TheLib.Ru » Цветаева Марина » Тетрадь третья » онлайн-чтение (стр. 2)

 

 

[34]) — и еще летала — так нагнулась и взбрызгнула! (А он в Мёдоне — засмеялся? — Нет, Мур, письмо еще пойдет на почту, потом поедет в поезде…) — А там папа, на почте? Дайте мне деньги — к папе поехать один в Мёдон, мне не страшно.
* * *
   Мур — 29-го авг<уста> 1928 г. (о собаках)
 
   Я: — Мисс, это Блак? — мать, а сам Блак? — сын.
 
   Он: — Нет! Мальчик и девочка! С ушами, с хвостами, с когтями! Безрукие! У них отрезали на войны.
* * *
   Мур
 
   Глоточек — светочек
 
   — Позвольте мне одну ма-аленькую свет?шку зажгить! (NB! спичку)
* * *
   Письмо Вере (тогда С<увчинской>, потом Т<рейл>, ныне —? [35])
 
   — Вы конечно не ждете этого письма, как не ждала его — я.
 
   Хотите в двух словах его содержание? Если бы я была мужчина — я бы Вас любила. Грубо? Как всякая формула. Что же мне мешает сейчас, будучи женщиной и т. д. Знаю. Сама говорила и буду говорить.
 
   (NB! Мешала мне тогда, очевидно, полная ненужность ей женской любви. И — поэтовой любви. Нужность ей только мужской любви. Всчётность для нее — только мужской. Но это выяснилось — год спустя. 1938 г.)
 
   (Мысль: нужно ли дальше? Всё уже сказано. Сам факт письма отъезжающему — то, что не смеешь сказать — а что не смеешь сказать? Ясно.)
 
   Для пущей же ясности: мне жалко, что Вы уезжаете. Потому что я Вас люблю. Полюбила за эти дни. Полюбила на все
 
   дни. За гордость. За горечь. За детскость. За огромную доброту. За неженский ум. За душевное целомудрие, о к<отор>ом упоминать — уже не целомудренно. За то, что Вы так очевидно и явно — растете больше. За любовь к котам (скотам). За любовь к детям. Когда у Вас будет ребенок — я буду счастлива. Мне очень больно расставаться с Вами. Кончаю в слезах. Письмо разорвите.
* * *
   — Знаю, что хранит (десять лет подряд). Еще знаю — пришлось узнать, невольно! — что два года спустя получения этого письма старательно и цинически уговаривала С. со мной разойтись (рукоплещу Вашей новой жизни — зачем В<ам> нужна М. — и хуже) — в жизни продолжая ласкаться. И я ничего не чуяла — и ничего <подчеркнуто трижды> не чуя! — разлюбила — и даже отвратилась — и постепенно превратила ее в нарицательное — пустоты и низости: — Вот и вырастешь — Верой С<увчин>ской. (Сердце — чуяло!) Это она первая развела меня с Алей, на к<отор>ой — навсегда ее печать: пустоты. Теперь вижу, что над этим разводом — работала. И над этим. И здесь — удалось.
 
   Кстати, единственный в моей жизни случай женского предательства, женского заспинного удара.
 
   Но — все ее братья умерли в детстве, не доживали, последний (Твоя Смерть) был — блаженный: 13-ти лет — трехлетним. [36]И м. б. вся ее низость (и предательство) — только мозговой порок.
 
   Ребенок у нее есть — 9л. спустя после моего пожелания — а у ребенка (девочки, к<отор>ую назвала Kiki) кроме русской няни и бабушки — еще скандинавская няня, и ребенок этот (7 мес.!) отправлен с Nurse [37]— в Plessis-Robinson. [38]А мать — здесь: ходит по гостям и собраниям.
 
   А письмо — хранит. (Документ? Патент на благородство? Но — кому я его ни выдавала!!! Скорей — примета обратного!)
* * *
   Мур — 11-го сент<ября> 1928 г.
 
   Я: — За кого еще помолимся?
 
   — За Бога!
* * *
   (Здесь кончается квадратная зеленая тетр<адь> с географической картой — Егорушка. — Начата 11-го марта 1928 г. в Мёдоне, кончена 11-го сент<ября> 1928 г., в Понтайяке.)

