Страница:
Виктор Дан
ПОПУТНЫЙ КАТАФАЛК
Табачный дым
Борис проснулся от холода. Он некоторое время лежал под простыней, свернувшись калачом и прикрыв голову. Потом открыл глаза и огляделся. Тонкое шерстяное одеяло оказалось на полу. Кровать напротив была уже пуста. Борис пошарил рукой на тумбочке в поисках наручных часов. Они показывали начало одиннадцатого утра.
Опять пропустил занятия. Сегодня с утра лекции по «теормеху» – теоретической механике. Преподаватель, на лысо обритый доцент Михалев, уже обещал «пару» на экзаменах за пропуски его лекций и практических занятий.
Борис представил круглые глаза доцента между оттопыренных ушей. Эти глаза всегда смотрели на него с укоризной. Ему стало не по себе. Голова раскалывалась от тупой боли. Он явно не доспал. Интересно, в котором часу он лег. Борис отчетливо помнит, что в пять утра они еще подбивали бабки после почти двухсуточной непрерывной игры в преферанс.
В комнате институтской общаги, где Борис жил с однокурсником было холодно. Кожа покрылась мурашками, босые ноги заледенели, пока Борис силился через намерзшее оконное стекло рассмотреть, что творится на улице. А творилось нехорошее. Земля местами побелела от снега, мела поземка, лужи на тротуаре покрылись льдом, на водосточной трубе выросла ледяная борода. Он вспомнил: вчера начинался дождь. А сегодня уже все сковал мороз.
Определенно все складывается так, что нужно плюнуть на занятия в институте, все равно он уже проспал первую пару и вряд ли успеет на вторую, и съездить домой.
Первое, у него практически закончились деньги. Стипендию задержали. Из пятерки, которая у него оставалась в субботу, три пришлось отдать в качестве проигрыша. А как все хорошо начиналось…. Еще вчера вечером он мог рассчитывать на приличный выигрыш, двадцатку, не меньше. А потом все пошло прахом. Жадность фраера сгубила. Зачем он пошел на этот «мизер». Влетел на шесть взяток, и выигрыша как не бывало. А он так на него рассчитывал – можно было продержаться неделю. Еще оставалось немного картошки и сала. Теперь нужно съездить к родителям за деньгами и продуктами. Впрочем, дома только мать и младшая сестра. Отец в России на заработках. Где-то на Севере что-то строит. Деньги, правда, присылает регулярно. На них, да с огорода и живет семья.
Была еще причина для неотложной поездки домой. В джинсовой куртке стало холодно. А после нынешнего похолодания и вовсе неприлично так ходить. Нужно поехать домой и переодеться в дубленку. Держать ее в общежитии Борис не решался. Нынешние бедные студиозы и их городские друзья шибко воровали. Открыть фанерные двери от комнаты общаги не составляло труда. Борис мог это сделать без отмычки, только надавив плечом. Рост 186 и вес за сто килограммов позволяли. Все ценное нужно было носить на себе и с собой.
Ехать не далеко – тридцать километров. От трассы, где проходили рейсовые автобусы, нужно топать еще больше километра до его Зарябинок.
Борис втянул холодный провонялый табачным дымом воздух на весь объем своей широкой груди. Сделал несколько движений, имитируя бокс. Мышцы отозвались нытьем. Они явно истосковались по физической нагрузке. Сколько это он не тренировался. Уже больше месяца. Да, права Татьяна. Он явно катится под уклон.
Воспоминание о Татьяне отдалось в сердце почти явной физической болью. Как он мог забыть о свидании.
И как теперь все исправить.
Борис натянул спортивный костюм, сунул ноги в комнатные туфли и потащился с полотенцем на шее, мыльницей и бритвенными принадлежностями в руках в бытовой блок в конце коридора.
Горячую воду он тоже проспал. Бритье и умывание холодной водой слегка его взбодрило. От холодной воды ломило зубы, но все же он их почистил первый раз за два дня. Щеки и подбородок саднило от бритья – трехдневная щетина в холодной воде плохо поддавалась даже лезвиям «Джиллетт».
Черт бы побрал этого дьявола-соблазнителя в лице Славика Мостового. Парень запал на преферанс, а играл посредственно, часто его заносило и он проигрывал. У него всегда водились деньги, поэтому он был желанным партнером. Заявился в субботу утром с приятелем и предложил расписать пульку по быстрому. Позвали четвертого из соседней комнаты и засели.
По быстрому растянулось на двое суток с перерывами на торопливую еду. Хлеб, сало, растворимый кофе. Кто-то смилостивился и пожарил картошку. Да, вспомнил. Это был сосед по комнате Олег. Он в игре участия не принимал, всегда отказывался. Бедняга пытался спать под этот гвалт, в табачном дыму и при свете. Наверное, досыпает на лекциях. Борис не курил, но партнерам по игре отказать не мог.
Борис пошарил в тумбочке в поисках хлеба. Пусто. Дико хотелось есть. Кроме почти пустой банки сгущенки и остатков растворимого кофе ничего не было – за двое суток все подобрали. Кусок сала, несколько луковиц и с десяток картофелин. Жарить картофель Борис не решился – домой по такой погоде нужно добраться засветло.
Он принес из общей кухни закипевший чайник. Из остатков кофе и сгущенки сварганил чашку серой и слегка сладкой жидкости: «капучино» по-студенчески.
Как его угораздило забыть о свидании. Они договорились с Татьяной сходить в воскресенье к ее родителям на обед. Татьяна жила отдельно. В наследство от тетки ей досталась «гостинка» – однокомнатная квартира без кухни, но с ванной и туалетом. Борис провел много чудесных вечеров и ночей в квартире Татьяны. Они собирались пожениться, однако последнее время в отношениях наметился кризис. Татьяна стала раздражительной и требовательной. Ей все больше не нравился его образ жизни. Она уверяла, что он деградирует. На самом деле для него наступила полоса неудач, а женщины не терпят неудачников.
Все началось с летней Универсиады. Борис боксировал в супер-тяжелом весе. В полуфинале ему достался в противники темнокожий кубинец. Гора мышц, короткая шея. Такое впечатление, что у парня вообще нет, ни челюстей, ни подбородка. И нервов тоже. Борис колотил его два раунда изрядно, а в конце третьего пропустил удар. Нокдаун оказался таким тяжелым, что на следующий день Борис был вынужден отказаться от боя за третье место.
