Страница:
— Этот меч ковал еще мой прапрадед Грити, он был великим мастером, — начал Олди, отхлебнув изрядный глоток пива и одобрительно крякнув. — Правду сказал толстяк, отличное пиво. Так о чем это я? А, о мече! Мы, гномы, живем намного дольше вас, так что этому мечу больше шестисот лет. В то время в мире было не так спокойно, как сейчас, хотя вашего Фаргорда не было еще и в помине. У нас сохранилось старинное предание, будто где-то в Алмазных горах была древняя столица людей, богатейший город с белоснежными башнями, золотыми крышами и огромными самоцветами на шпилях. В городе жили счастливые люди, они никогда не страдали от голода, болезней и войн, потому что городом правил мудрый король, который к тому же был и великим волшебником.
— Да, и у нас есть легенда о Затерянном городе. Короля-волшебника звали Данквил, и у него были два сына-близнеца: Ознарон, основатель Эльмариона, и Ознабер, основатель Фаргорда и нашей династии. Затерянный город вот уже пятьсот лет ищут все кому не лень. Надеются найти легендарные сокровища. Только какое отношение это имеет к мечу? Вы что, нашли Затерянный город?
— Если ты перестанешь болтать и немного послушаешь, то, может быть, мы когда-нибудь и дойдем до меча, который так тебя интересует. Но только после того, как любезный хозяин принесет еще пива. А то не могу же я говорить с пересохшим горлом.
Болтун, который пристроился неподалеку и, навострив уши, слушал рассказ Олди, бегом помчался в погреб и через пару минут вернулся с увесистым бочонком пива для гномов и парой бутылок эльфийского вина для меня. Олди хлебнул пива, вытер бороду и продолжил рассказ:
— Однажды с Драконовых островов прилетел дракон. Этот дракон был не такой огромный, как тот, что сейчас хозяйничает в Эльмарионе, но и он умел плеваться огнем и, как все драконы, обожал сокровища. То, что дракон был небольшой, стало катастрофой для гномов. Он облюбовал одну из наших пещер и поселился в ней. Это была одна из центральных пещер, в нее сходились почти все коридоры Гилл-Зураса. Пещера находилась внутри потухшего вулкана и освещалась через его кратер. Вот через него-то дракон и попадал внутрь. Избавиться от него не было никакой возможности. Многие гномы пытались убить дракона, но оружие не могло пробить чешую. Смельчаки погибали один за другим. Гномы уже собирались покинуть пещеры Гилл-Зураса и переселиться в катакомбы под нынешним Эльмарионом, бедные места, где не было не то что золота или самоцветов, но и элементарной железной руды, одна пустая порода. Но все сложилось гораздо лучше. Дракон сам полетел навстречу своей гибели. Он повадился за сокровищами в город людей. Легенда не говорит, как король-волшебник избавился от дракона, на них ведь не действует магия, но однажды дракон не долетел до жерла вулкана, а упал на скалы и разбился. Через несколько лет гном Трампи, бродивший по горам в поисках алмазов, которые в те времена были просто рассыпаны на склонах, наткнулся на его останки. Ему показалось, что чешуя дракона представляет собой какой-то металл необычайной твердости. Вот как раз из этой чешуи дракона Грити и выковал меч. Если бы я рассказывал предание гному, то рассказал бы, как меч ковался, но вы, люди, всё равно в этом ничего не смыслите, да и негоже выдавать секреты гномьего искусства, так что эту часть легенды я рассказывать не стану. Но если ты видел меч, то, наверное, обратил внимание на то, что его лезвие не похоже по цвету ни на один из известных металлов. Так вот, это лезвие и сделано из чешуи дракона. Ну а золотую рукоятку делал не Грити, а один из его подмастерьев. Лезвие такое твердое, что только затачивать его пришлось несколько лет, не говоря уж о том, сколько лет Грити со своими подмастерьями его ковали, но зато я уверен, что он вряд ли когда-нибудь затупится. Меч называется «Пламя дракона». Да, да, на вашем людском языке, потому что предназначен он был для человека. Грити выковал его для короля города людей в благодарность за избавление гномов от дракона. Ну, собственно, на этом предание и заканчивается.
Олди рассказывал медленно. После каждой фразы он замолкал, отхлебывал пива, а то и выпивал целую кружку. В камине уютно мерцали угли, на вертеле жарилась оленина, распространяя вокруг ни с чем не сравнимый аромат и заставляя мою несчастную совесть терзать меня за то, что я оставил королевскую кухню без такого блюда. Когда я выпью, меня часто мучает совесть, причем всегда почему-то находит за что. Но гномы, кажется, были еще пьянее, чем я. Они осушили уже несколько бочонков пива. Я никогда не мог понять, как в таких маленьких гномах может поместиться столько пива. Сам я пиво не особенно любил, я предпочитал старое эльфийское вино, безумно дорогое и необыкновенно вкусное.
Все немногочисленные посетители «Сломанного меча» собрались вокруг нашего стола, как только услышали, что речь идет о драконе. Фаргордцы вообще любят послушать всякие истории, а уж если в них говорится о том, что кто-то победил дракона, то и подавно. Эльмарионский дракон в последние годы все чаще появлялся над Фаргордом. То в одном, то в другом месте пылали лесные пожары, и часто по нескольку дней в лесу стоял запах гари. Рассказывают, что, когда дракон только появился в Эльмарионе, многие смельчаки отправились сразиться с ним. Некоторые не вернулись, другие возвратились, вовремя опомнившись и повернув назад, как только увидели дракона издали. Никто их не осудил. Я сам, честно говоря, никогда его вблизи не видел. Мне о драконе рассказывал отец. У него остались об этом очень яркие и, прямо сказать, не очень приятные воспоминания. По крайней мере, описывал он дракона так красочно, что у меня до сих пор не возникало желания познакомиться с ним поближе.
— Скажи, почтенный Олди, — подал голос притихший Болтун. — Вот ты тут рассказывал, что король Затерянного города смог победить дракона. Неужели он никому не рассказал, как ему это удалось? Вы же как-то узнали, что это сделал именно он. Должны были сохраниться какие-нибудь сказания или песни.
— Все сказания о городе людей исчезли вместе с городом. Гномы забыли и название города, и все легенды о нем. То предание, которое я рассказал вам, сохранилось, потому что Грити записал эту историю и оставил потомкам. В те времена мало кто из гномов знал руны, да и писать гномы не особенно любят. Другое дело высечь на стенах пещеры надпись, чтобы осталась на века, или выгравировать девиз на щите. А вот Грити всегда все записывал, да вот только не написал, как король-волшебник победил дракона, так что уж извини, любезный хозяин, не знаю.
— А где сейчас тот меч, про который вы говорили? — спросил Корнелл, один из стражников. — Он же должен быть в Затерянном городе. Неужели вы, гномы, и вправду нашли Затерянный город?