ВЫПИСКИ ИЗ ОГРОМНОЙ СИНЕЙ ЧЕРНОВОЙ

   Понтайяк, 15-го сентября 1928 г. — Мёдон, 31-го января 1930 г.
 
   Мур
 
   (конец Октября 1928 г. — 15-го — 20-го)
 
   — Папа! Почему я Вас совсем не вижу? Когда Вы туда уходите, Вы становитесь — негр? (Уходит в соседнюю темную комнату — и в ней чернеет (негр).)
* * *
   Дьявол, это как яблоко. — Элиза, это похоже на язык.
* * *
   А в небе можно утонуть? Куда утонешь.
* * *
   Утонил, зажгить, помах? (помашу + помахаю)
* * *
   — У меня не было трубе? Нет, я не так сказал. Трубу? Нет!
 
   — Трубы?
 
   — Нет, нет, — труб!
* * *
   Любовь к речи, интонации, вплоть до декламации. (Основная интонация — убедительная, т. е. убежденная.) Иногда, говоря, влезает на стул. — Я не могу говорить (сидя), когда все сидят!
* * *
   Слушая какую-то сказку:
 
   — Мать? На крыльях? Странная мать! Ну, и птичка!
* * *
   В гостях, испуганно (а есть — чего: целое множество (любящих друг друга и никого другого) одинаковостей) —
 
   — Мама! А Вы не Черновы?
 
   (множество)
* * *
   — Ты не пил морской воды?
 
   — Нет, не пил.
 
   — Почему же ты знаешь, что она соленая?
 
   — Должно быть Бог послал.
* * *
   Я сам родился? (И уже утверждая) — Без мамы, без папы без Маталь-Натвевны, [39]без Али — сам родился!
* * *
   Глядя на похоронную процессию из окна:
 
   — Это всё женихи! Этого машина — женихи. (Этот машин — катафалк.)
* * *
   Однажды, возле нового мёдонского лесного кладбища, при встрече с такой же процессией:
 
   — Мама! Почему же Вы мне <пропуск одного слова>, что покойник спит?
 
   — Конечно, спит. А потом когда-нибудь проснется.
 
   — Как же он спит, когда у него глаза открыты?
 
   — Что?
 
   — Ну да, я отлично вижу, что он смотрит!
 
   — Да где ж ты его видишь?
 
   — Да вот!
 
   Вот — кучер правящий катафалком.
 
   Так он, почти ежедневно встречая на прогулках похороны, был убежден, что кучер — покойник, что его хоронят, живого, смотрящего и правящего — зарывают в землю. Что — его — (живого) все эти черные люди провожают и оплакивают. И не только живого, а каждый раз — того же самого, п. ч. он, почти ежедневно его встречая, отлично знал его в лицо.
 
   И — никакого удивления: что живого, что — того же самого. (А то — в колеснице — то — не в счет, так, ящик какой-то, просто — цветы.) Похороны для него были — кучер. Одевшийся в черное и лошадей одевший — чтобы быть зарытым — покойник.
 
   Впрочем, настоящий покойник — то, что мы о нем знаем — ничуть не менее удивительно — и ничуть не более утешительно.
 
   Ведь тоже живого (вчерашнего) — зарывают!
* * *
   — Мама, сделайте меня маленьким!
 
   — Мама, сделайте меня котом! Живым котом, настоящим, с лапами!
* * *
   — Эта киса похожа на чорта!
* * *
   …Милый М<аяковский>! С прошло 10 лет — и мы, естественно, поумнели: Вы признали величие , я . (Пл?хи мы были бы, плохим Вы были бы — собой, я — собой, если бы признали их уже тогда!)
 
   М<аяков>скому — сдача.
* * *
   Из окна:
 
   Я: — Смотри, Мур! Аля не идет? Ты не видишь Алю?
 
   — Нет! Только дорога пылит и трава зеленеет!
 
   (10-го ноября 1928 г.)
* * *
   — А что ангелы едят?
 
   — Ничего, они только нюхают. Знаешь, как ты: «я носом ем».
 
   — Они облака едят? Они вку-усные! А помните, как я раз, когда никого не было, ел дрожжи? Открыл мешочек, взглянул и откусил. Такая гадость.
 
