— Вы знаете о моей свадьбе?
   Прежде чем он успел ответить, неподалеку заухала сова, и Самми опасливо оглянулась.
   — Я должна встретиться здесь с моим женихом, а он намерен схватить вас, как и судья. Вам нужно немедленно уходить.
   — Записку-то эту я написал.
   Лицо ее стало удивленным, потом смущенным. Ее руки все еще сжимали его руку, и он наслаждался этим прикосновением.
   — Ваша свадьба… я здесь из-за нее, девушка. Чтобы спасти вас от нее.
   — Спасти меня? — Во взгляде у нее отразилось смятение, сменившееся изумлением — она все поняла. — Вы пришли, чтобы помочь мне бежать.
   — Я предлагаю вам дар, который предлагал другим женщинам, мисс Бриггем. Спасение от нежелательного брака. — Голос его стал еще более скрипучим. — Вы сможете пережить все те приключения, о которых мечтали.
   Ее глаза стали большими, как блюдца.
   — Я… я не знаю, что сказать. Надо подумать. — Выпустив его руку, она прижала пальцы к вискам и принялась ходить взад-вперед. — Мне и в голову не пришло, что таким образом я могу освободить его. Но я не могу покинуть моих родных. Господи, если я исчезну, он будет счастлив.
   Эрик нахмурился.
   — Девушка, освободить-то я хочу вас.
   — Я понимаю. Но на самом деле вы освобождаете лорда Уэсли.
   — О чем это вы толкуете?
   Она сказала, уставившись в землю:
   — Он женится на мне только из чувства долга.
   — Он же вас скомпрометировал, — проскрипел Эрик грубым голосом.
   Она вскинула голову.
   — Но я просила его об этом, — страстно прошептала она. — Всю вину взвалили на его плечи и теперь заставляют жениться на мне.
   — Так ведь и вы не хотите выходить замуж, — возразил он и, затаив дыхание, стал ждать.
   Но вместо этого за стеклами ее очков блеснула влага, сильно напоминающая слезы. Она сжала губы и отвела глаза.
   — Что заставляет вас так думать, сэр? Не понимаю, зачем вы здесь. У меня и мысли не было, что вы снова попытаетесь спасти меня так, как спасаете женщин, которых выдают замуж насильно.
   Его охватило странное чувство. Осторожно приподняв ее голову кончиком пальца в перчатке, он заставил ее посмотреть себе в глаза.
   — В ту первую ночь вы сказали, что вообще не имеете желания выходить замуж. А теперь передумали?
   Слезинка скатилась по ее щеке.
   — Пожалуй, что так.
   — Уж не хотите ли вы сказать, что желаете выйти за графа?
   — Больше всего на свете.
   Эрик не мог припомнить потрясения большего, чем то, которое испытал в этот момент.
   — Но почему?
   — Потому что я его люблю.
   Время словно остановилось, а вместе со временем его сердце и дыхание. «Я его люблю. Я его люблю», — звучало словно набат у него в голове.
   Это потрясло его еще сильнее, чем когда она сказала, что хочет выйти за него. Он едва не рухнул на землю, словно от удара.
   Он схватил ее за плечи.
   — Вы любите графа? — сказал он, радуясь, что не забыл о шотландском диалекте.
   — Безумно.
   — Хотите выйти за него?
   — Еще как!
   Это было подобно удару молнии.
   — Но он не хочет жениться на мне, делает это из чувства долга, чтобы спасти мою репутацию. Он добрый, умный, честный. — Она печально улыбнулась. — В нем столько достоинств, что всех и не перечесть. — Она глубоко вздохнула. — Чего бы я ни отдала, чтобы он был счастлив, но сейчас у меня появилась возможность освободить его. — Она задрожала и перешла на шепот: — Даже если сердце мое будет разбито.
   Обуреваемый нахлынувшими на него чувствами, он во все глаза смотрел на нее. Она готова пожертвовать ради него семьей, всей своей жизнью. Ошеломленный, он задрожал.