Потом последовал проигрыш на областных соревнованиях. Желание боксировать пропало начисто. Тренер после месяца уговоров махнул на него рукой. Бориса лишили бесплатных талонов на обед в институтской столовке.
После спортивных неудач отношение к нему резко ужесточилось. По «сопромату» не приняли курсовой. А до конца семестра нужно сделать еще один. Все преподаватели вдруг принялись скрупулезно контролировать его посещаемость. Даже заведующий кафедрой физкультуры грозится оставить без зачета.
А тут еще такой прокол с Татьяной. В субботу ему фартило. Славик проигрался и не хотел кончать игру. Они играли почти до утра в воскресенье, потом прервались на короткий сон. В воскресенье около двенадцати дня они опять засели за карты. Удача все реже посещала Бориса, но он был еще в больших плюсах. Ему очень хотелось восстановить субботний успех, он играл, не замечая времени.
В дверь комнаты постучали. Олег открыл дверь. На пороге стояла Татьяна. От нахлынувшей злости ее лицо покрылось красными пятнами.
– А я извелась от страха, думала, что-то случилось…
Борис взглянул на часы, и его как молнией поразило: два часа назад он должен был зайти за Татьяной к ней на квартиру, чтобы оттуда ехать к ее родителям. Он вспомнил.
– Танюшка! Прости, я мигом буду готов. Как это я заигрался….
– Не трудись! Прости, что помешала, – она вышла из комнаты, и с треском закрыла дверь.
Борис выскочил за нею в коридор, догнал и попытался остановить за руку:
– Постой! Прости! Давай поговорим….
– Не о чем нам разговаривать!
– Ну, виноват! С кем не бывает. Заигрался, не смотрел на часы….
– Играй и дальше, только без меня.
– Что произошло?! Катастрофа? Все это пустяки.
– Да! Я для тебя пустяк!
– Да не о том я!
– Ты мне клялся, что с игрой покончено.
– Так в рулетку больше не играю. Это преферанс – безобидная игра….
– Для кого безобидная? Ты голову потерял окончательно….
Они подошли к лестничной площадке. Татьяна стремительно сбежала вниз в вестибюль общежития. Борис растерянно оглянулся. Два или три невольных свидетеля его разговора с Татьяной отвернулись, чтобы не встречаться с ним взглядом, и заторопились по своим делам.
Борис постоял некоторое время в растерянности. Первым его желанием было одеться и поехать за Татьяной к ней домой. А если она направилась к родителям? Он не знал точно, где они живут. Борис провожал ее несколько раз до родительского дома. Это была шестнадцатиэтажка с общим блоком лифтов для всего дома. Уйма квартир, а Борис не знал даже, на каком этаже они жили.
Партнеры по преферансу ожидали его с нетерпением.
– Ты собираешься играть? Тебе сдавать.
– Да! Поехали! – его сомнения разрешились в пользу преферанса.
Однако игра пошла наперекосяк. Тут он и соблазнился злополучным «мизером». Борис мог залететь только при крайне редком раскладе карт, и этот расклад выпал. Предостережение судьбы, но он, как это показали дальнейшие события, не внял этому предупреждению.
Опять пропустил занятия. Сегодня с утра лекции по «теормеху» – теоретической механике. Преподаватель, на лысо обритый доцент Михалев, уже обещал «пару» на экзаменах за пропуски его лекций и практических занятий.
Борис представил круглые глаза доцента между оттопыренных ушей. Эти глаза всегда смотрели на него с укоризной. Ему стало не по себе. Голова раскалывалась от тупой боли. Он явно не доспал. Интересно, в котором часу он лег. Борис отчетливо помнит, что в пять утра они еще подбивали бабки после почти двухсуточной непрерывной игры в преферанс.
В комнате институтской общаги, где Борис жил с однокурсником было холодно. Кожа покрылась мурашками, босые ноги заледенели, пока Борис силился через намерзшее оконное стекло рассмотреть, что творится на улице. А творилось нехорошее. Земля местами побелела от снега, мела поземка, лужи на тротуаре покрылись льдом, на водосточной трубе выросла ледяная борода. Он вспомнил: вчера начинался дождь. А сегодня уже все сковал мороз.
Определенно все складывается так, что нужно плюнуть на занятия в институте, все равно он уже проспал первую пару и вряд ли успеет на вторую, и съездить домой.
Первое, у него практически закончились деньги. Стипендию задержали. Из пятерки, которая у него оставалась в субботу, три пришлось отдать в качестве проигрыша. А как все хорошо начиналось…. Еще вчера вечером он мог рассчитывать на приличный выигрыш, двадцатку, не меньше. А потом все пошло прахом. Жадность фраера сгубила. Зачем он пошел на этот «мизер». Влетел на шесть взяток, и выигрыша как не бывало. А он так на него рассчитывал – можно было продержаться неделю. Еще оставалось немного картошки и сала. Теперь нужно съездить к родителям за деньгами и продуктами. Впрочем, дома только мать и младшая сестра. Отец в России на заработках. Где-то на Севере что-то строит. Деньги, правда, присылает регулярно. На них, да с огорода и живет семья.
Была еще причина для неотложной поездки домой. В джинсовой куртке стало холодно. А после нынешнего похолодания и вовсе неприлично так ходить. Нужно поехать домой и переодеться в дубленку. Держать ее в общежитии Борис не решался. Нынешние бедные студиозы и их городские друзья шибко воровали. Открыть фанерные двери от комнаты общаги не составляло труда. Борис мог это сделать без отмычки, только надавив плечом. Рост 186 и вес за сто килограммов позволяли. Все ценное нужно было носить на себе и с собой.
Ехать не далеко – тридцать километров. От трассы, где проходили рейсовые автобусы, нужно топать еще больше километра до его Зарябинок.
Борис втянул холодный провонялый табачным дымом воздух на весь объем своей широкой груди. Сделал несколько движений, имитируя бокс. Мышцы отозвались нытьем. Они явно истосковались по физической нагрузке. Сколько это он не тренировался. Уже больше месяца. Да, права Татьяна. Он явно катится под уклон.
Воспоминание о Татьяне отдалось в сердце почти явной физической болью. Как он мог забыть о свидании.
И как теперь все исправить.
Борис натянул спортивный костюм, сунул ноги в комнатные туфли и потащился с полотенцем на шее, мыльницей и бритвенными принадлежностями в руках в бытовой блок в конце коридора.
Горячую воду он тоже проспал. Бритье и умывание холодной водой слегка его взбодрило. От холодной воды ломило зубы, но все же он их почистил первый раз за два дня. Щеки и подбородок саднило от бритья – трехдневная щетина в холодной воде плохо поддавалась даже лезвиям «Джиллетт».
