Виктор Дан.
КОГДА ПЛАЧЕТ СКРИПКА 
Часть 2. После эпилога.

Глава 1 Автокатастрофа

   Михаил стряхнул с себя дремоту и стал работать энергичнее. Сегодня он проснулся очень рано, еще до зари. Нужно было успеть покрасить крышу до того, как она превратится в раскаленную сковородку – день обещал быть жарким.
   Он сидел на уложенной вдоль ската длинной доске с набитыми часто поперечными планками. Из транзисторного приемника, подвешенного на сучке акации, лилась убаюкивающим потоком классическая музыка. Чайковский в чрезмерно большой дозе был еще одной причиной его сонливого состояния. Однако ему не хотелось тратить время на поиски другой волны.
   Это была последняя работа по ремонту дома. Внутренние работы он закончил на прошлой неделе, и пока все просыхало и выветривалось, они с Анастасией перебрались в летнюю кухню.
   Роды ожидались со дня на день. Анастасия заметно отяжелела и беспокоилась. Сейчас был, наверное, девятый час, а она еще не показывалась во дворе. Впрочем, с этого ската крыши двор не был виден.
   Михаил был доволен, что настоял на переносе отпуска на вторую половину августа. Он рассчитывал побыть с Анастасией рядом в этот сложный для нее период жизни.
   А вот и Анастасия показалась из-за угла.
   – Еда уже на столе. Ты скоро?
   – Где-то через полчаса.
   – Тогда разогреешь сам – я умираю от жары, хотя только девять. Что же будет сегодня дальше?!
   – Уже девять?!
   – Даже больше. Ой, жара проклятая, забыла тебе сказать! Там что-то в Москве творится. Горбачев как будто заболел и на его месте другой. Я его даже не знаю…
   – Да. Горбачев в Крыму на отдыхе и, естественно, его кто-то замещает, скорее всего, Янаев. – Сказал Михаил и подумал: “Эта темная лошадка непонятной породы из неизвестного стада”.
   – Точно! Янаев. Скоро будет пресс-конференция. Пойду смотреть телевизор.
   – Зачем тебе эти политические дрязги и пустые волнения? У тебя сейчас другие проблемы.
   – Я только и делаю, что думаю о родах с утра до вечера. А так хоть отвлекает какое-то внешнее событие.
   – Ладно. Не стой на солнце. Иди в дом. Я скоро буду.
   Руки Михаила отдавали запахом растворителя, которым смывал краску, несмотря на долгое мытье мылом в нагретой солнцем воде. Он с удовольствием уплетал молодую картошку с яичницей, похрустывая холодным, из погреба, малосольным огурцом. Телевизор показывал уже конец пресс-конференции ГКЧП.
   – Ты что-нибудь понимаешь? – спросила Анастасия, не прерывая вязание.
   – Очередной дворцовый переворот или его репетиция. Только на этот раз не будет так гладко и безропотно…
   Михаила прервал гудок автомобиля с улицы. Он его уже узнавал – это был служебный “газик” районной прокуратуры.
   У калитки стоял водитель, молодой паренек из райцентра. Этим летом демобилизовался из армии. Михаил познакомился с ним еще в отделе кадров. Они оформлялись на работу одновременно.
   – Проходи во двор, будь добр!
   – Некогда! Пока вы будете одеваться, мне нужно заскочить за Зинковым. Вас заберу на обратной дороге.
   – Что случилось?! Я в отпуске.
   – Вы что, радио не слушаете и телевизор не смотрите? Дана команда всем органам быть в состоянии готовности на случай чрезвычайных событий… или выступлений. Танки на улицах Москвы.
   – Я в отпуске по приказу и, пока он не отменен, мое пребывание на службе бесполезно. У тебя есть письменное распоряжение?
   – Сафонов сказал, пока всех привезу – приказ будет.
   Михаил понимал бессмысленность этого разговора, но события в Москве вдруг вмешались в его личную жизнь, разрушили все планы на ближайшие дни, и ему необходимо было некоторое время, чтобы эмоционально приспособиться к новой ситуации. В голове уже крутился перечень дел, которые предстояло выполнить в ближайшие полчаса до отъезда: убрать инструмент, собраться, успокоить Анастасию и проинструктировать бабушку.
   “Газик” со спущенными боковыми стеклами пробивал упругий раскаленный воздух над размякшим асфальтом трассы. В автомобиле кроме водителя и Михаила были еще два отпускника. Помощник прокурора и архивариус – молодая дочерна загорелая девушка.
