тысячи неуклюжих, поскрипывающих телег на огромных деревянных колесах.
Монги, наконец, отправились в путь. Безумие внезапно оставило Кхада.
Наоборот, ему даже явилось во сне видение. Великий черный бог Оби, который
обычно находился в своем фургоне, покинул его и предстал перед повелителем.
Победа, сказал Оби, придет к тебе не здесь, а далеко-далеко на востоке.
Пробудившись, Кхад приказал сворачивать лагерь.
Все хитроумные планы рухнули. Садда, вне себя от разочарования, сказала
Блейду:
-- Нам придется ждать. Праздник не состоится, а в обычное время брата
слишком хорошо охраняют. Сейчас его голова так занята этим божественным
откровением, что он даже перестал пить бросс. Теперь разделаться с ним будет
еще сложнее. Но наше время придет! Безумие снова овладеет его рассудком!
Растум тоже затаился. Утром, проходя мимо Блейда, он покачал головой и
негромко шепнул:
-- Терпение.
Морфо вообще исчез. Блейду казалось, что у карлика была странная
привычка -- время от времени пропадать неизвестно куда.
Ему удалось упросить Садду, чтобы она оставила ему Бейбера. Дав
согласие, женщина внимательно взглянула на него, но ничего не сказала. А
Блейд, довольный отвоеванной свободой и упрочившимся положением, еще раз
напомнил себе, что идет по опасной дорожке и не должен терять бдительности.
Бейбер соорудил тележку и теперь тренировался на привалах, раскатывая
меж шатров. Блейд заметил, что его вымыли, подстригли, нарядили в красивый
камзол и разрешили ехать в одном из фургонов, где располагалась свита Садды.
Позже разведчик ухитрился раздобыть еще одну доску и приделал к фургону
нечто вроде трапа, по которому старик мог легко съезжать на землю или
забираться внутрь.
Бейбер, кстати, весьма озадачил Блейда, заметив:
-- Видишь, как Садда поглядывает на тебя. По-моему, тебе грозят большие
неприятности. У меня была жена, Блейд, которая глядела таким же вот
образом... А я, молодой дурак, не ценил ее любви... и поэтому теперь я
здесь.
Садда любит его? Невероятно! Лучше уж пусть в него влюбится одна из
этих обезьян-трупоедов! Такую любовь всегда можно обратить в свою пользу --
по крайней мере, после похорон.
Четвертый день караван двигался на восток. С невысокого пригорка Блейд
наблюдал за пыльной вереницей скрипучих повозок, тянувшихся по равнине.
Далеко на горизонте змеилась желтая полоска -- Великая стена, и сейчас
караван все больше удалялся от нее. Наверно, патрули катайцев постоянно
следят за ними, а жители ближайших деревень уже оповещены, что Кхад выступил
в поход. Но куда? Опора Мира и Сотрясатель Вселенной не желал ни с кем
делиться своими планами. Оби, говорил он, не советовал ему рассказывать
людям о цели путешествия.
Обоз армии, похожий на огромный странствующий цирк, медленно проходил
перед глазами Блейда; тысячи вооруженных конников, которые могли бы навести
наблюдателя на несколько другие мысли, умчались далеко вперед.
Кхад, восседая на Громобое, возглавлял отряд своих телохранителей с
черепами и длинными конскими хвостами на пиках. Где-то неподалеку мелькала
Садда; она то ехала на своей мохнатой лошадке, то выглядывала из фургона. Ее
рабы и служанки занимали двадцать возов, которые двигались сразу же за
телохранителями Всемогущего. Следом ехали телеги Растума и его людей, еще
дальше -- фургоны воевод рангом помельче, кухни и клетки с рабами.
Блейд подумал, что у придворного шута тоже должен быть свой фургончик.
Вполне логичный вывод; однако такая повозка ему не попадалась, и он не знал,
где ее искать в этой длинной цепи.
За процессией повозок пастухи гнали огромные стада лошадей; разведчик
оценивал их примерно в пять тысяч голов. Стада разбивались на небольшие
табуны, за каждым из которых приглядывали пять-шесть монгов; им помогали
здоровенные и отлично выдрессированные собаки. Псы прекрасно управлялись с
лошадьми, а в случае чего могли послужить и в качестве охраны.
Блейд оглянулся и снова увидел у себя за спиной двух всадников, которые
постоянно следовали за ним. Они старались держаться так, чтобы отрезать
пленнику путь к тонкой желтой полоске, маячившей на горизонте. Он грустно
усмехнулся и потрогал свой золотой ошейник. Вся его свобода сводилась к
тому, что Садда лишь слегка удлинила поводок -- и ничего больше. Он не
станет свободным человеком, пока совсем не избавится от этой золотой
побрякушки. Ему даже не разрешили носить меч и доспехи -- раб должен
оставаться рабом.
Монги стремительно двигались по равнине. Каждое утро и каждый вечер
Блейд с удивлением наблюдал, с какой скоростью и сноровкой они разбивают и
сворачивают лагерь. В походе монги разительно отличались от тех жестоких
праздных дикарей, с которыми он привык иметь дело в постоянном лагере. Люди
стали доброжелательными и щедрыми; каждый старался заняться каким-нибудь
делом, причем работали все -- от глубокого старика до сопливого мальчишки,
едва не выпадающего из своих широченных кожаных штанов.
Несколько первых ночей Садда не звала его в свой фургон, но Блейду и
без того хватило проблем: он присматривал за рабами и служанками госпожи или
беседовал с Бейбером. Растум словно не замечал его. Морфо объявился вновь,
но тоже не спешил вступать в контакт. Очевидно, все ожидали следующей долгой
остановки, чтобы продолжить схватку за власть.
На шестую ночь Садда, наконец, послала за ним. Блейд, у которого имелся
теперь собственный фургон, выкупался, вылил на бороду флакон благовоний и
отправился разыскивать повозку своей хозяйки. Было довольно холодно, и лишь
мерцающие звезды глядели с вышины на привольно раскинувшееся в пустынной
степи стойбище монгов. Правда, горевшие повсюду костры превосходили звезды
по количеству и яркости.
Огромный фургон Садды поражал своей роскошью. Молодой воин помог
разведчику подняться по приставной лесенке и шутливо отсалютовал мечом.
Охранники быстро заметили, что Садда благоволит к новому постельному рабу.
Они, конечно, не перестали презирать Блейда, невольника и, что хуже всего,
игрушку в руках женщины, но относились к нему теперь с большим уважением и
не рисковали грубить в открытую.
Садда ожидала его, раскинувшись на широкой постели; в мерцании свечи ее
натертая маслом кожа блестела, словно старинное золото. Она протянула ему
руки. Монги не были знакомы с поцелуями, но Садда уже привыкла к ним -- если
не сказать больше.
Оторвавшись от губ Блейда, она запустила пальцы в его шелковистую
бороду, густую и красиво подстриженную.
-- Я скучала по тебе, Блейд, -- она дернула его за нос. -- Ну,
разоблачайся и приступай к делу.
