Страница:
— Быстро улепетывай отсюда, пока я добрый! — крикнул я лани.
Лань скакнула в сторону и исчезла за деревьями. Собаки бросились было следом, но я подозвал их, и они, недоуменно оглядываясь на убегающую лань, но все равно радостно виляя хвостами, собрались вокруг меня.
Собаки меня любили. В замке они вечно ходили за мной по пятам, но к Закатной башне близко не подходили — боялись призрака. Как-то раз я привел в свою комнату мою любимую собаку Ведьму, но она начала так выть, что пришлось ее срочно выставить за дверь. Она куда-то удрала, поджав хвост, и не показывалась мне на глаза несколько дней. С тех пор у нее не возникало желания даже подходить к моей двери, как, впрочем, и у остальных обитателей замка.
Я хотел увести собак вперед по тропе, подальше от лани, но не успел. Меня заметил Имверт, который мчался впереди всех, держа наготове лук. У него была отличная лошадь по имени Лунная Ночь, почти такая же быстрая, как мой Счастливчик, поэтому он оставил далеко позади остальных охотников. Ласточка, которую я всучил Рэди, ничем не уступала Лунной Ночи, но, в отличие от Рэди, Имверт был неплохим наездником, так что, где находятся Рэди с Ласточкой, оставалось лишь предполагать. Наверно, Имверт решил, что собаки окружили лань, но вместо лани увидел нас со Счастливчиком и Искрой. Глаза Имверта сделались пустыми и холодными, а на прыщавом лице застыла зловещая улыбка. Он спустил тетиву, и стрела полетела прямо в меня. Похоже, он решил изобразить несчастный случай на охоте. Имверт, как всегда, зря старался. Пора бы ему запомнить, что в меня очень трудно попасть из лука. Если постараться, я могу поймать стрелу рукой, могу отбить мечом, а уж увернуться от стрелы, пущенной с такого расстояния, для меня не составляет вообще никакого труда. Но сейчас мне не пришлось даже уворачиваться, стрела Имверта просвистела у меня около уха и воткнулась в мох далеко за спиной.
— Ты, как всегда, не учел ветер, Имверт, — сказал я таким усталым голосом, как будто всю жизнь учил Имверта стрелять, а он, бестолочь, все никак не научится.
— Извини, Рикланд, — как ни в чем не бывало произнес кузен. — У меня рука сорвалась, слишком долго держал лук натянутым.
— Пожалуйста, пожалуйста, Имверт, можешь стрелять сколько угодно, меня это ничуть не задевает, — съязвил я.
— А где лань? — Имверт внимательно оглядел меня, потом Счастливчика, а потом начал разглядывать землю вокруг нас. Казалось, он сейчас слезет с лошади, встанет на четвереньки и начнет обнюхивать каждую кочку. — Где лань, я тебя спрашиваю? — Имверт начал злиться. — Ты так и будешь молчать и нагло ухмыляться? Куда ты ее дел?
— Она убежала, Имверт.
— Как убежала?
— Ножками, естественно, как еще можно убежать.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что я промазал? Не надо мне зубы заговаривать! Небось хочешь, чтобы вся слава досталась тебе одному. Мы что, для тебя эту лань загоняли? Где ты ее спрятал? Ну, говори!
— Тоже мне, слава! — фыркнул я. — Если хочешь знать, я ее просто отпустил.
Тут Имверт наконец обнаружил мою стрелу, торчащую из ствола сосны. Он засиял, как начищенный сапог.
— Ха! И вправду промазал! — завопил он. — Вот смеху-то будет, когда я об этом всем расскажу. А то про тебя слухи ходят, будто ты никогда не мажешь. Орки, так те вообще говорят, что Бешеный Рикланд за сто шагов с закрытыми глазами в муху попадает. А Бешеный Рикланд с открытыми с тридцати шагов в лань не смог попасть! — Имверт злорадно захохотал.
— Орки, кроме глупостей, ничего сказать не могут! За сто шагов с закрытыми глазами в муху попасть невозможно. А в лань я вообще не стрелял, поэтому промахнуться не мог.
— А куда же ты стрелял, интересно? Вот твоя стрела, а вот следы лани рядом.
— Я стрелял в бабочку и, по-моему, попал.
Имверт подъехал к сосне, выдернул стрелу и некоторое время хмуро рассматривал то, что осталось от бабочки.
— Замечательно! — хохотал он. — Принц Рикланд открыл сезон охоты на бабочек! Сегодня на пиру мы будем кушать жаренных на вертеле бабочек, подстреленных нашим неустрашимым Рикландом!
Я почувствовал себя довольно глупо. Всю жизнь я охочусь, и никогда мне не приходило в голову вот так взять и отпустить добычу. Этих оленей я поубивал не один десяток, а на Королевской охоте я почти всегда первым подстреливаю добычу, потому что никто, кроме меня, не может попасть точно в цель, сидя на скачущей неистовым галопом лошади. И почему мне так захотелось спасти жизнь этой лани? Может, из-за Энди, который вечно читает мне проповеди, что животные тоже люди и что убить беззащитное животное — это все равно что убить ребенка.
Надо было как-то выкручиваться, а то Имверт, пожалуй, опозорит меня на весь замок, рассказывая эту историю на каждом углу. Мне безумно захотелось подбить Имверту второй глаз и на этом закончить разговор, но среди стройных стволов сосен уже мелькали черные бока лошадей и разноцветные одежды охотников, и я решил не демонстрировать гномам наши теплые семейные отношения, а просто отправить его куда-нибудь подальше.
— Вы столько гоняли эту лань, что ее мясо годится разве что на корм собакам, — презрительно поморщился я. — Ты разве не знаешь, что у перепуганных загнанных животных совершенно несъедобное мясо? Убивать лань только затем, чтобы отдать на пиру лучший кусок Ведьме и получить за это нагоняй от отца? Но если ты согласен есть невкусную оленину, то поспеши, у тебя еще есть шанс ее догнать, но очень маленький. Ты тут слишком долго трепал языком…
Имверт, видно, не оставил надежды все-таки догнать лань. Он позвал собак, пустил Лунную Ночь в карьер и вскоре исчез за деревьями. Тут подоспели остальные охотники, и первым из них, как это ни странно, оказался Рэди, которого я уже считал своим приятелем.
— Кажется, я никогда больше не смогу сидеть, — застонал Рэди, сваливаясь с лошади на землю.
В нашем лесу падать с лошади почти безопасно, вокруг такой мягкий мох, что можно свалиться не то что с лошади, а хотя бы и с дерева, все равно ничего себе не сломаешь. Тем не менее вид у гнома был такой, как будто он умирает.
