Страница:
Олена добралась, расспрашивая по дороге, в ДК Пищевиков, который оказался совсем недалеко от вокзала. Нетленное тело красивой девушки лежало в открытом гробу всё в цветах. Старухи, сновавшие вокруг, подтвердили:
– Больше месяца красуется, родимая. И чудеса совершает, как святая.
Олена подумала, что если бы Гаврюша лежал вот такой – красивый и нетленный, она бы не отходила от гроба и служила бы ему как живому. Но – не дал Господь даже такого горького счастья. А молодой святой девушке – дал.
Олена заплакала сразу и от прежнего своего горя, и от нежданного нового умиления.
Юный златокудрый Учитель в синей накидке заметил Олену, участливо спросил:
– Какое у тебя горе, сестра?
Как хорошо, что вот она – сестра. А этот святой Отрок – брат. Олена зарыдала ещё сильнее. Дионисий погладил её по волосам.
– Ну ничего, ничего. Отец и Мать Мои Небесные помогут.
– Что мне делать, святой братик, что мне делать?!
– Поклониться Небесным Супругам, Они помогут.
– Я поклонюсь, а что мне делать?! Куда ехать дальше, кому служить?!
Дионисий распознал по нажиму на букву О, что девушка нездешняя, наверное, северная.
– Ты откуда приехала? Не из Архангельска ли, как Ломоносов?
Про Ломоносова Олена не слышала, а само упоминание Архангельска показалось чудом: всё видит насквозь Святой Учитель. Она разрыдалась пуще и рассказала всё.
Дионисий слушал и думал, что возникает новая проблема: новую сестру ХБС надо было как-то пригреть и приютить. И не она одна такая будет. Хорошо бы устроить что-то вроде общежития или монастыря.
Клава, накануне приехавшая в Петербург, тоже прослышала про знаменательный пожар и чудесное спасение. И тоже привели её слухи в ДК Пищевиков. Да уже и никакой не ДК, а первый в городе и в мире Храм Божественных Супругов.
Глянув на толпу, подумала: не дай Бог, подложат сюда бомбу. Удобней объекта не придумаешь. Такой у нее теперь чеченский синдром при виде любой людской массы.
Клава вошла и взглядом разведчицы охватила всю картину разом: и толпу вокруг гроба, и сам открытый гроб, и красивую девушку в гробу, и юношу-мальчика с золотыми волосами в синей как южное небо накидке. Охватила взглядом красивую картину – и сразу сделалось ей хорошо, точно давно она шла именно сюда – даже сквозь ужасную Чечню шла именно сюда. И вот дошла.
Святой с золотыми волосами милостиво разговаривал с какой-то девушкой – тоже светловолосой, только не золотой, как Он. Клаве нетерпеливо захотелось, чтобы и с нею Святой поговорил точно также – имеет она полное право поговорить с Ним, такая у Него работа: понимать всех пришедших к Нему, понимать и утешать. Она уверенно протиснулась к Святому – перед её уверенностью более робкие паломники расступились – и почти задышала в затылок светловолосой девушке. И услышала:
– Ты останься, останься. Я подумаю, пристроим тебя где-нибудь, сестра.
Олене стало легко на душе – впервые после гибели Гаврюши. Некто более сильный и светлый словно бы положил на ладонь её душу, и снял все горести.
– И меня пристрой, Святой Брат, – смело вмешалась Клава.
Назвать «Отцом» этого почти мальчика не выговорилось.
– А ты откуда, сестра? – весело спросил Дионисий.
Святости в Его взгляде поубавилось и Он взглянул на Клаву совсем мальчишеским жадным глазом.
– А я из Ярославля через Чечню проездом! – тоже весело ответила Клава.
Точно и не было страхов и горестей на этом пути.
– Интересного крюка дала. Ну рассказывай.
И Клава почти всё выложила Дионисию. Но не как на духу: про то, что она вернулась с зародившимся ребенком, она не рассказала. Быть может, потому что слишком много народу вокруг.
– И ты настрадалась, сестра, – вполне справедливо подытожил Дионисий. – Побудь с нами, успокойся. Я устрою.
Онисимов понял с первого слова, едва Дионисий заговорил с ним, что вот надо пристроить приезжих сестер.
– Приют надо открывать, – сформулировал он задачу. – Чтобы не сказать – монастырь. Очень резонно. А потом они поедут домой, укоренят у себя наши отделения. И будем мы не региональная организация, а всероссийская.
– Ты, Оркестр, точно на выборы собрался, – оценил громадность планов Дионисий.
– Это больше! Выбирают всяких личностей в депутаты раз в три года, в крайнем случае – в пять, а веру – на всю жизнь. Это не выборы, а выбор! Потому и надо обставить соответственно. Сделаем, идея ценная. Ну а на первую ночь найду им тут в ДК комнатку на два дивана.
Клава с Оленой почти всю ночь проговорили, лежа на черных клеенчатых диванах, продавленных поколениями заседавших на них пищевиков. Всё для девушек было внове: новый город, новая подруга, новая вера, в конце концов – новая жизнь. Они пока не загадывали, придёт ли и новая любовь? Но старую каждая из них вспоминала уже без мучительной боли – но со светлой грустью: ведь то, что любовь эта была у них – уже счастье. А бесконечна на этом свете не земная любовь, а только высшая небесная любовь Божественных Супругов, обещанная Светлым Отроком Дионисием.
Усвоили они, значит, с первого раза изрядный кусок новой своей веры.
Конечно, бурные приключение малых планетян очень увлекательны; Господствующему Божеству и мечтать невозможно пережить что-нибудь подобное, но ужасно, что всё у этих существ всерьез: когда старость – тогда уж старость, когда смерть – тогда уж смерть.
Люди и сами понимают, что жить окончательно и бесповоротно – ужасно. Поэтому они и придумывают себе бессмертную душу, чтобы жизнь свою на Земле рассматривать как разминку или вступительный экзамен.
Но когда приключения не всерьез и риск игрушечный – тогда и чувства не те, уж Оно-то знает это совершенно точно: прославленную поэтами «любовь до гроба» Оно пережить не в состоянии. Чего не дано – то не дано. Зато Оно пребывает единственным вечным Зрителем нескончаемых игр – по правилам и без правил. Тут или – или.
Впрочем, Господствующее Божество тоже лишено выбора: не может Оно при всем своем всемогуществе отказаться от Своей Божественности, стать смертным и испытать полный накал чувств. Даже если бы Оно вдруг и решило прекратить Свое вечное существование, Оно не в силах этого сделать: собственная природа не в Его власти.
Последний пункт – интересный повод для размышлений: если собственная Его природа не в его власти, то – в Чьей же?!.. И не связаны ли владение Собственной природой и познание смысла Своего существования?!..