   “А она-то зачем?” – подумал Михаил, когда девушка села по дороге. – “Частное доказательство глупости всей затеи с ГКЧП”.
   Общий разговор вертелся вокруг московских событий.
   Михаил высказал свое сомнение в законности действий Янаева и далее молчал.
   Водитель Саня и другие его пассажиры перечисляли претензии к Горбачеву: похожий на бегство уход из Афганистана, уничтожение ракет по договору с американцами, объединение Германии, отделение Прибалтики, “сухой закон”. Вспомнили чернобыльскую катастрофу и недостойное поведение союзных властей тогда.
   “Какая каша в голове! И таких людей большинство. Не понимающих в чем действительно их собственная польза, их настоящий личный и групповой интерес, и поэтому легко поддающихся влиянию дешевой демагогии.” – размышлял Михаил, без особого труда сдерживая желание вмешаться. – “Далась им эта империя. Что они от этого имеют? Безопасность? Но какой ценой!”
   Сотрудники прокуратуры, бывшие на работе с утра, владели ситуацией не лучше отпускников. Общее собрание мало чего прояснило. Обеспечить повышенную готовность. Ждать указаний. Пресекать беспорядки и противоправные действия. Михаил расписался в книге приказов об его отзыве из отпуска и переходе на двенадцатичасовой график работы, включая ночное время. Его дежурство ночью было назначено на завтра, что его несколько утешило. Будет кому доставить Анастасию в районный роддом: днем он, а ночью тесть, Дмитрий Павлович.
   Следующий день был полон тревожного ожидания. Транзистор, настроенный на волну радиостанции “Свобода”, не выключался. Репортажи из “белого дома” говорили о нарастании противостояния Ельцина и ГКЧП. Политическая нервозность и напряжение в далекой Москве воспринимались как что-то нереальное в звенящей тишине знойного дня. Михаил занял себя непрерывной чередой мелких работ по хозяйству. После обеда удалось вздремнуть – будет легче ночью. Потом он долго стоял под летним душем, рискуя всех оставить без теплой воды.
   Он был одет и готов к отъезду, когда около семи вечера раздался гудок служебной машины.
   Саня с мокрыми волосами (только что искупался в реке) светился свежестью здоровой молодости. Расстегнутая рубашка навыпуск с короткими рукавами открывала взгляду загорелый мускулистый торс, еще сохранивший армейскую выправку. Автомобильный приемник был настроен на ту же волну.
   – Как вы думаете, они отважатся на штурм “белого дома”? – спросил Саня в паузе радиопередачи.
   – Может быть. Но если они не арестовали Ельцина в постели, то шансы на успех ничтожны. Это означает, что Горбачев, которого ты не любишь, вернется в Кремль…
   – Надеюсь ненадолго… Вез я как-то Сафонова с одним мужиком из областной прокуратуры, так тот сказал, что Китай за семь лет реформ утроил свой национальный доход, а мы за пять лет горбачевской перестройки наделали долгов и потеряли весь золотой запас…
   Саня был водителем с небольшим стажем, но одним профессиональным качеством шофера овладел в совершенстве: пассажиру скучать было некогда. Его комментарии к радиопередаче и анекдоты лились неровным, но безостановочным потоком.
   Дежурство обещало быть скучным. Перед отпуском Михаил закончил свое первое, и пока единственное дело. Девушка дождалась парня из армии, а он при первом же свидании изнасиловал ее. Заявление от пострадавшей поступило не сразу и, как выяснилось, под давлением родителей.
   Парень сначала занял позицию, что все было добровольно, а судебный иск – это способ заставить его жениться.
   Михаилу стоило больших усилий добиться откровенности типично по-деревенски застенчивой девушки. Выяснились обстоятельства, которые существенно отягощали тяжесть проступка и превращали в опасное преступление.
   Вот тогда парень заметался: то отказывался вообще от фактов, то угрожал Михаилу, то через родственников обещал жениться на пострадавшей. Когда последовало такое предложение, заколебалась девушка – она была беременна. Михаилу стоило большого труда убедить ее и родителей не соглашаться на этот брак. Он предвидел в этом браке второй акт трагедии, более длительный и более страшный. Его роль советчика в данном случае была за пределами обязанностей следователя, но он ничего не мог с собой поделать. Он предупредил обе стороны, что в любом случае он не будет изменять свою позицию и выводы в материалах, подготовленных для передачи в суд.
