Страница:
— Спасибо за утешение, но я предпочла бы услышать эти слова на его поминках у себя дома. У него не было никаких шансов победить. Я не знаю, что делать дальше. В Никее остался кое-кто из французов, а в Константинополе я могла бы сесть на итальянский корабль. Но еще никто не думает о возвращении, а одни мы ехать не можем. Нам остается только двигаться вместе с войском.
— Защищать вас — это долг графа Тулузского, — осторожно напомнил Рожер.
— О да, он кормит меня, а мои арбалетчики идут вместе с его пехотинцами. Но мне бы не хотелось привлекать к себе его внимание. Он бы защитил от опасностей семью де Клари, но я — урожденная де ла Рош, и он может объявить меня заложницей. Наш род из числа непокорных вассалов.
Рожер посмотрел на девушку с уважением: ленники никогда не оказывают неповиновения сеньору без серьезной причины, и раз уж это произошло, значит, им пришлось выступить в защиту своих прав.
— Лучше всего дойти с войском до первого морского порта, — вставила Алиса. Она сидела рядом с хозяйкой и принимала посильное участие в беседе. Ее присутствие было необходимо, иначе репутация молодой вдовы, оставшейся наедине с мужчиной, была бы безнадежно погублена.
— Да, больше нам ничего не остается, — грустно сказала Анна. — Но когда же мы доберемся до моря? Эта страна намного больше, чем я ожидала. Знаете ли вы, где ее граница, мессир Рожер?
— Нет, госпожа, но на юго-востоке от нас виднеются горы. Правда, разглядеть их можно только на рассвете, пока войско не поднимет в воздух тучу пепла. Побережье лежит к югу, и, возможно, вскоре мы двинемся в нужном вам направлении.
— Да, всякую сушу омывает море… Но я забыла о своих обязанностях! Алиса, этот рыцарь помог нам, когда взбесившаяся толпа чуть не перевернула фургон. Мы должны отплатить ему за доброту. Открой сундук с одеждой мужа. Примите от нас хотя бы чистую рубашку и несколько пар тонких штанов. Вы обязаны сделать это. В самом деле, если уж вам так неловко, сможете вернуть эти тряпки, когда отберете одежду у неверных. А еще полотенце и одеяло! Глупо везти одежду рыцаря в сундуке, когда вам нечего надеть!
Рожер и не собирался отказываться от щедрого дара. Стыд за свой убогий внешний вид обрекал его на вынужденное одиночество. Вскоре начался долгий подъем, и ему пришлось выйти, чтобы быки не выбились из сил. Остаток дня он провел, шагая рядом с фургоном, а во время вечернего привала забрал свои доспехи с повозки.
Он отвык спать в такой роскоши. День за днем ему приходилось ночевать в чистом поле, и было бы глупо пренебрегать предоставившейся возможностью. Готовясь ко сну, он поймал себя на мысли о том, что думает о госпоже Анне не только как о человеке, предоставившем ему временный кров, но и как об очаровательной женщине.
Наутро он разыскал фургон и приветствовал дам, словно старых знакомых. Они остановились на безопасном расстоянии от запертых ворот Икония и могли разговаривать, не боясь попасться на глаза какому-нибудь вражескому лучнику.
— Приятно думать, что этот смешной турецкий король скрипит зубами от злости, жалея, что не сбежал в пустыню, из которой пришел! — весело сказала Анна. — Греческий император будет только рад, если мы не станем брать город, но зачем его осаждать? Нам нужны земли и множество замков, а тут нет ни крестьян, ни земли — только море выжженной травы. Мессир Рожер, как вы думаете, что будет дальше? Жиль бы попытался штурмовать стены Икония. В этих делах он разбирался лучше, чем в верховой езде.
Рожер был слегка шокирован. Свежеиспеченной вдове следовало бы отзываться о погибшем муже с большим почтением. Он предпочел придать беседе более деловой характер.
— Если мы оставим непокоренный Иконий у себя в тылу и не найдем еды в этой части Галатии [29], понадобится подвозить продовольствие морем. Тогда нам придется повернуть на юг и захватить какую-нибудь гавань.
— Там я найду корабль, который отвезет меня домой, и вы с удовольствием избавитесь от меня!
Прекрасная дама становится утомительной, подумал Рожер. В Суссексе женщины открывали рот только для того, чтобы спросить о чем-нибудь или ответить на заданный вопрос, а эти южные дамы превращают беседу в игру, правил которой он не знает. Похоже, на лесть они падки чрезвычайно; необходимость придумывать комплименты на ходу заставляла его заикаться. Да и какой от этих комплиментов прок, в конце концов? Чтобы скрыть свою неискушенность в ведении подобных разговоров, ему приходилось хитрить и изъясняться на северофранцузском, который она понимала не без труда. Он брал реванш, когда Анна лишь растерянно улыбалась в ответ на какую-нибудь его реплику. Ему хотелось быть с ней рядом, слышать ее голос, но, как назло, в голову не приходило ни одной умной мысли. Иногда он выходил из фургона и помогал арбалетчику управлять быками, но чувствовал при этом, что обкрадывает себя; тогда он возвращался к задку и напрягал мозги, сочиняя очередную речь. Он разбил дневной переход на короткие промежутки и загадывал: когда мы минуем эту скалу, я вернусь и стану восхищаться ее косынкой, а как только достигнем оврага в полумиле отсюда, я выйду и примусь накручивать хвост переднему быку. Со стороны могло показаться, что он и в самом деле страшно занят заботой о фургоне.
К полудню на горизонте выросла стена гор, выглядевшая неприступной. Конечно, когда они подойдут ближе, в ней обнаружатся перевалы. Быки налегли на постромки, и обе дамы вышли наружу. Земля была влажной, трава здесь не выгорела, пыль не вздымалась столбом, как раньше, и прогулка в обществе дам казалась приятной, несмотря на тягостную медлительность, раздражающе медленный шаг усталых быков, с трудом покрывавших милю в час.
Госпожа Алиса ахнула, увидев вдали нагромождение серо-голубых вершин. Страх заставил ее забыть о том, что она присутствует здесь лишь для сохранения приличий.
