– Может, отложить бесполезные поездки, когда намечаются поиски Совы и прочей компании?
   – Одно другому не мешает. Пока дают транспорт, буду ездить каждый день.
   – Мои настаивают завтра крестить Нину, – такими были первые слова, сказанные Анастасией после приветственных поцелуев. Ниной назвали дочку в память о покойной матери Михаила.
   – Я не поеду.
   – Ты чего? Партию разогнали, можешь не бояться парткома…
   – Не в этом дело. Ты же знаешь, я уважаю искреннюю веру и любую “человечную” религию, тем более христианство. Но я не верую и в церковь не пойду. Потом, в машине места не хватит.
   – Анна и Юра поедут на своей.
   – И прекрасно! Ты с малышкой и бабушка с прабабушкой, полный комплект.
   – Прошу тебя! Поедем! Подождешь в машине…
   – Отложим этот вопрос на утро…
   – Не возражаешь, если Анна и Юра будут крестными родителями?
   – Хорошо! Договорились! – он снова заключил ее в объятия. Она трепетала в ожидании скорой близости.
   “Одно положительное качество командировок – любовный голод и сопровождающая его острота чувственности. Какое счастье быть женатым на любимой женщине!” – подумал Михаил, но не сказал вслух. Каждое прикосновение, каждый самый короткий поцелуй отзывались взрывом желания. Он вдыхал ее восхитительный запах, запах чистого тела кормящей женщины без всяких признаков парфюмерии. Михаил запретил Анастасии употреблять любую косметику, пока кормит ребенка. Мать должна пахнуть молоком, а не поделкой под Ланкомэ.
   – Ой! Что у тебя с головой?
   – Ударился на тренировке в спортзале.
   – А не врешь? Вон и пистолет подмышкой.
   – Так положено.
   – Здесь ты не носил пистолет!
   – Так то же город, да еще портовый!
   – Значит, опасность есть?
   – А в какой профессии ее нет?! Водителем работать опаснее… Корми лучше мужа. Он голоден как волк по всем статьям.
   – Пока будешь в ванной, накрою стол. Сама еще не обедала сегодня, ждала тебя.
   – Ну и напрасно. Уже пора ужинать, а ты еще не обедала. Чем будешь кормить малышку?!
   – Не волнуйся за нее. Я понемножку хватала на лету… Пила простоквашу, сок, съела горсть орехов.
   Действующая церковь была в соседнем приморском селе, километров семь по сносной асфальтовой дороге. Они с тестем остались в машине, пока женщины с малышкой и крестными родителями проходили ритуал крещения.
   Церковь занимала господствующую высоту в округе. С площадки, где они стояли открывался грандиозный вид: на море, устье реки, сельские домики на склонах холмов, спускающихся к морю и реке. Несколько лет Михаил не был здесь и с любопытством осматривался.
   Тесть прервал его созерцания:
   – Настя сказала, ты носишь пушку. Бросай эту грязную работу. Двести рублей у нас платят начинающему шоферу… С учетом шабашки, считай вдвое больше.
   – С учетом взяток и у нас гораздо больше.
   – И то правда. Помнишь Писаренко. Такие были злыдни… После армии пошел в милицию. В райцентре богует на базаре. Ты должен знать…
   – Знаю…
   – Теперь живет на широкую ногу. Машину купил. Жена в нутриевой шубе на тот же базар ходит и обирает старух, стерва! Какую цену назначит, за такую отдай ей курицу, иначе муженек со свету штрафами сживет… Куда смотрит районная прокуратура?
   – Никто не жалуется. Народ привык к бесправию. Хуже того. Если взяток не берет и под себя не гребет, уважать перестают – чего на должность полез. Все на несправедливость жалуются, а как деньжата появляются, каждый норовит закон обойти за взятку… Психология рабов! Сколько нужно еще столетий, чтобы ее изжить?! На выпускном банкете один наш доцент с кафедры хозяйственного права целую лекцию прочитал, как он выразился, по “рациональной теории взяток”, – Михаил замолчал на несколько минут, углубившись в воспоминания о той вечеринке в ресторане.
   Когда вечеринка перевалила за кульминационный пункт и часть наиболее важных лиц из приглашенных отбыла домой, доцент Свирский поднялся с полным бокалом, постучал вилкой по тарелке и начал свой тост, который оказался лекцией на тему: как брать взятки.
