Страница:
10. РЕШАТЬСЯ - Совет начинает работать - Да будет Великий Бог с нами! - Повнимательнее, эй, вы, псы! Внутренний двор Фермы представлял из себя совершенно невероятную картину. Здесь собрались одновременно Совет Централи, старейшины фермеров - общим числом семнадцать, а также пханы серых, которых Ворон с большим трудом уговорил принять участие в этой встрече. Магическим словом было слово "ГОРОД". Оно заставляло смириться всех и вся: членов Совета, старейшин, пханов. Реальная возможность атаковать Город погасила многолетние распри. При слове "город" у серых начинали хищно блестеть глаза и скалиться зубы, у фермеров ходили на скулах желваки, а у обитателей Централи на лице появлялось неопределенно-задумчивое выражение. Город! Всех их - их матерей и отцов - изгнали из Города в дни Исхода, примерно 40-45 лет тому назад. Вычеркнули из списка тех, кто достоин жизни в Городе и жизни вообще. Они все проклинали Город и страстно мечтали о нем. Мечтали вернуться. И вот появился человек, который сказал: "Мы вернемся в Город!" Этим человеком был Ворон. Однако он понимал, что племена серых без поддержки Централи и фермеров обречены на разгром. Он пошел на то, на что не шел до него ни один Главный Пхан - на союз с умниками и навозниками. Ворон был доволен своей проницательностью. Это был прекрасный тактический ход. Союз не должен был просуществовать долго. Фермеры понимали это. Презирая и ненавидя Город, разбойников они презирали и ненавидели ничуть не меньше. Но реальная возможность разделаться с Городом, с его обременительными поборами и непобедимым Конвоем была настолько заманчивой, что упускать ее не хотелось. Фермеры считали и высчитывали, высчитывали и считали... Вик сам не заметил, как оказался в роли ответственного за все происходящее. Да, Ант по прежнему отвечал за Совет, но Совет уже не определял весь ход событий. Ход событий определял Вик. Взгляды всех собравшихся на Ферме то и дело обращались к нему. Никто не поручал ему руководить встречей. Но Вик, тем не менее, руководил ею. - К делу, - произнес он, когда с ритуалами и обрядами было покончено. - Вы знаете, что Город следил за нами с помощью своего человека. Этот человек мертв... - Вик уловил неодобрительный взгляд старейшины Владимира и ощутил укол в самое сердце, вспомнив о Вете, но быстро овладел своими чувствами, - мертв, и Город теперь ничего не знает о происходящем здесь. - Это продлится недолго, - заметил Ант. - Верно Город сумеет прислать нового человека, нового предателя. Но пока мы получаем преимущество. - Преимущество? - проворчал старейшина Василий - Конечно. Город ничего не знает о нас. - И мы о нем, - это сказал Пет. Замечание было веским Вик нахмурился. Он не ждал, что опасное замечание будет высказано так скоро и прямо. - Город, - начал он, - за много минувших лет превратился в легенду. Но когда-то прошлые - наши отцы и матери - жили в Городе и могли свободно передвигаться по нему. Сейчас мы должны обратиться к прошлым за информацией. - К прошлым? - громко и неодобрительно произнес Дрей. - Что могут знать прошлые о сегодняшних силах Города? - Да и не прошлые, а ПРОШЛЫЙ, - снова Пет, снова его язвительный голос. Он был, судя по всему, уверен, что Вику нечего возразить. Однако Вик думал иначе. - Прошлые, - спокойно повторил он. - Если я обращусь к своим родным с просьбой рассказать о Городе - они ведь не откажут мне в этой просьбе? Вик глянул в сторону сидящих кучкой старейшин. - Мы в Централи слишком уж привыкли к мысли, что все уцелевшие прошлые живут под нашей защитой. Но это не так. Все старейшины фермерских родов - прошлые... - Вик повысил голос, чтобы перекричать возникший ропот, - да, прошлые! Это не оскорбление, это простой факт! У них сохранились книги, сохранились знания о Городе. Пусть они расскажут нам все, что помнят, - а потом уже мы решим, стоит ли нападать на Город. - Мы получим информацию пятидесятилетней давности! - из всего шума и гама Вик выхватил лишь это замечание Дрея. - Пусть пятидесятилетней! - немедленно отозвался он. - Что могли за эти пятьдесят лет придумать нового, опасного для нас в Городе? Ничего! Маловероятно даже то, что им удалось сохранить все существовавшее прежде ведь связь Города с другими городами, по всей видимости, прервана. А это означает, что Город лишился очень многого. Конечно, многое он наверняка сохранил... Вот об этом нам сейчас и расскажут прошлые, - Вик вновь устремил свой взгляд на кучку старейшин. - Я обращаюсь к своим родным с просьбой рассказать все, что они помнят о Городе. Каким оружием он располагал в дни Исхода? Какими силами? Насколько сильное сопротивление мог оказать? Старейшины, однако, не спешили откликнуться на просьбу Вика. Они принялись ворчливо спорить друг с другом. Пханы начали открыто подавать угрожающие реплики по поводу "тупости этих навозников", и Ворону пришлось прикрикнуть на своих подданных. - Город, - неожиданно услышал Вик спокойный голос Сергипетроича, заслуживает самого серьезного отношения. Оказавшись на его улицах, наши воины могут попросту растеряться и оказаться неспособными вести бой. - Только не хозяева! - самоуверенно заявил один из пханов. - Пятьдесят лет назад, - невозмутимо продолжал прошлый, - Город представлял собой гигантское скопление жилых и промышленных блоков, переплетение транспортных, топливных, водных и прочих магистралей. Все это строилось, перестраивалось, разрушалось и вновь строилось на протяжении сотен лет. Из простого поселка, напоминающего фермерские. Город превратился в своеобразное государство, которое все продолжало и продолжало расти, нарушая все мыслимые законы природы, пока не рухнуло под собственном весом в дни Исхода. Рост Города прекратился, прервались