— Опять горы! Анна, дорогая, ты помнишь, как мы намучились в Славонии? Вы себе не представляете, мессир Рожер, что мы пережили в этой варварской стране! Не успевали мы преодолеть одну пропасть, как тут же надо было спускаться в другую. А эти горцы! Они называли себя христианами, но относились к святому паломничеству без всякого уважения. Они швыряли в нас камнями и убивали отставших путников. Другие пилигримы миновали эту страну, проплыв по морю, и я уверена, что наш граф совершил ошибку, выбрав путь через горы.
— Да, нам пришлось нелегко, — вздрогнув, сказала Анна, — но я горжусь тем, что мы, провансальцы, преодолели препятствия, которые оказались не по плечу другим христианским рыцарям. Куда почетнее скакать прямо к цели, чем отдавать себя в руки босоногих моряков, расставаться со своими лошадьми и уповать на попутный ветер. Граф Тулузский двадцать лет воевал с неверными и имеет право ехать, куда хочет!
Анна вскинула голову, и ее глаза блеснули вызовом, как у воина, смотрящего на врага поверх щита. Но Рожер не мог допустить, чтобы нормандцев подозревали в том, будто они выбрали более легкий маршрут из страха повстречаться с полуголыми варварами.
— Наш герцог желал сохранить силы для войны в Византии. Он не хотел терять лошадей в пути; к тому же мы поклялись во время похода не воевать с христианами. И к морю мы привычны. Мой отец участвовал в завоевании Англии. Ведь это остров, и они плыли туда на кораблях. Нормандцы высадились на вражеском берегу пешие, неоседланные кони плыли в трюмах. Без сомнения, это было рискованное дело!
— Конечно, для плавания по морю нужна немалая отвага, тем более для такого дальнего, как путешествие из Италии в Византию, — деликатно заметила Алиса. Она достаточно прожила на свете, чтобы не принимать участия в хвастливых перепалках молодежи. — Но преодолеть эти горы будет нелегко. Выдержит ли их наш фургон?
Рожер обошел кругом неуклюжую, грубо сколоченную повозку, проверяя состояние колес и осей. Когда он вернулся к дамам, те говорили совсем о других вещах.
Подобная манера вести беседу сбивала его с толку. Он не привык менять тему разговора при первых признаках несогласия. Это было странно, но забавно. Южане сделали общение искусством. Действительно, скуку монотонного передвижения можно было вытерпеть, лишь рассказывая друг другу что-нибудь интересное и не ввязываясь в спор по всякому поводу. Что еще входило в правила этой игры? Подразумевалось, что каждый рыцарь, беседующий с дамой, обязан уверять, что умирает от любви к ней. В Суссексе эти речи могли бы принять за чистую монету, но госпожа Анна хорошо знала их настоящую цену. Он сообразил, что отец выдал ее замуж за немолодого чужеземца явно по расчету. Браки в Провансе, как и в Англии, заключались для того, чтобы породниться с нужными людьми, так что Анна не могла принимать всерьез всю эту словесную мишуру. Он был слишком дерзок. Молодая вдова просто пожалела потерявшего коня рыцаря, только и всего. Безземельный младший сын из варварской Англии был бы смешон, вздумай он всерьез мечтать о прекрасной даме, которая оценила бы его преданность. Ему бы следовало держаться подальше от фургона, пока люди не начали злословить на их счет. Но это лишило бы его такого невинного удовольствия! Анна была отличной собеседницей. Ее неожиданные остроумные фразы слегка пугали его, но даже этот страх казался приятным. Больше всего их разговоры напоминали езду на горячей лошади без седла и узды. Пока ей нужен человек, приглядывающий за фургоном, он может оставаться с ней и болтать на невообразимой смеси разных языков. Все равно они скоро расстанутся.
Вечером он пошел к кострам итальянских норманнов и встретился с Робертом де Санта-Фоска, сидевшим с оберком на коленях и чинившим ремень. Казалось, тот искренне обрадовался гостю.
— А вот и кузен! Я слышал, ты встретил юную даму. Хорошо, что сейчас ты один. Есть дело. Давай пройдемся, и я все расскажу.
Он обнял Рожера за плечи и принялся объяснять.
— До сих пор мы шли через пустыню, в которой не было ничего, кроме турок и овец. В горах все по-другому. Тут живут христиане, которые хоть и платят дань туркам, но воевать умеют. Они называют себя армянами, и церковь у них собственная, независимая от греческой. Кое-кто из их вождей был под Никеей, и граф Тарентский заключил с ними что-то вроде союза. План такой: турки напуганы, и от их конных лучников в горах никакого толку. Молодой Танкред, племянник Боэмунда Тарентского, собирает отряд, чтобы выбить из гор турок и создать там свое собственное графство. Ты пойдешь с нами?
— У меня нет коня, — ответил Рожер, — так что и говорить не о чем.
— Это не беда. Мы будем штурмовать города и карабкаться по горам, а это дело пехоты. Для переходов получишь вьючную лошадь. Пошли с нами! Прихвати с собой побольше арбалетчиков, это пригодится. При осаде они незаменимы.
— Звучит заманчиво, — признался юноша. — Наверное, нам придется дать клятву графу Танкреду, а он пообещает в случае победы наделить нас землями. Моя присяга герцогу остается в силе, но завтра я встречусь с ним и попрошу отпустить меня.
Роберт недовольно пожал плечами.
— Ты придаешь этой присяге слишком много значения. Мы завоевали Италию без всякой помощи со стороны нашего герцога. Графу Танкреду не нужна твоя клятва. Мы следуем за ним, потому что он воин и умеет заставить повиноваться себе. Но так и быть, повидайся с герцогом утром и сразу сообщи ответ. Чем больше нас будет, тем больше земель мы завоюем. А теперь расскажи о своей даме!
Рожер был краток. Поскольку лучший повод для скандала — несоблюдение условностей, он сообщил только, что это действительно благородная дама и что при ней неотлучно находится компаньонка.
На следующее утро он попросил аудиенции у герцога. Худшего времени для этого нельзя было придумать. Ночью прошел дождь, и шатер протек; завтрак был скудный, а недостаток вина вызвал у любителей выпить шумное недовольство. Герцог славился своей учтивостью, но не отличался крепким здоровьем и, как все не слишком закаленные люди, предпочитал не перетруждать ноги. Он сидел за столом рядом с писцом и хмуро глядел на Рожера.
