Страница:
Счетная книга короля хранит мрачное изобилие кандалов и засовов, списками которых покрыты целые страницы; ими можно было оборудовать не одну, а несколько Бастилии. «Мастеру Лоренсу Волму, – читаем там, – за большие кандалы двойной закалки, большую цепь со звонком на конце, которые он сделал и сдал для заключения мессира Ланселота Бернского, – тридцать восемь ливров. За пару кандалов с толстыми цепями и гирями для закования двух военнопленных из Арраса, охраняемых Генрихом де ла Шамбром, – шесть ливров. За железо с закаленными кольцами, с длинною цепью и со звонком на конце и за наручники для других пленников – тридцать восемь ливров. За кандалы с наручниками, с поножнями, заклепывающиеся на шее и поперек тела для одного узника – шестнадцать ливров. Вышеупомянутому мастеру Лоренсу Волму – сумма в пятнадцать турских ливров и три су в возмещение расходов на постройку трех кузниц в Плесси-дю-Парк для выковки железной клетки, которую вышеупомянутый сеньор приказал там построить» – и так без конца.
И тем не менее приходится согласиться, что Людовик XI сделал очень благое дело. Он питал подлинную страсть к собиранию государства, Франция обязана ему своими лучшими провинциями: Пикардией, Бургундией, Руссильоном, Провансом, Меном, Анжу, Дофине и другими-в общем счете четырнадцатью феодальными владениями, присоединенными к королевскому домену.
«Я сражаюсь против всемирного паука!» – в отчаянии воскликнул однажды Карл Смелый, видя бессилие своей львиной доблести против интриг Людовика XI. Две нижеследующие истории дадут представление о том, какими средствами король побеждал своих противников.
Коннетабль граф Сен-Поль
Конец рода Д'Арманьяков
Глава вторая
Преследования протестантов
И тем не менее приходится согласиться, что Людовик XI сделал очень благое дело. Он питал подлинную страсть к собиранию государства, Франция обязана ему своими лучшими провинциями: Пикардией, Бургундией, Руссильоном, Провансом, Меном, Анжу, Дофине и другими-в общем счете четырнадцатью феодальными владениями, присоединенными к королевскому домену.
«Я сражаюсь против всемирного паука!» – в отчаянии воскликнул однажды Карл Смелый, видя бессилие своей львиной доблести против интриг Людовика XI. Две нижеследующие истории дадут представление о том, какими средствами король побеждал своих противников.
Коннетабль граф Сен-Поль
Луи Люксембург, граф Сен-Поль, был одним из самых могущественных сеньоров королевства. В 1443 году он был возведен Людовиком, тогда еще дофином, в рыцарское звание, в 1465 году сделан коннетаблем; через год он женился на сестре королевы и тогда же был назначен главнокомандующим города Руана и генерал-лейтенантом Нормандии. В 1469 году он присоединился к Лиге общественного блага, став одним из ее предводителей. С этих пор Людовик XI терпеливо ждал случая уничтожить изменника. Однако должно было пройти десять лет, наполненных войнами и заговорами, прежде чем коннетабль оказался в Бастилии.
Впервые верность Сен-Поля королю была испытана в 1457 году, когда умер Филипп, герцог Бургундский, оставивший сыну Карлу несметное по тем временам состояние – 400 тысяч золотых экю, 72 тысячи марок серебром и более чем на два миллиона экю движимого имущества. Сен-Поль тогда был послан Карлом VII к Карлу Смелому с целью уговорить его отказаться от намерения воевать с Льежем. Он вернулся ни с чем, напутствуемый прощальными словами герцога Бургундского: «Мой дорогой кузен, я считаю вас своим другом и на прощанье посоветую вам остерегаться короля, который может поступить с вами так же, как он поступил с другими сильными сеньорами. Если вам придет охота переселиться в наши края, то вы всегда будете моим желанным гостем». Через восемнадцать лет эти слова погубили Сен-Поля.
С вступлением на престол Людовика XI Сен-Поль всеми силами раздувал вражду между ним и Карлом Смелым, и без того ненавидевшими друг друга. Вначале он держал сторону Карла (по настоянию которого, кстати, и получил должность коннетабля, после чего, по словам современника, дипломата и мемуариста Филиппа Коммина, уже «не выражал к нему почтения, как раньше, почему и любви между ними не было»); однако вскоре начал действовать против него в союзе с Людовиком XI. Пользуясь благоприятным случаем, он именем короля завладел городом Сен-Кантоном, принадлежавшим герцогу, и оставил его за собой. Разгневанный Карл конфисковал принадлежащие ему земли во Фландрии и Артуа; Сен-Поль в ответ захватил его земли во Франции.
По мнению Коммина, коннетабль желал столкнуть короля с герцогом Бургундским по двум причинам. Во-первых, длительный мир значительно сокращал его доходы: во время войны король выплачивал Сен-Полю 30 тысяч франков на содержание 400 кавалеристов, не считая жалованья, полагавшегося ему как коннетаблю; Сен-Поль никогда не содержал полагавшегося числа всадников, а сэкономленную таким образом сумму клал в свой карман. Во-вторых, коннетабль отлично знал характер того, кому он служил. «Натура короля такова, – говорил Сен-Поль, – что если он не будет занят войной с внешними врагами или борьбой с сеньорами, то начнет ее со своими слугами – придворными и должностными людьми, поскольку душа его не выносит покоя».
Коннетаблю долгое время удавалось вести свою игру, как вполне независимому сеньору. Его положение впервые пошатнулось в 1472 году, после смерти герцога Гиеньского, брата короля, послужившей поводом к войне между Людовиком XI и Карлом Смелым. Герцог Гиеньский умер вместе со своей любовницей, госпожой Монсоро, как говорили, от яда в персике, который был дан герцогу его духовником, аббатом Журденом Фором де Версуа и который влюбленные поделили между собой. Фаворит герцога Лескюн арестовал Версуа и конюха Генриха Делароша, подозреваемого в сообщничестве, а Карл издал манифест, в котором обвинял Людовика XI в отравительстве и братоубийстве (король наследовал Гиень после смерти герцога). Версуа в этом манифесте помимо прочего обвинялся и в колдовстве: герцог Гиеньский, по словам Карла, умер от яда, порчи и дьявольского наваждения. Такое обвинение по тем временам было обычным делом. Все были настолько убеждены в связях аббата с нечистым, что тюремщик Нантской башни, где содержался Версуа, заверял на суде, что каждую ночь в башне был слышен ужасный шум от общения монаха с духами.
