Страница:
– Яцусь уверяет, что в охотничьей сумке были не только банкноты, но и еще какие-то другие бумаги.
Перевязанный бечевкой пакет каких-то бумаг. Столько лет лежал, что на коже сумки остался отпечаток. Ясное дело, невооруженным глазом его не заметить, но вы ведь знаете Яцуся, у него в мозгу и лупа, и микроскоп, и даже радар! И этот наглец уверяет, что не газеты лежали, а скорее всего связка писем. Собственно, из-за этого мы особенно тщательно обыскали квартиру рыжей красотки, но никаких писем у нее не нашли.
– Выбросил, мерзавец, – огорчился Януш. – Заполучив сумку, проверил ее содержимое, письма ему ни к чему, он их и выбросил. Может, еще там, в Константине.
– Не думаю, – возразила я. – В Константине из-за трупа у Доминика земля под ногами горела, он наверняка поспешил смыться как можно скорее, схватил сумку и был таков. Где там проверять, что в ней.
Проверил позже, в каком-нибудь безопасном месте.
Там и выбросил.
– Вот только знать бы, где он тогда нашел безопасное место, – заметил Болек с полным ртом, трудясь над очередной отбивной. – Мы же, почитай, все подозрительные малины прочесали.
– А на Вилловой он не мог спрятаться? – выдвинул свежую версию Януш. – Знал, что квартира пустая, может, у него и в самом деле были от нее ключи, но уж набор отмычек наверняка имелся.
И опять поручику пришлось вскакивать с места, не закончив ужин.
– Куда подевалась эта Кася? – ворчал он, второй раз набирая номер ее телефона. Телефон на Граничной молчал.
– Позвони ей на Вилловую, – посоветовала я.
Кася и в самом деле оказалась на Вилловой. Когда в трубке послышался ее голос, Януш включил микрофон, чтобы мы тоже слышали, о чем с ней говорит поручик.
– Нет, – ответила Кася на первый вопрос Болека. – Дверь уже не была опечатана. Правда, печать болталась, но я решила, что ее сорвали вы, раз отдали мне ключи и разрешили входить в квартиру.
Тихонько выругавшись, Болек задал второй вопрос – о бумагах. И Кася опять дала отрицательный ответ.
– Нет, никакой пачки писем или документов я не нашла, но ведь я все еще нахожусь на стадии кухни и еще не скоро с ней покончу. Да, в кухне тоже обнаружились кое-какие бумаги, например, один из ящиков буфета был битком набит использованными трамвайными и автобусными билетами. Нет, я их не выбросила, подумала, ведь они, как-никак, история…
– В каком смысле? – не понял Болек.
– И сами по себе, и к тому же на них проставлены цены.
– Умная девушка, – шепотом похвалила я Касю.
Болек объявил ей об официальном обыске, который будет сделан в квартире с целью обнаружения пачки старых писем. Неожиданно Кася воспротивилась.
– Если вы имеете в виду личные письма, я не согласна. Я хочу найти их сама. Потом покажу их вам, обещаю ничего не скрывать от вас, но ведь письма родителей – моя собственность! И даже если не родителей, а кого-нибудь из родственников. Я имею на них право! Я хочу, чтобы у меня, наконец, тоже были родные, пусть даже в прошлом. Неужели я никогда не смогу жить, как всякий нормальный человек?
И такое отчаяние прозвучало в голосе девушки, что Болек явно смягчился, тем более что Януш принялся подавать ему какие-то непонятные знаки.
– Ну, хорошо, – согласился поручик, – но помните, никаких бумаг не выбрасывайте.
– Даже старых пакетов из-под муки и крупы? – жалобно поинтересовалась Кася.
– Пакеты можно выбросить, но сначала убедитесь, что на них ничего не записано.
– Ну что ты терзаешь девушку? – накинулся Януш на поручика, когда тот положил трубку. – У нее и без тебя хватает работы. А я догадываюсь, что Доминика вы все-таки поймали, так что он сам расскажет, куда задевал бумаги. И не надо делать в Касиной квартире новый обыск.
– Вот именно, – поддержала я Януша. – На десерт сегодня мороженое. И мне не терпится услышать о том, как схватили этого бандита!
Спешно покинув квартиру возлюбленной, бандит направился туда, где его уже давно поджидали, – в вагончик строителей на замороженной стройке под Варшавой. Ему и в голову не приходило, что там засада.
Вот что значит пренебрегать любовью женщины…
Приехал он самым обычным образом – на автобусе. Было еще светло. Из двух оперативников один сидел с рацией на верхнем этаже недостроенной страшилки, второй занимался расчисткой леса за оградой участка, без особого энтузиазма сгребая хворост и складывая в кучи сухие сучья. Одет был соответственно и сильно смахивал на огородное пугало.
Тому, что засел наверху, очень нелегко было туда забраться, ибо лестница доходила только до второго этажа, зато место для наблюдения выбрано было отличное. Сверху открывался прекрасный вид на все стороны, сам же наблюдатель оставался невидимым, ибо проемы окон строители забили досками, оставив в них широкие щели. На всякий случай наблюдатель отодрал по одной доске от каждого из окон, выходящих на все четыре стороны света, что значительно улучшило видимость и никак не контрастировало с общим видом недостроенного шедевра архитектуры.
Именно этот наблюдатель первым увидел Доминика. Впрочем, сразу определить, что это именно Доминик, не мог, издали лица не разглядишь, но поскольку мужчина шел в сторону дома, наблюдатель на всякий случай по рации известил своего коллегу в лесочке о том, что к участку приближается неопознанный субъект. И когда мужчина, сошедший на автобусной остановке, прошел по лесной дорожке, ведущей к участку, «пугало огородное» даже головы к нему не повернуло, занятое своим делом, наоборот, отошло подальше с охапкой хвороста и, кинув его на большую кучу, стало спиной к дорожке, о чем-то напряженно размышляя и озадаченно скребя в затылке. Доминик не торопясь прошел мимо и вроде бы собрался зайти в калитку на соседний участок, но никуда не вошел, а внезапно исчез в кустах, что весьма обеспокоило обоих наблюдателей.
К счастью, подваршавский лесок – не Беловежская пуща, Доминик вскоре вынырнул из зарослей и углубился в лес. «Пугало огородное» перестало пялиться на кучу хвороста и переместилось поближе к интересующему его участку, руководствуясь указаниями коллеги, который со своей верхотуры следил за каждым шагом подозрительного субъекта. Оба действовали правильно, грамотно. К вагончику субъект подобрался с другой стороны, воспользовавшись не калиткой, а дырой под проволочной сеткой. Скрытая в пожухлой траве, она оставалась невидимой наблюдателям, но, как оказалось, о ней знал Доминик.