его связи с другими городами. Население Города резко сократилось, Сергипетроич откашлялся, - сократилось, вероятно, до минимума. И я не думаю, что оно значительно возросло с тех пор... - Почему? - быстро спросил Вик - Городской Конвой появляется у фермеров достаточно редко. - Зато он забирает целую кучу пищи, - проворчал старейшина Владимир. - Это нам так кажется, - поддержал Сергппетронча старейшина Алексей. - Но сколько воинов они могут накормить этой пищей? Сущую малость! - Не забывайте, - вмешался старейшина Василий, - что еще до Исхода в самом Городе начали распахивать участки и выращивать овощи. Если эти огороды сохранились, да еще появились новые - пищи в Городе предостаточно. - Хватает же им воинов, чтобы охранять границы! - заметил старейшина Дмитрий. - А границы у них - дай Бог... - Верно... Вик с удовлетворением отметил, что старейшины разговорились. Теперь необходимо было направить разговор в нужное русло. - Кстати, о воинах, - сказал он. - Воинов Города мы называем метами и монами. Чем одни отличаются от других? - Это искаженные слова, - ответил Сертипетроич, - искаженные временем... однако, неважно. Моны лучше вооружены и подготовлены к бою, но их меньше. - Отряд МОН, - пробормотал старейшина Владимир. - Да, он существует до сих пор. Он сопровождает Конвой. Какая-то мысль мелькнула в мозгу Вика. Мысль, сулящая великолепный план атаки... но вначале нужно еще, чтобы решение об этой атаке было принято. - А меты? - спросил он. - Эти менее опасны, - заметил старейшина Владимир. - По крайней мере были... но кто ж знает, что там сейчас творится... Во время Исхода все перемешалось, парень. Главным был тот, у кого автомат в руках. Когда моя семья уносила с окраины ноги, в Городе заправляли военные. Думаю, что они - или кого они там вырастили - до сих пор всем заправляют. Тогда справиться с ними будет непросто. - Кого они вырастили... - повторил Вик. - Дети прежних воинов Города могли многое забыть. Они ни разу ни с кем не воевали, только постреливали по безоружным людям со своих укреплений. Что бы там им ни рассказывали старшие, что за оружие ни держали бы они в руках - боевого опыта у них нет. Это наверняка. Пханы одобрительно заворчали. Старейшины вновь принялись перешептываться, но никто из них не возразил Вику. - Да, - сказал, наконец, старейшина Владимир. - Пусть даже так и есть. Но боевые машины Конвоя - ты их видел? Вик кивнул. Кто же не видел городской Конвой! - Что если таких машин в Городе много? - Сомнительно, - вмешался Сергипетроич. - Машины требуют ремонта, ухода... с ними достаточно сложно обращаться. Скорее всего Город сохранил лишь несколько танков для демонстрации своей силы. - Рассчитано на навозника, - подхватил Ворон, - но не на опытного воина! Послышались возмущенные голоса старейшин, да и многие члены Совета поддержали обиженных фермеров. Вик едва успокоил их. - Самое главное, - твердил он, - наш союз. Если мы поссоримся - все пропало. Все мы здесь опытные воины, и все это знаем. Какая разница, как называть друг друга? То, как мы называем хозяев, тоже звучит не очень-то почтительно... - Вик перехватил довольную ухмылку Слава. - Успокойтесь. Мы должны принять решение... Ссора утихла. - В конце концов не так уж и важно, - продолжил Вик, - сколько этих боевых машин - танков - сохранилось у Города. Танк - всего лишь построенная людьми машина, а не оружие Карающего Неба. Его можно вывести из строя. - Чем? - Да хотя бы с помощью мин. Ремонтные мастерские Централи вполне способны изготовить достаточно мощные мины. Не так ли, Ван? Ван нахмурился, подумал мгновение-другое, потом обронил одно-единственное слово: - Сделаем. - Но у Города сохранились еще и летающие машины, - это сказал старейшина Василий. - Их никакие мины не остановят. - Да, - осторожно сказал Вик, - но кто видел эти машины со дней Исхода? Воцарилась тишина. Старейшины качали головами. - Верно, они не появлялись ни разу, - согласился, наконец, старейшина Владимир. - Но мы здорово рискуем, парень. Боевой вертолет - страшная штука, если Город догадался припрятать про запас хоть один или два... - Один или два вертолета не остановят армию, - заметил Сергипетроич. - Не остановят, но потери... - Потери все равно неизбежны, - резко сказал Вик. - Не будем обманывать себя. Мы понесем большие потери. Но мы готовы их понести, чтобы вернуться в Город, не так ли? Магическое слово "Город" опять сработало. Раздались поддерживающие Вика голоса. И тут прозвучал вопрос, которого Вик боялся, потому что не знал на него ответа. - Мы захватим Город. Допустим. И что же дальше? Вопрос задала Лен. Раздались недоумевающие возгласы. Серьезность вопроса не сразу дошла до людей, особенно до пханов. Но постепенно все обратили внимание на то, что Вик молчит. Лен была единственной женщиной среди собравшихся. По мнению фермеров и пханов к ее голосу вообще не имело смысла прислушиваться. И что это за нелепый вопрос "что же дальше"? Здесь все жили одним днем. Кроме нескольких человек, которых Лен и Ант смогли научить видеть не только сегодняшние, но и ЗАВТРАШНИЕ проблемы. - Мы захватим город, - пробормотал Вик. - И... что дальше? Завтрашний вопрос... Последние слова он произнес чуть громче, чем следовало. Со своего места поднялся Ант. - Конечно, мы еще не приняли решение об атаке Города, - выговорил он со свойственной ему невозмутимостью. - Мы еще не приняли решение атаковать, мы еще не атаковали и не победили. Но мы должны знать, что нам делать и в случае победы - и в случае поражения. Это должно быть тщательно обдумано. Иначе - в чем смысл сражения? Войти в Город? А потом - оставить его разграбленным, без защиты, без пищи? Вик бросил взгляд на Ворона. И лицо Главного