Страница:
— Ничего она не наследует, — устало возразил сэр Джордж. — Тебе прекрасно известно, что Генрих Английский лишил ее наследства во время одной из своих брачных авантюр. И в довершение всего Маргарет в пух и прах разругалась с королем за неделю до его смерти, и он вычеркнул ее из своего завещания. Наследуют Генриху Эдуард, потом Мария Тюдор, потом Елизавета и потом дети Саффолка. О родной племяннице — ни слова.
— Да, она легко увлекается.
— Легко увлекается! Господи, о ее матери ты говорил иначе.
— Успокойся, Джордж, — сказал глава дома Дугласов. — Чего ты добиваешься? Твоя беда в том, что ты позволяешь протектору слишком помыкать собой. В один прекрасный день вдовствующая королева шотландская обо всем узнает, и тогда ты потеряешь и Дуглас, и Друмланриг, и Далкейт, и Колдингем, и Танталлон, и свою шкуру в придачу.
— С другой стороны, — раздумчиво проговорил сэр Джордж, — если протектор сочтет, что мы мало помогаем ему, то он пошлет сюда карательный отряд, и тогда тоже все полетит к чертям. — Он пристально взглянул в тяжелое, когда-то красивое лицо брата. Они всю жизнь хорошо понимали друг друга — и, слава Богу, такие отношения сохранились и по сей день.
Муж его сестры, сэр Джеймс, чуть раздраженно сказал:
— Ты говоришь так, как будто английское нашествие окончено. Протектор в самом деле идет на юг?
— О да, — улыбнулся сэр Джордж. — У него был только месячный запас провианта, и он не получил той поддержки от местных жителей, в частности, от Дугласов, на какую рассчитывал. Ты, Арчи, спрашивал, почему я был обходителен с ним? В то время в Лондоне заварилась грязная политическая игра — так что будь благодарен, что у тебя осмотрительный брат. — Он повертел рубиновый перстень у себя на пальце, и луч солнца высветил capдоническую улыбку на его лице. — Эндрю Дадли перешел на сторону англичан в Браути, Латрелл — в Сент-Колмс-Инч, а выжившая из ума леди Хьюм убедила сдать Хьюм-Касл. Протектор по пути на юг укрепит Роксбург и всю зиму будет снабжать гарнизон из Берика И Уарка. — Он ухмыльнулся. — Заманчивая перспектива, да?
Ангус и сэр Джеймс мрачно поглядывали на него.
— А что потом? — спросил его брат.
— Потом? — Сэр Джордж подбросил полено в огонь. — Вдовствующая королева пытается выжать из Франции деньги и войска. Протектор тем временем мало что сможет сделать -плохие дороги, затрудненное снабжение, холода и все такое. Вероятно, он затаится до весны, а потом, используя свои гарнизоны как опорные пункты, ударит в полную силу до прибытия французов. — Он задумчиво посмотрел на графа. — На твоем месте, Арчи, я бы дождался по-настоящему плохой погоды, а потом предложил бы твоему драгоценному Ленноксу вторгнуться на север с карательным отрядом. Из этого, конечно, ничего не выйдет, но англичане получат подтверждение твоей преданности. А потом наступит весна, и тогда можно будет попросить прислать и Маргарет. Объединенное командование… это очень поможет Ленноксу.
Сэр Джеймс, отнюдь не уверенный, серьезно ли говорит его брат, спросил еле слышно:
— Кто же будет командовать из Берика?
— А как ты думаешь? — ответил сэр Джордж и рассмеялся. — Старый Грей из Уилтона. Знаешь его, Арчи? — Ангус отрицательно покачал головой. — Он долгие годы провел во Франции. Я многое бы дал, чтобы увидеть первую встречу старого Грея и лорда Уортона. Они набросятся друг на друга, как коршуны.
— Ну и что в этом смешного? Ты — хитрый дьявол, Джордж, — сказал его брат с откровенностью, к которой оба привыкли.
Глава 5
Денди-Пуфф, парень с густыми, спутанными волосами бурого цвета, был у них кузнецом — его разыскивали из-за внезапной смерти двоюродного брата; в связи с этой историей выплыли на свет Божий и другие досадные происшествия, которые трудно было объяснить.
Ойстер Чарли был поваром; он не держал зла на молодого Скотта («Это не твоя вина, парень, с хозяином шутки плохи»).
Лэнг Клег (оружейник) дважды попадал на дыбу, но так и остался нераскаявшимся карманником.
Скиннер, священник-расстрига, был цирюльником; а при необходимости и исповедником.
Куку-Спит умел, как волшебник, и красть лошадей, и лечить их; он позабыл приличные манеры, даже если и знал их когда-то, и к тому же подцепил ревматизм за пять лет в Толботе, продуваемом всеми ветрами.
Девять быков рогатых,
Восемь барашков лохматых,
Семь псов на цепях,
Шесть зайцев в полях.
Эти люди были самыми заметными в отряде. А кроме них Лаймонд набрал и ничем не примечательных бродяг, по какой-либо причине потерявших свои семьи и фермы или бросивших то и другое: это были себялюбцы и неудачники или наемники, как Терки Мэт, который торговал своим мечом по всей Европе, пока в один прекрасный день не встретился с Лаймондом.
— Почему он вернулся? — спросил как-то Скотт Мэта.
— Просто чтобы быть поблизости. А потом, ему нужно встретиться с парой-тройкой парней.
— С Джонатаном Краучем?
Терки пристально посмотрел на него:
— Это один из них. А ты как узнал?
— Лаймонд сам сказал мне… Мэт, ты с ним уже три года. Как ты его терпишь?
Мэт причмокнул языком:
— Там, за Аппином, есть местечко, о котором ты никогда не слышал; хороший каменный дом и клочок земли, а еще сад и коровник. Это мой дом. Но пока мы играем в эту игру и хозяину везет, постараюсь урвать кусок пожирнее. А уж потом буду лежать день-деньской на солнышке брюхом кверху. Еще бы мне его не терпеть. Терплю, конечно.
— Джонни? Джонни — король в своем маленьком таборе; он сам себе устанавливает законы. У него там все счастливы и одеты в шелка. Посмотрел бы ты, как он работает на ярмарке — очень поучительно. Он умеет все.
— Я думал, он служит Лаймонду, — сказал Скотт.