Черт бы побрал этого дьявола-соблазнителя в лице Славика Мостового. Парень запал на преферанс, а играл посредственно, часто его заносило и он проигрывал. У него всегда водились деньги, поэтому он был желанным партнером. Заявился в субботу утром с приятелем и предложил расписать пульку по быстрому. Позвали четвертого из соседней комнаты и засели.
По быстрому растянулось на двое суток с перерывами на торопливую еду. Хлеб, сало, растворимый кофе. Кто-то смилостивился и пожарил картошку. Да, вспомнил. Это был сосед по комнате Олег. Он в игре участия не принимал, всегда отказывался. Бедняга пытался спать под этот гвалт, в табачном дыму и при свете. Наверное, досыпает на лекциях. Борис не курил, но партнерам по игре отказать не мог.
Борис пошарил в тумбочке в поисках хлеба. Пусто. Дико хотелось есть. Кроме почти пустой банки сгущенки и остатков растворимого кофе ничего не было – за двое суток все подобрали. Кусок сала, несколько луковиц и с десяток картофелин. Жарить картофель Борис не решился – домой по такой погоде нужно добраться засветло.
Он принес из общей кухни закипевший чайник. Из остатков кофе и сгущенки сварганил чашку серой и слегка сладкой жидкости: «капучино» по-студенчески.
Как его угораздило забыть о свидании. Они договорились с Татьяной сходить в воскресенье к ее родителям на обед. Татьяна жила отдельно. В наследство от тетки ей досталась «гостинка» – однокомнатная квартира без кухни, но с ванной и туалетом. Борис провел много чудесных вечеров и ночей в квартире Татьяны. Они собирались пожениться, однако последнее время в отношениях наметился кризис. Татьяна стала раздражительной и требовательной. Ей все больше не нравился его образ жизни. Она уверяла, что он деградирует. На самом деле для него наступила полоса неудач, а женщины не терпят неудачников.
Все началось с летней Универсиады. Борис боксировал в супер-тяжелом весе. В полуфинале ему достался в противники темнокожий кубинец. Гора мышц, короткая шея. Такое впечатление, что у парня вообще нет, ни челюстей, ни подбородка. И нервов тоже. Борис колотил его два раунда изрядно, а в конце третьего пропустил удар. Нокдаун оказался таким тяжелым, что на следующий день Борис был вынужден отказаться от боя за третье место.
Потом последовал проигрыш на областных соревнованиях. Желание боксировать пропало начисто. Тренер после месяца уговоров махнул на него рукой. Бориса лишили бесплатных талонов на обед в институтской столовке.
После спортивных неудач отношение к нему резко ужесточилось. По «сопромату» не приняли курсовой. А до конца семестра нужно сделать еще один. Все преподаватели вдруг принялись скрупулезно контролировать его посещаемость. Даже заведующий кафедрой физкультуры грозится оставить без зачета.
А тут еще такой прокол с Татьяной. В субботу ему фартило. Славик проигрался и не хотел кончать игру. Они играли почти до утра в воскресенье, потом прервались на короткий сон. В воскресенье около двенадцати дня они опять засели за карты. Удача все реже посещала Бориса, но он был еще в больших плюсах. Ему очень хотелось восстановить субботний успех, он играл, не замечая времени.
В дверь комнаты постучали. Олег открыл дверь. На пороге стояла Татьяна. От нахлынувшей злости ее лицо покрылось красными пятнами.
– А я извелась от страха, думала, что-то случилось…
Борис взглянул на часы, и его как молнией поразило: два часа назад он должен был зайти за Татьяной к ней на квартиру, чтобы оттуда ехать к ее родителям. Он вспомнил.
– Танюшка! Прости, я мигом буду готов. Как это я заигрался….
– Не трудись! Прости, что помешала, – она вышла из комнаты, и с треском закрыла дверь.
Борис выскочил за нею в коридор, догнал и попытался остановить за руку:
– Постой! Прости! Давай поговорим….
– Не о чем нам разговаривать!
– Ну, виноват! С кем не бывает. Заигрался, не смотрел на часы….
– Играй и дальше, только без меня.
– Что произошло?! Катастрофа? Все это пустяки.
– Да! Я для тебя пустяк!
– Да не о том я!
– Ты мне клялся, что с игрой покончено.
– Так в рулетку больше не играю. Это преферанс – безобидная игра….
– Для кого безобидная? Ты голову потерял окончательно….
Они подошли к лестничной площадке. Татьяна стремительно сбежала вниз в вестибюль общежития. Борис растерянно оглянулся. Два или три невольных свидетеля его разговора с Татьяной отвернулись, чтобы не встречаться с ним взглядом, и заторопились по своим делам.
Борис постоял некоторое время в растерянности. Первым его желанием было одеться и поехать за Татьяной к ней домой. А если она направилась к родителям? Он не знал точно, где они живут. Борис провожал ее несколько раз до родительского дома. Это была шестнадцатиэтажка с общим блоком лифтов для всего дома. Уйма квартир, а Борис не знал даже, на каком этаже они жили.
Партнеры по преферансу ожидали его с нетерпением.
– Ты собираешься играть? Тебе сдавать.
– Да! Поехали! – его сомнения разрешились в пользу преферанса.
Однако игра пошла наперекосяк. Тут он и соблазнился злополучным «мизером». Борис мог залететь только при крайне редком раскладе карт, и этот расклад выпал. Предостережение судьбы, но он, как это показали дальнейшие события, не внял этому предупреждению.
Попутный катафалк
Борис натянул на себя под джинсовую куртку свитер, но через несколько минут на улице почувствовал, что жарко ему не будет. Он вышел в переулок, который должен был вывести на улицу, где ходил городской транспорт. До пригородной автостанции можно было добраться на троллейбусе.
На узком тротуаре он замешкался, зачуяв знакомый запах. Его большое тело требовало еды, кофе только разбудило желудок. На тротуар выходит окошко пирожковой – популярное место кормежки студентов общежития.
Борис раздумывал, что больше полтинника на еду он потратить не может, так как билет на автобус стоил полторы гривны. Хватало только на один «тошнотик» – жареный пирожок с ливером. Он уже прошел окошко, перед которым торчал только один человек. Этот факт подвинул его к принятию решения и Борис остановился, чтобы повернуть назад.
В этот момент кто-то или что-то решительно отодвинуло его к стене здания.