Блейд, протомившийся шесть дней, не заставил долго себя упрашивать. Его
первый напор был яростным и внезапным; Садда застонала, потом раздался
долгий протяжный вскрик. Странно, раньше она была молчалива... Он улегся
рядом с ней, и принцесса принялась гладить его лицо и волосы.
-- Я слишком часто думаю о тебе, Блейд. Не понимаю, как это могло
случиться, но власть все меньше привлекает меня. Наверно, когда мы убьем
Кхада, я выйду за тебя замуж... сделаю тебя властелином монгов... Править --
занятие мужчин. -- Несмотря на то, что они были одни, Садда говорила
шепотом.
Блейд подумал, что первым делом приказал бы удавить свою супругу, но
вслух произнес:
-- Ты оказываешь мне большую честь, госпожа, и вряд ли я ее достоин.
Она нахмурилась, потом решила не гневаться и только надула губки.
-- Ты всегда уходишь от ответа, Блейд. Я этого не люблю. И еще -- когда
мы с тобой вдвоем, ты будешь называть меня Саддой. Не госпожой или
принцессой, а просто Саддой. Ты понял?
-- Да, моя... Садда.
-- Тогда поцелуй меня. Мне так нравится, когда ты меня целуешь.
Блейд про себя пожал плечами. Садда всегда казалась ему похожей на
хамелеона -- ее настроение менялось каждую минуту. Теперь она решила, что
влюбилась в него. Ну, что ж, если надо изобразить любовь, он сделал это с
максимальной достоверностью, памятуя о том, что даже в родном измерении
женщины не прощают подобных шуток. Здесь же последствия могли быть просто
катастрофическими.
Он нежно целовал ее; Садда лежала, прикрыв глаза.
-- Сегодня брат поделился, наконец, своим секретом, -- промурлыкала
она. -- Он рассказал мне о повелении Оби.
-- И что же Оби повелел ему? -- спросил Блейд, лаская губами нежное
ушко.
Садда, нахмурив брови, принялась вспоминать:
-- Кхад очень возбужден все эти дни. Он постоянно ходит советоваться с
Оби -- по утрам, до того, как мы выступаем. -- Оби говорит ему: иди на
восток. Иди и иди, пока стена не кончится. Тогда надо обойти стену и
отправиться назад. Оби пообещал, что брат одолеет своих врагов и захватит
святыню Ката.
Здравая мысль, подумал Блейд; в открытом сражении катайцам не устоять
против конницы монгов. Без стены они совершенно беззащитны. Похоже, что Лали
все-таки попадет в клетку с обезьянами.
Он пожал плечами и произнес:
-- Этот идол подсказал твоему брату то, о чем он сам мог бы догадаться.
Ведь Кхад совсем не глупец -- когда он в своем уме, конечно. Почему он не
пытался проделать это раньше?
Она рассмеялась и потянула его к себе.
-- Ты не понимаешь, Блейд. Поход будет очень тяжелым и немногие доживут
до дня, когда мы увидим край стены. Если вообще увидим. Говорят, что желтая
стена бесконечна, потому что ее строили боги.
Потом они снова занимались любовью, и только с первыми лучами солнца,
когда Блейд уже уходил, Садда прошептала ему:
-- Не забывай следить за Растумом. Наше время придет. Безумие вновь
одолеет Кхада; он станет беспечен, будет пить бросс и охотиться за
маленькими детьми. Тогда я устрою празднество в его честь, и мы нанесем
последний удар. А теперь иди.
Со временем Блейд убедился, что Садда совершенно права; дни тянулись за
днями, становилось все холоднее и холоднее, но Кхад без передышки гнал свою
армию вперед. Разведчику выдали тяжелую доху из лошадиной шкуры и
островерхую собачью шапку с наушниками. Теперь все оделись в шкуры и меха.
Стена давно скрылась из вида. Местность начала постепенно повышаться,
оставаясь все такой же пустынной; единственными движущимися предметами были
лишь фургоны кочевников, да струи черного песка, которые хлестали по их
тентам. Ветер никогда не прекращался и приносил с собой все новые порции
черных песчинок. Три дня бушевала чудовищная буря. Блейду, закутавшему лицо
так, что открытыми оставались только глаза, все время приходилось стряхивать
целые горы песка -- монги двигались без остановки, и ему нужно было править
лошадьми. Люди и животные начали умирать. Гибли, в основном женщины и дети,
иногда -- старые воины. Их тела оставляли обезьянам, которые, не отступая ни
на шаг, плелись за повозками. Обезьяны отъелись и осмелели. По ночам они
нападали на табуны и с громким визгом дрались со сторожевыми псами.
К тому времени, когда шторм утих, армия приблизилась к неглубокому
ущелью. Путь их лежал к горам, поблескивающим ледяными вершинами на
горизонте. Выпал снег, и стало совсем холодно. Кхад давно уже не вылезал из
фургона, и Громобой тоскливо тащился следом. Садда звала Блейда к себе
каждую ночь, они занимались любовью, согреваясь под кучей теплых одеял.
Вскоре караван достиг предгорий, поросших чахлым лесом. Здесь монги
задержались на неделю, чтобы пополнить запасы древесины. Они никогда не
использовали дерево в качестве топлива для костров; степняки жгли лошадиный
навоз, который собирали рабы. Его сушили, прессовали в брикеты и складывали
в огромные грузовые фургоны.
Лес остался позади. Земля под ногами застыла, вокруг лежал снег. Тропа
сузилась: теперь по ней мог проехать только один фургон. Над дорогой нависал
белоснежный край ледника, а другая ее сторона обрывалась в бездонную
пропасть, затянутую плотными серыми облаками и туманом. Ветер набрасывался
на людей и животных с еще большей свирепостью, мороз безжалостно жалил,
забираясь под самую теплую шубу.
Каждый день пропадали лошади и люди: иногда целые фургоны срывались в
пропасть. Вопль, испуганное ржанье -- и мешанина из тел, колес и копыт уже
исчезает в туманной мгле, скрывающей дно ущелья. Сотники выкрикивали
приказы, отставшие фургоны подтягиваются, и караван продолжает путь.
Тела погибших тоже отправляли в пропасть. Отъевшиеся обезьяны оказались
умнее людей и решили остаться в лесу. На ночь каждый фургон старались как
можно прочнее закрепить среди камней, чтобы его не сорвало с дороги
неожиданным ураганом.
Даже Блейд, несмотря на превосходное здоровье и неимоверную
выносливость, страдал от холода и тягот пути. Теперь он проводил ночи в
своем фургоне под грудой одеял, пил теплый бросс и жевал вяленую конину.
Садда, путешествовавшая в голове колонны, не могла, по счастью, до него
добраться, даже воины, которые стерегли его, куда-то исчезли. Впрочем,
бежать было некуда. Справа пропасть, слева навис ледник. Время от времени
Блейд выглядывал из повозки, смотрел на лед под скрипящими колесами,
морщился и, не выдержав холода, снова зарывался в одеяла.