Пхана ему не понравилось. Оно чересчур напоминало другое лицо, коварное и умное, там, на Большом Сфальте... "Уж больно ты доверчивый... Настороже надо быть, умник, всегда настороже". Хороший совет. Особенно, когда речь идет о самих серых. Вик помнил этот совет Но сейчас они и серые нужны друг другу. Надо замять вопрос о завтрашнем дне Города. Ворон уже насторожился. Опасно настораживать его еще больше. Ант и Лен может быть и не понимают этого, они привыкли иметь дело только с разумно мыслящими членами Сове та. Но Вик в последнее время чаще имел дело со старейшинами, тугодумие которых нужно было либо прошибать, либо медленно проламывать, а также с серыми, которые вообще признавали лишь один язык - язык силы. - Завтрашние вопросы, - громко и внятно сказал Вик, - оставим завтрашнему дню. - Он встретился глазами с глазами Лен - и понял, о чем она думает. Она поняла его. Она была не согласна с ним, но согласна была скрыть это и промолчать. Во имя... во имя какого-то смутного чувства, мелькнувшего в ее взгляде. Оставался Ант. - Разумеется, - сказал Вик, - мы продумаем все, что необходимо сделать в случае победы. В случае поражения... - он гордо поднял голову, - поражения не будет, потому, что его просто не может быть! Пханы ответили ему своим боевым кличем. Лица старейшин разгладились, на них появилось одобрительное выражение. Только члены Совета хмурились. Но Вик уже принял решение и сделал все необходимое для того, чтобы то же самое решение приняли собравшиеся. Он завоевал на свою сторону большую часть старейшин и пханов. Что касается Совета... теперь уже большинство или меньшинство его сторонников в Совете не играет никакой роли. Вик перевел взгляд на Анта. - Время принимать решение, - сказал он. - Я понял, - кивнул Ант. Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Ант отвел глаза. Он уступил. - Не будем решать этот вопрос, как принято у фермеров, хозяев, или в Централи, - произнес Вик. - У нас слишком разные обычаи. Решим иначе. Пусть все, кто собрался сейчас тут, посовещаются, а потом скажут одно слово "Город!" - если они согласны принять участие в сражении. Если нет, пусть молча покинут Ферму. Ворон рывком поднялся на ноги, будто распрямившаяся пружина. Он вытянул перед собой руку с хищно растопыренными пальцами и выкрикнул: - Город! Старейшины тесно сдвинулись в круг, так, что видны были только их затылки с седыми космами волос, да согнутые спины. Потом неторопливо поднялся на ноги старейшина Владимир и сказал: - Город. Все взгляды устремились на Анта. Ответственному за Совет, ему предстояло произнести сейчас роковое слово. Или промолчать. Ант колебался, Вик ясно видел, что Ант колеблется. В Совете не было единодушия. Да и у самого Анта не было уверенности в необходимости жестокого решения... Мгновения стали тяжелыми, будто сгустки лигнина. Тяжелыми и вязкими. Вязкими и липкими. Еще мгновение... еще... - Город. Вик закрыл глаза. Он вновь видел горящие блоки и себя, идущего между ними. Город причинил всем им чересчур много зла. Настало время держать ответ за это зло. Что будет дальше? Пусть об этом думают Ант, Лен, Совет - кто угодно. Его задача - войти в Город. - Город, - сказал Вик. И все вокруг потонуло в радостных воплях пханов. - Ты дрожишь, - услышал Вик голос Лен. Она была рядом. Все кончилось, решение было принято. Вик почувствовал, что и в самом деле дрожит. - Погибнет множество людей, - сказала Лен. - Я поклялся, что войду в Город, произнося ее имя, - сказал Вик.
11. ЛЮБИТЬ Весна, как обычно, пришла в Централь в середине второй луны. Зазеленели чахлые деревца и кусты вдоль Большого Сфальта, трава пробивалась отовсюду - сквозь трещины в бетоне, сквозь битый кирпич, сквозь ржавый, рассыпающийся в рыжую труху металл. Зеленый, свежий цвет травы - цвет жизни - был везде: на сочленениях трубопроводов, на крышах жилых блоков, на стенах заброшенных постов. Фермеры трудились на своих полях. Серых не было ни слуху, ни духу - Ворон, как и обещал, отвел племена на север. Теплицы дали первый урожай - голод теперь не грозил Централи, тем более, что через Ферму шел непрерывный обмен инструментами, оружием, пищей. Конвои, как таковые, потеряли всякий смысл. Любой фермер или обитатель Централи мог прийти на Ферму и получить то, что нужно. У Вика появилась масса свободного времени. Он был намерен атаковать Город осенью или в конце лета. Таково было общее решение, решение вполне разумное. Раньше собрать единое войско не представлялось возможным. Служба транспорта превратилась в фикцию. А обязанности Вика перед его родом обязанности охотника - не отнимали много времени. Весной фермерам было не до охоты. Вик занимался главным образом тем, что помогал управляться на полях с лошадьми. Здесь, на поле, он получил известие о том, что городской Конвой заявился за данью в поселки старейшины Владимира. - Хорошо, - только и сказал Вик. - Теперь они придут в конце лета. Придут В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ. Весенние заботы фермеров прервали полосу свадеб, но и без того связи фермерских родов с Централью пустили глубокие корни. Свадьба Веты и Святополка состоялась в назначенный срок - Вик присутствовал на ней только потому, что не мог отказаться от этого ни под каким предлогом. Глядя на Вету и Святополка, Вик невольно любовался ими. Они были прекрасной парой оба юные и красивые, в нарядных одеждах из щедро украшенного вышивкой полотна. Вик изо всех сил старался забыть о том, что прежде красота Веты не оставляла его безразличным. Ну, конечно же, между ними ничего не было и не могло быть... разве что девичья, почти что детская влюбленность Веты в него. Теперь, после того как Вик вынужден был убить Гея - отца Веты, этой