В ответ Мэт покачал головой, а потом, поразмыслив, торжественно произнес:
— Это, наверно, можно назвать деловым сотрудничеством. Но когда их интересы не совпадают, каждый идет своей дорожкой. Понаблюдай-ка за ними в следующий раз. Джон — мудрый, как змей, но иногда его так и подмывает вступить с Лаймондом в игру — помериться умом.
Лаймонд платил огромные деньги, а за это все должны были подчиняться жесточайшей дисциплине. В руках Лаймонда они превратились в великолепный инструмент для изумительно задуманного грабежа и разбоя, шпионажа и шантажа. Если же какая-то деталь в этом инструменте давала сбой, то меры принимались немедленно и с чудовищной изобретательностью.
Для толстокожих предусматривались телесные наказания. Но были и другие, гораздо худшего свойства. Скотт сам видел и до сих пор не мог забыть, как отважный, неглупый человек стоял на коленях и плакал, закрыв лицо руками, в то время как слой за слоем человеческого достоинства и самоуважения снимали с него слова Лаймонда, хлесткие, как кнут.
По нетвердой походке и слегка растрепанным волосам Скотт научился определять, когда Лаймонд не совсем трезв, и в такие часы вместе со всеми прочими предпочитал не попадаться ему на глаза. Уилл не возражал. Он достиг такого состояния, в котором не замечал ничего, кроме красоты и действенности блестяще спланированного преступления. Он оставил мир, где властвовали недомолвки и полуправда. В том мире, в котором он жил теперь, не было ничего половинчатого. И только когда — если это случится когда-нибудь — он будет на месте Лаймонда, кое-что он сделает по-другому.
Скотт и Мэтью проклятиями пытались утихомирить их. Потом, когда лошадям был задан корм и люди тоже уселись за трапезу, Уилл поднялся в комнату Лаймонда.
Тот зажег свечу, в свете которой было видно, что и одежда, и светлые его волосы пропитаны пылью. Лаймонд читал какую-то бумагу, по виду похожую на письмо.
— Происшествий не было, сэр. Хорошо ли вы провели ночь? — спросил Уилл с профессиональным бесстрастием, слегка переигрывая.
Лаймонд едва взглянул на него. Продолжая читать, он одной рукой отстегнул пряжку, потом положил бумагу и бросил перевязь с ножнами на кровать.
— Превосходно. В Остриче, куда я ездил, иначе не бывает.
Это была правда. Острич называлась гостиница на первой почтовой станции лондонской дороги по ту сторону границы, на земле Камберленда. Своим избранным постояльцам гостиница эта предоставляла всевозможные удобства.
Скотт промолчал. Лаймонд, казавшийся сегодня необыкновенно радостным, стащил сапоги, швырнул их через всю комнату в угол и налил себе эля из кувшина.
— Великолепная ночь, — продолжал Лаймонд. — Вино и свечи, карты и веселье. И прибыльная. Поучительно взглянуть, как ведут себя представители человеческой породы, попав в переплет. Опасность главная — в любовных шашнях. Но это была только часть ночной работы.
— А другая часть? — с готовностью спросил Скотт.
— Я храбро бросился на помощь благородному вельможе, попавшему в лапы грабителей на дороге в Шотландию.
Скотт сдался:
— Я не знал, что вы занимаетесь филантропией.
Лаймонд улыбнулся своей сладенькой, ехидной улыбочкой.
— Поговори об этом с Джоном Максвеллом. Он дал понять, что считает себя в вечном долгу передо мной за спасение его жизни. А вот твои соратники, — добавил он, ставя на стол пустую кружку, — возражали. Мне показалось, что Клег настолько забылся, что готов был проткнуть меня насквозь.
Тут Скотт понял.
— Это Максвелл из Трива и Карлаверока? Вы хотите, чтобы он был перед вами в долгу?
— Максвелл, — подтвердил Лаймонд, — личность заметная; вокруг него вертится много англичан. Ты играешь в шахматы?
Скотт, видя, что хозяин не вполне трезв, не удивился и кивнул.
— Так согласись же, что такой дебют ведет к спертому мату. Да, кстати, не перепишешь ли вот это? Или ты все еще презираешь мои тайные козни?
Когда-то Скотту претила эта двойная игра, но теперь у него на уме было другое. Взяв письмо у Лаймонда, он сказал:
— Вы уже, наверное, заметили, сэр, что люди проявляют беспокойство? — Ему повезло: он тут же получил поддержку.
— Вот уж точно, — сказал вошедший в комнату Мэт, зевнул и расправил плечи. — Слишком много интриг, сэр, и мало дела. Ребята от безделья бесятся, как водяные блохи. И потом, — добавил он, — у нас кончилось пиво.
Лаймонд откинулся назад и скрестил ноги.
— Правый Боже, я знал, что все мы моты, развратники и пьяницы. Но неужели нас еще может одолевать скука?
Мэт принял это за чистую монету.
— Прошло уже три недели с того дня, как у них была возможность потратить хоть какие-то деньги. И целый месяц с тех пор, как у них было, что тратить. — И добавил многозначительно: — Им нужны женщины и монеты.
Лаймонд закрыл глаза:
— Плевать мне на их муки! Плевать мне на их радости! Я, что ли, должен доставлять игрушки для этого стада? Ну уж нет, у меня есть свои дела.
Последовало молчание. Скотт оставался нем, но неодобрение Терки было видно и даже слышно. Лаймонд разразился характерным захлебывающимся смехом.
— Бедняга Мэт. Я вижу, как ты расстроен, какая жестокая борьба происходит в твоих глубинах. «Увы, отец, навек забыл я радость». Ты считаешь, что мы должны потакать подобному легкомыслию? Что же ты можешь предложить?
На лице Терки появилась довольная ухмылка.
— Ну, мы могли бы нанести визит в какой-нибудь из домов Дугласа. Или наведаться в Котли-Касл — ведь Сетон в отъезде?
— Потревожить Грея из Уилтона в Хьюм-Касле, — вставил Скотт.
— А есть еще и старый Гледстейнс, который в прошлом месяце нарушил данное нам слово…
— …если вы возьмете Грея…
— …и еще Жарден из Эпплгарта. О нем, поди, и Уортон подумывает.
— Черт возьми, я что — невидимка? — в ярости заорал Скотт, видя, что Лаймонд не сводит с Мэта задумчивых глаз.
С отсутствующим видом Лаймонд покачал головой.
