Очертания того, что окружало Неферт, стали поступать из мрака.
   Она находилась в опоясанном колоннами круглом зале, высота которого вдвое превосходила ширину.
   Ни в одном храме Неферт не приходилось видеть таких колонн: часть из них спускалась от скрытого во тьме свода, немного не доходя до полу заостренными концами… Вид этих колонн походил на пасть огромного чудовища.
   Этого не могло быть – но Неферт показалось, что от гладких колонн исходило бледное голубоватое свечение лунного отблеска…
   Как высок был этот зал! Но что это?
   Глаза Неферт различили где-то наверху золотое пятнышко, которое шевелилось так, словно было живым!
   На высоте, в несколько раз превышающей ее рост, чернел проем небольшого окна, на котором горел оставленный ею светильник!
   Так вот куда она пыталась заглянуть!
   Не так уж далеко от нее трепетал этот добрый живой огонек… И все же Неферт знала, что пребывает сейчас в совсем ином пространстве, чем то, где она оставила огонь… Это был другой этаж пустого мира, и, как ни странно, именно вид оставленного огня сказал ей, что этот зал отделен такой же тайной границей от места, где она наткнулась на узкий лаз, как начало лаза – от нагретого солнцем колодца…
   Да, это было новое жилище пустоты! Прежде всего – в нем не было непроницаемого мрака! Луна не могла падать на колонны зала, но – Неферт видела это уже совсем ясно – колонны слабо светились сами по себе!
   Слабый свет источали и камни под ногами…
   Вот оно! Это пространство не было лишено звука: из-под камней, на которых стояла Неферт, доносился глухой отдаленный шум…
   Подземная река!
   Эта река должна где-нибудь выходить из-под камней!
   Так вот зачем она спустилась сюда! Конечно же, она должна набрать в ладони этой воды – омыть ею лицо и утолить жажду!
   Ведь это должна быть особая вода!
   Переступая и перепрыгивая с камня на камень, Неферт прошла через кольцо колонн. Неровные, с глубокими нишами и неправильными выступами стены, казалось, были глухи…
   Неужели отсюда нет пути дальше, нет выхода к подземной реке?
   Неферт обходила зал уже второй раз…
   Он есть! Скрытая за выступом щель, высотой с Неферт и достаточно широкая, чтобы протиснуться в нее боком, осталась ею не замечена с первого раза, потому что была поднята над полом на несколько образующих ступени камней.
   Неферт проскользнула в нее, последний раз окинув взглядом лунный высокий зал.

XXVIII

   Щель расширилась и оказалась новым ходом, таким же узким, как ходы верхнего этажа, но более холодным. Или так только казалось потому, что путь пролегал в темноте?
   Открывающееся впереди пространство Неферт почувствовала прежде, чем разошлись в стороны стены. Как близок уже выход подземной реки!
   Но почему не стало слышно ее шума?
   Небольшой зал походил на шатер.
   Он тоже слабо мерцал голубоватым светом, и в этом свечении Неферт увидела посередине каменный выступ, формой напоминающий алтарь.
   Неферт подошла и коснулась камня рукой. Камень был покрыт обжигающей пальцы твердой водой, которая сияла, как хрусталь. Под кончиками пальцев твердая вода превратилась в обыкновенную и стекла, оставляя четыре еле заметных углубления. Неферт поспешно убрала руку.
   Чей это алтарь?
   Чьим бы он ни был, на нем не лежало ни одной жертвы.
   Что бы на него положить? Кольцо? Нет, не кольцо и не скарабея.
   Ах, вот он – в складках столы – камень цвета спекшейся крови. Как только он не помешал ей лезть сквозь нору?
   Камешек пах солнцем и нильской тиной. Неферт положила его на алтарь. Как будто кусочек себя самой… Теперь ей всегда будет холодно
   внутри… Самую чуточку, но все-таки…
   Но ведь это не жертва. Алтарь пуст!
   Как странно – пустой алтарь…
   Но подземная река не выходит на поверхность и здесь!
   Неферт прошла через зал и проскользнула в следующий ход.