влюбленности наверняка и следа нет. Вик улучил подходящий момент, подошел к Вете и сказал: - Ты должна знать... я не хотел этого. Вета промолчала. В ее взгляде не было ненависти. Но и прежняя детская открытость, обнаженность чувств исчезла. - Это произошло случайно, - продолжал Вик. - Мне жаль, что все так... все так нелепо складывается. - Мне тоже, - сказала Вета негромко. И это было все, что она сочла нужным сказать. Она направилась к мужу - и Вик проводил ее долгим прощальным взглядом. Он лишил эту девочку отца и нашел ей мужа - не желая при этом ни того, ни другого. Вик вновь остро ощутил подвластность своих поступков... кому? Великому Богу? Высокому Небу? Той неведомой реке, которая уносила его от привычных берегов и звалась Судьбою? Свадьба Веты и Святополка проходила в одном из поселков рода старейшины Владимира. Этот поселок располагался на заброшенных железных путях прошлых. Железные пути прошлых в Централи во многих местах были разобраны - в древесине шпал нуждалась служба зданий, а в металле рельсов кузнечные мастерские. Однако фермеры не испытывали нужды ни в том, ни в другом, поэтому они не трогали железные пути. Самые большие поселки подвергшиеся только что нашествию городского Конвоя - находились южнее. Этот небольшой поселок старейшина Владимир сделал местом свадьбы именно из-за его уединенного расположения. Поздно вечером, когда молодые уже удалились в дом Святополка, Вик вышел из хижины. Весенний воздух был теплым, в нем не ощущалось ни малейшего ветерка. Все застыло в полусне. Даже звуки продолжающейся свадьбы казались приглушенными. Вик направился к частоколу, вышел за ворота и оказался перед насыпью, по которой пролегли железные пути. Вик взобрался на насыпь. Под ногами у него оказались две металлические узкие полосы рельсов. Когда-то по ним пробегали фантастические машины прошлых. Одна из них, называющаяся тепловозом, сохранилась в Централи, сохранились и части других подобных машин. Вик глубоко вдохнул свежий лесной воздух. Железные пути. Почему его так манит любой путь, любая дорога - Большой Сфальт, фермерские тропы, летающие машины?.. Неужели только потому, что он отвечает за службу транспорта? Нет, конечно же дело не в этом... Послышались чьи-то шаги - кто-то грузно взбирался на насыпь за спиной Вика. Это оказался старейшина Владимир. - Почему ты ушел? - спросил он. - Железные пути, - ответил Вик вопросом на вопрос, - они ведь ведут в Город? - Да. Туда, на запад - в Город. - А на восток? Старейшина усмехнулся. - Неугомонный ты человек, скажу я тебе. Сотни и тысячи ходов - разве вы, не знающие того, что было до Исхода, можете представить себе такие расстояния? - Нет, - сказал Вик. - В этом все дело. Мы утратили то бескрайнее пространство, что принадлежало вам. Мы должны теперь вернуть его. - Вернуть? Как? - Не знаю. Мы должны захватить Город. Может быть, там мы найдем ответ... Старейшина только покачал головой. - Ничего из того, что было прежде, уже нет. Почему ты стремишься вернуть то, что ушло раз и навсегда? - Вернуть то, что ушло? - переспросил Вик. - Нет. Ты не понял меня, старейшина Владимир. Я просто тороплю то, что должно прийти. Некоторое время они молча стояли на убегающих вдаль железных путях, скупо освещенных лунным светом. Потом все так же молча вернулись в поселок, где продолжалось свадебное веселье. Наутро Вик, сопровождаемый старейшинами родов, чьи поселки находились на севере, отправился в неблизкий путь к озерам. Он возвращался домой. Незаметно для себя он привык называть свою хижину, где ждала Надежда, домом. Он все больше и больше отдалялся от Централи. Но он не забыл того, что оставил в Централи, он не забыл Лен. Встреча с Ветой всколыхнула старые чувства. Весенний воздух заставлял сердце колотиться чаще... а на душе лежал камень. Вик не понимал, что с ним происходит. Вернее, он все прекрасно понимал, но приказывал себе прикидываться непонимающим. Лен была потеряна для него - законы рода суровы, да и законы Централи тоже. Ему никогда не знать счастья... Раздираемый самыми противоречивыми и смутными чувствами, Вик вернулся в свою хижину. Надежда встретила его на пороге. Она привычно протянула руку, чтобы принять повод - лошади в поселках содержались в больших общих конюшнях, но уход за каждой из них обеспечивали владельцы. Вернее, жены владельцев. Вик любил сам ухаживать за лошадью, но законы рода и тут диктовали ему правила поведения. На этот раз Вик не отдал поводья жене. Он отстранил ее руку и, не глядя на Надежду, повел лошадь к конюшне. Там он почистил лошадь, подождал, пока она остынет, потом напоил и накормил ее. Ему не хотелось возвращаться в хижину. Он даже подумал о том, что можно заночевать здесь, в конюшнях, зарывшись в охапки сена и слушая сонное фырканье лошадей... Но что скажут про него на следующий день? Женщины разнесет новость по всему поселку. Худо придется и ему, и Надежде, и его роду... ах, как все перепуталось, как все плохо, как тяжело на душе! Ощущение боли было явственным, почти физическим. Вик глухо застонал, уткнувшись лицом в теплый, остро пахнущий потом бок лошади. Весна. Любовь. Для чего все это существует? Чтобы мучить его, дразнить, соблазнять? Вик почувствовал какую-то темную волну, захлестывающую его. Волну безрассудства и страсти. Он с трудом взял себя в руки. Он заставил себя направиться к хижине Небо почернело, но не только потому, что надвигалась ночь. Где-то вдалеке слышались глухие раскат грома. Шла гроза - первая гроза в этой весне. Воздух из теплого стал душным, слышались тревожные возгласы фермеров, загоняющих скот в стойла. Вик шел к своей хижине медленно, как во сне, словно тяжелый, плотный вечерний воздух тормозил его движения. Отблески далеких