— Нет, город мы не нашли. Говорят, он провалился сквозь землю. А меч нашел Рэди, когда расчищал заброшенный коридор где-то в нижних ярусах. Мы peшили, что меч должен принадлежать наследнику короля-волшебника, поэтому отдали его вашему королю Ролмонду. Кажется, он единственный наследник.
— Почему же единственный? — возмутился я. — Между прочим, я тоже его потомок. И, по-моему, мне меч пригодился бы больше, чем отцу.
— Да уж, — подхватили стражники. — Лучше бы подарили меч нашему Рикланду, уж он бы в долгу не остался. Вы, говорят, за военной помощью приехали, так наш принц лучший воин Фаргорда! Вы не глядите, что он слишком молод, о его подвигах уже песни складывают.
У меня снова запылали щеки. Если уж так хочется меня похвалить, могли бы дождаться, когда я выйду. Я больше привык, что меня ругают, а когда хвалят, я ужасно смущаюсь. К тому же мелькнула мысль, что гномы могут попросить меня о помощи, а отец строго-настрого запретил мне вмешиваться в эту войну. Стражники между тем начали наперебой рассказывать гномам о моих подвигах. Добрую половину они сами сочинили, а другую здорово переврали, но вообще-то получилось довольно интересно, мне самому так ни за что не рассказать. Я даже перестал смущаться и стал вставлять свои замечания и уточнения.
— Ну что ты сочиняешь, Корнелл? Когда это у Торферна была армия? Если бы ты был тогда с нами, сам бы убедился — там было не больше полусотни перепивших наемников, которые бегали по замку в одних подштанниках и не могли вспомнить, где оставили оружие. И ты называешь это битвой? Да я даже меч из ножен не успел вытащить, как они уже сдались.
— Как же не успел! А кто лорда Торферна убил? — торжествующе вскричал Корнелл. И почему всем так хочется уличить меня во лжи? Сам там не был, а спорит. Пришлось объяснить.
— Твой Торферн сам умер. Он слетел с лестницы и сломал себе шею, а я ему просто слегка помог пинком. Для этого, как ты сам понимаешь, меч не нужен.
Близилась ночь, и посетители стекались в «Сломанный меч», как стервятники на поле битвы. Болтун стоял в дверях подобно стражу и отваживал бродяг и орков. Особенно стараться ему не приходилось, едва услышав про меня, они сами поспешно ретировались. Более приличная публика получала строгое указание не напиваться и вести себя прилично в обществе особы королевской крови. Болтун действовал исключительно в интересах собственного заведения. Он всегда не прочь был прихвастнуть, что его трактир испокон веков посещали короли, принцы и благородные лорды.
Когда на небе загорелись первые звезды и я уже начал сомневаться, смогут ли гномы самостоятельно дойти хотя бы до лошадей, не говоря уже о том, как они попадут в замок, в «Сломанный меч» ввалилась компания стражников во главе с лордом Деймором, начальником охраны Черного замка. Увидев меня с гномами, лорд удивленно поднял брови и отозвал меня в сторону.
— Хочу тебя предупредить, Рикланд, раз уж ты оказался тут.
— А где мне еще быть? — недоуменно спросил я.
— Как раз про это я и хочу тебе сказать. Лорд Имверт приехал с охоты злой как демон и отправился прямиком к королю. Примерно через час король вызвал меня к себе и сказал, что ты уехал с гномами в Гилл-Зурас на войну с Эльмарионом вопреки его повелению. Он приказал мне выслать за тобой погоню, что я и сделал. Так что десять наемников мчатся сейчас по дороге в Гилл-Зурас, надеясь тебя догнать, а еще десять скачут по Полуденной дороге на случай, если ты решил запутать следы. Вот я и удивился, когда тебя увидел. Король говорил так уверенно, что у меня и сомнения не возникло в том, что все так и есть. Знаешь, он был просто в бешенстве. Боюсь, если ты сейчас вернешься в замок, он не поверит, что ты все это время провел здесь, в «Сломанном мече».
— Вообще-то я не собирался сейчас возвращаться в замок. У меня на сегодняшнюю ночь свои планы. Но чтобы отец не особенно нервничал, не могли бы вы проводить в замок этих не очень трезвых гномов? Надеюсь, отец сообразит, что я вряд ли отправился в Гилл-Зурас, не захватив их с собой.
Лорд Деймор с присущим ему благородством согласился доставить гномов в замок, хоть и не без некоторого вознаграждения в виде моего кошелька, который, как я подумал, вряд ли понадобится мне в гостях у русалок. Я же, поручив верного Счастливчика и не менее верное оружие заботам Болтуна, отправился к Русалочьему озеру.
Глава 8
— Да, и у нас есть легенда о Затерянном городе. Короля-волшебника звали Данквил, и у него были два сына-близнеца: Ознарон, основатель Эльмариона, и Ознабер, основатель Фаргорда и нашей династии. Затерянный город вот уже пятьсот лет ищут все кому не лень. Надеются найти легендарные сокровища. Только какое отношение это имеет к мечу? Вы что, нашли Затерянный город?
— Если ты перестанешь болтать и немного послушаешь, то, может быть, мы когда-нибудь и дойдем до меча, который так тебя интересует. Но только после того, как любезный хозяин принесет еще пива. А то не могу же я говорить с пересохшим горлом.
Болтун, который пристроился неподалеку и, навострив уши, слушал рассказ Олди, бегом помчался в погреб и через пару минут вернулся с увесистым бочонком пива для гномов и парой бутылок эльфийского вина для меня. Олди хлебнул пива, вытер бороду и продолжил рассказ:
— Однажды с Драконовых островов прилетел дракон. Этот дракон был не такой огромный, как тот, что сейчас хозяйничает в Эльмарионе, но и он умел плеваться огнем и, как все драконы, обожал сокровища. То, что дракон был небольшой, стало катастрофой для гномов. Он облюбовал одну из наших пещер и поселился в ней. Это была одна из центральных пещер, в нее сходились почти все коридоры Гилл-Зураса. Пещера находилась внутри потухшего вулкана и освещалась через его кратер. Вот через него-то дракон и попадал внутрь. Избавиться от него не было никакой возможности. Многие гномы пытались убить дракона, но оружие не могло пробить чешую. Смельчаки погибали один за другим. Гномы уже собирались покинуть пещеры Гилл-Зураса и переселиться в катакомбы под нынешним Эльмарионом, бедные места, где не было не то что золота или самоцветов, но и элементарной железной руды, одна пустая порода. Но все сложилось гораздо лучше. Дракон сам полетел навстречу своей гибели. Он повадился за сокровищами в город людей. Легенда не говорит, как король-волшебник избавился от дракона, на них ведь не действует магия, но однажды дракон не долетел до жерла вулкана, а упал на скалы и разбился. Через несколько лет гном Трампи, бродивший по горам в поисках алмазов, которые в те времена были просто рассыпаны на склонах, наткнулся на его останки. Ему показалось, что чешуя дракона представляет собой какой-то металл необычайной твердости. Вот как раз из этой чешуи дракона Грити и выковал меч. Если бы я рассказывал предание гному, то рассказал бы, как меч ковался, но вы, люди, всё равно в этом ничего не смыслите, да и негоже выдавать секреты гномьего искусства, так что эту часть легенды я рассказывать не стану. Но если ты видел меч, то, наверное, обратил внимание на то, что его лезвие не похоже по цвету ни на один из известных металлов. Так вот, это лезвие и сделано из чешуи дракона. Ну а золотую рукоятку делал не Грити, а один из его подмастерьев. Лезвие такое твердое, что только затачивать его пришлось несколько лет, не говоря уж о том, сколько лет Грити со своими подмастерьями его ковали, но зато я уверен, что он вряд ли когда-нибудь затупится. Меч называется «Пламя дракона». Да, да, на вашем людском языке, потому что предназначен он был для человека. Грити выковал его для короля города людей в благодарность за избавление гномов от дракона. Ну, собственно, на этом предание и заканчивается.
