Страница:
Неферт засмеялась. Шаг навстречу Инери оказался странно коротким. Руки переплелись, как змеи.
XLVII
XLVIII
XLIX
L
LI
LII
XLVII
– Нечет!!
– Чет!!
– Ну знаешь, с тобой невозможно играть, просто невозможно!
В белом песке поблескивали шесть стеклянных шариков – пять красных и один синий.
– У меня как раз не было синего, – Инери, сидевший напротив Неферт на песке, хитро улыбнулся.
– Ты успеваешь подсмотреть, сколько я хочу бросить!
Неферт сердилась не очень серьезно – хотя ее мешочек с шариками терпел уже серьезный ущерб. Был десятый день, утро принадлежало им целиком – ведь Инери не надо было идти в школу.
Неферт почему-то казалось, что нынешнее утро – со стеклянными шариками на песке и нежной тенью пронизанных солнцем ветвей жасминовых деревьев – это только одно из сотен таких же утр, в которые они играли вдвоем с Инери…
Странно, очень странно… Прошлое изменилось.
Но еще страннее было другое: Неферт казалось, что разговоров с Миурой, путешествия по пустым переходам и всего остального – прекрасного и страшного – еще не было.
Они играют вдвоем с Инери в саду – как играли все эти годы, и Неферт ничего не знает о Миуре, и камень яшмы еще не побывал на пустом алтаре.
Все это будет, непременно будет!
Но разве прошлое и будущее могут меняться местами?
– Эй!
– Что «эй»! Я тоже буду подсматривать!
– Ха. Подсматривай на здоровье… если у тебя это получится.
– Я с тобой больше не играю!
– Какой-то сегодня обед у твоих.
– Откуда ты знаешь?
– А мои на него приглашены. И меня тоже берут.
– И ты молчал?!
– Сказал же.
– Инери, как здорово – мы же сможем болтать целый вечер!
– Так и даст нам старикашка целый вечер болтать.
– Какой еще старикашка?
– Ну, здравствуй, какой. Почему это я должен лучше тебя знать гостей твоих родителей? Благочестивейший и достомудрый Себекхотеп, великий понтифик Дома Тота.
– …Дома …Тота?.. – покраснев, переспросила Неферт.
– Ну да. На их месте я бы устроил обед в саду – в саду как-то песок уместнее.
– Какой еще песок?
– Который из него посыплется.
– Ты его видел?
– Как будто надо видеть, чтобы знать заранее, что он к нам будет цепляться весь обед. Меня заставит извлекать квадратные корни, а тебя начнет расспрашивать, как ты готовишься к празднику, вот посмотришь. – Инери сделался мрачен.
Неферт подумала, что готова целый вечер отвечать на самые нудные вопросы, лишь бы почтенный старец как-нибудь случайно не догадался о том, какого мнения о нем была Неферт всего месяц назад.
– Чет!
– Нечет!
– Надо же, я опять выиграл. Чет!
– Нечет!
– Игра в так называемые стеклянные шарики, на несомненную предосудительность которой мне уже доводилось обращать внимание воспитателей подрастающего поколения, является, по сути, видом вульгарной игры в мору, чрезвычайно популярной в простонародье…
Ох! Суб-Ареф, как всегда, словно из-под земли! И его нотации отнюдь не стали короче.
Но Неферт отчего-то совсем не злилась на Суб-Арефа. Ей даже захотелось улыбнуться его нотациям – как полузабытым старым друзьям.
Как хорошо быть просто детьми – братом и сестрой – и играть в полдень десятого дня в жасминовой тени!
– …не способствует приобретению приличных манер…
Инери зашипел, как змея перед прыжком, и Неферт пришлось тихонько пихнуть его локтем.
– …тратя время, долженствующее быть отведенным для прилежного повторения уроков или письменных упражнений – да, кстати, о письменных упражнениях! – Суб-Ареф неожиданно перестал помахивать небольшим папирусом, который держал в руке, и пристально взглянул на Инери. – Можешь ли ты сказать о себе, мой юный друг, что владеешь навыками ускоренного написания?
– Я хожу в четвертый класс, – вспыхнув, ответил Инери.
– Превосходно, – Суб-Ареф протянул Инери свой папирус. – Я тут продиктую тебе в прохладе кое-какие соображения, только что пришедшие мне на ум. Ценные мысли всегда надо записывать незамедлительно! С этой целью я всегда имею при себе небольшой письменный прибор. Возьми вот его – это занятие будет для тебя куда полезнее, чем глупые забавы.
Неферт едва не покатилась со смеху, поймав свирепый взгляд Инери. Делать ничего не оставалось – кроме того, чтобы покориться судьбе.
– Сверху – «к вопросу об ирригационном порядке», – расположившийся на скамейке Суб-Ареф полузакрыл глаза.
– Пиши… «Зона естественного распределения замутненных обильным содержанием чернозема вод весеннего разлива Нила…»
Инери заскрипел палочкой… Похоже, что Суб-Ареф не отстанет долго… Бедный Инери! Ведь только что говорил, что житья не даст Себекхотеп… Но надо сказать, что это довольно странно… Суб-Ареф явно приглашен. На одном обеде – верховный жрец Тота и Суб-Ареф?! Они же враждуют…
– «…а также несущих значительное количество водорослей, вызванных половодьем… гм… гм… которые сами по себе являются превосходным удобряющим средством…» Дай-ка я посмотрю, разборчивый ли у тебя почерк…
– У меня самый разборчивый почерк в классе, – благонравно ответил Инери, протягивая Суб-Арефу папирус.
– Похвально, весьма похваль… Что?! – Неферт никогда не доводилось видеть Суб-Арефа в такой оторопи. – Что ты такое написал, негодный мальчишка?!
– Только то, что Вы мне продиктовали, господин Суб-Ареф.
– Я еще не сошел с ума!! – завопил старший писец голосом, заставившим Неферт усомниться в таковом утверждении. – Ты мне в глаза заявляешь, что Я тебе ЭТО диктовал, негодник? Гор и Изида, что тут написано, читай!
– Стекает черная вода, – спокойно начал Инери, -
У жилок водорослей Нильских
Подрезал лунный серп края,
И кровь сочится илом мглистым.
Мне кажется, что я все записал правильно.
– Ему кажется! Превосходный, высокого качества папирус! – голос Суб-Арефа сделался зловещим. – Мне как раз надо было встречаться с почтенным Сети! Очень боюсь, что кое-кому сегодня покажется, что ухо мальчика на его спине!
– Чет!!
– Ну знаешь, с тобой невозможно играть, просто невозможно!