молний сверкали на горизонте. Гроза приближалась. В хижине было уютно - Надежда оказалась прекрасной хозяйкой. Вику буквально не на что было пожаловаться, и это еще больше раздражало его. Уж лучше бы жена оказалась несчастной неряхой и неумехой. Тогда он больше бы жалел ее, а значит и больше любил. Но она вовсе не выглядела несчастной. Тот момент близости, который возник между ними в свадебную ночь, ни разу не повторялся, хотя они довольно часто были близки как муж и жена. Как положено мужу и жене. Но тонкая незримая нить, протянувшаяся между ними в ту первую ночь, исчезла, не успев окрепнуть. Вик не мог заставить пробудиться к своей душе ни единого чувства по отношению к Надежде. Она была красивой и послушной женой. Красивой и послушной. И только. Надежда ждала его у стола с пищей. Молоко, хлеб, сыр, копченое мясо, то, что прежде они называли "порцией конвоя". Теперь это была ежедневная пища Вика, причем получал он ее более чем достаточно. И даже мед сегодня на столе... Фермерам не очень-то удавалось управляться с пчелами, мед и у них был редкостью. Вик любил мед - и он знал, что Надежда всегда пытается раздобыть это лакомство для него. Вик сел к столу. Надежда опустилась на лавку неподалеку, улыбаясь своей привычной улыбкой - смущенной и робкой. - Поешь тоже, - предложил Вик. Надежда помотала головой. - Не хочешь? Надежда кивнула. - Знаю ведь, что хочешь, - сказал Вик с досадой. У фермеров женщины обычно ели отдельно от мужчин, после них. Это не было законом, но Надежда привыкла делать именно так. Очень редко Вику удавалось уговорить ее разделить с ним пищу. На этот раз он не стал ее уговаривать, а принялся за еду. Он успел не на шутку проголодаться за время пути от южных поселков. Хижины фермеров редко имели застекленные окна - небольшие окошки просто закрывались в дождь или на зиму ставнями. Однако Вик привез из Централи небольшие куски стекла, поэтому видел сейчас все, что делается в поселке. Ветер гнал по улицам мусор и пыль, дыхание приближающейся грозы ощущалось все сильнее. - У нас дымоход закрыт? - спросил Вик жену. - Да. Небо сверкнуло зарницами, раздался мощный удар грома. Надежда осенила себя знаком Великого Бога - Вик знал, что у фермеров принято считать грозу его гневом. Вик даже и не пытался разубеждать жену на этот счет, понятие электричества было ей абсолютно неведомо. Он мрачно жевал хлеб, обмакивая его в миску с медом и запивая молоком. Надежда принялась расплетать косу на ночь. Она делала это неторопливо и как-то рассеянно, словно совершая некий обряд, совершать который было необходимо, даже не понимая его смысла. Вик бросил на жену один за другим несколько взглядов. Ему нравилось смотреть, как она расплетает косу. Ему нравился тот момент, когда освобожденные волосы падали на узкие плечи, покрытые белым полотном, струились вдоль спины, а дальше, словно повторяя гибкий каштановый водопад, под полотном обрисовывались стройные линии ног, завершающихся такими маленькими босыми ступнями... Вспышка! На мгновение ослепшему Вику почудилось, что молния сверкнула прямо у них в хижине. И тут же чудовищный удар грома потряс хижину. Будто само Небо обрушилось на них! Надежда, испуганно вскрикнув, метнулась к мужу, упав перед ним на колени и обхватив руками, словно прося защиты. Одной рукой она задела миску с остатками меда и опрокинула ее на Вика. Он почувствовал, как густой, липкий мед потек по его щеке, шее, груди. За окном родился неясный, вкрадчивый шелест. Он усиливался, надвигался, заполняя собою пространство. Первые капли дождя ударили в стекло. Вик увидел янтарные капли, падающие на прижатое к нему лицо Надежды. Он дотронулся до него пальцами, поднес их к губам. Мед. Он прикоснулся к лицу Надежды липким от меда ртом. Она еще крепче сжала его в испуганном объятии. Он увидел ее запрокинутое лицо с полуоткрытыми губами, которые блестели от меда. Больше Вик не был самим собой. Он был кем-то другим - кем-то или чем-то грубым, жадным, безжалостным. Он даже в страшном сне не мог представить себе ТАКОЕ. Такое страшное наслаждение... Казалось, это длится бесконечно. Вик потерял ощущение времени. Осталось только ощущение своего тела - и еще ее тела. Горячего, мягкого, покорного. Липкого от меда... Она стонала, она говорила что-то, но он ничего не слышал. Не хотел слышать. Потом пришел какой-то монотонный звук. Звук стучащего в окно ливня. Все кончилось. Фитиль в плошке светильника погас. Они лежали на волчьих шкурах брошенных на пол. В окно мерно барабанил дождь. И тут губы Надежды шевельнулись. - Бедный ты мой, - услышал Вик. Он не поверил своим ушам. Он взглянул в ее лицо... И прочел в ее взгляде жалость. ОНА ЖАЛЕЛА ЕГО! Она из простой женской жалости позволяла ему выдавать свою смутную жалость, жалкое подобие жалости за любовь! Ненависть - за любовь... - Нет, - прошептал Вик. - Нет! - Он казался себе жалким, лживым, омерзительно липким... Проклятье Небу! Одним рывком он поднялся на ноги, схватил что-то из одежды, напялил на себя и, не оглядываясь больше на распростертое на полу обнаженное тело, бросился вон из хижины. Ливень обрушился на него стеной - слепя, сбивая с ног. Теплый и чистый весенний ливень. Вик поднял лицо к ночному небу, задыхаясь от боли, гнева, от хлещущей в глаза, в нос, в уши воды. Вода, стекающая ко рту, была сладкой. Мед. От него не избавиться. Не избавиться от того, что назначено судьбой. Вик бросился к конюшням. Он пробивался сквозь ливень, словно сквозь влажные заросли немыслимых растений, выросших от земли до Неба. Ноги утопали в грязи, лицо омывали светлые струи дождя. А сердцу... сердцу было больно, как никогда! - Лен, - сказал Вик. И повторил, упрямо сжав зубы. - Лен! Он отодвинул разбухший