— «Безумец милый, стать твоим рабом? Сказать — о да, быть по сему, аминь?» — Он перевел свой васильковый взгляд на Скотта. — Во-первых, видел ли ты Хьюм после того, как его укрепили? Полагаю, нет. Во-вторых, по численности они будут превосходить нас вчетверо. В-третьих, мы способны на вылазку, но не на военную операцию. И в-четвертых, у тебя на локте дырка, и мне бы хотелось, чтобы ты почаще чистил сапоги.
Скотт даже не взглянул вниз. Он стоял на своем.
— Если люди пойдут за мной, вы мне самому разрешите попробовать?
К тому времени, когда хозяин взобрался на сломанный помост и встал там на край доски, все люди уже собрались и ждали, жуя, отряхивая с колен солому и помалкивая.
Лаймонд, обведя всех взглядом, начал:
— Джентльмены, в последнее время обнаружился целый ряд смехотворных промахов — и это, кажется, стало правилом для вашего поведения в последнюю неделю… — Язвительная речь продолжалась десять минут и завершилась следующей тирадой: — Хочу вам напомнить, что вы здесь, чтобы исполнять приказы, а не обсуждать их. Это единственная причина, по которой вы вообще здесь, а не в придорожных канавах. Попробуйте не подчиниться мне делом или помышлением — и вы проживете много дольше, чем того захотите…
Ответом ему было полное молчание.
— И поскольку таково положение вещей, — мягким голосом продолжал хозяин, — мне нужны добровольцы для работы завтра ночью. Тот, кто не готов выказать свои способности в полной мере, может не беспокоиться. Остальные могут поднять руку. Ну!
Руки стали подниматься. Сначала их было немного, потом все больше и больше. Стоя за спиной своего атамана, Скотт и Терки оглядели зал. Все руки были подняты.
Тень улыбки мелькнула на лице Лаймонда. Он дождался, когда руки опустились, и в наступившей угрюмой тишине произнес:
— Завтра в сумерках из Роксбург-Касла в Хьюм отправится обоз с провиантом. Среди прочего он повезет месячный запас пива для лорда Грея и гарнизона в Хьюме…
Радостные, восторженные вопли вознеслись к полуразрушенной крыше, и на головы неосторожных крикунов посыпалась штукатурка. Чей-то голос, перекрывший оглушительный гам, выразил общее настроение:
— Вот теперь вы дело говорите. Вот теперь дело!
Скотт подумал: «Неужели они не понимают, что их шестьдесят против одного?» И ответил сам себе: «Это гусь, несущий золотые яйца. Они никогда не тронут его».
И сказал Мэту:
— Твоя заслуга.
Терки покачал головой.
— Слушай: он уже с неделю как задумал все это. — Мэт вздохнул. — Ах, парень, парень; он из них из всех может веревки вить.
Но Скотт уже слушал Лаймонда, который объяснял детали предстоящей вылазки, назначая время и место, распределяя роли и давая ясно и недвусмысленно понять, что любые попытки захватить сам Хьюм-Касл обречены на полный провал.
Справедливо или нет, но Уилл Скотт счел, что это слишком сильно сказано.
Они добрались до Туида в сумерках, переправились через реку между Драйбургом и Роксбургом и, оставив несколько человек к северу от Роксбурга, допили остатки пива и закусили ветчиной. Потом они развели небольшой костерок и расселись вокруг него, намереваясь скоротать холодную ночь за игрой в кости.
Вскоре после полуночи появились дозорные.
Лаймонд выслушал их, сидя на удобном валуне, где он сам с собой играл в карты истрепанной колодой.
— Они идут, хозяин! — взволнованно закричал Лэнг Клег. — Выехали из Роксбурга час назад и направились той дорогой, о которой вы говорили. Тридцать лошадей и пять погонщиков, три телеги и две тяжелые повозки, в которые впряжены быки.
— Быки? — Лаймонд впервые поднял глаза от карт.
Клег кивнул:
— Быков они взяли в Роксбурге, а там оставили часть лошадей. Это повозки из артиллерийского парка, и очень тяжелые, а в замке недостаток лошадей.
Сдавая карты, Лаймонд сказал:
— Значит, лошадей тридцать? Сколько кобыл?
— Десяток меринов и двадцать кобыл — все свежие. Они, должно быть, прибыли вчера из Берика и отдыхали весь вечер.
— Хорошо. — Лаймонд собрал карты и встал. — Скотт, Мэтью, они выбрали тот самый путь, что мы и думали, и до восхода луны будут у зарослей терновника.
Он кратко повторил диспозицию, а Скотт с сардонической улыбкой наблюдал за ним («Великий атаман в действии»).
— Наша задача — выводить из строя, а не убивать. Важных персон, если таковые найдутся, возьмем в заложники. Ты, Мэтью, отберешь пиво и другие продукты, какие нам нужны. Потом мы разделяемся: Скотт возьмет столько людей, сколько понадобится, рассортирует пленных, погрузит тех, кто нам не надобен, в телегу вместе с излишками продуктов и подгонит телегу как можно ближе к Мелроузу. Потом присоединится к нам. Ясно?
Мэт, заметивший последнюю тонкость, ухмыльнулся:
— К Мелроузу? Папочка Бокклю будет рад.
Скотт ждал ехидной улыбочки, и она не замедлила появиться.
— Долг платежом красен. Скотт не возражает, верно? А теперь по коням и вперед.
Он повернулся и окинул своих людей холодным взглядом.
— По коням, дохлые мухи! Вы что, оглохли?
Когда дохлые мухи пришли в чувство и взялись за дело, в миле к югу от Хьюм-Касла тянулся на север английский обоз, и все сопровождавшие его до смерти устали от быков.
Эти животные, впряженные по двое, медленно тащились по дороге, глядя большими безмятежными очами в ночь. За ними грохотали повозки, укрытые холстиной, а следом — еще повозки, в которые были впряжены лошади. Конники, сопровождавшие обоз, без конца прочесывали окрестности, были настороже и прескверном расположении духа.
Их окружала безлунная и неприветливая ночь, и в тридцати ярдах от себя они не видели ничего, кроме густых зарослей каких-то низких кустов. На подъеме тяжело задышали быки, заржала чья-то кобыла, ей ответила другая.
Кто-то выругался, перекрывая скрежет колес.
— Заткни ей ноздри! И без того слишком много шума. — Но не успел человек сказать это, как ближайший конь задрал голову и громко заржал.
— Постойте!
Они прислушались: говоривший положил руку на упряжь быка, и вся процессия остановилась.