   (NB! Думал — сыр. Полчаса исходил пеной.)
* * *
   — Встать на крышу и трогнуть небо. А Бог тогда — упадет?
* * *
   Когда начн?лась ночь (началась, по образцу — нагнулась)
* * *
   (NB! До сих пор (13 л. 3 мес.) говорит х?чете. А мне — нравится.)
* * *
   — Мур, тебе не жалко, что мама останется?
 
   — Мне жалко, только мне непременно нужно пойти к Лелику, с ним сговориться. (Деловито.)
* * *
   Селы: головы соломенны
   (Я)
* * *
   Сегодня — 1-го февр<аля> 1929 г., пятница, Муру исполнилось 4 года.
 
   — Чистовик Последнего чая. [40]—
 
   Варианты (невошедшие)
* * *
   Врете, плоские, отцовские,
   Врете луковкою, с буковкою
   вся движимость
   с
   Врете, с розой на стебле,
   Врете, мозеровские!
* * *
   Вслух серчай, аль ус крути — | Чуб терзай — аль
   Ждут сердца — все врут часы! круг черти
* * *
   Мур: — 11-го апреля 1929 г.
 
   — «Спаси, Господи!» Что спасать-то? Никто не поймет.
* * *
   Почему мне всё кажется до неба? Дома, деревья…
* * *
   (Страстный интерес к чуме)
 
   — Папа, Вы можете убить чуму? Мама, убейте, пожалуйста, чуму!
* * *
   Мур — 15-го мая, рисует:
 
   — Каких я страшных, Наполеонов нарисовал!
 
   — На двух Наполеонов напал дождь. — Правда, страшно?
* * *
   Муравьи — куравьи (комары)
* * *
   В ответ на предложение попросить прощения:
 
   — Я такой большой, толстый, — как же я могу виноватиться?
 
   Мур — 16-го мая 1929 г.
 
   — Почему у него такие глаза — умеревшие?
 
   (О слепом котенке)
* * *
   Мальбрук в поход собрался
   — Mironton — mironton — mirontaine —
   Мальбрук в поход собрался —
   Зарыт.. [41]
* * *
   (Raccourci!) [42]
* * *
   Рисуя:
 
   Я сделал папу и сына — козляных.
* * *
   Мур
 
   (Немножко назад. Было вписано в конце тетради.)
 
   — Мама! Вы умеете превращаться?
 
   — Когда я буду большой, я иногда буду много курить и тогда превращаться в маленького.
 
   (В ответ на утверждение, что от курения перестают расти.)
* * *
   Я не буду помнить, ни вспоминать.
* * *
   — Дай ему отдохнуть! — Он, что ли, старый дедушка, чтоб отдыхать?
* * *
   — Мама, эта лужа грязная?
 
   — Все лужи грязные.
 
   — Нет! Море — чистая лужа!
* * *
   Чорты. — Можу. — Нагниваться.
* * *
   Я, рассказывая: — «…пожалел его и взял к себе».
 
   — Это не пожалеть, а украсть.
* * *
   Лопатка — копатка (сознательно)
* * *
   Всё это — до 10-го сент<ября> 1928 г., знач<ит> — 31/2 года.
* * *
   Трактор. — Три недели роман с трактором (NB! трамбовка, но зовет его — трактор, и все зовем). 12-го сент<ября> трактор бесследно исчезает. Безумное беспокойство, тоска. Вечером крик из кровати: — Он же знает, что я его люблю? — Чего же он уехал? —
 
   (P.S. ошибка: всё это уже 1929 г., продолжаю прежнее, эт<от> листок не в счет —)
* * *
   Мур — Але:
 
   — Я тебе дам такую трещину! Такую трещину получишь!
* * *
   Ни с какими не с бабами не с ягими!
* * *
   (Долгая мечта, как с утра поедем на пароходе, и т. д.)
 
   — Мур! Кто же с утра ездит на пароходе?!
 
   — Англичане.
* * *
   19-го июня 1929 г., в долинке
 
   — Мама, правда какое умное имя Лев? Справедливое такое, приятное. Как я бы хотел, чтобы меня звали Львом. Почему меня не назвали Львом?
 
   — П. ч. тебя окрестили Георгием.
 
   — А как это — окрестили?
 
   — Пришел священник, прочел молитву и окрестил.
 
   — А как — раскреститься?
 
   — Нужно перейти в др<угую> веру — (коварно) — французскую, напр., (ненавидит французов). (Отводя гнев) — А как тебе больше нравится, Георгий или Егор?
 