Аббат умер до вынесения приговора. Однажды ночью Нантская башня была поражена молнией; наутро Версуа нашли мертвым: его лицо было раздуто и черно, как уголь, язык высунут на всю длину. Конюх же исчез, и о нем больше никто ничего не слышал.
Несмотря на то что процесс остался незавершенным, между Людовиком и Карлом вспыхнула война, неудачная для короля. Людовик отдал герцогу Бургундскому Гиень и земли коннетабля с тем условием, чтобы Карл помог схватить Сен-Поля. Коннетабль пошел на мировую и в 1474 году попросил у короля свидания, надеясь продемонстрировать ему свою силу. Встреча произошла на мосту между городами Ла Фер и Нуайон. Сен-Поль приехал первый, в сопровождении трехсот вооруженных рыцарей; под платьем у него была надета кираса. Не доверяя королю, он велел возвести на берегу укрепление – высокий барьер. Людовик выслал вперед Филиппа Коммина, чтобы извиниться за опоздание; коннетабль, в свою очередь, принес извинения за то, что приехал вооруженным, сославшись на опасности путешествия. Король увидел, что ведет разговор с равным, и почел за благо повременить с планами мести. Вассал и сюзерен условились забыть прошлое.
Выполнять свои обещания никто из них, конечно, не собирался. «И если ненависть короля была и прежде достаточно велика, – пишет Коммин, – то теперь она стала еще сильней; самонадеянность же коннетабля ничуть не уменьшилась». Сен-Поль сразу после примирения повел двойную игру против Людовика и Карла, каждый из которых, в свою очередь, старался получить преимущество перед двумя другими противниками. Карл вступил в переговоры с английским королем Эдуардом IV (1461 – 1483), Людовик всеми силами стремился воспрепятствовать этому союзу, а коннетабль пытался рассорить Людовика с Эдуардом. Некоторое время Сен-Поль умело играл на противоречиях между своими врагами. Но, будучи достаточно сильным, чтобы противостоять каждому из них в отдельности, он неминуемо должен был пасть в случае их объединения, так как его владения находились как раз между королевским доменом и Бургундским герцогством. Людовик XI отлично понял это и виртуозно воспользовался первой же возможностью для создания союза против коннетабля.
В 1475 году Сен-Поль отправил к королю своих приближенных – сеньора Луи де Сенвиля и секретаря Жана Рише. Целью их посольства было убедить Людовика XI в верности коннетабля и, в частности, в том, что Сен-Поль пытается отвратить герцога Бургундского от союза с Эдуардом IV. В день приезда посланцев коннетабля у короля случайно находился де Конте, дворецкий Карла, также прибывший для переговоров. Людовик тут же решил разыграть одну из своих милых комедий, которые обычно имели трагическую развязку. Он знал, что Сен-Поль насмехается над необузданным нравом Карла и что герцог никому не прощает насмешек над собой. Когда ему доложили, что послы коннетабля просят аудиенции, король спрятал Конте за большой старой ширмой, попросив его не удивляться тому, что он сейчас услышит, и в точности передать своему господину весь разговор.
Вместе с Конте за ширмой спрятался также Филипп Коммин, описавший в мемуарах последовавшую затем сцену.
Людовик остался в кабинете со своим секретарем дю Бушажем.
Усевшись на скамеечку рядом с ширмой, король приказал ввести послов. Сославшись на якобы одолевшую его глухоту, он настоятельно просил их говорить как можно громче, не боясь показаться непочтительными. Когда Сенвиль рассказал о том, что коннетабль посылал его к герцогу Бургундскому с поручением отговорить от союза с Англией, Людовик перевел речь на некоторые смешные привычки герцога, Сенвиль обрадовался случаю позабавить короля и начал пародировать то, как герцог топает ногами и клянется, по своему обыкновению, святым Георгием; Карл, по его словам, «вылил на голову Эдуарда все ругательства, какие только существуют на свете».
Людовик хохотал от всей души и просил его повторить свой рассказ. Сенвиль охотно повиновался.
Вскоре Людовик сделал знак, что аудиенция окончена. Послы удалились.
Конте был поражен поведением послов коннетабля, он говорил, что если бы не слышал всего собственными ушами, то счел бы лжецом любого человека, рассказавшего ему об этой сцене. Филипп Коммин пишет: «Король смеялся и был очень доволен. Де Конте проявлял нетерпение после того, как услышал, что эти люди насмехались над его господином, хотя и вели с ним переговоры, и не мог дождаться, чтобы сесть на лошадь и поехать рассказать обо всем герцогу Бургундскому». Король не противился его желанию, и Конте вскоре уехал, везя с собой инструкцию, написанную собственной рукой короля».
Чуть позже Людовик заключил с английским королем перемирие, к которому, скрипя зубами, присоединился и герцог Бургундский. Противники помирились за счет общих друзей, и цервой жертвой этого союза пал коннетабль. Эдуард IV передал Людовику письма Сен-Поля, компрометирующие его сношениями с врагами сюзерена, а Людовик обещал Карлу, раздраженному рассказом Конте, передать в его владение Сен-Кантен, Гам и Боэн, принадлежавшие коннетаблю. Представителю Сен-Поля, присутствовавшему при заключении этого договора, Людовик сказал: «Мне очень не хватает такой головы, как голова вашего господина». Тот, кажется, не понял зловещей шутки.
Сен-Поль был не из тех людей, которые сдаются без борьбы, но он оказался в положении генерала без армии. Вассалы покидали его, а нанятым за королевские деньги кавалеристам коннетабль не доверял.