Тишина нарушалась только каким-то отдаленным стуком. Потом звук стал сильнее, и уже не было сомнений, что стучат копыта. На них из болота скакал конный отряд.
Громко зазвучали команды; все засуетились, забегали взад и вперед, тяжело дыша; держа наготове луки, пики и копья, солдаты скрылись за повозками. Но не успели они сомкнуть круг, как из темноты с нестройным топотом и оглушительным ржанием показались какие-то неясные силуэты. Всадники, сопровождавшие обоз, оказались в водовороте мощных крупов, бешено вращавшихся глаз и спин, не знавших седла.
— Тысяча чертей! — крикнул кто-то голосом, хриплым от ярости, смешанной с облегчением. — Это всего лишь табун диких лошадок. А ну, прочь! Прочь отсюда! — И, покинув укрытие, они с проклятиями, хлестали по неоседланным спинам, щелкали кнутом у развевающихся грив. Из-под копыт летели искры. Лошади ржали, вставали на дыбы.
Горные лошадки — животные сильные и независимые, дерзкие и увертливые, любопытные и общительные. Табун, выскочив на дорогу, начал проявлять эти и некоторые другие качества. Ездовые кобылы будто взбесились, и даже быки стали рваться из постромок.
— Гром и молния! — воскликнул кто-то, вглядевшись в табун. — Посмотри-ка — вот забавно!
— Что в этой чертовщине может быть забавного? — бросил другой в ответ, уворачиваясь от быстрых, как мельничные крылья, копыт.
— Ну, например, то, — сказал первый, переводя дух, — что в табуне одни жеребцы.
Но никто не обратил внимания на его слова, потому что в это время передняя повозка не удержалась в колее, два ее колеса съехали в грязь и завязли по ступицу.
Солдаты пытались вытащить ее, успокоить быков, отогнать табун, справиться с собственными лошадьми, и в это время люди Лаймонда налетели на них, как стая мотыльков. Англичане и тут не сразу сообразили, что на сей раз на лошадях есть всадники. Проникновение было быстрым и незаметным: противника легонько оглушали дубинками по голове, и вскоре все англичане легли как подкошенные. На захват обоза ушло меньше времени, чем на то, чтобы снова сбить лошадок в покорный табун.
Добыча им досталась богатая. Под наблюдением Мэтью муку, сухари, овес, мясо, пиво, кожаные мешки с порохом быстро перегрузили в седельные сумки. В повозку с аркебузами, алебардами, луками и связками стрел впрягли пару лошадок. Все остальные, без малейшего исключения, везли на себе пиво.
В деревянном сундучке, сколоченном из особо прочных досок, лежало золото для выплаты месячного содержания. Мэтью прикрепил этот сундучок к луке своего седла.
Лаймонд за всем наблюдал, успевая повсюду. Скотту, который связывал простертые тела, он пропел:
— Видел ли быков моих, милый пастушок? Коноплей нагруженных, льном и ячменем. Есть знакомые лица? Ах да: откуда тебе знать их? — Он оглядел вереницу пленников с кляпами во рту. — Вот незадача. Капитан — испанец, за него не выручишь и оливковой косточки. Тащи их всех в Мелроуз И остальные повозки тоже. Сколько людей тебе нужно?
— Я уже взял десятерых, этого достаточно, — быстро ответил Скотт.
— Чудесно, Барбаросса 27) Allez-vous-en, allez, allez [21]. Надо успеть до рассвета.
Скотт кивнул и стал загружать в переднюю повозку связанных, оглушенных пленных.
Английский караульный на крыше Хьюм-Касла производил в уме несложные расчеты. Внизу, укрытые ночною мглой, лежали долины рек Туид и Мерс. Набитый солдатами и укрепленный, расположенный на возвышенности и обнесенный шестифутовой стеной, Хьюм-Касл был неприступен, и часовой скучал.
Если из Берика везут деньги, то он получит два фунта за месяц. Двенадцать шиллингов он должен за еду, остается…
Кряхтя, он пытался сообразить, но услышал с облегчением, что обоз приближается. У ворот возникла обычная в таких случаях суета, замелькали знакомые плащи. Он потянулся к веревке колокола.
— Обоз из Берика! Пиво везут, слышишь, Дейви?! — пропел караульный.
Еще не успела опуститься решетка у ворот, а известие о прибытии обоза дошло до сэра Уильяма Грея, тринадцатого барона Грея из Уилтона, фельдмаршала и капитан-генерала кавалерии, правителя Берика, смотрителя Восточной Марки и генерала Северных Провинций именем его величества короля Эдуарда VI Английского.
Немногие командиры радуются возможности посетить аванпосты на территории врага; опасность возрастает пропорционально удаленности укрепленного пункта от базы.
После прискорбного происшествия в Пинки лорд Грей должен был какое-то время провести в подобном аванпосте, хотел он того или нет. Холеный, со свежим лицом, прекрасно одетый, сидел он за своим походным столом; серебряные, тщательно ухоженные волосы и борода оттенялись богатым костюмом для верховой езды; лорд был раздражен настолько, насколько это может себе позволить джентльмен, занимающий столь высокое положение.
— Хотел бы я, — горько сказал его милость своему секретарю, — хотел бы я снова оказаться во Франции. Даже в Булони — и то чувствуешь себя увереннее, чем здесь.
— Да, она легко увлекается.
— Легко увлекается! Господи, о ее матери ты говорил иначе.
— Успокойся, Джордж, — сказал глава дома Дугласов. — Чего ты добиваешься? Твоя беда в том, что ты позволяешь протектору слишком помыкать собой. В один прекрасный день вдовствующая королева шотландская обо всем узнает, и тогда ты потеряешь и Дуглас, и Друмланриг, и Далкейт, и Колдингем, и Танталлон, и свою шкуру в придачу.
— С другой стороны, — раздумчиво проговорил сэр Джордж, — если протектор сочтет, что мы мало помогаем ему, то он пошлет сюда карательный отряд, и тогда тоже все полетит к чертям. — Он пристально взглянул в тяжелое, когда-то красивое лицо брата. Они всю жизнь хорошо понимали друг друга — и, слава Богу, такие отношения сохранились и по сей день.
Муж его сестры, сэр Джеймс, чуть раздраженно сказал:
— Ты говоришь так, как будто английское нашествие окончено. Протектор в самом деле идет на юг?