Несколько всадников промчались мимо нас, не останавливаясь, в ту сторону, откуда доносился лай собак, но гномов среди них не было. Я искренне надеялся, что они не свалились с лошадей и не потерялись где-нибудь в лесу. Соскочив с коня, я уселся на мох рядом с Рэди, который лежал пластом и, казалось, не в состоянии не только сидеть, но и вообще двигаться и даже разговаривать.
— Из тебя получится отличный наездник, Рэди, — ободрил я гнома. — Еще несколько таких прогулок, и ты обгонишь Имверта.
— Правда? — На лице Рэди появилось жалкое подобие довольной улыбки. — А почему мне тогда так плохо? У меня такое ощущение, будто я проехался верхом на аметистовой друзе. Нет, сначала все было нормально, ехали себе спокойно, даже разговаривали. Потом собаки залаяли, и этот ваш длинный Имверт крикнул своей лошади: «Вперед!» и ускакал так быстро, что я решил — если все сейчас так же быстро уедут, я, пожалуй, один в лесу останусь. Ну и закричал тоже: «Вперед!», а эта лошадь как поскачет! И так меня подбрасывать стало, что я подумал: все, сейчас свалюсь на землю и убьюсь насмерть. Еле удержался. Но задом о седло всю дорогу бился, как молотом по наковальне! Я уверен, что у меня на заднице вот такой синяк! — Рэди так широко развел руки, что синяк такого размера никак не мог поместиться на том месте, о котором шла речь, а должен был бы накрыть Рэди с головой.
Я подавил готовый вырваться смешок и начал успокаивать гнома:
— Не переживай, Рэди, такое у всех в первый раз бывает.
— И у тебя тоже?
— Наверное. Но это было так давно, что я успел забыть.
Мое обучение верховой езде происходило в таком раннем детстве, что оставило о себе только отрывочные воспоминания. Первое воспоминание, как отец в два года посадил меня на коня, не в счет, это было несерьезно. А следующее относится уже где-то годам к пяти. На небольшой и очень доброй лошадке Соне, матери моего Счастливчика, Ленсенд учил меня преодолевать препятствия, на всем скаку перелетать через поваленные деревья и овраги в довольно неприятном месте леса под названием Великаньи бега. Место действительно выглядело так, как будто там пробежался небольшой отряд великанов размерами с Черный замок, оставляя за собой глубокие следы и снося все деревья, которые мешались у них под ногами. Уставал я тогда, как последняя тварь, — гонял меня Ленсенд от души, наверное, старался измотать до такой степени, чтобы сил на шалости уже не оставалось. А вот насчет синяков на мягком месте, ей-богу, не помню. В том замечательном возрасте я весь с головы до ног ходил в синяках. Я падал с лошади, дрался с Имвертом, к тому же Ленсенд, кроме верховой езды, учил меня еще владеть мечом и любил, прежде чем объяснить, наглядно продемонстрировать при помощи деревянного меча, чем мне грозит та или иная моя ошибка. С каждым разом ошибок становилось все меньше, и примерно через год Ленсенд сказал, что я дерусь лучше многих гномов, с которыми ему приходилось сражаться на Гномьей войне. «Кстати о гномах, — подумал я, — что-то давно их не видно. Неужто в самом деле заблудились?»
— Послушай, Рэди, когда ты в последний раз видел своих почтенных соплеменников? — поинтересовался я.
— Ой! Я не видел их с тех пор, как собаки погнали лань. — Рэди побледнел, вскочил на ноги и собрался куда-то бежать. — Когда моя лошадь так быстро поскакала, я только и думал о том, как бы не упасть, а про них совсем забыл! Скорее! Надо найти их, пока они не заблудились в этом диком лесу!
На бедного гнома жалко было смотреть. Он попытался самостоятельно вскарабкаться на Ласточку, но ничего у него не вышло. Рэди бегал вокруг лошади, подпрыгивал, и в его глазах читалось такое отчаяние, как будто гномы никогда уже не выберутся из леса, сгинут там навеки, и во всем этом виноват не кто иной, как он, Рэди. На самом деле волноваться надо было не Рэди, а скорее мне. Ведь это мне поручили нянчиться с гномами. Но, в отличие от Рэди, я был абсолютно спокоен. Никуда они не денутся, эти гномы. Сейчас не зима, так что волки на них вряд ли нападут, а что еще плохого может произойти с ними в лесу, я просто не мог себе представить. Разве что орки встретятся, так они сегодня в лес даже носа не покажут, знают, собаки, что я на охоту поехал. Так что гномам точно ничего не грозит. Даже если они действительно заблудились, то в крайнем случае скажут лошадям: «Домой!», и те привезут их прямым ходом в конюшню.
Когда я объяснил все это Рэди, тот немного успокоился, перестал скакать вокруг Ласточки и более-менее понятно описал мне место, где он расстался с остальными гномами, так что я смог отправиться на их поиски, не особенно всматриваясь в следы. Обуза в виде Рэди мне была ни к чему, но гном наотрез отказался остаться один в лесу, несмотря на все мои уверения, что я вернусь за ним, как только разыщу пропавших гостей. Пришлось взять его с собой и всю дорогу сдерживать Счастливчика, чтобы не потерять еще и Рэди.
Найти гномов оказалось непросто. Настолько непросто, что я даже пожалел, что отпустил с Имвертом собак. Надо было оставить хотя бы Ведьму, может, тогда я не потерял бы столько времени. Я несколько раз повторил путь, пройденный охотниками, сначала вместе с Рэди, потом один, оставив гнома в болотистой низинке между Оленьими горами и Солнечным лесом есть чернику. Весь последний час я только и делал, что слезал с коня и разглядывал следы, уже изрядно затоптанные нашими с Рэди лошадьми. Счастливчику, видно, надоело мое бестолковое занятие, и, когда я в очередной раз соскочил с его спины и побежал рассматривать уже не знаю какую по счету сломанную ветку, он громким ржанием выразил свое полное презрение к моему недостойному поведению. С ним тут же издали согласились Искра и Ласточка, которым было велено не отходить от Рэди, и совсем издалека, откуда-то со стороны Солнечного леса отозвалась еще одна лошадь, судя по голосу, Ласка, которая досталась сердитому Энгри. Я взлетел в седло. «Быстрее, Счастливчик, захватим Рэди, и на голос Ласки! Найдешь?»
Конечно, Счастливчик нашел гномов, он просто не мог не найти. Зато я, когда их увидел, чуть не свалился с седла. Гномы сидели вокруг костра и жарили на вертеле какую-то огромную тушу. Неужели лошадь сожрали, гады? Правда, подъехав поближе, я увидел, что все лошади живы, а жарят гномы здорового, как лошадь, вепря. Просто за деревьями было не видно. И где они такого нашли? Не иначе из Гилл-Зураса с собой привезли. Если бы в Солнечном лесу такой водился, я бы знал!