Олди рассказывал медленно. После каждой фразы он замолкал, отхлебывал пива, а то и выпивал целую кружку. В камине уютно мерцали угли, на вертеле жарилась оленина, распространяя вокруг ни с чем не сравнимый аромат и заставляя мою несчастную совесть терзать меня за то, что я оставил королевскую кухню без такого блюда. Когда я выпью, меня часто мучает совесть, причем всегда почему-то находит за что. Но гномы, кажется, были еще пьянее, чем я. Они осушили уже несколько бочонков пива. Я никогда не мог понять, как в таких маленьких гномах может поместиться столько пива. Сам я пиво не особенно любил, я предпочитал старое эльфийское вино, безумно дорогое и необыкновенно вкусное.
Все немногочисленные посетители «Сломанного меча» собрались вокруг нашего стола, как только услышали, что речь идет о драконе. Фаргордцы вообще любят послушать всякие истории, а уж если в них говорится о том, что кто-то победил дракона, то и подавно. Эльмарионский дракон в последние годы все чаще появлялся над Фаргордом. То в одном, то в другом месте пылали лесные пожары, и часто по нескольку дней в лесу стоял запах гари. Рассказывают, что, когда дракон только появился в Эльмарионе, многие смельчаки отправились сразиться с ним. Некоторые не вернулись, другие возвратились, вовремя опомнившись и повернув назад, как только увидели дракона издали. Никто их не осудил. Я сам, честно говоря, никогда его вблизи не видел. Мне о драконе рассказывал отец. У него остались об этом очень яркие и, прямо сказать, не очень приятные воспоминания. По крайней мере, описывал он дракона так красочно, что у меня до сих пор не возникало желания познакомиться с ним поближе.
— Скажи, почтенный Олди, — подал голос притихший Болтун. — Вот ты тут рассказывал, что король Затерянного города смог победить дракона. Неужели он никому не рассказал, как ему это удалось? Вы же как-то узнали, что это сделал именно он. Должны были сохраниться какие-нибудь сказания или песни.
— Все сказания о городе людей исчезли вместе с городом. Гномы забыли и название города, и все легенды о нем. То предание, которое я рассказал вам, сохранилось, потому что Грити записал эту историю и оставил потомкам. В те времена мало кто из гномов знал руны, да и писать гномы не особенно любят. Другое дело высечь на стенах пещеры надпись, чтобы осталась на века, или выгравировать девиз на щите. А вот Грити всегда все записывал, да вот только не написал, как король-волшебник победил дракона, так что уж извини, любезный хозяин, не знаю.
— А где сейчас тот меч, про который вы говорили? — спросил Корнелл, один из стражников. — Он же должен быть в Затерянном городе. Неужели вы, гномы, и вправду нашли Затерянный город?
— Нет, город мы не нашли. Говорят, он провалился сквозь землю. А меч нашел Рэди, когда расчищал заброшенный коридор где-то в нижних ярусах. Мы peшили, что меч должен принадлежать наследнику короля-волшебника, поэтому отдали его вашему королю Ролмонду. Кажется, он единственный наследник.
— Почему же единственный? — возмутился я. — Между прочим, я тоже его потомок. И, по-моему, мне меч пригодился бы больше, чем отцу.
— Да уж, — подхватили стражники. — Лучше бы подарили меч нашему Рикланду, уж он бы в долгу не остался. Вы, говорят, за военной помощью приехали, так наш принц лучший воин Фаргорда! Вы не глядите, что он слишком молод, о его подвигах уже песни складывают.
У меня снова запылали щеки. Если уж так хочется меня похвалить, могли бы дождаться, когда я выйду. Я больше привык, что меня ругают, а когда хвалят, я ужасно смущаюсь. К тому же мелькнула мысль, что гномы могут попросить меня о помощи, а отец строго-настрого запретил мне вмешиваться в эту войну. Стражники между тем начали наперебой рассказывать гномам о моих подвигах. Добрую половину они сами сочинили, а другую здорово переврали, но вообще-то получилось довольно интересно, мне самому так ни за что не рассказать. Я даже перестал смущаться и стал вставлять свои замечания и уточнения.
— Ну что ты сочиняешь, Корнелл? Когда это у Торферна была армия? Если бы ты был тогда с нами, сам бы убедился — там было не больше полусотни перепивших наемников, которые бегали по замку в одних подштанниках и не могли вспомнить, где оставили оружие. И ты называешь это битвой? Да я даже меч из ножен не успел вытащить, как они уже сдались.
— Как же не успел! А кто лорда Торферна убил? — торжествующе вскричал Корнелл. И почему всем так хочется уличить меня во лжи? Сам там не был, а спорит. Пришлось объяснить.
— Твой Торферн сам умер. Он слетел с лестницы и сломал себе шею, а я ему просто слегка помог пинком. Для этого, как ты сам понимаешь, меч не нужен.
Близилась ночь, и посетители стекались в «Сломанный меч», как стервятники на поле битвы. Болтун стоял в дверях подобно стражу и отваживал бродяг и орков. Особенно стараться ему не приходилось, едва услышав про меня, они сами поспешно ретировались. Более приличная публика получала строгое указание не напиваться и вести себя прилично в обществе особы королевской крови. Болтун действовал исключительно в интересах собственного заведения. Он всегда не прочь был прихвастнуть, что его трактир испокон веков посещали короли, принцы и благородные лорды.