В белом песке поблескивали шесть стеклянных шариков – пять красных и один синий.
– У меня как раз не было синего, – Инери, сидевший напротив Неферт на песке, хитро улыбнулся.
– Ты успеваешь подсмотреть, сколько я хочу бросить!
Неферт сердилась не очень серьезно – хотя ее мешочек с шариками терпел уже серьезный ущерб. Был десятый день, утро принадлежало им целиком – ведь Инери не надо было идти в школу.
Неферт почему-то казалось, что нынешнее утро – со стеклянными шариками на песке и нежной тенью пронизанных солнцем ветвей жасминовых деревьев – это только одно из сотен таких же утр, в которые они играли вдвоем с Инери…
Странно, очень странно… Прошлое изменилось.
Но еще страннее было другое: Неферт казалось, что разговоров с Миурой, путешествия по пустым переходам и всего остального – прекрасного и страшного – еще не было.
Они играют вдвоем с Инери в саду – как играли все эти годы, и Неферт ничего не знает о Миуре, и камень яшмы еще не побывал на пустом алтаре.
Все это будет, непременно будет!
Но разве прошлое и будущее могут меняться местами?
– Эй!
– Что «эй»! Я тоже буду подсматривать!
– Ха. Подсматривай на здоровье… если у тебя это получится.
– Я с тобой больше не играю!
– Какой-то сегодня обед у твоих.
– Откуда ты знаешь?
– А мои на него приглашены. И меня тоже берут.
– И ты молчал?!
– Сказал же.
– Инери, как здорово – мы же сможем болтать целый вечер!
– Так и даст нам старикашка целый вечер болтать.
– Какой еще старикашка?
– Ну, здравствуй, какой. Почему это я должен лучше тебя знать гостей твоих родителей? Благочестивейший и достомудрый Себекхотеп, великий понтифик Дома Тота.
– …Дома …Тота?.. – покраснев, переспросила Неферт.
– Ну да. На их месте я бы устроил обед в саду – в саду как-то песок уместнее.
– Какой еще песок?
– Который из него посыплется.
– Ты его видел?
– Как будто надо видеть, чтобы знать заранее, что он к нам будет цепляться весь обед. Меня заставит извлекать квадратные корни, а тебя начнет расспрашивать, как ты готовишься к празднику, вот посмотришь. – Инери сделался мрачен.
Неферт подумала, что готова целый вечер отвечать на самые нудные вопросы, лишь бы почтенный старец как-нибудь случайно не догадался о том, какого мнения о нем была Неферт всего месяц назад.
– Чет!
– Нечет!
– Надо же, я опять выиграл. Чет!
– Нечет!
– Игра в так называемые стеклянные шарики, на несомненную предосудительность которой мне уже доводилось обращать внимание воспитателей подрастающего поколения, является, по сути, видом вульгарной игры в мору, чрезвычайно популярной в простонародье…
Ох! Суб-Ареф, как всегда, словно из-под земли! И его нотации отнюдь не стали короче.
Но Неферт отчего-то совсем не злилась на Суб-Арефа. Ей даже захотелось улыбнуться его нотациям – как полузабытым старым друзьям.
Как хорошо быть просто детьми – братом и сестрой – и играть в полдень десятого дня в жасминовой тени!
– …не способствует приобретению приличных манер…
Инери зашипел, как змея перед прыжком, и Неферт пришлось тихонько пихнуть его локтем.
– …тратя время, долженствующее быть отведенным для прилежного повторения уроков или письменных упражнений – да, кстати, о письменных упражнениях! – Суб-Ареф неожиданно перестал помахивать небольшим папирусом, который держал в руке, и пристально взглянул на Инери. – Можешь ли ты сказать о себе, мой юный друг, что владеешь навыками ускоренного написания?
– Я хожу в четвертый класс, – вспыхнув, ответил Инери.
– Превосходно, – Суб-Ареф протянул Инери свой папирус. – Я тут продиктую тебе в прохладе кое-какие соображения, только что пришедшие мне на ум. Ценные мысли всегда надо записывать незамедлительно! С этой целью я всегда имею при себе небольшой письменный прибор. Возьми вот его – это занятие будет для тебя куда полезнее, чем глупые забавы.
Неферт едва не покатилась со смеху, поймав свирепый взгляд Инери. Делать ничего не оставалось – кроме того, чтобы покориться судьбе.
– Сверху – «к вопросу об ирригационном порядке», – расположившийся на скамейке Суб-Ареф полузакрыл глаза.
– Пиши… «Зона естественного распределения замутненных обильным содержанием чернозема вод весеннего разлива Нила…»
Инери заскрипел палочкой… Похоже, что Суб-Ареф не отстанет долго… Бедный Инери! Ведь только что говорил, что житья не даст Себекхотеп… Но надо сказать, что это довольно странно… Суб-Ареф явно приглашен. На одном обеде – верховный жрец Тота и Суб-Ареф?! Они же враждуют…
– «…а также несущих значительное количество водорослей, вызванных половодьем… гм… гм… которые сами по себе являются превосходным удобряющим средством…» Дай-ка я посмотрю, разборчивый ли у тебя почерк…
– У меня самый разборчивый почерк в классе, – благонравно ответил Инери, протягивая Суб-Арефу папирус.
– Похвально, весьма похваль… Что?! – Неферт никогда не доводилось видеть Суб-Арефа в такой оторопи. – Что ты такое написал, негодный мальчишка?!
– Только то, что Вы мне продиктовали, господин Суб-Ареф.
– Я еще не сошел с ума!! – завопил старший писец голосом, заставившим Неферт усомниться в таковом утверждении. – Ты мне в глаза заявляешь, что Я тебе ЭТО диктовал, негодник? Гор и Изида, что тут написано, читай!
– Стекает черная вода, – спокойно начал Инери, -
У жилок водорослей Нильских
Подрезал лунный серп края,
И кровь сочится илом мглистым.
Мне кажется, что я все записал правильно.
– Ему кажется! Превосходный, высокого качества папирус! – голос Суб-Арефа сделался зловещим. – Мне как раз надо было встречаться с почтенным Сети! Очень боюсь, что кое-кому сегодня покажется, что ухо мальчика на его спине!
XLVIII
– Не говори, пожалуйста, – тихо бурчал себе под нос Инери, выглядевший непривычно нарядно в голубой рубашке, лазурном плаще с бахромой, скрепленном на левом плече золотой фибулой, в сандалиях с синими ремешками. – Я наперед знаю, что этот старикашка разведет за обедом такую скукотищу, что все крокодилы в округе будут удоволены.
Неферт фыркнула.
