Цокота Виктор. Звезды бессмертия (Книга 1)

   - Так вот,-продолжал Александр Павлович после минутного перерыва,город Монтевидео расположен в самом начале Ла-Платы, что по-испански означает "Серебряная" - общего устья двух рек - Параны и Уругвая, которое образует широкий и длинный морской залив. Он вдается в материк на триста двадцать килрметров, а ширина его - около двухсот двадцати километров.
   На правом берегу Ла-Платы, в двухстах семидесяти пяти километрах от океана расположена столица Аргентины Буэнос-Айрес - один из крупнейших в мире океанских портовых городов. На "Друге" мы в последние годы несколько раз бывали там.
   - Второй по величине город Аргентины и крупный порт на реке Парана Росарио - расположен вверх по ее течению примерно в трехстах километрах от БуэносАйреса. Вот туда-то и лежал далекий путь нашего первого "Товарища", откуда он должен был доставить груз красного дерева для Ленинграда.
   Вы, конечно же, знаете, что в то время наша страна После военного лихолетья восстанавливала свое хозяйство, становилась на рельсы индустриализации. На "Товарище" недоставало парусов, тросов, одежды. Продовольствие состояло из консервов, солонины и галет.
   О возможности хранить свежие продукты на борту, как это организовано сейчас на каждом из участвующих в-Регате Свободы паруснике, и речи не было. Но это не уменьшило энтузиазма наших молодых моряков, состав которых был, в основном, из комсомольцев и коммунистов ленинского призыва.
   Тяжело груженый корабль при встречных ветрах в Баренцевом море около десяти суток шел лавировкой навстречу штормам, пытаясь обогнуть мыс Нордкап. Частая смена курса, снежные шквалы, авралы для брасопки рей, беспрерывные повороты, ритмичные навалы ледяных волн на палубу... С большими трудностями "Товарищ" миля за милей продвигался вперед.
   И только поймав попутный ветер, команда его в конце августа отдала якорь на рейде английского порта Саутгемптон. Здесь, готовя корабль к переходу через Атлантику, наши моряки получили возможность заменить и пополнить паруса, такелаж, приобрести сухие овощи и другие продукты, пригодные для хранения в тропических широтах.
   И все-таки до Монтевидео "Товарищ" шел непомерно долго - два месяца и семнадцать дней. По несколько суток стояло полное безветрие, монотонная качка над мертвой зыбью, от которой в равной степени страдали все члены экипажа.
   Двигаясь очень медленно, короткими отрезками и в разных направлениях, наши моряки хоть медленно, но продвигались вперед. В бочках и цистернах протухла вода для питья. Из-за отсутствия холодильников стали гнить, разные продукты, и большую часть пришлось выбросить за борт. В конце концов с первым хорошим ветром "Товарищ" прибыл в Монтевидео. Жители столицы Уругвая восторженно встречали советских моряков.
   Буксиры отвели парусник по реке Паране в аргентинский порт Росарио. Там была выгружена доставленная брусчатка, а затем судно отбуксировали в Буэнос-Айрес для погрузки красного дерева. Многие тысячи уругвайцев и аргентинцев ежедневно посещали советский корабль. Цветы, приветственные речи в различных клубах и парках... Выступления корабельного струнного оркестра и хора имели колоссальный успех.
   В Росарио нашим морякам поднесли хлеб-соль на красном шелковом флаге, на котором были вышиты серп и молот и надпись на испанском и русском языках: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". В судовом красном уголке появилось множество подарков от рабочих организаций, среди которых - бюст Владимира Ильича Ленина, сделанный аргентинскими рабочими, барельеф с аллегорической фигурой труда и много других символов дружбы и доброжелательности к советскому народу.
   "Пробыв почти четыре месяца в южноамериканских портах, приняв в Буэнос-Айресе груз красного дерева, "Товарищ" отправился в обратный путь. Вскоре после выхода в океан радист парусника поймал сигналы барка "Памир", идущего из Чили в Гамбург, который был впереди примерно на сто - сто пятьдесят миль. Каждый полдень радисты обменивались координатами. Получилась неофициальная гонка двух барков через Атлантику в меридиональном направлении. Примерно в одно и то же время оба корабля вошли в зону юговосточного пассата, который позволял "выжимать" около десяти узлов, проходить за сутки двести тридцать двести пятьдесят миль. Это продолжалось до мыса Фипистерре, где суда расстались. Под всеми парусами "Товарищ" вошел в Ла-Манш со скоростью двенадцатьчетырнадцать узлов, а двенадцатого августа 1927 года прибыл в Ленинград, пройдя около двадцати тысяч миль.