   — Саманта, — прошептал он. — Господи, Саманта…
   Он застонал, заключил ее в объятия и страстно поцеловал. Она ахнула.
   «Моя. Моя. Моя».
   Весь мир исчез. Осталась только она. Женщина, которую он обожал.
   Женщина, которая любила его.
   Оторвавшись от ее губ, он обхватил ладонями ее лицо.
   Она открыла глаза, и их взгляды скрестились. Она нахмурилась, медленно подняла руку и коснулась его лица, скрытого под маской.
   В этот момент он вернулся к реальности и выпустил ее из объятий.
   — Простите меня, девушка. Не знаю, что на меня нашло.
   Потрясенная, она молча смотрела на него.
   Он овладел собой, готовый к самому худшему, ожидая, что она сейчас обрушит на него поток полных негодования слов. Но она только посмотрела на него и со слезами прошептала:
   — Эрик.

Глава 21

   Самми не сразу пришла в себя. Она была близка к обмороку.
   Этот человек в маске, этот Похититель Невест, оказался Эриком. Она поняла это, как только он привлек ее к себе.
   Попыталась проанализировать ситуацию, но не смогла. Как такое могло случиться? Надо бы спросить у него, но она не в силах была произнести ни слова, только смотрела на него.
   Он стоял неподвижно, весь в черном, только глаза и губы виднелись в прорезях маски. Как могла она не узнать его? Просто ей в голову не приходило, что он лжет.
   А он ей лгал. Все время лгал.
   Гнев охватил ее.
   — Снимите маску, — потребовала она, приблизившись к нему.
   Он замешкался, и она едва сдержалась, чтобы его не ударить.
   — Эрик, я знаю, что за маской прячетесь вы. — Она ткнула его пальцем в грудь. — Ну же, снимите маску. — Она снова ткнула его пальцем в грудь. Потом еще и еще. — Я поняла это, когда вы меня поцеловали, потому что знаю вкус ваших губ.
   Он медленно снял маску.
   Она знала, что увидит Эрика, и все-таки была потрясена. Лицо его было непроницаемо.
   Пытаясь совладать с охватившим ее смятением, она спросила:
   — Не могли бы вы объяснить мне, что происходит?
   — Что еще вы хотите знать?
   — Еще?! Я ничего не знаю! Кроме того, что вы меня обманывали.
   Он шагнул к ней, и она попятилась.
   — Надеюсь, вы понимаете, что я должен был скрываться.
   — Кто-нибудь еще знает?
   — Только Артур Тимстоун. И ваш брат.
   Ей показалось, что земля уходит из-под ног.
   — Хьюберт?!
   — Он пошел за вами в ту ночь, когда я спас мисс Барроу, и посыпал специальным порошком, который сам изобрел, седло и стремена Похитителя. Когда я — лорд Уэсли — пришел к вам на другой день, на моих сапогах и седле оставались следы этого порошка. Отрицать я не мог. Доказательства были неоспоримые.
   — Не могу поверить, что он мне не сказал.
   — Я попросил его сохранить все в тайне. Ведь если меня обнаружат…
   Он умолк, и Самми представила его себе с петлей на шее.
   — Отправят на виселицу, — договорила она за него и едва не рухнула наземь. — Вы знаете, что я одобряю вашу деятельность, но что вас заставило?.. — И тут ее осенило. — Ваша сестра, — прошептала она. — Ее насильно выдали замуж.
   — Да. Ее мне не удалось спасти. А очень многие благодаря мне обрели свободу. — Он провел рукой по спутанным волосам. — Но теперь пора остановиться. Территория поисков судьи сужается, в любой момент меня могут схватить.
   — И все же, несмотря на опасность, вы пришли сюда сегодня ночью.
   — Да.
   Осознав случившееся, она готова была и смеяться, и плакать. Чтобы не жениться на ней, он пошел на смертельный риск.
   Ведь, освободив ее, он и сам получит свободу.
   Эрик посмотрел на нее, охваченный самыми противоречивыми чувствами. Она его любит. Он закрыл глаза и представил себе их совместную жизнь. Взаимная любовь, возможность осуществить свои мечты, дети.