— О да, — улыбнулся сэр Джордж. — У него был только месячный запас провианта, и он не получил той поддержки от местных жителей, в частности, от Дугласов, на какую рассчитывал. Ты, Арчи, спрашивал, почему я был обходителен с ним? В то время в Лондоне заварилась грязная политическая игра — так что будь благодарен, что у тебя осмотрительный брат. — Он повертел рубиновый перстень у себя на пальце, и луч солнца высветил capдоническую улыбку на его лице. — Эндрю Дадли перешел на сторону англичан в Браути, Латрелл — в Сент-Колмс-Инч, а выжившая из ума леди Хьюм убедила сдать Хьюм-Касл. Протектор по пути на юг укрепит Роксбург и всю зиму будет снабжать гарнизон из Берика И Уарка. — Он ухмыльнулся. — Заманчивая перспектива, да?
Ангус и сэр Джеймс мрачно поглядывали на него.
— А что потом? — спросил его брат.
— Потом? — Сэр Джордж подбросил полено в огонь. — Вдовствующая королева пытается выжать из Франции деньги и войска. Протектор тем временем мало что сможет сделать -плохие дороги, затрудненное снабжение, холода и все такое. Вероятно, он затаится до весны, а потом, используя свои гарнизоны как опорные пункты, ударит в полную силу до прибытия французов. — Он задумчиво посмотрел на графа. — На твоем месте, Арчи, я бы дождался по-настоящему плохой погоды, а потом предложил бы твоему драгоценному Ленноксу вторгнуться на север с карательным отрядом. Из этого, конечно, ничего не выйдет, но англичане получат подтверждение твоей преданности. А потом наступит весна, и тогда можно будет попросить прислать и Маргарет. Объединенное командование… это очень поможет Ленноксу.
Сэр Джеймс, отнюдь не уверенный, серьезно ли говорит его брат, спросил еле слышно:
— Кто же будет командовать из Берика?
— А как ты думаешь? — ответил сэр Джордж и рассмеялся. — Старый Грей из Уилтона. Знаешь его, Арчи? — Ангус отрицательно покачал головой. — Он долгие годы провел во Франции. Я многое бы дал, чтобы увидеть первую встречу старого Грея и лорда Уортона. Они набросятся друг на друга, как коршуны.
— Ну и что в этом смешного? Ты — хитрый дьявол, Джордж, — сказал его брат с откровенностью, к которой оба привыкли.
Глава 5
РОКИРОВКА
1. ВЗЯТИЕ ДАЛЕКО ВЫДВИНУТЫХ ФИГУР
Уилл Скотт напевал, натягивая тетиву на лук:Жизнь в этот момент казалась ему вполне сносной. Он хорошо поел, и ему было тепло. Сегодня утром он попал в оленя с расстояния в сто семьдесят ярдов, с чем его и поздравил Мэтью. Теперь он горел новым честолюбивым желанием: затмить дурную славу Лаймонда.
В зимнем месяце феврале
Что, милашка, дам я тебе?
Далеко продвинуться к осуществлению этой цели за один месяц было не очень просто, а тут еще после дела в Аннане он был вынужден приостановить свои подвиги. Почти половина отряда получила небольшие раны, вроде той, какая досталась ему. Убитых не было, вот что удивительно — ведь им с боем пришлись вырываться из окружения. Но Лаймонд был гениален. Создавая свой отряд, он подобрал шестьдесят разнообразных головорезов и, обточив, огранив каждого, как бриллиант, сделал из бездомных бродяг непревзойденных мастеров в каком-то малом деле. Истории некоторых из этих людей ему уже рассказал Мэтью.
Двенадцать копченых боков,
Одиннадцать окороков,
Десять увесистых индюков.
Денди-Пуфф, парень с густыми, спутанными волосами бурого цвета, был у них кузнецом — его разыскивали из-за внезапной смерти двоюродного брата; в связи с этой историей выплыли на свет Божий и другие досадные происшествия, которые трудно было объяснить.
Ойстер Чарли был поваром; он не держал зла на молодого Скотта («Это не твоя вина, парень, с хозяином шутки плохи»).
Лэнг Клег (оружейник) дважды попадал на дыбу, но так и остался нераскаявшимся карманником.
Скиннер, священник-расстрига, был цирюльником; а при необходимости и исповедником.
Куку-Спит умел, как волшебник, и красть лошадей, и лечить их; он позабыл приличные манеры, даже если и знал их когда-то, и к тому же подцепил ревматизм за пять лет в Толботе, продуваемом всеми ветрами.
Девять быков рогатых,
Восемь барашков лохматых,
Семь псов на цепях,
Шесть зайцев в полях.
Эти люди были самыми заметными в отряде. А кроме них Лаймонд набрал и ничем не примечательных бродяг, по какой-либо причине потерявших свои семьи и фермы или бросивших то и другое: это были себялюбцы и неудачники или наемники, как Терки Мэт, который торговал своим мечом по всей Европе, пока в один прекрасный день не встретился с Лаймондом.
— Почему он вернулся? — спросил как-то Скотт Мэта.
— Просто чтобы быть поблизости. А потом, ему нужно встретиться с парой-тройкой парней.
— С Джонатаном Краучем?
Терки пристально посмотрел на него:
— Это один из них. А ты как узнал?
— Лаймонд сам сказал мне… Мэт, ты с ним уже три года. Как ты его терпишь?
Мэт причмокнул языком:
— Там, за Аппином, есть местечко, о котором ты никогда не слышал; хороший каменный дом и клочок земли, а еще сад и коровник. Это мой дом. Но пока мы играем в эту игру и хозяину везет, постараюсь урвать кусок пожирнее. А уж потом буду лежать день-деньской на солнышке брюхом кверху. Еще бы мне его не терпеть. Терплю, конечно.
Он спросил Мэта о Булло.
Пять кроликов на песке,
Четыре утки в реке.
— Джонни? Джонни — король в своем маленьком таборе; он сам себе устанавливает законы. У него там все счастливы и одеты в шелка. Посмотрел бы ты, как он работает на ярмарке — очень поучительно. Он умеет все.
— Я думал, он служит Лаймонду, — сказал Скотт.
В ответ Мэт покачал головой, а потом, поразмыслив, торжественно произнес:
— Это, наверно, можно назвать деловым сотрудничеством. Но когда их интересы не совпадают, каждый идет своей дорожкой. Понаблюдай-ка за ними в следующий раз. Джон — мудрый, как змей, но иногда его так и подмывает вступить с Лаймондом в игру — помериться умом.