– Вот он уже опаздывает – ведь без него за столы ни за что ни сядут… – Инери недовольно обвел взглядом зал: госпожа Мерит, судя по всему, продолжала рассказывать госпоже Таурт свой рецепт приготовления лавандовой мази, дальше – в низких креслах вдоль стены о чем-то неторопливо беседовали Имхотеп и казначей, а Суб-Ареф, остававшийся на ногах, иногда вмешивался в разговор, расхаживая взад-вперед мимо них с какой-то черезмерной живостью. У него был такой вид, словно он не находился в гостях, а очень спешил по важному делу.
Ах, вот оно что! Неферт тихонько засмеялась: кажется, не у нее одной есть основания испытывать не слишком приятное беспокойство из-за предстоящего визита старца.
– Ты чего?
– Смеюсь над Суб-Арефом, он из-за чего-то нервничает.
– Да, сегодня он не так пушит хвост, как обычно.
– А если бы у Суб-Арефа был хвост, то какой?
– Какой именно – не знаю, но округлый и очень холеный.
– Ну тебя!
– Слава Тоту, прибыл Себекхотеп, верховный жрец его Дома! – провозгласил вбежавший впереди храмовый глашатай. Все повставали с мест и засуетились.
Послышались тяжелые шаги – видимо, рабов, ведущих старца под руки.
– Ну и маета с этой жарищей! – произнес кто-то громовым басом. – Три раза велел в тени останавливать, пока доехал. Принимайте опоздавшего гостя – сказал бы «почтенная Мерит», да цветы почтенными не бывают!
Вот это старец! В дверях стоял очень высокий, широкий в плечах и могучий в грудной клетке человек в жреческом одеянии. Гордая посадка его обритой наголо головы и хищные черты лица наталкивали на мысль о сходстве с коршуном. Одного взгляда на руки Себекхотепа было достаточно, чтобы понять, что ему не составит труда согнуть ими подкову.
Но ведь странно – ведь он действительно был очень молод! Резкие морщины бороздили лицо, а под глазами лежали очень глубокие черные тени.
– Н-ничего себе, – шепнул Инери.
– Кое-кто сел мимо стула, – шепнула в ответ Неферт. – Мне почему-то кажется, что он как-нибудь дотянет и не рассыплется в песок до конца обеда. А почему, собственно, ты думал, что он такой дряхлый?
– Главный ведь, – Инери пожал плечами.
– Вторая встреча за нынешний день, почтенный! – Себекхотеп здоровался с Суб-Арефом.
– Воистину так – этот день я запомню как один из дней редкой удачи. Две встречи? Едва ли их было бы две, если бы Суб-Ареф очень хотел бы
их избежать… Значит… нет, пока непонятно, что это может значить!
Как хорошо, что за обедом не было других детей! Так приятно было сидеть вдвоем с Инери за столиком, уставленным всякими лакомствами!
– Да… дела, дела невпроворот, почтенный Имхотеп, – голос жреца был как-то особенно слышен в общем разговоре, – но, по счастью, иной раз, делая дело, составляешь приятное знакомство вроде нашего с Вами… Что и говорить, моя поездка в каменоломни оказалась крайне интересна!
– Судя по смете, в Доме Тота предстоят большие постройки, – заметил казначей.
– Несомненно, почтенный Сети. Одна облицовка большого храмового зала, не говоря уже о галереях… Кстати, не будет ли нескромным поинтересоваться, утверждена ли смета в Большом Доме?
– Еще со вчерашнего дня, – Неферт показалось, что при этих словах казначей покосился на Суб-Арефа. – Ирригационные подряды сами по себе дают обеспечение…
Суб-Ареф, видимо, подавился спаржей – так сильно он закашлялся.
– Верно ли я поняла, что досточтимый Себекхотеп подобрал подходящий камень для Дома Тота? – вмешалась госпожа Мерит.
– Великолепный! – Себекхотеп разбавил каэнкэмское вино водой больше, чем наполовину. – Какие яшмы для отделочных работ! Когда Имхотеп показал мне разлом, я просто не поверил своим глазам!
– Очень красивые рисунки в полированной яшме – словно их рисовали художники, – заметила госпожа Таурт.
– Да где же Вы возьмете художника, который бы с этим потягался?! – загремел Себекхотеп. – Рисунки в яшме! Сколько они расскажут внимательному взгляду! Только вообразите себе древние моря с вздымающимися над ними красными каменными островами! Вот что-то заколыхалось в их недрах – это рождение гор! Море мелеет, отступая. Гибнут живые крошечные существа – и кремнистые слои покрывают их хрупкие останки! Представьте только! – (Госпожа Таурт непонимающе, но польщенно закивала…) – Но вот чудовищные бездны огня извергаются под землей! Пузырящаяся лава спаивает то, что еще недавно было ветвями мшанок, хрупкими стеблями морских лилий, – и застывает, холодея! Вот оно – рождение яшмы из моря и огня! Кстати, для внутренней облицовки я выбрал красные оттенки.
– Я еще в ту нашу встречу был удивлен Вашими познаниями в каменном деле, досточтимый Себекхотеп. Не может быть, чтобы Вы не изучали его особо!
– Сугубо постольку-поскольку!
– Ты слышишь, Неферт, – Инери напрочь позабыл о миндальных орехах. – Наша яшма…
– Море и огонь, да…
– Даже не умею Вам сказать, в чем не разбирался бы досконально достомудрый Себекхотеп, – интонация Суб-Арефа была не совсем понятна для Неферт. – Со своей стороны я могу утверждать, что в деловых расчетах он едва ли менее тверд, чем в каменном деле.
– Польщен такой высокой оценкой моих скромных деловых дарований! – Неферт могла бы поклясться, что во взгляде серых глаз Себекхотепа загорелся смеющийся огонек. – Но Вы сегодня уже воздали им должное. Кстати, о нашей сегодняшней встрече, почтенный Суб-Ареф, – ведь я позабыл спросить его имя…
– Чье имя, я не помню? – Суб-Ареф как-то неожиданно пришел в отличное расположение духа.
– То есть как это чье?! Я уж хотел посылать слугу вдогонку, когда вспомнил… Потрясающая история, дорогой Имхотеп!
– Потрясающая история – это история яшмы, – сказал через столик Инери. Неферт кивнула. С Суб-Арефом все ясно; он, кажется, здорово проиграл Себекхотепу. Едва ли стоит так уж прислушиваться к взрослым разговорам дальше…
– …что какой-то негодный мальчишка испортил папирус…
Инери и Неферт окаменели.
Неферт фыркнула.