   — Никак не нравится, мне Львом нравится. И я уже тогда навсегда буду француз?! (в голосе — отвращение)
* * *
   Разговор о дурачках: глупая улыбка, доброта, Бог любит.
 
   — Мама, я хочу быть дурачком.
 
   — Ну, милый, дурачком нужно родиться!
 
   — Я хочу переродиться. А как это — переродиться? Да! Аист меня может опять принести, я ведь все-таки (с большим сомнением) — легенький!
 
   (NB! 311/2 кило — 4 г. 41/2 мес.)
* * *
   Ненависть к девочкам (с году — к куклам. Куклу встречал — кулаком.)
 
   — Мама! Какие хорошие эти мальчики — что девочку мучают!
 
   — Вовсе и не мучают, это их сестра, они с ней играют.
 
   — Н?, заче-ем?! (в голосе — глубочайший упрек и разочарование)
 
   (Кстати, бедная эта девочка недолго пожила: мальчики убежали, а девочка (двух лет — русские) напилась негашёной извести — белили дом.)
* * *
   — Я не хочу, чтобы у меня родители кончились!
 
   — Почему у нек’торых родителей нет детей? Не у всех родителей есть дети?
 
   — Здесь эти… разбойники жили? Радзевичи, то есть!
* * *
   Что мне вкусно — то я ем, что мне невкусно — то я не ем. (Присказка с 3-х лет. Козьма Прутков.)
* * *
   — Почему я не чувствую, когда другому вкусно?
* * *
   (Июнь 1929 г.)
 
   запись:
 
   — Почему я в 1920 г. (когда уже хорошо писала!) — писала так легко? (Всё Ремесло, напр., написанное в год! Бывало — по два стиха в день!) Что со мной сделалось? сделали? — Сплошное непопадание в волну (ритмическую). Ничто не несет (раньше уносило: заносило — как метель!). Если я еще пишу — и хорошо пишу — то только благодаря упорству. От отчаяния. Голое сознание долга — перед кем и чем? — Раньше: не пишу — не дышу, сейчас: не пишу — не вправе дышать.
 
   Другие ждут «вдохновения»… Если бы я ждала вдохновения!..
 
   Я, очевидно, ныне в состоянии Тютчева, писавшего стих в год. П. ч. не садился — se laissait aller — vivre — (не-vivre!) [43]— прозябал… Ведь если не сесть (засесть) — стихи себя сами не напишут. Придут («в голову» — пройдут сквозь нее облаком) — и пройдут.
 
   Я ведь тоже могу не писать — месяцы! (Не внутренно — могу, стихотворно — могу.) Больше того: я, чаще всего — каждый день, каждый раз, когда сажусь — не могу писать. (Особенно не могла — Федру. Точно воз везла! А как вышла! Самое коварство, что ни малейшей приметы — этого моего возо-везения: водовоз’ства: сплошной поток!) Скажем честно: большие стихотворные вещи — моя каторга.
 
   Последнее вдохновение — Письмо к Р<ильке> (Новогоднее). Федра — уже колодки. Перекоп — вдохновленность не стихом, а темой.
 
   Сейчас — <пропуск названия>. Неделю бьюсь над восемью строками. Чтобы написать эту вещь так, как она была, нужно любить и смочь, т. е. быть мной, человеком, и мной, поэтом (рукою, слухом). Дай мне Бог написать эту вещь хотя бы в год. (Нынче 1-го июля 1929 г.) Столько мыслей — и так мало строк! Столько строк — и так мало связи!
* * *
   Мур:
 
   Я царь, я большой,
   Я даже русский с бородой!
* * *
   5-го июля 1929 г.
 
   (Стихи: — изваянием собственным) Второе мужеска: Ровно бы — очередь край на мученицын — семени да не хват: — сердца. У Троицы, завтра в Оптину — пусто: мощи. Целые ведра воды нашептанной — Горы просфор и рощи — Свеч — а требует — полыни горше — следу нет — Порча —)
* * *
   Мур — канун 14-го июля («Quatorze Juillet» [44]— между прочим гениаль<?> <пропуск одного слова> Марка Твэна о французских историч<еских> датах: l’homme du 2 Octobre — 4 novembre — 19 ao?t — etc. etc. [45]) 1929 г.
 
