переплетов не встретится, – успокоила нас Марта. – Так что вам будет легче.
– Все равно не желаю! – продолжала бушевать Кристина.
– От твоего желания тут ничего не зависит, – приструнила я сестру. – Не зарекайся, может, придется.
– А почему носильщика книг вы назвали подозрительным типом? – хотел знать Юрек. – В каком смысле подозрительный? Раз уж такие сенсации нам сообщаете, выкладывайте все!
Ничего не поделаешь, придется выкладывать. Не вдаваясь в подробности и конспиративно называя алмаз «семейной драгоценной реликвией», мы галопом прошлись по его истории, затем надолго задержались на прабабкиных рецептах по траволечению, а вдруг в Пшилесье тоже обнаружится что-либо из этой области?