– Вот он уже опаздывает – ведь без него за столы ни за что ни сядут… – Инери недовольно обвел взглядом зал: госпожа Мерит, судя по всему, продолжала рассказывать госпоже Таурт свой рецепт приготовления лавандовой мази, дальше – в низких креслах вдоль стены о чем-то неторопливо беседовали Имхотеп и казначей, а Суб-Ареф, остававшийся на ногах, иногда вмешивался в разговор, расхаживая взад-вперед мимо них с какой-то черезмерной живостью. У него был такой вид, словно он не находился в гостях, а очень спешил по важному делу.
Ах, вот оно что! Неферт тихонько засмеялась: кажется, не у нее одной есть основания испытывать не слишком приятное беспокойство из-за предстоящего визита старца.
– Ты чего?
– Смеюсь над Суб-Арефом, он из-за чего-то нервничает.
– Да, сегодня он не так пушит хвост, как обычно.
– А если бы у Суб-Арефа был хвост, то какой?
– Какой именно – не знаю, но округлый и очень холеный.
– Ну тебя!
– Слава Тоту, прибыл Себекхотеп, верховный жрец его Дома! – провозгласил вбежавший впереди храмовый глашатай. Все повставали с мест и засуетились.
Послышались тяжелые шаги – видимо, рабов, ведущих старца под руки.
– Ну и маета с этой жарищей! – произнес кто-то громовым басом. – Три раза велел в тени останавливать, пока доехал. Принимайте опоздавшего гостя – сказал бы «почтенная Мерит», да цветы почтенными не бывают!
Вот это старец! В дверях стоял очень высокий, широкий в плечах и могучий в грудной клетке человек в жреческом одеянии. Гордая посадка его обритой наголо головы и хищные черты лица наталкивали на мысль о сходстве с коршуном. Одного взгляда на руки Себекхотепа было достаточно, чтобы понять, что ему не составит труда согнуть ими подкову.
Но ведь странно – ведь он действительно был очень молод! Резкие морщины бороздили лицо, а под глазами лежали очень глубокие черные тени.
– Н-ничего себе, – шепнул Инери.
– Кое-кто сел мимо стула, – шепнула в ответ Неферт. – Мне почему-то кажется, что он как-нибудь дотянет и не рассыплется в песок до конца обеда. А почему, собственно, ты думал, что он такой дряхлый?
– Главный ведь, – Инери пожал плечами.
– Вторая встреча за нынешний день, почтенный! – Себекхотеп здоровался с Суб-Арефом.
– Воистину так – этот день я запомню как один из дней редкой удачи. Две встречи? Едва ли их было бы две, если бы Суб-Ареф очень хотел бы
их избежать… Значит… нет, пока непонятно, что это может значить!
Как хорошо, что за обедом не было других детей! Так приятно было сидеть вдвоем с Инери за столиком, уставленным всякими лакомствами!
– Да… дела, дела невпроворот, почтенный Имхотеп, – голос жреца был как-то особенно слышен в общем разговоре, – но, по счастью, иной раз, делая дело, составляешь приятное знакомство вроде нашего с Вами… Что и говорить, моя поездка в каменоломни оказалась крайне интересна!
– Судя по смете, в Доме Тота предстоят большие постройки, – заметил казначей.
– Несомненно, почтенный Сети. Одна облицовка большого храмового зала, не говоря уже о галереях… Кстати, не будет ли нескромным поинтересоваться, утверждена ли смета в Большом Доме?
– Еще со вчерашнего дня, – Неферт показалось, что при этих словах казначей покосился на Суб-Арефа. – Ирригационные подряды сами по себе дают обеспечение…
Суб-Ареф, видимо, подавился спаржей – так сильно он закашлялся.
– Верно ли я поняла, что досточтимый Себекхотеп подобрал подходящий камень для Дома Тота? – вмешалась госпожа Мерит.
– Великолепный! – Себекхотеп разбавил каэнкэмское вино водой больше, чем наполовину. – Какие яшмы для отделочных работ! Когда Имхотеп показал мне разлом, я просто не поверил своим глазам!
– Очень красивые рисунки в полированной яшме – словно их рисовали художники, – заметила госпожа Таурт.
– Да где же Вы возьмете художника, который бы с этим потягался?! – загремел Себекхотеп. – Рисунки в яшме! Сколько они расскажут внимательному взгляду! Только вообразите себе древние моря с вздымающимися над ними красными каменными островами! Вот что-то заколыхалось в их недрах – это рождение гор! Море мелеет, отступая. Гибнут живые крошечные существа – и кремнистые слои покрывают их хрупкие останки! Представьте только! – (Госпожа Таурт непонимающе, но польщенно закивала…) – Но вот чудовищные бездны огня извергаются под землей! Пузырящаяся лава спаивает то, что еще недавно было ветвями мшанок, хрупкими стеблями морских лилий, – и застывает, холодея! Вот оно – рождение яшмы из моря и огня! Кстати, для внутренней облицовки я выбрал красные оттенки.
– Я еще в ту нашу встречу был удивлен Вашими познаниями в каменном деле, досточтимый Себекхотеп. Не может быть, чтобы Вы не изучали его особо!
– Сугубо постольку-поскольку!
– Ты слышишь, Неферт, – Инери напрочь позабыл о миндальных орехах. – Наша яшма…
– Море и огонь, да…
– Даже не умею Вам сказать, в чем не разбирался бы досконально достомудрый Себекхотеп, – интонация Суб-Арефа была не совсем понятна для Неферт. – Со своей стороны я могу утверждать, что в деловых расчетах он едва ли менее тверд, чем в каменном деле.
– Польщен такой высокой оценкой моих скромных деловых дарований! – Неферт могла бы поклясться, что во взгляде серых глаз Себекхотепа загорелся смеющийся огонек. – Но Вы сегодня уже воздали им должное. Кстати, о нашей сегодняшней встрече, почтенный Суб-Ареф, – ведь я позабыл спросить его имя…
– Чье имя, я не помню? – Суб-Ареф как-то неожиданно пришел в отличное расположение духа.
– То есть как это чье?! Я уж хотел посылать слугу вдогонку, когда вспомнил… Потрясающая история, дорогой Имхотеп!
– Потрясающая история – это история яшмы, – сказал через столик Инери. Неферт кивнула. С Суб-Арефом все ясно; он, кажется, здорово проиграл Себекхотепу. Едва ли стоит так уж прислушиваться к взрослым разговорам дальше…
– …что какой-то негодный мальчишка испортил папирус…
Инери и Неферт окаменели.