Пустынцев появлялся теперь без Галочки. Не то что бы Дионисий об этом сожалел: Он теперь так вознесен, что всё человечество для него – достойная сожаления мелюзга. Впрочем, Он готов облагодетельствовать всех, кто припадет к Его стопам и воспримет новую Истину, Последний Завет. Вот и Галочку готов просветить и спасти по старому знакомству.
И уж вовсе не интересовал теперь Дионисия школьный гений Левон: этот всегда делал вид, что он – одинокий герой в серой толпе и нахально смотрел на всех свысока. Но на Дионисия теперь так не посмотришь, И вдруг из их класса зашел маленький Тиша-писарь, над которым всегда смеялись даже самые прилежные девочки и ни одна с ним не гуляла: заполнять вместо классного руководителя журнал с отметками – это уж слишком! Свободный человек в свободной школе так не поступает. Но Дионисий принял с величественным дружелюбием даже Тишу. Отвел из общего зала в заднюю комнату, усадил.
– Привет. Ну как там наши?
– О тебе гундосят.
Это их классное слово, означает «говорят», но с оттенком зависти.
– И что же конкретно?
– Ну – что в жилу попал.
Слышать такое было скорее обидно, чем лестно.
– Я не попадал никуда. Меня просветил Божественные Супруги. Не Я говорю, Они говорят Моими устами.
Тиша кивал с удовольствием: понятно, что Денис, ставши Дионисием, ничего другого сказать и не может в своем положении. Не хлопнет же приятеля по плечу и не признается: «Слушай, здорово я им лапшу навешал, да?!»
– Здорово, что сам Бог, – ещё охотнее кивнул Тиша.
– Не просто «Бог», как по-старому говорили, а Божественные Супруги: Бог-Отец и Богиня-Мать. Понятно же!
– Да я тоже думаю, что с Супругами понятнее. У нас в стране теперь секс есть, вот и на Небе тоже.
Дионисий в своих проповедях до такой конкретности не доходил. Как в русской классической литературе, столь проходимой в школе: никаких откровенных сцен!
– Небесное Супружество – только одна сторона. Небесные Супруги с людей много требуют, вот что главное! Подонки никакими покаяниями не спасутся. Мой Храм – для хороших людей. Жизнь хорошего человека бесценна, жизнь подонка дешевле дохлой собаки. Не всепрощение несу Я на Землю, а непрощение подонкам! – повторил Он уже найденную удачную формулу.
Тиша всё воспринял. Когда на человеке такой прикид – хоть сразу снимай клип о моде для пророков и святых – Он должен оставаться в роли даже за кулисами. И произносить соответствующие тексты.
– Ну что ж, серьезно заявлено. А если кто-то из своих – не без греха? Хороший человек – нехороший, судить можно по-разному. Много переходных ступеней. Как между золотым медалистом и второгодником. Куда пойдут троечники в Твоем Храме?
Хитрый вопрос. Только Писарю такие вопросы и задавать – привык отметки переписывать.
– Насчёт своих ребят, это как посмотреть. Киллеров среди наших ещё нет пока, надеюсь?
– Никто себя киллером пока не показал, – засмеялся Тиша.
– Так я ж говорю про настоящих подонков: убийц, грабителей. Вот таких никакое знакомство не спасет. Даже со Мною лично. Наш Храм – для хороших людей.
– Значит, киллеры пойдут к Твоим конкурентам. Кто как сможет так и покается. У нас в муниты пошли некоторые. Сайентологи тоже – интересно себя подают. Ну и наши православные расширяются.
Слышать про конкурентов было неприятно. А для Тиши всё разнообразие вер – подобно разнообразию жвачек.
– Кто хочет коснеть в заблуждениях, дело хозяйское. У каждого – своя душа: сам барин, что хочет с нею, то и делает. Пусть уродует душу у мунитов – на то и свобода.
Тиша засобирался.
– Я передам, что Ты рекомендуешь спасаться только через Тебя. Мол, Твоя фирма гарантирует.
– Да, так оно выйдет вернее, – заверил Дионисий без малейшего смущения.
Вот чего хотят все малые планетяне – гарантий. Птица, вьющая затейливое гнездо, крот, роющий целый подземный город – все по-своему стараются гарантировать себе и потомству безопасность и привычные удобства. Разумники делают то же самое, но плюс к этому уповают на Господа Бога. В сущности, Бог для них и есть – Гарант сносной жизни на Земле и справедливости плюс вечное блаженство на Небе. Бог, который вслух и публично отказался бы гарантировать им помощь на Земле и бессмертную душу, им не нужен, они бы отвернулись от такого бесполезного Бога. Отказали бы Ему в доверии и поклонении.
В сущности, они выбирают Бога как царя или президента, только голосование происходит не одномоментно, а размазано по времени. Хотя бывали примеры и решительного разового выбора: признавали нового Бога как призывали нового царя. В расчёте что новые – Бог и царь – лучше защитят и гарантируют больше благ.
А Господствующее Божество прекрасно знает, что никаких гарантий быть не может, и следовательно, Оно обречено на непопулярность. Всякий следующий миг нов и непредсказуем, и хотя самые разумные из планетян могут обеспечить себе достаточную надежность существования, никакая надежность не абсолютна, и значит, объявленная полная гарантия всегда является обманом.
Так вот и живут несчастные планетяне, подверженные всем существующим превратностям. Гарантия есть только у Божества, и потому никогда Ему не понять, как же хватает смелости жить столь эфемерным и уязвимым существам.
Хотя… Хотя, если Господствующее Божество не знает Собственной природы, не обманывает ли Оно Себя, воображая, что Ему гарантирована вечность?!
Если Оно не знает Собственной природы, Оно может допустить, что Кто-то наделило Его способностью творить и пересотворять Вселенную. А если Кто-то наделило, Оно же может и отнять, а?! И тогда уже не приходится говорить о том, что Ему гарантирована вечность.
Нельзя сказать, что осознав во всей законченности столь неожиданную мысль, Господствующее Божество испугалось. Но Оно утратило привычную на протяжении вечности безмятежность.
Эфемерным малым планетянам нужен Бог как Гарант их мнимой жизни вечной на Небесах. Господствующему же Божеству, Которое и так вечно, не нужно Некто или Нечто Высшее над Собой, потому что дать что-то Господствующему Божеству не в силах никто, а гипотетическое Высшее Некто/Нечто может только отнять. И мысль, что подобное Высшее Н/Н может существовать, породила неведомое прежде Господствующему Божеству смятение.
Тиша-писарь поведал в классе о своем визите к Мезеню, выбившемуся не то что в люди, а прямо в Сыновья Божии. Рассказ имел успех, а в особенности афоризм, гласящий, что жизнь подонка дешевле дохлой собаки.