   С тех пор прошло немало времени. Многие участники первого рейса "Товарища" всю свою жизнь самоотверженно трудились на флоте, командуя крупными судами. В годы Великой Отечественной войны немало моряков с "Товарища" отдали свою жизнь в боях за Родину. В их числе командир подводной лодки М. Никифоров, старший помощник капитана ледокольного парохода "А. Серебряков", погибший в неравном поединке с фашистским рейдером в Арктике, Г. Судаков, капитан судна "Тунгуска", И. Монастырский, павший смертью храбрых при героической обороне Лиепаи.
   И сам тот первый "Товарищ" тоже погиб в военную пору. Только после окончания войны стали немного проясняться некоторые обстоятельства его гибели.
   Винденко обвел взглядом присутствующих, вздохнул.
   - Дело, вкратце, обстояло так. В июне 1941 года барк вышел в море на учебную практику. Капитаном его тогда был Павел Семенович Алексеев, награжденный еще до войны орденом Ленина за отважные рейсы в сражающуюся Испанию. По пути в Новороссийск экипаж "Товарища" застала война.
   Капитан Алексеев ушел воевать. Он погиб потом в Цемесской бухте под Новороссийском, а "Товарищ" сразу же был направлен в Мариуполь-теперешний Жданов - где, как тогда казалось, был глубокий тыл. Однако уже в сентябре фашисты овладели портом, и корабль оказался у них в плену. Как рассказывал потом капитан первого ранга Седлецкий, моряки Азовской военной флотилии несколько раз пытались увести судно к своим. Торпедные катера подходили совсем близко, но встречали сильный орудийный огонь и вынуждены были отходить. Бывший разведчик, моряк-черноморец Павлов рассказывал мне, что бывал тогда в захваченном врагом городе, но так и не узнал, что творится на легендарном барке. Не раскрыта эта тайна и по сей день. Отступая из Мариуполя, фашисты взорвали корабль.
   Они уже оканчивали свой поздний завтрак, когда вдруг услышали сердитое ворчание. Свернувшийся до того калачиком за Таниной занавеской Джек неожиданно вскочил и с громким лаем кинулся к внутреннему трапу.
   - Что это с ним? - удивленно посмотрел на Сережу Олег.- Акул под килем почуял, что ли?
   - Нет, капитан. Джек так только отца моего встречает,- убежденно ответил мальчик.- Или гостей хороших. Слышите? Звонко лает и повизгивает.
   - Откуда же здесь взяться гостям?
   - Не спорь, Олег, лучше прислушайся,- остановила мужа Таня.
   Джек продолжал лаять уже на палубе, но в кубрике все теперь слышали довольно ясно нарастающий гул моторов. Быстро поднялись на палубу и в двухстах метрах от тримарана увидели два больших морских катера, окрашенные в белый цвет с яркими оранжевыми рубками.
   Зеленые вспышки сигнальных огней просемафорили распоряжение: "Примите на борт комиссаров регаты для пломбирования механических движителей. Ход не замедляйте. Катера подойдут к корме "Семена Гарькавого" поочередно".
   Первый катер под номером "PC-19", уровняв скорость с тримараном, постепенно приблизил свой высокий нос к правой стороне кормы. На палубу "Семена Гарькавого" прямо в дружеские объятия Винденко спрыгнул стройный чернобородый мужчина в красном спасательном жилете с эмблемой фестиваля на груди и спине.
   - Комиссар Регаты Свободы Георг Георгов,- проговорил он по-русски, поочередно здороваясь со всеми.
   - Мой хороший и близкий друг,- добавил Александр Павлович,- капитан дальнего плавания, страстный любитель парусного спорта и морских путешествий, их неустанный пропагандист.
   - Ну и задали вы нам работенку,-усмехнулся Георгов.- Полтора часа за вами гонимся на предельной скорости. В следующий раз придется, наверное, вертолетом или гидросамолетом догонять.
   К корме подошел второй катер - "PC-20". На его носу стоял Аксенов в таком же, как у Георгова, красном спасательном жилете.
   - Скорее бегите в кубрик, включайте рацию! - кричал он, стараясь перекрыть шум моторов и заливистый лай Джека.-Через две минуты спутниковая видеосвязь!
