Страница:
Тем самым дальнейшая участь Троцкого получила некое подобие юридического обоснования.
Теперь сделаем небольшое отступление и зададимся вопросом, были ли на территории СССР какие-либо троцкистские организации и троцкисты, или все это — плод «творческого воображения» Вышинского и Ульриха?
Хотя с начала 1930-х годов ярлык «троцкиста» в СССР был равносилен смертному приговору, таковые все же оставались. Попытки возродить и активизировать борьбу против сталинского режима предпринимались. Во всяком случае, Троцкий еще в 1932 году поддерживал связь со своими сторонниками в СССР. Из Европы он слал циркуляры в их организации и призывал активизировать борьбу против Коминтерна и Сталина. В них содержались не только идейные наставления, но и рекомендации «работать совершенно нелегально».
В этот период через агентов Троцкого в СССР засылались печатные издания антисоветской, антисталинской направленности. Одним из передатчиков такой литературы был сторонник Троцкого Гольцман, он же добывал в СССР социально политическую информацию. Осенью 1932 года сын Троцкого, Лев Седов, переслал из Берлина отцу свои записи бесед с Гольцманом. В них, помимо прочего, он сообщал, что его «посылки в Москву и Ленинград доходят и попадают тому, кому нужно».
Седов регулярно получал информацию из СССР, в частности, о голоде на Украине, о работе группы Ломинадзе, о том, что по рукам ходит антисталинский документ, автором которого, как говорят, является Бухарин.
Все это подтверждает, что Троцкий пытался вести не только идейную, но и политическую борьбу против Сталина и ВКП(б).
В то время как Троцкий усиленно писал свои воззвания, издавал бюллетень, искал пути пересылки и распространения своей литературы в СССР, Сталин действовал решительно и по-своему. Хотя истинных троцкистов было всего лишь несколько сотен, репрессивные меры коснулись сотен тысяч людей. Провал нескольких «транспортов» (посылок с литературой), арест ряда лиц, у которых были обнаружены издаваемые Троцким «Бюллетени оппозиции», привели к их ужесточению. По данным разведки, следившей за неким Бальдони, были выявлены его контакты в Москве с Мдивани, Власовой, с семьями Преображенского, Доната и другими. Как только это было установлено, все лица, входившие в контакт с Бальдони («предполагаемым троцкистом»), были арестованы.
23 октября 1927 года Сталин и Троцкий последний раз видели друг друга на объединенном пленуме Центрального комитета и Центральной контрольной комиссии РКП(б), на котором Троцкий был исключен из ЦК.
Он еще пытался бороться, организовав в Москве и Ленинграде 7 ноября демонстрацию своих сторонников. Но по приказу Сталина ОГПУ разогнала колонны, ораторов стащили с трибун и балконов.
По предложению Сталина 14 ноября ЦКК исключила Троцкого и ряд других оппозиционеров из членов партии.
В конце декабря 1927 года ОГПУ предложило Троцкому выехать. Вначале в Астрахань. Он отказался, объясняя свой отказ несовместимостью малярии, которой он болел, с астраханским климатом. Его просьбу уважили. Через неделю его вызвали в ОГПУ и зачитали постановление: «В соответствии с законом, карающим любого за контрреволюционную деятельность, гражданин Лев Давидович Троцкий высылается в г. Алма-Ата. Срок высылки не указывается. Дата отправления в ссылку — 16 января 1928 года».
В Алма-Ате Троцкий пробыл год. Он сразу же принялся налаживать связи с лидерами оппозиции, разрабатывал стратегию дальнейших действий. За апрель — октябрь 1928 года из Алма-Аты было послано 800 политических писем, отправлено около 500 телеграмм, получено свыше 1000 политических писем и около 700 телеграмм. Из Москвы поступило 8—9 секретных почт, то есть конспиративных материалов, пересланных с нарочными, примерно столько же направлено в Москву.
Деятельность Троцкого не осталась без внимания Сталина и ОГПУ. 16 декабря 1928 года Троцкому зачитали следующее: «Работа ваших единомышленников приняла за последнее время явно контрреволюционный характер; условия, в которые вы поставлены в Алма-Ате, дают вам полную возможность руководить этой работой; ввиду этого Коллегия ОГПУ решила потребовать от вас категорического обязательства прекратить вашу деятельность — иначе Коллегия окажется вынужденной изменить условия вашего существования, в смысле полной изоляции вас от политической жизни, в связи с чем встанет также вопрос о перемене места вашего жительства».
А через месяц Троцкого ознакомили с новым решением:
10 февраля Троцкого доставили в Одессу и погрузили на пароход. Вместе с ним отбывали жена, Наталия Ивановна Седова, и старший сын Лев, носивший фамилию матери. Погрузили и его библиотеку, и личный архив. Когда через пару лет за границей развернется бурная деятельность Троцкого, Сталин, узнав об архиве, вывезенном Троцким, придет в ярость, но будет уже поздно.
По иронии судьбы корабль именовался «Ильич». Около двух недель Троцкий с семьей прожил в советском консульстве, где его приняли довольно радушно. Но после того как он выступил в западных газетах с антисоветскими (точнее, антисталинскими) заявлениями, о чем послы и разведчики немедленно сообщили в Москву, его положение круто изменилось. Ему предложили покинуть территорию советского консульства. Правда, тогда же выразили готовность помочь ему многие европейские деятели, и он понял, что без куска хлеба не останется. Что же, такова судьба: антисоветизм и антисталинизм позволили Троцкому не только самовыражаться, но и послужили ему источником дохода для безбедной жизни до конца дней.
Троцкий избрал местом жительства Принцевы острова, точнее остров Принкино в Эгейском море у берегов Турции, и начал творить. Уже за первые его статьи в «Дейли Экспресс», «Нью-Йорк геральд трибюн», «Нью-Йорк таймс» и других он получил 10 тысяч долларов, по тем временам огромную сумму. Вскоре он получил еще 45 тысяч долларов. Теперь можно было не только хорошо и безбедно жить, но и начать выпуск журнала «левой» оппозиции.