   “Минуту внимания! Хочу использовать данный тост для восполнения пробела в вашем образовании. Сами понимаете, краткая лекция, которую я сейчас прочитаю исключительно из любви к вам, не могла быть произнесена с кафедры. Не было бы даже этого тоста, если бы это не была наша последняя встреча. Вы уходите пахать на ниве закона, а я отправляюсь за бугор работать в зарубежном отделении одного эСПэ, совместного предприятия. Будете в Ганновере, милости прошу! Не могу быть в стороне, когда пошел процесс ГэГэ, Грандиозного Грабежа. Государство утратило долго хранимую невинность в виде монополии внешней торговли и теперь отдается всякому желающему иностранцу. Поэтому в большом дефиците знающие сводники, вроде меня. Не считайте меня циником. Мы, юристы, должны трезво смотреть на вещи. И вы тоже не должны упустить свой шанс здесь. Для этого сообщу вам несколько аксиом теории взяток с комментариями, теоремами и следствиями. Аксиома первая: знай дело. Некоторые считают знание дела лишним для взяточника. Глубочайшее заблуждение! Во-первых, кому-то нужно работать и вам начальство простит многие “шалости”. Во-вторых, знание дела – это связи с сильными мира, кому вы были полезны. В-третьих, квалификация вам поможет разобраться в механике чужих делишек и посадить на крючок начальство и коллег. Все они должны знать, что вы все про них знаете, но свой парень, так как они тоже знают кое-что о вас. Кристально чистых нигде не любят. В-четвертых, в любой технике есть свои “допуски и посадки”, то есть разрешенные отклонения от номинала, допустимая точность решений, свой “плюс-минус”, своя нейтральная полоса или ничейная земля. Тем более, это есть в юриспруденции. Если вы это знаете, то в глазах любого проверяющего будете выглядеть законником, а в глазах клиента благодетелем, то есть ничейная земля будет ваша. Нужно только выгодно ее продать. Аксиома вторая: не обижай начальство. Все вы знаете, что до бога далеко, а начальство рядом. Поэтому не обижайте начальство, даже если оно вас не любит. Во-первых, не берите больше, чем начальник. Нужно щадить его самолюбие. Если он берет слишком мало и это вас сильно ограничивает, помогите ему брать больше, но делайте это по возможности незаметно для него. Во-вторых, работайте аккуратно, даже если уверены, что начальство на вашей стороне, чтобы его не подставить. В-третьих, время от времени давайте заработать вашему начальству на ваших клиентах, но никогда не делитесь взяткой явно. То есть не ставьте начальника в двусмысленное положение, тем более, если начальник ваш друг… Аксиома третья: не обижай клиента. Эта аксиома – третья в порядке изложения, но первая по важности. Во-первых, такса должна быть разумной. Это работает на имидж благодетеля. Лучше берите чаще, но меньше. Во-вторых, никогда не обманывайте ожиданий клиента. Если сделали меньше, чем обещали даже на пустяк, верните все или лучше заранее обусловленную часть. Жадность фраера сгубила – это не поговорка, это закон природы! Итак, выполняя мои рекомендации, вы дослужите до пенсии, сделаете хорошую карьеру и будете жить отлично! Так выпьем, чтобы закрепить только что полученные знания…”.
   Очнувшись от воспоминаний, Михаил повернул голову к тестю. Последний заметил, что пауза в разговоре закончилась и продолжил:
   – Я твоего отца хорошо знал. Если ты в него, то взятки брать не будешь по любой теории. У тебя высшее образование. Уйду на пенсию, останешься за меня. Ты парень толковый. Разбираешься в технике, экономике… Пошли новые времена, райком разогнали. Смотришь, мужики тебя председателем колхоза выберут.
   – Скоро и колхозы развалятся!
   – Какой же дурак будет разрушать крепкое хозяйство?!
   – Оно крепкое по нашим меркам. Производительность в четыре раза ниже мирового уровня. Все держится на дешевом труде и разграблении плодородия земли.
   – Чего ты хочешь?! Работа на дядю…
   – Понимаю ваше беспокойство о благополучии нашей семьи. Однако не хочу мельтешить. Нужно поработать, набраться опыта… О выборе профессии юриста пока не жалею. А там посмотрим…
   – А вот и наши!