Галочка сказала вслух:
– Подумаешь! Сейчас таких юродов – как кошек у моей бабушки. А у бабушки их восемнадцать. Или уже стало двадцать две.
Левон приговорил небрежно:
– Каждый физдит как умеет. По мере своих потребностей. Скрестил Будду с Иудой! – повторил он уже опробованную формулу.
Но на самом деле заинтересовался неожиданным афоризмом, принесенным Тишей. Ведь тогда на чердаке Левон с коллегами по боевым искусствам разве не занимался именно тем, к чему теперь призывает Денис в своем самодельном Храме: уничтожал подонков! Ханжеские попы во всех церквях тянут гнусавые псалмы о том, что у всех людей одинаковые души, что всех их любит Бог, а Денис, если верить Тише, первым подошел к делу реально и здраво. Кто бы мог подумать!
А недавний пожар в доме, где некоторое время жил Денис?
Ведь наверняка подожгли бомжи – вроде тех, которых уничтожал Левон там на чердаке. А в доме Дениса их не уничтожили – вот и поплатились. Так что если и раскаиваться Левону – только в том, что мало уничтожил этих грязных паразитов. Заразили они весь город и уничтожать их надо куда упорнее, чем крыс и тараканов! Крысы и тараканы не виноваты, самая их природа такова, Бог их создал, а бомжи виноваты, что стали мерзкими грязными паразитами, потому что созданы были Богом гордыми людьми, созданы по образу и подобию – и вот предали свой прекрасный образ, стали грязными и опасными паразитами.
Потому Левон, никому не сказав, зашел к Денису в его ДК.
Дионисий встретил бывшего одноклассника снисходительно: сколько Левон ни строил из себя гения и даже больше, а пришел как миленький поклониться новому Сыну Божию! Поэтому в заднюю комнату, в отличие от Тиши, Он Левона не пригласил, разговаривал стоя, прямо в общей зале.
Левон с невольным интересом взглянул на нетленную девушку в гробу. Спросил как о разумеющемся:
– Бальзамировали по ленинскому рецепту?
Дионисий такой материалистический вопрос не одобрил.
Возразил сухо, кутаясь в свою форменную накидку:
– Без воли Небесных Супругов такая непорочная сохранность не свершилась бы.
– Раньше было «непорочное зачатие», а теперь – «непорочная сохранность», – засмеялся Левон.
Он пришел вовсе не для того, чтобы дразнить этого святошу Мезенцева, но не мог сдержать себя.
Дионисий ответил свысока:
– Это слова. А Небесные Супруги мыслят сутью, а не словами.
На этот раз Левон сумел промолчать, хотя ещё один афоризм запомнил для дальнейшего употребления: «мыслят сутью, а не словами»!
– Вот это самое интересное – про суть. Я слышал, Твоя вера не прощает подонков и преступников?
На этот раз Дионисий кивнул милостиво:
– Не «моя вера», а Истинный Последний Завет. Я послан сказать, что принес не всепрощение, а непрощение.
– Вот это и интересно! Значит подонков надо уничтожать, чтобы они не засоряли собой человечество?
Дионисий невольно вспомнил, как здоровенный хулиган, куражась, приставлял ему нож к горлу. От волнения на Него накатил Его священный припадок: всё вокруг словно бы помутилось, исчезло на самое короткое время, и Он очнулся, пылая лицом и обливаясь потом.
– Сейчас, – забормотал Он, – сейчас. Я всё скажу… Нина! – закричал Он. – Наталья, скорей!
Богомольцы в зале повернулись на крик, самые опытные поняли, в чем дело, объяснили шепотом стоящим рядом новичкам:
– На Учителя Откровение снизошло! Сейчас станет вещать.
Прибежала первозванная Наталья с тетрадкой наготове.
Левон в недоумении смотрел на суету. Хотя он долго учился вместе с Денисом, ни разу он не был свидетелем таких припадков.
Дионисий осмотрелся, узнал Левона, но Он не помнил, что припадок Откровения спровоцировал на этот раз именно вопрос школьного приятеля. Поэтому заговорил, обращаясь ко всем присутствующим и дальше – к городу и миру:
– Не всепрощение Я принес, а непрощение. Те, кто мучает, убивает, обманывает добрых хороших людей не получит прощения, не спасется, и душа такого подонка рода человеческого вечно будет гибнуть. И на Земле таким гадинам тоже не найти прощения. И всякий, кто очистит Землю от гада – убийцы и мучителя, будет награжден, потому что не остановить подонка и гада сегодня, он будет снова убивать и мучить завтра. За уничтожение всякого такого мучителя и убийцы, человеческого подонка, героя ждет награда и на Земле и на Небе.
Сегодня Дионисий пошёл немного дальше: до сих пор Он ещё не обещал прямой награды героям, уничтожающим подонков.
Именно это Левон и желал услышать. Но все-таки уточнил, не в силах побороть свою ироническую натуру:
– А как узнать, кто убил правильно, а кто нет? Всякий подонок скажет, что я, мол, убил не хорошего человека, а того самого подонка, которого Ты сам велел, господин пророк.
На него зашикали, потому что не полагалось задавать Учителю такие ехидные вопросы.
Но Дионисий не обиделся. Властным движением Он унял шум:
– Если не запутывать суть пустыми спорами, а посмотреть просто и ясно, всегда видно, кто первым мучал людей, кто убивал слабых и добрых, а кто за них вступился. Здравый народный смысл всегда это показывает, и только лукавые судьи ставят рядом подонка-мучителя и благородного защитника. А если кто сомневается, Я укажу. И лукавых судей покараю.
Наталья записала новое Откровение. Записала, стараясь удержать тайные слезы. Она уже надеялась, что её Мишеньке выйдет прощение, Учитель обещал и каждый раз, проверяя, насколько отрасли у нее волосы, прикрывают ли уже грудь, Он повторял Свое твердое слово, и все-таки жестокие Откровения её пугали. Один ведь раз всего помрачился её дорогой мальчик, взмахнул ножом – так неужели не будет ему прощения?!
Утомившись после Откровения, Дионисий ушёл в свою излюбленную комнату за сценой, забыв попрощаться с Левоном.
Левон стоял в зале и думал: ну положим, моральную поддержку Денис Мезень со своим Храмом готов оказать. А как быть с физической защитой? Ведь если Колян станет снова угрожать, втягивать в свою банду – Колян тоже попадет под определение того самого подонка, уничтожить которого – святая добродетель. Ну и что? Сам Левон с ним вряд ли справиться, а здешняя публика разве защитит?
Левон ещё раз осмотрелся и увидел лысого деловитого человека в здешней униформе около столика. Человек показался земным и конкретным – в отличие от парящего высоко Дионисия.