После изгнания Троцкого из СССР советские спецслужбы, по прямому указанию Сталина, держали его под постоянным наблюдением. Сталину регулярно докладывали обо всех передвижениях Троцкого, обо всех его шагах, обо всех исходящих от него материалах. Иногда Сталин прочитывал статьи Троцкого, которые еще не были опубликованы, а только готовились к печати.
По указанию Сталина, «разработка» велась под руководством Ягоды сотрудниками Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ Дерибасом и Артузовым. Перед ними стояли задачи: следить за Троцким, его перемещениями, связями, контролировать все его выступления в открытой печати, а также организаторскую антисоветскую работу и т.д.; проводить активные мероприятия, направленные на дискредитацию Троцкого перед Западом и перед международным коммунистическим и рабочим движением; внедрить в его близкое окружение надежного агента, а лучше нескольких, которые могли бы следить за каждым шагом Троцкого, выяснять его намерения, а при случае вмешиваться в его работу, влиять на содержание его статей и т.д.
Как видим, речи о физическом устранении Троцкого на первых порах не было.
Как же выполнялись эти задания Сталина?
Едва Троцкий поселился на Принкино, как за ним была установлена слежка. Конечно, контролировалась и перлюстрировалась вся почта, направляемая Троцким в СССР и поступавшая из Союза в его адрес. Можно только сожалеть об участи лиц, переписывавшихся с ним.
Агенты из числа местных жителей следили за приезжавшими к нему гостями. Правда, возникли трудности с установкой имен этих лиц, прибывавших на остров на маленьком пароходике, но с помощью агента в турецкой полиции препятствие удалось преодолеть: у пассажиров начали проверять документы. Несколько агенхов пытались устроиться к Троцкому на службу в качестве телохранителей или прислуги, но безуспешно. Агент ИНО Валентин Ольберг пытался устроиться секретарем к Троцкому, но также не имел успеха.
Между прочим, в марте 1931 года в доме Троцкого произошел пожар. В одном из писем он писал: «Вместе с домом погорело все, что было с нами и на нас. Пожар произошел глубокой ночью… Все вещи от шляп до ботинок стали жертвой огня, сгорела вся библиотека целиком, но по счастливой случайности сохранился архив или, по крайней мере, важнейшая его часть…»
Причина пожара не была установлена, однако Троцкий, уже находясь в Мексике, пришел к мысли, что это был поджог. Трудно сказать, где истина, во всяком случае, в архиве ИНО ОГПУ— НКВД данных о причастности советской разведки к пожару нет.
Для охраны Троцкого турецкое правительство выделило шестерых полицейских, которые круглосуточно дежурили возле виллы.
Наблюдение за гостями Троцкого дало свои результаты. ОГПУ стало известно, что по пути из Индии через Константинополь Троцкого навестил Яков Блюмкин, которому Троцкий некогда спас жизнь. Весь день Троцкий проговорил с Блюмкиным, вручил ему несколько тысяч для передачи в Москве. Вернувшись в Москву, Блюмкин направился к Радеку и передал ему пакет с письмом Троцкого. Радек не стал вскрывать пакет, а Блюмкину посоветовал немедленно отправиться в ОГПУ и рассказать о встрече на Принцевых островах. После ухода Блюмкина Радек тут же позвонил Ягоде, сообщил о визите Блюмкина, а на следующее утро явился в ОГПУ и передал Ягоде нераспечатанный конверт. Правда, это впоследствии не спасло Радека от судебной расправы.
Турецкие полицейские не случайно охраняли Троцкого. По-видимому, Кемаль Ататюрк, беспокоясь за свой имидж, не хотел, чтобы изгнанника убили на территории его страны. А такая опасность была, но в то время не со стороны советской разведки. Дело в том, что в западной прессе появились сообщения (со ссылкой на Москву) о намерении группы белогвардейцев-эмигрантов «отомстить христопродавцу и погубителю России Троцкому». Упоминалось и имя руководителя группы — генерал-лейтенанта царской армии Антона Туркула. Сейчас трудно назвать источник этой информации и оценить, насколько она достоверна. Вариантов несколько: операция действительно готовилась, но от нее отказались; это выдумка белогвардейцев, желавших запугать своего давнего врага; это активное мероприятие советской разведки, направленное либо на то, чтобы подтолкнуть белогвардейцев к активным действиям против Троцкого, либо на то, чтобы у западных законопослушных обывателей усилить неприязнь к белогвардейцам, как к опасным террористам. В общем, здесь можно только гадать.
Что касается активных мероприятий, направленных против Троцкого, то одно из них было весьма хитроумным: через своих агентов из числа иностранных корреспондентов советская разведка запустила версию о том, что Троцкий был выслан из Советского Союза не за свою оппозиционность, а с далеко идущими целями — внедриться в революционное движение Запада, «разбудить его от спячки» и инициировать новую волну революций. Тем самым намечалось вызвать неприязнь к нему не только со стороны белогвардейцев, но и вполне респектабельных правящих кругов западных стран. Надо сказать, что эта акция имела успех.
Дело в том, что живя в Принкино, Троцкий не отказывался от мысли выехать в одну из западных стран, но и без того не желавшие раскрывать свои объятия «демону революции и гражданской войны» западные лидеры после распространения версии о его «спецзадании» вообще закрыли перед ним все двери.
После долгих просьб Дания осенью 1932 года разрешила Троцкому и его жене посетить на неделю Копенгаген по приглашению одной из студенческих организаций для чтения лекций, посвященных 15-летию революции в России. Троцкий рассчитывал на то, что ему удастся «зацепиться» в Дании, а также легализовать свое положение в Европе как «персона грата».