Сначала Сен-Поль хотел бежать в Германию с большой суммой денег, купить там крепость, и укрыться в ней, пока не удастся договориться с одной из сторон; потом – запереться с верными людьми в наследственном Амском замке; наконец, на свою беду, он вспомнил о давнем разговоре с Карлом и написал ему, прося выдать ему охранную грамоту для личной встречи, с помощью которой он надеялся вернуть дружбу герцога. Это письмо можно объяснить только каким-то странным помутнением рассудка Сен-Поля, положившегося на великодушие человека, чьими поступками всегда правила одна личная выгода.
Карл Смелый выдал ему просимую охранную грамоту. С двумя десятками рыцарей Сен-Поль прибыл в Монс, где комендантом был лучший из его друзей, Антуан Ролэн, сеньор д'Эмери, которому коннетабль вполне доверял. Но д'Эмери уже получил тайный приказ герцога арестовать Сен-Поля. Коннетабля схватили и выдали представителям короля – герцогу Бурбону, адмиралу Франции, и Блоссе Сен-Пьеру, капитану гвардии дофина. (Через три часа после первого приказа герцога пришел другой: не выдавать Сен-Поля королю; но было уже поздно.)
27 ноября 1475 года Сен-Поль был доставлен в Бастилию. Его привезли тайно, ночью, опасаясь волнения горожан, среди которых коннетабль пользовался популярностью. Специально созданной комиссии вменялось в обязанность хранить коннетабля как зеницу ока. Комиссия поручила стеречь пленника Блоссе Сен-Пьеру, который должен был день и ночь безотлучно находиться в камере с Сен-Полем до вынесения ему приговора.
Судебный процесс над Сен-Полем был пустой формальностью: он был осужден заранее. К сожалению, все документы, касающиеся этого дела, утеряны или уничтожены, кроме одного протокола допроса, где коннетабль обвиняет герцога Бургундского в намерении посягнуть на жизнь короля. Известно, что Сен-Поль держался во время допросов и суда очень твердо, не питая иллюзий относительно своей участи, поэтому упомянутое обвинение вряд ли можно считать измышлением ради собственного спасения.
Людовик торопил судей. 19 декабря узнику зачитали приговор: за преступления против короля графа Сен-Поля казнить смертной казнью через отсечение головы; приговор привести в исполнение на площади перед ратушей.
Сен-Поль выслушал его, не изменившись в лице.
– Приговор слишком жесток, – сказал он, – но я не ропщу на Бога и прошу Его дать мне твердость вынести его бестрепетно, как подобает христианину и рыцарю.
Королю было мало погубить тело Сен-Поля, он желал погубить и его душу: коннетаблю было позволено исповедаться и причаститься, но священник получил королевский приказ не отпускать ему грехи.
В тот же день в два часа пополудни Сен-Поля повели в ратушу, где он продиктовал завещание. Сразу после этого процессия двинулась к месту казни.
Когда он всходил на эшафот, произошла скандальная сцена. Сен-Поль взял с собой шестьдесят экю золотом, чтобы раздать нищим, но францисканский монах, сопровождавший его на эшафот, просил отдать эти деньги на содержание его монастыря. Присутствующий тут же августинский монах нашел, однако, что коннетабль поступит благочестивее, если пожертвует деньги монастырю августинцев. Спор едва не перерос в драку, и Сен-Поль презрительно кинул им кошелек, предоставив поделить его содержимое, как им заблагорассудится. Вместе с деньгами он отдал монахам и кольцо-талисман, предохранявшее от яда, но этот дар король забрал себе и с тех пор не расставался с ним.
Обратясь лицом к собору Парижской Богоматери, коннетабль встал на колени и некоторое время молился, потом встал, хладнокровно поправил ногой отставшую доску перед плахой и дал завязать себе глаза. Палач сделал свое дело быстро; сполоснув голову Сен-Поля в сосуде с водой, он показал ее народу.
Некоторые историки утверждают, что после отсечения головы с трупа коннетабля содрали кожу, а тело четвертовали и затем повесили. Приговор действительно предписывал сделать и это, но перед самой казнью Людовик смягчился: как-никак, Сен-Поль был зятем королевы, дядей Эдуарда IV и происходил из императорской фамилии. Король был так милостив, что даже разрешил похоронить тело Сен-Поля во францисканском монастыре в Париже. Незачем уточнять, кому достался кошелек коннетабля.
Впервые верность Сен-Поля королю была испытана в 1457 году, когда умер Филипп, герцог Бургундский, оставивший сыну Карлу несметное по тем временам состояние – 400 тысяч золотых экю, 72 тысячи марок серебром и более чем на два миллиона экю движимого имущества. Сен-Поль тогда был послан Карлом VII к Карлу Смелому с целью уговорить его отказаться от намерения воевать с Льежем. Он вернулся ни с чем, напутствуемый прощальными словами герцога Бургундского: «Мой дорогой кузен, я считаю вас своим другом и на прощанье посоветую вам остерегаться короля, который может поступить с вами так же, как он поступил с другими сильными сеньорами. Если вам придет охота переселиться в наши края, то вы всегда будете моим желанным гостем». Через восемнадцать лет эти слова погубили Сен-Поля.
С вступлением на престол Людовика XI Сен-Поль всеми силами раздувал вражду между ним и Карлом Смелым, и без того ненавидевшими друг друга. Вначале он держал сторону Карла (по настоянию которого, кстати, и получил должность коннетабля, после чего, по словам современника, дипломата и мемуариста Филиппа Коммина, уже «не выражал к нему почтения, как раньше, почему и любви между ними не было»); однако вскоре начал действовать против него в союзе с Людовиком XI. Пользуясь благоприятным случаем, он именем короля завладел городом Сен-Кантоном, принадлежавшим герцогу, и оставил его за собой. Разгневанный Карл конфисковал принадлежащие ему земли во Фландрии и Артуа; Сен-Поль в ответ захватил его земли во Франции.