Это была невысокая костлявая старуха в платке и коротком плюшевом пальто, можно сказать, куртке. Со словами: «Ходют здесь всякие покойники, пройти нельзя», – она потопала дальше, не оглядываясь.
Борис некоторое время оторопело смотрел ей вслед. Тонкие кривоватые ноги, обутые в длинные шерстяные носки и мужские ботинки, явно не по размеру, были широко расставлены и осторожно ступали по замерзшим лужам в выбоинах тротуара, уже слегка припорошенных снегом.
Бориса разобрала злость: «Черт подери! И эта каракатица туда же! Что б ты шлепнулась об лед!» – выругался он в уме. Старуха успела отойти уже метров на пятнадцать, но вдруг оглянулась и молча показала ему кукиш. Из-под платка на голове выбивались седые неопрятные пряди. В следующее мгновение она уже шагала дальше, а Борис опять застыл в недоумении.
«Вот ведьма проклятая, мысли читает!» – он подал деньги в окошко.
– Говорите, что вам! Проснитесь же, наконец!
– Извините! Один «тошнотик», то есть я хотел сказать с ливером…
Борис взял горячий пирожок в салфетке и уже собрался уходить. Он все еще был в состоянии близком к ступору.
– Сдачу не забудь!
– Да, спасибо!
Пирожок оказался горячим только сверху. Борис съел его на ходу за три укуса.
«И здесь подсунули вчерашний. Ну что за день такой, блин!» – выругался он уже вслух, спугнув двух девушек, обминавших его.
На этом неприятности не закончились.
– До поворота на Зарябинки, – Борис протянул гривну с полтинником в окошко билетной кассы автостанции.
– Билет стоит две гривны.
– С каких это пор?
– Уже неделю, молодой человек! С двадцать пятого числа…. Или платите, или отойдите и не мешайте другим пассажирам.
Нужно идти прямо на посадку. Водители частенько брали без билета.
– Ваш билет? – решительно встретил Бориса водитель.
– Мне до поворота на Зарябинки, я заплачу!
– Сегодня на трассе контролеры. Не хочу терять работу из-за твоей гривны. Дуй в кассу, парень, пока есть места….
Не скажешь же водителю при всех, что у тебя не хватает полтинника на билет.
Борис принял решение быстро. Нужно на троллейбусе добраться до выезда из города. Там можно сесть без билета, а потом расплатиться уже при выходе из автобуса.
В троллейбусе он ехал по студенческому проездному билету.
Борис стоял на задней площадке и смотрел в протаявшее окошко на обмерзшем стекле. Он молил бога, чтобы рейсовый автобус их не опередил, иначе ждать следующего придется около часа, если не подвернется что-либо другое.
Судьба явно отвернулась от Бориса сегодня. За каких-то двести или триста метров до остановки знакомый автобус их обогнал.
Открытая всем ветрам автобусная остановка была пуста. Все пассажиры уехали.
Большое тело Бориса все больше остывало, коченели ноги, коченели руки в карманах куртки. Вместо простого решения: сесть на троллейбус и вернуться в общагу, попросить у кого-нибудь пятерку до завтра и поехать домой по-людски автобусом, даже в этом случае он успел бы добраться в Зарябинки засветло, Борис стал останавливать попутки: грузовики и все, что было похоже на автобус. Легковые он пропускал. Иномарки никогда не останавливались, а прочие брали вдвое больше, чем на автобусе.
Через некоторое время ему повезло. Автобус марки УАЗ замигал правым подфарником, прижался к обочине и остановился входной дверью точно напротив Бориса.
Водитель открыл дверь. Борис мигом влетел в салон и обомлел. Две лавки по стенам во всю длину салона и на полу гроб, обитый красным.
Катафалк! Михаил повернул назад, но водитель уже успел закрыть дверь.
– Остановите, я выйду!
– Да не бойся, ты! Подвезем! Тебе куда? – спросил грузный парень с коротко стриженой головой, он был без головного убора.
Водитель, похожий комплекцией на штангиста, но в вязаной шапочке тоже заговорил:
– Мы в крематорий, а тебе куда?
Только теперь Борис разглядел, что кроме водителя гроб сопровождал еще один парень.
– В Зарябинку!
– Так это по дороге!
– Четыре километра по трассе от крематория, – уточнил Борис.
– Ну, вот! За час доберешься. А то мы видим, человек околевает на морозе….
– Спасибо! – почти успокоился Борис.
Сопровождающие сочли необходимым представиться:
– Гена! А это Витек, – показал на водителя парень с непокрытой головой.
– Борис! – вынужден был назвать себя Борис.
– Сыграем? – не унимался Гена в порыве гостеприимства, в руках его была колода карт. Их позы говорили о том, что они уже играли до этого.
– Спасибо, не хочу!
– Мы по маленькой!
– Спасибо! Я еще не отошел от двух суток преферанса….
– Сразу видно, студент. Кто еще может баловаться преферансом, – заметил Гена и спросил после паузы. – Угадал?
– Угадал.
Борис сел на правую лавку ближе к выходу и стал смотреть на дорогу через переднее стекло автобуса.
– А мы люди простые и режемся в «очко». Щекочет нервы куда лучше, чем преферанс. Витек, я прав? Ты сегодня в пролете! Как с дела с твоими нервишками? Я банкую, ставлю десятку. Согласен?
– Давай, сниму. Думаю, непруха закончилась. Теперь твоя очередь волноваться…
– Быть того не может…
Вдруг крышка гроба съехала в сторону, и раздался хриплый мужской голос:
– А как же я? Буду третьим…
У Бориса под вязаной шапкой зашевелились волосы на голове. Он оглянулся и увидел в гробу мужчину средних лет. Шапку пришлось снять, так как голове стало жарко. Мужчина сдвинул покрывало на ноги и сел. Он был одет в черный костюм и белую рубашку с галстуком. Под пиджаком был виден шерстяной жилет. Худощавое морщинистое лицо «покойника» было бледным, мешки под глазами, как с перепою.
– Лежи спокойно. Ты уже наигрался, – ответил Гена.
– Ну, тогда останови. Хочу отлить. Не доеду….
Гена поднялся и шепнул что-то водителю. Справа и слева от дороги уже были поля. Вдоль дороги тянулась голая лесополоса. Витек сдал вправо на обочину и остановился у съезда на проселочную дорогу.