Повозка Бейбера была совсем рядом с его фургоном. По ночам разведчик,
уже не опасаясь шпионов, навещал старика, и они подолгу беседовали, лежа в
теплой куче соломы. Однажды их ночной разговор прервал тихий шорох у дверцы
фургона.
Они встревоженно переглянулись.
-- Не думаю, что Садда станет искать тебя в такую ночку, -- прошептал
Бейбер. -- Кто же это?
-- Сейчас проверим, -- выдохнул Блейд: пар моментально заиндевел у него
в бороде. Он вытащил кинжал из ножен и распахнул дверь. По-волчьи взвыл
ветер, врываясь под темный тканевый полог: снег запорошил соломенную
подстилку.
-- Вот это кто! -- радостно воскликнул разведчик и, пошарив в темноте,
выдернул из сугроба маленькую, закутанную в шкуры фигурку.
-- Ты выбрал хорошее время, Морфо, чтобы ходить о гости, --
приветствовал карлика Бейбер. -- Наверно, случилось что-то очень важное?
Неужели Кхад опять обезумел?
Морфо отряхнул снег со своего одеяния и с вечной улыбкой уставился на
Блейда. Он выглядел усталым и озабоченным, его глаза умоляюще смотрели
разведчику в лицо.
-- Блейд, сир Блейд, я пришел к вам, потому что мне некуда больше
деться. Помоги мне, Блейд! Пожалуйста, ты должен мне помочь!
До этого дня Блейд не высказывал Бейберу своих подозрений относительно
гнома, полагая, что для этого всегда найдется время. Но сейчас ему надо было
немедленно принимать решение и симпатия к Морфо, в конце концов, пересилила.
-- Я помогу, чем сумею, -- он положил тяжелую ладонь на плечо карлика.
-- Что случилось? Ты в опасности?
Бейбер выполз из соломы и приподнялся, опираясь на руки.
-- Нег, не я, -- задыхаясь, шепнул Морфо. -- Один человек... он очень
дорог мне... Ты пойдешь, Блейд?
Разведчик быстро взглянул на Бейбера; тот сгорбил плечи показывая, что
он ничего не понимает. Неужели еще одна ловушка?
-- Прошу тебя, Блейд, -- Морфо дергал его за рукав. -- Пойдем! Нельзя
терять ни минуты!
Блейд наклонился и заглянул в огромные, полные слез глаза шута. В силу
своей профессии, он неплохо разбирался в людях, и сейчас ему показалось, что
Морфо не притворяется -- ему действительно нужна помощь. Однако разведчик
все еще колебался. Слишком многое поставлено на карту и один опрометчивый
шаг может все испортить.
-- Я рад бы помочь тебе, Морфо, но я должен знать, куда и к кому мы
пойдем.
Карлик прижался спиной к дверце фургона. Он поглядел на Блейда, затем
на Бейбера, и покачал головой.
-- Я не могу сказать это при нем. Ради его же собственной безопасности.
-- Тогда и я не хочу ничего слышать, -- кивнул старый каук. -- Моя
голова и так не слишком крепко держится на плечах. Помоги ему, Блейд, и
можешь ничего мне не рассказывать.
-- Идем, -- разведчик кивнул головой, подтолкнув Морфо в спину.
Когда дверь захлопнулась за ушедшими, Бейбер пожал плечами, тяжело
вздохнул и налил себе кружку теплого бросса.
Под козырьком фургона, где можно было укрыться от ветра, Блейд
развернул Морфо к себе лицом.
-- А теперь выкладывай, -- потребовал он. -- Итак, куда и зачем мы
идем? Говори быстрее, пока мы не замерзли до смерти.
-- Нам надо попасть в самый хвост каравана, в лагерь сборщиков навоза,
-- карлику пришлось кричать, чтобы спутник расслышал его слова. -- Я пришел
как раз оттуда.
Он спрыгнул в снег и затрусил впереди по обледеневшей дороге. Блейд
двинулся следом за ним, в душе поражаясь выносливости Морфо: добираться сюда
из лагеря сборщиков навоза в такую погоду! Ведь это никак не меньше пяти
миль!
Скоро ему пришлось сосредоточить все внимание на дороге. Ноги постоянно
скользили, а слева жадно раззевала пасть бездонная пропасть. Однажды ветер
чуть не сдул его вниз, он чудом сумел удержать равновесие, уцепившись за
оказавшийся рядом валун. Морфо, который из-за своего невысокого роста меньше
страдал от порывов ветра, поспешил к нему на помощь и вытащил обратно на
дорогу.
-- Быстрее! Быстрее! -- подгонял он.
Согнувшись, путники проламывались сквозь тугую стену холодного ветра,
который, несмотря ни на что, оставался их союзником -- в такую погоду даже
дисциплинированные монги не удосужились выставить патрули.
Блейд уже не пытался считать фургоны, мимо которых они проходили.
Внутри повозок, закрепленных канатами как можно ближе к отвесной стене
ледника, было темно, только в нескольких еще слабо мерцал свет. Лошадей
давно выпрягли и увели вниз к основному стаду. Его придется перегонять
позже, когда фургоны освободят тропу.
Снег перестал падать, но ветер, яростно завывавший среди огромных
ледяных скал, вновь поднимал в воздух ледяную крупу и швырял в лицо. Срезая
путь через котловину, между разбросанными тут и там валунами, путники
угодили в глубокий сугроб Морфо сразу увяз в снегу и упал на спину. Блейд
едва пробрался к маленькому человечку; тот хрипло надсадно дышал, широко
разинув изувеченный рот.
-- Что с тобой, малыш? Может, я понесу тебя?
Морфо, не в силах ответить, замотал головой и попытался встать, но тут
же упал снова. Блейд, не спрашивая, поднял его, усадил на плечи, и, высоко
задирая ноги, принялся выбираться обратно на тропу.
Немного придя в себя, гном наклонился и закричал Блейду на ухо:
-- Совсем немного осталось -- чуть меньше мили! В лагере почти никого
нет, все ушли к обозу, относить топливо. Теперь им придется там заночевать.
На тропе больше не попадалось ни одного фургона. Монги, даже простые
солдаты, предпочитали держаться на определенном расстоянии от лагеря
сборщиков навоза.
Вскоре, среди нанесенных ветром высоких сугробов, Блейд заметил тенты
сбившихся в кучу темных повозок и, пошатываясь, побрел к ним. Словно во сне
он прошествовал мимо первого фургона, затем второго, третьего. Морфо
направил его к единственной повозке, внутри которой теплился неяркий огонек.
Блейд, надрывно вздыхая, стряхивая сосульки с усов, уже взялся за перила
лестницы, но тут маленький человечек остановил его
-- Теперь ты должен дать мне клятву, Блейд.
-- Какую еще клятву, Морфо? -- взревел Блейд словно раненый медведь. --
Ты считаешь, что сейчас подходящее время для клятв? Мы же замерзнем!