XXIX

   Переход, который должен был вывести Неферт к реке, медленно поднимался вверх. Привыкнув к запутанности подземного пространства, Неферт нисколько этому не удивилась.
   Другое заставило ее насторожиться. Какое-то неуловимое дуновение, коснувшееся ее лица с первых шагов по новому ходу, подсказало ей, что все вокруг изменилось. Темнота сгустилась… Глаза вновь не могли ничего различить…
   Но что это?!
   Там, впереди, темноту рассеивал рыжеватый колеблющийся свет. Охваченная неясной тревогой, Неферт почти побежала. Крутой угол, о
   который она в спешке ушибла локоть, заставлял ход резко поворачивать налево.
   Неферт застыла на месте.
   …Всего в нескольких шагах от нее, на каменном карнизе, ярко горел оставленный ею светильник.

XXX

   – Но почему так вышло, Миура, почему так могло случиться?
   – Почему ты не заметила этого выхода, когда шла туда?
   – Да нет же!! Ты знаешь! Почему я не вышла к подземной реке?! Ведь я ничего не боялась! Я так ее искала! Я так хотела ее найти!
   – Ты хотела невозможного. Переходы не могли тебя к ней вывести сейчас, потому что ты – живая.
   – Потому что я – живая?!
   – Ну разумеется. Глупая змейка, река, которую ты слышала, протекает в Царстве Мертвых…
   Некоторое время Неферт тихо молчала.
   – Миура… Так для чего я там все-таки побывала? – наконец спросила она. – Я не чувствую, что во мне что-то изменилось.
   – Не чувствуешь потому, что еще не научилась этим пользоваться. Что ты увидела, когда вылезла из колодца?
   – Как что? Сад.
   – Какой он был? Такой, как обычно?
   – Да… То есть нет. Не такой! Все было ярче, чем всегда, – и цветы, и солнце, и камни даже были ярче… И еще я никогда не замечала, какое над ним небо… Я словно другими глазами все это увидела.
   – Вот ты и ответила на свой вопрос. Именно, что другими глазами. Со временем ты научишься всегда ими видеть… А еще… Ты не заметила, что снова сменила кожу. Ответь сама: от кого тебя увели эти переходы?
   – От Инери.
   – Да. Человеческое и нечеловеческое начала боролись в нем много яростнее, чем в тебе. Это, видишь ли, были равносильные противники. Он не выдержал испытания. Он останется человеком.
   – Ты всегда непонятно говоришь? Как это – останется человеком? А я разве не человек?
   – Об этом поболтаем как-нибудь в другой раз. Понимаешь ли ты хотя бы, чего он так испугался?
   – Нет! Он же не трус! Он на самом деле утопился бы, я знаю! Но я не могу понять, отчего ему легче было утопиться, чем туда полезть?
   – Когда-то я говорила тебе о том, как сильно люди боятся изменения. Плохо, что ты забыла. Здесь дело касалось одного из самых важных и самых необратимых изменений… Инери храбр – как человек. Но человеческой плоти недоступны пустые переходы. В нем заговорил страх перед нечеловеческим.
   – Я тоже боялась.
   – Но ты пошла. Не твоя заслуга, что в тебе меньше этого страха, а все же – жаль… Да, жаль… Я думала, что с тобой вместе… Теперь ему неоткуда взять силы победить этот страх.
   – И теперь он никогда?..
   – Да уж лучше на это не рассчитывать.
   – Значит – нам не бывать вместе!
   – Отчего же? Если, к примеру, ты захочешь уйти туда, куда ушел он…
   – Ни за что!
   – Так значит, пустые переходы дороже тебе, чем живой Инери? Инери, который окутывает тебя золотым облаком?
   – Не делай мне больно! Я все равно не смогу этого объяснить!
   – И не надо. Кстати, там с тобой случилась еще одна вещь. Но как раз о ней я тебе ничего не скажу.