Вышли все трое: Витек, «покойник», последним Гена. Борис наблюдал за странной компанией. Они ушли довольно далеко по проселку за посадку. Снег уже был по щиколотку. Мела поземка. Время шло, а троица о чем-то беседовала. За это время отлить можно было уже три раза даже после полдюжины пива.
Наконец все вернулись в том же порядке. «Покойник» тер озябшие руки.
– Борис, будем знакомы, меня зовут Александр, но зови меня Вист. Моя фамилия ничего и никому не скажет. А вот для знатоков преферанса моя кличка скажет о многом. Сразу вспомнят, как я их обдирал неоднократно…
– Давай сыграем лучше в «очко», – не унимался Гена.
– Без Бориса не буду, – выдал вдруг «покойник».
– Да у меня денег нет, – не выдержал Борис.
– Совсем, совсем? – не унимался Вист.
– Одна гривна, – признался Борис.
– Бедный студент! Ну, как ребята, делаем студенту скидку. Мы ставим по десятке, а он гривну.
Гена и Витек переглянулись и молча кивнули.
– Давай, не обижай ребят. Корову не проиграешь….
– Не в гривне дело. Спасибо, что подвезли, но я не понимаю, что у вас тут происходит.
– Прикол. В чистом виде прикол. Понимаешь, у меня сегодня день рождения и я придумал такой прикол. Вчера пустили слух, что я умер. Меня отвозят в крематорий, там друзья со мною прощаются и едут в ресторан, где уже заказаны поминки…
– А где друзья?
– Приедут на своих машинах. Не трястись же им в катафалке. Короче, они поднимают за упокой моей души, а тут появляюсь я со словами: «Ну не свинство, пить на моих поминках и без меня, да еще в мой день рождения». Ну, что-то в этом роде….
– Ладно, – сдался Борис, теперь он доберется до дома и без денег.
Банковал Вист. Гена и Витек проиграли еще по десятке. Витек вел катафалк и умудрялся играть. Его ослуживал Гена. Когда подошла очередь Бориса брать карту, Вист предложил.
– Позволим студенту пойти ва-банк бесплатно один раз. Проиграешь – выбываешь, выиграешь – банк твой и играем дальше.
Гена и Витек опять молча кивнули.
– Давай карту, – согласился не раздумывая Борис.
Первой пришла десятка, потом девятка.
– Хватит, – остановился Борис.
Вист после второй карты имел четырнадцать очков. Рискнул взять третью. Выпала восьмерка – перебор.
Борис облегченно вздохнул. Гривна не деньги, но азарт его уже захватил. Он сорвал банк в пятьдесят одну гривну.
– Поздравляю! – сказал Вист. – Буратино теперь богатенький и благотворительность прекращается, – он передал карты Гене. – Но мы можем разрешить студенту играть в долг
– Ставка удваивается, – объявил Гена и бросил на крышку гроба, который служила им карточным столом, двадцатку.
Через четверть часа Борис уже был должен Висту сто десять гривен.
– У меня есть предложение, давайте заедем к Борису домой. Он со мной расплатится. И ему не придется топать по морозу, и мне спокойнее. Крематорий подождет десять минут….
Такая возможность слегка утешила Бориса, расстроенного очередной неудачей. Катафалк подвез прямо к воротам их дома.
Мать была удивлена неожиданным появлением сына. Безропотно отдала деньги и надеялась услышать объяснения.
Когда Борис расплатился, неугомонный «покойник» выдал еще одну идею.
– Боря, даем тебе пять минут. Ты захвати дома, что собирался. Мы возьмем тебя с собой в крематорий. После церемонии прощания, она будет короткой, мои друзья вернутся в город. А мы за ними на этом же катафалке и прямо в ресторан.
Как ни хотелось Борису отведать материнского борща и пирога, но перспектива избежать вставания ни свет, ни заря, чтобы попасть на первый автобус и успеть на занятия, перевесила. Он согласился ехать на катафалке.
Мать Бориса удивилась еще раз, что сын не остается ночевать, но тот заверил, что в ближайшую субботу приедет. Он подумал: «Свидания с Татьяной отменяются на неопределенный срок, будет время для поездки домой».
Минут через семь в дорогой дубленке, подарок отца, поверх джинсовой куртки и с полиэтиленовым пакетом, куда мать впопыхах загрузила картошку, лук, сверток с салом, Борис сидел в катафалке и уминал кусок пирога, прихваченный им со стола на кухне.
Его попутчики понимающе ухмылялись.
Когда Борис дожевал пирог, Вист разразился новым предложением:
– Боря, вижу ты парень, что надо. Мне жаль, что я обыграл тебя на эту сотню. Стипендия, небось и того меньше…
Борис кивнул.
– Вот видишь! А я выигрывал тысячи долларов, заметь, не гривен, за одну ночь. Для меня сотня, тьфу… мелочь. Хочу дать тебе возможность сегодня заработать. С этим приколом я перегнул. Не учел, что суеверный. В день рождения лежать в гробу… Короче, сморозил глупость. Ты мне можешь помочь. Вернешь свой проигрыш….
– Чем я могу помочь? – спросил Борис.
Он действительно не понимал, что от него хотят.
– Сыграешь роль покойника за меня….
– Еще чего! А как же друзья? Гримера в вашем театре нету, – пошутил Борис. – Они сразу увидят подмену.
– Лицо можно наполовину прикрыть тюлем. Там полумрак и целовать покойника мои друзья не будут, – губы Виста растянулись в ухмылке.
Гена и Витек коротко заржали.
– Поцелуев не будет, это уж точно – добавил Гена.
– Карточный долг и сверху сто долларов, – не унимался Вист.
– Нет.
– Двести.
– Я тоже суеверный, – Борис вдруг вспомнил слова каракатицы.
– Жаль, такая возможность тебе помочь пропадает зря.
– Да он в этот гроб не поместится, – вставил Витек, который до этого хранил молчание.
– Спорим, поместится, – парировал Вист.
– На две сотни, – не унимался Витек.
Сегодня он тоже проигрался.
– Согласен, но мы не можем разрешить наш спор без Бориса. Кто выигрывает, отдает половину ему. Согласен?
– Согласен!
– Теперь слово за Борисом. Боря, уважь людей, – обратился к Борису Вист.
– Ложусь и сразу встаю, – уступил Борис.
– Больше и не нужно. Только дубленку сними. С ней ты точно не поместишься. В дубленках не хоронят….
Катафалк остановился на обочине.
Крышку гроба сдвинули набок, Борис снял дубленку и бросил на лавку. Он сел в гроб и не без содрогания, лег на спину.