— Я уже думал, вы никогда нас не догоните! — увидев нас, воскликнул Олди. — А еще говорят, что фаргордцы отличные наездники. Только куда им до гномов, отстали после первого же поворота! — Гнома прямо распирало от гордости, а я все пытался понять, что за «первый поворот» может быть в лесу и почему отстали фаргордцы, хотя по всем признакам они ускакали вперед, а отстали-то как раз гномы. Понять ход мыслей гномов мне так и не удалось, а свои я навязывать не стал. Хочется им думать, что они хорошие наездники, пусть думают. Тем проще будет снова посадить их верхом, чтобы отправить в замок. А гномы, похоже, были так довольны собой, что готовы были забыть, что еще с утра чуть не ввязались со мной в драку. Даже сердитый Энгри добродушно улыбнулся в черную бороду:
— Эй, принц, давай слазь со своей зверюги да садись к костру. И тащи сюда этого несмышленыша Рэди. Думаю, этой туши, что здесь жарится, на всех хватит! Остальные-то скоро подъедут?
— Остальные за ланью гоняются, так что не подъедут вообще. А как вам удалось справиться с таким кабаном? Он же, по-моему, больше вас всех вместе взятых! И главное, как вы его выследили? — спросил я, подсаживаясь к костру на ствол аккуратно срубленной гномьим боевым топором толстой сосны. Я уже начал немного уважать гномов, так что даже не стал говорить, что терпеть не могу, когда рубят живые деревья только для того, чтобы было на чем посидеть у костра.
— Да не выслеживали мы его вовсе, — стал объяснять Олди. — Просто решили отдохнуть. Думаем, сейчас разожжем костер, посидим, как уважающие себя гномы, пивка выпьем, которое с собой захватили. А как стали дерево рубить, так этот зверь на нас и набросился. Выскочил вон из той ямы и к нам. Тут Энгри его и уложил, топор-то уже в руках был, даже расчехлять не пришлось.
Пока мы ели вепря, я успел прослушать эту историю еще несколько раз со всеми подробностями, сначала из уст Энгри, потом Олди, потом опять Энгри, и был очень рад, что остальные двое гномов не говорили на нашем языке, а то пришлось бы выслушать все это еще по крайней мере дважды. Чтобы переменить разговор, я спросил у гномов про меч, который они привезли отцу. Признаться, я не надеялся, что они расскажут о нем что-нибудь вразумительное, даже торговцы оружием редко баловали меня историями о продаваемых ими старинных клинках, и если я и узнавал что-либо о своем оружии, то или от Роксанда, или из книг в Королевской библиотеке, или иногда от отца. Но каково же было мое удивление, когда Олди вдруг заявил:
— Если бы у нас было побольше пива, парень, я рассказал бы тебе такую историю, что ты бы слушал ее до самого вечера, раскрыв рот и забывая проглотить слюни. Но, увы, — он перевернул свою кожаную флягу л вытряс последнюю каплю пива в костер, — гномы не умеют рассказывать историй, когда у них сухо во рту.
И тогда я взял на себя смелость пригласить гномов в «Сломанный меч». Я знал, что отцу это страшно не понравится, но в винный погреб Черного замка дорога для меня была закрыта.
Глава 7
Лань скакнула в сторону и исчезла за деревьями. Собаки бросились было следом, но я подозвал их, и они, недоуменно оглядываясь на убегающую лань, но все равно радостно виляя хвостами, собрались вокруг меня.
Собаки меня любили. В замке они вечно ходили за мной по пятам, но к Закатной башне близко не подходили — боялись призрака. Как-то раз я привел в свою комнату мою любимую собаку Ведьму, но она начала так выть, что пришлось ее срочно выставить за дверь. Она куда-то удрала, поджав хвост, и не показывалась мне на глаза несколько дней. С тех пор у нее не возникало желания даже подходить к моей двери, как, впрочем, и у остальных обитателей замка.
Я хотел увести собак вперед по тропе, подальше от лани, но не успел. Меня заметил Имверт, который мчался впереди всех, держа наготове лук. У него была отличная лошадь по имени Лунная Ночь, почти такая же быстрая, как мой Счастливчик, поэтому он оставил далеко позади остальных охотников. Ласточка, которую я всучил Рэди, ничем не уступала Лунной Ночи, но, в отличие от Рэди, Имверт был неплохим наездником, так что, где находятся Рэди с Ласточкой, оставалось лишь предполагать. Наверно, Имверт решил, что собаки окружили лань, но вместо лани увидел нас со Счастливчиком и Искрой. Глаза Имверта сделались пустыми и холодными, а на прыщавом лице застыла зловещая улыбка. Он спустил тетиву, и стрела полетела прямо в меня. Похоже, он решил изобразить несчастный случай на охоте. Имверт, как всегда, зря старался. Пора бы ему запомнить, что в меня очень трудно попасть из лука. Если постараться, я могу поймать стрелу рукой, могу отбить мечом, а уж увернуться от стрелы, пущенной с такого расстояния, для меня не составляет вообще никакого труда. Но сейчас мне не пришлось даже уворачиваться, стрела Имверта просвистела у меня около уха и воткнулась в мох далеко за спиной.
— Ты, как всегда, не учел ветер, Имверт, — сказал я таким усталым голосом, как будто всю жизнь учил Имверта стрелять, а он, бестолочь, все никак не научится.
— Извини, Рикланд, — как ни в чем не бывало произнес кузен. — У меня рука сорвалась, слишком долго держал лук натянутым.
— Пожалуйста, пожалуйста, Имверт, можешь стрелять сколько угодно, меня это ничуть не задевает, — съязвил я.
— А где лань? — Имверт внимательно оглядел меня, потом Счастливчика, а потом начал разглядывать землю вокруг нас. Казалось, он сейчас слезет с лошади, встанет на четвереньки и начнет обнюхивать каждую кочку. — Где лань, я тебя спрашиваю? — Имверт начал злиться. — Ты так и будешь молчать и нагло ухмыляться? Куда ты ее дел?
— Она убежала, Имверт.
— Как убежала?
— Ножками, естественно, как еще можно убежать.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что я промазал? Не надо мне зубы заговаривать! Небось хочешь, чтобы вся слава досталась тебе одному. Мы что, для тебя эту лань загоняли? Где ты ее спрятал? Ну, говори!
— Тоже мне, слава! — фыркнул я. — Если хочешь знать, я ее просто отпустил.
Тут Имверт наконец обнаружил мою стрелу, торчащую из ствола сосны. Он засиял, как начищенный сапог.