— Значит, ты хочешь пересмотреть условия договора? Договора, который мы подписали в Нормандии? Кто тебя переманивает? Молчишь? Я сам знаю, кто: тебя зовут в набег эти итальянцы, которые не признают меня своим сеньором. Ладно, вот как мы поступим, а писец это зафиксирует. По рождению ты мне не вассал. Ты присоединился ко мне только на время паломничества, так что твоя служба кончается после моего отъезда. Свое содержание в Византии ты отработал, но за еду и фураж, которые пошли на тебя в Бургундии и Италии, придется заплатить, иначе не видать тебе свободы. Я заложил свои земли не для того, чтобы поставлять воинов графу Тарентскому. Или плати, или оставайся здесь. Если ты посмеешь дезертировать, я велю по всему лагерю объявить тебя клятвопреступником, а когда я вернусь, твоя семья найдет во мне плохого соседа.
Делать было нечего: Рожер не мог заплатить за восемь месяцев содержания. Он поклонился и вышел из шатра.
Когда войско двинулось по мощеной дороге, петлями уходившей вверх, Рожер шел рядом с двумя дамами. Он не слишком распространялся о намечавшейся экспедиции графа Танкреда, но зато подробно рассказал про аудиенцию у герцога.
— Конечно, ваш сеньор был слишком строг, но он имел на это право, — вздохнула госпожа Алиса. — Вам остается только подождать дележа очередной добычи и уплатить долг.
Анна же сочла Рожера слишком щепетильным.
— Вы славный юноша, если верны клятве, как паладины Карла Великого [30]. Но мир с тех пор сильно изменился. Здесь, на Востоке, никто вас не поймет. Если вы завоюете небольшой замок, то сможете стать вассалом греческого императора и не обращать внимания на своего прежнего сеньора. Бедный Жиль собирался поступить именно так, если бы граф Тулузский не дал ему желаемого. Однако у моего отца есть замок, а ему все равно пришлось поднять бунт. Вы, рыцари из маноров, привыкли повиноваться своим сеньорам, вот они и требуют от вас всего, что пожелают!
— Может быть, вы и правы, — вспыхнул Рожер, — но мой отец участвовал в завоевании Англии! Что он подумает о сыне, который бросил своего лорда на поле боя? Однажды герцог вернется домой, а я останусь; вот тогда я смогу распоряжаться собой.
— Сказано по-рыцарски! — улыбнулась она. — А теперь, сир, не будете ли вы так любезны проверить оси, пока не начался очередной спуск?
Хотя Анна была моложе на два года, она частенько говорила с ним, как с ребенком.
Перед ними поднимались горы Киликийской Армении, где незадолго до этого осели беженцы из степей, покоренных турецкими кочевниками. На вершинах холмов стояли обнесенные стенами города. Немногочисленные турецкие сборщики дани при приближении пилигримов бежали, а жители открывали ворота. Однако трудностей хватало. Падеж лошадей продолжался; кое-где армяне вместо благодарности воинам, проделавшим столь дальний поход ради их освобождения, выбирали правителей из собственной среды. Они походили на греков как независимостью, так и приверженностью своей нелепой вере. Рожер начинал сомневаться, действительно ли восточные христиане желали помощи Запада. Жители Востока — что христиане, что неверные — стоили друг друга: все они предпочитали покупать или продавать землю и звонкой монетой платить налоги далеким правителям, вместо того, чтобы наследовать ее от отцов и нести за это военную службу. Однажды он поделился своими сомнениями с отцом Ивом, тем самым бретонским священником, который отпустил ему грехи во время битвы. Священник заинтересовался, это никогда не приходило ему в голову, и он с удовольствием принялся за новую для себя проблему.
— Верно, весь восточный мир держится на деньгах. Этот способ стар как мир, он существовал еще до Христова пришествия. И тогда были солдаты, центурионы и сборщики податей. Так говорит Евангелие. Но мы, жители Запада, нашли лучший способ устройства общества. Обеты и исполнение своего долга заменили нам деньги. Когда мы покажем пример этим бедным чужеземцам, они поймут, что наш способ лучше, потому что все люди братья, и в глубине души они ничем не отличаются от нас. То же касается и религии. Они невежественны и забиты, стоит им понять великое предназначение папы римского, и они будут слушаться его, как истинные христиане.
Все стало просто, понятно, и Рожер снова поверил в будущее. Теперь он считал себя не только борцом за истинную веру, но и человеком, несущим этому миру идею добра и справедливости.
Между тем его дружба с Анной де Клари становилась все теснее. Каждый день он словно проводник шагал рядом с ее фургоном. Они расставались только на ночь, когда приходила пора разбивать лагерь, да и то по необходимости: еду они получали из разных источников; кроме того, следовало избегать сплетен. Но вечера без нее казались ему потраченными даром. И ночью он с таким нетерпением ждал наступления утра и начала похода, что это немало позабавило бы его усталых, стерших ноги товарищей-пехотинцев.
Ему хотелось, чтобы это паломничество длилось вечно, чтобы он мог без конца любоваться ее красотой, беседовать с ней и благоговейно внимать ее звонкому голосу. Он давно расстался с надеждой добиться ее близости: безземельному юноше нечего было ей предложить. О свадьбе не могло быть и речи, хотя молодых людей и влекло друг к другу: устройством браков обычно занимались родители, объединяя таким образом соседние земли или заручаясь союзниками. И соблазнить ее он тоже не мечтал. Хотя провансальские дамы славились своей доступностью, но с какой стати она должна выбрать в любовники именно его? Он опозорил свое рыцарское звание в первом же бою (ему часто снилось искаженное мукой лицо Гуго де Дайвса, брошенного им среди неверных), и он не был ни красавцем, ни весельчаком. Он должен радоваться этому острому, но кратковременному наслаждению, и было бы глупо требовать, чтобы оно никогда не кончилось.
И все же его, словно зубная боль, мучила мысль — сколь долго ему суждено наслаждаться обществом Анны? Тарсус был взят, и до них начали доходить слухи о том, что на побережье стали появляться корабли с Запада. Но она напомнила, что отправляться домой морем уже поздно.
— Просто ума не приложу, что делать! Мне бы хотелось продолжить паломничество. Быть может, нам удастся встретить Рождество в Иерусалиме, а потом я решу, как быть дольше. Меня вовсе не тянет домой. Земли Жиля отойдут его двоюродному брату, поскольку я бездетна; мое приданое истрачено, и отец не выделит мне другого. Здесь у меня, по крайней мере, десять арбалетчиков и фургон, а в Провансе не будет и этого.