   Прокурор Сафонов занимал выжидательную позицию, словно проверяя Михаила на этом деле. У Михаила были основания предположить, что и в будущем на помощь и поддержку начальника ему не приходится особенно рассчитывать. Спустя несколько дней после вступления Михаила в должность следователя прокуратуры произошел один примечательный эпизод. В прокуратуру пожаловал председатель колхоза Симоненко, прошел сразу в кабинет, едва кивнув присутствующим в приемной, и пробыл там не менее получаса.
   Михаил в числе нескольких сотрудников ожидал начала совещания. Ради такого посетителя совещание задерживалось. Все томились неопределенностью, а из кабинета никаких указаний не последовало. Наконец, дверь шумно и широко отворилась. Прокурор провожал посетителя до двери своего кабинета.
   – Давненько не заглядывал к нам на рыбалку. Забываешь старых друзей. Петрович обещал на этой неделе. Ждем, – громыхал Симоненко своим прокуренным басом.
   – Дела, все дела… Может, получится.
   – Давай без может.
   Михаил догадался, что речь шла о председателе райисполкома Владимире Петровиче Волкове.
   “Только для кого эта демонстрация силы и влияния? Не для меня ли? Не переоцениваете ли вы свое значение Михаил Егорович, чтобы товарищ Симоненко ради вас устраивал такие спектакли”, – подумал Михаил полушутя тогда. Ни для кого не было секретом, что районное начальство связано круговой порукой, многочисленными родственными и кумовскими связями.
   Покончив с процедурой приема дежурства и связавшись с дежурными других районных служб, Михаил приступил к просмотру оперативных сводок областного управления МВД. Нужно было ознакомиться с текущей криминальной ситуацией в области и районе.
   На удивление сводка была бедна происшествиями. Вероятно, профессионалы не хотели попасть под горячую руку в этот момент политической неопределенности. Дорожно-транспортные происшествия Михаил хотел пропустить, как вдруг увидел в тексте сводок ГАИ знакомую фамилию.
   При столкновении личной автомашины с неизвестным грузовиком получил тяжелые травмы начальник следственного отдела Манюня Николай Петрович. С тех пор прошло больше суток. Жив ли он? Михаил лихорадочно пролистал справочник служебных телефонов и набрал номер дежурного ГорУВД.
   Телефон был занят. После многих попыток дежурный, наконец, ответил. Михаил представился и спросил:
   – Вы не могли бы узнать состояние Манюни Николая Петровича?
   – Узнавать не нужно, я и так знаю. Операция прошла успешно, но врачи обещают лечить его долго.
   – Что с ним? Какого рода травмы?
   – Много переломов, но внутренние органы сильно не пострадали. Говорят, весь на растяжках как Иисус на кресте.
   – Где он лежит?
   – В травматологии городской больницы.
   Не успел Михаил положить трубку, попрощавшись с дежурным и нажав на рычаг, как телефон зазвонил.
   Громким, словно из соседней комнаты, и взволнованным голосом спросил тесть:
   – Михаил, это ты?
   – Да. Что случилось?
   – Еле дозвонился! Час назад привез Настю в роддом. Я еще здесь, звоню из приемного отделения…
   – Как она? – перебил Михаил.
   – Уже переодели и отправили в палату. Осмотрел врач. Обещает к утру… Буду ждать в машине.
   – Если смогу вырваться, я прибегу.
   Однако оставить вместо себя было некого. Водитель дежурной машины еще развозил дневную смену. Потом поедет ужинать и вернется, вероятно, к двенадцати.
   “Воспользуюсь-ка я служебным положением”, – и он набрал номер дежурной медсестры родильного отделения.
   – Вас беспокоит следователь прокуратуры Гречка. Час назад к вам поступила моя жена. Я на работе, буду дежурить до утра. Не могли бы вы позвонить мне, когда она родит?
   – Давайте ваш телефон. Конечно, позвоню!
   Михаил назвал номер телефона и поблагодарил медсестру, судя по голосу, женщину в возрасте.
   – Пока рано благодарить. Вот когда поздравлю с сыном…
   – Буду благодарен и за дочь. – Он себя уже убедил, что дочь даже лучше. От мальчика всегда чего-то ждешь, здесь же чистая отцовская любовь…
   От возбуждения Михаилу не сиделось на месте. Он бродил по полутемным коридорам здания. Здесь кроме прокуратуры было много других районных организаций. Впервые он получил возможность обследовать не торопясь все закоулки.