Но Морфо был непреклонен. Его заледеневшие губы прижались к уху
разведчика:
-- Самая простая клятва, Блейд. Поклянись, что ты никому не расскажешь
о том, что увидишь внутри фургона.
-- Хорошо, хорошо, -- разведчик кивнул, -- я даю слово. Так мы войдем
или будем дожидаться, пока ветер не прикончит нас?
-- Спусти меня вниз.
Морфо соскользнул с плеч Блейда и рванулся к двери. Гость последовал за
ним, гадая, какие неприятности готовит ему судьба на этот раз. Низко
согнувшись, он переступил через порог и захлопнул за собой дверь.
Холодный ветер больше не бил ему в лицо, и он почувствовал себя почти
как в раю. Он зажмурился от удовольствия и только потом начал осматривать
едва освещенную одиноким огоньком повозку.
Пахло здесь неважно. Рядом с лежащим в углу соломенным тюфячком
скрючилась одетая в лохмотья древняя старуха. Она даже не повернулась на
стук двери, продолжая вглядываться в лицо девочки, свернувшейся в клубочек
под одеялом.
Морфо потянул Блейда к тюфяку.
-- Это моя дочь, -- произнес он. -- Ее зовут Нанти. Она умирает, Блейд.
Я думаю, она умрет, если ты не сможешь ей помочь. Я этого сделать уже не в
силах И она, -- он указал на старуху, тоже. Больше мне не к кому
обратиться... только к тебе, Блейд. Только к тебе...
Вцепившись в рукав дохи, гном умоляюще заглядывал Блейду в глаза,
растягивая губы в своей пугающей улыбке, блестящие слезинки катились по его
покрытому морщинками искалеченному лицу.
Жалость и сознание собственного бессилия одновременно нахлынули на
разведчика, теперь он понимал, что скрывала от него Садда. Но это сейчас
было не важно; другое дело -- чем он может помочь ребенку? Ведь он не
врач...
Блейд успокаивающе похлопал Морфо по плечу.
-- Не ожидай от меня чудес, приятель, но я постараюсь сделать все, что
смогу. Когда она заболела?
-- Пять дней назад. Как раз перед тем, как мы подошли к леднику. Это
лихорадка. Она вся горит.
Блейд наклонился над постелью. Старуха, вытиравшая лицо ребенка влажной
тряпкой, отодвинулась. С пронзительной остротой ощущая свою беспомощность,
разведчик положил руку на пылающий лоб девочки; несмотря на высокую
температуру, она не хрипела и не задыхалась. Блейд снял с нее тяжелый тулуп
и приложил ухо к груди. Ее кожа была совсем светлой, почти как у катайцев,
крохотные полушария только начинали наливаться.
Девочка дышала ровно и глубоко, но тело ее пылало как печка. Надо
что-то делать, недуг не уйдет сам собой. Он укрыл ее и повернулся к Морфо.
-- Я сначала подумал, что она простудилась, -- встревоженно затараторил
гном, -- но теперь я уверен, что это лихорадка. Никогда раньше не видел
такого сильного приступа! Ты можешь помочь ей, сир Блейд?
Разведчик откинул прядь темных волос с высокого лба ребенка. Нет, тут
явно чувствовалась катайская кровь; ее можно было угадать в чертах лица --
впрочем, как и кровь другой половины. Носик девочки оказался прямым, а не
курносым, как у монгов. Пухлый, похожий на бутон розы, рот тоже не вызывал
сомнений, хотя мягкие алые губы сейчас поблекли и потрескались. Вот только
глаза у нее были совершенно особенные, своими миндалевидными, не похожими ни
на круглые глаза серендинцев, ни на узкие щелочки, украшавшие физиономию ее
отца.
В этот момент веки девочки приподнялись, и Блейд почувствовал, как по
спине пробежали мурашки. Ее зрачки были зелеными! Совсем как у Лали! Но куда
же исчезла пленительная нефритовая глубина очей маленькой императрицы?
Девочка, ощутив присутствие незнакомца, повела рукой в воздухе. Она слепая!
-- догадался Блейд.
Маленькая ручка коснулась его бороды
-- Отец, где ты? -- позвала девочка. -- Кто пришел с тобой?
Морфо наклонился к тюфячку и поцеловал ее щеку.
-- Я здесь мое солнышко. Со мной пришел друг. Он тебя вылечит.
Тонкие пальчики пробежали по лицу Блейда, дотронулись до его губ, носа
и задержались на остриженной бороде. Внезапно девочка улыбнулась.
-- Мне нравится твой друг, отец. Он хороший.
Блейду сдавило грудь, глаза его потемнели, сострадание погасило всплеск
раздражительности. Но что ему теперь делать?
Нанти перестала ощупывать его и протянула руки отцу. Морфо подхватил их
и крепко прижал к своим залитым слезами щекам.
-- Да, лапушка. Мой друг очень хороший. Он поставит тебя на ноги, --
гном уставился на Блейда, в глазах его читалась лишь невысказанная боль.
Разведчик коротко кивнул и отвернулся, не в силах смотреть на эту
душераздирающую сцену
-- Я сделаю все, что смогу, -- повторил он. -- Сколько ей лет?
Девочка снова потеряла сознание, и карлик осторожно опустил ее руки на
одеяло.
-- Двенадцать. Она уже вполне подходит для того, чтобы выйти замуж, и
для...
Ему не нужно было завершать фразу; разведчик прекрасно понял, для чего
еще она вполне подходит.
Блейд выпрямился, почесал давно немытую голову и произнес:
-- Мы должны сбить у нее жар. Иначе она действительно умрет.
-- Как, Блейд? Как?
Минуту он молча хмурился. Действительно -- как? Потом смутное
воспоминание превратилось в четкий, ясный образ, теперь он знал, что ему
делать.
Он принялся озираться по сторонам в поисках необходимой ему вещи.
Дряхлая старуха скорчилась в одном из углов фургона, лицо ее было
бессмысленным и пустым. Сколько смертей она, наверно, уже повидала на своем
веку!
-- Нам нужны сосуды, чтобы принести снег. Тут есть чтонибудь
подходящее?
-- Несколько глиняных мисок... но лучше взять плетеные корзины для
навоза.
-- Тогда пошли, малыш. Не стоит терять времени.
Они выбрались наружу, и ветер, триумфально взвыв, засыпал их снегом.
Морфо снял с одного из фургонов несколько больших корзин. Блейд присел
на корточки и стал голыми руками нагребать в них снег.
-- Я никогда бы не додумался сделать такую простую вещь, -- Морфо пока
удавалось перекрикивать ветер. -- Конечно, ведь я всего лишь королевский
болван...
Набив корзины, они возвратились в фургон, и Блейд тут же выгнал Морфо
на улицу еще за одной порцией снега. Когда дверь за ним захлопнулась, он
мысленно пожелал себе удачи и принялся раздевать девочку.
Для двенадцатилетней она действительно была хорошо развита, видимо,
кровь монгов возобладала. Но стройные маленькие ножки явно достались ей от
матери.
Блейд махнул рукой старухе, и они начали обкладывать пылающее тельце
комками снега.