   Уже в кубрике он пояснил:
   - Два часа назад мне передали для вас волну и недельный график спутниковой видеосвязи с учетом вашего продвижения вдоль материка. Сегодня можно поговорить с нашим киевским Центром связи с тринадцати часов семи минут,- в Киеве в это время уже будет полночь,- до тринадцати сорока пяти. А следующая встреча в эфире только через двое суток,- говорил он, вращая рукоятки настройки специальной спутниковой приставки к основной радиотелерации.- Я уже и не надеялся, что успеем сегодня.
   Экран на секунду вспыхнул привычным радужным сиянием, и тут же на нем появилось четкое изображение знакомого кабинета секретаря парткома. За длинным столом сидело очень много празднично одетых людей. Все беззвучно переговаривались между собой и вдруг, как по команде, замерли, заулыбались, захлопали в ладоши.
   - Мы горячо поздравляем вас, дорогие товарищи, с тройным праздником,раздался в кубрике взволнованный голос Кузьмы Ивановича, радостное лицо его наплывало на экран.- Первое - это ваш удачный стремительный старт. С первых секунд вы захватили лидерство. Молодцы! Не менее важно для всех нас, Олег Викторович, и второе событие. На наших заводах вчера были спущены на воду шесть кораблей. Через два дня сойдут со стапелей еще столько же. Их доводку на воде судостроители обязались завершить за полтора месяца вместо четырех по нормам. Что же касается третьего радостного события, то тут слово старейшине вашей семьи, Олег Викторович. Мы все присоединяемся к нему.
   На экране появилось изображение Захара Карповича. Генерал был в парадной военной форме с орденами и медалями на груди. В руках - огромный букет алых и белых роз. Он протянул их вперед и заговорил тихо, проникновенно, вкладывая в каждое слово свою любовь и теплоту к дорогим ему людям, находящимся сейчас от него за двенадцать тысяч километров.
   - Милые мои Олег и Таня, я безмерно счастлив, что в свои восемьдесят три года дожил до этой чудесной минуты. Через тысячи километров, через страны, материки и океанские просторы сердечно поздравляю вас, целую и обнимаю, желаю вам много счастья в долгой совместной жизни. Эти цветы тебе, Танюша. От меня и от родителей. Твоих и Олега. Они тоже здесь. Сейчас вы их увидите.
   Пока объектив телекамеры там, в парткоме, медленно скользил по знакомым лицам, пока показывал, как в наполненную водой высокую хрустальную вазу ставятся цветы, оба Аксенова выскользнули из кубрика. Вернулись они через минуту. В руках у старшего была точно такая же хрустальная ваза, наполненная водой, а у Сережи-огромный букет свежих алых и белых роз.
   Мальчик подошел к Тане и, церемонно поклонившись, вручил ей цветы.
   - Это от дедушки,- кивнул на экран.- Он еще велел вас поцеловать.
   И Сережа робко потянулся к ее щеке.
   В парткоме аплодировали.
   - Спасибо! Большое спасибо всем! - сказал Олег.- У нас есть еще три-четыре минуты, и вы можете посмотреть, где мы сейчас находимся.
   Он вынул из гнезда телекамеру и, разматывая шнур, поспешил на палубу.
   - Сережа, повторяй следом за мной в микрофон! Это - Карибское море,медленно обвел он рукой с камерой широкую дугу сначала впереди, а потом позади "Семена Гарькавого".- На переднем плане сейчас корма нашего тримарана. В ста метрах от него вы видите катера комиссаров регаты. Справа по курсу - далекие вершины Голубых гор острова Ямайка. До них около семидесяти километров. Слева, примерно на таком же расстоянии, видны вершины Центральной Кордильеры острова Гаити.
   Олег спустился в кубрик.
   - Всего вам доброго! До следующей встречи в эфире. Да, Мария Николаевна,- обратился он к жене Аксенова.- Сережа ведет себя прекрасно и чувствует себя хорошо. Он и сам вам это с удовольствием скажет.
   Мальчик быстро стал перед телекамерой, с радостью приветствуя далекую сейчас, милую маму.
   Экран погас, а потом засветился радужной сеткой. Сеанс видеосвязи окончился.
   Таня накормила гостей завтраком, после чего комиссары тщательно опечатали механические движители корабля.
   - Старайтесь обойтись без них даже в трудных ситуациях,- говорил Георг Георгов.- Включение механического движителя даже с разрешения жюри автоматически снимает с вас двести пятьдесят очков, а без разрешения пятьсот. Правда, в определенных ситуациях может быть отдана разрешающая команда для всех. Тогда очки не снимаются.