XLIX
А Неферт только успокоилась мыслями о том, что уж если Себекхотеп не сердится на Суб-Арефа за то, что тот распустил слухи о том, что Себекхотеп является отравителем фараона, то уж во всяком случае он не рассердился бы, узнав, что Неферт этим слухам поверила…
А тут – ничего себе! Даже слугу вдогонку хотел послать, чтобы только узнать, как зовут мальчика, который испортил папирус! Папирус Суб-Арефа! А если бы кто испортил его папирус – поднял бы на ноги всю стражу Дома? Да он вреднее самого вредного старикашки! Ох, что же будет?! Кажется, Инери здорово достанется…
Инери ужасно побледнел. Еще бы – кому приятно, что тебя сейчас начнут бранить при всем честном народе!
– …И беру свиток, которым наш друг в пылу, разгорячась размахивает, дабы взглянуть и выразить свое нелицемерное сочувствие – еще бы мне не сочувствовать, если мои внуки ведут себя ничуть не лучше!
«Вот сейчас Суб-Ареф заявит, что это Инери…»
– Тот и Сешат! Вообразите мое изумление, почтенный Имхотеп, когда я увидел, что сделал этот щенок!
– Что-нибудь очень плохое?
– Плохое, почтенная?! – голос Себекхотепа стал совсем уж грозным. – Этот мерзавец сложил мантрам! Сам, в одну минуту, если верить Суб-Арефу!
– Мантрам?!
– Именно! Страшно подумать, что мне могли не показать этого папируса! Мне бы их так портили, да почаще! Нет, только послушайте! А лучше взгляните – такие слова не стоит и произносить впустую.
– Я ничего не понимаю, Неферт, – прошептал Инери в полном смятении. – Какой мантрам?
– Знаешь, ведь это он про те стихи… «У жилок водорослей Нильских…»
– Но я же валял дурака! Ты ведь знаешь! Я просто записал стихами то, что диктовал Суб-Ареф – и все! Я не понимаю, Неферт, я правда не понимаю!
– Да, удивительно!
– Разрешите взглянуть?
– Клянусь Сешат! Суб-Ареф, я просто не успокоюсь, пока наконец не узнаю его имя. Я уже договорился – жреческая школа Тота, конечно, переполнена, но его, вне сомнения, возьмут в класс избранных.
– В избранный класс! Но ведь туда просто невозможно устроить ребенка! Вот счастливые родители!
– Этими счастливыми родителями, госпожа Таурт, являетесь Вы и почтенный Сети, – переведя взгляд с изумленного лица супруги казначея на непонимающее лицо Себекхотепа, Суб-Ареф с брюзгливым выражением кивнул на Инери. – Вот сидит ваше сокровище.
– И Вы молчите целый вечер?! – взревел Себекхотеп. – Этот самый мальчишка!! Клянусь Сешат! А ну, иди сюда!
– Инери, немедленно подойди!
– Инери!
– Так этот кудрявый разбойник и есть тот негодяй, который мне нужен?! Инери, с полыхающим на щеках румянцем, смотрел на Себекхотепа исподлобья – словно готовый огрызнуться волчонок.
– Так тебя зовут…
– Инери.
– Ну что ж… – Себекхотеп посмотрел на мальчика очень долгим взглядом. Неферт показалось, что серые глаза верховного жреца стали вдруг глазами совсем другого человека. Веселое добродушие исчезло из них, словно его не бывало. Глаза стали спокойны и суровы. И еще – Неферт как-то вдруг поняла, что черных теней под этими глазами очень не одобрил бы врач Юффу.
– Ну что ж… Завтра, за час до полудня, приходи в Дом Тота. Тогда и поговорим.
Больше Себекхотеп за весь вечер не обратился к Инери ни единым словом.
А тут – ничего себе! Даже слугу вдогонку хотел послать, чтобы только узнать, как зовут мальчика, который испортил папирус! Папирус Суб-Арефа! А если бы кто испортил его папирус – поднял бы на ноги всю стражу Дома? Да он вреднее самого вредного старикашки! Ох, что же будет?! Кажется, Инери здорово достанется…
Инери ужасно побледнел. Еще бы – кому приятно, что тебя сейчас начнут бранить при всем честном народе!
– …И беру свиток, которым наш друг в пылу, разгорячась размахивает, дабы взглянуть и выразить свое нелицемерное сочувствие – еще бы мне не сочувствовать, если мои внуки ведут себя ничуть не лучше!
«Вот сейчас Суб-Ареф заявит, что это Инери…»
– Тот и Сешат! Вообразите мое изумление, почтенный Имхотеп, когда я увидел, что сделал этот щенок!
– Что-нибудь очень плохое?
– Плохое, почтенная?! – голос Себекхотепа стал совсем уж грозным. – Этот мерзавец сложил мантрам! Сам, в одну минуту, если верить Суб-Арефу!
– Мантрам?!
– Именно! Страшно подумать, что мне могли не показать этого папируса! Мне бы их так портили, да почаще! Нет, только послушайте! А лучше взгляните – такие слова не стоит и произносить впустую.
– Я ничего не понимаю, Неферт, – прошептал Инери в полном смятении. – Какой мантрам?
– Знаешь, ведь это он про те стихи… «У жилок водорослей Нильских…»
– Но я же валял дурака! Ты ведь знаешь! Я просто записал стихами то, что диктовал Суб-Ареф – и все! Я не понимаю, Неферт, я правда не понимаю!
– Да, удивительно!
– Разрешите взглянуть?
– Клянусь Сешат! Суб-Ареф, я просто не успокоюсь, пока наконец не узнаю его имя. Я уже договорился – жреческая школа Тота, конечно, переполнена, но его, вне сомнения, возьмут в класс избранных.
– В избранный класс! Но ведь туда просто невозможно устроить ребенка! Вот счастливые родители!
– Этими счастливыми родителями, госпожа Таурт, являетесь Вы и почтенный Сети, – переведя взгляд с изумленного лица супруги казначея на непонимающее лицо Себекхотепа, Суб-Ареф с брюзгливым выражением кивнул на Инери. – Вот сидит ваше сокровище.
– И Вы молчите целый вечер?! – взревел Себекхотеп. – Этот самый мальчишка!! Клянусь Сешат! А ну, иди сюда!
– Инери, немедленно подойди!
– Инери!
– Так этот кудрявый разбойник и есть тот негодяй, который мне нужен?! Инери, с полыхающим на щеках румянцем, смотрел на Себекхотепа исподлобья – словно готовый огрызнуться волчонок.
– Так тебя зовут…
– Инери.