   Приехал водитель, но Михаил уже не решился уходить от телефона. Стучаться ночью в дверь родильного отделения, после того как тебе обещали позвонить, было бы не логично, а точнее, свинством.
   От резкого звонка у самого уха Михаил вздрогнул. Оказывается он задремал, положив голову на стол.
   Звонили из роддома:
   – Папаша! Это вы? Поздравляю вас с дочкой! Вы меня слышите?
   – Да… Да! Спасибо! Бегу…
   – Куда?! Три часа ночи…
   – Как жена?
   – Все хорошо! Здоровая деревенская девушка… Будет у вас еще и сын. – Утешила медсестра, не поверив в безоговорочное счастье отца.
   Михаил вылетел на улицу, разбудил водителя, мирно дремавшего под музыку “Маяка”, голову на руках, сплетенных на баранке.
   – Я на полчаса в роддом…
   Бежать он не мог – затекла нога. На стоянке у роддома разыскал “Жигули” тестя. Тот спал, откинув спинки передних сидений. Стекла были опущены.
   – Дедушка! Просыпайтесь! Поздравляю с внучкой!
   – Начнем новую жизнь! – Такими словами водитель Саня встретил Михаила, когда приехал за ним утром в первый рабочий день после окончания отпуска, прерванного на несколько дней неудавшимся путчем. Он имел в виду именно арест членов ГКЧП.
   Для Михаила эти слова имели и чисто личный смысл. С рождением дочери у него действительно началась новая жизнь.
   С тех пор прошло более трех недель. Анастасия была уже дома. Женщины почти не подпускали Михаила к дочке под предлогом, что он ходит на улицу и общается со многими людьми. “Карантин” не помешал однажды Михаилу налюбоваться маленьким чудом во время вечернего купания.
   По дороге Саня продолжил политическую тему. Непрерывное прослушивание “Маяка” по автомобильному приемнику предопределяло тематику разговоров Сани с пассажирами – это политика и спорт.
   – Кстати, Саня, ответь мне на один вопрос. Что самое главное для процветания страны, то есть ее основное богатство? – спросил Михаил.
   – Ну, земля, ископаемые…
   – Типичный ответ советского человека. Нет, Саня, люди! Их здоровье, нравственность, профессиональная подготовка, короче говоря, культура. Поэтому Германия и Япония страны богатые, несмотря на сокрушительное поражение, а мы бедные, несмотря на победу и наши просторы.
   – Так Германии и Японии помогали американцы…
   – Американцы помогали многим, у которых от этой помощи кроме долгов ничего не осталось, а Германия вернула все кредиты. Япония сейчас обладает свободным капиталом почти в сто миллиардов долларов. Дадут нам японцы кредит… Ну и что? Проедят и разворуют чиновники. Мы, или, скорее, наши дети, будем расплачиваться.
   – Ну и мрачную картину вы рисуете!
   – В розовых тонах не получается, хотя очень бы хотелось ошибиться… Посмотри за окно.
   Справа колхозное поле краснело через высокий бурьян перезрелыми помидорами, которые никогда уже не станут томатным соком и тем более не попадут в банку запасливой городской хозяйки.
   – В этот году горожан на уборке почти не было. Не знаю, что они собираются есть зимой?!
   – И их приезд, и их отсутствие – пустая растрата ресурсов. Нужна другая система хозяйствования.
   – Капитализм?
   – Если бы я знал ответ! И если бы меня захотели слушать и слушаться! Ты посмотри, что получается. В семнадцатом году начали революцию под благородными лозунгами. А чем все это закончилось?! Людоедский царский режим, слегка облагороженный западным образованием правящей верхушки, сменился откровенным людоедством новой власти. Причем людоедство было обосновано идеологически и “юридически”.
   – Ну это вы слишком…
   – По-твоему людоедство – это когда буквально съедают человека. Было и такое в нашем веке и не раз. Доведенные до отчаяния и свихнувшиеся от истощения люди. А, по-моему, людоедство, когда убивают, лишают имущества или свободы по политическим, национальным или классовым признакам. Когда человека загоняют в угол и нагло эксплуатируют. Так что настоящие людоеды всегда при власти и деньгах.
   – Классовую борьбу никто не отменял…
   – Да, ты прав. Противоречия в обществе всегда были и будут. Иногда братья ярые враги. Противоречия выливаются в людоедство, когда в обществе нет цивилизованных, другими словами человеческих способов и законов их разрешения. Новое общество без реформ не создать, но, боюсь, в наших условиях реформы сведутся к тому, что к власти придут другие или даже те же самые людоеды только в других масках, в масках “рыночников” и “демократов”. Более жестокие и откровенные. Уже в Москве поговаривают о свободных ценах, “шоковой терапии”. У нас это будет похуже, чем в Польше…
   – Вы тоже власть, значит тоже людоед?