Однако из его намерения ничего не вышло. В Афинах ему и его жене вообще запретили сойти на берег. В Италии разрешили, но под охраной полицейских. Через Францию провезли транзитом. В Париже они провели лишь час, да и то на вокзале. В Дании Троцкий все время находился под гласным наблюдением полиции. Против приезда Троцкого устроили свои демонстрации как местные коммунисты, так и монархисты. Советский посол требовал высылки Троцкого. Местные власти, решив, что «головная боль» им ни к чему, объявили чете Троцких, что по истечении срока визы они будут высланы. Так и произошло. В сопровождении полицейских им пришлось двинуться в обратный путь.
Отрицательное отношение к Троцкому на Западе сохранилось и тогда, когда было ясно, что никакой революционный пожар он раздуть не в состоянии и по существу все свои силы бросил на борьбу со Сталиным.
Ненависть к Сталину, прежде всего, выплескивалась на страницах журнала «Бюллетень оппозиции», который Троцкий начал издавать, еще проживая на Принцевых островах. Всего с июля 1929 по август 1941 года было выпущено 87 брошюр бюллетеня, 70—80 % объема которого заполнял лично Троцкий. Бюллетень выходил в Париже, затем в Берлине, снова в Париже, в Цюрихе и опять в Париже, а после начала Второй мировой войны — в Нью-Йорке. После смерти Троцкого вышло всего четыре номера журнала, и он навсегда канул в Лету. До СССР журнал практически не доходил. Его читали лишь работники НКВД по долгу службы и Сталин.
Главная тема «Бюллетеня оппозиции» от первых до последних номеров — это Сталин. Со всех точек зрения, со всех позиций, но всегда отрицательных. Естественно, что Сталин, которому разведка доставляла все номера журнала, не мог не относиться к его автору с такой же ненавистью. А разведка «доносила точно», докладывая не только опубликованные, но и намеченные к публикации статьи. Вот пример:
25 февраля 1938 г. Ежов».
Но не только «Бюллетенем» интересовался Сталин. Он потребовал список всех троцкистских изданий за рубежом. В марте 1937 года ему представили список, включающий 54 наименования журналов, бюллетеней, газет, издававшихся в Англии, Бельгии, Испании, Франции, Голландии. Список был впечатляющим, но выяснилось, что тиражи этих изданий мизерные и выходят они нерегулярно.
Помимо троцкистской выходило много антисоветской белогвардейской литературы. По указанию Сталина, ИНО НКВД тщательно следил за всеми изданиями такого рода, анализируя их и получая из них достаточно обширную информацию об антисоветских организациях за рубежом, которая в обобщенном виде докладывалась вождю.
Кроме того, специально для Сталина выписывались более солидные антисоветские издания, такие как «Возрождение», «Знамя России», «Социалистический вестник», «Бюллетень экономического кабинета Прокоповича», «Новое русское слово» и ряд других. Регулярно просматривавший их, Сталин нередко удивлял собеседников знанием нюансов жизни русской эмиграции.
Наконец норвежское правительство выдало Троцкому разрешение на въезд в страну с условием, что он не будет заниматься политической деятельностью. Он поселился в городке, где его никто не знал, но вскоре Зборовский (агент ИНО «Макс», «Тюльпан») в Париже установил адрес Троцкого.
В Норвегии Троцкий занялся литературной работой. Он писал одну из главных антисталинских книг «Преданная революция». В ней призывал к свержению сталинской системы правления.
Еще не изданная книга оказалась на столе Сталина. Она окончательно убедила Сталина в том, что Троцкий в состоянии наносить по нему сильные идеологические удары. Наступил момент, когда Сталин задумался о ликвидации троцкизма и самого Троцкого.
Положение Троцкого в Норвегии ухудшалось. «Ввиду соглашений между Норвегией и Союзом корреспонденция Троцкого вскрывается» — доносил один из агентов. Троцкий подвергался постоянным нападкам со стороны прессы, парламентских деятелей, норвежских коммунистов. 29 августа 1936 года советский посол потребовал от норвежского правительства высылки Троцкого из страны. Троцкий был взят под домашний арест.
В декабре 1936 года стало известно, что Мексика согласна принять Троцкого. 19 декабря на танкере «Рут» Троцкий отбыл из Норвегии и в начале января 1937 года прибыл в Мексику, последнюю страну на пути его странствий А пару месяцев спустя февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б) объявил беспощадную войну Троцкому и троцкистам — «огромной банде вредителей», готовивших «реставрацию капитализма, территориальное расчленение Советского Союза (Украину— немцам, Приморье— японцам), в случае нападения врагов — вредительство, террор. Это все — платформа троцкизма», — говорил Сталин. Он особенно напирал на стремление троцкистов к террористическим актам.
Некоторые основания для таких выводов Сталин имел. Ему были доложены донесения Зборовского из Парижа:
В феврале 1938 года от Зборовского поступил еще один документ на эту тему. «…Во время чтения газеты он (Седов) сказал: „Весь режим в СССР держится на Сталине, и достаточно его убить, чтобы все развалилось“. Он неоднократно возвращался и подчеркивал необходимость убийства тов. Сталина. В связи с этим разговором „Сынок“ (Седов) спросил меня, боюсь ли я смерти вообще и способен ли я был бы совершить террористический акт».
Сам ли Седов придумал задать такие вопросы, или прощупывал почву по заданию Троцкого? Сейчас уже никто не ответит на это…
До конца своих дней Сталин считал троцкистов особо опасными врагами. Для него они были олицетворением универсального зла. Призрак Троцкого преследовал его всю жизнь.
Даже после войны, в 1947—1948 годах по решению Сталина в приказе МВД предписывалось «вести чекистскую работу по выявлению оставшихся на воле троцкистов (курсив мой. — И.Д.) и иных врагов государства, а по истечении сроков заключения и ссылки задерживать освобождаемых заключенных с последующим оформлением».