Наблюдатель наверху развил бешеную деятельность. Он не только руководил действиями своего напарника внизу, но и вызвал подмогу из города, сообщив им об обстановке и предупредив, чтобы, не дай бог, не прикатили на патрульной машине прямо к участку. Он отчетливо видел (уже в третье окно), как Доминик прокрался к вагончику и вошел в него.
Нижний наблюдатель засел поблизости в кустах, помощь уже была в пути, поэтому верхний позволил себе рискнуть и слез, чтобы занять пост поближе к вагончику. Хоть он и предупредил коллег, чтобы те соблюдали осторожность и не примчались, завывая сиреной, но как-никак под боком был солидный лесной массив, где преступник мог скрыться. Прочесывай потом лес, отлавливая сбежавшего зверя…
Вокруг царила тишина. Ее нарушила курица, с оглушительным кудахтаньем выскочившая откуда-то из-под штабеля досок, сложенных у недостроенного дома. Всему миру она сообщала о том, что снесла там яйцо. Возможно, мир это не особенно интересовало, зато немедленно отреагировала невесть откуда взявшаяся собака, большая овчарка. Она заползла под доски и задом вылезла из-под них, осторожно держа в зубах яйцо, которое тут же с наслаждением сожрала. Закусив, собака занялась окружением, учуяла наблюдателя в кустах, но оставила его в покое, только внимательно обнюхала его следы. Собака убежала по своим делам, и второй наблюдатель вздохнул с облегчением, ведь она могла поднять лай и спугнуть преступника.
Подмога в количестве трех человек прибыла на обычной легковой машине, «полонезе». Он остановился на некотором расстоянии от участка, и один из приехавших незаметно подобрался к вагончику.
Туда же подтянулся и верхний наблюдатель. Затем «полонез» не скрываясь подъехал к воротам участка, из него вышли двое мужчин, одетых в рабочие комбинезоны. Громко обсуждая строительные проблемы, они направились прямиком к недостроенному страшилищу.
Трое полицейских окружили вагончик. Один на всякий случай сторожил дверь, двое других притаились у окна. В вагончике были одна дверь и одно окно, по разные стороны бытовки, и, памятуя бегство Доминика из квартиры рыжей девицы на Охоте, полиция на сей раз главное внимание уделила окну, тем более что дверь вагончика выходила во двор, а окно смотрело в лес. Что ж, и полиция на ошибках учится.
Доминик не обманул ожиданий полиции, не вводил никаких новшеств в оправдавшую себя манеру сбегать от полиции, выскочил в окно и был схвачен полицейскими.
Сработал вариант номер один, противник сам выскочил из бытовки. Вариант номер два предусматривал появление полицейских сразу в дверях и в окне. Оказавшись меж двух огней, Доминик должен был сдаться без сопротивления. Но он не стал ждать развития событий, проявил инициативу и без сопротивления не сдался, вырываясь изо всех сил.
Но, во-первых, не такой уж он был сильный, во-вторых, противник значительно превосходил его по численному составу.
Поняв, что ему не вырваться, Доминик сменил тактику и принялся извиняться за то, что позволил себе занять пустующую бытовку для строителей, он же не знал, что именно сегодня те приедут работать, вот он и хотел незаметно смыться, избежав объяснений. А он ничего там не украл, могут сами посмотреть, и не набезобразничал – все внутри в порядке.
И так правдоподобно у него получалось, что не будь у сотрудников полиции фотографии разыскиваемого преступника с дорисованной бородой, они, глядишь, и поверили бы ему. Но оперативники охотились именно за этой дичью, поэтому, не слушая объяснений Доминика и не теряя времени на ознакомление с его безусловно фальшивыми документами, посадили в машину и доставили в комендатуру полиции.
– Видели бы вы Тирана, когда ему предъявили Доминика! – говорил Болек, доедая мороженое. – Так кот глядит на сметану или визирь на гурий. Такое блаженно-умиленное выражение на лице, это надо видеть! При себе у Доминика были документы, настоящие и фальшивые, на фамилию Кремпский. Павел Кремпский, такой и в самом деле есть, или потерял свой паспорт, или у него украли, и туда вклеили фотографию этой обезьяны, Доминика, с короткой бородкой и в очках. Очки тоже нашли при нем, обычные стекла, без диоптрий. И бумажник, битком набитый. И еще такую штуку, что пальчики оближешь: набор потрясающих отмычек. Кстати, можно это вылизать?
Естественно, я быстренько разрешила ему вылизать тарелку из-под мороженого, и Болек продолжал рассказ.
Самым же главным трофеем, обнаруженным у Доминика, оказался большой конверт со старыми бумагами. Видимо, именно его разыскивал Райчик и, возможно, библиотекарь. В основном это были счета за работу каменщика, причем на одной стороне счета перечислялись виды работ и их объем, а на обороте проставлены были фамилия и адрес заказчика. По всей видимости, они были дописаны позже, потому что более старательно и другим почерком. Владька рассказала полиции о вдове каменщика, у которой Райчик заполучил эти счета, а потом они достались Доминику. О лучшем вещественном доказательстве Тиран не мог мечтать и, потирая руки, тут же принялся допрашивать попавшегося бандюгу.
– Ну и не очень-то он оказался разговорчивый, – сообщил нам Болек, опять же с каким-то непонятным удовлетворением. Удовлетворение, можно сказать, сочилось из поручика, что явно противоречило смыслу его сообщений. Видя наши недоумевающие лица, поручик пояснил:
– Бумаги нам помогли, те самые записи каменщика. Очень полезными оказались его записи на обороте, да и описание работ тоже. К примеру, какой-то Кокот или Вербланк заказывал мастеру сделать, предположим, сейф в стене. Нам-то понятно, какой сейф, а тут и адресок на обратной стороне.
В ипотеке Райчик до всего докопаться не мог, там у этого самого Кокота или опять же Вербланка числилась всего одна недвижимость, а благодаря записям скрупулезного каменщика мы узнали и о прочих, официально не зарегистрированных. Вот и получается, что каменщик о кладах знал, а Райчик только догадывался и искал, где можно. А этот самый Доминик строил из себя невинную овечку…
Тут Болек с сожалением посмотрел на дочиста вылизанную тарелочку. Пришлось извлечь из морозильника запасной брикет мороженого.
Болек почувствовал прилив новых сил, и мы с Янушем узнали о допросе Доминика во всех подробностях.