— Ха! И вправду промазал! — завопил он. — Вот смеху-то будет, когда я об этом всем расскажу. А то про тебя слухи ходят, будто ты никогда не мажешь. Орки, так те вообще говорят, что Бешеный Рикланд за сто шагов с закрытыми глазами в муху попадает. А Бешеный Рикланд с открытыми с тридцати шагов в лань не смог попасть! — Имверт злорадно захохотал.
— Орки, кроме глупостей, ничего сказать не могут! За сто шагов с закрытыми глазами в муху попасть невозможно. А в лань я вообще не стрелял, поэтому промахнуться не мог.
— А куда же ты стрелял, интересно? Вот твоя стрела, а вот следы лани рядом.
— Я стрелял в бабочку и, по-моему, попал.
Имверт подъехал к сосне, выдернул стрелу и некоторое время хмуро рассматривал то, что осталось от бабочки.
— Замечательно! — хохотал он. — Принц Рикланд открыл сезон охоты на бабочек! Сегодня на пиру мы будем кушать жаренных на вертеле бабочек, подстреленных нашим неустрашимым Рикландом!
Я почувствовал себя довольно глупо. Всю жизнь я охочусь, и никогда мне не приходило в голову вот так взять и отпустить добычу. Этих оленей я поубивал не один десяток, а на Королевской охоте я почти всегда первым подстреливаю добычу, потому что никто, кроме меня, не может попасть точно в цель, сидя на скачущей неистовым галопом лошади. И почему мне так захотелось спасти жизнь этой лани? Может, из-за Энди, который вечно читает мне проповеди, что животные тоже люди и что убить беззащитное животное — это все равно что убить ребенка.
Надо было как-то выкручиваться, а то Имверт, пожалуй, опозорит меня на весь замок, рассказывая эту историю на каждом углу. Мне безумно захотелось подбить Имверту второй глаз и на этом закончить разговор, но среди стройных стволов сосен уже мелькали черные бока лошадей и разноцветные одежды охотников, и я решил не демонстрировать гномам наши теплые семейные отношения, а просто отправить его куда-нибудь подальше.
— Вы столько гоняли эту лань, что ее мясо годится разве что на корм собакам, — презрительно поморщился я. — Ты разве не знаешь, что у перепуганных загнанных животных совершенно несъедобное мясо? Убивать лань только затем, чтобы отдать на пиру лучший кусок Ведьме и получить за это нагоняй от отца? Но если ты согласен есть невкусную оленину, то поспеши, у тебя еще есть шанс ее догнать, но очень маленький. Ты тут слишком долго трепал языком…
Имверт, видно, не оставил надежды все-таки догнать лань. Он позвал собак, пустил Лунную Ночь в карьер и вскоре исчез за деревьями. Тут подоспели остальные охотники, и первым из них, как это ни странно, оказался Рэди, которого я уже считал своим приятелем.
— Кажется, я никогда больше не смогу сидеть, — застонал Рэди, сваливаясь с лошади на землю.
В нашем лесу падать с лошади почти безопасно, вокруг такой мягкий мох, что можно свалиться не то что с лошади, а хотя бы и с дерева, все равно ничего себе не сломаешь. Тем не менее вид у гнома был такой, как будто он умирает.
Несколько всадников промчались мимо нас, не останавливаясь, в ту сторону, откуда доносился лай собак, но гномов среди них не было. Я искренне надеялся, что они не свалились с лошадей и не потерялись где-нибудь в лесу. Соскочив с коня, я уселся на мох рядом с Рэди, который лежал пластом и, казалось, не в состоянии не только сидеть, но и вообще двигаться и даже разговаривать.
— Из тебя получится отличный наездник, Рэди, — ободрил я гнома. — Еще несколько таких прогулок, и ты обгонишь Имверта.
— Правда? — На лице Рэди появилось жалкое подобие довольной улыбки. — А почему мне тогда так плохо? У меня такое ощущение, будто я проехался верхом на аметистовой друзе. Нет, сначала все было нормально, ехали себе спокойно, даже разговаривали. Потом собаки залаяли, и этот ваш длинный Имверт крикнул своей лошади: «Вперед!» и ускакал так быстро, что я решил — если все сейчас так же быстро уедут, я, пожалуй, один в лесу останусь. Ну и закричал тоже: «Вперед!», а эта лошадь как поскачет! И так меня подбрасывать стало, что я подумал: все, сейчас свалюсь на землю и убьюсь насмерть. Еле удержался. Но задом о седло всю дорогу бился, как молотом по наковальне! Я уверен, что у меня на заднице вот такой синяк! — Рэди так широко развел руки, что синяк такого размера никак не мог поместиться на том месте, о котором шла речь, а должен был бы накрыть Рэди с головой.
Я подавил готовый вырваться смешок и начал успокаивать гнома:
— Не переживай, Рэди, такое у всех в первый раз бывает.
— И у тебя тоже?
— Наверное. Но это было так давно, что я успел забыть.
Мое обучение верховой езде происходило в таком раннем детстве, что оставило о себе только отрывочные воспоминания. Первое воспоминание, как отец в два года посадил меня на коня, не в счет, это было несерьезно. А следующее относится уже где-то годам к пяти. На небольшой и очень доброй лошадке Соне, матери моего Счастливчика, Ленсенд учил меня преодолевать препятствия, на всем скаку перелетать через поваленные деревья и овраги в довольно неприятном месте леса под названием Великаньи бега. Место действительно выглядело так, как будто там пробежался небольшой отряд великанов размерами с Черный замок, оставляя за собой глубокие следы и снося все деревья, которые мешались у них под ногами. Уставал я тогда, как последняя тварь, — гонял меня Ленсенд от души, наверное, старался измотать до такой степени, чтобы сил на шалости уже не оставалось. А вот насчет синяков на мягком месте, ей-богу, не помню. В том замечательном возрасте я весь с головы до ног ходил в синяках. Я падал с лошади, дрался с Имвертом, к тому же Ленсенд, кроме верховой езды, учил меня еще владеть мечом и любил, прежде чем объяснить, наглядно продемонстрировать при помощи деревянного меча, чем мне грозит та или иная моя ошибка. С каждым разом ошибок становилось все меньше, и примерно через год Ленсенд сказал, что я дерусь лучше многих гномов, с которыми ему приходилось сражаться на Гномьей войне. «Кстати о гномах, — подумал я, — что-то давно их не видно. Неужто в самом деле заблудились?»
— Послушай, Рэди, когда ты в последний раз видел своих почтенных соплеменников? — поинтересовался я.
— Ой! Я не видел их с тех пор, как собаки погнали лань. — Рэди побледнел, вскочил на ноги и собрался куда-то бежать. — Когда моя лошадь так быстро поскакала, я только и думал о том, как бы не упасть, а про них совсем забыл! Скорее! Надо найти их, пока они не заблудились в этом диком лесу!