   - Каждая пройденная зачетная миля - очко, ты знаешь,-подошел к Олегу Аксенов, когда все они собрались в рубке управления.- За переход от Сантьяго- деКуба до острова Тринидад засчитывается 1150 мильочков, а не 900, которые вам предстоит одолеть, пересекая море по диагонали. Одновременно будет вестись учет по выигранным у графика часам между всеми двенадцатью регистрационными пунктами трассы. За каждый выигранный час начисляется десять очков. Кроме того, за выигранные сутки экипаж поощряется еще ста очками. Так что надо спешить, друзья. А вы почему-то до сих пор не используете паруса поплавков.
   Аксенов выжидательно смотрел на Олега.
   - Хотелось увидеть возможности соперников. За четыре часа они отстали всего на три-четыре мили. Наша скорость сейчас около сорока узлов. Это совсем не плохо для начала. Но как только пройдем траверс островов и ляжем на новый курс, сразу же поставим на службу все парусное вооружение и добьемся максимального хода в оптимальном режиме. Постараемся незаметно оторваться от своих преследователей, чтобы не поняли сразу, что к чему,кивнул он в сторону едва различимых белых точек за кормой тримарана.- Кто у них теперь впереди, Александр Павлович?
   На этот раз Винденко поднес к глазам бинокль.
   - До первого парусника сейчас чуть больше четырех миль. Это "Критерио-20". Вплотную к испанцам подошел катамаран "Тирд Тертл". За ним очень близко друг от друга "Варшава" и болгарская яхта "Карели". Остальных почти не видно.
   Андрей Иванович и Георг Георгов стали прощаться.
   - Нам ведь нужно еще весь ваш "хвост" опломбировать. И до семнадцати часов на базовый корабль успеть. "Фестиваль" называется. Отличнейший плавучий комбинат кубинцы для обслуживания регаты создали, Переоборудовали для этой цели бывший флагман своей китобойной флотилии, а суда-китобойцы превратили в нарядные быстроходные катера для комиссаров регаты, установив на них реактивные двигатели. Есть для нас на борту "Фестиваля" вертолеты и два гидроплана. Устроено там все с комфортом. Есть и ремонтные мастерские. Любую из яхт при необходимости поднимут на борт и приведут в порядок. Прекрасно оснащены и спутниковая метеослужба, и мощный радиоцентр, и корреспондентский пункт. Вы держите постоянную радио-связь с "Фестивалем". Каждые три часа его станция будет передавать информацию о погоде и свои координаты. Идет плавбаза за основной массой участников Регаты Свободы.
   Катера обоих комиссаров стали быстро удаляться.
   В мглистой дымке исчезли острова. Крепчал ветер.
   По морю поднимались белые гребешки. Вода его потемнела.
   В два часа дня Олег отправил Сережу и Таню в кубрик.
   - Иди отдыхай, Танюша. А ты, Сережа, займись кинокамерой. Подготовь ее к съемкам. Умеешь?
   - Конечно! - радостно сверкнул тот глазами.- И кинокамеру, и фотоаппараты изучал в школе. А потом мне папа специально все подробно объяснял и показывал. Мы с ним два фильма цветных отсняли.
   Они прошли уже сто тридцать пять миль, полностью оторвавшись от восьми кораблей, следующих их курсом. Олег изменил направление движения тримарана, и теперь ветер дул прямо в корму "Семена Гарькавого". со всей силой навалился на паруса, и красная светящаяся полоса табло скорости плавно поползла вверх. Возле цифры "46" она остановилась на какое-то время, а затем в последующие четверть часа поднялась еще на два деления.
   Почти восемьдесят девять километров в час! Оба поплавка отошли от гондолы метра на четыре, причем носы их сходились под углом к ее продольной оси, хотя и не приближались к ней вплотную. Корабль шел легко, уверенно разрезая волны, оставляя за собой в воде широкую гладкую дорожку.
   - Просто сказка! - улыбнулся Олегу Александр Павлович.- И балансиры еще стоят по центру. Можно прибавить парусов.
   Олег переключил две пары тумблеров, и в ответ на поплавках поднялись десятиметровые мачты с белоснежными сегментами. Тримаран чуть наклонился вперед, вспенив воду, но тут же выпрямился. И лишь после отметки "65" снова стал ощущаться дифферент в сторону носа гондолы. Балансиры ее и поплавков заняли крайнее заднее положение.