Итак, первой реакцией Доминика на все вопросы Тирана было чрезвычайное изумление. Он отрицал все. Потом нехотя признал факт своего знакомства с Райчиком. Ну, знаком, ну и что? Да ведь это просто шапочное знакомство, когда-то где-то в компании встречались, но уже давно, а с тех пор он не видел Райчика и понятия не имеет, чем тот занимается. В Константине он, Доминик, никогда в жизни не был. По Вилловой улице, возможно, случалось проходить, не станет зарекаться, что там никогда не ступала его нога, но когда ступала – ей-богу, не помнит, да и какое это имеет значение? И вообще, Доминик не понимает, зачем его привезли в комиссариат и задают такие вот вопросы.
Пришлось Тирану отбросить тактику наводящих вопросов, и он прижал бандюгу к стенке с помощью неопровержимых улик. Разложил улики на столе, сопровождая каждую кратким и исчерпывающим комментарием. В числе улик были и упомянутые выше счета, и увеличенные отпечатки пальцев.
Рядом с ними лежали охотничья сумка и увеличенные фотографии прочих следов, весьма красноречивые. При виде их Доминик изменил линию поведения. Он замолчал. С видом оскорбленной невинности и глубочайшей обиды он лишь молча пожимал плечами и закатывал глаза к небу, словно призывая небеса в свидетели. Тиран решил переждать, не стал давить на психику подозреваемого.
Мог себе позволить, уж очень крепки были его позиции, а по опыту знал, что таким личностям, как Доминик, надо дать время дозреть. В запасе у капитана было еще кое-что: очные ставки с Касей и Владькой. Их он решил приберечь на следующий день, не все сразу. И вообще Тиран был в расчудесном настроении, потому что с поимкой Доминика появились очень серьезные шансы на раскрытие сразу двух запутанных дел.
– Мы не сомневаемся, Доминик расколется, некуда ему деваться, – рассуждал Болек. – Ягдташ, слава богу, из замшевого давно стал кожаным, и отпечатки пальцев на нем получились, как на зеркале.
Это вам уже не косвенные улики, это вам неопровержимые доказательства! А еще можно устроить и очную ставку с Иолой, той девочкой с четвертого этажа, на Вилловой. Холера, сплошные бабы… Пардон.
Ну да ничего, каждая о своем доложит, и конец голубчику. А Яцусь! Лопнуть от смеху можно. Примчался, когда Тиран допрашивал подозреваемого, и набросился на ботинки этой обезьяны небритой, собственноручно сорвал их с ног Доминика, тот лишь ошалело пыхтел, только потом возмутился: нету, мол, такого закона, чтобы сидеть в полиции босиком, так и простудиться недолго, вот, пожалуйста, уже насморк начинается. Пришлось выдать ему какую-то казенную обувку.
– И что Яцусь?
– А этот чертов щенок только глянул на подошву одного из ботинок, и без слов все стало понятно. Так посмотрел на Тирана, что тот и вовсе расцвел. В любом другом случае пришлось бы ждать результатов экспертизы, по не тогда, когда за дело берется Яцусь. Видели бы вы его рожу! И верно, через полчаса получили результаты экспертизы.
Именно в этих ботинках был голубчик в ветеринарной клинике в Константине, и кирпичная пыль, и известка те самые. Так и ходил, кретин, в этих ботинках всю дорогу, не выбросил. Так что – сами видите. Как только заговорит, считай, делу конец, и, может, уже через денька два я смогу питаться, как каждый нормальный человек, а не только раз в день.
– Ты так и уверен, что делу конец? – зловещим тоном поинтересовался Януш.
Но ему не удалось испортить настроение сияющему от счастья Болеку.
– Не каркай! В любом случае преступник у нас в руках…
Как мне теперь его прятать? Бартек же не знает, что того поймали. Может, позвонит, тогда смогу его предупредить.
А полиция оглушила меня еще одним известием о бумагах. Знать бы, какие бумаги, любой ценой надо узнать! Может, и в самом деле тот бандит был здесь раньше, мне это тоже приходило в голову, возможно, что-то здесь оставил, но в такое счастье просто трудно поверить…
Не закончив с кухней, я переместилась в спальню, надо ее как следует обыскать, ведь в тот злополучный день, вернее, ночь, бандит находился как раз в спальне. Если что-то спрятал, то только там. В старой чашке с отбитыми краями в слое закаменевшего сахарного песка на дне я обнаружила тоненькую золотую цепочку со знаком Зодиака. Козерог. Боже милостивый, наверное, тоже принадлежал маме, а я даже не знаю, когда она родилась. Долго пришлось отмачивать кулон, пока сахар не растворился.
За поиски в спальне я решила приняться спокойно, методично, хотя места себе не находила из-за Бартека. Итак, сначала то, что лежит наверху, в том числе и на полу. Под книжным шкафом грудой навалены старые газеты и журналы вперемежку с оберточной бумагой и каким-то тряпьем. Все пространство под теткиной кроватью и моей кушеткой забито какими-то сумками, чемоданами, узлами, некоторые из них не были завязаны и бебехи высыпались наружу.
У стен между шкафами и кроватями рядами стоят старые ящики, доверху наполненные чем попало. Тут и нитки, и лоскутки материи, и старая одежда, и совершенно не годная обувь, флаконы то ли из-под духов, то ли из-под лекарств, штепселя и розетки, поломанные игрушки и Бог знает что еще. Похоже, за всю свою жизнь тетка не выбросила ни одной ненужной вещи, все копила. Когда я уходила от тетки, эти ящики были уже полны, теперь в них не вмещалось ненужное барахло.
Не знаю, почему я начала именно с этого ящика с горой наваленного на нем тряпья. Может, просто потому, что остановилась возле него. Вывалила всю гору бебехов на пол и принялась методично осматривать каждую вещь. Их противно было брать в руки, мутило от запаха гнили и тлена. Начала я с мотка электропровода. Ухватив его двумя пальцами, отнесла в кухню, решив позже вымыть под струей воды, потому что и провод был покрыт слоем грязи. Кстати, сколько времени займет у меня отскабливание ванны? Надев резиновые перчатки, я вернулась к своей грязной работе и уже не с таким омерзением принялась за нее. Хорошо, что надела перчатки, иначе ни за что не заставила бы себя залезть рукой в старые теткины тапки и не обнаружила бы в одной из них пакетик с шестью царскими золотыми десятирублевками. Признаться, они не произвели на меня особого впечатления, возможно, я уже привыкла к мысли о том, что, оказывается, очень богата. Отложив тапки в сторону, я принялась осторожно перебирать тряпки и среди них обнаружила это.