от влаги деревянный засов на воротах конюшни. Пробрался к своей лошади, бешено мечущейся из стороны в сторону и тревожно фыркающей, как и все остальные. Кое-как оседлал ее трясущимися руками. Вывел из конюшни, вскочил в седло и галопом рванулся прочь из поселка, минуя ошеломленную стражу у ворот. Вик мчался в полутьме под постепенно стихающим, уходящим прочь ливнем. Он хорошо знал дорогу, по которой направлялся. Эта дорога вела в Централь К Лен. Сейчас все казалось Вику простым. Совсем простым. Он должен просто сказать Лен о своих чувствах. О своей любви, да, любви к ней. И все встанет на свои места. И завершится эта мука, которую немыслимо больше терпеть... Он не думал о том, что до Централи десятки ходов по ночной тропе, превращенной в жидкую грязь, опасные броды на вздувшихся после дождя реках, он вообще ни о чем не думал кроме того, что должен добраться до Лен. Лен!.. Лошадь споткнулась на всем скаку. Вик полетел куда-то вперед и вбок, почувствовал ошеломляющий удар о землю - и наступила тьма... ...Он почувствовал холод. Он лежал в огромной луже, вернее - в густом месиве грязи. Где-то неподалеку фыркала лошадь. Вик поднял голову. Лошадь переминалась с ноги на ногу в двух шагах от него, целая и невредимая. Вик с трудом поднялся на колени, потом на ноги. Похоже, он тоже был цел и невредим. Грязь смягчила удар. Вик растопырил перед глазами ставшие черно-серыми пальцы. Ему почудился сладкий аромат меда. С ног до головы в сладкой грязи... А если Лен... а если даже Лен, то что же - сладкая грязь, страшное наслаждение - и только? Если это - все?.. Нет, никогда! Не может этого быть! "ТЫ НИКОГДА НЕ БУДЕШЬ СЧАСТЛИВ С ЛЕН!" Чувствуя себя беспредельно опустошенным, Вик потянулся к поводьям лошади.
11. ЛЮБИТЬ Весна, как обычно, пришла в Централь в середине второй луны. Зазеленели чахлые деревца и кусты вдоль Большого Сфальта, трава пробивалась отовсюду - сквозь трещины в бетоне, сквозь битый кирпич, сквозь ржавый, рассыпающийся в рыжую труху металл. Зеленый, свежий цвет травы - цвет жизни - был везде: на сочленениях трубопроводов, на крышах жилых блоков, на стенах заброшенных постов. Фермеры трудились на своих полях. Серых не было ни слуху, ни духу - Ворон, как и обещал, отвел племена на север. Теплицы дали первый урожай - голод теперь не грозил Централи, тем более, что через Ферму шел непрерывный обмен инструментами, оружием, пищей. Конвои, как таковые, потеряли всякий смысл. Любой фермер или обитатель Централи мог прийти на Ферму и получить то, что нужно. У Вика появилась масса свободного времени. Он был намерен атаковать Город осенью или в конце лета. Таково было общее решение, решение вполне разумное. Раньше собрать единое войско не представлялось возможным. Служба транспорта превратилась в фикцию. А обязанности Вика перед его родом обязанности охотника - не отнимали много времени. Весной фермерам было не до охоты. Вик занимался главным образом тем, что помогал управляться на полях с лошадьми. Здесь, на поле, он получил известие о том, что городской Конвой заявился за данью в поселки старейшины Владимира. - Хорошо, - только и сказал Вик. - Теперь они придут в конце лета. Придут В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ. Весенние заботы фермеров прервали полосу свадеб, но и без того связи фермерских родов с Централью пустили глубокие корни. Свадьба Веты и Святополка состоялась в назначенный срок - Вик присутствовал на ней только потому, что не мог отказаться от этого ни под каким предлогом. Глядя на Вету и Святополка, Вик невольно любовался ими. Они были прекрасной парой оба юные и красивые, в нарядных одеждах из щедро украшенного вышивкой полотна. Вик изо всех сил старался забыть о том, что прежде красота Веты не оставляла его безразличным. Ну, конечно же, между ними ничего не было и не могло быть... разве что девичья, почти что детская влюбленность Веты в него. Теперь, после того как Вик вынужден был убить Гея - отца Веты, этой влюбленности наверняка и следа нет. Вик улучил подходящий момент, подошел к Вете и сказал: - Ты должна знать... я не хотел этого. Вета промолчала. В ее взгляде не было ненависти. Но и прежняя детская открытость, обнаженность чувств исчезла. - Это произошло случайно, - продолжал Вик. - Мне жаль, что все так... все так нелепо складывается. - Мне тоже, - сказала Вета негромко. И это было все, что она сочла нужным сказать. Она направилась к мужу - и Вик проводил ее долгим прощальным взглядом. Он лишил эту девочку отца и нашел ей мужа - не желая при этом ни того, ни другого. Вик вновь остро ощутил подвластность своих поступков... кому? Великому Богу? Высокому Небу? Той неведомой реке, которая уносила его от привычных берегов и звалась Судьбою? Свадьба Веты и Святополка проходила в одном из поселков рода старейшины Владимира. Этот поселок располагался на заброшенных железных путях прошлых. Железные пути прошлых в Централи во многих местах были разобраны - в древесине шпал нуждалась служба зданий, а в металле рельсов кузнечные мастерские. Однако фермеры не испытывали нужды ни в том, ни в другом, поэтому они не трогали железные пути. Самые большие поселки подвергшиеся только что нашествию городского Конвоя - находились южнее. Этот небольшой поселок старейшина Владимир сделал местом свадьбы именно из-за его уединенного расположения. Поздно вечером, когда молодые уже удалились в дом Святополка, Вик вышел из хижины. Весенний воздух был теплым, в нем не ощущалось ни малейшего ветерка. Все застыло в полусне. Даже звуки продолжающейся свадьбы казались приглушенными. Вик направился к частоколу, вышел за ворота и оказался перед насыпью, по которой пролегли железные пути. Вик взобрался на насыпь. Под ногами у