XXXI

   Носилки привычно плыли в бурном течении базарной толпы. Они казались Неферт не носилками, а ладьей, скользящей по волнам голов и плеч, выкрикивающих ртов и размахивающих рук – волны эти бурлили чуть повыше сандалий Неферт, иногда грозя опрокинуть или унести лодку…
   «А все-таки ты грустишь, змейка. Я не могу тебя понять – ведь Инери за такое небольшое время не мог занять в твоей жизни столько же места, сколько занимал Нахт!»
   «Но в том-то и беда, Миура!»
   «Ну-ка, объясни…»
   «Понимаешь, с Нахтом было очень много хорошего. А с Инери еще не успело ничего быть, как все кончилось. Я только поняла, что должно быть – как уже ничего не стало. Знаешь, Миура, потерять то, чего не было, оказывается, много больнее, чем то, что было…»
   «А ты становишься не такой глупой…»
   – Нильская вода, холодная нильская вода!
   Неферт мельком взглянула на мальчишку с глиняным кувшином, чей звонкий голос отвлек ее от размышлений… Но мальчишку уже отвлекло в сторону, и на его месте возник высокий продавец в белом переднике, устало отирающий ладонью полное лицо. Сладкий горячий пар поднимался от его товара – ячменных, липко залитых медом лепешек… Почему простолюдинам всегда нужно что-то есть прямо на улицах? Смешно заревел осленок, не желающий куда-то идти… Ларь менялы – с разложенными по горкам серебряными и медными колечками…
   – Украшения! Украшения!
   Крупные гранаты, под нежной алой или розовой кожей которых таятся блестящие, темные, как кровь, зерна… Желтые большие тыквы, сложенные прямо на земле… Откуда-то доносятся флейта и удары бубна – а, это толпа обступила мимов.
   – Смотрите, смотрите!
   «А все-таки, Миура…»
   – Ибисоголовые!!!
   Неферт даже вздрогнула: так громко, перекрывая гул толпы, выкрикнул это слово какой-то бритый молодой человек, проворно вскочивший на камень. С этого четырехугольного камня, Неферт не раз слышала, выкрикивались объявления или просто торговые новости. Но молодой человек не походил на глашатая: одежда его была много хуже, а лицо – много сообразительнее.
   – Да чем ты это докажешь?!
   – С чего ты взял, парень?
   – А не стану я доказывать! Кто хочет – слушай, а меня и так «глаза и уши» ловят!
   – Да тише вы, парень, похоже, правду говорит…
   – За правду в Египте всегда… Слышь, сказал – глаза-то и уши…
   – И пусть ловят! А я все равно скажу! Ибисоголовые нас за нос водят! А сами втихую злодействуют: фараона нашего малолетнего – да будет он жив, здрав и невредим – травят медленными ядами!
   – Быть не может!!
   – Эй, ты, охальник, заткни глотку!
   – Ну хватил!
   – Стража!!
   – Кто стражу кричал?
   – Люди добрые!!
   – Вот этот, лопоухий…
   – Промеж ушей его!
   – Ушел, скотина…
   – Травят!!! Возвыситься хотят при новой династии!!
   – А верно, храбрец, говоришь, – похожий на азиата торговец маслом так же громко возвысил голос, обращаясь к юноше. – Я-то диву давался – как носатого ни увидишь… Больно они травками увлекаются…
   – То-то и есть, добрый человек! Неужели потерпим такое?!
   – Держи смутьяна!
   – Парень, беги, стража!
   – Справа заходи, справа!
   – Что он говорил, что?
   – Фараона травят!
   – Жрецы Тота, носатые, злодействуют!
   – Люди!!
   Неферт неожиданно заметила, что шкатулка только что купленного синего бисера, соскользнув на пол, рассыпалась по всему дну носилок.