Небольшая пачка бумаг, перевязанная бечевкой. Забилось сердце, Езус-Мария, это могла быть та самая пачка, о которой говорил полицейский, обнаруженная бандитом в охотничьей сумке и выброшенная за ненадобностью. Очень может быть, ведь сразу видно – денег в ней нет, одни старые бумаги.
Осторожно развязав пачку, я принялась просматривать бумаги. Копии ипотечных актов, выставленные на фамилию моего прадеда, деда и бабушки.
Оказывается, им принадлежала вилла в Константине, особняк в Рыбенке, два доходных дома на Гроховой. Ну, об этом я знала раньше. А вот о том, что и дом на Фильтровой, где мы с бабушкой жили, не имела понятия. Значит, бабушка жила в собственном доме? Пансионат в Чехочинекс, передан в аренду – какая-то незнакомая фамилия. Дом и сад в Шидловце. А вот еще список чего-то, написанный по-французски.
Французский я знала, учила в школе. И давался он мне на удивление легко. Учительница французского расспрашивала меня, не было ли у меня в роду французов, а я ничего не могла ответить, ведь понятия не имела, кто у меня вообще был в роду. И еще учительница говорила: ей кажется, когда-то, в раннем детстве, я хорошо знала французский, возможно, у нас в семье говорили на двух языках? И опять, не зная, куда от стыда девать глаза, я вынуждена была ответить ей, что не знаю. А она, возможно, была права, в памяти и в самом деле ни с того ни с сего всплывали знакомые слова, обрывки французской речи. Последние годы, работая в рекламном агентстве, я имела дело с французской фирмой, что весьма укрепило мои познания во французском языке.
Вот и теперь для меня не составило никакого труда прочесть документ, написанный по-французски.
Прадедушка, кто же еще, наверняка он, мой немного свихнувшийся прадедушка, составил список своей недвижимости и подробно записал (не надеясь на память?), где и что запрятал из своего имущества!
Это был список всех его тайников, с подробным перечислением того, где и что запрятано. Кажется, со мной случился небольшой припадок истерического смеха, когда я дочитала до того места, что он припрятал на своей вилле в Константине. Старую охотничью сумку он битком набил довоенными польскими и французскими банкнотами. Представляю, как разъярился бандит, обнаружив ненужные старые банкноты, потерявшие всякую ценность! Правда, было там немного долларов, эти сохранили свою ценность, в списке стояло – тысяча восемьсот долларов.
В подвале особняка в Рыбенке прадедушка запрятал старинное серебро и «мелкие предметы исторической ценности». Так было написано по-французски. А вот в доме на Фильтровой…
В доме на Фильтровой клад был спрятан так, что его было очень легко добыть. При условии, конечно, если знать откуда. Вот интересно, не был ли разрушен дом во время войны? На этот счет у меня не было никаких сведений. Впрочем, даже если верхние этажи и были разрушены, если сохранились хоть первые два, то тайник с кладом до сих пор может быть на месте.
На втором этаже жила моя бабушка. И я с нею…
Не знаю, сколько времени прошло, пока я немного успокоилась и смогла рассуждать здраво. Прав оказался полицейский поручик: бандит и в самом деле был здесь, в спальне тетки. Не знаю, сколько времени, может, примчался незадолго до моего прихода, но у него хватило времени на то, чтобы ознакомиться с содержанием охотничьей сумки. Бумаги его не заинтересовали, он их отшвырнул не глядя, и связка документов угодила в кучу старья на ящике у стены.
Сказать им об этом?
К тому времени, когда позвонил Бартек, я уже приняла решение: скажу, но не сразу. Сначала сама доберусь до тайника на Фильтровой, там прадедушка спрятал, как он написал, «фамильные ценности, оставленные предками». Я хочу, чтобы у меня, как и у всех людей, были предки. Я хочу, чтобы у меня были вещи, оставленные ими, фамильные ценности.
Не обязательно драгоценности, пусть какие-то памятные вещицы… Теперь в бывшей нашей квартире, которую тетка продала, кто-то живет, даже не знаю кто. Зато знаю, что в соседней квартире по-прежнему живет бабушкина приятельница, они с бабушкой были очень близки. Она моложе бабушки, еще крепкая старушка. Пока не знаю, как приняться за дело, посоветуюсь с Бартеком.
С ним мы поступили так же, как и в прошлый раз. Он поехал прямо ко мне, я немного подождала и вернулась домой попозже. У него опять было очень мало свободного времени, всего час. Бедняга вкалывал по-страшному, но держался бодро. Осталось работы на четверо суток, сказал он, на пятый день кончаем, как-нибудь продержусь, потом отдохну. Когда я ему рассказала о том, что арестовали бандита и тот может рассказать о встрече на Вилловой, если, конечно, это можно назвать встречей, Бартек беззаботно махнул рукой. Главное, сказал, закончить мне работу, а потом пускай арестовывают, может, наконец отосплюсь в камере. А вот как быть с тобой?
Любимая, придется тебе им что-нибудь соврать или просто отказаться отвечать на вопросы. Или, еще лучше, куда-нибудь уехать на это время?
– Мне запретили покидать Варшаву, пришлось бы просить разрешения. А завтра велели прийти в комендатуру, надо взглянуть на бандита.
– Ну так взгляни. Хорошо бы после этого продемонстрировать им что-нибудь этакое… ну, вроде как у тебя нервный припадок. Нет, просто ты пала духом, депрессия у тебя, нервный срыв. Постарайся, а?
Я подумала, что не будь у меня этого моего веснушчатого счастья, я бы давно без всякой симуляции впала в депрессию. А вот когда Бартек рядом, наоборот, испытываю удивительный прилив сил, жизнь кажется прекрасной, никакие превратности судьбы не пугают, никакие бандиты и предстоящие трудности. Достаточно одного сознания, что он есть, что мы с ним связаны на всю жизнь, что обязательно поженимся и я рожу ему ребенка, нет, много детей – и у меня от счастья бьется сердце, и появляются силы, и ничего не страшно.
Мы с Бартеком обсудили мой план относительно клада, запрятанного в бывшей нашей квартире на Фильтровой. Подумав, Бартек согласился с ним. Во всяком случае разведку надо провести, бабушкина приятельница была прекрасным предлогом. Однако в самой операции он должен непременно участвовать. Дней через шесть проведем ее, сказал. Шесть дней ведь можно подождать? А я пока подумаю, сказал, как лучше все организовать, пока не знаю как, многое зависит от того, что мне доложит разведчик.
О своей находке я сообщу полицейским завтра, но после очной ставки, буду действовать по обстоятельствам, сориентируюсь в обстановке. Все ипотечные документы могу отдать, себе оставлю лишь перечень тайников с ценностями, написанный по-французски.