– А ну не спеши вставать, – запричитал Витек притворным голосом. – Если я проиграл, то должен сам убедиться…
– Как для него делали, – наклонился к Борису Вист.
Борис на секунду расслабился, и тут Витек и Гена одним движением надвинули крышку гроба и навалились на нее всем весом. В этом они мало уступали Борису. Правая рука Бориса осталась зажатой между крышкой и стенкой гроба. Борис пытался вырвать руку и поднять крышку, но у него ничего не получалось. Ноги тоже были прижаты крышкой ко дну гроба так, что ими нельзя было пошевелить. От напряжения вздулись вены на шее, вот-вот лопнут…
– Да ширяй быстрее, а то этот бугай сейчас вырвется, – услышал Борис голос Витька.
В онемевшую руку, зажатую крышкой гроба, выше кисти вонзилась игла. Борис пытался повернуть руку, чтобы помешать завершить укол. Он рисковал сломать иглу, но об этом не думал. Что-то горячее ударило в предплечье и потекло выше. Он почувствовал, что его тело разбухает и становится невесомым. Потом он отключился.
На узком тротуаре он замешкался, зачуяв знакомый запах. Его большое тело требовало еды, кофе только разбудило желудок. На тротуар выходит окошко пирожковой – популярное место кормежки студентов общежития.
Борис раздумывал, что больше полтинника на еду он потратить не может, так как билет на автобус стоил полторы гривны. Хватало только на один «тошнотик» – жареный пирожок с ливером. Он уже прошел окошко, перед которым торчал только один человек. Этот факт подвинул его к принятию решения и Борис остановился, чтобы повернуть назад.
В этот момент кто-то или что-то решительно отодвинуло его к стене здания.
Это была невысокая костлявая старуха в платке и коротком плюшевом пальто, можно сказать, куртке. Со словами: «Ходют здесь всякие покойники, пройти нельзя», – она потопала дальше, не оглядываясь.
Борис некоторое время оторопело смотрел ей вслед. Тонкие кривоватые ноги, обутые в длинные шерстяные носки и мужские ботинки, явно не по размеру, были широко расставлены и осторожно ступали по замерзшим лужам в выбоинах тротуара, уже слегка припорошенных снегом.
Бориса разобрала злость: «Черт подери! И эта каракатица туда же! Что б ты шлепнулась об лед!» – выругался он в уме. Старуха успела отойти уже метров на пятнадцать, но вдруг оглянулась и молча показала ему кукиш. Из-под платка на голове выбивались седые неопрятные пряди. В следующее мгновение она уже шагала дальше, а Борис опять застыл в недоумении.
«Вот ведьма проклятая, мысли читает!» – он подал деньги в окошко.
– Говорите, что вам! Проснитесь же, наконец!
– Извините! Один «тошнотик», то есть я хотел сказать с ливером…
Борис взял горячий пирожок в салфетке и уже собрался уходить. Он все еще был в состоянии близком к ступору.
– Сдачу не забудь!
– Да, спасибо!
Пирожок оказался горячим только сверху. Борис съел его на ходу за три укуса.
«И здесь подсунули вчерашний. Ну что за день такой, блин!» – выругался он уже вслух, спугнув двух девушек, обминавших его.
На этом неприятности не закончились.
– До поворота на Зарябинки, – Борис протянул гривну с полтинником в окошко билетной кассы автостанции.
– Билет стоит две гривны.
– С каких это пор?
– Уже неделю, молодой человек! С двадцать пятого числа…. Или платите, или отойдите и не мешайте другим пассажирам.
Нужно идти прямо на посадку. Водители частенько брали без билета.
– Ваш билет? – решительно встретил Бориса водитель.
– Мне до поворота на Зарябинки, я заплачу!
– Сегодня на трассе контролеры. Не хочу терять работу из-за твоей гривны. Дуй в кассу, парень, пока есть места….
Не скажешь же водителю при всех, что у тебя не хватает полтинника на билет.
Борис принял решение быстро. Нужно на троллейбусе добраться до выезда из города. Там можно сесть без билета, а потом расплатиться уже при выходе из автобуса.
В троллейбусе он ехал по студенческому проездному билету.
Борис стоял на задней площадке и смотрел в протаявшее окошко на обмерзшем стекле. Он молил бога, чтобы рейсовый автобус их не опередил, иначе ждать следующего придется около часа, если не подвернется что-либо другое.
Судьба явно отвернулась от Бориса сегодня. За каких-то двести или триста метров до остановки знакомый автобус их обогнал.
Открытая всем ветрам автобусная остановка была пуста. Все пассажиры уехали.
Большое тело Бориса все больше остывало, коченели ноги, коченели руки в карманах куртки. Вместо простого решения: сесть на троллейбус и вернуться в общагу, попросить у кого-нибудь пятерку до завтра и поехать домой по-людски автобусом, даже в этом случае он успел бы добраться в Зарябинки засветло, Борис стал останавливать попутки: грузовики и все, что было похоже на автобус. Легковые он пропускал. Иномарки никогда не останавливались, а прочие брали вдвое больше, чем на автобусе.
Через некоторое время ему повезло. Автобус марки УАЗ замигал правым подфарником, прижался к обочине и остановился входной дверью точно напротив Бориса.
Водитель открыл дверь. Борис мигом влетел в салон и обомлел. Две лавки по стенам во всю длину салона и на полу гроб, обитый красным.
Катафалк! Михаил повернул назад, но водитель уже успел закрыть дверь.
– Остановите, я выйду!
– Да не бойся, ты! Подвезем! Тебе куда? – спросил грузный парень с коротко стриженой головой, он был без головного убора.
Водитель, похожий комплекцией на штангиста, но в вязаной шапочке тоже заговорил:
– Мы в крематорий, а тебе куда?
Только теперь Борис разглядел, что кроме водителя гроб сопровождал еще один парень.
– В Зарябинку!
– Так это по дороге!
– Четыре километра по трассе от крематория, – уточнил Борис.
– Ну, вот! За час доберешься. А то мы видим, человек околевает на морозе….
– Спасибо! – почти успокоился Борис.
Сопровождающие сочли необходимым представиться:
– Гена! А это Витек, – показал на водителя парень с непокрытой головой.
– Борис! – вынужден был назвать себя Борис.
– Сыграем? – не унимался Гена в порыве гостеприимства, в руках его была колода карт. Их позы говорили о том, что они уже играли до этого.
– Спасибо, не хочу!
– Мы по маленькой!