Когда на небе загорелись первые звезды и я уже начал сомневаться, смогут ли гномы самостоятельно дойти хотя бы до лошадей, не говоря уже о том, как они попадут в замок, в «Сломанный меч» ввалилась компания стражников во главе с лордом Деймором, начальником охраны Черного замка. Увидев меня с гномами, лорд удивленно поднял брови и отозвал меня в сторону.
— Хочу тебя предупредить, Рикланд, раз уж ты оказался тут.
— А где мне еще быть? — недоуменно спросил я.
— Как раз про это я и хочу тебе сказать. Лорд Имверт приехал с охоты злой как демон и отправился прямиком к королю. Примерно через час король вызвал меня к себе и сказал, что ты уехал с гномами в Гилл-Зурас на войну с Эльмарионом вопреки его повелению. Он приказал мне выслать за тобой погоню, что я и сделал. Так что десять наемников мчатся сейчас по дороге в Гилл-Зурас, надеясь тебя догнать, а еще десять скачут по Полуденной дороге на случай, если ты решил запутать следы. Вот я и удивился, когда тебя увидел. Король говорил так уверенно, что у меня и сомнения не возникло в том, что все так и есть. Знаешь, он был просто в бешенстве. Боюсь, если ты сейчас вернешься в замок, он не поверит, что ты все это время провел здесь, в «Сломанном мече».
— Вообще-то я не собирался сейчас возвращаться в замок. У меня на сегодняшнюю ночь свои планы. Но чтобы отец не особенно нервничал, не могли бы вы проводить в замок этих не очень трезвых гномов? Надеюсь, отец сообразит, что я вряд ли отправился в Гилл-Зурас, не захватив их с собой.
Лорд Деймор с присущим ему благородством согласился доставить гномов в замок, хоть и не без некоторого вознаграждения в виде моего кошелька, который, как я подумал, вряд ли понадобится мне в гостях у русалок. Я же, поручив верного Счастливчика и не менее верное оружие заботам Болтуна, отправился к Русалочьему озеру.
Глава 8
ТАЙНА ВЕДЬМИНА БОЛОТА
Путь до Русалочьего озера был неблизкий, если идти пешком. Верхом на Счастливчике это заняло бы не более часа, а так я шел часа три, не меньше.
После светлого трактира темнота вокруг казалась почти непроглядной. Лес стоял вокруг меня черной стеной, дорога слабо выделялась более темной полосой среди светлого поля белого мха. Хорошо, что на небе были видны звезды, по крайней мере я был уверен, что не потеряю направление.
Глаза быстро привыкали к темноте. Сначала я начал различать стволы деревьев, потом кустики брусники среди белого мха и наконец веточки и шишки, валяющиеся вокруг. Я уже не боялся впотьмах наткнуться на ствол дерева, свернул с дороги и побежал напрямик через лес. Из-под ног скакнул испуганный заяц, с уханьем пролетели две совы, неподалеку на болоте кто-то громко вздохнул, то ли старый лось, то ли болотный дух, и лес погрузился в тишину, нарушаемую только похрустыванием сухого мха под моими торопливыми шагами.
Вскоре белый ковер мха сменился желто-зеленым с красными пятнами кочек. Под ногами зачавкало. Обходить Ведьмино болото было слишком долго. Оно тянулось от самого Королевского озера до истоков реки Лазурной. Если идти по дороге, то от самого Черного замка через болото тянулась бревенчатая гать. Но мы со Счастливчиком редко пользовались дорогами. Они никогда не вели туда, куда мы хотели попасть, вернее, редко случалось так, что мне надо было попасть туда, куда ведут хорошие дороги. Я считал такие места малоинтересными. К Русалочьему озеру дороги не было. Была еле заметная тропка, но до нее еще надо было добраться, пройдя через Ведьмино болото.
Признаться, до сей поры без коня я в это болото не совался. Рассказывали, что где-то в его центре есть трясина, в которую каждый год кто-нибудь да забредал, то ли спьяну, то ли просто по незнанию. А самые суеверные говорили, что никто сам в трясину не забредал, просто на болоте живет какое-то то ли чудовище, то ли дух, которому непременно нужно время от времени утаскивать кого-нибудь на дно для каких-то только ему одному известных целей. Счастливчик обычно без проблем переходил болото, и я решил, что справлюсь с этой задачей ничуть не хуже. Подтянув повыше и без того высокие сапоги, я шагнул вперед, ожидая, что провалюсь по колено в темную болотную воду, как это обычно случалось со Счастливчиком, но этого не произошло. Просто земля под ногами заходила ходуном, как будто была сплетена из тонких нитей и подвешена между стволами низкорослых деревьев.
Я бежал по зыбкой, хлюпающей поверхности болота, и мне становилось все веселее. Наконец-то я был один и мог себе позволить хоть на ушах стоять, как выражался Роксанд. Я подпрыгнул на пружинистой поверхности болота. Брызги полетели во все стороны, когда я приземлился, но ноги так и не провалились в воду. Все-таки хорошо, что я легче моего коня.
В последний раз я так прыгал, когда к нам в замок приезжали бродячие артисты. Они натянули во дворе кусок материи и скакали на нем почти до королевского балкона, да при этом еще переворачивались в воздухе. Я тогда, естественно, не выдержал и попросил артистов разрешить и мне так поскакать. Разрешить-то они мне, конечно, разрешили, и поскакал я от души, выделывая в воздухе такое, что сами артисты смотрели, разинув рты. Но потом мне пришлось выслушать длиннейшую лекцию на тему, как должен вести себя наследный принц, сначала от учителя по этикету, потом от отца, а в довершение всего еще и от Роксанда.
Я разбежался, подпрыгнул еще раз и перевернулся в воздухе. Глупо, конечно, тем более что моя бедная голова, на которую ночью обрушились то ли «Хроники Фаргорда», то ли «Сказания и легенды эльфов», то ли еще какой-то столь же увесистый фолиант, тут же напомнила о себе острой болью. «Бестолковый мальчишка, — обругал я сам себя. — Представляю, что сказал бы Роксанд, если бы меня увидел». Когда я вытворяю что-нибудь подобное в своей комнате, он начинает волить, что мне надо было родиться не принцем, а нищим бродягой, у меня бы тогда был замечательный шанс поступить шутом к какому-нибудь не очень знатному лорду. Но, хвала богам, ни Роксанда, ни вообще никого из знакомых поблизости не было.
Воспоминание о Роксанде заставило меня оглядеться по сторонам. В глубине болота светились какие-то тусклые огоньки, наверное, светлячки или глаза ночных зверей, на небе горели звезды. В общем, на болоте не было ни одной живой души, если не считать лягушек, ночных птиц и мифического болотного чудовища. Его глаза, светлые, как луна, и почти такие же огромные, смотрели прямо на меня. Обычно я чувствую чужой взгляд, а тут я даже вздрогнул от неожиданности, а рука сама потянулась за мечом. Меча за спиной, естественно, не оказалось, ведь я оставил его у Болтуна. Пришлось сделать вид, что никакого меча я доставать не собирался, а у меня просто зачесалось где-то между лопатками.