Уилл окинул взглядом полуразрушенную Башню, их временное обиталище, в котором сейчас, пока отсутствовал Лаймонд, командовал он. Он знал, что отряд редко задерживался на одном месте, переходя с фермы на ферму, обживая заброшенные дома, а иногда оставаясь под открытым небом.
Трех лесных голубков,
Двух куропаток
И горлинку…
Лаймонд платил огромные деньги, а за это все должны были подчиняться жесточайшей дисциплине. В руках Лаймонда они превратились в великолепный инструмент для изумительно задуманного грабежа и разбоя, шпионажа и шантажа. Если же какая-то деталь в этом инструменте давала сбой, то меры принимались немедленно и с чудовищной изобретательностью.
Для толстокожих предусматривались телесные наказания. Но были и другие, гораздо худшего свойства. Скотт сам видел и до сих пор не мог забыть, как отважный, неглупый человек стоял на коленях и плакал, закрыв лицо руками, в то время как слой за слоем человеческого достоинства и самоуважения снимали с него слова Лаймонда, хлесткие, как кнут.
По нетвердой походке и слегка растрепанным волосам Скотт научился определять, когда Лаймонд не совсем трезв, и в такие часы вместе со всеми прочими предпочитал не попадаться ему на глаза. Уилл не возражал. Он достиг такого состояния, в котором не замечал ничего, кроме красоты и действенности блестяще спланированного преступления. Он оставил мир, где властвовали недомолвки и полуправда. В том мире, в котором он жил теперь, не было ничего половинчатого. И только когда — если это случится когда-нибудь — он будет на месте Лаймонда, кое-что он сделает по-другому.
Лаймонд со своими людьми, голодными и намаявшимися в седле, вернулся перед самым рассветом. Они подняли шум, натыкаясь на спящих, растолкали повара и мальчишку-помощника, который принялся разводить огонь.
И горлинку, что летит,
Летит, летит и летит,
И горлинку, что летит
Из леса в вольное поле.
Скотт и Мэтью проклятиями пытались утихомирить их. Потом, когда лошадям был задан корм и люди тоже уселись за трапезу, Уилл поднялся в комнату Лаймонда.
Тот зажег свечу, в свете которой было видно, что и одежда, и светлые его волосы пропитаны пылью. Лаймонд читал какую-то бумагу, по виду похожую на письмо.
— Происшествий не было, сэр. Хорошо ли вы провели ночь? — спросил Уилл с профессиональным бесстрастием, слегка переигрывая.
Лаймонд едва взглянул на него. Продолжая читать, он одной рукой отстегнул пряжку, потом положил бумагу и бросил перевязь с ножнами на кровать.
— Превосходно. В Остриче, куда я ездил, иначе не бывает.
Это была правда. Острич называлась гостиница на первой почтовой станции лондонской дороги по ту сторону границы, на земле Камберленда. Своим избранным постояльцам гостиница эта предоставляла всевозможные удобства.
Скотт промолчал. Лаймонд, казавшийся сегодня необыкновенно радостным, стащил сапоги, швырнул их через всю комнату в угол и налил себе эля из кувшина.
— Великолепная ночь, — продолжал Лаймонд. — Вино и свечи, карты и веселье. И прибыльная. Поучительно взглянуть, как ведут себя представители человеческой породы, попав в переплет. Опасность главная — в любовных шашнях. Но это была только часть ночной работы.
— А другая часть? — с готовностью спросил Скотт.
— Я храбро бросился на помощь благородному вельможе, попавшему в лапы грабителей на дороге в Шотландию.
Скотт сдался:
— Я не знал, что вы занимаетесь филантропией.
Лаймонд улыбнулся своей сладенькой, ехидной улыбочкой.
— Поговори об этом с Джоном Максвеллом. Он дал понять, что считает себя в вечном долгу передо мной за спасение его жизни. А вот твои соратники, — добавил он, ставя на стол пустую кружку, — возражали. Мне показалось, что Клег настолько забылся, что готов был проткнуть меня насквозь.
Тут Скотт понял.
— Это Максвелл из Трива и Карлаверока? Вы хотите, чтобы он был перед вами в долгу?
— Максвелл, — подтвердил Лаймонд, — личность заметная; вокруг него вертится много англичан. Ты играешь в шахматы?
Скотт, видя, что хозяин не вполне трезв, не удивился и кивнул.
— Так согласись же, что такой дебют ведет к спертому мату. Да, кстати, не перепишешь ли вот это? Или ты все еще презираешь мои тайные козни?
Когда-то Скотту претила эта двойная игра, но теперь у него на уме было другое. Взяв письмо у Лаймонда, он сказал:
— Вы уже, наверное, заметили, сэр, что люди проявляют беспокойство? — Ему повезло: он тут же получил поддержку.
— Вот уж точно, — сказал вошедший в комнату Мэт, зевнул и расправил плечи. — Слишком много интриг, сэр, и мало дела. Ребята от безделья бесятся, как водяные блохи. И потом, — добавил он, — у нас кончилось пиво.
Лаймонд откинулся назад и скрестил ноги.
— Правый Боже, я знал, что все мы моты, развратники и пьяницы. Но неужели нас еще может одолевать скука?
Мэт принял это за чистую монету.
— Прошло уже три недели с того дня, как у них была возможность потратить хоть какие-то деньги. И целый месяц с тех пор, как у них было, что тратить. — И добавил многозначительно: — Им нужны женщины и монеты.
Лаймонд закрыл глаза:
— Плевать мне на их муки! Плевать мне на их радости! Я, что ли, должен доставлять игрушки для этого стада? Ну уж нет, у меня есть свои дела.
Последовало молчание. Скотт оставался нем, но неодобрение Терки было видно и даже слышно. Лаймонд разразился характерным захлебывающимся смехом.
— Бедняга Мэт. Я вижу, как ты расстроен, какая жестокая борьба происходит в твоих глубинах. «Увы, отец, навек забыл я радость». Ты считаешь, что мы должны потакать подобному легкомыслию? Что же ты можешь предложить?
На лице Терки появилась довольная ухмылка.
— Ну, мы могли бы нанести визит в какой-нибудь из домов Дугласа. Или наведаться в Котли-Касл — ведь Сетон в отъезде?
— Потревожить Грея из Уилтона в Хьюм-Касле, — вставил Скотт.
— А есть еще и старый Гледстейнс, который в прошлом месяце нарушил данное нам слово…
— …если вы возьмете Грея…
— …и еще Жарден из Эпплгарта. О нем, поди, и Уортон подумывает.