   Назад машину вел тесть. Бабушка Наталья заняла переднее сидение, а Михаил с Анастасией разместились сзади вдвоем. Нужно было покормить ребенка. Теща поехала в машине с дочкой и зятем. Отношения между сестрами были сложными. Юрий начал выпивать. Анна была слишком прямолинейной, чтобы искать какие-либо тонкие подходы к мужу. Возможно, Анна его не слишком любила. Возможно, она никого не могла полюбить больше себя. Во всяком случае, брак оказался, нельзя сказать несчастливым, но не таким, о котором мечтала мама для любимой дочки. Она много лет думала о Михаиле как о будущем муже Анны. Для нее не была секретом юношеская любовь Михаила. Умом она понимала, что Анна сама виновата, но сердце во всем обвиняло Настю: “Повесилась парню на шею, а потом и под него легла… Он парень порядочный – женился”. Откуда ей было знать, да и предубеждение мешало понять, что эти два сердца и тела созданы друг для друга.
   В церкви малышка намочила пеленки. Анастасия ее перепеленала не очень плотно и теперь при кормлении девочка высвободила ручку и стала щипать мамкину грудь, не отрывая беззубый рот от соска. Родители таяли от счастья, глядя на малышку. “Что бы ни случилось, эти минуты будут греть мне душу”, – Михаил осторожно взял ручонку своей дочки, словно выточенную тончайшим резцом. – “Какое совершенство! Только бесконечность природы позволила ей выработать столь лаконичный язык, чтобы в трех десятках длинных молекул описать такую красоту”. Он не говорил этих слов вслух, но видел в глазах Анастасии слезы умиления и согласия с ним.
   Дома их ожидал праздничный стол. Крестины в деревне большое событие. Собралось больше трех десятков родственников и соседей. Застолье было длинным и обильным. Михаил и Анастасия пользовались каждой возможностью уйти из-за стола в свою спальню, бывшую родительскую, чтобы взглянуть на дочку. Портреты родителей остались висеть на стене, но кровать заменили на современную деревянную, двуспальную. В углу, защищенном от сквозняков, помещалась кроватка малышки.
   Однажды вслед за ними вошла бабушка Наталья. На радостях она выпила рюмочку, вся раскраснелась. Взяла у Анастасии девочку и поднесла к портретам:
   – Ниночка, крошка моя золотая! Пусть на тебя посмотрят дедушка Егор и бабушка Нина. Егор! Нина! Посмотрите на свою внучку! Или вы ее уже видели оттуда…, – она откровенно всхлипнула, вернула ребенка Анастасии и ушла из комнаты, вытирая глаза краем ситцевого платка, повязанного на шее. Ее еще густые выбеленные сединой волосы были заплетены в косу и скручены на затылке в аккуратный узел.
   – Может, дать ей валерьянки? – предложила Анастасия.
   – Не нужно. Это от радости…– ответил Михаил и вспомнил свой сон.
   Было это в первую ночь после длинного хлопотного дня, когда он привез дочку и Анастасию домой. Как ни готовились, оказалось, еще много нужно было сделать для удобства новорожденной. Уснули поздно. Сначала Анастасия, потом забылся Михаил. Ему снится сон. Вдруг он просыпается от какого-то шелеста и дуновения воздуха. В комнате темно, но он ясно видит, у кровати дочки стоит его мама и смотрит на спящую внучку. Он подхватывается и бросается к матери со словами: “Мама! Мама! Но мать его мягко отстраняет от себя и молча, почти бесшумно уходит из комнаты. Михаил не видел, как отрывалась дверь. Легкий шорох и она скрывается за дверью.
   В этот момент Михаил действительно проснулся. Было также тихо. Анастасия спала, положив голову ему на грудь. Он осторожно переложил Анастасию на подушку, не забыв поцеловать в губы, и поднялся с постели к ребенку. Девочка ворочалась во сне. Он просунул руку под нее. Мокро. Ребенок пискнул, и Анастасия мигом проснулась.
   – Что случилось?
   – Нужно заменить пеленки…
   Михаил ничего не рассказал, ни сразу, ни потом. У него было правило, которое он редко нарушал – не рассказывать свои сны. Зная впечатлительность и женское суеверие Анастасии и бабушки, он не хотел, чтобы фантазии его спящего мозга доставляли им пищу для толкования и беспокойства. Когда речь шла о малышке, он и сам становился суеверным до неприличия.
   Понедельник принес неожиданности. Приятные и не очень. Утром Михаил побывал в одном из колхозов для осмотра автотранспорта. Расстояние от места столкновения до этого колхоза уже превышало всякие разумные пределы, разве что водитель имел путевку на поездку в город. Михаил просматривал все путевые листы за неделю, включая день катастрофы. Он уже не успевал за одну поездку посетить более одного хозяйства. Вдоль моря граница обследования уже достигла Христофоровки, и следующая поездка намечалась именно туда.