— Что, блохи заели? — сочувственно сказало чудовище.
— Вот еще глупости! У людей блох не бывает, я тебе не грязный орк!
— А чего тогда чешешься, если блох не бывает?
— Тебя забыл спросить. Тоже мне, знаток королевского этикета выискался! У тебя что, здесь на болоте продолжение тронного зала? Может, здесь и бегать нельзя?
— Ты чего на меня накинулся? Чешись, если хочешь, мне-то что! Просто хотелось посочувствовать, а то ведь умрешь, и никто тебя не пожалеет. Надо людям перед смертью добро делать.
— Неужели я так похож на умирающего?
— Пока вроде нет. — Существо окинуло меня взглядом с головы до ног. — Пока ты еще очень даже живой, и кувыркаешься ты здорово! Даже жалко будет тебя есть. Может, еще перекувырнешься, если тебе не трудно? И когда разбегаться будешь, вон туда беги. — Чудовище показало зеленой перепончатой лапой с загнутыми когтями в глубь болота. — А то ты здоровый больно, тащить тебя в трясину тяжеловато будет.
— А ты кто такой? Сколько раз я через это болото ездил, ни разу тебя не встречал.
— Так ты днем ездил! Днем-то я сплю в трясине. Днем тут полно всякого народу шастает. Да все на лошадях, всю крышу мне продырявили копытами, стервецы. Никакого уважения к чужому жилищу! А ночью как-то поспокойнее, можно и поохотиться. Прямая дорога к Черному замку как раз через мое болото проходит. Каждую ночь если не человек, то хотя бы орк да попадается. Сегодня вот ты попался. А кто я такой? Интересный вопрос. Ну, во-первых, не кто такой, а кто такая, потому как женщина я. А зовут меня все по-разному. Кто-то говорит, что я просто чудовище, некоторые называют кикиморой, кое-кто кличет болотным троллем. — Чудовище задумалось, поковыряло кривым когтем в зубах и со вздохом добавило: — Было у меня когда-то и имя, только я его не помню, так что сказать тебе не могу. Ладно, сколько можно болтать? Не хочешь кувыркаться, не надо. Так даже лучше, а то как-то раз один менестрель мне спел песню, грустную такую, так я после того, как его съела, три дня плакала, так мне его жалко было. Так что пошли, милый, в трясину, я тебя есть буду.
— Что-то не хочется мне сегодня в трясину. У меня были на сегодня совсем другие планы. Ты уж извини, кикимора, как-нибудь в другой раз.
Я повернулся и пошел своей дорогой. На этот раз шагал я неторопливо. Еще не хватало, чтобы эта кикимора решила, что я испугался.
— Эй, ты куда? — закричала кикимора и в один прыжок догнала меня.
Когда она выскочила из болота, оказалось, что с виду она очень похожа на огромную лягушку, только покрыта зеленоватой, насколько можно было разглядеть в темноте, свалявшейся шерстью. Размером эта лягушка-переросток была примерно вдвое больше меня и прыгала соответственно. Мне пришлось присесть и отскочить в сторону, иначе эта махина впечатала бы меня в болотный мох по самую макушку.
«И зачем я, бестолочь, оставил оружие у Болтуна, сложил бы под деревом, не доходя до Русалочьего озера, и никаких проблем», — зло подумал я. Удирать от кикиморы я считал ниже своего достоинства, но совершенно не представлял, как с ней можно справиться без оружия. Если у орков или людей я знал, где расположены точки, ударив по которым, можно было легко отправить их на тот свет голыми руками, то где могут быть уязвимые места на лягушачьем теле кикиморы, мог только догадываться.
Кикимора еще раз попыталась меня схватить и снова промахнулась. Она была такая неуклюжая, что увернуться от нее не составляло особого труда. В другое время, наверное, меня бы позабавило такое приключение, но сейчас я спешил. К тому же каждое движение отдавалось в голове тупой болью, и веселиться мне почему-то не хотелось. Так я отступал в глубину болота, пока в один прекрасный момент мягкий пружинящий ковер мха не провалился под моей ногой, и я по колено оказался в темной, пахнущей гнилью воде.
«Сейчас ведь загонит в трясину, как волка в западню. Надо выбираться, пока не поздно». Но, похоже, было уже поздно. Оглядевшись по сторонам, я понял, что не знаю, куда идти. Вернее, общее направление я знал, но вовсе не был уверен, что, если пойду в ту сторону, куда мне надо, не окажусь в самом центре трясины, куда мне совсем не надо. Спросить дорогу было не у кого, разве что у кикиморы. Она сидела неподалеку и тяжело дышала, готовясь к очередному прыжку.
— Эй, лягушатина, — окликнул я кикимору, — выдохлась, что ли? Ладно, показывай, где твоя трясина, я, так и быть, сам туда залезу.
— Да ты уже туда залез! — захихикала кикимора. — Не знаешь, как выбраться, вот и пытаешься меня перехитрить. Все вы, люди, одинаковые. Ничего нового придумать не можете. Думаешь, ты первый придумал такую хитрость? Я не один десяток лет тут охочусь, и поумнее тебя люди попадались. Был даже один доктор. Тогда как раз зима только-только кончилась, а у меня после зимних морозов всегда спину ломит, не то что прыгать, ползать тяжко. Вот он и говорит: мол, я тебя вылечу, вот только трав наберу на краю болота. Я даже призадумалась, а вдруг правда вылечит, хорошо, сообразила: врет, шельмец, и не краснеет. «Если хочешь быть здоров, — говорю, — ешь побольше докторов», — и съела сердешного. И знаешь, помогло. Спина вот уже который год не болит. Так что меня не проведешь, и ты уже мой обед. Вот сейчас отдышусь и еще разок на тебя прыгну. Ты в трясину сам и провалишься.
Перспектива провалиться в трясину меня нисколько не радовала. И тут в голову мне пришла одна идея. Я вытянул ногу из болотной грязи, аккуратно вылез на ближайшую кочку около чахлого деревца, проделав невообразимое сальто, вскочил верхом на оторопевшую кикимору, прямо как на коня, и изо всех сил вцепился в запутанные, пахнущие плесенью зеленые лохмы.
— Ой, — пискнула кикимора, — ты чего это?
— Поехали, лягушатина, мне к Русалочьему озеру надо.
— Пусти шею, злодей, больно!
— Сейчас еще больнее будет, — пообещал я таким тоном, каким наш палач обычно разговаривает со своими жертвами во время пыток.
— Не могу я к Русалочьему, меня русалки защекочут, — заныла кикимора.