— Кроме того, у вас есть рыцарь, хоть и без коня, — ввернул Рожер, надеясь, что это прозвучало достаточно галантно, северофранцузский язык не слишком годился для комплиментов.
— Благодарю вас, мессир Рожер, но вы ошибаетесь. Вы рыцарь герцога Нормандского, а вовсе не мой!
Эта фраза заставила Рожера задуматься. Конечно, Анна напрасно сомневается в его преданности, но не значит ли это, что ей не хочется расставаться с ним? За несколько недель общения он не надоел юной даме; возможно, он действительно нравится ей. Признаваться в любви было чрезвычайно рискованно. Если она обидится или, еще того хуже, посмеется над ним, их походному содружеству наступит конец. Но настоящий рыцарь никогда не уклоняется от опасности. Он судорожно вздохнул, покраснел до корней волос и, забыв о госпоже Алисе, с интересом прислушивавшейся к разговору, хрипло сказал:
— Госпожа, я всего лишь раб божий и вассал своего сеньора. Но я также и ваш слуга. Мне нечего предложить вам, кроме своего меча, но если вы согласны стать моей женой, я клянусь завоевать для вас земли и защитить мою госпожу от неверных.
Она пристально оглядела его с головы до ног — от рваной обуви до болтавшегося на макушке шлема, без оберка казавшегося слишком просторным, — и залилась счастливым смехом.
— Дорогой Рожер, вы сказали это как истинный норманн! Хотелось бы надеяться, что вы больше никому не предложите свою руку, но если это случится, не вздумайте ставить даму на третье место! Тем не менее я согласна стать вашей женой и клянусь служить вам так же верно, как вы будете служить мне.
Ее последние слова прозвучали суховато, но Рожер знал, что согласие на замужество — ритуал чрезвычайно формальный. Несомненно, она повторила слова, которые произнесла, принимая сватовство Жиля де Клари. Она протянула ему руку. Окруженный толпой пехотинцев, он постеснялся встать на колени и только неуклюже поклонился в ответ. Госпожа Алиса была свидетельницей всего происшедшего, и теперь они считались обрученными столь же официально, как если бы обменялись письменными грамотами. Церковь эту процедуру не признавала, и если бы они пренебрегли религиозным обрядом, то совершили бы смертный грех, но в глазах закона они отныне были мужем и женой; по крайней мере, никто из них не имел права заключить брак с кем-нибудь другим.
Затем Анна подставила ему губы для поцелуя, и они вместе с Алисой вернулись в фургон; вскоре пришли с поздравлениями арбалетчики и другие паломники. Остаток дня прошел как во сне. Они гуляли рука об руку и говорили о том, как чудесно будет жить вместе в каком-нибудь восточном замке.
Вечером были устранены последние препятствия на пути к браку. Рожер знал, что отец никогда не дал бы согласия на свадьбу. Слава богу, в данном случае оно не требовалось; однако необходимо было получить разрешение на брак у каждого из их сеньоров. Вначале он попросил аудиенции у графа Тулузского. Как только тот закончил ужин, юношу пропустили в шатер.
Граф Раймунд [31] был самым старшим из предводителей похода. Пожалуй, он был даже слишком стар для участия в военных действиях, но, потратив на эту Священную войну все свое состояние, он сумел сохранить достоинство и независимость от греческого императора и никогда не присваивал себе завоеванные земли. Это принесло ему громкую славу и огромное уважение среди младших рыцарей.
Рожер кратко изложил свое дело. Граф на мгновение задумался, а потом сказал:
— Вы равны по крови с госпожой Анной де Клари, и я верю, что у вас нет препятствий для женитьбы. Конечно, вы бедны, но многие пилигримы находятся в таком же положении. Известно ли вам, что лен не оставившего наследников вассала после его смерти вновь переходит к сеньору и ни его вдова, ни ее будущие дети не смогут претендовать на земли де Клари?
Рожер ответил утвердительно, и чиновник записал это.
— Тогда я не вижу никаких препятствий, благословляю вас.
Получить согласие герцога Нормандского было еще проще: он приобретал десять арбалетчиков и ничего при этом не терял. После ужина у него было хорошее настроение, и Рожер понял, какого дурака свалял, когда пришел к нему с утра. Было решено, что священник домовой церкви герцога обвенчает их завтра после мессы. Кроме того, герцог пригласил новобрачных отужинать за его столом.
В эту ночь Рожер долго не мог уснуть. Он думал о будущем. Несколько недель он был по уши влюблен, и завтра любимая будет принадлежать ему. Он и не мечтал о таком счастье. Однако вскоре юноша задумался над тем, справится ли он с ролью мужа в глазах общества. У Анны было множество знакомых женщин, сопровождавших отряд провансальцев, и ей могло прийти в голову пойти с мужем в гости. А вдруг ему придется сочинять стихи? Да нет, не может быть! Анна прекрасно знает, каким серьезным препятствием является то обстоятельство, что они говорят на разных языках. Правда, такое часто случается в семьях высокородных сеньоров, заключающих династические браки. Каждый, кто говорил по-французски, понимал и лангедокское наречие, как и наречия других ближайших соседей, но только если речь шла о серьезных вещах: длинные и мудреные слова повсюду означали то же самое. Однако шутки и обиходные выражения были в каждом языке свои, и, когда он цитировал какую-нибудь нормандскую поговорку, Анна часто не понимала, о чем идет речь.
Впрочем, все это пустяки. Анна очаровательна, умна и благородна. Лучшей жены нищему искателю приключений не найти. Он недостоин ее, но готов рискнуть жизнью, чтобы завоевать славу на поле брани. Вспоминая историю их знакомства, Рожер пытался понять, почему такая прелестная женщина выбрала в мужья именно его, никому не известного воина. Это всерьез тревожило его. Конечно, привлекательной вдове трудно прожить без защитника среди грубых солдат, и лучше всего для такой цели подходит законный супруг. Он помнил, как испытующе она посмотрела на него, принимая предложение. Похоже, она искала порядочного человека, который мог бы заботиться о ней, и после некоторого колебания решила, что Рожер годится для этой роли. Но он гнал от себя эту догадку. Все слова и дела Анны подтверждали, что она искренне любит его. А разве воспетые в стихах высокородные принцессы не любили даже менее знатных поклонников? Нет, она прекрасна и добра, и завтра же он будет держать ее в своих объятиях. Поняв это, Рожер едва не застонал от желания и нетерпения.