По мнению Коммина, коннетабль желал столкнуть короля с герцогом Бургундским по двум причинам. Во-первых, длительный мир значительно сокращал его доходы: во время войны король выплачивал Сен-Полю 30 тысяч франков на содержание 400 кавалеристов, не считая жалованья, полагавшегося ему как коннетаблю; Сен-Поль никогда не содержал полагавшегося числа всадников, а сэкономленную таким образом сумму клал в свой карман. Во-вторых, коннетабль отлично знал характер того, кому он служил. «Натура короля такова, – говорил Сен-Поль, – что если он не будет занят войной с внешними врагами или борьбой с сеньорами, то начнет ее со своими слугами – придворными и должностными людьми, поскольку душа его не выносит покоя».
Коннетаблю долгое время удавалось вести свою игру, как вполне независимому сеньору. Его положение впервые пошатнулось в 1472 году, после смерти герцога Гиеньского, брата короля, послужившей поводом к войне между Людовиком XI и Карлом Смелым. Герцог Гиеньский умер вместе со своей любовницей, госпожой Монсоро, как говорили, от яда в персике, который был дан герцогу его духовником, аббатом Журденом Фором де Версуа и который влюбленные поделили между собой. Фаворит герцога Лескюн арестовал Версуа и конюха Генриха Делароша, подозреваемого в сообщничестве, а Карл издал манифест, в котором обвинял Людовика XI в отравительстве и братоубийстве (король наследовал Гиень после смерти герцога). Версуа в этом манифесте помимо прочего обвинялся и в колдовстве: герцог Гиеньский, по словам Карла, умер от яда, порчи и дьявольского наваждения. Такое обвинение по тем временам было обычным делом. Все были настолько убеждены в связях аббата с нечистым, что тюремщик Нантской башни, где содержался Версуа, заверял на суде, что каждую ночь в башне был слышен ужасный шум от общения монаха с духами.
Аббат умер до вынесения приговора. Однажды ночью Нантская башня была поражена молнией; наутро Версуа нашли мертвым: его лицо было раздуто и черно, как уголь, язык высунут на всю длину. Конюх же исчез, и о нем больше никто ничего не слышал.
Несмотря на то что процесс остался незавершенным, между Людовиком и Карлом вспыхнула война, неудачная для короля. Людовик отдал герцогу Бургундскому Гиень и земли коннетабля с тем условием, чтобы Карл помог схватить Сен-Поля. Коннетабль пошел на мировую и в 1474 году попросил у короля свидания, надеясь продемонстрировать ему свою силу. Встреча произошла на мосту между городами Ла Фер и Нуайон. Сен-Поль приехал первый, в сопровождении трехсот вооруженных рыцарей; под платьем у него была надета кираса. Не доверяя королю, он велел возвести на берегу укрепление – высокий барьер. Людовик выслал вперед Филиппа Коммина, чтобы извиниться за опоздание; коннетабль, в свою очередь, принес извинения за то, что приехал вооруженным, сославшись на опасности путешествия. Король увидел, что ведет разговор с равным, и почел за благо повременить с планами мести. Вассал и сюзерен условились забыть прошлое.
Выполнять свои обещания никто из них, конечно, не собирался. «И если ненависть короля была и прежде достаточно велика, – пишет Коммин, – то теперь она стала еще сильней; самонадеянность же коннетабля ничуть не уменьшилась». Сен-Поль сразу после примирения повел двойную игру против Людовика и Карла, каждый из которых, в свою очередь, старался получить преимущество перед двумя другими противниками. Карл вступил в переговоры с английским королем Эдуардом IV (1461 – 1483), Людовик всеми силами стремился воспрепятствовать этому союзу, а коннетабль пытался рассорить Людовика с Эдуардом. Некоторое время Сен-Поль умело играл на противоречиях между своими врагами. Но, будучи достаточно сильным, чтобы противостоять каждому из них в отдельности, он неминуемо должен был пасть в случае их объединения, так как его владения находились как раз между королевским доменом и Бургундским герцогством. Людовик XI отлично понял это и виртуозно воспользовался первой же возможностью для создания союза против коннетабля.
В 1475 году Сен-Поль отправил к королю своих приближенных – сеньора Луи де Сенвиля и секретаря Жана Рише. Целью их посольства было убедить Людовика XI в верности коннетабля и, в частности, в том, что Сен-Поль пытается отвратить герцога Бургундского от союза с Эдуардом IV. В день приезда посланцев коннетабля у короля случайно находился де Конте, дворецкий Карла, также прибывший для переговоров. Людовик тут же решил разыграть одну из своих милых комедий, которые обычно имели трагическую развязку. Он знал, что Сен-Поль насмехается над необузданным нравом Карла и что герцог никому не прощает насмешек над собой. Когда ему доложили, что послы коннетабля просят аудиенции, король спрятал Конте за большой старой ширмой, попросив его не удивляться тому, что он сейчас услышит, и в точности передать своему господину весь разговор.
Вместе с Конте за ширмой спрятался также Филипп Коммин, описавший в мемуарах последовавшую затем сцену.
Людовик остался в кабинете со своим секретарем дю Бушажем.
Усевшись на скамеечку рядом с ширмой, король приказал ввести послов. Сославшись на якобы одолевшую его глухоту, он настоятельно просил их говорить как можно громче, не боясь показаться непочтительными. Когда Сенвиль рассказал о том, что коннетабль посылал его к герцогу Бургундскому с поручением отговорить от союза с Англией, Людовик перевел речь на некоторые смешные привычки герцога, Сенвиль обрадовался случаю позабавить короля и начал пародировать то, как герцог топает ногами и клянется, по своему обыкновению, святым Георгием; Карл, по его словам, «вылил на голову Эдуарда все ругательства, какие только существуют на свете».
Людовик хохотал от всей души и просил его повторить свой рассказ. Сенвиль охотно повиновался.
Вскоре Людовик сделал знак, что аудиенция окончена. Послы удалились.
Конте был поражен поведением послов коннетабля, он говорил, что если бы не слышал всего собственными ушами, то счел бы лжецом любого человека, рассказавшего ему об этой сцене. Филипп Коммин пишет: «Король смеялся и был очень доволен. Де Конте проявлял нетерпение после того, как услышал, что эти люди насмехались над его господином, хотя и вели с ним переговоры, и не мог дождаться, чтобы сесть на лошадь и поехать рассказать обо всем герцогу Бургундскому». Король не противился его желанию, и Конте вскоре уехал, везя с собой инструкцию, написанную собственной рукой короля».