— Ладно, вези на край болота. И без фокусов, а то шею сверну.
Кикимора шмыгнула носом и зашлепала через болото.
Я сидел на плавно поднимающейся и опускающейся грязной спине кикиморы, поскрипывал зубами от ставшей совершенно невыносимой головной боли и думал об этом странном создании. Откуда она могла взяться? С виду — жуткое чудовище, а говорит как нормальный человек, даже без акцента. Ни разу не встречал монстра с такими способностями к языкам. И чем больше я думал об этой кикиморе, тем сильнее мне казалось, что я о ней уже слышал, причем не от суеверных солдат и не от Болтуна, а не иначе как от Роксанда.
Дело было лет пять назад. Меня серьезно ранило, и мой друг Энди несколько часов зашивал рану тонкими жилами какого-то животного, ругая меня всеми плохими словами, какие только слышал от охотников Западного оплота, и ворча, что, мол, чтобы лечить такого бестолкового парня, как я, нужен не только колдун, а еще и белошвейка — сшивать меня из тех кусочков, на которые меня рано или поздно изрубят орки. А мне было невероятно весело, потому что Энди напоил меня каким-то отваром, от которого боль почти не чувствовалась, зато хотелось смеяться от каждого его слова. И еще хотелось встать, попрыгать на постели или, еще лучше, побежать, найти того недобитого орка, который посмел меня ранить, и спустить с него шкуру живьем. Я был просто уверен, что у меня это получится. Но Энди почему-то моей уверенности не разделял. Он заставил меня выпить еще какой-то дряни, от которой я должен был заснуть, и сказал, что я не умру, только если буду лежать в постели несколько дней. Потом Энди ушел. Он, как всегда, боялся, что черный колдун его убьет, если узнает, что вместо изучения черной магии он занимается целительством. Я тут же воспользовался случаем, чтобы встать с постели, схватить меч и отправиться добивать недобитого орка, но тут вмешался Роксанд. Насильно уложить меня в постель он не мог, а объяснить мне, что бегать с только что зашитой раной не стоит, было практически невозможно. Единственное, что можно было услышать от меня в ответ на любые аргументы, было что-то вроде: «Если умру, значит, туда мне и дорога!» Но Роксанд все-таки добился своего, пообещав мне рассказать несколько историй, которые я так и не узнаю, если умру раньше времени. На самом деле история понадобилась всего одна, потому что потом отвар, которым напоил меня Энди, все-таки вогнал меня в сон.
— Мой сын Риалон, — начал Роксанд, — был гадким мальчишкой, совершенно не признававшим отцовскую волю. Он был таким с самого рождения и не изменился до самой моей смерти. Не знаю, каким он стал королем, но принцем был просто невыносимым. Но один из его необдуманных поступков, грозивший позором всему роду фаргордских королей, я все-таки сумел предотвратить, не без помощи черного колдуна, конечно. Когда Риалону исполнилось шестнадцать, его угораздило влюбиться в безродную девицу…
— А, история про любовь, — зевнул я. — Это же невыносимо скучно! Может, я лучше пойду? — Правда, попытку уйти я предпринял довольно вялую. Снотворное начинало действовать, и никуда идти не хотелось. К тому же Роксанд меня успокоил:
— Не бойся, любовные истории от меня ты услышишь еще не скоро, подрасти сначала. А в этой истории больше магии, чем любви. Девица, которую полюбил Риалон, была болотной ведьмой. Есть такие ведьмы, которые селятся на болотах и используют в своей магии болотные растения и еще что-то, что можно найти только там. Я был на войне, когда мне сообщили, что мой сын хочет жениться. Представляешь, был бы ты у нас потомком болотной ведьмы! — Роксанд хихикнул над собственной шуточкой и продолжил: — Я не знал, что делать. С войны приехать, чтобы предотвратить это безобразие, я бы не успел, да и не послушал бы меня непокорный сын. И я приказал черному колдуну избавиться от ведьмы любыми средствами. Колдун в то время был ненамного старше тебя, ведь посвящение У черных колдунов происходит примерно в тринадцать лет, а Никирималан, да, именно так звучало имя, которое сейчас мало кто помнит, получил свой посох года за два до того. Славно подшутил юный колдун над Риалоном — он заколдовал болотную ведьму, превратил ее в такое страшилище, что смотреть противно было. А ведь раньше красавица была каких мало. Но не навечно заколдовал беднягу, а наложил заклятие, что ходить ей в этом облике ужасном до тех пор, пока принц ее не узнает да по имени не назовет.
После светлого трактира темнота вокруг казалась почти непроглядной. Лес стоял вокруг меня черной стеной, дорога слабо выделялась более темной полосой среди светлого поля белого мха. Хорошо, что на небе были видны звезды, по крайней мере я был уверен, что не потеряю направление.
Глаза быстро привыкали к темноте. Сначала я начал различать стволы деревьев, потом кустики брусники среди белого мха и наконец веточки и шишки, валяющиеся вокруг. Я уже не боялся впотьмах наткнуться на ствол дерева, свернул с дороги и побежал напрямик через лес. Из-под ног скакнул испуганный заяц, с уханьем пролетели две совы, неподалеку на болоте кто-то громко вздохнул, то ли старый лось, то ли болотный дух, и лес погрузился в тишину, нарушаемую только похрустыванием сухого мха под моими торопливыми шагами.
Вскоре белый ковер мха сменился желто-зеленым с красными пятнами кочек. Под ногами зачавкало. Обходить Ведьмино болото было слишком долго. Оно тянулось от самого Королевского озера до истоков реки Лазурной. Если идти по дороге, то от самого Черного замка через болото тянулась бревенчатая гать. Но мы со Счастливчиком редко пользовались дорогами. Они никогда не вели туда, куда мы хотели попасть, вернее, редко случалось так, что мне надо было попасть туда, куда ведут хорошие дороги. Я считал такие места малоинтересными. К Русалочьему озеру дороги не было. Была еле заметная тропка, но до нее еще надо было добраться, пройдя через Ведьмино болото.
Признаться, до сей поры без коня я в это болото не совался. Рассказывали, что где-то в его центре есть трясина, в которую каждый год кто-нибудь да забредал, то ли спьяну, то ли просто по незнанию. А самые суеверные говорили, что никто сам в трясину не забредал, просто на болоте живет какое-то то ли чудовище, то ли дух, которому непременно нужно время от времени утаскивать кого-нибудь на дно для каких-то только ему одному известных целей. Счастливчик обычно без проблем переходил болото, и я решил, что справлюсь с этой задачей ничуть не хуже. Подтянув повыше и без того высокие сапоги, я шагнул вперед, ожидая, что провалюсь по колено в темную болотную воду, как это обычно случалось со Счастливчиком, но этого не произошло. Просто земля под ногами заходила ходуном, как будто была сплетена из тонких нитей и подвешена между стволами низкорослых деревьев.