него оказались две металлические узкие полосы рельсов. Когда-то по ним пробегали фантастические машины прошлых. Одна из них, называющаяся тепловозом, сохранилась в Централи, сохранились и части других подобных машин. Вик глубоко вдохнул свежий лесной воздух. Железные пути. Почему его так манит любой путь, любая дорога - Большой Сфальт, фермерские тропы, летающие машины?.. Неужели только потому, что он отвечает за службу транспорта? Нет, конечно же дело не в этом... Послышались чьи-то шаги - кто-то грузно взбирался на насыпь за спиной Вика. Это оказался старейшина Владимир. - Почему ты ушел? - спросил он. - Железные пути, - ответил Вик вопросом на вопрос, - они ведь ведут в Город? - Да. Туда, на запад - в Город. - А на восток? Старейшина усмехнулся. - Неугомонный ты человек, скажу я тебе. Сотни и тысячи ходов - разве вы, не знающие того, что было до Исхода, можете представить себе такие расстояния? - Нет, - сказал Вик. - В этом все дело. Мы утратили то бескрайнее пространство, что принадлежало вам. Мы должны теперь вернуть его. - Вернуть? Как? - Не знаю. Мы должны захватить Город. Может быть, там мы найдем ответ... Старейшина только покачал головой. - Ничего из того, что было прежде, уже нет. Почему ты стремишься вернуть то, что ушло раз и навсегда? - Вернуть то, что ушло? - переспросил Вик. - Нет. Ты не понял меня, старейшина Владимир. Я просто тороплю то, что должно прийти. Некоторое время они молча стояли на убегающих вдаль железных путях, скупо освещенных лунным светом. Потом все так же молча вернулись в поселок, где продолжалось свадебное веселье. Наутро Вик, сопровождаемый старейшинами родов, чьи поселки находились на севере, отправился в неблизкий путь к озерам. Он возвращался домой. Незаметно для себя он привык называть свою хижину, где ждала Надежда, домом. Он все больше и больше отдалялся от Централи. Но он не забыл того, что оставил в Централи, он не забыл Лен. Встреча с Ветой всколыхнула старые чувства. Весенний воздух заставлял сердце колотиться чаще... а на душе лежал камень. Вик не понимал, что с ним происходит. Вернее, он все прекрасно понимал, но приказывал себе прикидываться непонимающим. Лен была потеряна для него - законы рода суровы, да и законы Централи тоже. Ему никогда не знать счастья... Раздираемый самыми противоречивыми и смутными чувствами, Вик вернулся в свою хижину. Надежда встретила его на пороге. Она привычно протянула руку, чтобы принять повод - лошади в поселках содержались в больших общих конюшнях, но уход за каждой из них обеспечивали владельцы. Вернее, жены владельцев. Вик любил сам ухаживать за лошадью, но законы рода и тут диктовали ему правила поведения. На этот раз Вик не отдал поводья жене. Он отстранил ее руку и, не глядя на Надежду, повел лошадь к конюшне. Там он почистил лошадь, подождал, пока она остынет, потом напоил и накормил ее. Ему не хотелось возвращаться в хижину. Он даже подумал о том, что можно заночевать здесь, в конюшнях, зарывшись в охапки сена и слушая сонное фырканье лошадей... Но что скажут про него на следующий день? Женщины разнесет новость по всему поселку. Худо придется и ему, и Надежде, и его роду... ах, как все перепуталось, как все плохо, как тяжело на душе! Ощущение боли было явственным, почти физическим. Вик глухо застонал, уткнувшись лицом в теплый, остро пахнущий потом бок лошади. Весна. Любовь. Для чего все это существует? Чтобы мучить его, дразнить, соблазнять? Вик почувствовал какую-то темную волну, захлестывающую его. Волну безрассудства и страсти. Он с трудом взял себя в руки. Он заставил себя направиться к хижине Небо почернело, но не только потому, что надвигалась ночь. Где-то вдалеке слышались глухие раскат грома. Шла гроза - первая гроза в этой весне. Воздух из теплого стал душным, слышались тревожные возгласы фермеров, загоняющих скот в стойла. Вик шел к своей хижине медленно, как во сне, словно тяжелый, плотный вечерний воздух тормозил его движения. Отблески далеких молний сверкали на горизонте. Гроза приближалась. В хижине было уютно - Надежда оказалась прекрасной хозяйкой. Вику буквально не на что было пожаловаться, и это еще больше раздражало его. Уж лучше бы жена оказалась несчастной неряхой и неумехой. Тогда он больше бы жалел ее, а значит и больше любил. Но она вовсе не выглядела несчастной. Тот момент близости, который возник между ними в свадебную ночь, ни разу не повторялся, хотя они довольно часто были близки как муж и жена. Как положено мужу и жене. Но тонкая незримая нить, протянувшаяся между ними в ту первую ночь, исчезла, не успев окрепнуть. Вик не мог заставить пробудиться к своей душе ни единого чувства по отношению к Надежде. Она была красивой и послушной женой. Красивой и послушной. И только. Надежда ждала его у стола с пищей. Молоко, хлеб, сыр, копченое мясо, то, что прежде они называли "порцией конвоя". Теперь это была ежедневная пища Вика, причем получал он ее более чем достаточно. И даже мед сегодня на столе... Фермерам не очень-то удавалось управляться с пчелами, мед и у них был редкостью. Вик любил мед - и он знал, что Надежда всегда пытается раздобыть это лакомство для него. Вик сел к столу. Надежда опустилась на лавку неподалеку, улыбаясь своей привычной улыбкой - смущенной и робкой. - Поешь тоже, - предложил Вик. Надежда помотала головой. - Не хочешь? Надежда кивнула. - Знаю ведь, что хочешь, - сказал Вик с досадой. У фермеров женщины обычно ели отдельно от мужчин, после них. Это не было законом, но Надежда привыкла делать именно так. Очень редко Вику удавалось уговорить ее разделить с ним пищу. На этот раз он не стал ее уговаривать, а принялся за еду. Он успел не на шутку проголодаться за время пути от южных поселков. Хижины