Перевязанный бечевкой пакет каких-то бумаг. Столько лет лежал, что на коже сумки остался отпечаток. Ясное дело, невооруженным глазом его не заметить, но вы ведь знаете Яцуся, у него в мозгу и лупа, и микроскоп, и даже радар! И этот наглец уверяет, что не газеты лежали, а скорее всего связка писем. Собственно, из-за этого мы особенно тщательно обыскали квартиру рыжей красотки, но никаких писем у нее не нашли.
– Выбросил, мерзавец, – огорчился Януш. – Заполучив сумку, проверил ее содержимое, письма ему ни к чему, он их и выбросил. Может, еще там, в Константине.
– Не думаю, – возразила я. – В Константине из-за трупа у Доминика земля под ногами горела, он наверняка поспешил смыться как можно скорее, схватил сумку и был таков. Где там проверять, что в ней.
Проверил позже, в каком-нибудь безопасном месте.
Там и выбросил.
– Вот только знать бы, где он тогда нашел безопасное место, – заметил Болек с полным ртом, трудясь над очередной отбивной. – Мы же, почитай, все подозрительные малины прочесали.
– А на Вилловой он не мог спрятаться? – выдвинул свежую версию Януш. – Знал, что квартира пустая, может, у него и в самом деле были от нее ключи, но уж набор отмычек наверняка имелся.
И опять поручику пришлось вскакивать с места, не закончив ужин.
– Куда подевалась эта Кася? – ворчал он, второй раз набирая номер ее телефона. Телефон на Граничной молчал.
– Позвони ей на Вилловую, – посоветовала я.
Кася и в самом деле оказалась на Вилловой. Когда в трубке послышался ее голос, Януш включил микрофон, чтобы мы тоже слышали, о чем с ней говорит поручик.
– Нет, – ответила Кася на первый вопрос Болека. – Дверь уже не была опечатана. Правда, печать болталась, но я решила, что ее сорвали вы, раз отдали мне ключи и разрешили входить в квартиру.
Тихонько выругавшись, Болек задал второй вопрос – о бумагах. И Кася опять дала отрицательный ответ.
– Нет, никакой пачки писем или документов я не нашла, но ведь я все еще нахожусь на стадии кухни и еще не скоро с ней покончу. Да, в кухне тоже обнаружились кое-какие бумаги, например, один из ящиков буфета был битком набит использованными трамвайными и автобусными билетами. Нет, я их не выбросила, подумала, ведь они, как-никак, история…
– В каком смысле? – не понял Болек.
– И сами по себе, и к тому же на них проставлены цены.
– Умная девушка, – шепотом похвалила я Касю.
Болек объявил ей об официальном обыске, который будет сделан в квартире с целью обнаружения пачки старых писем. Неожиданно Кася воспротивилась.
– Если вы имеете в виду личные письма, я не согласна. Я хочу найти их сама. Потом покажу их вам, обещаю ничего не скрывать от вас, но ведь письма родителей – моя собственность! И даже если не родителей, а кого-нибудь из родственников. Я имею на них право! Я хочу, чтобы у меня, наконец, тоже были родные, пусть даже в прошлом. Неужели я никогда не смогу жить, как всякий нормальный человек?
И такое отчаяние прозвучало в голосе девушки, что Болек явно смягчился, тем более что Януш принялся подавать ему какие-то непонятные знаки.
– Ну, хорошо, – согласился поручик, – но помните, никаких бумаг не выбрасывайте.
– Даже старых пакетов из-под муки и крупы? – жалобно поинтересовалась Кася.
– Пакеты можно выбросить, но сначала убедитесь, что на них ничего не записано.
– Ну что ты терзаешь девушку? – накинулся Януш на поручика, когда тот положил трубку. – У нее и без тебя хватает работы. А я догадываюсь, что Доминика вы все-таки поймали, так что он сам расскажет, куда задевал бумаги. И не надо делать в Касиной квартире новый обыск.
– Вот именно, – поддержала я Януша. – На десерт сегодня мороженое. И мне не терпится услышать о том, как схватили этого бандита!
Спешно покинув квартиру возлюбленной, бандит направился туда, где его уже давно поджидали, – в вагончик строителей на замороженной стройке под Варшавой. Ему и в голову не приходило, что там засада.
Вот что значит пренебрегать любовью женщины…
Приехал он самым обычным образом – на автобусе. Было еще светло. Из двух оперативников один сидел с рацией на верхнем этаже недостроенной страшилки, второй занимался расчисткой леса за оградой участка, без особого энтузиазма сгребая хворост и складывая в кучи сухие сучья. Одет был соответственно и сильно смахивал на огородное пугало.
Тому, что засел наверху, очень нелегко было туда забраться, ибо лестница доходила только до второго этажа, зато место для наблюдения выбрано было отличное. Сверху открывался прекрасный вид на все стороны, сам же наблюдатель оставался невидимым, ибо проемы окон строители забили досками, оставив в них широкие щели. На всякий случай наблюдатель отодрал по одной доске от каждого из окон, выходящих на все четыре стороны света, что значительно улучшило видимость и никак не контрастировало с общим видом недостроенного шедевра архитектуры.
Именно этот наблюдатель первым увидел Доминика. Впрочем, сразу определить, что это именно Доминик, не мог, издали лица не разглядишь, но поскольку мужчина шел в сторону дома, наблюдатель на всякий случай по рации известил своего коллегу в лесочке о том, что к участку приближается неопознанный субъект. И когда мужчина, сошедший на автобусной остановке, прошел по лесной дорожке, ведущей к участку, «пугало огородное» даже головы к нему не повернуло, занятое своим делом, наоборот, отошло подальше с охапкой хвороста и, кинув его на большую кучу, стало спиной к дорожке, о чем-то напряженно размышляя и озадаченно скребя в затылке. Доминик не торопясь прошел мимо и вроде бы собрался зайти в калитку на соседний участок, но никуда не вошел, а внезапно исчез в кустах, что весьма обеспокоило обоих наблюдателей.
К счастью, подваршавский лесок – не Беловежская пуща, Доминик вскоре вынырнул из зарослей и углубился в лес. «Пугало огородное» перестало пялиться на кучу хвороста и переместилось поближе к интересующему его участку, руководствуясь указаниями коллеги, который со своей верхотуры следил за каждым шагом подозрительного субъекта. Оба действовали правильно, грамотно. К вагончику субъект подобрался с другой стороны, воспользовавшись не калиткой, а дырой под проволочной сеткой. Скрытая в пожухлой траве, она оставалась невидимой наблюдателям, но, как оказалось, о ней знал Доминик.