– Спасибо! Я еще не отошел от двух суток преферанса….
– Сразу видно, студент. Кто еще может баловаться преферансом, – заметил Гена и спросил после паузы. – Угадал?
– Угадал.
Борис сел на правую лавку ближе к выходу и стал смотреть на дорогу через переднее стекло автобуса.
– А мы люди простые и режемся в «очко». Щекочет нервы куда лучше, чем преферанс. Витек, я прав? Ты сегодня в пролете! Как с дела с твоими нервишками? Я банкую, ставлю десятку. Согласен?
– Давай, сниму. Думаю, непруха закончилась. Теперь твоя очередь волноваться…
– Быть того не может…
Вдруг крышка гроба съехала в сторону, и раздался хриплый мужской голос:
– А как же я? Буду третьим…
У Бориса под вязаной шапкой зашевелились волосы на голове. Он оглянулся и увидел в гробу мужчину средних лет. Шапку пришлось снять, так как голове стало жарко. Мужчина сдвинул покрывало на ноги и сел. Он был одет в черный костюм и белую рубашку с галстуком. Под пиджаком был виден шерстяной жилет. Худощавое морщинистое лицо «покойника» было бледным, мешки под глазами, как с перепою.
– Лежи спокойно. Ты уже наигрался, – ответил Гена.
– Ну, тогда останови. Хочу отлить. Не доеду….
Гена поднялся и шепнул что-то водителю. Справа и слева от дороги уже были поля. Вдоль дороги тянулась голая лесополоса. Витек сдал вправо на обочину и остановился у съезда на проселочную дорогу.
Вышли все трое: Витек, «покойник», последним Гена. Борис наблюдал за странной компанией. Они ушли довольно далеко по проселку за посадку. Снег уже был по щиколотку. Мела поземка. Время шло, а троица о чем-то беседовала. За это время отлить можно было уже три раза даже после полдюжины пива.
Наконец все вернулись в том же порядке. «Покойник» тер озябшие руки.
– Борис, будем знакомы, меня зовут Александр, но зови меня Вист. Моя фамилия ничего и никому не скажет. А вот для знатоков преферанса моя кличка скажет о многом. Сразу вспомнят, как я их обдирал неоднократно…
– Давай сыграем лучше в «очко», – не унимался Гена.
– Без Бориса не буду, – выдал вдруг «покойник».
– Да у меня денег нет, – не выдержал Борис.
– Совсем, совсем? – не унимался Вист.
– Одна гривна, – признался Борис.
– Бедный студент! Ну, как ребята, делаем студенту скидку. Мы ставим по десятке, а он гривну.
Гена и Витек переглянулись и молча кивнули.
– Давай, не обижай ребят. Корову не проиграешь….
– Не в гривне дело. Спасибо, что подвезли, но я не понимаю, что у вас тут происходит.
– Прикол. В чистом виде прикол. Понимаешь, у меня сегодня день рождения и я придумал такой прикол. Вчера пустили слух, что я умер. Меня отвозят в крематорий, там друзья со мною прощаются и едут в ресторан, где уже заказаны поминки…
– А где друзья?
– Приедут на своих машинах. Не трястись же им в катафалке. Короче, они поднимают за упокой моей души, а тут появляюсь я со словами: «Ну не свинство, пить на моих поминках и без меня, да еще в мой день рождения». Ну, что-то в этом роде….
– Ладно, – сдался Борис, теперь он доберется до дома и без денег.
Банковал Вист. Гена и Витек проиграли еще по десятке. Витек вел катафалк и умудрялся играть. Его ослуживал Гена. Когда подошла очередь Бориса брать карту, Вист предложил.
– Позволим студенту пойти ва-банк бесплатно один раз. Проиграешь – выбываешь, выиграешь – банк твой и играем дальше.
Гена и Витек опять молча кивнули.
– Давай карту, – согласился не раздумывая Борис.
Первой пришла десятка, потом девятка.
– Хватит, – остановился Борис.
Вист после второй карты имел четырнадцать очков. Рискнул взять третью. Выпала восьмерка – перебор.
Борис облегченно вздохнул. Гривна не деньги, но азарт его уже захватил. Он сорвал банк в пятьдесят одну гривну.
– Поздравляю! – сказал Вист. – Буратино теперь богатенький и благотворительность прекращается, – он передал карты Гене. – Но мы можем разрешить студенту играть в долг
– Ставка удваивается, – объявил Гена и бросил на крышку гроба, который служила им карточным столом, двадцатку.
Через четверть часа Борис уже был должен Висту сто десять гривен.
– У меня есть предложение, давайте заедем к Борису домой. Он со мной расплатится. И ему не придется топать по морозу, и мне спокойнее. Крематорий подождет десять минут….
Такая возможность слегка утешила Бориса, расстроенного очередной неудачей. Катафалк подвез прямо к воротам их дома.
Мать была удивлена неожиданным появлением сына. Безропотно отдала деньги и надеялась услышать объяснения.
Когда Борис расплатился, неугомонный «покойник» выдал еще одну идею.
– Боря, даем тебе пять минут. Ты захвати дома, что собирался. Мы возьмем тебя с собой в крематорий. После церемонии прощания, она будет короткой, мои друзья вернутся в город. А мы за ними на этом же катафалке и прямо в ресторан.
Как ни хотелось Борису отведать материнского борща и пирога, но перспектива избежать вставания ни свет, ни заря, чтобы попасть на первый автобус и успеть на занятия, перевесила. Он согласился ехать на катафалке.
Мать Бориса удивилась еще раз, что сын не остается ночевать, но тот заверил, что в ближайшую субботу приедет. Он подумал: «Свидания с Татьяной отменяются на неопределенный срок, будет время для поездки домой».
Минут через семь в дорогой дубленке, подарок отца, поверх джинсовой куртки и с полиэтиленовым пакетом, куда мать впопыхах загрузила картошку, лук, сверток с салом, Борис сидел в катафалке и уминал кусок пирога, прихваченный им со стола на кухне.
Его попутчики понимающе ухмылялись.
Когда Борис дожевал пирог, Вист разразился новым предложением:
– Боря, вижу ты парень, что надо. Мне жаль, что я обыграл тебя на эту сотню. Стипендия, небось и того меньше…
Борис кивнул.
– Вот видишь! А я выигрывал тысячи долларов, заметь, не гривен, за одну ночь. Для меня сотня, тьфу… мелочь. Хочу дать тебе возможность сегодня заработать. С этим приколом я перегнул. Не учел, что суеверный. В день рождения лежать в гробу… Короче, сморозил глупость. Ты мне можешь помочь. Вернешь свой проигрыш….