— Защищать вас — это долг графа Тулузского, — осторожно напомнил Рожер.
— О да, он кормит меня, а мои арбалетчики идут вместе с его пехотинцами. Но мне бы не хотелось привлекать к себе его внимание. Он бы защитил от опасностей семью де Клари, но я — урожденная де ла Рош, и он может объявить меня заложницей. Наш род из числа непокорных вассалов.
Рожер посмотрел на девушку с уважением: ленники никогда не оказывают неповиновения сеньору без серьезной причины, и раз уж это произошло, значит, им пришлось выступить в защиту своих прав.
— Лучше всего дойти с войском до первого морского порта, — вставила Алиса. Она сидела рядом с хозяйкой и принимала посильное участие в беседе. Ее присутствие было необходимо, иначе репутация молодой вдовы, оставшейся наедине с мужчиной, была бы безнадежно погублена.
— Да, больше нам ничего не остается, — грустно сказала Анна. — Но когда же мы доберемся до моря? Эта страна намного больше, чем я ожидала. Знаете ли вы, где ее граница, мессир Рожер?
— Нет, госпожа, но на юго-востоке от нас виднеются горы. Правда, разглядеть их можно только на рассвете, пока войско не поднимет в воздух тучу пепла. Побережье лежит к югу, и, возможно, вскоре мы двинемся в нужном вам направлении.
— Да, всякую сушу омывает море… Но я забыла о своих обязанностях! Алиса, этот рыцарь помог нам, когда взбесившаяся толпа чуть не перевернула фургон. Мы должны отплатить ему за доброту. Открой сундук с одеждой мужа. Примите от нас хотя бы чистую рубашку и несколько пар тонких штанов. Вы обязаны сделать это. В самом деле, если уж вам так неловко, сможете вернуть эти тряпки, когда отберете одежду у неверных. А еще полотенце и одеяло! Глупо везти одежду рыцаря в сундуке, когда вам нечего надеть!
Рожер и не собирался отказываться от щедрого дара. Стыд за свой убогий внешний вид обрекал его на вынужденное одиночество. Вскоре начался долгий подъем, и ему пришлось выйти, чтобы быки не выбились из сил. Остаток дня он провел, шагая рядом с фургоном, а во время вечернего привала забрал свои доспехи с повозки.
Он отвык спать в такой роскоши. День за днем ему приходилось ночевать в чистом поле, и было бы глупо пренебрегать предоставившейся возможностью. Готовясь ко сну, он поймал себя на мысли о том, что думает о госпоже Анне не только как о человеке, предоставившем ему временный кров, но и как об очаровательной женщине.
Наутро он разыскал фургон и приветствовал дам, словно старых знакомых. Они остановились на безопасном расстоянии от запертых ворот Икония и могли разговаривать, не боясь попасться на глаза какому-нибудь вражескому лучнику.
— Приятно думать, что этот смешной турецкий король скрипит зубами от злости, жалея, что не сбежал в пустыню, из которой пришел! — весело сказала Анна. — Греческий император будет только рад, если мы не станем брать город, но зачем его осаждать? Нам нужны земли и множество замков, а тут нет ни крестьян, ни земли — только море выжженной травы. Мессир Рожер, как вы думаете, что будет дальше? Жиль бы попытался штурмовать стены Икония. В этих делах он разбирался лучше, чем в верховой езде.
Рожер был слегка шокирован. Свежеиспеченной вдове следовало бы отзываться о погибшем муже с большим почтением. Он предпочел придать беседе более деловой характер.
— Если мы оставим непокоренный Иконий у себя в тылу и не найдем еды в этой части Галатии [29], понадобится подвозить продовольствие морем. Тогда нам придется повернуть на юг и захватить какую-нибудь гавань.
— Там я найду корабль, который отвезет меня домой, и вы с удовольствием избавитесь от меня!
Прекрасная дама становится утомительной, подумал Рожер. В Суссексе женщины открывали рот только для того, чтобы спросить о чем-нибудь или ответить на заданный вопрос, а эти южные дамы превращают беседу в игру, правил которой он не знает. Похоже, на лесть они падки чрезвычайно; необходимость придумывать комплименты на ходу заставляла его заикаться. Да и какой от этих комплиментов прок, в конце концов? Чтобы скрыть свою неискушенность в ведении подобных разговоров, ему приходилось хитрить и изъясняться на северофранцузском, который она понимала не без труда. Он брал реванш, когда Анна лишь растерянно улыбалась в ответ на какую-нибудь его реплику. Ему хотелось быть с ней рядом, слышать ее голос, но, как назло, в голову не приходило ни одной умной мысли. Иногда он выходил из фургона и помогал арбалетчику управлять быками, но чувствовал при этом, что обкрадывает себя; тогда он возвращался к задку и напрягал мозги, сочиняя очередную речь. Он разбил дневной переход на короткие промежутки и загадывал: когда мы минуем эту скалу, я вернусь и стану восхищаться ее косынкой, а как только достигнем оврага в полумиле отсюда, я выйду и примусь накручивать хвост переднему быку. Со стороны могло показаться, что он и в самом деле страшно занят заботой о фургоне.
К полудню на горизонте выросла стена гор, выглядевшая неприступной. Конечно, когда они подойдут ближе, в ней обнаружатся перевалы. Быки налегли на постромки, и обе дамы вышли наружу. Земля была влажной, трава здесь не выгорела, пыль не вздымалась столбом, как раньше, и прогулка в обществе дам казалась приятной, несмотря на тягостную медлительность, раздражающе медленный шаг усталых быков, с трудом покрывавших милю в час.
Госпожа Алиса ахнула, увидев вдали нагромождение серо-голубых вершин. Страх заставил ее забыть о том, что она присутствует здесь лишь для сохранения приличий.
— Опять горы! Анна, дорогая, ты помнишь, как мы намучились в Славонии? Вы себе не представляете, мессир Рожер, что мы пережили в этой варварской стране! Не успевали мы преодолеть одну пропасть, как тут же надо было спускаться в другую. А эти горцы! Они называли себя христианами, но относились к святому паломничеству без всякого уважения. Они швыряли в нас камнями и убивали отставших путников. Другие пилигримы миновали эту страну, проплыв по морю, и я уверена, что наш граф совершил ошибку, выбрав путь через горы.