– Ну что ж… – Себекхотеп посмотрел на мальчика очень долгим взглядом. Неферт показалось, что серые глаза верховного жреца стали вдруг глазами совсем другого человека. Веселое добродушие исчезло из них, словно его не бывало. Глаза стали спокойны и суровы. И еще – Неферт как-то вдруг поняла, что черных теней под этими глазами очень не одобрил бы врач Юффу.
– Ну что ж… Завтра, за час до полудня, приходи в Дом Тота. Тогда и поговорим.
Больше Себекхотеп за весь вечер не обратился к Инери ни единым словом.
L
– А знаешь, как устроены такие розовые светильники – словно горящие камни? Ну, где вход в храм! – Инери, сидящий на перилах беседки, болтал ногами. – Эти камни выдолблены внутри! И туда заливается масло, а в нем огонь плавает. А кажется, будто весь камень горит, да? Мне показывали, как их заправляют. А школу я сегодня прогулял – плевать. Я же в нее больше не буду ходить.
– Если ты и дальше будешь болтать ерунду, – Неферт сделала вид, что хочет подняться с оттоманки, – то я сейчас уйду!
– Ладно, чего ты? Я как раз хотел про Себекхотепа, а ты перебила. У него кабинет такой, прямо за алтарной частью…
«Знаю», – подумала Неферт.
– И там кучи книг, просто до потолка, и какие-то приборы бронзовые вроде труб и пауков, полки с запечатанными банками и камни – негде повернуться… Мы про мантрам говорили, ну, который я сочинил. Только он сперва спросил: «Ты хочешь быть жрецом?» А я сказал: «А чем избранные жрецы отличаются от обыкновенных? Просто тем, что лучше?» Он даже рассвирепел: «Ты мне это брось! Ничем не лучше. Есть два пути служения богам для жреца», – Инери сделался серьезен. – Исполнение и творение. Понимаешь, когда-то, страшно давно, не было ни царей, ни жрецов, ни поэтов. А людьми правил по божественному праву один человек, который всегда был и первым, и вторым, и третьим. Это потом власть над людьми разделили натрое. А божественное право давало Слово. Сила слова есть в заклинании. Вот и различие. Жрец, который произносит мантрам, силен не своей силой, а силой того, кто его сложил. А тот, кто слагает, силен своей. Тьфу ты, нет! Я неправильно объяснил! В том-то и дело, что не своей! Понимаешь, это как пловец играет с течением. Слово – это как течение. Но когда человек произносит готовое – значит, за него с этим уже играл другой. А когда складывает – он на себя это вызывает. Вот! Он сказал: «Слово может раздавить»… Это очень опасно, как битва!
– А дальше?
– А дальше хуже. Нельзя поэтому ввязываться в те битвы, к которым «не готов»… Не нельзя даже, а невозможно. А я спросил – а если жрец случайно услышит то, что ему еще рано знать? «Подслушает, ты хочешь сказать?» А я вообще этого не имел ввиду, ты-то знаешь! А он сказал – тайны жрецов невозможно подслушать. Я спросил – почему, о них в таких помещениях говорят? Он сказал – нет, хоть на базарной площади. Просто тот, кто услышит, ничего не поймет. Для того, чтобы понимать, надо годами учиться. Тоска, да?
– А про твой мантрам?
– Он спросил – знал ли я раньше, что разлив Нила зависит от луны? Ничего я этого не знал! Он сказал: «Ты связал нити в узел». И еще: «Жрец должен уметь приказать земле родить». Больше я не помню, честно! А там какие-то большие парни ждали, экзамен, что ли? Знаешь, они так обалдели, что со мной так долго верховный жрец разговаривал! Нет, там ужасно здорово! Мне ведь сразу туда захотелось, помнишь?
Неферт сдержала смех, вспомнив, какое количество предлогов отчаянно придумывал вечером Инери, чтобы не идти наутро в Дом Тота: «Ну чего я туда пойду, Неферт? Чего я там не видел! Подумаешь, осчастливил – так я и побежал сломя голову! Может, я и не хочу в этот дурацкий класс! Вдруг я там что-нибудь не то скажу, тогда как? И знаешь, у меня лихорадка начинается, я утром перекупался в Ниле, вот – потрогай лоб! Я скажу матери, чтобы она мне дала меда на горьких травах, а после него надо все утро спать, как же я смогу пойти?»
Эту бурю Неферт выдержала довольно хладнокровно, прекрасно понимая, что госпожа Таурт, вне всякого сомнения, отправит Инери в Дом Тота живым или мертвым, а уж потом все будет в порядке.
А теперь Инери готов клясться, что едва дождался утра, чтобы бежать в храм. И ведь при этом не врет!
В следующее мгновение произошло что-то странное. Инери, сидевший напротив на перилах, словно далеко-далеко отодвинулся. Неферт почувствовала сильную головную боль, и все затуманилось перед ее глазами… «Из одного куска камня», – сказал кто-то голосом, похожим на голос Инери. Неферт вдруг поняла, что камень красной яшмы бьется в ее груди вместо сердца. Ей стало непереносимо больно – это кривая трещина поползла по бьющемуся в груди камню.
Инери сидел напротив нее, накручивая на пальцы свой длинный пепельный локон. Нет, об этом не надо ему сейчас рассказывать. Рассказывать? О чем? Ей отчего-то стало вдруг больно. Что-то связано с красной яшмой. При чем тут яшма?
– А ведь правда, у меня очень красивые волосы, Неферт?
– Сколько раз ведь я тебе говорила, что мужчине стыдно такое говорить!
– Ты не понимаешь, – Инери глубоко вздохнул. – Мне ведь их больше никогда не носить.
– Да, ведь это же жертва! Я и забыла…
– В том-то и дело. Их придется срезать – все до единого, и потом всю жизнь брить голову.
«Поменьше будешь на себя любоваться», – подумала Неферт не без вредности.
– У всех черные или каштановые, а у меня вон какие…
– Дело того стоит.
– Да, – лицо Инери просияло какой-то решительной красотой. Он спрыгнул в беседку. – А знаешь, Неферт… Я что-то соскучился по Нахту.
– Что?
– Как ты думаешь, он бы поучил меня править колесницей? Так, как он, никто не умеет, я сколько раз смотрел. Куда там Амени…
– Конечно, поучит! – Неферт торжествующе улыбнулась.
– Ведь он приедет, да? Года через два непременно.
– Мне будет почти четырнадцать. Мы тогда сможем быть друзьями на равных, правда?