Монги, наконец, отправились в путь. Безумие внезапно оставило Кхада.
Наоборот, ему даже явилось во сне видение. Великий черный бог Оби, который
обычно находился в своем фургоне, покинул его и предстал перед повелителем.
Победа, сказал Оби, придет к тебе не здесь, а далеко-далеко на востоке.
Пробудившись, Кхад приказал сворачивать лагерь.
Все хитроумные планы рухнули. Садда, вне себя от разочарования, сказала
Блейду:
-- Нам придется ждать. Праздник не состоится, а в обычное время брата
слишком хорошо охраняют. Сейчас его голова так занята этим божественным
откровением, что он даже перестал пить бросс. Теперь разделаться с ним будет
еще сложнее. Но наше время придет! Безумие снова овладеет его рассудком!
Растум тоже затаился. Утром, проходя мимо Блейда, он покачал головой и
негромко шепнул:
-- Терпение.
Морфо вообще исчез. Блейду казалось, что у карлика была странная
привычка -- время от времени пропадать неизвестно куда.
Ему удалось упросить Садду, чтобы она оставила ему Бейбера. Дав
согласие, женщина внимательно взглянула на него, но ничего не сказала. А
Блейд, довольный отвоеванной свободой и упрочившимся положением, еще раз
напомнил себе, что идет по опасной дорожке и не должен терять бдительности.
Бейбер соорудил тележку и теперь тренировался на привалах, раскатывая
меж шатров. Блейд заметил, что его вымыли, подстригли, нарядили в красивый
камзол и разрешили ехать в одном из фургонов, где располагалась свита Садды.
Позже разведчик ухитрился раздобыть еще одну доску и приделал к фургону
нечто вроде трапа, по которому старик мог легко съезжать на землю или
забираться внутрь.
Бейбер, кстати, весьма озадачил Блейда, заметив:
-- Видишь, как Садда поглядывает на тебя. По-моему, тебе грозят большие
неприятности. У меня была жена, Блейд, которая глядела таким же вот
образом... А я, молодой дурак, не ценил ее любви... и поэтому теперь я
здесь.
Садда любит его? Невероятно! Лучше уж пусть в него влюбится одна из
этих обезьян-трупоедов! Такую любовь всегда можно обратить в свою пользу --
по крайней мере, после похорон.
Четвертый день караван двигался на восток. С невысокого пригорка Блейд
наблюдал за пыльной вереницей скрипучих повозок, тянувшихся по равнине.
Далеко на горизонте змеилась желтая полоска -- Великая стена, и сейчас
караван все больше удалялся от нее. Наверно, патрули катайцев постоянно
следят за ними, а жители ближайших деревень уже оповещены, что Кхад выступил
в поход. Но куда? Опора Мира и Сотрясатель Вселенной не желал ни с кем
делиться своими планами. Оби, говорил он, не советовал ему рассказывать
людям о цели путешествия.
Обоз армии, похожий на огромный странствующий цирк, медленно проходил
перед глазами Блейда; тысячи вооруженных конников, которые могли бы навести
наблюдателя на несколько другие мысли, умчались далеко вперед.
Кхад, восседая на Громобое, возглавлял отряд своих телохранителей с
черепами и длинными конскими хвостами на пиках. Где-то неподалеку мелькала
Садда; она то ехала на своей мохнатой лошадке, то выглядывала из фургона. Ее
рабы и служанки занимали двадцать возов, которые двигались сразу же за
телохранителями Всемогущего. Следом ехали телеги Растума и его людей, еще
дальше -- фургоны воевод рангом помельче, кухни и клетки с рабами.
Блейд подумал, что у придворного шута тоже должен быть свой фургончик.
Вполне логичный вывод; однако такая повозка ему не попадалась, и он не знал,
где ее искать в этой длинной цепи.
За процессией повозок пастухи гнали огромные стада лошадей; разведчик
оценивал их примерно в пять тысяч голов. Стада разбивались на небольшие
табуны, за каждым из которых приглядывали пять-шесть монгов; им помогали
здоровенные и отлично выдрессированные собаки. Псы прекрасно управлялись с
лошадьми, а в случае чего могли послужить и в качестве охраны.
Блейд оглянулся и снова увидел у себя за спиной двух всадников, которые
постоянно следовали за ним. Они старались держаться так, чтобы отрезать
пленнику путь к тонкой желтой полоске, маячившей на горизонте. Он грустно
усмехнулся и потрогал свой золотой ошейник. Вся его свобода сводилась к
тому, что Садда лишь слегка удлинила поводок -- и ничего больше. Он не
станет свободным человеком, пока совсем не избавится от этой золотой
побрякушки. Ему даже не разрешили носить меч и доспехи -- раб должен
оставаться рабом.
Монги стремительно двигались по равнине. Каждое утро и каждый вечер
Блейд с удивлением наблюдал, с какой скоростью и сноровкой они разбивают и
сворачивают лагерь. В походе монги разительно отличались от тех жестоких
праздных дикарей, с которыми он привык иметь дело в постоянном лагере. Люди
стали доброжелательными и щедрыми; каждый старался заняться каким-нибудь
делом, причем работали все -- от глубокого старика до сопливого мальчишки,
едва не выпадающего из своих широченных кожаных штанов.
Несколько первых ночей Садда не звала его в свой фургон, но Блейду и
без того хватило проблем: он присматривал за рабами и служанками госпожи или
беседовал с Бейбером. Растум словно не замечал его. Морфо объявился вновь,
но тоже не спешил вступать в контакт. Очевидно, все ожидали следующей долгой
остановки, чтобы продолжить схватку за власть.
На шестую ночь Садда, наконец, послала за ним. Блейд, у которого имелся
теперь собственный фургон, выкупался, вылил на бороду флакон благовоний и
отправился разыскивать повозку своей хозяйки. Было довольно холодно, и лишь
мерцающие звезды глядели с вышины на привольно раскинувшееся в пустынной
степи стойбище монгов. Правда, горевшие повсюду костры превосходили звезды
по количеству и яркости.
Огромный фургон Садды поражал своей роскошью. Молодой воин помог
разведчику подняться по приставной лесенке и шутливо отсалютовал мечом.
Охранники быстро заметили, что Садда благоволит к новому постельному рабу.
Они, конечно, не перестали презирать Блейда, невольника и, что хуже всего,
игрушку в руках женщины, но относились к нему теперь с большим уважением и
не рисковали грубить в открытую.
Садда ожидала его, раскинувшись на широкой постели; в мерцании свечи ее
натертая маслом кожа блестела, словно старинное золото. Она протянула ему
руки. Монги не были знакомы с поцелуями, но Садда уже привыкла к ним -- если
не сказать больше.
Оторвавшись от губ Блейда, она запустила пальцы в его шелковистую
бороду, густую и красиво подстриженную.
-- Я скучала по тебе, Блейд, -- она дернула его за нос. -- Ну,
разоблачайся и приступай к делу.