   – Вообще-то государство и я как его представитель должны защищать человека от людоедства в любой его форме, например, от преступности. Но, к сожалению, почти все государства созданы людоедами и для людоедов. Людоед-чиновник борется с людоедом-преступником. Конечно, это необходимо, так как чиновник все-таки лучше преступника. Социальный прогресс сводится к тому, что “людоедство” становится все более “гуманным”. Так можно сказать о западных странах, которые ратифицировали декларацию прав человека и гордятся тем, что у них обеспечены равные возможности для каждого стать людоедом.
   – Да… Умеете вы “поднять” настроение… У вас целая теория “людоедства”.
   – Ну, что ты, что ты, Саня?! Жизнь прекрасна! Не воспринимай буквально мои слова. Это шутка…
   – В которой доля шутки, а остальное правда. Теперь и я буду делить всех на “людоедов” и людей.
   – Не знал, что ты такой впечатлительный… Принцип классификации людей по “людоедству” неплохой, но, к сожалению, в жизни все гораздо сложнее. Бывает человека “едят” на работе, а он дома “заедает” жену и детей. Или наоборот. Приходится вводить степени, категории, классы, … разряды людоедства и человечности. Например, людоед первого ранга, или Человек с большой буквы…
   – Кто, по-вашему, Ленин?
   – К сожалению, людоед.
   – Почему, к сожалению?
   – Жаль образа, внушенного с детства. Он, по-видимому, мучился этим в последний год жизни. Жаль еще потому, что в истории человечества после Иисуса Христа мало было настоящих людей, тем более у власти.
   – Так то был Бог.
   – Человек, который до конца преодолел в себе зверя и есть Бог. Других богов нет.
   – Да! С вами не скучно. Только есть слух, что вас направляют в город.
   – Почему? Зачем? Кто тебе сказал?!
   – Через пять минут узнаете…
   – Командировка в мои планы не входит. Впрочем, приказ есть приказ! Был бы смысл…
   Санин источник информации оказался надежным. Михаила сразу вызвал к себе Сафонов и показал предписание областной прокуратуры направить следователя Гречку М.Е. в распоряжение городской прокуратуры на время выполнения спецзадания. “В распоряжение Сумченко“, – подумал Михаил. – “Интересно, что за спецзадание он придумал”.
   Сафонов несколько рассеял неопределенность:
   – Что-то связанное с твоей практикой…
   – Нельзя ли уточнить?
   – Для этого нужно звонить Сумченко… Уверен, что он по телефону точнее не скажет. Ты должен был уехать три дня назад. Учитывая твои семейные дела, я не стал еще раз срывать отпуск. Оформляй документы и завтра утром первым рейсом отправляйся в город.
   С автостанции Михаил сразу же поехал в городскую поликлинику. Его пропустили без осложнений по предъявлению служебного удостоверения, выдав сильно помятый халат, едва доходивший ему до пояса.
   Манюня лежал в отдельной палате внутри сложного агрегата из полок, ограждений, блоков и растяжек с гирями. Вокруг него хлопотала женщина в белоснежном халате и такой же косынке. Потом Михаил узнал в ней одну из родственниц Елены, жены Манюни. Сам пострадавший выглядел довольно свежим. Он заметно поправился. Возможно, это была отечность из-за неподвижности – черты его лица стали мягче.
   – Не узнаешь?! Разъелся я тут. Подвесили и кормят как гуся перед рождеством. Ха-ха-ха! Здравствуй, здравствуй! Проходи. Возьми табурет.
   – Здравствуйте, Николай Петрович! Как вы себя чувствуете?
   – Как на курорте. Ем, сплю, читаю, потом опять сплю… Вот только доктора мешают. Делают иногда больно. Кроме шуток, никогда в жизни не имел столько времени читать и думать, думать и читать. Еще бы действовать…
   – Совсем забыл! Анастасия передала вам яблоки, виноград, творог…
   – Спасибо, спасибо! Меня тут родственники и сослуживцы закармливают. Холодильник трещит. Если бы я все съедал, то меня пришлось бы вырезать автогеном из этой кровати, как из машины. Хорошо, ходячие соседи помогают. Да, я все о себе. С кем вас поздравить?