— Черт возьми, я что — невидимка? — в ярости заорал Скотт, видя, что Лаймонд не сводит с Мэта задумчивых глаз.
С отсутствующим видом Лаймонд покачал головой.
— «Безумец милый, стать твоим рабом? Сказать — о да, быть по сему, аминь?» — Он перевел свой васильковый взгляд на Скотта. — Во-первых, видел ли ты Хьюм после того, как его укрепили? Полагаю, нет. Во-вторых, по численности они будут превосходить нас вчетверо. В-третьих, мы способны на вылазку, но не на военную операцию. И в-четвертых, у тебя на локте дырка, и мне бы хотелось, чтобы ты почаще чистил сапоги.
Скотт даже не взглянул вниз. Он стоял на своем.
— Если люди пойдут за мной, вы мне самому разрешите попробовать?
насмешливо процитировал Лаймонд, ухмыльнулся и встал. — Нет, голубчик мой, пока еще рано. Мои джентльмены — стадо. Прежде сделай так, чтобы они доверяли тебе, а уж потом паси. Ну, Мэт, — он ударил Терки по плечу, — давай зови овец к волку, а там увидим, что будет.
Он вытащил свой острый нож
И глянул веселей -
Он самым храбрым парнем был
Среди своих людей, -
К тому времени, когда хозяин взобрался на сломанный помост и встал там на край доски, все люди уже собрались и ждали, жуя, отряхивая с колен солому и помалкивая.
Лаймонд, обведя всех взглядом, начал:
— Джентльмены, в последнее время обнаружился целый ряд смехотворных промахов — и это, кажется, стало правилом для вашего поведения в последнюю неделю… — Язвительная речь продолжалась десять минут и завершилась следующей тирадой: — Хочу вам напомнить, что вы здесь, чтобы исполнять приказы, а не обсуждать их. Это единственная причина, по которой вы вообще здесь, а не в придорожных канавах. Попробуйте не подчиниться мне делом или помышлением — и вы проживете много дольше, чем того захотите…
Ответом ему было полное молчание.
— И поскольку таково положение вещей, — мягким голосом продолжал хозяин, — мне нужны добровольцы для работы завтра ночью. Тот, кто не готов выказать свои способности в полной мере, может не беспокоиться. Остальные могут поднять руку. Ну!
Руки стали подниматься. Сначала их было немного, потом все больше и больше. Стоя за спиной своего атамана, Скотт и Терки оглядели зал. Все руки были подняты.
Тень улыбки мелькнула на лице Лаймонда. Он дождался, когда руки опустились, и в наступившей угрюмой тишине произнес:
— Завтра в сумерках из Роксбург-Касла в Хьюм отправится обоз с провиантом. Среди прочего он повезет месячный запас пива для лорда Грея и гарнизона в Хьюме…
Радостные, восторженные вопли вознеслись к полуразрушенной крыше, и на головы неосторожных крикунов посыпалась штукатурка. Чей-то голос, перекрывший оглушительный гам, выразил общее настроение:
— Вот теперь вы дело говорите. Вот теперь дело!
Скотт подумал: «Неужели они не понимают, что их шестьдесят против одного?» И ответил сам себе: «Это гусь, несущий золотые яйца. Они никогда не тронут его».
И сказал Мэту:
— Твоя заслуга.
Терки покачал головой.
— Слушай: он уже с неделю как задумал все это. — Мэт вздохнул. — Ах, парень, парень; он из них из всех может веревки вить.
Но Скотт уже слушал Лаймонда, который объяснял детали предстоящей вылазки, назначая время и место, распределяя роли и давая ясно и недвусмысленно понять, что любые попытки захватить сам Хьюм-Касл обречены на полный провал.
Справедливо или нет, но Уилл Скотт счел, что это слишком сильно сказано.
2. НЕОЖИДАННАЯ УГРОЗА ПРОХОДНОЙ ПЕШКЕ
Сорок пять человек, переправившихся вместе с Лаймондом и Скоттом через горы, хорошенько согрелись как снаружи, так и изнутри и теперь распевали нестройным хором непристойные песни.Они добрались до Туида в сумерках, переправились через реку между Драйбургом и Роксбургом и, оставив несколько человек к северу от Роксбурга, допили остатки пива и закусили ветчиной. Потом они развели небольшой костерок и расселись вокруг него, намереваясь скоротать холодную ночь за игрой в кости.
Вскоре после полуночи появились дозорные.
Лаймонд выслушал их, сидя на удобном валуне, где он сам с собой играл в карты истрепанной колодой.
— Они идут, хозяин! — взволнованно закричал Лэнг Клег. — Выехали из Роксбурга час назад и направились той дорогой, о которой вы говорили. Тридцать лошадей и пять погонщиков, три телеги и две тяжелые повозки, в которые впряжены быки.
— Быки? — Лаймонд впервые поднял глаза от карт.
Клег кивнул:
— Быков они взяли в Роксбурге, а там оставили часть лошадей. Это повозки из артиллерийского парка, и очень тяжелые, а в замке недостаток лошадей.
Сдавая карты, Лаймонд сказал:
— Значит, лошадей тридцать? Сколько кобыл?
— Десяток меринов и двадцать кобыл — все свежие. Они, должно быть, прибыли вчера из Берика и отдыхали весь вечер.
— Хорошо. — Лаймонд собрал карты и встал. — Скотт, Мэтью, они выбрали тот самый путь, что мы и думали, и до восхода луны будут у зарослей терновника.
Он кратко повторил диспозицию, а Скотт с сардонической улыбкой наблюдал за ним («Великий атаман в действии»).
— Наша задача — выводить из строя, а не убивать. Важных персон, если таковые найдутся, возьмем в заложники. Ты, Мэтью, отберешь пиво и другие продукты, какие нам нужны. Потом мы разделяемся: Скотт возьмет столько людей, сколько понадобится, рассортирует пленных, погрузит тех, кто нам не надобен, в телегу вместе с излишками продуктов и подгонит телегу как можно ближе к Мелроузу. Потом присоединится к нам. Ясно?
Мэт, заметивший последнюю тонкость, ухмыльнулся:
— К Мелроузу? Папочка Бокклю будет рад.
Скотт ждал ехидной улыбочки, и она не замедлила появиться.
— Долг платежом красен. Скотт не возражает, верно? А теперь по коням и вперед.