Первые месяцы пребывания Троцкого в Мексике были посвящены организации так называемого контрпроцесса против проходивших в Москве политических процессов. Была создана Международная комиссия по расследованию московских процессов и обоснованности обвинений, выдвинутых против Троцкого. Он заявил: «Если комиссия решит, что я хоть в малейшей степени виновен в преступлениях, которые Сталин приписывает мне, я заранее обязуюсь добровольно сдаться в руки палачей ГПУ…»
12 декабря 1937 года председатель Комиссии, американский философ и педагог Джон Дьюи, на митинге в Нью-Йорке огласил вердикт Комиссии, гласивший, что все московские процессы являются подлогами, а Троцкий и Седов невиновны.
Но крупнейшие газеты Европы и Америки ни словом не обмолвились о контрпроцессе, не желая из-за Троцкого ухудшать отношение со Сталиным.
Москва тщательно следила за действиями Троцкого в Мексике, о них информировали посольства и резидентуры из Вашингтона и Мехико. Разведчики сообщали об издательской деятельности Троцкого, выходе в свет его книг «Преданная революция» и «Преступления Сталина», а также книги Шахтмана «За кулисами московского процесса». Все это докладывалось Сталину и вызывало его гнев. Он еще раз убеждался, что Секретно-политический отдел НКВД и ИНО действовали значительно хуже, чем требовалось. Ежов не «тянул» на «зарубежном фронте».
Еще одной задумкой Троцкого стало создание IV Интернационала, революционной по форме, антисталинской и антисоветской по сути организации. 3 сентября 1938 года прошел его Учредительный конгресс на вилле друга Троцкого, Альфреда Росмера, в пригороде Парижа. Все очень боялись провокации со стороны ОГПУ, поэтому заседание прошло в глубокой тайне. На нем присутствовал 21 делегат от 11 стран. Советскую делегацию представлял один человек — кто бы, вы думали? Марк Зборовский, он же агент НКВД «Мак», «Тюльпан». Поэтому вся конспирация троцкистов оказалась напрасной. Обо всех решениях Конгресса Сталин узнавал немедленно.
IV Интернационал по существу оказался мертворожденным дитем. неким подобием знаменитого «Меча и орала», высмеянного Ильфом и Петровым. Но Сталин к его появлению отнесся вполне серьезно и еще раз напомнил чекистам об их долге. Именно в это время на пост заместителя Ежова пришел Лаврентий Берия, человек не менее кровожадный, но более искушенный.
Интересно, что на Конгрессе в качестве переводчицы присутствовала Сильвия Агелоф, которая невольно сыграет трагическую роль в судьбе Льва Давидовича Троцкого. После заседания Конгресса у дома Росмера «Тюльпан» познакомил ее с симпатичным молодым человеком, представившимся Жаком Морнаром. Это был Рамон Меркадер, ставший не только любовником Сильвии, но и убийцей Троцкого, но об этом позже.
Весной 1939 года Троцкий приобрел виллу на улице Вены, в предместье Мехико Койоакане. Первое, чем занялись его друзья и охрана — это превращение виллы в крепость. Укрепили высокий забор, двери, входные ворота, возле которых построили башню с прожектором. Двери в кабинете и спальне Троцкого обили листовым железом. В доме установили сигнализацию.
Несколько мексиканских полицейских охраняли дом снаружи, а выделенная охрана — внутри. Решили «режимные» вопросы: наладили контролируемый порядок посещений, незнакомые люди допускались к Троцкому, только оставив вещи в холле и в сопровождении охранника. Визитеров бывало немало — журналисты, издатели, сторонники Троцкого, который, по сообщению «Тюльпана», был особенно «падок на приезжих из Союза и Испании». Эту симпатию Троцкого постарался учесть Иностранный отдел НКВД.
Троцкий продолжал заниматься литературным трудом и в мае 1938 года в одном из писем указывал, что в течение ближайших пяти месяцев должен закончить книгу «Сталин». Тот, о ком была эта книга, узнал о ней и в конце 1938-го— начале 1939 года дал устные указания сменившему Ежова на посту наркома внутренних дел Лаврентию Берии по устранению Троцкого. Одновременно в Союзе развернулась новая волна репрессий против «недобитых» троцкистов. В этой связи «Тюльпан» в июне 1939 года был ориентирован «прежде всего на выяснение шпионских, террористических центров, контрреволюционных связей в СССР, подготовку переброски в СССР и т.д.». Тогда же «Тюльпан» занялся разработкой Международного секретариата, при его содействии была осуществлена выемка архивов Международного секретариата, Седова и части архивов Троцкого.
Теперь сделаем небольшое отступление и зададимся вопросом, были ли на территории СССР какие-либо троцкистские организации и троцкисты, или все это — плод «творческого воображения» Вышинского и Ульриха?
Хотя с начала 1930-х годов ярлык «троцкиста» в СССР был равносилен смертному приговору, таковые все же оставались. Попытки возродить и активизировать борьбу против сталинского режима предпринимались. Во всяком случае, Троцкий еще в 1932 году поддерживал связь со своими сторонниками в СССР. Из Европы он слал циркуляры в их организации и призывал активизировать борьбу против Коминтерна и Сталина. В них содержались не только идейные наставления, но и рекомендации «работать совершенно нелегально».
В этот период через агентов Троцкого в СССР засылались печатные издания антисоветской, антисталинской направленности. Одним из передатчиков такой литературы был сторонник Троцкого Гольцман, он же добывал в СССР социально политическую информацию. Осенью 1932 года сын Троцкого, Лев Седов, переслал из Берлина отцу свои записи бесед с Гольцманом. В них, помимо прочего, он сообщал, что его «посылки в Москву и Ленинград доходят и попадают тому, кому нужно».
Седов регулярно получал информацию из СССР, в частности, о голоде на Украине, о работе группы Ломинадзе, о том, что по рукам ходит антисталинский документ, автором которого, как говорят, является Бухарин.