На бедного гнома жалко было смотреть. Он попытался самостоятельно вскарабкаться на Ласточку, но ничего у него не вышло. Рэди бегал вокруг лошади, подпрыгивал, и в его глазах читалось такое отчаяние, как будто гномы никогда уже не выберутся из леса, сгинут там навеки, и во всем этом виноват не кто иной, как он, Рэди. На самом деле волноваться надо было не Рэди, а скорее мне. Ведь это мне поручили нянчиться с гномами. Но, в отличие от Рэди, я был абсолютно спокоен. Никуда они не денутся, эти гномы. Сейчас не зима, так что волки на них вряд ли нападут, а что еще плохого может произойти с ними в лесу, я просто не мог себе представить. Разве что орки встретятся, так они сегодня в лес даже носа не покажут, знают, собаки, что я на охоту поехал. Так что гномам точно ничего не грозит. Даже если они действительно заблудились, то в крайнем случае скажут лошадям: «Домой!», и те привезут их прямым ходом в конюшню.
Когда я объяснил все это Рэди, тот немного успокоился, перестал скакать вокруг Ласточки и более-менее понятно описал мне место, где он расстался с остальными гномами, так что я смог отправиться на их поиски, не особенно всматриваясь в следы. Обуза в виде Рэди мне была ни к чему, но гном наотрез отказался остаться один в лесу, несмотря на все мои уверения, что я вернусь за ним, как только разыщу пропавших гостей. Пришлось взять его с собой и всю дорогу сдерживать Счастливчика, чтобы не потерять еще и Рэди.
Найти гномов оказалось непросто. Настолько непросто, что я даже пожалел, что отпустил с Имвертом собак. Надо было оставить хотя бы Ведьму, может, тогда я не потерял бы столько времени. Я несколько раз повторил путь, пройденный охотниками, сначала вместе с Рэди, потом один, оставив гнома в болотистой низинке между Оленьими горами и Солнечным лесом есть чернику. Весь последний час я только и делал, что слезал с коня и разглядывал следы, уже изрядно затоптанные нашими с Рэди лошадьми. Счастливчику, видно, надоело мое бестолковое занятие, и, когда я в очередной раз соскочил с его спины и побежал рассматривать уже не знаю какую по счету сломанную ветку, он громким ржанием выразил свое полное презрение к моему недостойному поведению. С ним тут же издали согласились Искра и Ласточка, которым было велено не отходить от Рэди, и совсем издалека, откуда-то со стороны Солнечного леса отозвалась еще одна лошадь, судя по голосу, Ласка, которая досталась сердитому Энгри. Я взлетел в седло. «Быстрее, Счастливчик, захватим Рэди, и на голос Ласки! Найдешь?»
Конечно, Счастливчик нашел гномов, он просто не мог не найти. Зато я, когда их увидел, чуть не свалился с седла. Гномы сидели вокруг костра и жарили на вертеле какую-то огромную тушу. Неужели лошадь сожрали, гады? Правда, подъехав поближе, я увидел, что все лошади живы, а жарят гномы здорового, как лошадь, вепря. Просто за деревьями было не видно. И где они такого нашли? Не иначе из Гилл-Зураса с собой привезли. Если бы в Солнечном лесу такой водился, я бы знал!
— Я уже думал, вы никогда нас не догоните! — увидев нас, воскликнул Олди. — А еще говорят, что фаргордцы отличные наездники. Только куда им до гномов, отстали после первого же поворота! — Гнома прямо распирало от гордости, а я все пытался понять, что за «первый поворот» может быть в лесу и почему отстали фаргордцы, хотя по всем признакам они ускакали вперед, а отстали-то как раз гномы. Понять ход мыслей гномов мне так и не удалось, а свои я навязывать не стал. Хочется им думать, что они хорошие наездники, пусть думают. Тем проще будет снова посадить их верхом, чтобы отправить в замок. А гномы, похоже, были так довольны собой, что готовы были забыть, что еще с утра чуть не ввязались со мной в драку. Даже сердитый Энгри добродушно улыбнулся в черную бороду:
— Эй, принц, давай слазь со своей зверюги да садись к костру. И тащи сюда этого несмышленыша Рэди. Думаю, этой туши, что здесь жарится, на всех хватит! Остальные-то скоро подъедут?
— Остальные за ланью гоняются, так что не подъедут вообще. А как вам удалось справиться с таким кабаном? Он же, по-моему, больше вас всех вместе взятых! И главное, как вы его выследили? — спросил я, подсаживаясь к костру на ствол аккуратно срубленной гномьим боевым топором толстой сосны. Я уже начал немного уважать гномов, так что даже не стал говорить, что терпеть не могу, когда рубят живые деревья только для того, чтобы было на чем посидеть у костра.
— Да не выслеживали мы его вовсе, — стал объяснять Олди. — Просто решили отдохнуть. Думаем, сейчас разожжем костер, посидим, как уважающие себя гномы, пивка выпьем, которое с собой захватили. А как стали дерево рубить, так этот зверь на нас и набросился. Выскочил вон из той ямы и к нам. Тут Энгри его и уложил, топор-то уже в руках был, даже расчехлять не пришлось.
Пока мы ели вепря, я успел прослушать эту историю еще несколько раз со всеми подробностями, сначала из уст Энгри, потом Олди, потом опять Энгри, и был очень рад, что остальные двое гномов не говорили на нашем языке, а то пришлось бы выслушать все это еще по крайней мере дважды. Чтобы переменить разговор, я спросил у гномов про меч, который они привезли отцу. Признаться, я не надеялся, что они расскажут о нем что-нибудь вразумительное, даже торговцы оружием редко баловали меня историями о продаваемых ими старинных клинках, и если я и узнавал что-либо о своем оружии, то или от Роксанда, или из книг в Королевской библиотеке, или иногда от отца. Но каково же было мое удивление, когда Олди вдруг заявил:
— Если бы у нас было побольше пива, парень, я рассказал бы тебе такую историю, что ты бы слушал ее до самого вечера, раскрыв рот и забывая проглотить слюни. Но, увы, — он перевернул свою кожаную флягу л вытряс последнюю каплю пива в костер, — гномы не умеют рассказывать историй, когда у них сухо во рту.
И тогда я взял на себя смелость пригласить гномов в «Сломанный меч». Я знал, что отцу это страшно не понравится, но в винный погреб Черного замка дорога для меня была закрыта.