– Конечно, – Неферт бросила взгляд на солнечные часы, стоящие на окруженной магнолиями площадке, куда спускались ступеньки. – Ох, сейчас уже начнут кричать к обеду…
– Это у тебя-то кричат? Уж когда меня потеряют, так мать всех служанок на ноги поднимает, чтоб носились по саду как оглашенные, – Инери коснулся ладонью косичек Неферт. – До завтра, да?
– До завтра, – ответила Неферт, но почти тут же с непонятной для себя уверенностью произнесла про себя:
«Нет, не до завтра. Сегодня ночью что-то произойдет».
– Если ты и дальше будешь болтать ерунду, – Неферт сделала вид, что хочет подняться с оттоманки, – то я сейчас уйду!
– Ладно, чего ты? Я как раз хотел про Себекхотепа, а ты перебила. У него кабинет такой, прямо за алтарной частью…
«Знаю», – подумала Неферт.
– И там кучи книг, просто до потолка, и какие-то приборы бронзовые вроде труб и пауков, полки с запечатанными банками и камни – негде повернуться… Мы про мантрам говорили, ну, который я сочинил. Только он сперва спросил: «Ты хочешь быть жрецом?» А я сказал: «А чем избранные жрецы отличаются от обыкновенных? Просто тем, что лучше?» Он даже рассвирепел: «Ты мне это брось! Ничем не лучше. Есть два пути служения богам для жреца», – Инери сделался серьезен. – Исполнение и творение. Понимаешь, когда-то, страшно давно, не было ни царей, ни жрецов, ни поэтов. А людьми правил по божественному праву один человек, который всегда был и первым, и вторым, и третьим. Это потом власть над людьми разделили натрое. А божественное право давало Слово. Сила слова есть в заклинании. Вот и различие. Жрец, который произносит мантрам, силен не своей силой, а силой того, кто его сложил. А тот, кто слагает, силен своей. Тьфу ты, нет! Я неправильно объяснил! В том-то и дело, что не своей! Понимаешь, это как пловец играет с течением. Слово – это как течение. Но когда человек произносит готовое – значит, за него с этим уже играл другой. А когда складывает – он на себя это вызывает. Вот! Он сказал: «Слово может раздавить»… Это очень опасно, как битва!
– А дальше?
– А дальше хуже. Нельзя поэтому ввязываться в те битвы, к которым «не готов»… Не нельзя даже, а невозможно. А я спросил – а если жрец случайно услышит то, что ему еще рано знать? «Подслушает, ты хочешь сказать?» А я вообще этого не имел ввиду, ты-то знаешь! А он сказал – тайны жрецов невозможно подслушать. Я спросил – почему, о них в таких помещениях говорят? Он сказал – нет, хоть на базарной площади. Просто тот, кто услышит, ничего не поймет. Для того, чтобы понимать, надо годами учиться. Тоска, да?
– А про твой мантрам?
– Он спросил – знал ли я раньше, что разлив Нила зависит от луны? Ничего я этого не знал! Он сказал: «Ты связал нити в узел». И еще: «Жрец должен уметь приказать земле родить». Больше я не помню, честно! А там какие-то большие парни ждали, экзамен, что ли? Знаешь, они так обалдели, что со мной так долго верховный жрец разговаривал! Нет, там ужасно здорово! Мне ведь сразу туда захотелось, помнишь?
Неферт сдержала смех, вспомнив, какое количество предлогов отчаянно придумывал вечером Инери, чтобы не идти наутро в Дом Тота: «Ну чего я туда пойду, Неферт? Чего я там не видел! Подумаешь, осчастливил – так я и побежал сломя голову! Может, я и не хочу в этот дурацкий класс! Вдруг я там что-нибудь не то скажу, тогда как? И знаешь, у меня лихорадка начинается, я утром перекупался в Ниле, вот – потрогай лоб! Я скажу матери, чтобы она мне дала меда на горьких травах, а после него надо все утро спать, как же я смогу пойти?»
Эту бурю Неферт выдержала довольно хладнокровно, прекрасно понимая, что госпожа Таурт, вне всякого сомнения, отправит Инери в Дом Тота живым или мертвым, а уж потом все будет в порядке.
А теперь Инери готов клясться, что едва дождался утра, чтобы бежать в храм. И ведь при этом не врет!
В следующее мгновение произошло что-то странное. Инери, сидевший напротив на перилах, словно далеко-далеко отодвинулся. Неферт почувствовала сильную головную боль, и все затуманилось перед ее глазами… «Из одного куска камня», – сказал кто-то голосом, похожим на голос Инери. Неферт вдруг поняла, что камень красной яшмы бьется в ее груди вместо сердца. Ей стало непереносимо больно – это кривая трещина поползла по бьющемуся в груди камню.
Инери сидел напротив нее, накручивая на пальцы свой длинный пепельный локон. Нет, об этом не надо ему сейчас рассказывать. Рассказывать? О чем? Ей отчего-то стало вдруг больно. Что-то связано с красной яшмой. При чем тут яшма?
– А ведь правда, у меня очень красивые волосы, Неферт?
– Сколько раз ведь я тебе говорила, что мужчине стыдно такое говорить!
– Ты не понимаешь, – Инери глубоко вздохнул. – Мне ведь их больше никогда не носить.
– Да, ведь это же жертва! Я и забыла…
– В том-то и дело. Их придется срезать – все до единого, и потом всю жизнь брить голову.
«Поменьше будешь на себя любоваться», – подумала Неферт не без вредности.
– У всех черные или каштановые, а у меня вон какие…
– Дело того стоит.
– Да, – лицо Инери просияло какой-то решительной красотой. Он спрыгнул в беседку. – А знаешь, Неферт… Я что-то соскучился по Нахту.
– Что?
– Как ты думаешь, он бы поучил меня править колесницей? Так, как он, никто не умеет, я сколько раз смотрел. Куда там Амени…
– Конечно, поучит! – Неферт торжествующе улыбнулась.
– Ведь он приедет, да? Года через два непременно.
– Мне будет почти четырнадцать. Мы тогда сможем быть друзьями на равных, правда?
– Конечно, – Неферт бросила взгляд на солнечные часы, стоящие на окруженной магнолиями площадке, куда спускались ступеньки. – Ох, сейчас уже начнут кричать к обеду…
– Это у тебя-то кричат? Уж когда меня потеряют, так мать всех служанок на ноги поднимает, чтоб носились по саду как оглашенные, – Инери коснулся ладонью косичек Неферт. – До завтра, да?
– До завтра, – ответила Неферт, но почти тут же с непонятной для себя уверенностью произнесла про себя:
«Нет, не до завтра. Сегодня ночью что-то произойдет».