   Ему до боли хотелось сказать, как сильно он ее любит, но он усилием воли поборол это желание. Она не должна этого знать. Иначе не оставит его. Потому что ради него готова на все. А он не вправе подвергать ее опасности, не вправе жениться на ней. Но не жениться — значит погубить ее. Что же делать, черт побери?
   Самми видела, что он смущен и растерян. Жениться не хочет. Не жениться не может. Теперь он знает, что она его любит, и не хочет причинять ей боль.
   Никогда еще Саманта не испытывала такого унижения. Она раскрыла ему сердце и душу. Призналась в любви. Сказала, что очень хочет выйти за него замуж.
   Он протянул к ней руку, но Самми прошептала:
   — Не прикасайтесь ко мне.
   Он со страдальческим видом медленно опустил руку, но она не могла утешить его, нечем было утешить его. Ей надо сосредоточиться, собраться с силами. Зажать свое сердце в кулак. Не выдать своего отчаяния.
   Она услышала тихое ржание и посмотрела в сторону кустов.
   — Не тревожьтесь, — сказал он. — Это всего лишь моя лошадь, Чемпион.
   Все в голове у нее закружилось, и дальнейшее понимание обрушилось на нее, подобно проливному дождю.
   — Чемпион… ваша лошадь… вы предложили мистеру Стратону обнаружить вашу лошадь. Все, что вы говорили, ваша готовность помочь схватить Похитителя Невест, — очередная ложь. Любое ваше слово — ложь.
   — Я действительно хочу остаться на свободе, Саманта, — тихо произнес он.
   Саманту будто ударили ножом в сердце.
   — Да, — прошептала она. — Я понимаю.
   — Я пришел сюда, чтобы освободить вас.
   Самми внутренне поморщилась. «А заодно и себя».
   Какое-то время он стоял неподвижно, поглощенный своими мыслями, потом принялся ходить взад-вперед. Молчание становилось тягостным, и в тот момент, когда ей показалось, что дольше она не в силах терпеть, он сказал:
   — Мне только что пришла в голову одна мысль. Может быть, существует другой способ. — Он еще немного походил, очевидно, что-то обдумывая. Потом с решительным видом остановился перед Самми. — Кажется, я нашел выход. Мы можем пожениться и сразу после свадьбы уехать на континент или в Америку — туда, где судья не сможет нас схватить и где никто не слышал о Похитителе Невест.
   Ее охватило отчаяние. Господи, теперь, когда он знает, что она его любит, он благородно соглашается отказаться от своего дома, от своих наследственных прав, положения в обществе, от своего образа жизни — и все ради чести. Ради женщины, которую он не любит.
   — Я понимаю, что прошу у вас слишком много, — спокойно сказал он. — Вам придется покинуть вашу семью, ваш дом…
   — Вам тоже.
   — Да. Но если мы поженимся и уедем из Англии, это решит все проблемы.
   Проблемы. Она для него — проблема. Острое чувство потери охватило ее. Ирония судьбы. Самми никогда не думала, что найдется человек, которого она полюбит. Нашелся. И что из этого получилось? Он оказался двуликим, и хотя она восхищалась его храбростью и пылко верила в его дело, она, как оказалось, совершенно не знала его. Или знала? Вся его жизнь — сплошная ложь. Он обманывал ее с самого начала. Как же она могла его полюбить? А вот ведь полюбила. Она потерла пульсирующие виски в тщетной попытке рассеять хотя бы частично свое смятение.
   — Это прекрасный вариант, Саманта. — Его голос вернул ее к действительности.
   Она медленно покачала головой:
   — Мне нужно подумать. Я вас совершенно не знаю. И насколько понимаю, вы не намерены рассказать о себе всю правду. Или я ошибаюсь?
   Он долго смотрел на нее, потом наконец сказал:
   — Пожалуй, вы правы. Ради вашей же безопасности.