   — Я хочу себе переменить сестру. Глупо — «Аля». Я хочу с разными именами.
* * *
   — Вот я сейчас разрубаю: ма — ши — на. Разрубленное.
* * *
   Я:
 
   Я понимаю вещи только через слово (собственное).
* * *
   Мур:
 
   — Что такое политик?
 
   — Человек, к<отор>ый устраивает войны (а сам не воюет) — обманывает — торгует — любит всякие новости…
 
   Мур, быстро: — Я тоже люблю новости!
* * *
   — Когда крокодил бывает добрый? Когда он без зубов?
* * *
   — Вы любите автомобили?
 
   — Нет.
 
   — А когда Вы будете их любить? Когда их не будет?
* * *
   — Савка!
 
   — Так нельзя говорить, нужно говорить: Савва.
 
   — Так Вера говорит.
 
   — Вера может, п. ч. она его сестра. [46]
 
   — Как — сестра? Ведь он большой, у больших сестер не бывает.
 
   — Сестра — навсегда.
 
   — Иногда они умирают.
* * *
   Появившаяся доброта — (41/2 года — ce n’est pas trop t?t! [47]) — подарил паровоз, коляску, обратно не берет. Желание быть добрым.
 
   — Я Вас люблю, а Вы меня не любите!
 
   — Я в 5 минут злой и в четыре минуты добрый.
* * *
   Рисуя лицо: — Вот у него усы… И уши сделаю разнообразные. (29-го авг<уста> 1929 г.)
* * *
   1-го сентября 1929 г. — С<лони>му: — Почему у Вас такое звериное название?
* * *
   — Папа сказал, что когда я буду большой я сам буду править трактором. (После секундного раздумия) — Я сам хочу быть трактором!
 
   2-го сент<ября> 1929 г., Мёдон, лето 1929 г. никуда не уезжали.
* * *
   — Мама, Вы умеете превращаться? Когда я буду большой, я иногда буду много курить и тогда превращаться в маленького.
 
   (В ответ на утверждение, что от курения перестают расти.)
* * *
   — Дай ему отдохнуть!
 
   — Он, что ли, старый дедушка, чтобы отдыхать?
* * *
   В лесу.
 
   — Мама, эта лужа — грязная?
 
   — Все лужи грязные.
 
   — Нет! Море — чистая лужа!
* * *
   Ч?рты. — М?жу. — Нагниваться.
* * *
   Я, рассказывая: — «пожалел его и взял к себе».
 
   — Это не пожалеть, а украсть.
* * *
   Лопатка — копатка.
* * *
   Трактор. Три недели роман с трактором. (NB! — трамбовка (rouleau-compresseur [48]), но зовет — трактор, — и мы зовем.) Ежедневно (дважды в день) ходим на свидание — познакомились с хозяевами — за трактором maison roulante, [49]т. е. цыганский вагон — roulotte. Кстати — он — вылитый Б. П., только маленький — и между нами взаимная симпатия. Любуется Муром: — Est-il costaud, ce gar! Est-il costaud! Et il l’aime tant que ?a, mon rouleau? Cu — rieux! Eh bon, quand il sera grand il pourra bien conduire, puisqu’il l’aime tant que ?a! [50](В полный серьез, веря в вечность этой страсти: в Мурину призванность.) Узнав, что у меня дочь 16-ти лет — Une fille de seize ans — Vous? Mais Vous-m?me Vous avez seize ans! [51]— без комплимента, в полном чистосердечии изумления. (Лестно! — А сейчас когда это переписываю — грустно. Немножко.)
 
   Ищем его (т. е. трактор) с Муром — всюду, и Мур его издалека чует: не прогулки — сплошные поиски и даже погоня. Говорит дома — только о нем. Поэта Оцупа, [52]приехавшего по делу, совсем задурил и онемил — не дал слова сказать. Наваждение.
 
   И — 12-го сент<ября> трактор бесследно исчезает. Безумное беспокойство, тоска. Вечером крик из кровати: — Он же знает, что я его люблю! Чего же он уехал?!
* * *
   — Мне надоело без него жить, у меня мало друзей, трактор уехал…
 
   (Вбегая ко мне в кухню)
 
   — Мама! Радость! У меня душа — тракторская! Деревянная. (Подумав:) — Железная.
* * *
   — Эписьер — помдетер [53]— получилась французская рифма!
* * *
   (Рисуя)
 
   — Нарисован дядя Толст?в у меня на картинке: как моль его ест.
 