Все это подтверждает, что Троцкий пытался вести не только идейную, но и политическую борьбу против Сталина и ВКП(б).
В то время как Троцкий усиленно писал свои воззвания, издавал бюллетень, искал пути пересылки и распространения своей литературы в СССР, Сталин действовал решительно и по-своему. Хотя истинных троцкистов было всего лишь несколько сотен, репрессивные меры коснулись сотен тысяч людей. Провал нескольких «транспортов» (посылок с литературой), арест ряда лиц, у которых были обнаружены издаваемые Троцким «Бюллетени оппозиции», привели к их ужесточению. По данным разведки, следившей за неким Бальдони, были выявлены его контакты в Москве с Мдивани, Власовой, с семьями Преображенского, Доната и другими. Как только это было установлено, все лица, входившие в контакт с Бальдони («предполагаемым троцкистом»), были арестованы.
23 октября 1927 года Сталин и Троцкий последний раз видели друг друга на объединенном пленуме Центрального комитета и Центральной контрольной комиссии РКП(б), на котором Троцкий был исключен из ЦК.
Он еще пытался бороться, организовав в Москве и Ленинграде 7 ноября демонстрацию своих сторонников. Но по приказу Сталина ОГПУ разогнала колонны, ораторов стащили с трибун и балконов.
По предложению Сталина 14 ноября ЦКК исключила Троцкого и ряд других оппозиционеров из членов партии.
В конце декабря 1927 года ОГПУ предложило Троцкому выехать. Вначале в Астрахань. Он отказался, объясняя свой отказ несовместимостью малярии, которой он болел, с астраханским климатом. Его просьбу уважили. Через неделю его вызвали в ОГПУ и зачитали постановление: «В соответствии с законом, карающим любого за контрреволюционную деятельность, гражданин Лев Давидович Троцкий высылается в г. Алма-Ата. Срок высылки не указывается. Дата отправления в ссылку — 16 января 1928 года».
В Алма-Ате Троцкий пробыл год. Он сразу же принялся налаживать связи с лидерами оппозиции, разрабатывал стратегию дальнейших действий. За апрель — октябрь 1928 года из Алма-Аты было послано 800 политических писем, отправлено около 500 телеграмм, получено свыше 1000 политических писем и около 700 телеграмм. Из Москвы поступило 8—9 секретных почт, то есть конспиративных материалов, пересланных с нарочными, примерно столько же направлено в Москву.
Деятельность Троцкого не осталась без внимания Сталина и ОГПУ. 16 декабря 1928 года Троцкому зачитали следующее: «Работа ваших единомышленников приняла за последнее время явно контрреволюционный характер; условия, в которые вы поставлены в Алма-Ате, дают вам полную возможность руководить этой работой; ввиду этого Коллегия ОГПУ решила потребовать от вас категорического обязательства прекратить вашу деятельность — иначе Коллегия окажется вынужденной изменить условия вашего существования, в смысле полной изоляции вас от политической жизни, в связи с чем встанет также вопрос о перемене места вашего жительства».
А через месяц Троцкого ознакомили с новым решением:
«Протокол ГПУ от 18 января 1929 года о деле гражданина Троцкого Л.Д., обвиняемого по ст. 58—10 Уголовного Кодекса РСФСР, за контрреволюционную деятельность, выразившуюся в организации нелегальной контрреволюционной партии, деятельность которой за последнее время направлена к провоцированию антисоветских выступлений и к подготовке вооруженной борьбы против советской власти.Уже в пути из Алма-Аты Троцкому объявили, что местом изгнания является Константинополь. Он пришел в ужас: ведь тот кишит его злейшими врагами, белогвардейцами. Значит, его отдают на расправу не только душителю коммунистов Кемалю Ататюрку, но и русским белогвардейцам. Видимо, Сталин решил расправиться с Троцким чужими руками.
Постановили:
Гражданина Троцкого Льва Давидовича выслать из пределов СССР».
10 февраля Троцкого доставили в Одессу и погрузили на пароход. Вместе с ним отбывали жена, Наталия Ивановна Седова, и старший сын Лев, носивший фамилию матери. Погрузили и его библиотеку, и личный архив. Когда через пару лет за границей развернется бурная деятельность Троцкого, Сталин, узнав об архиве, вывезенном Троцким, придет в ярость, но будет уже поздно.
По иронии судьбы корабль именовался «Ильич». Около двух недель Троцкий с семьей прожил в советском консульстве, где его приняли довольно радушно. Но после того как он выступил в западных газетах с антисоветскими (точнее, антисталинскими) заявлениями, о чем послы и разведчики немедленно сообщили в Москву, его положение круто изменилось. Ему предложили покинуть территорию советского консульства. Правда, тогда же выразили готовность помочь ему многие европейские деятели, и он понял, что без куска хлеба не останется. Что же, такова судьба: антисоветизм и антисталинизм позволили Троцкому не только самовыражаться, но и послужили ему источником дохода для безбедной жизни до конца дней.
Троцкий избрал местом жительства Принцевы острова, точнее остров Принкино в Эгейском море у берегов Турции, и начал творить. Уже за первые его статьи в «Дейли Экспресс», «Нью-Йорк геральд трибюн», «Нью-Йорк таймс» и других он получил 10 тысяч долларов, по тем временам огромную сумму. Вскоре он получил еще 45 тысяч долларов. Теперь можно было не только хорошо и безбедно жить, но и начать выпуск журнала «левой» оппозиции.
После изгнания Троцкого из СССР советские спецслужбы, по прямому указанию Сталина, держали его под постоянным наблюдением. Сталину регулярно докладывали обо всех передвижениях Троцкого, обо всех его шагах, обо всех исходящих от него материалах. Иногда Сталин прочитывал статьи Троцкого, которые еще не были опубликованы, а только готовились к печати.