Я бежал по зыбкой, хлюпающей поверхности болота, и мне становилось все веселее. Наконец-то я был один и мог себе позволить хоть на ушах стоять, как выражался Роксанд. Я подпрыгнул на пружинистой поверхности болота. Брызги полетели во все стороны, когда я приземлился, но ноги так и не провалились в воду. Все-таки хорошо, что я легче моего коня.
В последний раз я так прыгал, когда к нам в замок приезжали бродячие артисты. Они натянули во дворе кусок материи и скакали на нем почти до королевского балкона, да при этом еще переворачивались в воздухе. Я тогда, естественно, не выдержал и попросил артистов разрешить и мне так поскакать. Разрешить-то они мне, конечно, разрешили, и поскакал я от души, выделывая в воздухе такое, что сами артисты смотрели, разинув рты. Но потом мне пришлось выслушать длиннейшую лекцию на тему, как должен вести себя наследный принц, сначала от учителя по этикету, потом от отца, а в довершение всего еще и от Роксанда.
Я разбежался, подпрыгнул еще раз и перевернулся в воздухе. Глупо, конечно, тем более что моя бедная голова, на которую ночью обрушились то ли «Хроники Фаргорда», то ли «Сказания и легенды эльфов», то ли еще какой-то столь же увесистый фолиант, тут же напомнила о себе острой болью. «Бестолковый мальчишка, — обругал я сам себя. — Представляю, что сказал бы Роксанд, если бы меня увидел». Когда я вытворяю что-нибудь подобное в своей комнате, он начинает волить, что мне надо было родиться не принцем, а нищим бродягой, у меня бы тогда был замечательный шанс поступить шутом к какому-нибудь не очень знатному лорду. Но, хвала богам, ни Роксанда, ни вообще никого из знакомых поблизости не было.
Воспоминание о Роксанде заставило меня оглядеться по сторонам. В глубине болота светились какие-то тусклые огоньки, наверное, светлячки или глаза ночных зверей, на небе горели звезды. В общем, на болоте не было ни одной живой души, если не считать лягушек, ночных птиц и мифического болотного чудовища. Его глаза, светлые, как луна, и почти такие же огромные, смотрели прямо на меня. Обычно я чувствую чужой взгляд, а тут я даже вздрогнул от неожиданности, а рука сама потянулась за мечом. Меча за спиной, естественно, не оказалось, ведь я оставил его у Болтуна. Пришлось сделать вид, что никакого меча я доставать не собирался, а у меня просто зачесалось где-то между лопатками.
— Что, блохи заели? — сочувственно сказало чудовище.
— Вот еще глупости! У людей блох не бывает, я тебе не грязный орк!
— А чего тогда чешешься, если блох не бывает?
— Тебя забыл спросить. Тоже мне, знаток королевского этикета выискался! У тебя что, здесь на болоте продолжение тронного зала? Может, здесь и бегать нельзя?
— Ты чего на меня накинулся? Чешись, если хочешь, мне-то что! Просто хотелось посочувствовать, а то ведь умрешь, и никто тебя не пожалеет. Надо людям перед смертью добро делать.
— Неужели я так похож на умирающего?
— Пока вроде нет. — Существо окинуло меня взглядом с головы до ног. — Пока ты еще очень даже живой, и кувыркаешься ты здорово! Даже жалко будет тебя есть. Может, еще перекувырнешься, если тебе не трудно? И когда разбегаться будешь, вон туда беги. — Чудовище показало зеленой перепончатой лапой с загнутыми когтями в глубь болота. — А то ты здоровый больно, тащить тебя в трясину тяжеловато будет.
— А ты кто такой? Сколько раз я через это болото ездил, ни разу тебя не встречал.
— Так ты днем ездил! Днем-то я сплю в трясине. Днем тут полно всякого народу шастает. Да все на лошадях, всю крышу мне продырявили копытами, стервецы. Никакого уважения к чужому жилищу! А ночью как-то поспокойнее, можно и поохотиться. Прямая дорога к Черному замку как раз через мое болото проходит. Каждую ночь если не человек, то хотя бы орк да попадается. Сегодня вот ты попался. А кто я такой? Интересный вопрос. Ну, во-первых, не кто такой, а кто такая, потому как женщина я. А зовут меня все по-разному. Кто-то говорит, что я просто чудовище, некоторые называют кикиморой, кое-кто кличет болотным троллем. — Чудовище задумалось, поковыряло кривым когтем в зубах и со вздохом добавило: — Было у меня когда-то и имя, только я его не помню, так что сказать тебе не могу. Ладно, сколько можно болтать? Не хочешь кувыркаться, не надо. Так даже лучше, а то как-то раз один менестрель мне спел песню, грустную такую, так я после того, как его съела, три дня плакала, так мне его жалко было. Так что пошли, милый, в трясину, я тебя есть буду.
— Что-то не хочется мне сегодня в трясину. У меня были на сегодня совсем другие планы. Ты уж извини, кикимора, как-нибудь в другой раз.
Я повернулся и пошел своей дорогой. На этот раз шагал я неторопливо. Еще не хватало, чтобы эта кикимора решила, что я испугался.
— Эй, ты куда? — закричала кикимора и в один прыжок догнала меня.
Когда она выскочила из болота, оказалось, что с виду она очень похожа на огромную лягушку, только покрыта зеленоватой, насколько можно было разглядеть в темноте, свалявшейся шерстью. Размером эта лягушка-переросток была примерно вдвое больше меня и прыгала соответственно. Мне пришлось присесть и отскочить в сторону, иначе эта махина впечатала бы меня в болотный мох по самую макушку.
«И зачем я, бестолочь, оставил оружие у Болтуна, сложил бы под деревом, не доходя до Русалочьего озера, и никаких проблем», — зло подумал я. Удирать от кикиморы я считал ниже своего достоинства, но совершенно не представлял, как с ней можно справиться без оружия. Если у орков или людей я знал, где расположены точки, ударив по которым, можно было легко отправить их на тот свет голыми руками, то где могут быть уязвимые места на лягушачьем теле кикиморы, мог только догадываться.
Кикимора еще раз попыталась меня схватить и снова промахнулась. Она была такая неуклюжая, что увернуться от нее не составляло особого труда. В другое время, наверное, меня бы позабавило такое приключение, но сейчас я спешил. К тому же каждое движение отдавалось в голове тупой болью, и веселиться мне почему-то не хотелось. Так я отступал в глубину болота, пока в один прекрасный момент мягкий пружинящий ковер мха не провалился под моей ногой, и я по колено оказался в темной, пахнущей гнилью воде.