фермеров редко имели застекленные окна - небольшие окошки просто закрывались в дождь или на зиму ставнями. Однако Вик привез из Централи небольшие куски стекла, поэтому видел сейчас все, что делается в поселке. Ветер гнал по улицам мусор и пыль, дыхание приближающейся грозы ощущалось все сильнее. - У нас дымоход закрыт? - спросил Вик жену. - Да. Небо сверкнуло зарницами, раздался мощный удар грома. Надежда осенила себя знаком Великого Бога - Вик знал, что у фермеров принято считать грозу его гневом. Вик даже и не пытался разубеждать жену на этот счет, понятие электричества было ей абсолютно неведомо. Он мрачно жевал хлеб, обмакивая его в миску с медом и запивая молоком. Надежда принялась расплетать косу на ночь. Она делала это неторопливо и как-то рассеянно, словно совершая некий обряд, совершать который было необходимо, даже не понимая его смысла. Вик бросил на жену один за другим несколько взглядов. Ему нравилось смотреть, как она расплетает косу. Ему нравился тот момент, когда освобожденные волосы падали на узкие плечи, покрытые белым полотном, струились вдоль спины, а дальше, словно повторяя гибкий каштановый водопад, под полотном обрисовывались стройные линии ног, завершающихся такими маленькими босыми ступнями... Вспышка! На мгновение ослепшему Вику почудилось, что молния сверкнула прямо у них в хижине. И тут же чудовищный удар грома потряс хижину. Будто само Небо обрушилось на них! Надежда, испуганно вскрикнув, метнулась к мужу, упав перед ним на колени и обхватив руками, словно прося защиты. Одной рукой она задела миску с остатками меда и опрокинула ее на Вика. Он почувствовал, как густой, липкий мед потек по его щеке, шее, груди. За окном родился неясный, вкрадчивый шелест. Он усиливался, надвигался, заполняя собою пространство. Первые капли дождя ударили в стекло. Вик увидел янтарные капли, падающие на прижатое к нему лицо Надежды. Он дотронулся до него пальцами, поднес их к губам. Мед. Он прикоснулся к лицу Надежды липким от меда ртом. Она еще крепче сжала его в испуганном объятии. Он увидел ее запрокинутое лицо с полуоткрытыми губами, которые блестели от меда. Больше Вик не был самим собой. Он был кем-то другим - кем-то или чем-то грубым, жадным, безжалостным. Он даже в страшном сне не мог представить себе ТАКОЕ. Такое страшное наслаждение... Казалось, это длится бесконечно. Вик потерял ощущение времени. Осталось только ощущение своего тела - и еще ее тела. Горячего, мягкого, покорного. Липкого от меда... Она стонала, она говорила что-то, но он ничего не слышал. Не хотел слышать. Потом пришел какой-то монотонный звук. Звук стучащего в окно ливня. Все кончилось. Фитиль в плошке светильника погас. Они лежали на волчьих шкурах брошенных на пол. В окно мерно барабанил дождь. И тут губы Надежды шевельнулись. - Бедный ты мой, - услышал Вик. Он не поверил своим ушам. Он взглянул в ее лицо... И прочел в ее взгляде жалость. ОНА ЖАЛЕЛА ЕГО! Она из простой женской жалости позволяла ему выдавать свою смутную жалость, жалкое подобие жалости за любовь! Ненависть - за любовь... - Нет, - прошептал Вик. - Нет! - Он казался себе жалким, лживым, омерзительно липким... Проклятье Небу! Одним рывком он поднялся на ноги, схватил что-то из одежды, напялил на себя и, не оглядываясь больше на распростертое на полу обнаженное тело, бросился вон из хижины. Ливень обрушился на него стеной - слепя, сбивая с ног. Теплый и чистый весенний ливень. Вик поднял лицо к ночному небу, задыхаясь от боли, гнева, от хлещущей в глаза, в нос, в уши воды. Вода, стекающая ко рту, была сладкой. Мед. От него не избавиться. Не избавиться от того, что назначено судьбой. Вик бросился к конюшням. Он пробивался сквозь ливень, словно сквозь влажные заросли немыслимых растений, выросших от земли до Неба. Ноги утопали в грязи, лицо омывали светлые струи дождя. А сердцу... сердцу было больно, как никогда! - Лен, - сказал Вик. И повторил, упрямо сжав зубы. - Лен! Он отодвинул разбухший от влаги деревянный засов на воротах конюшни. Пробрался к своей лошади, бешено мечущейся из стороны в сторону и тревожно фыркающей, как и все остальные. Кое-как оседлал ее трясущимися руками. Вывел из конюшни, вскочил в седло и галопом рванулся прочь из поселка, минуя ошеломленную стражу у ворот. Вик мчался в полутьме под постепенно стихающим, уходящим прочь ливнем. Он хорошо знал дорогу, по которой направлялся. Эта дорога вела в Централь К Лен. Сейчас все казалось Вику простым. Совсем простым. Он должен просто сказать Лен о своих чувствах. О своей любви, да, любви к ней. И все встанет на свои места. И завершится эта мука, которую немыслимо больше терпеть... Он не думал о том, что до Централи десятки ходов по ночной тропе, превращенной в жидкую грязь, опасные броды на вздувшихся после дождя реках, он вообще ни о чем не думал кроме того, что должен добраться до Лен. Лен!.. Лошадь споткнулась на всем скаку. Вик полетел куда-то вперед и вбок, почувствовал ошеломляющий удар о землю - и наступила тьма... ...Он почувствовал холод. Он лежал в огромной луже, вернее - в густом месиве грязи. Где-то неподалеку фыркала лошадь. Вик поднял голову. Лошадь переминалась с ноги на ногу в двух шагах от него, целая и невредимая. Вик с трудом поднялся на колени, потом на ноги. Похоже, он тоже был цел и невредим. Грязь смягчила удар. Вик растопырил перед глазами ставшие черно-серыми пальцы. Ему почудился сладкий аромат меда. С ног до головы в сладкой грязи... А если Лен... а если даже Лен, то что же - сладкая грязь, страшное наслаждение - и только? Если это - все?.. Нет, никогда! Не может этого быть! "ТЫ НИКОГДА НЕ БУДЕШЬ СЧАСТЛИВ С ЛЕН!" Чувствуя себя беспредельно опустошенным, Вик потянулся к поводьям лошади.