Наблюдатель наверху развил бешеную деятельность. Он не только руководил действиями своего напарника внизу, но и вызвал подмогу из города, сообщив им об обстановке и предупредив, чтобы, не дай бог, не прикатили на патрульной машине прямо к участку. Он отчетливо видел (уже в третье окно), как Доминик прокрался к вагончику и вошел в него.
Нижний наблюдатель засел поблизости в кустах, помощь уже была в пути, поэтому верхний позволил себе рискнуть и слез, чтобы занять пост поближе к вагончику. Хоть он и предупредил коллег, чтобы те соблюдали осторожность и не примчались, завывая сиреной, но как-никак под боком был солидный лесной массив, где преступник мог скрыться. Прочесывай потом лес, отлавливая сбежавшего зверя…
Вокруг царила тишина. Ее нарушила курица, с оглушительным кудахтаньем выскочившая откуда-то из-под штабеля досок, сложенных у недостроенного дома. Всему миру она сообщала о том, что снесла там яйцо. Возможно, мир это не особенно интересовало, зато немедленно отреагировала невесть откуда взявшаяся собака, большая овчарка. Она заползла под доски и задом вылезла из-под них, осторожно держа в зубах яйцо, которое тут же с наслаждением сожрала. Закусив, собака занялась окружением, учуяла наблюдателя в кустах, но оставила его в покое, только внимательно обнюхала его следы. Собака убежала по своим делам, и второй наблюдатель вздохнул с облегчением, ведь она могла поднять лай и спугнуть преступника.
Подмога в количестве трех человек прибыла на обычной легковой машине, «полонезе». Он остановился на некотором расстоянии от участка, и один из приехавших незаметно подобрался к вагончику.
Туда же подтянулся и верхний наблюдатель. Затем «полонез» не скрываясь подъехал к воротам участка, из него вышли двое мужчин, одетых в рабочие комбинезоны. Громко обсуждая строительные проблемы, они направились прямиком к недостроенному страшилищу.
Трое полицейских окружили вагончик. Один на всякий случай сторожил дверь, двое других притаились у окна. В вагончике были одна дверь и одно окно, по разные стороны бытовки, и, памятуя бегство Доминика из квартиры рыжей девицы на Охоте, полиция на сей раз главное внимание уделила окну, тем более что дверь вагончика выходила во двор, а окно смотрело в лес. Что ж, и полиция на ошибках учится.
Доминик не обманул ожиданий полиции, не вводил никаких новшеств в оправдавшую себя манеру сбегать от полиции, выскочил в окно и был схвачен полицейскими.
Сработал вариант номер один, противник сам выскочил из бытовки. Вариант номер два предусматривал появление полицейских сразу в дверях и в окне. Оказавшись меж двух огней, Доминик должен был сдаться без сопротивления. Но он не стал ждать развития событий, проявил инициативу и без сопротивления не сдался, вырываясь изо всех сил.
Но, во-первых, не такой уж он был сильный, во-вторых, противник значительно превосходил его по численному составу.
Поняв, что ему не вырваться, Доминик сменил тактику и принялся извиняться за то, что позволил себе занять пустующую бытовку для строителей, он же не знал, что именно сегодня те приедут работать, вот он и хотел незаметно смыться, избежав объяснений. А он ничего там не украл, могут сами посмотреть, и не набезобразничал – все внутри в порядке.
И так правдоподобно у него получалось, что не будь у сотрудников полиции фотографии разыскиваемого преступника с дорисованной бородой, они, глядишь, и поверили бы ему. Но оперативники охотились именно за этой дичью, поэтому, не слушая объяснений Доминика и не теряя времени на ознакомление с его безусловно фальшивыми документами, посадили в машину и доставили в комендатуру полиции.
– Видели бы вы Тирана, когда ему предъявили Доминика! – говорил Болек, доедая мороженое. – Так кот глядит на сметану или визирь на гурий. Такое блаженно-умиленное выражение на лице, это надо видеть! При себе у Доминика были документы, настоящие и фальшивые, на фамилию Кремпский. Павел Кремпский, такой и в самом деле есть, или потерял свой паспорт, или у него украли, и туда вклеили фотографию этой обезьяны, Доминика, с короткой бородкой и в очках. Очки тоже нашли при нем, обычные стекла, без диоптрий. И бумажник, битком набитый. И еще такую штуку, что пальчики оближешь: набор потрясающих отмычек. Кстати, можно это вылизать?
Естественно, я быстренько разрешила ему вылизать тарелку из-под мороженого, и Болек продолжал рассказ.
Самым же главным трофеем, обнаруженным у Доминика, оказался большой конверт со старыми бумагами. Видимо, именно его разыскивал Райчик и, возможно, библиотекарь. В основном это были счета за работу каменщика, причем на одной стороне счета перечислялись виды работ и их объем, а на обороте проставлены были фамилия и адрес заказчика. По всей видимости, они были дописаны позже, потому что более старательно и другим почерком. Владька рассказала полиции о вдове каменщика, у которой Райчик заполучил эти счета, а потом они достались Доминику. О лучшем вещественном доказательстве Тиран не мог мечтать и, потирая руки, тут же принялся допрашивать попавшегося бандюгу.
– Ну и не очень-то он оказался разговорчивый, – сообщил нам Болек, опять же с каким-то непонятным удовлетворением. Удовлетворение, можно сказать, сочилось из поручика, что явно противоречило смыслу его сообщений. Видя наши недоумевающие лица, поручик пояснил:
– Бумаги нам помогли, те самые записи каменщика. Очень полезными оказались его записи на обороте, да и описание работ тоже. К примеру, какой-то Кокот или Вербланк заказывал мастеру сделать, предположим, сейф в стене. Нам-то понятно, какой сейф, а тут и адресок на обратной стороне.
В ипотеке Райчик до всего докопаться не мог, там у этого самого Кокота или опять же Вербланка числилась всего одна недвижимость, а благодаря записям скрупулезного каменщика мы узнали и о прочих, официально не зарегистрированных. Вот и получается, что каменщик о кладах знал, а Райчик только догадывался и искал, где можно. А этот самый Доминик строил из себя невинную овечку…
Тут Болек с сожалением посмотрел на дочиста вылизанную тарелочку. Пришлось извлечь из морозильника запасной брикет мороженого.
Болек почувствовал прилив новых сил, и мы с Янушем узнали о допросе Доминика во всех подробностях.