Левон к нему подошел.
– Здравствуйте, у меня проблема.
Онисимов благосклонно наклонил голосу.
– Я вот что думаю: Сын Божий учит нас, что нужно уничтожать подонков и защищать хороших людей. Очень хорошо, а кто этим станет конкретно заниматься? Вы подумайте. Я бы пошёл в такую охрану. Я владею боевыми искусствами. Могу показать.
– Ладно. Оставь нам координаты.
– Оставлю. Да Денис меня знает. То есть Дионисий: мы с ним в одном классе учимся.
Левон ушёл успокоенный: теперь у него есть крыша. Станет приставать Колян, пусть разбирается с охраной Храма из ДК Пищевиков.
Смятение не отпускало Господствующее Божество. Гипотеза о существовании Высшего Некта/Нечта, однажды родившись почти нечаянно, как игра ума, укоренилась в Нем, приобрела пугающий реализм.
Что задумало это Высшее Н/Н? Что предпримет Н/Н прямо завтра?
Привыкшее к Самовластию, никогда не знавшее страха, Оно внезапно оказалось в положении маленького мальчика, думавшего, что весь мир заключен в его детской комнатке – и вдруг выброшенного в суровый лес под бездонное небо. Сколько неведомых опасностей вокруг!
Давно уже Господствующее Божество не предавалось мечтам о возможном разделении на две Ипостаси, на Бога-Его и Богиню-Её. А как бы Они обсудили эту таинственную опасность?!
Быть может, Двоим опасность показалась бы менее угрожающей?!
– Ты знаешь, Милый, мысль довольно простая: если у Нас есть способности, должен Кто-то их Нам даровать, что ли. Делегировать. Не появляются же способности сами по себе. Тем более, такие великие. Сотворить-то Единое и неуклюжее Божество Вселенную сотворило, а как Оно это сделало? Раз Оно Само даже не поняло, что творило? Ты и Сам помнишь это не хуже Меня. Просто Оно отдало приказ, сказало Слово – и сделалось.
– Бывают, Дорогая, бессознательные действия. Делаешь – и всё. Даже среди планетян бывают такие, что бессознательно могут даже по канату ходить. Как – сами не понимают. Называются, сомнамбулы.
– Я прекрасно помню, как называются сомнамбулы, Милый. Лунатиками они тоже называются, между прочим. Но не будем же Мы сравнивать Нас с какими-то планетянами! Ты думай по существу: откуда такая сила в Его приказе? Часто говорят: «Имеющий уши, да слышит!» А Хаос никаких ушей не имел, ничего не имел – и все-таки послушался. Механизм непонятен. А если Ему придало силу Нечто Вышнее, тогда всё становится на свои места.
– То самое Н/Н? От Н/Н всё становится на места?
– Пусть будет так. Не в названии дело. Важно, что это Н/Н придало силы тому Слову, которым тогда ещё единое Божество сотворило Вселенную.
– А как Н/Н это сделало? Каков Его механизм?
– Знаешь, Милый Мой, Ты хочешь сразу узнать слишком много. Оно сделало – это Его дело. На то Оно и Высшее. Значит – как-то сделало, если получилось!
– Ничего себе – объяснение. Мы тоже как-то сделали, пока ещё не разделились – но почему-то Нас теперь такое объяснение не устраивает! А свалили на Н/Н – и успокоились! Но о Себе-то Мы достаточно знаем, уж Мы-то мыслим – и следовательно, существуем. А про Н/Н не знаем ни одной йоты: что это Н/Н думает, что собирается делать дальше?
– Просто, Тебе не хочется признавать, Миленький Мой, что над Тобой есть Кто-то Высшее. Гордыня Тебя обуяла.
– А Тебе, Дорогая, очень хочется Кого-то вообразить над Собой. Тебя обуяла жажда покориться.
– Лучше скромность, чем гордыня.
– Ну знаешь, в Нашем положении скромничать смешно. Простёрлись на всю бесконечную Вселенную, всё ведаем и всё можем – и на Тебе, заскромничали.
– А между прочим, Н/Н за гордыню может и покарать.
– Тебе хочется, чтобы Меня покарало это непонятное Н/Н?
– Ну не Меня же! Я-то готова Его признать!
– Очень мило: унижаться перед какой-то неизвестной Субстанцией!
– Мною Ты уже привык распоряжаться, думаешь, так получится и дальше?
– Вовсе я Тобою не распоряжаюсь! Мы всегда на равных.
– Только делаешь вид, а Сам распоряжаешься. Ничего, найдется и на тебя Н/Н!
– Давай все-таки порассуждаем спокойно, Дорогая: это Н/Н никак не проявляло Себя после акта Творения. Нас, Оно, Слава Нам Самим, не создавало, потому что Мы никогда не были созданы, Мы существовали вечно. Пусть неразделенные на две Ипостаси, но существовали вечно, ещё при Хаосе, до начала времен!
– А Хаос тоже Мы создали, Ты хочешь сказать?
– Нет же, Ты Сама знаешь, что Хаоса Мы не создавали!
Хаос тоже существовал вечно как и Мы. Протекали рядом, или покоились, или ещё как-то – Мы и Хаос.
– Вечность тоже не очень понятна, Дорогой. А может, ещё раньше Н/Н создало и Нас и Хаос? До того как началась вечность?
– Раньше чем вечность ничего быть не может, Дорогая!
– Интересно, Милый, а Мы можем снова вернуть Хаос?
– Зачем? Он такой скучный!
– Просто, чтобы попробовать! Действует ли по-прежнему Наше Слово? Работает ли? Давай только попробуем! Скажем – и увидим. И может быть, заметим, как Наше Слово работает, уловим самый механизм. А потом опять сотворим из Хаоса Космос.
– Но Вселенная уже сильно развилась. Столько планет с живой жизнью – все они погибнут.
– Ну, Миленький, давай только попробуем! Мы же создадим Вселенную снова – значит, и жизни разовьются заново. Интересно, Мы что-нибудь почувствуем в момент Творения? А так только смотрим да смотрим одно и то же.
– Не одно и то же: всё время происходит что-то новое.
– Новое, но одинаковое. На одном месте, как футбольные чемпионаты: каждый следующий новый, а в сущности одно и то же. Бодрое топтание на месте.
– Но ведь Мы и так помним, что Оно единое ничего не почувствовало – Оно сказало и сразу сделалось. Если уж нет чувствилища, то чувствовать нечем. Можно и не пробовать заново.
– А вдруг почувствуем?! Ведь Оно-то было Одно, а Мы теперь Вдвоем. Что-то и почувствуем между Собой! Ну что Ты упрямишься, Я не знаю? Давай только немножко попробуем, Милый!