Чуть позже Людовик заключил с английским королем перемирие, к которому, скрипя зубами, присоединился и герцог Бургундский. Противники помирились за счет общих друзей, и цервой жертвой этого союза пал коннетабль. Эдуард IV передал Людовику письма Сен-Поля, компрометирующие его сношениями с врагами сюзерена, а Людовик обещал Карлу, раздраженному рассказом Конте, передать в его владение Сен-Кантен, Гам и Боэн, принадлежавшие коннетаблю. Представителю Сен-Поля, присутствовавшему при заключении этого договора, Людовик сказал: «Мне очень не хватает такой головы, как голова вашего господина». Тот, кажется, не понял зловещей шутки.
Сен-Поль был не из тех людей, которые сдаются без борьбы, но он оказался в положении генерала без армии. Вассалы покидали его, а нанятым за королевские деньги кавалеристам коннетабль не доверял.
Сначала Сен-Поль хотел бежать в Германию с большой суммой денег, купить там крепость, и укрыться в ней, пока не удастся договориться с одной из сторон; потом – запереться с верными людьми в наследственном Амском замке; наконец, на свою беду, он вспомнил о давнем разговоре с Карлом и написал ему, прося выдать ему охранную грамоту для личной встречи, с помощью которой он надеялся вернуть дружбу герцога. Это письмо можно объяснить только каким-то странным помутнением рассудка Сен-Поля, положившегося на великодушие человека, чьими поступками всегда правила одна личная выгода.
Карл Смелый выдал ему просимую охранную грамоту. С двумя десятками рыцарей Сен-Поль прибыл в Монс, где комендантом был лучший из его друзей, Антуан Ролэн, сеньор д'Эмери, которому коннетабль вполне доверял. Но д'Эмери уже получил тайный приказ герцога арестовать Сен-Поля. Коннетабля схватили и выдали представителям короля – герцогу Бурбону, адмиралу Франции, и Блоссе Сен-Пьеру, капитану гвардии дофина. (Через три часа после первого приказа герцога пришел другой: не выдавать Сен-Поля королю; но было уже поздно.)
27 ноября 1475 года Сен-Поль был доставлен в Бастилию. Его привезли тайно, ночью, опасаясь волнения горожан, среди которых коннетабль пользовался популярностью. Специально созданной комиссии вменялось в обязанность хранить коннетабля как зеницу ока. Комиссия поручила стеречь пленника Блоссе Сен-Пьеру, который должен был день и ночь безотлучно находиться в камере с Сен-Полем до вынесения ему приговора.
Судебный процесс над Сен-Полем был пустой формальностью: он был осужден заранее. К сожалению, все документы, касающиеся этого дела, утеряны или уничтожены, кроме одного протокола допроса, где коннетабль обвиняет герцога Бургундского в намерении посягнуть на жизнь короля. Известно, что Сен-Поль держался во время допросов и суда очень твердо, не питая иллюзий относительно своей участи, поэтому упомянутое обвинение вряд ли можно считать измышлением ради собственного спасения.
Людовик торопил судей. 19 декабря узнику зачитали приговор: за преступления против короля графа Сен-Поля казнить смертной казнью через отсечение головы; приговор привести в исполнение на площади перед ратушей.
Сен-Поль выслушал его, не изменившись в лице.
– Приговор слишком жесток, – сказал он, – но я не ропщу на Бога и прошу Его дать мне твердость вынести его бестрепетно, как подобает христианину и рыцарю.
Королю было мало погубить тело Сен-Поля, он желал погубить и его душу: коннетаблю было позволено исповедаться и причаститься, но священник получил королевский приказ не отпускать ему грехи.
В тот же день в два часа пополудни Сен-Поля повели в ратушу, где он продиктовал завещание. Сразу после этого процессия двинулась к месту казни.
Когда он всходил на эшафот, произошла скандальная сцена. Сен-Поль взял с собой шестьдесят экю золотом, чтобы раздать нищим, но францисканский монах, сопровождавший его на эшафот, просил отдать эти деньги на содержание его монастыря. Присутствующий тут же августинский монах нашел, однако, что коннетабль поступит благочестивее, если пожертвует деньги монастырю августинцев. Спор едва не перерос в драку, и Сен-Поль презрительно кинул им кошелек, предоставив поделить его содержимое, как им заблагорассудится. Вместе с деньгами он отдал монахам и кольцо-талисман, предохранявшее от яда, но этот дар король забрал себе и с тех пор не расставался с ним.
Обратясь лицом к собору Парижской Богоматери, коннетабль встал на колени и некоторое время молился, потом встал, хладнокровно поправил ногой отставшую доску перед плахой и дал завязать себе глаза. Палач сделал свое дело быстро; сполоснув голову Сен-Поля в сосуде с водой, он показал ее народу.
Некоторые историки утверждают, что после отсечения головы с трупа коннетабля содрали кожу, а тело четвертовали и затем повесили. Приговор действительно предписывал сделать и это, но перед самой казнью Людовик смягчился: как-никак, Сен-Поль был зятем королевы, дядей Эдуарда IV и происходил из императорской фамилии. Король был так милостив, что даже разрешил похоронить тело Сен-Поля во францисканском монастыре в Париже. Незачем уточнять, кому достался кошелек коннетабля.
Конец рода Д'Арманьяков
Другой знаменитой жертвой Людовика XI был Жак д'Арманьяк, глава одного из древнейших родов Франции.
Могущество партии арманьяков зародилось в период Столетней войны, когда они одно время даже владели Парижем; с тех пор представители рода графов д'Арманьяков неизменно были одними из влиятельнейших главарей оппозиции королевской власти. Людовик XI старался привлечь Жака д'Арманьяка на свою сторону и в 1462 году пожаловал ему титул герцога Немурского. Но через два года д'Арманьяк примкнул к Лиге общественного блага. «Он присягнул королю в том, что будет поддерживать его, – пишет Коммин, – но позднее нарушил клятву, и за это король возненавидел его, о чем сам мне не разговорил».