— Да, нам пришлось нелегко, — вздрогнув, сказала Анна, — но я горжусь тем, что мы, провансальцы, преодолели препятствия, которые оказались не по плечу другим христианским рыцарям. Куда почетнее скакать прямо к цели, чем отдавать себя в руки босоногих моряков, расставаться со своими лошадьми и уповать на попутный ветер. Граф Тулузский двадцать лет воевал с неверными и имеет право ехать, куда хочет!
Анна вскинула голову, и ее глаза блеснули вызовом, как у воина, смотрящего на врага поверх щита. Но Рожер не мог допустить, чтобы нормандцев подозревали в том, будто они выбрали более легкий маршрут из страха повстречаться с полуголыми варварами.
— Наш герцог желал сохранить силы для войны в Византии. Он не хотел терять лошадей в пути; к тому же мы поклялись во время похода не воевать с христианами. И к морю мы привычны. Мой отец участвовал в завоевании Англии. Ведь это остров, и они плыли туда на кораблях. Нормандцы высадились на вражеском берегу пешие, неоседланные кони плыли в трюмах. Без сомнения, это было рискованное дело!
— Конечно, для плавания по морю нужна немалая отвага, тем более для такого дальнего, как путешествие из Италии в Византию, — деликатно заметила Алиса. Она достаточно прожила на свете, чтобы не принимать участия в хвастливых перепалках молодежи. — Но преодолеть эти горы будет нелегко. Выдержит ли их наш фургон?
Рожер обошел кругом неуклюжую, грубо сколоченную повозку, проверяя состояние колес и осей. Когда он вернулся к дамам, те говорили совсем о других вещах.
Подобная манера вести беседу сбивала его с толку. Он не привык менять тему разговора при первых признаках несогласия. Это было странно, но забавно. Южане сделали общение искусством. Действительно, скуку монотонного передвижения можно было вытерпеть, лишь рассказывая друг другу что-нибудь интересное и не ввязываясь в спор по всякому поводу. Что еще входило в правила этой игры? Подразумевалось, что каждый рыцарь, беседующий с дамой, обязан уверять, что умирает от любви к ней. В Суссексе эти речи могли бы принять за чистую монету, но госпожа Анна хорошо знала их настоящую цену. Он сообразил, что отец выдал ее замуж за немолодого чужеземца явно по расчету. Браки в Провансе, как и в Англии, заключались для того, чтобы породниться с нужными людьми, так что Анна не могла принимать всерьез всю эту словесную мишуру. Он был слишком дерзок. Молодая вдова просто пожалела потерявшего коня рыцаря, только и всего. Безземельный младший сын из варварской Англии был бы смешон, вздумай он всерьез мечтать о прекрасной даме, которая оценила бы его преданность. Ему бы следовало держаться подальше от фургона, пока люди не начали злословить на их счет. Но это лишило бы его такого невинного удовольствия! Анна была отличной собеседницей. Ее неожиданные остроумные фразы слегка пугали его, но даже этот страх казался приятным. Больше всего их разговоры напоминали езду на горячей лошади без седла и узды. Пока ей нужен человек, приглядывающий за фургоном, он может оставаться с ней и болтать на невообразимой смеси разных языков. Все равно они скоро расстанутся.
Вечером он пошел к кострам итальянских норманнов и встретился с Робертом де Санта-Фоска, сидевшим с оберком на коленях и чинившим ремень. Казалось, тот искренне обрадовался гостю.
— А вот и кузен! Я слышал, ты встретил юную даму. Хорошо, что сейчас ты один. Есть дело. Давай пройдемся, и я все расскажу.
Он обнял Рожера за плечи и принялся объяснять.
— До сих пор мы шли через пустыню, в которой не было ничего, кроме турок и овец. В горах все по-другому. Тут живут христиане, которые хоть и платят дань туркам, но воевать умеют. Они называют себя армянами, и церковь у них собственная, независимая от греческой. Кое-кто из их вождей был под Никеей, и граф Тарентский заключил с ними что-то вроде союза. План такой: турки напуганы, и от их конных лучников в горах никакого толку. Молодой Танкред, племянник Боэмунда Тарентского, собирает отряд, чтобы выбить из гор турок и создать там свое собственное графство. Ты пойдешь с нами?
— У меня нет коня, — ответил Рожер, — так что и говорить не о чем.
— Это не беда. Мы будем штурмовать города и карабкаться по горам, а это дело пехоты. Для переходов получишь вьючную лошадь. Пошли с нами! Прихвати с собой побольше арбалетчиков, это пригодится. При осаде они незаменимы.
— Звучит заманчиво, — признался юноша. — Наверное, нам придется дать клятву графу Танкреду, а он пообещает в случае победы наделить нас землями. Моя присяга герцогу остается в силе, но завтра я встречусь с ним и попрошу отпустить меня.
Роберт недовольно пожал плечами.
— Ты придаешь этой присяге слишком много значения. Мы завоевали Италию без всякой помощи со стороны нашего герцога. Графу Танкреду не нужна твоя клятва. Мы следуем за ним, потому что он воин и умеет заставить повиноваться себе. Но так и быть, повидайся с герцогом утром и сразу сообщи ответ. Чем больше нас будет, тем больше земель мы завоюем. А теперь расскажи о своей даме!
Рожер был краток. Поскольку лучший повод для скандала — несоблюдение условностей, он сообщил только, что это действительно благородная дама и что при ней неотлучно находится компаньонка.
На следующее утро он попросил аудиенции у герцога. Худшего времени для этого нельзя было придумать. Ночью прошел дождь, и шатер протек; завтрак был скудный, а недостаток вина вызвал у любителей выпить шумное недовольство. Герцог славился своей учтивостью, но не отличался крепким здоровьем и, как все не слишком закаленные люди, предпочитал не перетруждать ноги. Он сидел за столом рядом с писцом и хмуро глядел на Рожера.