Глава 7
РАССКАЗ СТАРОГО ГНОМА
Трактир «Сломанный меч» был любимым местом отдыха королевских наемников, благородных лордов, гостящих в замке, а также слуг, купцов и орков. Свое название он получил благодаря одному из моих предков, королю Элиону, который был знаменитым полководцем, выигравшим несколько замечательных сражений и захватившим половину Эльмариона. На старости лет он внезапно раскаялся в своих грехах, которых у него, как в принципе и у всех моих предков, было немало, отказался от всех своих завоеваний, вернув земли Эльмариону, и сломал свой меч в этом самом заведении. До сих пор в трактире показывают посетителям обломки его меча. Хороший был меч. Я думаю, он гораздо лучше смотрелся бы в моей коллекции оружия, чем в трактире, но далекий предок Элион не особенно интересовался мнением своих потомков.
Словоохотливый толстый трактирщик, которого все звали Болтуном, выбежал нам навстречу с самым радушным видом:
— А, принц Рикланд, добро пожаловать в «Сломанный меч»! И вы, господа гномы, заходите, пожалуйста. У нас лучшее пиво во всем Фаргорде! — Он с поклоном пригласил нас внутрь.
Мы вошли. Трактир был почти пуст. В углу выпивали несколько орков. Увидев меня, они моментально исчезли, вероятно, выбежали через черный ход. Еще за одним столом четверо стражников играли в кости, а у стойки бара какой-то незнакомый вдрызг пьяный лорд пытался объясниться в любви двум симпатичным служанкам и добиться взаимности, но те только громко смеялись и перешептывались.
Можно было бы объяснить незнакомцу, что одна из «прекрасных дам» берет за ночь десять золотых, а другая двенадцать и что за комнату ему все равно придется заплатить Болтуну, но я только ухмыльнулся и промолчал. А девушки, заметив меня, тут же забыли про своего пьяного клиента.
— Ах, прекрасный принц, — защебетала Солнышко, огненно-рыжая девица лет двадцати пяти. — Как я рада, что ты снова с нами! Я не видела тебя целую вечность и молила всех богов, чтобы с тобой не случилось ничего дурного!
— Ну спасибо, Солнышко! Я просто уверен, что Гунарт Сильный не убил меня только потому, что боги услышали твою молитву, — сказал я с усмешкой, но Солнышко, не отличавшаяся большим умом, просто засияла от счастья.
— Я всегда буду молить богов за тебя, прекрасный принц! — сказала она так искренне, что мне даже стало стыдно. И почему я такой вредный, девушка искренне желает мне добра, а мне только бы поиздеваться.
Правда, Солнышко мне совсем не нравилась, я даже считал ее некрасивой. Обыкновенная деревенская девчонка, курносая и с веснушками по всему лицу. Ей бы дома сидеть, младшим братишкам и сестренкам сопливые носы вытирать да сказки рассказывать. Другое дело ее подруга Детка. Ею я восхищался с самого раннего детства, когда Ленсенд впервые взял меня с собой в «Сломанный меч». Эта Детка была наполовину эльфийкой и унаследовала от эльфов раскосые темно-зеленые глаза, серебристые, как струи воды из чистого родника, волосы и вечную молодость. По крайней мере, за то время, что я с ней знаком, она ничуть не постарела. Детка мне очень нравилась. Нет, влюбленности не было, просто в ее присутствии я очень остро чувствовал, что уже не мальчишка, а взрослый мужчина, а она безумно привлекательная женщина, и не всегда мне удавалось сделать вид, что я к ней совершенно равнодушен. Детка подошла ко мне сзади тихим кошачьим шагом, ласково обняла за плечи, повернула к себе и одарила бархатным взглядом своих эльфийских глаз из-под длинных черных ресниц. Я почувствовал себя так, как будто черный колдун огрел меня посохом, произнеся при этом заклинание молнии.
— Говорят, ты убил Урманда, Малыш, — то ли спросила, то ли констатировала Детка. Голос у нее был тихий, чуть хриплый, а речь с еле заметным эльфийским акцентом. Я кивнул, мой язык говорить почему-то отказывался. — Я знала Урманда еще до того, как попала сюда, — вздохнула Детка. — Его надо было уничтожить сразу после рождения, тогда многие люди не знали бы горя! Представляешь, я несколько лет была рабыней в его замке. Да-да, не смотри на меня такими круглыми глазами. Все женщины в его замке — рабыни. Он может делать с ними все, что захочет, может даже убить. Я чудом сбежала. Один хороший человек помог. Трудно было убить Урманда?
Я пожал плечами. Кто его знает? Я даже не ранен, значит, наверное, не трудно. Хотя пришлось повозиться, в основном даже не с ним, с его телохранителем Гунартом Сильным. А Детку стало ужасно жалко. Видел я этих женщин в замке у Урманда, с безумными, полными отчаяния глазами и почти старушечьими лицами. И историй разных наслушался. Но Детка совсем не выглядела несчастной, она обворожительно улыбнулась, заглянула мне в глаза и заговорщицки спросила:
— А это правда, что твои солдаты не трогают женщин в захваченных замках?
Она была так близко, что я чувствовал тонкий аромат фиалок, исходивший от ее чудесных волос. Я снова кивнул. И почему я не могу разговаривать с женщинами, которые мне нравятся? Была бы это не Детка, а та же Солнышко, я рассказал бы ей, что в детстве, когда захватил свой первый замок, принадлежавший лорду Килберу Беспощадному, наслушался визга, который поднимают женщины, когда ворвавшиеся в замок солдаты пытаются оказать им знаки внимания, и, признаться, насмотрелся на всю оставшуюся жизнь. Полученное впечатление оказалось настолько сильным для двенадцатилетнего мальчишки, что с тех пор и по сей день всем моим наемникам запрещено обижать женщин под страхом смерти, долгой и мучительной. Зато судьба побежденных мужчин меня мало интересовала. Кажется, их продавали на рудники. Но Детке я всего этого не рассказал, как будто язык проглотил, просто глупо кивнул. Тут в нашу так называемую беседу встрял пьяный незнакомец, который, казалось, спал, как лошадь, стоя, а на самом деле просто стоял, прикрыв глаза, и внимательно слушал разговор.
— Не понимаю, — заплетающимся языком проговорил он, — как можно рисковать своей шкурой и лезть под чужие стрелы, а потом не воспользоваться результатами своей доблести? Это же просто глупо! Зачем тогда вообще воевать?
Мой язык тут же отлип от нёба, и я ехидно поинтересовался:
— Благородный лорд считает, что единственная высокая цель, ради которой стоит рисковать жизнью, — это плотское наслаждение?
— Что я слышу? Слова сопляка, которого обнимает красивейшая из женщин, а он даже не знает, куда девать свои руки! — фыркнул благородный лорд.
Я почувствовал, как уши у меня запылали огнем, хорошо, что под длинными волосами не видно, и страшно разозлился. В первую очередь на себя, что позволил Детке висеть на моей шее, когда вокруг полно гномов и стражников, и, естественно, на пьяного лорда, который позволил себе обозвать меня сопляком.