Итак, первой реакцией Доминика на все вопросы Тирана было чрезвычайное изумление. Он отрицал все. Потом нехотя признал факт своего знакомства с Райчиком. Ну, знаком, ну и что? Да ведь это просто шапочное знакомство, когда-то где-то в компании встречались, но уже давно, а с тех пор он не видел Райчика и понятия не имеет, чем тот занимается. В Константине он, Доминик, никогда в жизни не был. По Вилловой улице, возможно, случалось проходить, не станет зарекаться, что там никогда не ступала его нога, но когда ступала – ей-богу, не помнит, да и какое это имеет значение? И вообще, Доминик не понимает, зачем его привезли в комиссариат и задают такие вот вопросы.
Пришлось Тирану отбросить тактику наводящих вопросов, и он прижал бандюгу к стенке с помощью неопровержимых улик. Разложил улики на столе, сопровождая каждую кратким и исчерпывающим комментарием. В числе улик были и упомянутые выше счета, и увеличенные отпечатки пальцев.
Рядом с ними лежали охотничья сумка и увеличенные фотографии прочих следов, весьма красноречивые. При виде их Доминик изменил линию поведения. Он замолчал. С видом оскорбленной невинности и глубочайшей обиды он лишь молча пожимал плечами и закатывал глаза к небу, словно призывая небеса в свидетели. Тиран решил переждать, не стал давить на психику подозреваемого.
Мог себе позволить, уж очень крепки были его позиции, а по опыту знал, что таким личностям, как Доминик, надо дать время дозреть. В запасе у капитана было еще кое-что: очные ставки с Касей и Владькой. Их он решил приберечь на следующий день, не все сразу. И вообще Тиран был в расчудесном настроении, потому что с поимкой Доминика появились очень серьезные шансы на раскрытие сразу двух запутанных дел.
– Мы не сомневаемся, Доминик расколется, некуда ему деваться, – рассуждал Болек. – Ягдташ, слава богу, из замшевого давно стал кожаным, и отпечатки пальцев на нем получились, как на зеркале.
Это вам уже не косвенные улики, это вам неопровержимые доказательства! А еще можно устроить и очную ставку с Иолой, той девочкой с четвертого этажа, на Вилловой. Холера, сплошные бабы… Пардон.
Ну да ничего, каждая о своем доложит, и конец голубчику. А Яцусь! Лопнуть от смеху можно. Примчался, когда Тиран допрашивал подозреваемого, и набросился на ботинки этой обезьяны небритой, собственноручно сорвал их с ног Доминика, тот лишь ошалело пыхтел, только потом возмутился: нету, мол, такого закона, чтобы сидеть в полиции босиком, так и простудиться недолго, вот, пожалуйста, уже насморк начинается. Пришлось выдать ему какую-то казенную обувку.
– И что Яцусь?
– А этот чертов щенок только глянул на подошву одного из ботинок, и без слов все стало понятно. Так посмотрел на Тирана, что тот и вовсе расцвел. В любом другом случае пришлось бы ждать результатов экспертизы, по не тогда, когда за дело берется Яцусь. Видели бы вы его рожу! И верно, через полчаса получили результаты экспертизы.
Именно в этих ботинках был голубчик в ветеринарной клинике в Константине, и кирпичная пыль, и известка те самые. Так и ходил, кретин, в этих ботинках всю дорогу, не выбросил. Так что – сами видите. Как только заговорит, считай, делу конец, и, может, уже через денька два я смогу питаться, как каждый нормальный человек, а не только раз в день.
– Ты так и уверен, что делу конец? – зловещим тоном поинтересовался Януш.
Но ему не удалось испортить настроение сияющему от счастья Болеку.
– Не каркай! В любом случае преступник у нас в руках…
* * *
Полиция поймала того бандита, который был здесь. Господи Иисусе! Ведь он расскажет им про Бартека!…Как мне теперь его прятать? Бартек же не знает, что того поймали. Может, позвонит, тогда смогу его предупредить.
А полиция оглушила меня еще одним известием о бумагах. Знать бы, какие бумаги, любой ценой надо узнать! Может, и в самом деле тот бандит был здесь раньше, мне это тоже приходило в голову, возможно, что-то здесь оставил, но в такое счастье просто трудно поверить…
Не закончив с кухней, я переместилась в спальню, надо ее как следует обыскать, ведь в тот злополучный день, вернее, ночь, бандит находился как раз в спальне. Если что-то спрятал, то только там. В старой чашке с отбитыми краями в слое закаменевшего сахарного песка на дне я обнаружила тоненькую золотую цепочку со знаком Зодиака. Козерог. Боже милостивый, наверное, тоже принадлежал маме, а я даже не знаю, когда она родилась. Долго пришлось отмачивать кулон, пока сахар не растворился.
За поиски в спальне я решила приняться спокойно, методично, хотя места себе не находила из-за Бартека. Итак, сначала то, что лежит наверху, в том числе и на полу. Под книжным шкафом грудой навалены старые газеты и журналы вперемежку с оберточной бумагой и каким-то тряпьем. Все пространство под теткиной кроватью и моей кушеткой забито какими-то сумками, чемоданами, узлами, некоторые из них не были завязаны и бебехи высыпались наружу.
У стен между шкафами и кроватями рядами стоят старые ящики, доверху наполненные чем попало. Тут и нитки, и лоскутки материи, и старая одежда, и совершенно не годная обувь, флаконы то ли из-под духов, то ли из-под лекарств, штепселя и розетки, поломанные игрушки и Бог знает что еще. Похоже, за всю свою жизнь тетка не выбросила ни одной ненужной вещи, все копила. Когда я уходила от тетки, эти ящики были уже полны, теперь в них не вмещалось ненужное барахло.
Не знаю, почему я начала именно с этого ящика с горой наваленного на нем тряпья. Может, просто потому, что остановилась возле него. Вывалила всю гору бебехов на пол и принялась методично осматривать каждую вещь. Их противно было брать в руки, мутило от запаха гнили и тлена. Начала я с мотка электропровода. Ухватив его двумя пальцами, отнесла в кухню, решив позже вымыть под струей воды, потому что и провод был покрыт слоем грязи. Кстати, сколько времени займет у меня отскабливание ванны? Надев резиновые перчатки, я вернулась к своей грязной работе и уже не с таким омерзением принялась за нее. Хорошо, что надела перчатки, иначе ни за что не заставила бы себя залезть рукой в старые теткины тапки и не обнаружила бы в одной из них пакетик с шестью царскими золотыми десятирублевками. Признаться, они не произвели на меня особого впечатления, возможно, я уже привыкла к мысли о том, что, оказывается, очень богата. Отложив тапки в сторону, я принялась осторожно перебирать тряпки и среди них обнаружила это.