Блейд, протомившийся шесть дней, не заставил долго себя упрашивать. Его
первый напор был яростным и внезапным; Садда застонала, потом раздался
долгий протяжный вскрик. Странно, раньше она была молчалива... Он улегся
рядом с ней, и принцесса принялась гладить его лицо и волосы.
-- Я слишком часто думаю о тебе, Блейд. Не понимаю, как это могло
случиться, но власть все меньше привлекает меня. Наверно, когда мы убьем
Кхада, я выйду за тебя замуж... сделаю тебя властелином монгов... Править --
занятие мужчин. -- Несмотря на то, что они были одни, Садда говорила
шепотом.
Блейд подумал, что первым делом приказал бы удавить свою супругу, но
вслух произнес:
-- Ты оказываешь мне большую честь, госпожа, и вряд ли я ее достоин.
Она нахмурилась, потом решила не гневаться и только надула губки.
-- Ты всегда уходишь от ответа, Блейд. Я этого не люблю. И еще -- когда
мы с тобой вдвоем, ты будешь называть меня Саддой. Не госпожой или
принцессой, а просто Саддой. Ты понял?
-- Да, моя... Садда.
-- Тогда поцелуй меня. Мне так нравится, когда ты меня целуешь.
Блейд про себя пожал плечами. Садда всегда казалась ему похожей на
хамелеона -- ее настроение менялось каждую минуту. Теперь она решила, что
влюбилась в него. Ну, что ж, если надо изобразить любовь, он сделал это с
максимальной достоверностью, памятуя о том, что даже в родном измерении
женщины не прощают подобных шуток. Здесь же последствия могли быть просто
катастрофическими.
Он нежно целовал ее; Садда лежала, прикрыв глаза.
-- Сегодня брат поделился, наконец, своим секретом, -- промурлыкала
она. -- Он рассказал мне о повелении Оби.
-- И что же Оби повелел ему? -- спросил Блейд, лаская губами нежное
ушко.
Садда, нахмурив брови, принялась вспоминать:
-- Кхад очень возбужден все эти дни. Он постоянно ходит советоваться с
Оби -- по утрам, до того, как мы выступаем. -- Оби говорит ему: иди на
восток. Иди и иди, пока стена не кончится. Тогда надо обойти стену и
отправиться назад. Оби пообещал, что брат одолеет своих врагов и захватит
святыню Ката.
Здравая мысль, подумал Блейд; в открытом сражении катайцам не устоять
против конницы монгов. Без стены они совершенно беззащитны. Похоже, что Лали
все-таки попадет в клетку с обезьянами.
Он пожал плечами и произнес:
-- Этот идол подсказал твоему брату то, о чем он сам мог бы догадаться.
Ведь Кхад совсем не глупец -- когда он в своем уме, конечно. Почему он не
пытался проделать это раньше?
Она рассмеялась и потянула его к себе.
-- Ты не понимаешь, Блейд. Поход будет очень тяжелым и немногие доживут
до дня, когда мы увидим край стены. Если вообще увидим. Говорят, что желтая
стена бесконечна, потому что ее строили боги.
Потом они снова занимались любовью, и только с первыми лучами солнца,
когда Блейд уже уходил, Садда прошептала ему:
-- Не забывай следить за Растумом. Наше время придет. Безумие вновь
одолеет Кхада; он станет беспечен, будет пить бросс и охотиться за
маленькими детьми. Тогда я устрою празднество в его честь, и мы нанесем
последний удар. А теперь иди.
Со временем Блейд убедился, что Садда совершенно права; дни тянулись за
днями, становилось все холоднее и холоднее, но Кхад без передышки гнал свою
армию вперед. Разведчику выдали тяжелую доху из лошадиной шкуры и
островерхую собачью шапку с наушниками. Теперь все оделись в шкуры и меха.
Стена давно скрылась из вида. Местность начала постепенно повышаться,
оставаясь все такой же пустынной; единственными движущимися предметами были
лишь фургоны кочевников, да струи черного песка, которые хлестали по их
тентам. Ветер никогда не прекращался и приносил с собой все новые порции
черных песчинок. Три дня бушевала чудовищная буря. Блейду, закутавшему лицо
так, что открытыми оставались только глаза, все время приходилось стряхивать
целые горы песка -- монги двигались без остановки, и ему нужно было править
лошадьми. Люди и животные начали умирать. Гибли, в основном женщины и дети,
иногда -- старые воины. Их тела оставляли обезьянам, которые, не отступая ни
на шаг, плелись за повозками. Обезьяны отъелись и осмелели. По ночам они
нападали на табуны и с громким визгом дрались со сторожевыми псами.
К тому времени, когда шторм утих, армия приблизилась к неглубокому
ущелью. Путь их лежал к горам, поблескивающим ледяными вершинами на
горизонте. Выпал снег, и стало совсем холодно. Кхад давно уже не вылезал из
фургона, и Громобой тоскливо тащился следом. Садда звала Блейда к себе
каждую ночь, они занимались любовью, согреваясь под кучей теплых одеял.
Вскоре караван достиг предгорий, поросших чахлым лесом. Здесь монги
задержались на неделю, чтобы пополнить запасы древесины. Они никогда не
использовали дерево в качестве топлива для костров; степняки жгли лошадиный
навоз, который собирали рабы. Его сушили, прессовали в брикеты и складывали
в огромные грузовые фургоны.
Лес остался позади. Земля под ногами застыла, вокруг лежал снег. Тропа
сузилась: теперь по ней мог проехать только один фургон. Над дорогой нависал
белоснежный край ледника, а другая ее сторона обрывалась в бездонную
пропасть, затянутую плотными серыми облаками и туманом. Ветер набрасывался
на людей и животных с еще большей свирепостью, мороз безжалостно жалил,
забираясь под самую теплую шубу.
Каждый день пропадали лошади и люди: иногда целые фургоны срывались в
пропасть. Вопль, испуганное ржанье -- и мешанина из тел, колес и копыт уже
исчезает в туманной мгле, скрывающей дно ущелья. Сотники выкрикивали
приказы, отставшие фургоны подтягиваются, и караван продолжает путь.
Тела погибших тоже отправляли в пропасть. Отъевшиеся обезьяны оказались
умнее людей и решили остаться в лесу. На ночь каждый фургон старались как
можно прочнее закрепить среди камней, чтобы его не сорвало с дороги
неожиданным ураганом.
Даже Блейд, несмотря на превосходное здоровье и неимоверную
выносливость, страдал от холода и тягот пути. Теперь он проводил ночи в
своем фургоне под грудой одеял, пил теплый бросс и жевал вяленую конину.
Садда, путешествовавшая в голове колонны, не могла, по счастью, до него
добраться, даже воины, которые стерегли его, куда-то исчезли. Впрочем,
бежать было некуда. Справа пропасть, слева навис ледник. Время от времени
Блейд выглядывал из повозки, смотрел на лед под скрипящими колесами,
морщился и, не выдержав холода, снова зарывался в одеяла.