XXXII

   «Куда же пропала Миура?»
   Неферт медленно отщипывала маленькие кусочки от лепешки, которую держала в руке, и бросала их золотым рыбкам.
   «Мало ли какие глупости кричат бездельники на базаре?»
   Но у того бритого юноши было вовсе не лицо бездельника… А вмешавшийся торговец маслом – и он отнюдь не казался глупцом!
   – Да подождите вы, жадины!
   Рыбки так и толпились у края водоема, давая понять Неферт, что она не слишком заботлива.
   «А золотые рыбки все такие же прожорливые?» – вспомнилось ей.
   Нахт… С Нахтом тоже можно было бы об этом поговорить. Он бы сразу объяснил ей, что никакие жрецы Тота не могут отравлять фараона!
   Ведь Нахт даже разговаривал с ним!.. Конечно, он должен знать все получше базарных крикунов!
   Что же он тогда говорил о Сыне Амона? Очень важно это вспомнить…
   «Он ведь сияет как солнце, да?»
   «Да нет, не особенно. Смазливый такой мальчишка, но уж очень хлипкий… По-моему, они его заморили этими церемониями…»
   «Они его заморили…»
   Глупость, ужасная глупость! Ведь Нахт сказал, сам сказал, что Сын Амона «очень хлипкий» только оттого, что…
   Нахт заметил, что ему что-то во вред… только не придал этому значения потому, что не знал слухов…
   «Они его заморили…»
   Рыбки толклись у берега. Кажется, Неферт поговорила с Нахтом. Только в то, что он сам сказал ей, было никак, никак невозможно поверить…

XXXIII

   – Я весь день тебя ждала, Миура! – Неферт, уже причесанная и одетая на ночь, соскочила с ложа навстречу кошке.
   – Право? – кошка и не подумала стать больше ростом. – Ты мне что-то хотела сказать?
   – Да, Миура… Я…
   – Впрочем, кажется, сюда идут… – кошка плавно уселась на сандаловый ларец и начала умываться.
   У порога действительно послышались шаркающие шаги няньки… Неферт торопливо вернулась на свою постель и притворилась спящей… Поведение Миуры вызвало у нее щемящее чувство недоумения и обиды… Ведь она не могла не заметить, что Неферт очень надо с ней поговорить!
   В спальню вошли Ашта и старая Хапшесут.
   – И как это ты днем позабыла, – ворчливо шептала нянька, – вот погоди, будет тебе от госпожи… Да тише ты! Выгреби на лопаточку все зерна – может, и впрямь от них у ребенка вчера болела головка!
   Неферт крепче зажмурила глаза: скорее бы они уходили!
   – А что вместо них зажечь, Хапшесут?
   – Вот, алоэ зажигай. Не разбудить бы… Ну-ка я взгляну! Спит дитятко, спит наша голубка… Да и что бы ей не спать в любви да в холе! Никто цветочек работать не заставит, никто не обидит, никто со свету не сживет, как малютку царя!..
   – Скажи, Хапшесут, а правду говорят, что изводят его злодеи?
   – Тише, пошли… Зря, девушка, ничего не говорится… Не нашего рабьего ума это дело, да только как не пожалеть пресветлого бога – сиротка ведь он, заступиться-то некому… Мне Бакет-прядильщица сказывала… – шаги отдалились, и больше Неферт, как ни напрягала слух, не смогла расслышать ни слова…
   – Миура! – Неферт уже не помнила о недавней обиде.
   На сандаловом ларце никого не было.