Небольшая пачка бумаг, перевязанная бечевкой. Забилось сердце, Езус-Мария, это могла быть та самая пачка, о которой говорил полицейский, обнаруженная бандитом в охотничьей сумке и выброшенная за ненадобностью. Очень может быть, ведь сразу видно – денег в ней нет, одни старые бумаги.
Осторожно развязав пачку, я принялась просматривать бумаги. Копии ипотечных актов, выставленные на фамилию моего прадеда, деда и бабушки.
Оказывается, им принадлежала вилла в Константине, особняк в Рыбенке, два доходных дома на Гроховой. Ну, об этом я знала раньше. А вот о том, что и дом на Фильтровой, где мы с бабушкой жили, не имела понятия. Значит, бабушка жила в собственном доме? Пансионат в Чехочинекс, передан в аренду – какая-то незнакомая фамилия. Дом и сад в Шидловце. А вот еще список чего-то, написанный по-французски.
Французский я знала, учила в школе. И давался он мне на удивление легко. Учительница французского расспрашивала меня, не было ли у меня в роду французов, а я ничего не могла ответить, ведь понятия не имела, кто у меня вообще был в роду. И еще учительница говорила: ей кажется, когда-то, в раннем детстве, я хорошо знала французский, возможно, у нас в семье говорили на двух языках? И опять, не зная, куда от стыда девать глаза, я вынуждена была ответить ей, что не знаю. А она, возможно, была права, в памяти и в самом деле ни с того ни с сего всплывали знакомые слова, обрывки французской речи. Последние годы, работая в рекламном агентстве, я имела дело с французской фирмой, что весьма укрепило мои познания во французском языке.
Вот и теперь для меня не составило никакого труда прочесть документ, написанный по-французски.
Прадедушка, кто же еще, наверняка он, мой немного свихнувшийся прадедушка, составил список своей недвижимости и подробно записал (не надеясь на память?), где и что запрятал из своего имущества!
Это был список всех его тайников, с подробным перечислением того, где и что запрятано. Кажется, со мной случился небольшой припадок истерического смеха, когда я дочитала до того места, что он припрятал на своей вилле в Константине. Старую охотничью сумку он битком набил довоенными польскими и французскими банкнотами. Представляю, как разъярился бандит, обнаружив ненужные старые банкноты, потерявшие всякую ценность! Правда, было там немного долларов, эти сохранили свою ценность, в списке стояло – тысяча восемьсот долларов.
В подвале особняка в Рыбенке прадедушка запрятал старинное серебро и «мелкие предметы исторической ценности». Так было написано по-французски. А вот в доме на Фильтровой…
В доме на Фильтровой клад был спрятан так, что его было очень легко добыть. При условии, конечно, если знать откуда. Вот интересно, не был ли разрушен дом во время войны? На этот счет у меня не было никаких сведений. Впрочем, даже если верхние этажи и были разрушены, если сохранились хоть первые два, то тайник с кладом до сих пор может быть на месте.
На втором этаже жила моя бабушка. И я с нею…
Не знаю, сколько времени прошло, пока я немного успокоилась и смогла рассуждать здраво. Прав оказался полицейский поручик: бандит и в самом деле был здесь, в спальне тетки. Не знаю, сколько времени, может, примчался незадолго до моего прихода, но у него хватило времени на то, чтобы ознакомиться с содержанием охотничьей сумки. Бумаги его не заинтересовали, он их отшвырнул не глядя, и связка документов угодила в кучу старья на ящике у стены.
Сказать им об этом?
К тому времени, когда позвонил Бартек, я уже приняла решение: скажу, но не сразу. Сначала сама доберусь до тайника на Фильтровой, там прадедушка спрятал, как он написал, «фамильные ценности, оставленные предками». Я хочу, чтобы у меня, как и у всех людей, были предки. Я хочу, чтобы у меня были вещи, оставленные ими, фамильные ценности.
Не обязательно драгоценности, пусть какие-то памятные вещицы… Теперь в бывшей нашей квартире, которую тетка продала, кто-то живет, даже не знаю кто. Зато знаю, что в соседней квартире по-прежнему живет бабушкина приятельница, они с бабушкой были очень близки. Она моложе бабушки, еще крепкая старушка. Пока не знаю, как приняться за дело, посоветуюсь с Бартеком.
С ним мы поступили так же, как и в прошлый раз. Он поехал прямо ко мне, я немного подождала и вернулась домой попозже. У него опять было очень мало свободного времени, всего час. Бедняга вкалывал по-страшному, но держался бодро. Осталось работы на четверо суток, сказал он, на пятый день кончаем, как-нибудь продержусь, потом отдохну. Когда я ему рассказала о том, что арестовали бандита и тот может рассказать о встрече на Вилловой, если, конечно, это можно назвать встречей, Бартек беззаботно махнул рукой. Главное, сказал, закончить мне работу, а потом пускай арестовывают, может, наконец отосплюсь в камере. А вот как быть с тобой?
Любимая, придется тебе им что-нибудь соврать или просто отказаться отвечать на вопросы. Или, еще лучше, куда-нибудь уехать на это время?
– Мне запретили покидать Варшаву, пришлось бы просить разрешения. А завтра велели прийти в комендатуру, надо взглянуть на бандита.
– Ну так взгляни. Хорошо бы после этого продемонстрировать им что-нибудь этакое… ну, вроде как у тебя нервный припадок. Нет, просто ты пала духом, депрессия у тебя, нервный срыв. Постарайся, а?
Я подумала, что не будь у меня этого моего веснушчатого счастья, я бы давно без всякой симуляции впала в депрессию. А вот когда Бартек рядом, наоборот, испытываю удивительный прилив сил, жизнь кажется прекрасной, никакие превратности судьбы не пугают, никакие бандиты и предстоящие трудности. Достаточно одного сознания, что он есть, что мы с ним связаны на всю жизнь, что обязательно поженимся и я рожу ему ребенка, нет, много детей – и у меня от счастья бьется сердце, и появляются силы, и ничего не страшно.
Мы с Бартеком обсудили мой план относительно клада, запрятанного в бывшей нашей квартире на Фильтровой. Подумав, Бартек согласился с ним. Во всяком случае разведку надо провести, бабушкина приятельница была прекрасным предлогом. Однако в самой операции он должен непременно участвовать. Дней через шесть проведем ее, сказал. Шесть дней ведь можно подождать? А я пока подумаю, сказал, как лучше все организовать, пока не знаю как, многое зависит от того, что мне доложит разведчик.
О своей находке я сообщу полицейским завтра, но после очной ставки, буду действовать по обстоятельствам, сориентируюсь в обстановке. Все ипотечные документы могу отдать, себе оставлю лишь перечень тайников с ценностями, написанный по-французски.