— Значит, ты хочешь пересмотреть условия договора? Договора, который мы подписали в Нормандии? Кто тебя переманивает? Молчишь? Я сам знаю, кто: тебя зовут в набег эти итальянцы, которые не признают меня своим сеньором. Ладно, вот как мы поступим, а писец это зафиксирует. По рождению ты мне не вассал. Ты присоединился ко мне только на время паломничества, так что твоя служба кончается после моего отъезда. Свое содержание в Византии ты отработал, но за еду и фураж, которые пошли на тебя в Бургундии и Италии, придется заплатить, иначе не видать тебе свободы. Я заложил свои земли не для того, чтобы поставлять воинов графу Тарентскому. Или плати, или оставайся здесь. Если ты посмеешь дезертировать, я велю по всему лагерю объявить тебя клятвопреступником, а когда я вернусь, твоя семья найдет во мне плохого соседа.
Делать было нечего: Рожер не мог заплатить за восемь месяцев содержания. Он поклонился и вышел из шатра.
Когда войско двинулось по мощеной дороге, петлями уходившей вверх, Рожер шел рядом с двумя дамами. Он не слишком распространялся о намечавшейся экспедиции графа Танкреда, но зато подробно рассказал про аудиенцию у герцога.
— Конечно, ваш сеньор был слишком строг, но он имел на это право, — вздохнула госпожа Алиса. — Вам остается только подождать дележа очередной добычи и уплатить долг.
Анна же сочла Рожера слишком щепетильным.
— Вы славный юноша, если верны клятве, как паладины Карла Великого [30]. Но мир с тех пор сильно изменился. Здесь, на Востоке, никто вас не поймет. Если вы завоюете небольшой замок, то сможете стать вассалом греческого императора и не обращать внимания на своего прежнего сеньора. Бедный Жиль собирался поступить именно так, если бы граф Тулузский не дал ему желаемого. Однако у моего отца есть замок, а ему все равно пришлось поднять бунт. Вы, рыцари из маноров, привыкли повиноваться своим сеньорам, вот они и требуют от вас всего, что пожелают!
— Может быть, вы и правы, — вспыхнул Рожер, — но мой отец участвовал в завоевании Англии! Что он подумает о сыне, который бросил своего лорда на поле боя? Однажды герцог вернется домой, а я останусь; вот тогда я смогу распоряжаться собой.
— Сказано по-рыцарски! — улыбнулась она. — А теперь, сир, не будете ли вы так любезны проверить оси, пока не начался очередной спуск?
Хотя Анна была моложе на два года, она частенько говорила с ним, как с ребенком.
Перед ними поднимались горы Киликийской Армении, где незадолго до этого осели беженцы из степей, покоренных турецкими кочевниками. На вершинах холмов стояли обнесенные стенами города. Немногочисленные турецкие сборщики дани при приближении пилигримов бежали, а жители открывали ворота. Однако трудностей хватало. Падеж лошадей продолжался; кое-где армяне вместо благодарности воинам, проделавшим столь дальний поход ради их освобождения, выбирали правителей из собственной среды. Они походили на греков как независимостью, так и приверженностью своей нелепой вере. Рожер начинал сомневаться, действительно ли восточные христиане желали помощи Запада. Жители Востока — что христиане, что неверные — стоили друг друга: все они предпочитали покупать или продавать землю и звонкой монетой платить налоги далеким правителям, вместо того, чтобы наследовать ее от отцов и нести за это военную службу. Однажды он поделился своими сомнениями с отцом Ивом, тем самым бретонским священником, который отпустил ему грехи во время битвы. Священник заинтересовался, это никогда не приходило ему в голову, и он с удовольствием принялся за новую для себя проблему.
— Верно, весь восточный мир держится на деньгах. Этот способ стар как мир, он существовал еще до Христова пришествия. И тогда были солдаты, центурионы и сборщики податей. Так говорит Евангелие. Но мы, жители Запада, нашли лучший способ устройства общества. Обеты и исполнение своего долга заменили нам деньги. Когда мы покажем пример этим бедным чужеземцам, они поймут, что наш способ лучше, потому что все люди братья, и в глубине души они ничем не отличаются от нас. То же касается и религии. Они невежественны и забиты, стоит им понять великое предназначение папы римского, и они будут слушаться его, как истинные христиане.
Все стало просто, понятно, и Рожер снова поверил в будущее. Теперь он считал себя не только борцом за истинную веру, но и человеком, несущим этому миру идею добра и справедливости.
Между тем его дружба с Анной де Клари становилась все теснее. Каждый день он словно проводник шагал рядом с ее фургоном. Они расставались только на ночь, когда приходила пора разбивать лагерь, да и то по необходимости: еду они получали из разных источников; кроме того, следовало избегать сплетен. Но вечера без нее казались ему потраченными даром. И ночью он с таким нетерпением ждал наступления утра и начала похода, что это немало позабавило бы его усталых, стерших ноги товарищей-пехотинцев.
Ему хотелось, чтобы это паломничество длилось вечно, чтобы он мог без конца любоваться ее красотой, беседовать с ней и благоговейно внимать ее звонкому голосу. Он давно расстался с надеждой добиться ее близости: безземельному юноше нечего было ей предложить. О свадьбе не могло быть и речи, хотя молодых людей и влекло друг к другу: устройством браков обычно занимались родители, объединяя таким образом соседние земли или заручаясь союзниками. И соблазнить ее он тоже не мечтал. Хотя провансальские дамы славились своей доступностью, но с какой стати она должна выбрать в любовники именно его? Он опозорил свое рыцарское звание в первом же бою (ему часто снилось искаженное мукой лицо Гуго де Дайвса, брошенного им среди неверных), и он не был ни красавцем, ни весельчаком. Он должен радоваться этому острому, но кратковременному наслаждению, и было бы глупо требовать, чтобы оно никогда не кончилось.
И все же его, словно зубная боль, мучила мысль — сколь долго ему суждено наслаждаться обществом Анны? Тарсус был взят, и до них начали доходить слухи о том, что на побережье стали появляться корабли с Запада. Но она напомнила, что отправляться домой морем уже поздно.
— Просто ума не приложу, что делать! Мне бы хотелось продолжить паломничество. Быть может, нам удастся встретить Рождество в Иерусалиме, а потом я решу, как быть дольше. Меня вовсе не тянет домой. Земли Жиля отойдут его двоюродному брату, поскольку я бездетна; мое приданое истрачено, и отец не выделит мне другого. Здесь у меня, по крайней мере, десять арбалетчиков и фургон, а в Провансе не будет и этого.