– Немножко Хаоса не вернешь: уже если Хаос – то полный Хаос. И Мы забыли главный вопрос, отвлеклись: существует ли Н/Н?!
– Больше месяца красуется, родимая. И чудеса совершает, как святая.
Олена подумала, что если бы Гаврюша лежал вот такой – красивый и нетленный, она бы не отходила от гроба и служила бы ему как живому. Но – не дал Господь даже такого горького счастья. А молодой святой девушке – дал.
Олена заплакала сразу и от прежнего своего горя, и от нежданного нового умиления.
Юный златокудрый Учитель в синей накидке заметил Олену, участливо спросил:
– Какое у тебя горе, сестра?
Как хорошо, что вот она – сестра. А этот святой Отрок – брат. Олена зарыдала ещё сильнее. Дионисий погладил её по волосам.
– Ну ничего, ничего. Отец и Мать Мои Небесные помогут.
– Что мне делать, святой братик, что мне делать?!
– Поклониться Небесным Супругам, Они помогут.
– Я поклонюсь, а что мне делать?! Куда ехать дальше, кому служить?!
Дионисий распознал по нажиму на букву О, что девушка нездешняя, наверное, северная.
– Ты откуда приехала? Не из Архангельска ли, как Ломоносов?
Про Ломоносова Олена не слышала, а само упоминание Архангельска показалось чудом: всё видит насквозь Святой Учитель. Она разрыдалась пуще и рассказала всё.
Дионисий слушал и думал, что возникает новая проблема: новую сестру ХБС надо было как-то пригреть и приютить. И не она одна такая будет. Хорошо бы устроить что-то вроде общежития или монастыря.
Клава, накануне приехавшая в Петербург, тоже прослышала про знаменательный пожар и чудесное спасение. И тоже привели её слухи в ДК Пищевиков. Да уже и никакой не ДК, а первый в городе и в мире Храм Божественных Супругов.
Глянув на толпу, подумала: не дай Бог, подложат сюда бомбу. Удобней объекта не придумаешь. Такой у нее теперь чеченский синдром при виде любой людской массы.
Клава вошла и взглядом разведчицы охватила всю картину разом: и толпу вокруг гроба, и сам открытый гроб, и красивую девушку в гробу, и юношу-мальчика с золотыми волосами в синей как южное небо накидке. Охватила взглядом красивую картину – и сразу сделалось ей хорошо, точно давно она шла именно сюда – даже сквозь ужасную Чечню шла именно сюда. И вот дошла.
Святой с золотыми волосами милостиво разговаривал с какой-то девушкой – тоже светловолосой, только не золотой, как Он. Клаве нетерпеливо захотелось, чтобы и с нею Святой поговорил точно также – имеет она полное право поговорить с Ним, такая у Него работа: понимать всех пришедших к Нему, понимать и утешать. Она уверенно протиснулась к Святому – перед её уверенностью более робкие паломники расступились – и почти задышала в затылок светловолосой девушке. И услышала:
– Ты останься, останься. Я подумаю, пристроим тебя где-нибудь, сестра.
Олене стало легко на душе – впервые после гибели Гаврюши. Некто более сильный и светлый словно бы положил на ладонь её душу, и снял все горести.
– И меня пристрой, Святой Брат, – смело вмешалась Клава.
Назвать «Отцом» этого почти мальчика не выговорилось.
– А ты откуда, сестра? – весело спросил Дионисий.
Святости в Его взгляде поубавилось и Он взглянул на Клаву совсем мальчишеским жадным глазом.
– А я из Ярославля через Чечню проездом! – тоже весело ответила Клава.
Точно и не было страхов и горестей на этом пути.
– Интересного крюка дала. Ну рассказывай.
И Клава почти всё выложила Дионисию. Но не как на духу: про то, что она вернулась с зародившимся ребенком, она не рассказала. Быть может, потому что слишком много народу вокруг.
– И ты настрадалась, сестра, – вполне справедливо подытожил Дионисий. – Побудь с нами, успокойся. Я устрою.
Онисимов понял с первого слова, едва Дионисий заговорил с ним, что вот надо пристроить приезжих сестер.
– Приют надо открывать, – сформулировал он задачу. – Чтобы не сказать – монастырь. Очень резонно. А потом они поедут домой, укоренят у себя наши отделения. И будем мы не региональная организация, а всероссийская.
– Ты, Оркестр, точно на выборы собрался, – оценил громадность планов Дионисий.
– Это больше! Выбирают всяких личностей в депутаты раз в три года, в крайнем случае – в пять, а веру – на всю жизнь. Это не выборы, а выбор! Потому и надо обставить соответственно. Сделаем, идея ценная. Ну а на первую ночь найду им тут в ДК комнатку на два дивана.
Клава с Оленой почти всю ночь проговорили, лежа на черных клеенчатых диванах, продавленных поколениями заседавших на них пищевиков. Всё для девушек было внове: новый город, новая подруга, новая вера, в конце концов – новая жизнь. Они пока не загадывали, придёт ли и новая любовь? Но старую каждая из них вспоминала уже без мучительной боли – но со светлой грустью: ведь то, что любовь эта была у них – уже счастье. А бесконечна на этом свете не земная любовь, а только высшая небесная любовь Божественных Супругов, обещанная Светлым Отроком Дионисием.
Усвоили они, значит, с первого раза изрядный кусок новой своей веры.
* * *
Конечно, бурные приключение малых планетян очень увлекательны; Господствующему Божеству и мечтать невозможно пережить что-нибудь подобное, но ужасно, что всё у этих существ всерьез: когда старость – тогда уж старость, когда смерть – тогда уж смерть.
Люди и сами понимают, что жить окончательно и бесповоротно – ужасно. Поэтому они и придумывают себе бессмертную душу, чтобы жизнь свою на Земле рассматривать как разминку или вступительный экзамен.
Но когда приключения не всерьез и риск игрушечный – тогда и чувства не те, уж Оно-то знает это совершенно точно: прославленную поэтами «любовь до гроба» Оно пережить не в состоянии. Чего не дано – то не дано. Зато Оно пребывает единственным вечным Зрителем нескончаемых игр – по правилам и без правил. Тут или – или.
Впрочем, Господствующее Божество тоже лишено выбора: не может Оно при всем своем всемогуществе отказаться от Своей Божественности, стать смертным и испытать полный накал чувств. Даже если бы Оно вдруг и решило прекратить Свое вечное существование, Оно не в силах этого сделать: собственная природа не в Его власти.
Последний пункт – интересный повод для размышлений: если собственная Его природа не в его власти, то – в Чьей же?!.. И не связаны ли владение Собственной природой и познание смысла Своего существования?!..