Казнь Сен-Поля заставила его укрыться в своем замке Карлат вместе с женой (двоюродной сестрой королевы) и сыновьями – старшим, Жаном, и младшим, Людовиком. Здесь, в Карлате, чьи припасы позволяли выдержать двухлетнюю осаду, герцог чувствовал себя в безопасности. Он отошел от дел и не принимал участия в новых заговорах против короля. Жизнь в замке текла тихо, размеренно, однако именно это и угнетало д'Арманьяка, чувствовавшего, что он своими руками похоронил себя заживо.
Однажды вечером (дело было в июле 1476 года) у ворот замка раздались звуки рога. Герцог в это время сидел в зале, занимаясь с семьей. Амелен, управляющий замка, доложил, что несколько рыцарей, по виду очень знатные сеньоры, требуют впустить их в Карлат.
Поднявшись на стену, д'Арманьяк увидел перед воротами трех всадников. Он узнал в них герцога Пьера де Бурбона, адмирала Франции Луи де Гравиля и кавалера Бофиля де Жюжа. Д'Арманьяк приказал опустить мост и проводить гостей в дальнюю комнату, где их разговор никто не мог слышать.
– Кто вас прислал, господа? – осведомился герцог.
Пьер де Бурбон ответил, что они приехали по поручению Людовика XI, который желает возобновить добрые отношения с герцогом. Посол объяснил, что король обеспокоен своим здоровьем: он опасно болен и боится не увидеть осуществления своих планов; по словам де Бурбона, в случае смерти Карла Бургундского король надеялся предъявить на Бургундию свои права, поскольку дочь герцога, в силу закона о престолонаследии, не могла наследовать ему.
Д'Арманьяк, слушая, косо посматривал на де Бурбона – он не верил ни одному его слову. Однако на стороне посланцев короля был всесильный союзник – скука герцога Немурского. При одной мысли о том, что ему снова предлагают обнажить меч – не важно за кого, – д'Арманьяка так и подмывало согласиться на королевское предложение.
– Какие гарантии моей безопасности можете вы мне дать? – наконец произнес он.
При этих словах герцога де Жюж заявил, что эта часть переговоров возложена на него и на Луи де Гравиля. Он вручил д'Арманьяку собственноручное письмо короля, заверявшего, что герцогу Немурскому, в случае если он согласится приехать навстречу, не причинят никакого зла и что он сможет беспрепятственно вернуться в Карлат, если ему будет неугодно принять условия, которые король сообщит при личной встрече. Чтобы еще больше успокоить подозрительность д'Арманьяка, де Жюж поклялся, «как истинный христианин», что король Людовик отныне не питает по отношению к нему враждебных чувств.
Гравиль клятвенно подтвердил слова де Жюжа.
Д'Арманьяк вертел королевское письмо в руках, колеблясь между доводами разума и необоримым искушением вновь явиться при дворе, еще более могущественным, чем прежде. В самом деле, размышлял он, что ему грозит? Как-никак он не граф Сен-Поль, он д'Арманьяк, его род по древности не уступит королевской фамилии!
Наконец он решился и ответил согласием.
Послы еще раз единогласно поклялись, что герцог найдет у короля самый радушный прием, и стали уверять, что болезнь короля не позволяет медлить с отъездом.
Д'Арманьяк попросил дать ему время проститься с женой. Но, сделав шаг по направлению к двери, остановился в задумчивости.
– Нет, я не смогу вынести ее жалобы и слезы. Прошу вас, господа, подождать еще минуту, я оставлю ей письмо.
Он набросал несколько строк и, позвав Амелена, поручил ему передать письмо герцогине после его отъезда. Дети герцога и дворецкий получили разрешение проводить д'Арманьяка до первого поворота у леса.
Ночью, посадив к себе в седло обоих сыновей – одного спереди, другого сзади, – герцог тайком покинул замок. Луна освещала дорогу. Впереди пешком шел Амелен, Бофиль и Бурбон с двух сторон окружали герцога, Гравиль замыкал процессию. Все хранили глубокое молчание.
Возле леса Бофиль и Бурбон, переглянувшись, крепко схватили д'Арманьяка за руки, а Гравиль громко свистнул. Из леса тотчас выехал отряд всадников с обнаженными мечами.
– Жак д'Арманьяк, герцог Немурский, именем короля я объявляю вас пленником, – произнес Пьер де Бурбон.
Д'Арманьяк попытался освободить руки, но Бурбон и Бофиль, зажав его лошадь между своими лошадьми, крепко держали его.
Подъехавшие солдаты обезоружили и связали герцога вместе с сыновьями.
Д'Арманьяка вначале отвезли в Лион, а оттуда в Бастилию, где поместили в железную клетку. Там он узнал о смерти жены (герцогиня умерла от нервного потрясения, узнав об аресте мужа) и о конфискации своих земель. Угроза нищеты, нависшая над его детьми, заставила герцога униженно молить короля о помиловании, но Людовик XI был непреклонен. Суду было поручено во что бы то ни стало признать герцога виновным.
Перед казнью его отвели в комнату, обитую черными обоями, где он исповедался. В это время судьи и офицеры королевской гвардии с аппетитом завтракали в соседней комнате; палач прислуживал им, подавай хлеб, груши, пиво… После исповеди д'Арманьяка посадили на лошадь, покрытую черной попоной, и повезли к месту казни. Весь путь до эшафота герцог просил позволить ему проститься со своими детьми, которых он не видел целый год, хотя они и содержались вместе с ним в Бастилии. Палач отвечал, что король позаботился, чтобы он их увидел.
Поднявшись на эшафот, д'Арманьяк с удивлением заметил, что доски под плахой образуют большие щели, но еще не догадался, с какой целью это было сделано. Им владело только одно желание.
– Детей моих, из сострадания, детей моих! – умолял он.
– Посмотри, – ухмыляясь, ответил палач и указал на шеренгу солдат.
Солдаты расступились, и из-за их спин показались Жан и Луи; на них были надеты длинные холщовые рубашки.