   – С дочкой.
   – Поздравляю, поздравляю! Это хорошо, что дочка первая. Будет кому нянчить младшего брата. Рад буду познакомиться с Анастасией и просить извинения, что оторвал тебя от семьи в такое время. Это по моей просьбе…
   В палату заглянула медсестра.
   – Извини, Миша! Скоро обход, потом процедуры… Ты еще не был в прокуратуре и Управлении?
   – Нет, я сразу сюда.
   – Оформляй документы, устраивайся в гостиницу и приходи часа в три-четыре. В это время здесь тихо. Никто не помешает. Разговор будет долгий… Да, если буду спать – буди, не стесняйся. Иногда днем высплюсь, потом всю ночь смотрю в потолок… Дежурной передам, чтобы впустили.
   – Тогда до встречи! У меня тоже много вопросов.
   – До встречи!
   Михаил побывал в городской прокуратуре, отметил командировку и получил направление в ведомственную гостиницу. Попросил доложить о своем прибытии Сумченко, но тот его не принял. Передал через помощника, чтобы встретился с Манюней и начал работать. Михаил оставил вещи в гостинице. Она была в трех кварталах от Управления. Зашел в Управление пообедать. Потом заглянул к Тамаре Борисовне. Та искренне обрадовалась и долго расспрашивала о семье и работе.
   Михаил терпеливо ждал, когда наступит возможность задать вопросы об автокатастрофе. Те вопросы, которые не совсем удобно задавать пострадавшему, так как их можно выяснить в документах. Тамара Борисовна дала ему ознакомиться с копиями документов. Машина была застрахована, и для Госстраха было подготовлено обстоятельное заключение ГАИ.
   Разбитые наручные часы совершенно точно зафиксировали момент столкновения – 8:43. В понедельник Манюня возвращался из Христофоровки на работу. На его счастье семья осталась в селе. Грузовой автомобиль (по следам колес, скорее всего, ЗИЛ) выехал на трассу неожиданно, судя по тормозному следу “Москвича”, из-за лесополосы, где проходила полевая грунтовая дорога, используемая для сельскохозяйственных нужд. По мнению инспектора ГАИ, водитель грузовика не заметил справа легковой машины, выезжая на ту же полосу движения и в том же направлении с пересечением трассы. По правилам дорожного движения он обязан был пропустить “Москвича”.
   Легковой автомобиль на скорости 70– 80 километров в час столкнулся с грузовиком под острым углом, был отброшен вправо, перевернулся и врезался в лесополосу. Кузов был сильно деформирован, двери заклинило. Манюня был привязан поясом безопасности и благодаря этому остался живой. Для извлечения пострадавшего одну из дверей пришлось вырезать автогеном. Манюне повезло. Мимо проезжал автомобиль технической помощи близлежащего совхоза, в котором имелся компактный газосварочный аппарат.
   Виновник аварии скрылся по той же проселочной дороге. Имелись фотографии следов и отпечатки протекторов всех четырех колес. Плохо было то, что свидетелей собственно столкновения не было. Трасса в том месте делает несколько изгибов в объезд оврагов и плохо просматривается.
   – Тамара Борисовна, занимается кто-либо из отдела проверкой версии об умышленном столкновении.
   – Такой версии просто нет.
   – В каком состоянии поиск виновника катастрофы?
   – Этим вопросом занимается ГАИ, но пока безрезультатно. Могу дать телефон инспектора, у которого это дело.
   – Спасибо, обязательно дайте. Кто замещает Манюню?
   – Фесенко. Вы его должны помнить. Крупный мужчина…
   – Анатолий Иванович! Конечно, помню. Он у себя?
   – Его сейчас нет, но он знает о вашем приезде, сам добивался вызова, и хочет встретиться.
   – Передайте, пожалуйста, – завтра в девять утра. Сегодня буду у Николая Петровича. Он просил…

Глава 2 Поиски вчерашнего дня

   Манюня спал, свесив правую руку в лубке. Это была единственная конечность, которой он мог двигать. Трещина в предплечье уже почти заросла. Гипс обещали снять в конце недели. На полу лежала книга, которую Манюня читал перед сном. Михаил ее поднял. “Над пропастью во ржи” Сэлинджера. Положил на тумбочку. Там была еще стопка книг: Тургенев, Хэмингуэй, Тур Хэйердал, Василий Песков… Охота, путешествия, приключения, столкновение с дикой природой – как раз то, чего не хватает человеку, прикованному к постели.