XXXIV

   Неферт заплакала. Как это гадко со стороны кошки – оставить ее одну сейчас, когда она все равно ни за что не уснет, когда ей так нехорошо, так тревожно!
   Тревога звенела, как комар, которого никак, никак нельзя было отогнать!
   Об этом говорят все – это не может не быть правдой…
   Все, даже Суб-Ареф, даже народ на базаре, даже служанки…
   Об этом знают все!
   Но почему до сих пор никто не предостерег самого фараона?
   Почему об этом не знает сам фараон?!
   Он об этом знает.
   Эта мысль с такой четкостью прозвучала в ушах Неферт, что ей показалось – ее произнес кто-то другой…
   Он знает…
   Неферт приподнялась на локте: ей показалось, что темную спальню слабо озарил золотистый свет…
   У изножия ее ложа в темноту опустились золотые ступени…
   Неферт поднялась по ним – не покидая своей постели, и ее ничуть не удивило это странное раздвоение.
   Ступени вели в чертог с полом из черного дерева и кобальтовым потолком. Потолок поддерживали восемь темно-красных резных колонн. Неферт узнала его по рассказам – это был тронный зал Большого Дома.
   Сколько людей в парадных одеяниях!.. И как много среди них пожилых – на первый взгляд кажется, что молоды в этом зале только слуги и стража вдоль стены… Красивые стражники похожи на статуи – так неподвижно они стоят!
   Там, в другом конце зала…
   Трон слоновой кости окружила толпа придворных… Некоторые – самые важные на вид – полукругом стояли за троном, а также по правую и левую стороны… Но спереди никто не подходил к трону ближе, чем на пятнадцать шагов… Нет, какой-то человек подошел – распростерся ниц – и облобызал ступеньку рядом с сандалией сидевшего на троне мальчика…
   Мальчик был сверстником Неферт.
   Он сидел неподвижно и прямо, держа в руке золотой жезл, увитый похожими на змей черными полосами… Его голова была увенчана двойной – красной и белой – короной Верхнего и Нижнего пределов Та-Кемета. У него были черные прямые волосы, спадавшие на хрупкие неширокие плечи. Худое, совсем детское лицо с тонким носом и острым подбородком было бледно, как алебастр. Может быть, именно из-за бледности и впалой линии щек глаза на этом лице казались такими большими.
   Это были мягко-черные, широко раскрытые глаза.
   Взгляд их был неподвижен.
   Обращенный к говорившему перед ним сановнику, он на самом деле проходил куда-то сквозь него.
   Куда? Ни на ком, находившемся в зале, этот неподвижный взгляд не останавливался.
   Он был направлен внутрь.
   Неферт поняла, что мальчик прислушивается к чему-то в себе самом.
   Что он слушает, этот слабый мальчик, такой отчужденный от окружающих его людей?
   Он слушает ток смерти в своем теле.
   Через его тело струится отравленная ядом кровь…
   Белое молоко! Более года назад вкус его показался необычен, вкус холодного белого молока!..
   Потом этот вкус стал знакомым – он чудился то в меде, то в воде, то в вине…
   Мальчик давно угадал его значение.
   Он знает, что его убивают.
   Он знает и другое – свое детское бессилие перед волей многочисленных могущественных врагов, оплетающих его существование сотнями глаз и рук.
   Он знает, что сопротивляться так же бессмысленно, как молить о пощаде…
   Он беззащитен и слаб.
   Он слаб! О, нет!
   С какой силой стискивают вдруг царский жезл его хрупкие пальцы!
   Какой яростный и неукротимый огонь вспыхивает вдруг в глубине его черных глаз, какой гнев раздувает тонкие ноздри!
   Он – сын божественного льва, вкусившего крови!
   Он сразился бы за свою жизнь с тысячами врагов, если бы – огонь в глазах гаснет – если бы не было слишком поздно, если бы эта жизнь не была уже отнята у него!..
   Он снова слышит, как по жилам струится смерть…
   Слишком поздно!
   Нежные губы мальчика искажает недетская усмешка…
   Он умрет.
   – Нет!!!
   …К спальне, поднятые на ноги криком Неферт, торопливо сбегались служанки.