   (Бедный Лев! Ибо речь — о нем.)
* * *
   (Играя в кубики)
 
   — Я Козиные ворота делаю. Я Казанские ворота для чечена и для козы делаю.
 
   (16-го авг<уста> 1929 г. — запись на коробке карандашом, еле-заметная!)
* * *
   А я знаю такой праздник, когда молодых пускают, а старых не пускают.
* * *
   (Внезапная безумная любовь. Было — раз. Не повторилось.)
 
   — Мама! Я Вам всю свою еду дам, и картошку, и рыбу, Вы всё можете есть и мне ничего не оставлять. (Перекладывает.) И если мне Vichy [54]дадут, я Вам Vichy дам, а сам не буду пить. И буду всё, всё давать, Вы можете всё съесть, всё, и мое и свое, а потом я Вам еще сварю, — пойду в лавку и куплю — один — яичко. Я буду Вам варить, стирать, подметать комнату, всё, всё делать, выметать всякие грязи, мыть столы, всю работу делать, а Вы будете играть. Я Вам подарю свою полку и все свои вещи и большой паровоз и ничего себе не оставлю, я играть не буду, я всё время буду работать (а иногда отдыхать и ездить один в Версаль и к папе в Бельгию). Я пойду в игрушечную лавку и куплю Вам маленький трактор. Я Вас буду наряжать, и каждый день, и в воскресенье, чтобы Вы всегда были <фраза не окончена>
* * *
   24-го сентября.
 
   — А у мертвецов не кухня, а тухня.
* * *
   Приношу ему с дороги камни.
 
   — Вас не побили? (NB! за то, что «украла»)
 
   — Меня же никто не видел.
 
   — Все слепые были?
* * *
   — Мама! Я Вам скажу стихи:
 
   Сердце чувствует тошнивство.
* * *
   — ?са, потому что ?сы.
* * *
   Мур, 17-го Октября, страшный сон: — Гроз?вые сторожа — белые. Будто я беру папу за руку и попадаю в лужу… Мне снилось, что у моих родителей головы отлетели — оторвались…
* * *
   (Немножко раньше, сентябрь, трактор)
 
   — Как же он уехал? Он же знал, что я его не пустил бы! Привязал бы веревку — и он бы остался. (1-го сент<ября> 1929 г. Мур на тракторе — большая карточка, 4 г. 7 мес. ровно, — 7-го — с рабочим. NB! эту карточку я потом выдала Д. М<ирскому> [55]за Б. П. (на одной рабочий был с семьей, без Мура) и тот — поверил, только удивился на жену — очень уж простую.)
 
   — Останавливайтесь! Останавливайтесь! Я Вам скажу слова, к<отор>ые мальчик сказал своей сестре. Тогда они поймут, что у меня трактора больше нет! (В слезах) — Может быть он только так пошутил? — Если я ночью услышу большой шум, я проснусь, разбужу всех, забью в барабан, подойду к окну…
* * *
   Подаренного в утешение большого заводного настоящего «трактора» — модели Рено — не игрушки, а модели — лакированного, зеленого, самоповорачивающегося — не полюбил (и поэтому не сломал! до сих пор стоит) — никогда.
 
   Бездарность этого подарка и одарённость этой нелюбви. Я поступила как классическая «maman» из детской книжки 100 лет назад, а он — как ребенок всех времен.
* * *
   Я — Муру: — Почему взрослые так много шутят?
 
   — Потому что они удовольствие хочут сделать маленьким.
* * *
   — Мама! Почему мясо в фартуке? Оно же не человек.
* * *
   Мама, а мясо в человеке — h?ch? [56]или бифштекс?
 
   (NB! Из памяти, но где-то записано, и многое еще, разыскать и вписать.)
* * *
   Вчера, после 2-ой прививки — необычайная нежность, ласковость.
 
   — Мур? Почему ты такой ласковый?
 
   — От любви и от еды.
* * *
   — Какие всё глупости… (С расстановкой) В Италии — шкилеты, в Германии — людоеды… (отзвук Дюссельдорфского вампира, о к<отор>ом говорят.)
* * *
   — Я не сирот.
* * *
   — Почему у этого шкилета нет глаз?в?
 
   — Папа, а у докторши в комнате был шкилет.
 