* * *
Пустынцев появлялся теперь без Галочки. Не то что бы Дионисий об этом сожалел: Он теперь так вознесен, что всё человечество для него – достойная сожаления мелюзга. Впрочем, Он готов облагодетельствовать всех, кто припадет к Его стопам и воспримет новую Истину, Последний Завет. Вот и Галочку готов просветить и спасти по старому знакомству.
И уж вовсе не интересовал теперь Дионисия школьный гений Левон: этот всегда делал вид, что он – одинокий герой в серой толпе и нахально смотрел на всех свысока. Но на Дионисия теперь так не посмотришь, И вдруг из их класса зашел маленький Тиша-писарь, над которым всегда смеялись даже самые прилежные девочки и ни одна с ним не гуляла: заполнять вместо классного руководителя журнал с отметками – это уж слишком! Свободный человек в свободной школе так не поступает. Но Дионисий принял с величественным дружелюбием даже Тишу. Отвел из общего зала в заднюю комнату, усадил.
– Привет. Ну как там наши?
– О тебе гундосят.
Это их классное слово, означает «говорят», но с оттенком зависти.
– И что же конкретно?
– Ну – что в жилу попал.
Слышать такое было скорее обидно, чем лестно.
– Я не попадал никуда. Меня просветил Божественные Супруги. Не Я говорю, Они говорят Моими устами.
Тиша кивал с удовольствием: понятно, что Денис, ставши Дионисием, ничего другого сказать и не может в своем положении. Не хлопнет же приятеля по плечу и не признается: «Слушай, здорово я им лапшу навешал, да?!»
– Здорово, что сам Бог, – ещё охотнее кивнул Тиша.
– Не просто «Бог», как по-старому говорили, а Божественные Супруги: Бог-Отец и Богиня-Мать. Понятно же!
– Да я тоже думаю, что с Супругами понятнее. У нас в стране теперь секс есть, вот и на Небе тоже.
Дионисий в своих проповедях до такой конкретности не доходил. Как в русской классической литературе, столь проходимой в школе: никаких откровенных сцен!
– Небесное Супружество – только одна сторона. Небесные Супруги с людей много требуют, вот что главное! Подонки никакими покаяниями не спасутся. Мой Храм – для хороших людей. Жизнь хорошего человека бесценна, жизнь подонка дешевле дохлой собаки. Не всепрощение несу Я на Землю, а непрощение подонкам! – повторил Он уже найденную удачную формулу.
Тиша всё воспринял. Когда на человеке такой прикид – хоть сразу снимай клип о моде для пророков и святых – Он должен оставаться в роли даже за кулисами. И произносить соответствующие тексты.
– Ну что ж, серьезно заявлено. А если кто-то из своих – не без греха? Хороший человек – нехороший, судить можно по-разному. Много переходных ступеней. Как между золотым медалистом и второгодником. Куда пойдут троечники в Твоем Храме?
Хитрый вопрос. Только Писарю такие вопросы и задавать – привык отметки переписывать.
– Насчёт своих ребят, это как посмотреть. Киллеров среди наших ещё нет пока, надеюсь?
– Никто себя киллером пока не показал, – засмеялся Тиша.
– Так я ж говорю про настоящих подонков: убийц, грабителей. Вот таких никакое знакомство не спасет. Даже со Мною лично. Наш Храм – для хороших людей.
– Значит, киллеры пойдут к Твоим конкурентам. Кто как сможет так и покается. У нас в муниты пошли некоторые. Сайентологи тоже – интересно себя подают. Ну и наши православные расширяются.
Слышать про конкурентов было неприятно. А для Тиши всё разнообразие вер – подобно разнообразию жвачек.
– Кто хочет коснеть в заблуждениях, дело хозяйское. У каждого – своя душа: сам барин, что хочет с нею, то и делает. Пусть уродует душу у мунитов – на то и свобода.
Тиша засобирался.
– Я передам, что Ты рекомендуешь спасаться только через Тебя. Мол, Твоя фирма гарантирует.
– Да, так оно выйдет вернее, – заверил Дионисий без малейшего смущения.
* * *
Вот чего хотят все малые планетяне – гарантий. Птица, вьющая затейливое гнездо, крот, роющий целый подземный город – все по-своему стараются гарантировать себе и потомству безопасность и привычные удобства. Разумники делают то же самое, но плюс к этому уповают на Господа Бога. В сущности, Бог для них и есть – Гарант сносной жизни на Земле и справедливости плюс вечное блаженство на Небе. Бог, который вслух и публично отказался бы гарантировать им помощь на Земле и бессмертную душу, им не нужен, они бы отвернулись от такого бесполезного Бога. Отказали бы Ему в доверии и поклонении.
В сущности, они выбирают Бога как царя или президента, только голосование происходит не одномоментно, а размазано по времени. Хотя бывали примеры и решительного разового выбора: признавали нового Бога как призывали нового царя. В расчёте что новые – Бог и царь – лучше защитят и гарантируют больше благ.
А Господствующее Божество прекрасно знает, что никаких гарантий быть не может, и следовательно, Оно обречено на непопулярность. Всякий следующий миг нов и непредсказуем, и хотя самые разумные из планетян могут обеспечить себе достаточную надежность существования, никакая надежность не абсолютна, и значит, объявленная полная гарантия всегда является обманом.
Так вот и живут несчастные планетяне, подверженные всем существующим превратностям. Гарантия есть только у Божества, и потому никогда Ему не понять, как же хватает смелости жить столь эфемерным и уязвимым существам.
Хотя… Хотя, если Господствующее Божество не знает Собственной природы, не обманывает ли Оно Себя, воображая, что Ему гарантирована вечность?!
Если Оно не знает Собственной природы, Оно может допустить, что Кто-то наделило Его способностью творить и пересотворять Вселенную. А если Кто-то наделило, Оно же может и отнять, а?! И тогда уже не приходится говорить о том, что Ему гарантирована вечность.
Нельзя сказать, что осознав во всей законченности столь неожиданную мысль, Господствующее Божество испугалось. Но Оно утратило привычную на протяжении вечности безмятежность.
Эфемерным малым планетянам нужен Бог как Гарант их мнимой жизни вечной на Небесах. Господствующему же Божеству, Которое и так вечно, не нужно Некто или Нечто Высшее над Собой, потому что дать что-то Господствующему Божеству не в силах никто, а гипотетическое Высшее Некто/Нечто может только отнять. И мысль, что подобное Высшее Н/Н может существовать, породила неведомое прежде Господствующему Божеству смятение.
* * *
Тиша-писарь поведал в классе о своем визите к Мезеню, выбившемуся не то что в люди, а прямо в Сыновья Божии. Рассказ имел успех, а в особенности афоризм, гласящий, что жизнь подонка дешевле дохлой собаки.
Галочка сказала вслух:
– Подумаешь! Сейчас таких юродов – как кошек у моей бабушки. А у бабушки их восемнадцать. Или уже стало двадцать две.