LI
Когда Неферт проснулась, вся спальня была залита потоком лунного света, льющегося через узкое окно под самым потолком.
Там, где ложились лунные полосы, все было различимо, как днем. Хотя голубые на самом деле лепестки лотосов на покрывавшей пол циновке казались пепельно-серыми, а лиловый контур узора – черным, можно было разглядеть каждый завиток.
Ни единого звука, ничьих шагов не было слышно во всем доме.
Неферт поняла, что проснулась вовремя.
Бесшумно спрыгнув с ложа, она еще раз внимательно прислушалась и прокралась к креслам, на которых с вечера была разложена ее одежда.
Здесь начались затруднения. Для того, чтобы когда-то – в очень далекие времена! – выбраться в сад подслушивать разговоры Нахта, достаточно было закутаться поверх рубашки шерстяной накидкой. Теперь же надо было одеваться. Поначалу Неферт пришла в отчаянье. Ни одна тесемка не находила своей пары, застежки немилосердно кололи руки, пальцы путались в ремешках… Наконец Неферт – уже сама не понимая, каким образом, – все же оказалась одетой.
Но волосы… Нечего было и думать о том, чтобы их заплести!
Кроме того – поблизости не нашлось ни одного плаща или накидки. Рисковать долгими поисками не стоило…
Бесшумно ступая, Неферт раздвинула занавеси входа. Через следующую комнату, смежную с каморками двух служанок, надо было идти еще тише. Неферт вышла в коридор. В нем было очень темно, только в самом дальнем конце шевелился в сердоликовой красной лампадке жертвенный огонек.
Еще десяток шагов – и Неферт выскользнула в ночь.
Снаружи казалось много светлее, чем в спальне. Здесь лунный свет заливал все – и в его серебристом сиянии одни травы казались белыми, а другие – черными, сплетаясь из-за этого в странные, не существующие днем узоры.
Спускаясь к нижним воротам, Неферт миновала сикоморовую рощицу, пруд и, улыбнувшись тогдашней своей храбрости, беседку в черных зарослях магнолий. Вообще вся древесная листва казалась в эту ночь особенно черной, а тени решеток и пальм неподвижно лежали, словно нарисованные краской.
Впрочем, одна тень – вытянувшаяся на особенно светлом открытом пространстве близ старого колодца – отнюдь не была неподвижна.
Неферт побежала навстречу этой тени.
– Какая ты без косичек… – произнес Инери вместо приветствия. – Никогда тебя такой не видел.
Там, где ложились лунные полосы, все было различимо, как днем. Хотя голубые на самом деле лепестки лотосов на покрывавшей пол циновке казались пепельно-серыми, а лиловый контур узора – черным, можно было разглядеть каждый завиток.
Ни единого звука, ничьих шагов не было слышно во всем доме.
Неферт поняла, что проснулась вовремя.
Бесшумно спрыгнув с ложа, она еще раз внимательно прислушалась и прокралась к креслам, на которых с вечера была разложена ее одежда.
Здесь начались затруднения. Для того, чтобы когда-то – в очень далекие времена! – выбраться в сад подслушивать разговоры Нахта, достаточно было закутаться поверх рубашки шерстяной накидкой. Теперь же надо было одеваться. Поначалу Неферт пришла в отчаянье. Ни одна тесемка не находила своей пары, застежки немилосердно кололи руки, пальцы путались в ремешках… Наконец Неферт – уже сама не понимая, каким образом, – все же оказалась одетой.
Но волосы… Нечего было и думать о том, чтобы их заплести!
Кроме того – поблизости не нашлось ни одного плаща или накидки. Рисковать долгими поисками не стоило…
Бесшумно ступая, Неферт раздвинула занавеси входа. Через следующую комнату, смежную с каморками двух служанок, надо было идти еще тише. Неферт вышла в коридор. В нем было очень темно, только в самом дальнем конце шевелился в сердоликовой красной лампадке жертвенный огонек.
Еще десяток шагов – и Неферт выскользнула в ночь.
Снаружи казалось много светлее, чем в спальне. Здесь лунный свет заливал все – и в его серебристом сиянии одни травы казались белыми, а другие – черными, сплетаясь из-за этого в странные, не существующие днем узоры.
Спускаясь к нижним воротам, Неферт миновала сикоморовую рощицу, пруд и, улыбнувшись тогдашней своей храбрости, беседку в черных зарослях магнолий. Вообще вся древесная листва казалась в эту ночь особенно черной, а тени решеток и пальм неподвижно лежали, словно нарисованные краской.
Впрочем, одна тень – вытянувшаяся на особенно светлом открытом пространстве близ старого колодца – отнюдь не была неподвижна.
Неферт побежала навстречу этой тени.
– Какая ты без косичек… – произнес Инери вместо приветствия. – Никогда тебя такой не видел.
LII
– Ты легко выбрался?
– Х-мм… да, – тон Инери не оставлял сомнения в том, что ему пришлось столкнуться со сложностями, даже непредставимыми для Неферт. Они спускались пологим, с вытоптанной травой склоном к Нилу: тени их время от времени набегали друг на друга.
– Тебе не холодно? – Инери дернул фибулу своего короткого плаща.
– Пока нет… – внимательно вглядываясь в прибрежные заросли, Неферт не сразу догадалась, что ищет колышек, к которому когда-то была привязана чужая лодка. – Вот она!
– Кто?
Не ответив, Неферт бросилась вперед, раздвигая светлые колючие стебли тростников. Ноги ее даже не успели намокнуть, почти сразу нащупав плетеную дорожку мостков.
– Эх ты, ну и лодчонка, – усмехнулся Инери, наматывая на руку снятую с колышка веревку. – Я бы мог дома стянуть ключ от хорошей лодки.
– Х-мм… да, – тон Инери не оставлял сомнения в том, что ему пришлось столкнуться со сложностями, даже непредставимыми для Неферт. Они спускались пологим, с вытоптанной травой склоном к Нилу: тени их время от времени набегали друг на друга.
– Тебе не холодно? – Инери дернул фибулу своего короткого плаща.
– Пока нет… – внимательно вглядываясь в прибрежные заросли, Неферт не сразу догадалась, что ищет колышек, к которому когда-то была привязана чужая лодка. – Вот она!
– Кто?
Не ответив, Неферт бросилась вперед, раздвигая светлые колючие стебли тростников. Ноги ее даже не успели намокнуть, почти сразу нащупав плетеную дорожку мостков.
– Эх ты, ну и лодчонка, – усмехнулся Инери, наматывая на руку снятую с колышка веревку. – Я бы мог дома стянуть ключ от хорошей лодки.