   — А кто еще там был?
 
   — Еще один мужчина.
* * *
   — Если петь чорту священную песню — он станет священником?
* * *
   с’рукавка (т. е. обратное безрукавке, куртка с рукавами)
* * *
   18/31-го июля 1929 г. (случайно не вписано раньше) — собственноручное письмо — в воздух — Мура
 
   — Лелик! Я тебе письмо написал, а мама тебя проявляет. Моя бумага очень плохая, я хотел хорошую взять, но не смог. Имянины были мамины, но кончились.
* * *
   5/18-го сент<ября> 1929 г. (Алин день рождения)
 
   Мур, глядя на аэроплан, неустанно, с громким треском кружащий над парком:
 
   — Он — небо чинит?
 
   (Небесный «трактор»)
* * *
   — Папа! Я так рисую, что ни в сказке сказать, ни пером не описать! (Сам с собой) — Что это? Крыло? — Нет! — Это лодочка едет с парусом. — Очень красиво! — Красивый цвет!
 
   (NB! Страсть к рисованию — осталась. Рисует — замечательно, но только гротеск. Призвание.)
* * *
   Я: — «И стал медведь под столом заводить свою песню…»
 
   — Чем? У него граммофон был?
* * *
   — Мама! что такое политицкое привидение?
 
   Я, не задумываясь: — Керенский.
* * *
   — Мама, хрестоматия — святая?
 
   Я, не успев понять: — Почему?
 
   — Христо — матия. (матия — мать)
* * *
   Мурины стихи:
 
   Я пойду, милый друг,
   На войну всех убивать.
   Помоги, милый друг,
   На войне всех убивать.
   Прости, милый друг,
   Я тебя убью сейчас
   Вот та-та — та-та — та-та —
   Вот хорошая стиха!
 
   (Нет, не стих?, а лучше война!)
* * *
   — Я мерию — сколько пудов красоты?
 
   (т. е. вешу)
* * *
   (20 — 21-го сентября 1929 г., Мёдон)
* * *
   Мур — 29-го Окт<ября> 1929 г.
 
   — Я десять пудов съем вкусного!
* * *
   Я: — Каждому по половинке, нас как раз, четверо.
 
   Мур: — А я — сколько?
* * *
   Але, на прогулке: — Аля! Почему только одно воскресенье — и столько понедельников и вторников?
* * *
   — Нараспев, 2-го ноября 1929 г.
 
   — Мама! Где Вы?
 
   Лук и стрелы…
* * *
   — Вылейте на папу!
 
   (что — неизвестно. Такова запись.)
* * *
   — Пекить или пекуть?
 
   (вместо: печь, глагол)
* * *
   В лесу, сося конфету:
 
   — Мама! Эта конфета — навсегда! Никогда! Даже когда в горы поеду не кончится! Потому что она стеклянная.
* * *
   Оставается.
* * *
   Из далек? войны.
* * *
   Мур наконец упавший в ванну:
 
   — Я встал на лапу и стал глядеть в ванну — нет ли там какой-нб. грязинки. И вдруг упал.
* * *
   (Скрюченный хребет, боль в животе, страх, доктор, — старый доктор — русский — психиатр.)
 
   Он — д<окто>ру: — Теперь всё кончилось: и горло (!) кончилось, и спина кончилась, и живот кончился… Сначала у меня горло болело!
 
   Д<окто>р: — Ну, про горло — в другой раз…
 
   — Потому что я свалился в ванну. Я часто стоял, но мне всегда трактор помогал, подавал силу — и я не падал.
 
   — Какой трактор?
 
   — А на горе — на Avenue Jeanne d’Arc. — А теперь мне трактор не помог — и я свалился…
 
   Выстукиванье, выслушиванье. — Здесь не болит? Так не болит? А здесь?
 
   — Нигде не болит, п. ч. ко мне сейчас сила пришла — из трактора — в спину.
 
   Д<окто>р выйдя и рассказывая о том, что есть (растяжение мышц) и быть могло бы —
 
   — Ему нужно дать валерьянки — он видно вообще очень нервный мальчик.
 
   Я: — Говорун.
 
   — Да, а что это за трактор такой?
 
   — Трамбовка. Увидел и влюбился. Полгода ни о чем другом не говорит.
 
   — А с этим трактором — что-то уж вроде мании.