   Молодой капитан зафиксировал рукоятку указателя скорости на одну десятую ниже отметки "65", и судно послушно выровнялось.
   - Так держать! - невольно вырвалось у Винденко.- Сто двадцать километров в час! Нашему бы "Другу" такие ходовые качества,- мечтательно проговорил он.Да и пассат хорош, не меньше сорока метров в секунду. Так, пожалуй, и до крепкого шторма недалеко. Вон какие барашки по воде бегают.
   Александр Павлович поднес к губам микрофон внутренней связи.
   - Сережа, Таня, задрайте люк и все иллюминаторы. Наглухо задрайте. В кубрике все прочно закрепите.
   Он посмотрел на Олега. Сказал с тревогой в голосе:
   - Не нравится мне, капитан, это маленькое темное облачко справа на горизонте. Почти час мы от него в сторону уходим с приличной скоростью, даже с очень приличной, а оно все растет, не уменьшается... Да и впереди по курсу тучки над морем повисли. Видишь?
   Прошло еще полчаса. Облако справа на горизонте все больше превращалось в темно-лиловую занавеску, в которой клонилось солнце. По зеленовато-серому морю ходили большие волны. Одни, вопреки здравому смыслу, накатывались против ветра навстречу тримарану с юго-востока, а сбоку, справа, на них наскакивали другие, идущие с запада. Море кипело и грозно клокотало, но тримаран уверенно продолжал идти, точно выдерживая курс. Только передние паруса его - кливер, бомкливер и фор-стеньга-стаксель были убраны да половина сегментов грот-стекселя находилась в положении левентих, то есть была раскрыта, пропуская ветер.
   Прошел еще час. Темно-фиолетовая туча закрыла солнце. Стал накрапывать мелкий дождик, а передняя гряда облаков приближалась к "Семену Гарькавому" с завидной быстротой, обволакивая горизонт серой мглой. В месте ее соединения с правой черной тучей небо полыхало вспышками молний, грохотало могучими раскатами грома.
   В шестнадцать часов в рубку управления поднялся Сережа - звать обедать, да так и застыл с кинокамерой в руках на верхней ступеньке трапа, потрясенный невиданным зрелищем. Потом спохватился, поднес к глазам наводящее устройство, и в рубке раздалось легкое размеренное стрекотание.
   Море лютовало. Качка усилилась. Огромные волны заливали палубу гондолы, пенились у самого купола рубки, докатывались до фок-мачты. Поплавков почти не было видно. Их паруса и мачты давно спрятались в пазы.
   В пяти метрах от гондолы в белой пене время от времени мелькали их блестящие длинные тела, похожие на стремительных акул. Но в следующий миг в этом месте снова в дикой пляске сталкивались волны, разбивались о крепкие свинцовые днища поплавков и в бессильной злобе набрасывались друг на друга, разбивались, оседали, пенясь и ревя, и снова вырастали с бешеной скоростью. Казалось, что все море вокруг кипит, рассекаемое множеством огненных смерчей.
   Неожиданно в одно мгновение исчезли все паруса и мачты. Тяжелая десятиметровой высоты волна обрушилась на палубу тримарана, стараясь утопить, вдавить его корпус в морскую пучину. Но судно выдержало испытание. Снова поднялась над гондолой грот-мачта, заблестев омытыми водой парусами. Фок-мачта так и не вышла из своего гнезда, хотя скорость "Семена Гарькавого" оставалась прежней.
   В рубке появилась Таня и, держась за стенку, протянула Олегу листок бумаги.
   - Ознакомся, Олег Викторович, всего двадцать минут назад передавали. Я записала слово в слово.
   Это была сводка погоды. На шестнадцать часов 30 мая. Метеорологический центр плавбазы "Фестиваль" сообщал, что в "центральной части Карибского моря безоблачно. Температура воздуха - тридцать четыре гра дуса, воды тридцать один. Скорость северо-восточного пассата двадцать шесть - двадцать восемь метров в секунду".
   Олег посмотрел на показания приборов. Было семнадцать часов.
   - Ветер ураганный, около двухсот миль в час, то есть почти сто метров в секунду. Над нами два грозовых фронта, косой секущий ливневый дождь. Высота волн до десяти метров. Температура воды - плюс двадцать шесть, воздуха - двадцать один градус. Атмосферное давление около семисот миллиметров и продолжает падать.
   Он поднял глаза на Таню. Лицо его было озабочено.