   В Управлении его ждало известие. Как только он вошел в приемную, его остановила Тамара Борисовна:
   – Миша! Михаил Егорович! Вас разыскивает Сумченко, просил сразу же связаться с ним.
   – Что случилось?
   – Наверное, это по поводу факса из Хайфы?
   – Он у вас?
   – Ксерокопия. Оригинал Сумченко потребовал передать ему.
   – Сначала прочитаю, потом позвоню.
   – Конечно. Вон в той красной папке с инициалами Николая Петровича…
   Адвокат Крамара и местный нотариус прислали письмо, из которого следовало, что Крамар сразу по приезду в Хайфу дал нотариально заверенные показания, из которых следовало, что он действительно вечером незадолго до убийства встречался с Ларисой. Он видел студентов-хулиганов и по его просьбе Швец позвонила в милицию. Вину за неверные показания при первых телефонных разговорах адвокат взял на себя. Это он настоял на данной тактике и теперь раскаивается, так как репутация его клиента пострадала. Его клиент теперь выглядит как лжец, преступник, заметающий следы. Он никого не убивал. Это чудовищное совпадение фактов. Далее следовали комплименты профессионализму советской милиции, который адвокат недооценил.
   Сумченко сразу начал с разноса:
   – Развалили верное дело! Я предупреждал, что они вас перехитрят. Так и получилось! Хотя, что с тебя взять?! Ты молодой специалист и этим все сказано. Но Николай Петрович?! Он не спрячется за больничным листом! …
   Когда Сумченко несколько сбавил свое, в основном наигранное возмущение, Михаил попытался сказать несколько слов:
   – Иван Игнатьевич! Дайте молодому специалисту кое-что сказать в свое оправдание…
   – Ну, давай. Только коротко!
   – По своей наивности я расцениваю эту бумагу положительно. Во-первых, Крамар врал еще до адвоката. Мы имеем его первые показания и четырехлетнее молчание. Во-вторых, этим факсом мы получили со стороны защиты официальное подтверждение правильности всех наших следственных действий. В-третьих, трубу никуда не денешь. Можно, конечно, обвинить нас в фальсификации, но это будут голословные обвинения. Все вещьдоки мы можем предоставить независимым экспертам. Важно, что девушка убита трубой из квартиры Крамара.
   – Говоришь ты красиво, но слишком много. Далеко пойдешь, если тебя вовремя не остановят! Шучу, конечно… Мне бы ваш с Манюней оптимизм, – Сумченко, как всегда, без предупреждения положил трубку.
   “Самовлюбленный идиот!” – обругал себя Михаил. – “Сумченко разыграл небольшой спектакль с выговором, и я выложил ему всю аргументацию, которую этот павлин будет теперь вещать на всех перекрестках. Вылезет еще на телеэкран”.
   Через три дня так и произошло. Манюня уже был подготовлен Михаилом к такому развитию событий и все же чертыхался:
   – Черт побери! Таланты великого коммерсанта и великого политика имеют одну общую черту – это умение обобрать ближнего. Мы с тобой явно не великие политики, а простые рабочие лошади.
   – Правда, при силе и здоровье.
   – Обо мне сейчас и этого не скажешь!
   Удачной оказалась первая же встреча со специалистом по борьбе с наркотиками Тризной. За столом сидел широкоплечий мужчина за тридцать, с коротко стриженой головой. На круглом приятном лице все было крупным: карие глаза, прямой нос, толстые губы. Не выходя из-за стола, Тризна передал Михаилу коробку со своей картотекой, и тот вскоре отыскал одну подходящую кандидатуру.
   Совенко Альберт Борисович, по кличке Сова. С фотографии на Михаила смотрели наглые совиные глаза. Даже в анфас заметен был крючковатый нос и скошенный книзу подбородок – карикатура на полезную ночную птицу.
   “Жаль, что не нашлось времени заглянуть сюда раньше. Для этого потребовалось получить по голове”, – пошутил над собой на радостях Михаил.
   – Как нам найти этого субчика? За ним должок, – Михаил рассказал Тризне о нападении и ударе по голове.
   – Он редко попадается на глаза нашим людям и не имеет приводов. Мы снимали скрытой камерой в ресторане. Потом по какому-то поводу устроили проверку документов. После чего он сразу сменил место жительства. У нас проходит, как наркоман, но возможно он посредник между оптовым поставщиком и мелкими торговцами, так как достоверных контактов с клиентами-потребителями мы не зарегистрировали. Обойдем все официальные ночные увеселительные заведения. Дам задание своим оперативным работникам…
   – А если он ляжет на дно?