XXXV

   Неферт не замечала ничего – даже заметного отдаления Миуры.
   Она устроила свой небольшой алтарь Сына Амона – в комнате для занятий. На этот алтарь она каждое утро приносила белые лотосы, которые, казалось, самим слабым шелестом своих прохладных лепестков нашептывали ей о скорой смерти Царя Царей, Держателя Верхнего и Нижнего Египта, божественного фараона Джафененры…

XXXVI

   – У меня скоро помрачится рассудок. Унеси это питье, Шерит! – госпожа Мерит передала служанке черный узкогорлый кувшинчик и снова наклонилась над ложем Неферт. – А врач Юффу еще говорил, что кориандр непременно поможет! Как он может помочь, если она не хочет его пить! Неферт, деточка…
   – Да, мама, – Неферт отстраненно удивилась тому, как слабо прозвенел ее голос.
   – Скажи, тебе чего-нибудь хотелось бы? Нет, я не могу – ребенок тает на глазах! Шерит, ее сглазили!
   – Но, госпожа, девочка всегда носит от сглаза Око Ра из лучшего золота, а недавно Вы приказывали повесить знак покрупнее и над постелью, – рассудительно заметила ключница.
   Не только Око Ра – над ложем висели скарабеи из лазурита и зеленого нефрита, а также другие амулеты, большая часть из них появилась недавно, в дни непонятной болезни Неферт.
   Болезнь? Да, пожалуй, это была болезнь – ведь Неферт похудела и ослабла. Ей доставляло странное удовольствие чувствовать себя больной. Она тоже больна! Она не хочет быть здоровой!
   Целыми часами Неферт лежала неподвижно, слушая течение крови в своем теле. Иногда ей казалось, что ее кровь тоже струит смертоносный яд.
   – Я ничего не хочу.
   – Совсем ничего? Бедная крошка! – госпожа Мерит решительно поднялась. – Шерит, Хапшесут! Пусть мне сейчас же готовят одежды – я еду в храм Изиды!
   – Мамочка! – Неферт приподнялась вслед выходившей уже матери так стремительно, что почувствовала сильное головокружение. – Может быть, мне стало бы легче, если бы я сама поехала в храм?
   – О, я уверена!
   – Но ты позволишь мне ехать так, как мне хочется?
   – Все, что ты захочешь, милая.
   – Прежде всего, мне хотелось бы ехать не к Изиде, а к… Тоту. Ведь он покровительствует целительной магии, правда?
   – Что же – поезжай к Тоту.
   – И я хотела бы ехать одна. Чтобы только из-за меня и носильщики, и скороходы – как для взрослой.
   – Хорошо, пусть, – с сомнением произнесла госпожа Мерит. – Но ты так слаба…
   – Я тогда стану хорошо есть, – твердо пообещала Неферт. – И хочу ехать послезавтра.
   – Хорошо, дитя мое, – госпожа Мерит вышла вместе со служанками.
   Еще взволнованная так неожиданно пришедшей ей на ум мыслью, Неферт задумчиво посмотрела ей вслед…
   Да, она должна их увидеть… Пока непонятно, что из этого может получиться. Может быть, дальше, там, ей подскажут, что делать, сами обстоятельства.
   Если бы посоветоваться с Миурой!
   С Миурой…
   Неферт захотелось тихо-тихо заплакать. Она неожиданно почувствовала себя такой беззащитной, брошенной всеми, кого еще любила – и Миурой, и Инери, и Нахтом.