Злиться иногда полезно. Я тут же вспомнил, для чего у меня руки, отодрал от себя приклеившуюся Детку и съездил неучтивому лорду кулаком по физиономии, так что тот перелетел через стойку бара, разбив при этом несколько глиняных кружек. Лорд с трудом поднялся и, отчаянно сквернословя, начал вытаскивать меч, который застрял у него в ножнах и не желал покидать их, несмотря на все старания своего нетрезвого хозяина. Стражники бросились успокаивать лорда, втолковывая ему, что я не наглый мальчишка, которого следует проучить, а принц Рикланд Быстрый Клинок, который сам кого хочешь проучит, Болтун же вцепился в меня не хуже Детки и принялся тараторить, захлебываясь слюнями. Дескать, лорд торчит в «Сломанном мече» с самого утра и так накачался, что для меня убить его в таком состоянии не больше чести, чем раздавить таракана, никуда этот лорд не денется, потому что все равно собирается в Черный замок, как только дождется каких-то своих друзей, которых поджидает с утра, так что я, когда там встречу этого пьянчугу, могу убивать его сколько угодно, а тут лучше не надо, потому что, хотя он, Болтун, конечно, не сомневается, что я заплачу за всю сломанную мебель, как я это всегда делаю, когда мне доводится помахать мечом в его заведении, но ведь может случиться и так, что придут друзья этого самого лорда, а меня в это время не окажется поблизости, а друзья… Болтун красочно описал печальную перспективу, которая ожидает его трактир, если придут друзья пьяного лорда, потом рассказал похожую историю про одного своего приятеля, тоже трактирщика, а потом, не переводя дыхания, как будто это было продолжением истории, заявил, что мой Счастливчик слопал весь овес из кормушки у лошади пьяного лорда, за который тот заплатил на два дня вперед. Болтун тараторил с такой скоростью, что я начал чувствовать, что тупею. К пьяному лорду я потерял всякий интерес, тем более что он куда-то исчез: то ли его выставили за дверь, то ли отправили отсыпаться в комнату наверху. Если бы я только знал, при каких обстоятельствах встречу его в следующий раз, убил бы не задумываясь!
Когда я подошел к столику, за которым расположились гномы, уже принесли пиво, и гномы, уж на что пребывали в хорошем настроении там, в лесу, сейчас просто лучились весельем, даже отпустили несколько не особенно пристойных шуточек на тему, где и с кем я проведу сегодняшнюю ночь. Мне захотелось ответить им, что они даже представить себе не могут, где. потому что вряд ли знают о существовании русалок, но решил промолчать. Пусть думают, что с Деткой, если им так хочется. Собственно, зачем гномам знать о дурацком древнем законе, придуманном еще королем Велрондом не иначе для того, чтобы насолить своему бедному сыну. По этому закону первая же женщина, соблазнившая наследного принца Фаргорда, становится его женой, а стало быть, будущей королевой. Это и определяло мое отношение к красивым женщинам. Ну что может привлечь красавицу вроде Детки в тощем, хоть и широкоплечем парне с шрамом через все лицо? Только будущая корона! Что-что, а жениться в мои ближайшие планы никоим образом не— входило, и я старался держаться от возможных претенденток на престол на почтительном расстоянии.
— Я гляжу, ты пользуешься успехом у женщин, — подмигнул Олди.
— У этих женщин пользуется успехом всякий, у кого есть деньги, — презрительно поморщился я. — Когда я был помладше, покупал им выпивку, а они за это рассказывали мне какую-нибудь историю. Они знают тысячу разных историй. С ними было интересно, пока я не вырос. Кстати об историях. Кое-кто, кажется, обещал рассказать мне про меч.
Словоохотливый толстый трактирщик, которого все звали Болтуном, выбежал нам навстречу с самым радушным видом:
— А, принц Рикланд, добро пожаловать в «Сломанный меч»! И вы, господа гномы, заходите, пожалуйста. У нас лучшее пиво во всем Фаргорде! — Он с поклоном пригласил нас внутрь.
Мы вошли. Трактир был почти пуст. В углу выпивали несколько орков. Увидев меня, они моментально исчезли, вероятно, выбежали через черный ход. Еще за одним столом четверо стражников играли в кости, а у стойки бара какой-то незнакомый вдрызг пьяный лорд пытался объясниться в любви двум симпатичным служанкам и добиться взаимности, но те только громко смеялись и перешептывались.
Можно было бы объяснить незнакомцу, что одна из «прекрасных дам» берет за ночь десять золотых, а другая двенадцать и что за комнату ему все равно придется заплатить Болтуну, но я только ухмыльнулся и промолчал. А девушки, заметив меня, тут же забыли про своего пьяного клиента.
— Ах, прекрасный принц, — защебетала Солнышко, огненно-рыжая девица лет двадцати пяти. — Как я рада, что ты снова с нами! Я не видела тебя целую вечность и молила всех богов, чтобы с тобой не случилось ничего дурного!
— Ну спасибо, Солнышко! Я просто уверен, что Гунарт Сильный не убил меня только потому, что боги услышали твою молитву, — сказал я с усмешкой, но Солнышко, не отличавшаяся большим умом, просто засияла от счастья.
— Я всегда буду молить богов за тебя, прекрасный принц! — сказала она так искренне, что мне даже стало стыдно. И почему я такой вредный, девушка искренне желает мне добра, а мне только бы поиздеваться.
Правда, Солнышко мне совсем не нравилась, я даже считал ее некрасивой. Обыкновенная деревенская девчонка, курносая и с веснушками по всему лицу. Ей бы дома сидеть, младшим братишкам и сестренкам сопливые носы вытирать да сказки рассказывать. Другое дело ее подруга Детка. Ею я восхищался с самого раннего детства, когда Ленсенд впервые взял меня с собой в «Сломанный меч». Эта Детка была наполовину эльфийкой и унаследовала от эльфов раскосые темно-зеленые глаза, серебристые, как струи воды из чистого родника, волосы и вечную молодость. По крайней мере, за то время, что я с ней знаком, она ничуть не постарела. Детка мне очень нравилась. Нет, влюбленности не было, просто в ее присутствии я очень остро чувствовал, что уже не мальчишка, а взрослый мужчина, а она безумно привлекательная женщина, и не всегда мне удавалось сделать вид, что я к ней совершенно равнодушен. Детка подошла ко мне сзади тихим кошачьим шагом, ласково обняла за плечи, повернула к себе и одарила бархатным взглядом своих эльфийских глаз из-под длинных черных ресниц. Я почувствовал себя так, как будто черный колдун огрел меня посохом, произнеся при этом заклинание молнии.