   — Я… понимаю. — Голос ее дрогнул. Помолчав, она прошептала: — Я сказала вам, Похитителю Невест, такое, чего никогда не сказала бы, если бы знала, кто вы на самом деле. Но я уверена, вы не тот, за кого я вас принимала. Вы оба не те. — Она невесело рассмеялась. — Господи, ведь я даже не знаю, с кем говорю. — Собравшись с духом, она сказала: — Мне пора. — И повернулась, чтобы уйти.
   — Погодите, Саманта. — Он схватил ее за руку. — Нам нужно поговорить.
   Она попыталась высвободить руку.
   — Мне нечего вам сказать. По крайней мере, сейчас. Мне необходимо побыть одной. Разобраться в своих мыслях. Принять решение. Я все вам отдала. Мою невинность, мою репутацию. Мое сердце. Мою душу. Позвольте мне уйти, не потеряв еще и достоинства. Прошу вас.
   Он медленно выпустил ее руку.
   — Я непременно буду в церкви послезавтра.
   Она отшатнулась от него, сдержав рыдания.
   — Не могу обещать вам того же.
   Не сказав больше ни слова, она поспешила прочь, все быстрее и быстрее и, наконец, побежала, словно за ней гнался сам дьявол.
   Эрик смотрел ей вслед, пока она не исчезла в темноте, а в ушах все еще звучали ее слова: «…отдала вам все».
   «Нет, Саманта. Это я взял у тебя все». Он ненавидел себя в этот момент.
   Каким-то непостижимым образом он овладел сокровищем. Женщина, которая тронула самые чувствительные струны его души и сердца.
   Но он позволил ей, словно горстке песка, выскользнуть у него между пальцев. Впрочем, расставание было неизбежно. Другое дело, что с самого начала ему не следовало приближаться к этой девушке. Какой же он мерзавец! Он не имел права желать ее, прикасаться к ней, любить ее, зная, что не может предложить ей то, чего она заслуживает. Его место мог бы занять другой мужчина, порядочный, а не будущий висельник. Полюбить ее и жениться.
   Но мысль о том, что к ней прикоснется другой, поразила его словно молния. Она принадлежит ему, черт побери. Но выбор должна сделать Саманта. Придет ли она в церковь венчаться с ним? Горький смех вырвался из его груди. Уж не спятил ли он? Зачем ей выходить за того, кого она считает лжецом? За преступника, которого ждет виселица? Будь он на ее месте, начал бы новую жизнь как можно дальше отсюда. Ну что же, если ей этого хочется, он сделает все, что в его силах, чтобы желание ее осуществилось.
   Решать не ему. Он может только ждать. И все же в самых дальних уголках сердца теплилась надежда, что она придет на венчание.
 
   Самми отправилась прямо к себе в спальню. Бросилась на кровать, залезла под одеяло и, свернувшись клубочком, дала волю слезам.
   Зарывшись лицом в подушки, она плакала, пока глаза не распухли от слез, превратившись в щелки. Она не забыла ни одной минуты, проведенной с Эриком.
   Когда занялся рассвет и слабые солнечные лучи проникли в окно, она испустила долгий усталый вздох. Вправе ли она обвинять Эрика во лжи? Этот вопрос она задала себе после нескольких часов размышлений. Она по-прежнему восхищается его храбростью и преданностью своему делу. Уму непостижимо! Тот, кого она любит, и есть ее герой в маске.
   Тот, кого она любит. Она вспомнила о своем унижении. Тот, кого она любит, рисковал жизнью, чтобы дать ей свободу. Или самому получить свободу? Сейчас это уже не важно. Главное, что он ярый противник брака. И никогда не хотел жениться, вообще не хотел, ни на ком. Не именно на ней. Но это слабое утешение.
   Будь она нужна Эрику, пожертвовала бы всем, чтобы стать его женой. Но он предложил ей свободу и таким образом обрел ее сам. Свобода — это единственное, что ему нужно, и Саманта должна его отпустить.
   Сразу после завтрака она пойдет купит билет за границу и навсегда уедет отсюда.