   - Передай это немедленно на "Фестиваль". И еще запроси, вернулись ли на плавбазу девятнадцатый и двадцатый катера с комиссарами. Скажи, что мы очень обеспокоены судьбой остальных восьми парусников, идущих нашим курсом. Сообщи, что на борту "Семена Гарькавого" все в порядке и оснований для беспокойства нет.
   Олег помолчал, затем добавил:
   - Вместе с Александром Павловичем и Сережей проверьте систему охлаждения блоков ЭВМ. Очень уж большая нагрузка у них сегодня. И - самое главное: всем немедленно одеть спасательные скафандры. Судя по барометру, мы приближаемся к центру урагана.
   Когда Александр Павлович и Сережа вышли из рубки, он легонько провел рукой по Таниным волосам.
   - Все будет хорошо, моя отважная... А вот Сережу одного не оставляй.
   Она на мгновение прижалась к нему.
   - Не беспокойся, милый, я понимаю.
   ...Следующие четверть часа были ужасны. Тримаран швыряло с волны на волну, словно щепку. Системы жизнеобеспечения корабля давно упрятали в пазы все паруса и мачты. Даже здесь, за броней прозрачного пластика, был слышен грозный рев урагана и непрерывные раскаты грома. Каскады молний вспыхивали вокруг, освещая палубу и рубку нестерпимо белым светом. Силуэты зеленых гребней вырисовывались на черной воде зловещими гигантскими змеями. Сотни молний одновременно сверкали со всех сторон, зажигаясь то огненными копьями, то острыми зигзагами, то тонкой паутиной, покрывающей низкое небо морщинистой зловещей сетью, то огромными огненными, ослепительно яркими шарами. Небо как будто слилось с кровавозелеными волнами, и Олегу казалось, что он видит страшную картину гибели мира, нарисованную немыслимой фантазией художника-абстракциониста.
   С каждой секундой мощнее и яростней гремела неслыханная канонада, от которой, казалось, разламываются горы, в пепле и дыме мчатся с невероятной крутизны скальные лавины, раскалывается в огненном смерче, рвется на куски планета.
   Три огромных волны, одна за другой, вздыбили почти вертикально корпус судна, грозя опрокинуть его, а потом бросали с гребня вниз, в темную бездну, как бы испытывая на прочность.
   С невероятным трудом удержавшись у пульта, Олег передвинул рычаг глубинных кингстонов. Понадобилось всего шесть секунд, чтобы балластные резервуары наполнились забортной водой, и когда новая, четвертая волна с грозным шипением обрушилась на корабль, его палуба скрылась под водой.
   В рубку вбежала Таня.
   - Скорее одень костюм!
   Да, она, как и он, очень хорошо понимала, что это был опасный, рискованный шаг. Поведение "Семена Гарькавого" в подводном положении они успели проверить весьма условно. Это было, пожалуй, единственное слабое место тримарана.
   Одев жилет и загерметизировав шлем, Олег устало опустился на табуретку. Качка почти прекратилась. Тримаран погрузился в воду на двенадцать метров и теперь только чуть переваливался с боку на бок.
   В рубку поднялись Сережа и Александр Павлович.
   - Система охлаждения блоков ЭВМ работает нормально,- доложил капитан.Температура внутри блоков шестнадцать градусов - зона высшего комфорта.
   - Плавбаза поблагодарила за сообщение,-сказала Таня.- Все комиссары на месте. Обедают в кают-компании. Связи с яхтами, идущими нашим курсом, нет. Мешают сильные грозовые разряды. Базовый корабль взял курс в нашу сторону. Представляете, там, возле Больших Антильских островов, чудесная погода. Они плывут сейчас у восточной оконечности Гаити.
   - По всей видимости, это только узкий локальный ураган, вызванный встречей двух грозовых фронтов,заметил Александр Павлович.- Он должен скоро затихнуть или, точнее, переместиться на северо-запад.
   - А мы тем временем сможем спокойно пообедать под водой,-вставил свое слово Сережа, вызвав улыбки у старших.-А что, в самом деле, совсем ведь не качает. И даже интересно: кушать борщ и котлеты покиевски, когда над головой двенадцать метров Карибского моря. Никто даже не поверит. А сколько под нами, Александр Павлович?
   Он вопросительно смотрел на Винденко.
   - Под нами, сынок, не меньше шести тысяч метров. Но ты прав, это действительно не помешает нашему аппетиту. А после обеда можно будет и на поверхность моря выглянуть.