   – Наркобизнес такое дело, что надолго не заляжешь. Нужна с той или иной периодичностью доза, нужно еще заработать деньги на покупку дозы… Потом, не такой серьезный проступок, чтобы долго прятаться. Скорее всего, скажет, что обознался. Хотел заставить вернуть долг или еще какое-нибудь “благовидное” оправдание придумает. Свидетелей нет.
   – Тогда нужно брать его на горячем, с товаром.
   – Товар он с собой не носит. У них система “почтовых ящиков”. Разве что свою дозу, и то, когда утратит бдительность.
   – Хотя бы так!
   – Все понял! Только сегодня не могу.
   – И я не планировал. Пусть ваши люди предварительно его попасут. Спустя несколько дней он успокоится, и мы его возьмем. Можно сделать вылазку, например, в среду?
   – Позвони до обеда.
   – Договорились. Я возьму фотографию.
   – Когда сделают копии для моих ребят, передам и тебе экземпляр. Только никакой самодеятельности. Сам его увидишь, сделай вид, что не узнал, и звони нам.
   Михаил вернулся в приемную, чтобы договориться на завтра насчет машины на целый день. Нужно заканчивать с объездом сельских гаражей. Фесенко он не застал и остался в приемной в ожидании совещания. В 16:00, тот обещал быть.
   Тамара Борисовна воспользовалась случаем перекинуться несколькими словами с Михаилом. Сегодня приемная почти пустовала целый день. Говорили о погоде, о необычно высоком урожае яблок и слив в этом году, о здоровье Николая Петровича. Работники отдела посещали его все реже и реже и с медперсоналом не общались. В ежедневных телефонных разговорах Манюня избегал этой темы.
   Позвонили из канцелярии. Попросили забрать срочный факс, адресованный Манюне. Михаил вызвался помочь, ждать нужно было еще минут десять.
   – Расписаться за факс должна я. Идемте вместе, если сгораете от любопытства.
   – Конечно! Синим пламенем…
   Пока Тамара Борисовна расписывалась в журнале регистрации, Михаил пробежал текст факса. Крамар и его адвокат приглашали Манюню, если позволяло здоровье, или его заместителя для телефонного разговора во вторник в 11:00 по местному времени.
   – Что там? – не удержалась Тамара Борисовна от любопытства. В общих чертах, она знала состояние хода расследования.
   – Наконец-то, скрипка заговорила! Крамар хочет что-то сообщить. Неужели сознается?!
   – Может быть! И попросится, чтобы судили его там. Сомневаюсь, что он вернется.
   Фесенко, формально выполняя резолюцию начальства, решил присутствовать при разговоре, хотя сам разговор попросил провести Михаила. Поездку по селам пришлось отложить, но условились, что со среды Михаил будет брать машину на весь день. И постарается закончить “экскурсии по сельской местности” на этой неделе.
   Впервые Крамар начал разговор не с сухого: “Я вас слушаю”, а с приветствий и пожеланий скорейшего выздоровления Манюне. Потом он перешел к главному, ради чего позвонил.
   – Если все правда по поводу трубы, а у нас, я имею в виду также моего адвоката, пока нет причины сомневаться, так как Манюня и его помощники до сих пор были действительно объективны. Должен, к слову, извиниться за эмоциональность прошлого разговора. Меня можно понять – получается все чудовищно правдоподобно, я убил двоих, и дочь, и мать. Однако на самом деле я никого не убивал! Не могу объяснить сам себе и поверить, что случайно мог дважды побывать на месте убийства за несколько минут до его совершения… Чем больше я думаю об этом, тем более убеждаюсь, что это не случайное совпадение. На встречу с Ларисой меня вызвали по записке, которую она не писала…
   – Вы уже говорили нам об этом, но нам нужны доказательства.
   – Если бы они у меня были!
   – Но на встречу с ее матерью, вы пришли якобы по ее звонку и это также невозможно проверить.
   – Да. Это так. Но ведь я не знал, что меня ожидает обвинение в убийствах. По понятным причинам я даже избегал свидетелей.
   – Вы однажды уже предлагали поискать преступника в окружении родственников Ларисы. Не могли бы вы сообщить нам кое-что более конкретное?