   Пусть Эрик не ждет ее в церкви.

Глава 22

   Из лондонской «Таймс»:
   «Общество охотников за Похитителем Невест растет с каждым днем, поиски расширяются. Награда за его поимку в настоящий момент — пятнадцать тысяч фунтов. Похитителя Невест можно считать покойником».
   Адам Стратон бодро шагал по неторной дороге, идущей по восточному периметру деревни. Дорога эта вела в густой лес, заднюю границу огромных владений лорда Уэсли. Адам с наслаждением вдыхал прохладный утренний воздух, но нервы у него были натянуты до предела. Прежде чем войти в лес, он остановился.
   Вообще-то ему не положено проникать на территорию лорда Уэсли, но… Он посмотрел на розы, которые сжимал в руке, и поморщился. Если он не скоротает путь, розы для леди Дарвин увянут. Его здравый смысл и рассудок дали еще несколько залпов в битве, которую они вели друг с другом с тех пор, как он с полчаса тому назад купил в деревне цветы. Сделав глубокий вдох, он вошел в лес.
   «У тебя нет никакого дела к леди Дарвин», — заявил рассудок. Здравый смысл фыркнул: «Конечно, ты должен навестить ее. Вы старые друзья. Особенно после того, как она рассказала о том, что несчастна в личной жизни. Ты просто обязан узнать, все ли с ней в порядке. Как друг». Тогда почему сердце бьется так сильно, что вот-вот выскочит из груди в предвкушении встречи с ней? Почему он купил цветы вместо того, чтобы заплатить прачке за эту неделю. И наконец, почему ему так хотелось вызвать улыбку на ее печальном лице?
   «Потому что, тупоумный ты дуралей, — подал голос здравый смысл, — ты безнадежно в нее влюблен».
   Адам остановился и провел рукой по волосам. Его долг — навестить ее. Узнать, здорова ли она. Как бы в подтверждение собственных мыслей он кивнул.
   Едва заметное движение сбоку прервало его размышления. Вглядевшись сквозь деревья, он заметил человека, ведущего в поводу вороного коня по направлению к конюшне лорда Уэсли, и, подойдя поближе, узнал Артура Тимстоуна, графского конюха.
   А вот коня он видел впервые. Насколько он знал, у лорда Уэсли не было такого. Но он мог купить его недавно.
   Тут в голову ему пришла другая версия, и пульс забился сильнее. Не обнаружил ли лорд Уэсли этого коня, когда пытался помочь в поисках Похитителя Невест? По описаниям конь очень походил на того, на котором ездил Похититель. Судья разволновался и поспешил к конюшне, намереваясь поговорить с Артуром.
   Слегка запыхавшись, он вошел в конюшню и, когда глаза привыкли к полумраку, обнаружил, что конюшня просторная и содержится в идеальном порядке.
   — Эй! Вы здесь, Тимстоун?
   Ответа не последовало. Очевидно, Артур поставил вороного в денник и пошел на кухню перекусить. Ладно, он просто посмотрит на коня, а потом нанесет визит леди Дарвин. Если повезет, граф тоже окажется дома, и Адам расспросит его о вороном.
   Адам обошел конюшню, заглядывая в каждый денник. Да, лорд Уэсли владеет превосходными лошадьми. Только вороного жеребца среди них нет.
 
   Дверь открыл дворецкий с мрачным лицом.
   — Чем могу быть полезен, сэр? — спросил он. Адам подал ему свою визитную карточку.
   — Мне бы хотелось поговорить с лордом Уэсли или его сестрой.
   — К сожалению, мистер Стратон, это невозможно. С самого утра они уехал в Лондон.
   — Понятно. А когда вернутся?
   — Не знаю, но поскольку господин граф завтра утром венчается, полагаю, что до этого времени вернутся.
   — Э-э-э… да, конечно. А вы не знаете, зачем они поехали?
   Дворецкий отнесся к вопросу с явным неодобрением:
   — Его милость не обязан держать отчет перед прислугой.