Повозка Бейбера была совсем рядом с его фургоном. По ночам разведчик,
уже не опасаясь шпионов, навещал старика, и они подолгу беседовали, лежа в
теплой куче соломы. Однажды их ночной разговор прервал тихий шорох у дверцы
фургона.
Они встревоженно переглянулись.
-- Не думаю, что Садда станет искать тебя в такую ночку, -- прошептал
Бейбер. -- Кто же это?
-- Сейчас проверим, -- выдохнул Блейд: пар моментально заиндевел у него
в бороде. Он вытащил кинжал из ножен и распахнул дверь. По-волчьи взвыл
ветер, врываясь под темный тканевый полог: снег запорошил соломенную
подстилку.
-- Вот это кто! -- радостно воскликнул разведчик и, пошарив в темноте,
выдернул из сугроба маленькую, закутанную в шкуры фигурку.
-- Ты выбрал хорошее время, Морфо, чтобы ходить о гости, --
приветствовал карлика Бейбер. -- Наверно, случилось что-то очень важное?
Неужели Кхад опять обезумел?
Морфо отряхнул снег со своего одеяния и с вечной улыбкой уставился на
Блейда. Он выглядел усталым и озабоченным, его глаза умоляюще смотрели
разведчику в лицо.
-- Блейд, сир Блейд, я пришел к вам, потому что мне некуда больше
деться. Помоги мне, Блейд! Пожалуйста, ты должен мне помочь!
До этого дня Блейд не высказывал Бейберу своих подозрений относительно
гнома, полагая, что для этого всегда найдется время. Но сейчас ему надо было
немедленно принимать решение и симпатия к Морфо, в конце концов, пересилила.
-- Я помогу, чем сумею, -- он положил тяжелую ладонь на плечо карлика.
-- Что случилось? Ты в опасности?
Бейбер выполз из соломы и приподнялся, опираясь на руки.
-- Нег, не я, -- задыхаясь, шепнул Морфо. -- Один человек... он очень
дорог мне... Ты пойдешь, Блейд?
Разведчик быстро взглянул на Бейбера; тот сгорбил плечи показывая, что
он ничего не понимает. Неужели еще одна ловушка?
-- Прошу тебя, Блейд, -- Морфо дергал его за рукав. -- Пойдем! Нельзя
терять ни минуты!
Блейд наклонился и заглянул в огромные, полные слез глаза шута. В силу
своей профессии, он неплохо разбирался в людях, и сейчас ему показалось, что
Морфо не притворяется -- ему действительно нужна помощь. Однако разведчик
все еще колебался. Слишком многое поставлено на карту и один опрометчивый
шаг может все испортить.
-- Я рад бы помочь тебе, Морфо, но я должен знать, куда и к кому мы
пойдем.
Карлик прижался спиной к дверце фургона. Он поглядел на Блейда, затем
на Бейбера, и покачал головой.
-- Я не могу сказать это при нем. Ради его же собственной безопасности.
-- Тогда и я не хочу ничего слышать, -- кивнул старый каук. -- Моя
голова и так не слишком крепко держится на плечах. Помоги ему, Блейд, и
можешь ничего мне не рассказывать.
-- Идем, -- разведчик кивнул головой, подтолкнув Морфо в спину.
Когда дверь захлопнулась за ушедшими, Бейбер пожал плечами, тяжело
вздохнул и налил себе кружку теплого бросса.
Под козырьком фургона, где можно было укрыться от ветра, Блейд
развернул Морфо к себе лицом.
-- А теперь выкладывай, -- потребовал он. -- Итак, куда и зачем мы
идем? Говори быстрее, пока мы не замерзли до смерти.
-- Нам надо попасть в самый хвост каравана, в лагерь сборщиков навоза,
-- карлику пришлось кричать, чтобы спутник расслышал его слова. -- Я пришел
как раз оттуда.
Он спрыгнул в снег и затрусил впереди по обледеневшей дороге. Блейд
двинулся следом за ним, в душе поражаясь выносливости Морфо: добираться сюда
из лагеря сборщиков навоза в такую погоду! Ведь это никак не меньше пяти
миль!
Скоро ему пришлось сосредоточить все внимание на дороге. Ноги постоянно
скользили, а слева жадно раззевала пасть бездонная пропасть. Однажды ветер
чуть не сдул его вниз, он чудом сумел удержать равновесие, уцепившись за
оказавшийся рядом валун. Морфо, который из-за своего невысокого роста меньше
страдал от порывов ветра, поспешил к нему на помощь и вытащил обратно на
дорогу.
-- Быстрее! Быстрее! -- подгонял он.
Согнувшись, путники проламывались сквозь тугую стену холодного ветра,
который, несмотря ни на что, оставался их союзником -- в такую погоду даже
дисциплинированные монги не удосужились выставить патрули.
Блейд уже не пытался считать фургоны, мимо которых они проходили.
Внутри повозок, закрепленных канатами как можно ближе к отвесной стене
ледника, было темно, только в нескольких еще слабо мерцал свет. Лошадей
давно выпрягли и увели вниз к основному стаду. Его придется перегонять
позже, когда фургоны освободят тропу.
Снег перестал падать, но ветер, яростно завывавший среди огромных
ледяных скал, вновь поднимал в воздух ледяную крупу и швырял в лицо. Срезая
путь через котловину, между разбросанными тут и там валунами, путники
угодили в глубокий сугроб Морфо сразу увяз в снегу и упал на спину. Блейд
едва пробрался к маленькому человечку; тот хрипло надсадно дышал, широко
разинув изувеченный рот.
-- Что с тобой, малыш? Может, я понесу тебя?
Морфо, не в силах ответить, замотал головой и попытался встать, но тут
же упал снова. Блейд, не спрашивая, поднял его, усадил на плечи, и, высоко
задирая ноги, принялся выбираться обратно на тропу.
Немного придя в себя, гном наклонился и закричал Блейду на ухо:
-- Совсем немного осталось -- чуть меньше мили! В лагере почти никого
нет, все ушли к обозу, относить топливо. Теперь им придется там заночевать.
На тропе больше не попадалось ни одного фургона. Монги, даже простые
солдаты, предпочитали держаться на определенном расстоянии от лагеря
сборщиков навоза.
Вскоре, среди нанесенных ветром высоких сугробов, Блейд заметил тенты
сбившихся в кучу темных повозок и, пошатываясь, побрел к ним. Словно во сне
он прошествовал мимо первого фургона, затем второго, третьего. Морфо
направил его к единственной повозке, внутри которой теплился неяркий огонек.
Блейд, надрывно вздыхая, стряхивая сосульки с усов, уже взялся за перила
лестницы, но тут маленький человечек остановил его
-- Теперь ты должен дать мне клятву, Блейд.
-- Какую еще клятву, Морфо? -- взревел Блейд словно раненый медведь. --
Ты считаешь, что сейчас подходящее время для клятв? Мы же замерзнем!
Но Морфо был непреклонен. Его заледеневшие губы прижались к уху
разведчика:
-- Самая простая клятва, Блейд. Поклянись, что ты никому не расскажешь
о том, что увидишь внутри фургона.