«Сейчас ведь загонит в трясину, как волка в западню. Надо выбираться, пока не поздно». Но, похоже, было уже поздно. Оглядевшись по сторонам, я понял, что не знаю, куда идти. Вернее, общее направление я знал, но вовсе не был уверен, что, если пойду в ту сторону, куда мне надо, не окажусь в самом центре трясины, куда мне совсем не надо. Спросить дорогу было не у кого, разве что у кикиморы. Она сидела неподалеку и тяжело дышала, готовясь к очередному прыжку.
— Эй, лягушатина, — окликнул я кикимору, — выдохлась, что ли? Ладно, показывай, где твоя трясина, я, так и быть, сам туда залезу.
— Да ты уже туда залез! — захихикала кикимора. — Не знаешь, как выбраться, вот и пытаешься меня перехитрить. Все вы, люди, одинаковые. Ничего нового придумать не можете. Думаешь, ты первый придумал такую хитрость? Я не один десяток лет тут охочусь, и поумнее тебя люди попадались. Был даже один доктор. Тогда как раз зима только-только кончилась, а у меня после зимних морозов всегда спину ломит, не то что прыгать, ползать тяжко. Вот он и говорит: мол, я тебя вылечу, вот только трав наберу на краю болота. Я даже призадумалась, а вдруг правда вылечит, хорошо, сообразила: врет, шельмец, и не краснеет. «Если хочешь быть здоров, — говорю, — ешь побольше докторов», — и съела сердешного. И знаешь, помогло. Спина вот уже который год не болит. Так что меня не проведешь, и ты уже мой обед. Вот сейчас отдышусь и еще разок на тебя прыгну. Ты в трясину сам и провалишься.
Перспектива провалиться в трясину меня нисколько не радовала. И тут в голову мне пришла одна идея. Я вытянул ногу из болотной грязи, аккуратно вылез на ближайшую кочку около чахлого деревца, проделав невообразимое сальто, вскочил верхом на оторопевшую кикимору, прямо как на коня, и изо всех сил вцепился в запутанные, пахнущие плесенью зеленые лохмы.
— Ой, — пискнула кикимора, — ты чего это?
— Поехали, лягушатина, мне к Русалочьему озеру надо.
— Пусти шею, злодей, больно!
— Сейчас еще больнее будет, — пообещал я таким тоном, каким наш палач обычно разговаривает со своими жертвами во время пыток.
— Не могу я к Русалочьему, меня русалки защекочут, — заныла кикимора.
— Ладно, вези на край болота. И без фокусов, а то шею сверну.
Кикимора шмыгнула носом и зашлепала через болото.
Я сидел на плавно поднимающейся и опускающейся грязной спине кикиморы, поскрипывал зубами от ставшей совершенно невыносимой головной боли и думал об этом странном создании. Откуда она могла взяться? С виду — жуткое чудовище, а говорит как нормальный человек, даже без акцента. Ни разу не встречал монстра с такими способностями к языкам. И чем больше я думал об этой кикиморе, тем сильнее мне казалось, что я о ней уже слышал, причем не от суеверных солдат и не от Болтуна, а не иначе как от Роксанда.
Дело было лет пять назад. Меня серьезно ранило, и мой друг Энди несколько часов зашивал рану тонкими жилами какого-то животного, ругая меня всеми плохими словами, какие только слышал от охотников Западного оплота, и ворча, что, мол, чтобы лечить такого бестолкового парня, как я, нужен не только колдун, а еще и белошвейка — сшивать меня из тех кусочков, на которые меня рано или поздно изрубят орки. А мне было невероятно весело, потому что Энди напоил меня каким-то отваром, от которого боль почти не чувствовалась, зато хотелось смеяться от каждого его слова. И еще хотелось встать, попрыгать на постели или, еще лучше, побежать, найти того недобитого орка, который посмел меня ранить, и спустить с него шкуру живьем. Я был просто уверен, что у меня это получится. Но Энди почему-то моей уверенности не разделял. Он заставил меня выпить еще какой-то дряни, от которой я должен был заснуть, и сказал, что я не умру, только если буду лежать в постели несколько дней. Потом Энди ушел. Он, как всегда, боялся, что черный колдун его убьет, если узнает, что вместо изучения черной магии он занимается целительством. Я тут же воспользовался случаем, чтобы встать с постели, схватить меч и отправиться добивать недобитого орка, но тут вмешался Роксанд. Насильно уложить меня в постель он не мог, а объяснить мне, что бегать с только что зашитой раной не стоит, было практически невозможно. Единственное, что можно было услышать от меня в ответ на любые аргументы, было что-то вроде: «Если умру, значит, туда мне и дорога!» Но Роксанд все-таки добился своего, пообещав мне рассказать несколько историй, которые я так и не узнаю, если умру раньше времени. На самом деле история понадобилась всего одна, потому что потом отвар, которым напоил меня Энди, все-таки вогнал меня в сон.
— Мой сын Риалон, — начал Роксанд, — был гадким мальчишкой, совершенно не признававшим отцовскую волю. Он был таким с самого рождения и не изменился до самой моей смерти. Не знаю, каким он стал королем, но принцем был просто невыносимым. Но один из его необдуманных поступков, грозивший позором всему роду фаргордских королей, я все-таки сумел предотвратить, не без помощи черного колдуна, конечно. Когда Риалону исполнилось шестнадцать, его угораздило влюбиться в безродную девицу…
— А, история про любовь, — зевнул я. — Это же невыносимо скучно! Может, я лучше пойду? — Правда, попытку уйти я предпринял довольно вялую. Снотворное начинало действовать, и никуда идти не хотелось. К тому же Роксанд меня успокоил:
— Не бойся, любовные истории от меня ты услышишь еще не скоро, подрасти сначала. А в этой истории больше магии, чем любви. Девица, которую полюбил Риалон, была болотной ведьмой. Есть такие ведьмы, которые селятся на болотах и используют в своей магии болотные растения и еще что-то, что можно найти только там. Я был на войне, когда мне сообщили, что мой сын хочет жениться. Представляешь, был бы ты у нас потомком болотной ведьмы! — Роксанд хихикнул над собственной шуточкой и продолжил: — Я не знал, что делать. С войны приехать, чтобы предотвратить это безобразие, я бы не успел, да и не послушал бы меня непокорный сын. И я приказал черному колдуну избавиться от ведьмы любыми средствами. Колдун в то время был ненамного старше тебя, ведь посвящение У черных колдунов происходит примерно в тринадцать лет, а Никирималан, да, именно так звучало имя, которое сейчас мало кто помнит, получил свой посох года за два до того. Славно подшутил юный колдун над Риалоном — он заколдовал болотную ведьму, превратил ее в такое страшилище, что смотреть противно было. А ведь раньше красавица была каких мало. Но не навечно заколдовал беднягу, а наложил заклятие, что ходить ей в этом облике ужасном до тех пор, пока принц ее не узнает да по имени не назовет.