По указанию Сталина, «разработка» велась под руководством Ягоды сотрудниками Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ Дерибасом и Артузовым. Перед ними стояли задачи: следить за Троцким, его перемещениями, связями, контролировать все его выступления в открытой печати, а также организаторскую антисоветскую работу и т.д.; проводить активные мероприятия, направленные на дискредитацию Троцкого перед Западом и перед международным коммунистическим и рабочим движением; внедрить в его близкое окружение надежного агента, а лучше нескольких, которые могли бы следить за каждым шагом Троцкого, выяснять его намерения, а при случае вмешиваться в его работу, влиять на содержание его статей и т.д.
Как видим, речи о физическом устранении Троцкого на первых порах не было.
Как же выполнялись эти задания Сталина?
Едва Троцкий поселился на Принкино, как за ним была установлена слежка. Конечно, контролировалась и перлюстрировалась вся почта, направляемая Троцким в СССР и поступавшая из Союза в его адрес. Можно только сожалеть об участи лиц, переписывавшихся с ним.
Агенты из числа местных жителей следили за приезжавшими к нему гостями. Правда, возникли трудности с установкой имен этих лиц, прибывавших на остров на маленьком пароходике, но с помощью агента в турецкой полиции препятствие удалось преодолеть: у пассажиров начали проверять документы. Несколько агенхов пытались устроиться к Троцкому на службу в качестве телохранителей или прислуги, но безуспешно. Агент ИНО Валентин Ольберг пытался устроиться секретарем к Троцкому, но также не имел успеха.
Между прочим, в марте 1931 года в доме Троцкого произошел пожар. В одном из писем он писал: «Вместе с домом погорело все, что было с нами и на нас. Пожар произошел глубокой ночью… Все вещи от шляп до ботинок стали жертвой огня, сгорела вся библиотека целиком, но по счастливой случайности сохранился архив или, по крайней мере, важнейшая его часть…»
Причина пожара не была установлена, однако Троцкий, уже находясь в Мексике, пришел к мысли, что это был поджог. Трудно сказать, где истина, во всяком случае, в архиве ИНО ОГПУ— НКВД данных о причастности советской разведки к пожару нет.
Для охраны Троцкого турецкое правительство выделило шестерых полицейских, которые круглосуточно дежурили возле виллы.
Наблюдение за гостями Троцкого дало свои результаты. ОГПУ стало известно, что по пути из Индии через Константинополь Троцкого навестил Яков Блюмкин, которому Троцкий некогда спас жизнь. Весь день Троцкий проговорил с Блюмкиным, вручил ему несколько тысяч для передачи в Москве. Вернувшись в Москву, Блюмкин направился к Радеку и передал ему пакет с письмом Троцкого. Радек не стал вскрывать пакет, а Блюмкину посоветовал немедленно отправиться в ОГПУ и рассказать о встрече на Принцевых островах. После ухода Блюмкина Радек тут же позвонил Ягоде, сообщил о визите Блюмкина, а на следующее утро явился в ОГПУ и передал Ягоде нераспечатанный конверт. Правда, это впоследствии не спасло Радека от судебной расправы.
Турецкие полицейские не случайно охраняли Троцкого. По-видимому, Кемаль Ататюрк, беспокоясь за свой имидж, не хотел, чтобы изгнанника убили на территории его страны. А такая опасность была, но в то время не со стороны советской разведки. Дело в том, что в западной прессе появились сообщения (со ссылкой на Москву) о намерении группы белогвардейцев-эмигрантов «отомстить христопродавцу и погубителю России Троцкому». Упоминалось и имя руководителя группы — генерал-лейтенанта царской армии Антона Туркула. Сейчас трудно назвать источник этой информации и оценить, насколько она достоверна. Вариантов несколько: операция действительно готовилась, но от нее отказались; это выдумка белогвардейцев, желавших запугать своего давнего врага; это активное мероприятие советской разведки, направленное либо на то, чтобы подтолкнуть белогвардейцев к активным действиям против Троцкого, либо на то, чтобы у западных законопослушных обывателей усилить неприязнь к белогвардейцам, как к опасным террористам. В общем, здесь можно только гадать.
Что касается активных мероприятий, направленных против Троцкого, то одно из них было весьма хитроумным: через своих агентов из числа иностранных корреспондентов советская разведка запустила версию о том, что Троцкий был выслан из Советского Союза не за свою оппозиционность, а с далеко идущими целями — внедриться в революционное движение Запада, «разбудить его от спячки» и инициировать новую волну революций. Тем самым намечалось вызвать неприязнь к нему не только со стороны белогвардейцев, но и вполне респектабельных правящих кругов западных стран. Надо сказать, что эта акция имела успех.
Дело в том, что живя в Принкино, Троцкий не отказывался от мысли выехать в одну из западных стран, но и без того не желавшие раскрывать свои объятия «демону революции и гражданской войны» западные лидеры после распространения версии о его «спецзадании» вообще закрыли перед ним все двери.
После долгих просьб Дания осенью 1932 года разрешила Троцкому и его жене посетить на неделю Копенгаген по приглашению одной из студенческих организаций для чтения лекций, посвященных 15-летию революции в России. Троцкий рассчитывал на то, что ему удастся «зацепиться» в Дании, а также легализовать свое положение в Европе как «персона грата».
Однако из его намерения ничего не вышло. В Афинах ему и его жене вообще запретили сойти на берег. В Италии разрешили, но под охраной полицейских. Через Францию провезли транзитом. В Париже они провели лишь час, да и то на вокзале. В Дании Троцкий все время находился под гласным наблюдением полиции. Против приезда Троцкого устроили свои демонстрации как местные коммунисты, так и монархисты. Советский посол требовал высылки Троцкого. Местные власти, решив, что «головная боль» им ни к чему, объявили чете Троцких, что по истечении срока визы они будут высланы. Так и произошло. В сопровождении полицейских им пришлось двинуться в обратный путь.