   Иными словами, дворецкий не знал. Или не хотел говорить. Адам отдал ему букет роз.
   — Это для леди Дарвин.
   Выражение лица дворецкого немного смягчилось.
   — Весьма любезно с вашей стороны, сэр. Я прослежу, чтобы их передали.
   — Благодарю вас, мистер?..
   — Эверсли, сэр.
   — А скажите, Эверсли, вы не видели Артура Тимстоуна? На конюшне его не было, а мне хотелось бы с ним поговорить.
   — Он скорее всего на кухне. Завтракает. Позвать его?
   — После завтрака он вернется на конюшню?
   — Да, сэр.
   — Тогда я подожду его там.
   — Как вам угодно, сэр.
   Адам уже повернулся, чтобы уйти, но вернулся.
   — Вот еще что, Эверсли. Вы, случайно, не знаете, есть у графа вороной жеребец?
   Вопрос этот насторожил Эверсли:
   — Лошадьми ведает Тимстоун, сэр. Но что-то не припомню, чтобы видел у графа вороного жеребца или чтобы граф упоминал о нем.
   — Благодарю вас, Эверсли.
   Дворецкий кивнул и закрыл дверь. Нахмурившись, Адам вернулся к конюшне по просторной, прекрасно подстриженной лужайке, решив дождаться Артура Тимстоуна. Здесь происходит что-то очень странное, и он не уйдет, пока…
   Кто-то окликнул его по имени. Адам обернулся и увидел направляющегося к нему Артура. Отлично. Он получит ответ быстрее, чем предполагал.
   — Здрасьте, мистер Стратон, — поздоровался Артур, когда судья подошел к нему. — Зачем пожаловали?
   — Да вот, собирался нанести визит леди Дарвин и выразить свои соболезнования, но оказалось, что они с братом уехали на весь день в Лондон.
   — Это верно.
   — Не знаете, зачем они туда поехали и когда вернутся?
   — Точно не могу сказать, но скорее всего господин граф поехал купить каких-нибудь побрякушек своей невесте и попросил леди Дарвин помочь ему. К обеду, может, и вернутся.
   — Понятно. И еще я хотел спросить у графа, узнал ли он, кто владелец вороного жеребца.
   — Да вроде бы ничего такого он не говорил.
   — Вот как? А может, у него самого есть такая лошадь?
   Артур нахмурился и почесал в затылке.
   — Черный жеребец? Нет, сэр. У лорда Уэсли нет такой лошади.
   — Тогда, может быть, черный мерин?
   — Нет, сэр. Единственная черная лошадь, которая есть у его милости, это кобыла по кличке Полночь.
   Адам покачал головой. Виденная им лошадь определенно не была кобылой.
   — Может быть, граф держит у себя жеребца, который принадлежит кому-то другому? Я говорю о коне, которого вы привели в конюшню с полчаса назад. Я видел собственными глазами.
   Лицо у Артура прояснилось, и он усмехнулся:
   — Граф не держит у себя чужих лошадей, скорее всего, вы имеете в виду Императора. Я выгуливал его. Но глаза подвели вас, мистер Стратон. Император не вороной, а темно-гнедой. Тут легко ошибиться. Особенно при солнечном свете.
   — Да, пожалуй.
   — Ну, тогда извините — у меня дел невпроворот.
   Адам улыбнулся:
   — Да, конечно. Всего хорошего, Тимстоун.
   — И вам того же, сэр.
   Адам, прищурившись, смотрел вслед удаляющемуся конюху. Хотя слова Тимстоуна звучали убедительно, он, без сомнения, лгал. Но зачем? Адам никак не мог принять гнедого коня за вороного, даже при солнечном свете.
   И каким-то образом этот вороной жеребец, которого, судя по всему, у лорда Уэсли не было, исчез где-то между дверьми конюшни и денником. Ведь Адам все тщательно осмотрел. Разве что в конюшне есть потайной денник где-то за дверью.