Д'Арманьяк хотел броситься к ним, но его схватили, скрутили руки, завязали повязкой глаза и силой опустили на колени. В это время детей втолкнули под эшафот и привязали к скамье, сколоченной специально для этого случая. Сквозь щели они увидели, как поднялся меч палача… Секунду спустя кровь отца хлынула на них. Когда тело д'Арманьяка совершенно истекло кровью, их, полумертвых, повезли по улицам и вновь упрятали в Бастилию – в каменный мешок, имевший форму корзины, в котором можно было находиться только согнувшись.
Братьям пришлось испытать, что означает вечность мук ада. Комендант Бастилии Филипп Гюилье два раза в неделю приказывал привязывать их к столбу и сечь, а каждые три месяца вырывать у них по зубу. Старший брат, Жан, не выдержав мучений, лишился рассудка и умер в тюрьме. Людовик вынес все и был освобожден в 1483 году, после смерти короля Людовика XI. Людовик XII сделал его вице-королем Неаполитанского королевства. С его гибелью в сражении с испанцами при Сериньоле (1503) род Арманьяков пресекся.
Могущество партии арманьяков зародилось в период Столетней войны, когда они одно время даже владели Парижем; с тех пор представители рода графов д'Арманьяков неизменно были одними из влиятельнейших главарей оппозиции королевской власти. Людовик XI старался привлечь Жака д'Арманьяка на свою сторону и в 1462 году пожаловал ему титул герцога Немурского. Но через два года д'Арманьяк примкнул к Лиге общественного блага. «Он присягнул королю в том, что будет поддерживать его, – пишет Коммин, – но позднее нарушил клятву, и за это король возненавидел его, о чем сам мне не разговорил».
Казнь Сен-Поля заставила его укрыться в своем замке Карлат вместе с женой (двоюродной сестрой королевы) и сыновьями – старшим, Жаном, и младшим, Людовиком. Здесь, в Карлате, чьи припасы позволяли выдержать двухлетнюю осаду, герцог чувствовал себя в безопасности. Он отошел от дел и не принимал участия в новых заговорах против короля. Жизнь в замке текла тихо, размеренно, однако именно это и угнетало д'Арманьяка, чувствовавшего, что он своими руками похоронил себя заживо.
Однажды вечером (дело было в июле 1476 года) у ворот замка раздались звуки рога. Герцог в это время сидел в зале, занимаясь с семьей. Амелен, управляющий замка, доложил, что несколько рыцарей, по виду очень знатные сеньоры, требуют впустить их в Карлат.
Поднявшись на стену, д'Арманьяк увидел перед воротами трех всадников. Он узнал в них герцога Пьера де Бурбона, адмирала Франции Луи де Гравиля и кавалера Бофиля де Жюжа. Д'Арманьяк приказал опустить мост и проводить гостей в дальнюю комнату, где их разговор никто не мог слышать.
– Кто вас прислал, господа? – осведомился герцог.
Пьер де Бурбон ответил, что они приехали по поручению Людовика XI, который желает возобновить добрые отношения с герцогом. Посол объяснил, что король обеспокоен своим здоровьем: он опасно болен и боится не увидеть осуществления своих планов; по словам де Бурбона, в случае смерти Карла Бургундского король надеялся предъявить на Бургундию свои права, поскольку дочь герцога, в силу закона о престолонаследии, не могла наследовать ему.
Д'Арманьяк, слушая, косо посматривал на де Бурбона – он не верил ни одному его слову. Однако на стороне посланцев короля был всесильный союзник – скука герцога Немурского. При одной мысли о том, что ему снова предлагают обнажить меч – не важно за кого, – д'Арманьяка так и подмывало согласиться на королевское предложение.
– Какие гарантии моей безопасности можете вы мне дать? – наконец произнес он.
При этих словах герцога де Жюж заявил, что эта часть переговоров возложена на него и на Луи де Гравиля. Он вручил д'Арманьяку собственноручное письмо короля, заверявшего, что герцогу Немурскому, в случае если он согласится приехать навстречу, не причинят никакого зла и что он сможет беспрепятственно вернуться в Карлат, если ему будет неугодно принять условия, которые король сообщит при личной встрече. Чтобы еще больше успокоить подозрительность д'Арманьяка, де Жюж поклялся, «как истинный христианин», что король Людовик отныне не питает по отношению к нему враждебных чувств.
Гравиль клятвенно подтвердил слова де Жюжа.
Д'Арманьяк вертел королевское письмо в руках, колеблясь между доводами разума и необоримым искушением вновь явиться при дворе, еще более могущественным, чем прежде. В самом деле, размышлял он, что ему грозит? Как-никак он не граф Сен-Поль, он д'Арманьяк, его род по древности не уступит королевской фамилии!
Наконец он решился и ответил согласием.
Послы еще раз единогласно поклялись, что герцог найдет у короля самый радушный прием, и стали уверять, что болезнь короля не позволяет медлить с отъездом.
Д'Арманьяк попросил дать ему время проститься с женой. Но, сделав шаг по направлению к двери, остановился в задумчивости.
– Нет, я не смогу вынести ее жалобы и слезы. Прошу вас, господа, подождать еще минуту, я оставлю ей письмо.
Он набросал несколько строк и, позвав Амелена, поручил ему передать письмо герцогине после его отъезда. Дети герцога и дворецкий получили разрешение проводить д'Арманьяка до первого поворота у леса.
Ночью, посадив к себе в седло обоих сыновей – одного спереди, другого сзади, – герцог тайком покинул замок. Луна освещала дорогу. Впереди пешком шел Амелен, Бофиль и Бурбон с двух сторон окружали герцога, Гравиль замыкал процессию. Все хранили глубокое молчание.
Возле леса Бофиль и Бурбон, переглянувшись, крепко схватили д'Арманьяка за руки, а Гравиль громко свистнул. Из леса тотчас выехал отряд всадников с обнаженными мечами.
– Жак д'Арманьяк, герцог Немурский, именем короля я объявляю вас пленником, – произнес Пьер де Бурбон.
Д'Арманьяк попытался освободить руки, но Бурбон и Бофиль, зажав его лошадь между своими лошадьми, крепко держали его.