Отрицательное отношение к Троцкому на Западе сохранилось и тогда, когда было ясно, что никакой революционный пожар он раздуть не в состоянии и по существу все свои силы бросил на борьбу со Сталиным.
Ненависть к Сталину, прежде всего, выплескивалась на страницах журнала «Бюллетень оппозиции», который Троцкий начал издавать, еще проживая на Принцевых островах. Всего с июля 1929 по август 1941 года было выпущено 87 брошюр бюллетеня, 70—80 % объема которого заполнял лично Троцкий. Бюллетень выходил в Париже, затем в Берлине, снова в Париже, в Цюрихе и опять в Париже, а после начала Второй мировой войны — в Нью-Йорке. После смерти Троцкого вышло всего четыре номера журнала, и он навсегда канул в Лету. До СССР журнал практически не доходил. Его читали лишь работники НКВД по долгу службы и Сталин.
Главная тема «Бюллетеня оппозиции» от первых до последних номеров — это Сталин. Со всех точек зрения, со всех позиций, но всегда отрицательных. Естественно, что Сталин, которому разведка доставляла все номера журнала, не мог не относиться к его автору с такой же ненавистью. А разведка «доносила точно», докладывая не только опубликованные, но и намеченные к публикации статьи. Вот пример:
«Совершенно секретно, т.т. Сталину, Молотову.Народный комиссар внутренних дел СССР Генеральный комиссар государственной безопасности
Направляем Вам агентурно изъятые нами из текущей переписки Седова копии двух статей Троцкого от 13 и 15 января 1938 года под заглавием «Продолжает ли советское правительство следовать принципам, усвоенным 20 лет назад» и «Шумиха вокруг Кронштадта».
Указанные статьи намечены к опубликованию в мартовском номере «Бюллетеня оппозиции».
25 февраля 1938 г. Ежов».
Но не только «Бюллетенем» интересовался Сталин. Он потребовал список всех троцкистских изданий за рубежом. В марте 1937 года ему представили список, включающий 54 наименования журналов, бюллетеней, газет, издававшихся в Англии, Бельгии, Испании, Франции, Голландии. Список был впечатляющим, но выяснилось, что тиражи этих изданий мизерные и выходят они нерегулярно.
Помимо троцкистской выходило много антисоветской белогвардейской литературы. По указанию Сталина, ИНО НКВД тщательно следил за всеми изданиями такого рода, анализируя их и получая из них достаточно обширную информацию об антисоветских организациях за рубежом, которая в обобщенном виде докладывалась вождю.
Кроме того, специально для Сталина выписывались более солидные антисоветские издания, такие как «Возрождение», «Знамя России», «Социалистический вестник», «Бюллетень экономического кабинета Прокоповича», «Новое русское слово» и ряд других. Регулярно просматривавший их, Сталин нередко удивлял собеседников знанием нюансов жизни русской эмиграции.
* * *
20 февраля 1932 года Троцкий был официально лишен советского гражданства. Его правовое положение стало незавидным. Правда, с помощью сторонника Троцкого, Мориса Парижанина, обратившегося к известному политическому деятелю Эдуарду Эррио, удалось получить разрешение на въезд во Францию. После Принцевых островов Троцкий провел во Франции около двух лет, скрываясь от сторонников, противников и многочисленных репортеров. Весной 1934 года ему предложили покинуть Барбизон (городок недалеко от Парижа, родина Барбизонской школы художников), так как полиция не ручалась за его безопасность. Множество раз он менял места жительства во Франции, но покоя там не имел.Наконец норвежское правительство выдало Троцкому разрешение на въезд в страну с условием, что он не будет заниматься политической деятельностью. Он поселился в городке, где его никто не знал, но вскоре Зборовский (агент ИНО «Макс», «Тюльпан») в Париже установил адрес Троцкого.
В Норвегии Троцкий занялся литературной работой. Он писал одну из главных антисталинских книг «Преданная революция». В ней призывал к свержению сталинской системы правления.
Еще не изданная книга оказалась на столе Сталина. Она окончательно убедила Сталина в том, что Троцкий в состоянии наносить по нему сильные идеологические удары. Наступил момент, когда Сталин задумался о ликвидации троцкизма и самого Троцкого.
Положение Троцкого в Норвегии ухудшалось. «Ввиду соглашений между Норвегией и Союзом корреспонденция Троцкого вскрывается» — доносил один из агентов. Троцкий подвергался постоянным нападкам со стороны прессы, парламентских деятелей, норвежских коммунистов. 29 августа 1936 года советский посол потребовал от норвежского правительства высылки Троцкого из страны. Троцкий был взят под домашний арест.
В декабре 1936 года стало известно, что Мексика согласна принять Троцкого. 19 декабря на танкере «Рут» Троцкий отбыл из Норвегии и в начале января 1937 года прибыл в Мексику, последнюю страну на пути его странствий А пару месяцев спустя февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б) объявил беспощадную войну Троцкому и троцкистам — «огромной банде вредителей», готовивших «реставрацию капитализма, территориальное расчленение Советского Союза (Украину— немцам, Приморье— японцам), в случае нападения врагов — вредительство, террор. Это все — платформа троцкизма», — говорил Сталин. Он особенно напирал на стремление троцкистов к террористическим актам.
Некоторые основания для таких выводов Сталин имел. Ему были доложены донесения Зборовского из Парижа:
«22 января Л. Седов у „Мака“ на квартире во вопросу о 2-м московском процессе и роли в нем отдельных подсудимых (Радека, Пятакова и других) заявил: „Теперь колебаться нечего, Сталина нужно убить“. Для меня это было столь неожиданным, что я не успел на него никак реагировать. Л. Седов тут же перевел разговор на другие темы. 23 января Л. Седов в присутствии моем, а также Л. Эстрин, бросил фразу такого же содержания, как и 22-го. В ответ на это заявление Л. Эстрин сказала: „Держи язык за зубами“. Больше к этому вопросу не возвращались».Что это? Может быть, просто выраженная ненависть по принципу: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке»? Или действительно такие планы были, и он их выдал?