Левон приговорил небрежно:
– Каждый физдит как умеет. По мере своих потребностей. Скрестил Будду с Иудой! – повторил он уже опробованную формулу.
Но на самом деле заинтересовался неожиданным афоризмом, принесенным Тишей. Ведь тогда на чердаке Левон с коллегами по боевым искусствам разве не занимался именно тем, к чему теперь призывает Денис в своем самодельном Храме: уничтожал подонков! Ханжеские попы во всех церквях тянут гнусавые псалмы о том, что у всех людей одинаковые души, что всех их любит Бог, а Денис, если верить Тише, первым подошел к делу реально и здраво. Кто бы мог подумать!
А недавний пожар в доме, где некоторое время жил Денис?
Ведь наверняка подожгли бомжи – вроде тех, которых уничтожал Левон там на чердаке. А в доме Дениса их не уничтожили – вот и поплатились. Так что если и раскаиваться Левону – только в том, что мало уничтожил этих грязных паразитов. Заразили они весь город и уничтожать их надо куда упорнее, чем крыс и тараканов! Крысы и тараканы не виноваты, самая их природа такова, Бог их создал, а бомжи виноваты, что стали мерзкими грязными паразитами, потому что созданы были Богом гордыми людьми, созданы по образу и подобию – и вот предали свой прекрасный образ, стали грязными и опасными паразитами.
Потому Левон, никому не сказав, зашел к Денису в его ДК.
Дионисий встретил бывшего одноклассника снисходительно: сколько Левон ни строил из себя гения и даже больше, а пришел как миленький поклониться новому Сыну Божию! Поэтому в заднюю комнату, в отличие от Тиши, Он Левона не пригласил, разговаривал стоя, прямо в общей зале.
Левон с невольным интересом взглянул на нетленную девушку в гробу. Спросил как о разумеющемся:
– Бальзамировали по ленинскому рецепту?
Дионисий такой материалистический вопрос не одобрил.
Возразил сухо, кутаясь в свою форменную накидку:
– Без воли Небесных Супругов такая непорочная сохранность не свершилась бы.
– Раньше было «непорочное зачатие», а теперь – «непорочная сохранность», – засмеялся Левон.
Он пришел вовсе не для того, чтобы дразнить этого святошу Мезенцева, но не мог сдержать себя.
Дионисий ответил свысока:
– Это слова. А Небесные Супруги мыслят сутью, а не словами.
На этот раз Левон сумел промолчать, хотя ещё один афоризм запомнил для дальнейшего употребления: «мыслят сутью, а не словами»!
– Вот это самое интересное – про суть. Я слышал, Твоя вера не прощает подонков и преступников?
На этот раз Дионисий кивнул милостиво:
– Не «моя вера», а Истинный Последний Завет. Я послан сказать, что принес не всепрощение, а непрощение.
– Вот это и интересно! Значит подонков надо уничтожать, чтобы они не засоряли собой человечество?
Дионисий невольно вспомнил, как здоровенный хулиган, куражась, приставлял ему нож к горлу. От волнения на Него накатил Его священный припадок: всё вокруг словно бы помутилось, исчезло на самое короткое время, и Он очнулся, пылая лицом и обливаясь потом.
– Сейчас, – забормотал Он, – сейчас. Я всё скажу… Нина! – закричал Он. – Наталья, скорей!
Богомольцы в зале повернулись на крик, самые опытные поняли, в чем дело, объяснили шепотом стоящим рядом новичкам:
– На Учителя Откровение снизошло! Сейчас станет вещать.
Прибежала первозванная Наталья с тетрадкой наготове.
Левон в недоумении смотрел на суету. Хотя он долго учился вместе с Денисом, ни разу он не был свидетелем таких припадков.
Дионисий осмотрелся, узнал Левона, но Он не помнил, что припадок Откровения спровоцировал на этот раз именно вопрос школьного приятеля. Поэтому заговорил, обращаясь ко всем присутствующим и дальше – к городу и миру:
– Не всепрощение Я принес, а непрощение. Те, кто мучает, убивает, обманывает добрых хороших людей не получит прощения, не спасется, и душа такого подонка рода человеческого вечно будет гибнуть. И на Земле таким гадинам тоже не найти прощения. И всякий, кто очистит Землю от гада – убийцы и мучителя, будет награжден, потому что не остановить подонка и гада сегодня, он будет снова убивать и мучить завтра. За уничтожение всякого такого мучителя и убийцы, человеческого подонка, героя ждет награда и на Земле и на Небе.
Сегодня Дионисий пошёл немного дальше: до сих пор Он ещё не обещал прямой награды героям, уничтожающим подонков.
Именно это Левон и желал услышать. Но все-таки уточнил, не в силах побороть свою ироническую натуру:
– А как узнать, кто убил правильно, а кто нет? Всякий подонок скажет, что я, мол, убил не хорошего человека, а того самого подонка, которого Ты сам велел, господин пророк.
На него зашикали, потому что не полагалось задавать Учителю такие ехидные вопросы.
Но Дионисий не обиделся. Властным движением Он унял шум:
– Если не запутывать суть пустыми спорами, а посмотреть просто и ясно, всегда видно, кто первым мучал людей, кто убивал слабых и добрых, а кто за них вступился. Здравый народный смысл всегда это показывает, и только лукавые судьи ставят рядом подонка-мучителя и благородного защитника. А если кто сомневается, Я укажу. И лукавых судей покараю.
Наталья записала новое Откровение. Записала, стараясь удержать тайные слезы. Она уже надеялась, что её Мишеньке выйдет прощение, Учитель обещал и каждый раз, проверяя, насколько отрасли у нее волосы, прикрывают ли уже грудь, Он повторял Свое твердое слово, и все-таки жестокие Откровения её пугали. Один ведь раз всего помрачился её дорогой мальчик, взмахнул ножом – так неужели не будет ему прощения?!
Утомившись после Откровения, Дионисий ушёл в свою излюбленную комнату за сценой, забыв попрощаться с Левоном.
Левон стоял в зале и думал: ну положим, моральную поддержку Денис Мезень со своим Храмом готов оказать. А как быть с физической защитой? Ведь если Колян станет снова угрожать, втягивать в свою банду – Колян тоже попадет под определение того самого подонка, уничтожить которого – святая добродетель. Ну и что? Сам Левон с ним вряд ли справиться, а здешняя публика разве защитит?
Левон ещё раз осмотрелся и увидел лысого деловитого человека в здешней униформе около столика. Человек показался земным и конкретным – в отличие от парящего высоко Дионисия.
Левон к нему подошел.
– Здравствуйте, у меня проблема.
Онисимов благосклонно наклонил голосу.