XXXVII

   Два ряда сфинксов стерегли поднимающуюся от Нила мощеную дорогу. Облаченная в тончайшее пурпурное платье, в длинном парике,
   переплетенном золотыми нитями, Неферт сидела в носилках прямо и неподвижно, сложив на коленях отягченные четырьмя рядами браслетов руки. Четверо рослых эфиопов несли носилки. Двое скороходов-нубийцев колыхали над ней опахала из переливающихся перьев павлина.
   Темно-розовая кирпичная стена, окружающая территорию храма, была так высока, что из-за нее виднелись только верхушки пальм. Из ворот вышел привратник.
   Надменным жестом госпожи Мерит Неферт опустила руку в мешочек с деньгами и бросила привратнику несколько колец серебра.
   Дым очищающих благовоний не заставил ее даже пошевельнуться.
   Она вообще не девочка, она юная дама из знатного дома! Главное, очень крепко помнить это самой – тогда остальные будут общаться с ней, как ей надо!
   Неферт обвела взглядом обширный парк с виднеющимся вдали зданием храма. Куда ей идти сначала?
   Около ворот, в стороне от ведущей к храму аллеи, тянулось низкое одноэтажное здание с плоской кровлей, сложенное из того же розового камня, что и прочие храмовые постройки… У невысокой двери, перед окруженным желтыми акациями прудиком, Неферт еще издали заметила стайку мальчишек. Рассевшись кто на скамье под деревьями, кто прямо на земле, они о чем-то увлеченно – судя по жестам – болтали, нимало не смущаясь тем, что находятся внутри ограды.
   «Школа жрецов Тота!» – поняла Неферт: несколько мальчиков были одеты как обычные школьники, но на двоих или троих были длинные белые одеяния.
   Что же, превосходно! Именно это ей и нужно!
   Неферт сузила от ненависти глаза. Вон тот мальчишка с веселым лицом наверное простоват… Нет! Он одного с ней возраста – пусть играет в шарики! И не этот худой – у него слишком хитрый вид.
   Этот, конечно!
   Ближе всех к Неферт стоял, опираясь о край скамьи ногой, обутой в белую сандалию, мальчик лет двенадцати. Он был одет как маленький жрец. У него был высокий лоб и круглый овал лица, выражение которого было одновременно ленивым и высокомерным.
   Мальчишки повскакали с мест. Неферт махнула рукой, останавливая эфиопов.
   – Я Неферт из дома Имхотепа, – произнесла она, обращаясь в основном к отмеченному ей мальчику.
   – Добрый день, госпожа, да будет милостив к тебе Тот, – вежливо поклонился мальчик, окинув Неферт сонным, но вместе с тем внимательным взглядом. – Ты в чем-нибудь имеешь необходимость?
   – Я не бывала прежде в храме, – ответила Неферт, в свою очередь меряя собеседника взглядом – от бритой головы до краев подола. – Ты можешь сопровождать меня?
   – Да, я свободен, – процедил мальчик без особой охоты. – Сойди на землю, дальше можно идти только пешком. А слуги твои лучше пусть дожидаются за воротами.
   Неферт вылезла из носилок. Провожаемые взглядами остальных мальчишек, они вышли на главную аллею.
   Ощущение странной, захватывающей игры все сильнее овладевало Неферт. Неужели пышный наряд изменил ее настолько, что она словно бы сделалась другим существом? Если бы настоящая Неферт, даже и в носилках, подъехала к школе, мальчишки должны были бы поднять жуткий шум – и на ее вопрос вместо ответа прокричали бы целую кучу вопросов, не говоря уже о дразнилках.
   Настоящая Неферт, словно из тайного укрытия, не без восхищения наблюдала за поведением ненастоящей взрослой Неферт.
   Мальчик молча шел с Неферт – вровень, но не рядом, на расстоянии нескольких локтей.
   Мощенная розовым камнем аллея имела с каждой стороны по два ряда деревьев: более низкие сикоморы – поближе и очень высокие старые пальмы за ними. Впереди грозно поднималось над землей здание храма. В центре его, там, где обрывалась дорога, на фоне огромного здания четко вырисовывалось другое, небольшое, в точности повторяющее очертания первого.
   – Как твое имя? – наконец обратилась к провожающему Неферт.
   – Птахмес из Дома Тота, – ответил мальчик в уже знакомой Неферт сдержанной манере.
   – Ты учишься, чтобы стать жрецом?
   – Я и есть жрец и учусь в избранном классе.
   – Ты уже жрец? – в голосе смутившейся ненастоящей Неферт прозвучало почтительное недоверие.
   – Конечно. Уже почти год. Впрочем, учеников других классов посвящают позднее.
   – А почему вас так… рано?