   Сердце у Адама забилось медленными тяжелыми ударами, когда он разложил по полочкам результаты своих наблюдений. Зачем Тимстоун солгал насчет лошади, если ему нечего было скрывать, например лошадь Похитителя Невест? Но если вороной жеребец действительно принадлежит Похитителю, трудно себе представить, что Артур и есть Похититель. Нет, Похититель гораздо моложе.
   Тут он замер, потрясенный мелькнувшей в голове мыслью. А что, если сам граф Похититель Невест? Поначалу такое предположение показалось судье смехотворным. Но постепенно обрело смысл. Уэсли, без сомнения, обладает денежными средствами. Его имение обеспечивает ему уединенность. Он классный наездник. И конечно же, никто не заподозрит графа Уэсли в совершении преступлений.
   Адам вспомнил, с какой готовностью граф предложил ему свою помощь в поисках злодея. Или это было притворство? Он вздохнул и попытался привести в порядок мысли. Неужели тот, кого он так долго искал, практически находится у него под носом? Неужели его розыски подходят к концу?
   Адам скрипнул зубами. Черт побери, он всегда относился к Уэсли с симпатией. Но симпатия симпатией, а закон законом. Если подозрения его подтвердятся, он обязан отдать графа под суд. Он сжал кулаки при мысли о том, как будет страдать Маргарет, если ее брата повесят, не говоря уже о том, что ее имя будет запятнано. Но в этом случае он сможет ее утешить. Сможет…
   Адам отогнал эту мысль, почувствовав отвращение к самому себе. Он никогда не станет злоупотреблять своим положением ради собственной выгоды. К тому же Маргарет возненавидит его за то, что он схватил ее брата. Но закон надо соблюдать. И теперь Адаму нужны только доказательства.
   Он снова устремил взгляд на конюшню. Тимстоун стоял в дверях, наблюдая за ним, и Адам дружески помахал ему. Тимстоун помахал в ответ, и Адам направился к дороге, ведущей в деревню.
   Необходимо еще раз побывать на графской конюшне, но когда там не будет Тимстоуна. Ночью. И поискать вороного.
   Мысли его обратились к Саманте Бриггем. Знала ли она, что ее будущий муж преступник? Ведь он и ее похищал. Узнала ли она его?
   Это обязательно надо выяснить. Дойдя до развилки, он повернул в сторону Бриггем-Мэнор.
 
   Когда все собрались в столовой за завтраком, Саманте было не до еды. Мысль о том, что, возможно, она никогда больше не увидит родных, повергла ее в отчаяние.
   Комок подступил к горлу, и жгучие слезы навернулись на глаза. Чтобы никто не заметил, она подняла чашку с чаем. Мать, сияя улыбкой, без умолку болтала о свадьбе. Порой она бывала невыносима, но Самми будет ужасно по ней скучать.
   Она взглянула на отца, и на душе стало тепло. Он не всегда ее понимает, но очень любит. А терпения у него больше, чем у десятка мужчин, вместе взятых. Правда, иногда мать выводит его из себя. Ребенком Самми любила свернуться калачиком у него на коленях и слушать, как он читает ей книжку. Когда же она подросла, они с отцом сидели в гостиной на мягких диванах, с восторгом слушая пение Люсиль, Гермионы и Эмили на очередном импровизированном домашнем концерте.
   При воспоминании о сестрах губы ее задрожали. Им так хорошо было вместе, так весело. Сколько раз они собирались, чтобы обсудить, каким образом помешать матери осуществить ту или иную немыслимую затею. Сестры пытались превратить Самми в лебедя, которым она никогда не станет, пылко защищая ее от насмешек других. Самми стало грустно при мысли, что она так и не дождется, когда у Люсиль родится ребенок, и никогда не узнает, племянник у нее или племянница.
   Хьюберт о чем-то спросил мать, и Самми остановила на нем взгляд. Никогда она еще не испытывала такой боли. Господи, как же она оставит Хьюберта? Она любила его с тех самых пор, как он появился на свет, с восхищением следила, как он рос и развивался. Словно мать. Он станет настоящим ученым, быть может, прославится, но она этого не увидит.