Он повернулся и окинул своих людей холодным взглядом.
— По коням, дохлые мухи! Вы что, оглохли?
Когда дохлые мухи пришли в чувство и взялись за дело, в миле к югу от Хьюм-Касла тянулся на север английский обоз, и все сопровождавшие его до смерти устали от быков.
Эти животные, впряженные по двое, медленно тащились по дороге, глядя большими безмятежными очами в ночь. За ними грохотали повозки, укрытые холстиной, а следом — еще повозки, в которые были впряжены лошади. Конники, сопровождавшие обоз, без конца прочесывали окрестности, были настороже и прескверном расположении духа.
Их окружала безлунная и неприветливая ночь, и в тридцати ярдах от себя они не видели ничего, кроме густых зарослей каких-то низких кустов. На подъеме тяжело задышали быки, заржала чья-то кобыла, ей ответила другая.
Кто-то выругался, перекрывая скрежет колес.
— Заткни ей ноздри! И без того слишком много шума. — Но не успел человек сказать это, как ближайший конь задрал голову и громко заржал.
— Постойте!
Они прислушались: говоривший положил руку на упряжь быка, и вся процессия остановилась.
Тишина нарушалась только каким-то отдаленным стуком. Потом звук стал сильнее, и уже не было сомнений, что стучат копыта. На них из болота скакал конный отряд.
Громко зазвучали команды; все засуетились, забегали взад и вперед, тяжело дыша; держа наготове луки, пики и копья, солдаты скрылись за повозками. Но не успели они сомкнуть круг, как из темноты с нестройным топотом и оглушительным ржанием показались какие-то неясные силуэты. Всадники, сопровождавшие обоз, оказались в водовороте мощных крупов, бешено вращавшихся глаз и спин, не знавших седла.
— Тысяча чертей! — крикнул кто-то голосом, хриплым от ярости, смешанной с облегчением. — Это всего лишь табун диких лошадок. А ну, прочь! Прочь отсюда! — И, покинув укрытие, они с проклятиями, хлестали по неоседланным спинам, щелкали кнутом у развевающихся грив. Из-под копыт летели искры. Лошади ржали, вставали на дыбы.
Горные лошадки — животные сильные и независимые, дерзкие и увертливые, любопытные и общительные. Табун, выскочив на дорогу, начал проявлять эти и некоторые другие качества. Ездовые кобылы будто взбесились, и даже быки стали рваться из постромок.
— Гром и молния! — воскликнул кто-то, вглядевшись в табун. — Посмотри-ка — вот забавно!
— Что в этой чертовщине может быть забавного? — бросил другой в ответ, уворачиваясь от быстрых, как мельничные крылья, копыт.
— Ну, например, то, — сказал первый, переводя дух, — что в табуне одни жеребцы.
Но никто не обратил внимания на его слова, потому что в это время передняя повозка не удержалась в колее, два ее колеса съехали в грязь и завязли по ступицу.
Солдаты пытались вытащить ее, успокоить быков, отогнать табун, справиться с собственными лошадьми, и в это время люди Лаймонда налетели на них, как стая мотыльков. Англичане и тут не сразу сообразили, что на сей раз на лошадях есть всадники. Проникновение было быстрым и незаметным: противника легонько оглушали дубинками по голове, и вскоре все англичане легли как подкошенные. На захват обоза ушло меньше времени, чем на то, чтобы снова сбить лошадок в покорный табун.
Добыча им досталась богатая. Под наблюдением Мэтью муку, сухари, овес, мясо, пиво, кожаные мешки с порохом быстро перегрузили в седельные сумки. В повозку с аркебузами, алебардами, луками и связками стрел впрягли пару лошадок. Все остальные, без малейшего исключения, везли на себе пиво.
В деревянном сундучке, сколоченном из особо прочных досок, лежало золото для выплаты месячного содержания. Мэтью прикрепил этот сундучок к луке своего седла.
Лаймонд за всем наблюдал, успевая повсюду. Скотту, который связывал простертые тела, он пропел:
— Видел ли быков моих, милый пастушок? Коноплей нагруженных, льном и ячменем. Есть знакомые лица? Ах да: откуда тебе знать их? — Он оглядел вереницу пленников с кляпами во рту. — Вот незадача. Капитан — испанец, за него не выручишь и оливковой косточки. Тащи их всех в Мелроуз И остальные повозки тоже. Сколько людей тебе нужно?
— Я уже взял десятерых, этого достаточно, — быстро ответил Скотт.
— Чудесно, Барбаросса 27) Allez-vous-en, allez, allez [21]. Надо успеть до рассвета.
Скотт кивнул и стал загружать в переднюю повозку связанных, оглушенных пленных.
Английский караульный на крыше Хьюм-Касла производил в уме несложные расчеты. Внизу, укрытые ночною мглой, лежали долины рек Туид и Мерс. Набитый солдатами и укрепленный, расположенный на возвышенности и обнесенный шестифутовой стеной, Хьюм-Касл был неприступен, и часовой скучал.
Если из Берика везут деньги, то он получит два фунта за месяц. Двенадцать шиллингов он должен за еду, остается…
Кряхтя, он пытался сообразить, но услышал с облегчением, что обоз приближается. У ворот возникла обычная в таких случаях суета, замелькали знакомые плащи. Он потянулся к веревке колокола.
— Обоз из Берика! Пиво везут, слышишь, Дейви?! — пропел караульный.
Еще не успела опуститься решетка у ворот, а известие о прибытии обоза дошло до сэра Уильяма Грея, тринадцатого барона Грея из Уилтона, фельдмаршала и капитан-генерала кавалерии, правителя Берика, смотрителя Восточной Марки и генерала Северных Провинций именем его величества короля Эдуарда VI Английского.
Немногие командиры радуются возможности посетить аванпосты на территории врага; опасность возрастает пропорционально удаленности укрепленного пункта от базы.
После прискорбного происшествия в Пинки лорд Грей должен был какое-то время провести в подобном аванпосте, хотел он того или нет. Холеный, со свежим лицом, прекрасно одетый, сидел он за своим походным столом; серебряные, тщательно ухоженные волосы и борода оттенялись богатым костюмом для верховой езды; лорд был раздражен настолько, насколько это может себе позволить джентльмен, занимающий столь высокое положение.
— Хотел бы я, — горько сказал его милость своему секретарю, — хотел бы я снова оказаться во Франции. Даже в Булони — и то чувствуешь себя увереннее, чем здесь.