— Кроме того, у вас есть рыцарь, хоть и без коня, — ввернул Рожер, надеясь, что это прозвучало достаточно галантно, северофранцузский язык не слишком годился для комплиментов.
— Благодарю вас, мессир Рожер, но вы ошибаетесь. Вы рыцарь герцога Нормандского, а вовсе не мой!
Эта фраза заставила Рожера задуматься. Конечно, Анна напрасно сомневается в его преданности, но не значит ли это, что ей не хочется расставаться с ним? За несколько недель общения он не надоел юной даме; возможно, он действительно нравится ей. Признаваться в любви было чрезвычайно рискованно. Если она обидится или, еще того хуже, посмеется над ним, их походному содружеству наступит конец. Но настоящий рыцарь никогда не уклоняется от опасности. Он судорожно вздохнул, покраснел до корней волос и, забыв о госпоже Алисе, с интересом прислушивавшейся к разговору, хрипло сказал:
— Госпожа, я всего лишь раб божий и вассал своего сеньора. Но я также и ваш слуга. Мне нечего предложить вам, кроме своего меча, но если вы согласны стать моей женой, я клянусь завоевать для вас земли и защитить мою госпожу от неверных.
Она пристально оглядела его с головы до ног — от рваной обуви до болтавшегося на макушке шлема, без оберка казавшегося слишком просторным, — и залилась счастливым смехом.
— Дорогой Рожер, вы сказали это как истинный норманн! Хотелось бы надеяться, что вы больше никому не предложите свою руку, но если это случится, не вздумайте ставить даму на третье место! Тем не менее я согласна стать вашей женой и клянусь служить вам так же верно, как вы будете служить мне.
Ее последние слова прозвучали суховато, но Рожер знал, что согласие на замужество — ритуал чрезвычайно формальный. Несомненно, она повторила слова, которые произнесла, принимая сватовство Жиля де Клари. Она протянула ему руку. Окруженный толпой пехотинцев, он постеснялся встать на колени и только неуклюже поклонился в ответ. Госпожа Алиса была свидетельницей всего происшедшего, и теперь они считались обрученными столь же официально, как если бы обменялись письменными грамотами. Церковь эту процедуру не признавала, и если бы они пренебрегли религиозным обрядом, то совершили бы смертный грех, но в глазах закона они отныне были мужем и женой; по крайней мере, никто из них не имел права заключить брак с кем-нибудь другим.
Затем Анна подставила ему губы для поцелуя, и они вместе с Алисой вернулись в фургон; вскоре пришли с поздравлениями арбалетчики и другие паломники. Остаток дня прошел как во сне. Они гуляли рука об руку и говорили о том, как чудесно будет жить вместе в каком-нибудь восточном замке.
Вечером были устранены последние препятствия на пути к браку. Рожер знал, что отец никогда не дал бы согласия на свадьбу. Слава богу, в данном случае оно не требовалось; однако необходимо было получить разрешение на брак у каждого из их сеньоров. Вначале он попросил аудиенции у графа Тулузского. Как только тот закончил ужин, юношу пропустили в шатер.
Граф Раймунд [31] был самым старшим из предводителей похода. Пожалуй, он был даже слишком стар для участия в военных действиях, но, потратив на эту Священную войну все свое состояние, он сумел сохранить достоинство и независимость от греческого императора и никогда не присваивал себе завоеванные земли. Это принесло ему громкую славу и огромное уважение среди младших рыцарей.
Рожер кратко изложил свое дело. Граф на мгновение задумался, а потом сказал:
— Вы равны по крови с госпожой Анной де Клари, и я верю, что у вас нет препятствий для женитьбы. Конечно, вы бедны, но многие пилигримы находятся в таком же положении. Известно ли вам, что лен не оставившего наследников вассала после его смерти вновь переходит к сеньору и ни его вдова, ни ее будущие дети не смогут претендовать на земли де Клари?
Рожер ответил утвердительно, и чиновник записал это.
— Тогда я не вижу никаких препятствий, благословляю вас.
Получить согласие герцога Нормандского было еще проще: он приобретал десять арбалетчиков и ничего при этом не терял. После ужина у него было хорошее настроение, и Рожер понял, какого дурака свалял, когда пришел к нему с утра. Было решено, что священник домовой церкви герцога обвенчает их завтра после мессы. Кроме того, герцог пригласил новобрачных отужинать за его столом.
В эту ночь Рожер долго не мог уснуть. Он думал о будущем. Несколько недель он был по уши влюблен, и завтра любимая будет принадлежать ему. Он и не мечтал о таком счастье. Однако вскоре юноша задумался над тем, справится ли он с ролью мужа в глазах общества. У Анны было множество знакомых женщин, сопровождавших отряд провансальцев, и ей могло прийти в голову пойти с мужем в гости. А вдруг ему придется сочинять стихи? Да нет, не может быть! Анна прекрасно знает, каким серьезным препятствием является то обстоятельство, что они говорят на разных языках. Правда, такое часто случается в семьях высокородных сеньоров, заключающих династические браки. Каждый, кто говорил по-французски, понимал и лангедокское наречие, как и наречия других ближайших соседей, но только если речь шла о серьезных вещах: длинные и мудреные слова повсюду означали то же самое. Однако шутки и обиходные выражения были в каждом языке свои, и, когда он цитировал какую-нибудь нормандскую поговорку, Анна часто не понимала, о чем идет речь.
Впрочем, все это пустяки. Анна очаровательна, умна и благородна. Лучшей жены нищему искателю приключений не найти. Он недостоин ее, но готов рискнуть жизнью, чтобы завоевать славу на поле брани. Вспоминая историю их знакомства, Рожер пытался понять, почему такая прелестная женщина выбрала в мужья именно его, никому не известного воина. Это всерьез тревожило его. Конечно, привлекательной вдове трудно прожить без защитника среди грубых солдат, и лучше всего для такой цели подходит законный супруг. Он помнил, как испытующе она посмотрела на него, принимая предложение. Похоже, она искала порядочного человека, который мог бы заботиться о ней, и после некоторого колебания решила, что Рожер годится для этой роли. Но он гнал от себя эту догадку. Все слова и дела Анны подтверждали, что она искренне любит его. А разве воспетые в стихах высокородные принцессы не любили даже менее знатных поклонников? Нет, она прекрасна и добра, и завтра же он будет держать ее в своих объятиях. Поняв это, Рожер едва не застонал от желания и нетерпения.