В феврале 1938 года от Зборовского поступил еще один документ на эту тему. «…Во время чтения газеты он (Седов) сказал: „Весь режим в СССР держится на Сталине, и достаточно его убить, чтобы все развалилось“. Он неоднократно возвращался и подчеркивал необходимость убийства тов. Сталина. В связи с этим разговором „Сынок“ (Седов) спросил меня, боюсь ли я смерти вообще и способен ли я был бы совершить террористический акт».
Сам ли Седов придумал задать такие вопросы, или прощупывал почву по заданию Троцкого? Сейчас уже никто не ответит на это…
До конца своих дней Сталин считал троцкистов особо опасными врагами. Для него они были олицетворением универсального зла. Призрак Троцкого преследовал его всю жизнь.
Даже после войны, в 1947—1948 годах по решению Сталина в приказе МВД предписывалось «вести чекистскую работу по выявлению оставшихся на воле троцкистов (курсив мой. — И.Д.) и иных врагов государства, а по истечении сроков заключения и ссылки задерживать освобождаемых заключенных с последующим оформлением».
Первые месяцы пребывания Троцкого в Мексике были посвящены организации так называемого контрпроцесса против проходивших в Москве политических процессов. Была создана Международная комиссия по расследованию московских процессов и обоснованности обвинений, выдвинутых против Троцкого. Он заявил: «Если комиссия решит, что я хоть в малейшей степени виновен в преступлениях, которые Сталин приписывает мне, я заранее обязуюсь добровольно сдаться в руки палачей ГПУ…»
12 декабря 1937 года председатель Комиссии, американский философ и педагог Джон Дьюи, на митинге в Нью-Йорке огласил вердикт Комиссии, гласивший, что все московские процессы являются подлогами, а Троцкий и Седов невиновны.
Но крупнейшие газеты Европы и Америки ни словом не обмолвились о контрпроцессе, не желая из-за Троцкого ухудшать отношение со Сталиным.
Москва тщательно следила за действиями Троцкого в Мексике, о них информировали посольства и резидентуры из Вашингтона и Мехико. Разведчики сообщали об издательской деятельности Троцкого, выходе в свет его книг «Преданная революция» и «Преступления Сталина», а также книги Шахтмана «За кулисами московского процесса». Все это докладывалось Сталину и вызывало его гнев. Он еще раз убеждался, что Секретно-политический отдел НКВД и ИНО действовали значительно хуже, чем требовалось. Ежов не «тянул» на «зарубежном фронте».
Еще одной задумкой Троцкого стало создание IV Интернационала, революционной по форме, антисталинской и антисоветской по сути организации. 3 сентября 1938 года прошел его Учредительный конгресс на вилле друга Троцкого, Альфреда Росмера, в пригороде Парижа. Все очень боялись провокации со стороны ОГПУ, поэтому заседание прошло в глубокой тайне. На нем присутствовал 21 делегат от 11 стран. Советскую делегацию представлял один человек — кто бы, вы думали? Марк Зборовский, он же агент НКВД «Мак», «Тюльпан». Поэтому вся конспирация троцкистов оказалась напрасной. Обо всех решениях Конгресса Сталин узнавал немедленно.
IV Интернационал по существу оказался мертворожденным дитем. неким подобием знаменитого «Меча и орала», высмеянного Ильфом и Петровым. Но Сталин к его появлению отнесся вполне серьезно и еще раз напомнил чекистам об их долге. Именно в это время на пост заместителя Ежова пришел Лаврентий Берия, человек не менее кровожадный, но более искушенный.
Интересно, что на Конгрессе в качестве переводчицы присутствовала Сильвия Агелоф, которая невольно сыграет трагическую роль в судьбе Льва Давидовича Троцкого. После заседания Конгресса у дома Росмера «Тюльпан» познакомил ее с симпатичным молодым человеком, представившимся Жаком Морнаром. Это был Рамон Меркадер, ставший не только любовником Сильвии, но и убийцей Троцкого, но об этом позже.
Весной 1939 года Троцкий приобрел виллу на улице Вены, в предместье Мехико Койоакане. Первое, чем занялись его друзья и охрана — это превращение виллы в крепость. Укрепили высокий забор, двери, входные ворота, возле которых построили башню с прожектором. Двери в кабинете и спальне Троцкого обили листовым железом. В доме установили сигнализацию.
Несколько мексиканских полицейских охраняли дом снаружи, а выделенная охрана — внутри. Решили «режимные» вопросы: наладили контролируемый порядок посещений, незнакомые люди допускались к Троцкому, только оставив вещи в холле и в сопровождении охранника. Визитеров бывало немало — журналисты, издатели, сторонники Троцкого, который, по сообщению «Тюльпана», был особенно «падок на приезжих из Союза и Испании». Эту симпатию Троцкого постарался учесть Иностранный отдел НКВД.
Троцкий продолжал заниматься литературным трудом и в мае 1938 года в одном из писем указывал, что в течение ближайших пяти месяцев должен закончить книгу «Сталин». Тот, о ком была эта книга, узнал о ней и в конце 1938-го— начале 1939 года дал устные указания сменившему Ежова на посту наркома внутренних дел Лаврентию Берии по устранению Троцкого. Одновременно в Союзе развернулась новая волна репрессий против «недобитых» троцкистов. В этой связи «Тюльпан» в июне 1939 года был ориентирован «прежде всего на выяснение шпионских, террористических центров, контрреволюционных связей в СССР, подготовку переброски в СССР и т.д.». Тогда же «Тюльпан» занялся разработкой Международного секретариата, при его содействии была осуществлена выемка архивов Международного секретариата, Седова и части архивов Троцкого.