— Говорят, ты убил Урманда, Малыш, — то ли спросила, то ли констатировала Детка. Голос у нее был тихий, чуть хриплый, а речь с еле заметным эльфийским акцентом. Я кивнул, мой язык говорить почему-то отказывался. — Я знала Урманда еще до того, как попала сюда, — вздохнула Детка. — Его надо было уничтожить сразу после рождения, тогда многие люди не знали бы горя! Представляешь, я несколько лет была рабыней в его замке. Да-да, не смотри на меня такими круглыми глазами. Все женщины в его замке — рабыни. Он может делать с ними все, что захочет, может даже убить. Я чудом сбежала. Один хороший человек помог. Трудно было убить Урманда?
Я пожал плечами. Кто его знает? Я даже не ранен, значит, наверное, не трудно. Хотя пришлось повозиться, в основном даже не с ним, с его телохранителем Гунартом Сильным. А Детку стало ужасно жалко. Видел я этих женщин в замке у Урманда, с безумными, полными отчаяния глазами и почти старушечьими лицами. И историй разных наслушался. Но Детка совсем не выглядела несчастной, она обворожительно улыбнулась, заглянула мне в глаза и заговорщицки спросила:
— А это правда, что твои солдаты не трогают женщин в захваченных замках?
Она была так близко, что я чувствовал тонкий аромат фиалок, исходивший от ее чудесных волос. Я снова кивнул. И почему я не могу разговаривать с женщинами, которые мне нравятся? Была бы это не Детка, а та же Солнышко, я рассказал бы ей, что в детстве, когда захватил свой первый замок, принадлежавший лорду Килберу Беспощадному, наслушался визга, который поднимают женщины, когда ворвавшиеся в замок солдаты пытаются оказать им знаки внимания, и, признаться, насмотрелся на всю оставшуюся жизнь. Полученное впечатление оказалось настолько сильным для двенадцатилетнего мальчишки, что с тех пор и по сей день всем моим наемникам запрещено обижать женщин под страхом смерти, долгой и мучительной. Зато судьба побежденных мужчин меня мало интересовала. Кажется, их продавали на рудники. Но Детке я всего этого не рассказал, как будто язык проглотил, просто глупо кивнул. Тут в нашу так называемую беседу встрял пьяный незнакомец, который, казалось, спал, как лошадь, стоя, а на самом деле просто стоял, прикрыв глаза, и внимательно слушал разговор.
— Не понимаю, — заплетающимся языком проговорил он, — как можно рисковать своей шкурой и лезть под чужие стрелы, а потом не воспользоваться результатами своей доблести? Это же просто глупо! Зачем тогда вообще воевать?
Мой язык тут же отлип от нёба, и я ехидно поинтересовался:
— Благородный лорд считает, что единственная высокая цель, ради которой стоит рисковать жизнью, — это плотское наслаждение?
— Что я слышу? Слова сопляка, которого обнимает красивейшая из женщин, а он даже не знает, куда девать свои руки! — фыркнул благородный лорд.
Я почувствовал, как уши у меня запылали огнем, хорошо, что под длинными волосами не видно, и страшно разозлился. В первую очередь на себя, что позволил Детке висеть на моей шее, когда вокруг полно гномов и стражников, и, естественно, на пьяного лорда, который позволил себе обозвать меня сопляком.
Злиться иногда полезно. Я тут же вспомнил, для чего у меня руки, отодрал от себя приклеившуюся Детку и съездил неучтивому лорду кулаком по физиономии, так что тот перелетел через стойку бара, разбив при этом несколько глиняных кружек. Лорд с трудом поднялся и, отчаянно сквернословя, начал вытаскивать меч, который застрял у него в ножнах и не желал покидать их, несмотря на все старания своего нетрезвого хозяина. Стражники бросились успокаивать лорда, втолковывая ему, что я не наглый мальчишка, которого следует проучить, а принц Рикланд Быстрый Клинок, который сам кого хочешь проучит, Болтун же вцепился в меня не хуже Детки и принялся тараторить, захлебываясь слюнями. Дескать, лорд торчит в «Сломанном мече» с самого утра и так накачался, что для меня убить его в таком состоянии не больше чести, чем раздавить таракана, никуда этот лорд не денется, потому что все равно собирается в Черный замок, как только дождется каких-то своих друзей, которых поджидает с утра, так что я, когда там встречу этого пьянчугу, могу убивать его сколько угодно, а тут лучше не надо, потому что, хотя он, Болтун, конечно, не сомневается, что я заплачу за всю сломанную мебель, как я это всегда делаю, когда мне доводится помахать мечом в его заведении, но ведь может случиться и так, что придут друзья этого самого лорда, а меня в это время не окажется поблизости, а друзья… Болтун красочно описал печальную перспективу, которая ожидает его трактир, если придут друзья пьяного лорда, потом рассказал похожую историю про одного своего приятеля, тоже трактирщика, а потом, не переводя дыхания, как будто это было продолжением истории, заявил, что мой Счастливчик слопал весь овес из кормушки у лошади пьяного лорда, за который тот заплатил на два дня вперед. Болтун тараторил с такой скоростью, что я начал чувствовать, что тупею. К пьяному лорду я потерял всякий интерес, тем более что он куда-то исчез: то ли его выставили за дверь, то ли отправили отсыпаться в комнату наверху. Если бы я только знал, при каких обстоятельствах встречу его в следующий раз, убил бы не задумываясь!
Когда я подошел к столику, за которым расположились гномы, уже принесли пиво, и гномы, уж на что пребывали в хорошем настроении там, в лесу, сейчас просто лучились весельем, даже отпустили несколько не особенно пристойных шуточек на тему, где и с кем я проведу сегодняшнюю ночь. Мне захотелось ответить им, что они даже представить себе не могут, где. потому что вряд ли знают о существовании русалок, но решил промолчать. Пусть думают, что с Деткой, если им так хочется. Собственно, зачем гномам знать о дурацком древнем законе, придуманном еще королем Велрондом не иначе для того, чтобы насолить своему бедному сыну. По этому закону первая же женщина, соблазнившая наследного принца Фаргорда, становится его женой, а стало быть, будущей королевой. Это и определяло мое отношение к красивым женщинам. Ну что может привлечь красавицу вроде Детки в тощем, хоть и широкоплечем парне с шрамом через все лицо? Только будущая корона! Что-что, а жениться в мои ближайшие планы никоим образом не— входило, и я старался держаться от возможных претенденток на престол на почтительном расстоянии.
— Я гляжу, ты пользуешься успехом у женщин, — подмигнул Олди.
— У этих женщин пользуется успехом всякий, у кого есть деньги, — презрительно поморщился я. — Когда я был помладше, покупал им выпивку, а они за это рассказывали мне какую-нибудь историю. Они знают тысячу разных историй. С ними было интересно, пока я не вырос. Кстати об историях. Кое-кто, кажется, обещал рассказать мне про меч.