Подъехавшие солдаты обезоружили и связали герцога вместе с сыновьями.
Д'Арманьяка вначале отвезли в Лион, а оттуда в Бастилию, где поместили в железную клетку. Там он узнал о смерти жены (герцогиня умерла от нервного потрясения, узнав об аресте мужа) и о конфискации своих земель. Угроза нищеты, нависшая над его детьми, заставила герцога униженно молить короля о помиловании, но Людовик XI был непреклонен. Суду было поручено во что бы то ни стало признать герцога виновным.
Перед казнью его отвели в комнату, обитую черными обоями, где он исповедался. В это время судьи и офицеры королевской гвардии с аппетитом завтракали в соседней комнате; палач прислуживал им, подавай хлеб, груши, пиво… После исповеди д'Арманьяка посадили на лошадь, покрытую черной попоной, и повезли к месту казни. Весь путь до эшафота герцог просил позволить ему проститься со своими детьми, которых он не видел целый год, хотя они и содержались вместе с ним в Бастилии. Палач отвечал, что король позаботился, чтобы он их увидел.
Поднявшись на эшафот, д'Арманьяк с удивлением заметил, что доски под плахой образуют большие щели, но еще не догадался, с какой целью это было сделано. Им владело только одно желание.
– Детей моих, из сострадания, детей моих! – умолял он.
– Посмотри, – ухмыляясь, ответил палач и указал на шеренгу солдат.
Солдаты расступились, и из-за их спин показались Жан и Луи; на них были надеты длинные холщовые рубашки.
Д'Арманьяк хотел броситься к ним, но его схватили, скрутили руки, завязали повязкой глаза и силой опустили на колени. В это время детей втолкнули под эшафот и привязали к скамье, сколоченной специально для этого случая. Сквозь щели они увидели, как поднялся меч палача… Секунду спустя кровь отца хлынула на них. Когда тело д'Арманьяка совершенно истекло кровью, их, полумертвых, повезли по улицам и вновь упрятали в Бастилию – в каменный мешок, имевший форму корзины, в котором можно было находиться только согнувшись.
Братьям пришлось испытать, что означает вечность мук ада. Комендант Бастилии Филипп Гюилье два раза в неделю приказывал привязывать их к столбу и сечь, а каждые три месяца вырывать у них по зубу. Старший брат, Жан, не выдержав мучений, лишился рассудка и умер в тюрьме. Людовик вынес все и был освобожден в 1483 году, после смерти короля Людовика XI. Людовик XII сделал его вице-королем Неаполитанского королевства. С его гибелью в сражении с испанцами при Сериньоле (1503) род Арманьяков пресекся.
Глава вторая
Бастилия в период Реформации
Преследования протестантов
В XV—XVI веках многие бастилии из камня во Франции стали называть бастионами, а затем под этим словом стали подразумеваться все изолированные и фланговые укрепления (иногда их именовали также «бульварами»). Слова «бастида» и «бастилия» исчезли, и только бастилия Святого Антония сохранила свое название вплоть до падения в 1789 году.
Исчезновение угрозы иностранного вторжения и рост королевского абсолютизма стали превращать Бастилию из национальной крепости в государственную тюрьму. При Франциске I (1494—1547) в нее бросали всякого, кто не сумел понравиться любовницам короля, министрам или какому-нибудь придворному шуту, находящемуся в фаворе. С Франциска I во Франции началось царствование фаворитов и фавориток, продолжавшееся до самой революции; лишь изредка власть вновь переходила в руки королей.
При Генрихе II (1547—1559) в Бастилию заключали уже не только за действия, но и за слова, и за образ мыслей. Это было время ожесточенных религиозных споров – предвестников длительных гражданских войн.
Учение Лютера быстро приобретало сторонников среди простых мирян, государей и священнослужителей. Сношения Франциска I с германскими княжествами и распространение книгопечатания скоро занесли идеи протестантизма и во Францию, куда стали съезжаться проповедники нового учения.
Сорбонна уже в 1519 году взяла на себя обязанности духовной цензуры. В 1535 году она даже добилась от Франциска I невероятного ордонанса о запрещении книгопечатания (впрочем, этот указ не был приведен в действие). В общем святых отцов можно понять: бороться с распространением ереси посредством книг другими средствами было уже невозможно – книжная «эпидемия» оказалась неизлечима. По подсчетам историков Дона, Пети-Раделя и Тайландье, европейские типографии издали до 1500 года 4 миллиона томов, а в период с 1500 по 1536 год – 17 миллионов (и это при том, что население Европы того времени едва ли превышало сто миллионов человек).
Исчезновение угрозы иностранного вторжения и рост королевского абсолютизма стали превращать Бастилию из национальной крепости в государственную тюрьму. При Франциске I (1494—1547) в нее бросали всякого, кто не сумел понравиться любовницам короля, министрам или какому-нибудь придворному шуту, находящемуся в фаворе. С Франциска I во Франции началось царствование фаворитов и фавориток, продолжавшееся до самой революции; лишь изредка власть вновь переходила в руки королей.
При Генрихе II (1547—1559) в Бастилию заключали уже не только за действия, но и за слова, и за образ мыслей. Это было время ожесточенных религиозных споров – предвестников длительных гражданских войн.
Учение Лютера быстро приобретало сторонников среди простых мирян, государей и священнослужителей. Сношения Франциска I с германскими княжествами и распространение книгопечатания скоро занесли идеи протестантизма и во Францию, куда стали съезжаться проповедники нового учения.
Сорбонна уже в 1519 году взяла на себя обязанности духовной цензуры. В 1535 году она даже добилась от Франциска I невероятного ордонанса о запрещении книгопечатания (впрочем, этот указ не был приведен в действие). В общем святых отцов можно понять: бороться с распространением ереси посредством книг другими средствами было уже невозможно – книжная «эпидемия» оказалась неизлечима. По подсчетам историков Дона, Пети-Раделя и Тайландье, европейские типографии издали до 1500 года 4 миллиона томов, а в период с 1500 по 1536 год – 17 миллионов (и это при том, что население Европы того времени едва ли превышало сто миллионов человек).