– Чем я могу помочь? – спросил Борис.
Он действительно не понимал, что от него хотят.
– Сыграешь роль покойника за меня….
– Еще чего! А как же друзья? Гримера в вашем театре нету, – пошутил Борис. – Они сразу увидят подмену.
– Лицо можно наполовину прикрыть тюлем. Там полумрак и целовать покойника мои друзья не будут, – губы Виста растянулись в ухмылке.
Гена и Витек коротко заржали.
– Поцелуев не будет, это уж точно – добавил Гена.
– Карточный долг и сверху сто долларов, – не унимался Вист.
– Нет.
– Двести.
– Я тоже суеверный, – Борис вдруг вспомнил слова каракатицы.
– Жаль, такая возможность тебе помочь пропадает зря.
– Да он в этот гроб не поместится, – вставил Витек, который до этого хранил молчание.
– Спорим, поместится, – парировал Вист.
– На две сотни, – не унимался Витек.
Сегодня он тоже проигрался.
– Согласен, но мы не можем разрешить наш спор без Бориса. Кто выигрывает, отдает половину ему. Согласен?
– Согласен!
– Теперь слово за Борисом. Боря, уважь людей, – обратился к Борису Вист.
– Ложусь и сразу встаю, – уступил Борис.
– Больше и не нужно. Только дубленку сними. С ней ты точно не поместишься. В дубленках не хоронят….
Катафалк остановился на обочине.
Крышку гроба сдвинули набок, Борис снял дубленку и бросил на лавку. Он сел в гроб и не без содрогания, лег на спину.
– А ну не спеши вставать, – запричитал Витек притворным голосом. – Если я проиграл, то должен сам убедиться…
– Как для него делали, – наклонился к Борису Вист.
Борис на секунду расслабился, и тут Витек и Гена одним движением надвинули крышку гроба и навалились на нее всем весом. В этом они мало уступали Борису. Правая рука Бориса осталась зажатой между крышкой и стенкой гроба. Борис пытался вырвать руку и поднять крышку, но у него ничего не получалось. Ноги тоже были прижаты крышкой ко дну гроба так, что ими нельзя было пошевелить. От напряжения вздулись вены на шее, вот-вот лопнут…
– Да ширяй быстрее, а то этот бугай сейчас вырвется, – услышал Борис голос Витька.
В онемевшую руку, зажатую крышкой гроба, выше кисти вонзилась игла. Борис пытался повернуть руку, чтобы помешать завершить укол. Он рисковал сломать иглу, но об этом не думал. Что-то горячее ударило в предплечье и потекло выше. Он почувствовал, что его тело разбухает и становится невесомым. Потом он отключился.
Ночь кошмаров
Тяжелые литые ворота в заборе вокруг крематория были открыты. Катафалк въехал во двор и развернулся под навесом задней дверью к приемному порталу здания. Витек вышел, открыл заднюю дверь катафалка и нажал большую черную кнопку на стене. Половинки дверей крематория широко раздались в стороны. Открылся вход в обширный зал для прощальных церемоний.
Стены до половины высоты облицованы темным мрамором. В витражах из цветного стекла просвечивались силуэты темных елей. В зале царил полумрак. Гулкое эхо шагов, казалось, заполнило помещение доверху. Это к катафалку спешили служащие крематория. Их было двое. Поверх темных костюмов на них были надеты замызганные ватные фуфайки. Они катили тележку.
Троица выстроились на входе. Вист уже напялил дубленку Бориса. Температура в зале ненамного превышала уличную. Все стояли нахохлившись, словно вороны в мороз.
Служащие не без усилий стащили гроб на тележку и покатили в центр зала.
– У кого документы, тот идет со мной.
Гена повернулся к Висту и шепнул:
– Без меня никуда ни шагу! И аккуратней с дубленкой, она моя…, – потом ответил служащим. – Документы у меня.
Гена и один из служащих вошли в соседнюю комнату за узкой темной дверью. Это было служебное помещение с тремя письменными столами. Служащий, не снимая фуфайки, сел за ближайший стол и протянул руку за документами.
Гена сначала извлек из внутреннего кармана куртки и поставил на стол пол-литровую бутылку пятизвездочного коньяка, потом из бокового документы.
– За упокой души нашего покойника.
– Причина смерти – передозировка наркотиков. Понятно, – служащий отложил документы. – Сейчас выдам вам справку. Урну с прахом получите по этому номеру….
– Когда?
– Где-то через месяц.
– Послушай, друг! Нам нужно спалить его прямо сейчас. Сколько надо, мы подождем….
– Это невозможно технически.
– Слушай, это личная просьба Гопы. Надеюсь, слыхал про такого?
– Слыхал и очень уважаю, но не могу.
Стены до половины высоты облицованы темным мрамором. В витражах из цветного стекла просвечивались силуэты темных елей. В зале царил полумрак. Гулкое эхо шагов, казалось, заполнило помещение доверху. Это к катафалку спешили служащие крематория. Их было двое. Поверх темных костюмов на них были надеты замызганные ватные фуфайки. Они катили тележку.
Троица выстроились на входе. Вист уже напялил дубленку Бориса. Температура в зале ненамного превышала уличную. Все стояли нахохлившись, словно вороны в мороз.
Служащие не без усилий стащили гроб на тележку и покатили в центр зала.
– У кого документы, тот идет со мной.
Гена повернулся к Висту и шепнул:
– Без меня никуда ни шагу! И аккуратней с дубленкой, она моя…, – потом ответил служащим. – Документы у меня.
Гена и один из служащих вошли в соседнюю комнату за узкой темной дверью. Это было служебное помещение с тремя письменными столами. Служащий, не снимая фуфайки, сел за ближайший стол и протянул руку за документами.
Гена сначала извлек из внутреннего кармана куртки и поставил на стол пол-литровую бутылку пятизвездочного коньяка, потом из бокового документы.
– За упокой души нашего покойника.
– Причина смерти – передозировка наркотиков. Понятно, – служащий отложил документы. – Сейчас выдам вам справку. Урну с прахом получите по этому номеру….
– Когда?
– Где-то через месяц.
– Послушай, друг! Нам нужно спалить его прямо сейчас. Сколько надо, мы подождем….
– Это невозможно технически.
– Слушай, это личная просьба Гопы. Надеюсь, слыхал про такого?
– Слыхал и очень уважаю, но не могу.