– Я вот что думаю: Сын Божий учит нас, что нужно уничтожать подонков и защищать хороших людей. Очень хорошо, а кто этим станет конкретно заниматься? Вы подумайте. Я бы пошёл в такую охрану. Я владею боевыми искусствами. Могу показать.
– Ладно. Оставь нам координаты.
– Оставлю. Да Денис меня знает. То есть Дионисий: мы с ним в одном классе учимся.
Левон ушёл успокоенный: теперь у него есть крыша. Станет приставать Колян, пусть разбирается с охраной Храма из ДК Пищевиков.
* * *
Смятение не отпускало Господствующее Божество. Гипотеза о существовании Высшего Некта/Нечта, однажды родившись почти нечаянно, как игра ума, укоренилась в Нем, приобрела пугающий реализм.
Что задумало это Высшее Н/Н? Что предпримет Н/Н прямо завтра?
Привыкшее к Самовластию, никогда не знавшее страха, Оно внезапно оказалось в положении маленького мальчика, думавшего, что весь мир заключен в его детской комнатке – и вдруг выброшенного в суровый лес под бездонное небо. Сколько неведомых опасностей вокруг!
Давно уже Господствующее Божество не предавалось мечтам о возможном разделении на две Ипостаси, на Бога-Его и Богиню-Её. А как бы Они обсудили эту таинственную опасность?!
Быть может, Двоим опасность показалась бы менее угрожающей?!
– Ты знаешь, Милый, мысль довольно простая: если у Нас есть способности, должен Кто-то их Нам даровать, что ли. Делегировать. Не появляются же способности сами по себе. Тем более, такие великие. Сотворить-то Единое и неуклюжее Божество Вселенную сотворило, а как Оно это сделало? Раз Оно Само даже не поняло, что творило? Ты и Сам помнишь это не хуже Меня. Просто Оно отдало приказ, сказало Слово – и сделалось.
– Бывают, Дорогая, бессознательные действия. Делаешь – и всё. Даже среди планетян бывают такие, что бессознательно могут даже по канату ходить. Как – сами не понимают. Называются, сомнамбулы.
– Я прекрасно помню, как называются сомнамбулы, Милый. Лунатиками они тоже называются, между прочим. Но не будем же Мы сравнивать Нас с какими-то планетянами! Ты думай по существу: откуда такая сила в Его приказе? Часто говорят: «Имеющий уши, да слышит!» А Хаос никаких ушей не имел, ничего не имел – и все-таки послушался. Механизм непонятен. А если Ему придало силу Нечто Вышнее, тогда всё становится на свои места.
– То самое Н/Н? От Н/Н всё становится на места?
– Пусть будет так. Не в названии дело. Важно, что это Н/Н придало силы тому Слову, которым тогда ещё единое Божество сотворило Вселенную.
– А как Н/Н это сделало? Каков Его механизм?
– Знаешь, Милый Мой, Ты хочешь сразу узнать слишком много. Оно сделало – это Его дело. На то Оно и Высшее. Значит – как-то сделало, если получилось!
– Ничего себе – объяснение. Мы тоже как-то сделали, пока ещё не разделились – но почему-то Нас теперь такое объяснение не устраивает! А свалили на Н/Н – и успокоились! Но о Себе-то Мы достаточно знаем, уж Мы-то мыслим – и следовательно, существуем. А про Н/Н не знаем ни одной йоты: что это Н/Н думает, что собирается делать дальше?
– Просто, Тебе не хочется признавать, Миленький Мой, что над Тобой есть Кто-то Высшее. Гордыня Тебя обуяла.
– А Тебе, Дорогая, очень хочется Кого-то вообразить над Собой. Тебя обуяла жажда покориться.
– Лучше скромность, чем гордыня.
– Ну знаешь, в Нашем положении скромничать смешно. Простёрлись на всю бесконечную Вселенную, всё ведаем и всё можем – и на Тебе, заскромничали.
– А между прочим, Н/Н за гордыню может и покарать.
– Тебе хочется, чтобы Меня покарало это непонятное Н/Н?
– Ну не Меня же! Я-то готова Его признать!
– Очень мило: унижаться перед какой-то неизвестной Субстанцией!
– Мною Ты уже привык распоряжаться, думаешь, так получится и дальше?
– Вовсе я Тобою не распоряжаюсь! Мы всегда на равных.
– Только делаешь вид, а Сам распоряжаешься. Ничего, найдется и на тебя Н/Н!
– Давай все-таки порассуждаем спокойно, Дорогая: это Н/Н никак не проявляло Себя после акта Творения. Нас, Оно, Слава Нам Самим, не создавало, потому что Мы никогда не были созданы, Мы существовали вечно. Пусть неразделенные на две Ипостаси, но существовали вечно, ещё при Хаосе, до начала времен!
– А Хаос тоже Мы создали, Ты хочешь сказать?
– Нет же, Ты Сама знаешь, что Хаоса Мы не создавали!
Хаос тоже существовал вечно как и Мы. Протекали рядом, или покоились, или ещё как-то – Мы и Хаос.
– Вечность тоже не очень понятна, Дорогой. А может, ещё раньше Н/Н создало и Нас и Хаос? До того как началась вечность?
– Раньше чем вечность ничего быть не может, Дорогая!
– Интересно, Милый, а Мы можем снова вернуть Хаос?
– Зачем? Он такой скучный!
– Просто, чтобы попробовать! Действует ли по-прежнему Наше Слово? Работает ли? Давай только попробуем! Скажем – и увидим. И может быть, заметим, как Наше Слово работает, уловим самый механизм. А потом опять сотворим из Хаоса Космос.
– Но Вселенная уже сильно развилась. Столько планет с живой жизнью – все они погибнут.
– Ну, Миленький, давай только попробуем! Мы же создадим Вселенную снова – значит, и жизни разовьются заново. Интересно, Мы что-нибудь почувствуем в момент Творения? А так только смотрим да смотрим одно и то же.
– Не одно и то же: всё время происходит что-то новое.
– Новое, но одинаковое. На одном месте, как футбольные чемпионаты: каждый следующий новый, а в сущности одно и то же. Бодрое топтание на месте.
– Но ведь Мы и так помним, что Оно единое ничего не почувствовало – Оно сказало и сразу сделалось. Если уж нет чувствилища, то чувствовать нечем. Можно и не пробовать заново.
– А вдруг почувствуем?! Ведь Оно-то было Одно, а Мы теперь Вдвоем. Что-то и почувствуем между Собой! Ну что Ты упрямишься, Я не знаю? Давай только немножко попробуем, Милый!
– Немножко Хаоса не вернешь: уже если Хаос – то полный Хаос. И Мы забыли главный вопрос, отвлеклись: существует ли Н/Н?!