   – Для этого я звоню. Постараюсь изложить все, что знаю. Для этого записал факты и сейчас вам их сообщу… Может быть, что-то вам покажется не относящимся к делу, я все равно скажу.
   – Хочу сразу предупредить, буду вас перебивать вопросами, чтобы не забыть.
   – Хорошо. Начну в хронологическом порядке. Лариса как-то говорила о загадочной смерти отца и о том, что кто-то стоит за спиной матери. Это была одна из причин, почему она хотела уехать за границу и почему ей требовалась для этого моя помощь.
   – Это Альтман?
   – Нет, Лариса не называла эту фамилию. Но сказала, что это как-то связано с прошлым матери. Еще Лариса рассказывала, что у них некоторое время жил квартирант. Они не брали на постой мужчин. Исключение составлял отец Ларисы. Это был второй случай. Лариса сказала, что мать, буквально цитирую ее слова, “настоятельно попросили”. Новый жилец вскоре стал приставать к Ларисе и мать по требованию Ларисы настояла перед кем-то, чтобы постоялец съехал. Он переехал жить в другое место, но иногда приходил к матери Ларисы по каким-то делам.
   – Какого он был возраста?
   – Молодой парень, якобы недавно из армии…
   – Имя или фамилию она не называла?
   – Возможно, называла, но я не помню.
   – Продолжайте!
   – Пожалуй, это важно. Лариса откровенно его боялась. Она говорила, что это был мерзкий тип с гнилыми зубами.
   – Это уже что-то. Хоть какая-то примета. А вы его видели? Вы ведь бывали в доме.
   – Нет, не видел.
   – Какие у них могли быть общие дела: молодой парень и пожилая женщина?
   – Могу только догадываться. Что-то, связанное с торговлей медикаментами…
   – В этом принимали какое-либо участие тетка и двоюродная сестра Ларисы?
   – Я так понял, что принимали. Лариса говорила о какой-то помощи с их стороны. Мать Ларисы имела мизерную пенсию и чисто символический заработок в качестве кассира клуба. Вы знаете, она сильно пила и очевидно были другие доходы, тем более что последнее время она больше не держала постояльцев.
   – Не связан ли факт отказа от постояльцев с исчезновением одной из ее квартиранток?
   – Ничего об этом не знаю.
   – У вас есть что-нибудь еще?
   – Есть, но это уже из области чистых догадок. В тот день, когда я последний раз был у матери Ларисы, мне показалось, что в квартире находился еще кто-то.
   – По каким признакам вы определили присутствие третьего? И когда вам в голову пришли эти мысли?
   – Пришли еще там, у нее на кухне. Почему? По каким признакам? Не могу вспомнить. Что-то неуловимое, то ли в обстановке, то ли в ее поведении…
   – Вам ничего не говорит фамилия Совенко или кличка Сова?
   – Нет.
   – Может быть, вы встречали у них человека с характерной внешностью: выпуклые глаза, крючковатый нос и скошенный подбородок?
   – Вы же знаете характер моих посещений?! Стучал в окно комнаты Ларисы, она открывала запасной вход, и я заходил к ней. Даже мать почти никогда не видел.
   – У вас все?
   – Да. Пожалуй, все. Заверяю вас, я никого не убивал. Уехал, потому что все факты против меня, и как будто есть серьезные мотивы. Если честно, до сих пор не верю в объективность расследования и суда.
   – Тогда откровенность за откровенность! Если честно, нахожу ваши утверждения о невиновности сомнительными, но обещаю, что мы предпримем все меры для проверки ваших сведений. Можете не сомневаться, все наши сомнения будут истолкованы в вашу пользу, по крайней мере, с моей стороны.
   Во второй половине дня Михаил побывал у Манюни. О хорошо усвоил распорядок дня больного и старался приходить после дневного сна и полдника.
   Манюня выслушал Михаила не перебивая, и когда тот замолчал, подвел итог:
   – Получается, нужно плясать опять от печки! Давай забудем на время о Крамаре и займемся Совой, парнем с гнилыми зубами, выясним, наконец, кто такой Альтман.
   – Согласен. Принимаем временную рабочую гипотезу о невиновности Крамара. Завтра с утра еду в Христофоровку, а вечером с Тризной обойдем ночные кабаки. Если успею, побываю в Санаторном переулке, поспрашиваю о парне с гнилыми зубами. Вы могли бы через Фесенко выйти на контрольно-ревизионное управление и договориться о проверке седьмой аптеки под их прикрытием?