-- Хорошо, хорошо, -- разведчик кивнул, -- я даю слово. Так мы войдем
или будем дожидаться, пока ветер не прикончит нас?
-- Спусти меня вниз.
Морфо соскользнул с плеч Блейда и рванулся к двери. Гость последовал за
ним, гадая, какие неприятности готовит ему судьба на этот раз. Низко
согнувшись, он переступил через порог и захлопнул за собой дверь.
Холодный ветер больше не бил ему в лицо, и он почувствовал себя почти
как в раю. Он зажмурился от удовольствия и только потом начал осматривать
едва освещенную одиноким огоньком повозку.
Пахло здесь неважно. Рядом с лежащим в углу соломенным тюфячком
скрючилась одетая в лохмотья древняя старуха. Она даже не повернулась на
стук двери, продолжая вглядываться в лицо девочки, свернувшейся в клубочек
под одеялом.
Морфо потянул Блейда к тюфяку.
-- Это моя дочь, -- произнес он. -- Ее зовут Нанти. Она умирает, Блейд.
Я думаю, она умрет, если ты не сможешь ей помочь. Я этого сделать уже не в
силах И она, -- он указал на старуху, тоже. Больше мне не к кому
обратиться... только к тебе, Блейд. Только к тебе...
Вцепившись в рукав дохи, гном умоляюще заглядывал Блейду в глаза,
растягивая губы в своей пугающей улыбке, блестящие слезинки катились по его
покрытому морщинками искалеченному лицу.
Жалость и сознание собственного бессилия одновременно нахлынули на
разведчика, теперь он понимал, что скрывала от него Садда. Но это сейчас
было не важно; другое дело -- чем он может помочь ребенку? Ведь он не
врач...
Блейд успокаивающе похлопал Морфо по плечу.
-- Не ожидай от меня чудес, приятель, но я постараюсь сделать все, что
смогу. Когда она заболела?
-- Пять дней назад. Как раз перед тем, как мы подошли к леднику. Это
лихорадка. Она вся горит.
Блейд наклонился над постелью. Старуха, вытиравшая лицо ребенка влажной
тряпкой, отодвинулась. С пронзительной остротой ощущая свою беспомощность,
разведчик положил руку на пылающий лоб девочки; несмотря на высокую
температуру, она не хрипела и не задыхалась. Блейд снял с нее тяжелый тулуп
и приложил ухо к груди. Ее кожа была совсем светлой, почти как у катайцев,
крохотные полушария только начинали наливаться.
Девочка дышала ровно и глубоко, но тело ее пылало как печка. Надо
что-то делать, недуг не уйдет сам собой. Он укрыл ее и повернулся к Морфо.
-- Я сначала подумал, что она простудилась, -- встревоженно затараторил
гном, -- но теперь я уверен, что это лихорадка. Никогда раньше не видел
такого сильного приступа! Ты можешь помочь ей, сир Блейд?
Разведчик откинул прядь темных волос с высокого лба ребенка. Нет, тут
явно чувствовалась катайская кровь; ее можно было угадать в чертах лица --
впрочем, как и кровь другой половины. Носик девочки оказался прямым, а не
курносым, как у монгов. Пухлый, похожий на бутон розы, рот тоже не вызывал
сомнений, хотя мягкие алые губы сейчас поблекли и потрескались. Вот только
глаза у нее были совершенно особенные, своими миндалевидными, не похожими ни
на круглые глаза серендинцев, ни на узкие щелочки, украшавшие физиономию ее
отца.
В этот момент веки девочки приподнялись, и Блейд почувствовал, как по
спине пробежали мурашки. Ее зрачки были зелеными! Совсем как у Лали! Но куда
же исчезла пленительная нефритовая глубина очей маленькой императрицы?
Девочка, ощутив присутствие незнакомца, повела рукой в воздухе. Она слепая!
-- догадался Блейд.
Маленькая ручка коснулась его бороды
-- Отец, где ты? -- позвала девочка. -- Кто пришел с тобой?
Морфо наклонился к тюфячку и поцеловал ее щеку.
-- Я здесь мое солнышко. Со мной пришел друг. Он тебя вылечит.
Тонкие пальчики пробежали по лицу Блейда, дотронулись до его губ, носа
и задержались на остриженной бороде. Внезапно девочка улыбнулась.
-- Мне нравится твой друг, отец. Он хороший.
Блейду сдавило грудь, глаза его потемнели, сострадание погасило всплеск
раздражительности. Но что ему теперь делать?
Нанти перестала ощупывать его и протянула руки отцу. Морфо подхватил их
и крепко прижал к своим залитым слезами щекам.
-- Да, лапушка. Мой друг очень хороший. Он поставит тебя на ноги, --
гном уставился на Блейда, в глазах его читалась лишь невысказанная боль.
Разведчик коротко кивнул и отвернулся, не в силах смотреть на эту
душераздирающую сцену
-- Я сделаю все, что смогу, -- повторил он. -- Сколько ей лет?
Девочка снова потеряла сознание, и карлик осторожно опустил ее руки на
одеяло.
-- Двенадцать. Она уже вполне подходит для того, чтобы выйти замуж, и
для...
Ему не нужно было завершать фразу; разведчик прекрасно понял, для чего
еще она вполне подходит.
Блейд выпрямился, почесал давно немытую голову и произнес:
-- Мы должны сбить у нее жар. Иначе она действительно умрет.
-- Как, Блейд? Как?
Минуту он молча хмурился. Действительно -- как? Потом смутное
воспоминание превратилось в четкий, ясный образ, теперь он знал, что ему
делать.
Он принялся озираться по сторонам в поисках необходимой ему вещи.
Дряхлая старуха скорчилась в одном из углов фургона, лицо ее было
бессмысленным и пустым. Сколько смертей она, наверно, уже повидала на своем
веку!
-- Нам нужны сосуды, чтобы принести снег. Тут есть чтонибудь
подходящее?
-- Несколько глиняных мисок... но лучше взять плетеные корзины для
навоза.
-- Тогда пошли, малыш. Не стоит терять времени.
Они выбрались наружу, и ветер, триумфально взвыв, засыпал их снегом.
Морфо снял с одного из фургонов несколько больших корзин. Блейд присел
на корточки и стал голыми руками нагребать в них снег.
-- Я никогда бы не додумался сделать такую простую вещь, -- Морфо пока
удавалось перекрикивать ветер. -- Конечно, ведь я всего лишь королевский
болван...
Набив корзины, они возвратились в фургон, и Блейд тут же выгнал Морфо
на улицу еще за одной порцией снега. Когда дверь за ним захлопнулась, он
мысленно пожелал себе удачи и принялся раздевать девочку.
Для двенадцатилетней она действительно была хорошо развита, видимо,
кровь монгов возобладала. Но стройные маленькие ножки явно достались ей от
матери.
Блейд махнул рукой старухе, и они начали обкладывать пылающее тельце
комками снега.