Dark Window. За гранью мира алая заря

   16
   Созвездия птичьего мира выступили на синем бархате особенно ярко. Прочие потускнели или норовили схитрить. Так Скорпион обернулся Фениксом. Каждая его звезда источала сияние невероятной мощи, словно сама себе разжигала пламя, в котором предстоит сгореть и возродиться.
   Серебряной стрелой слетела с неба призрачная цапля, ткнулась острым клювом в борозду, растеклась пупырчатой массой и тут же исчезла, воспарив обратно к небесам сизыми клубами дыма. А стая законопослушных аистов гнала над вывертами рыжей глины свободнолюбовную самку. Сотня багровых лап рвала ее испачканные грязью крылья. Полсотни клювов, забрызганных кровью, выклевывали молодую душу крохотными кусочками.
   - Страшно? - спросил кот, глядя на небо, по которому беспорядочно метались мертвые стаи.
   - Скажи еще, что сам не боишься? - огрызнулась птичка.
   - Боюсь, - признался кот. - Если б не ты, я бы давно удрал. Признаюсь, что вообще не показываю сюда носа во время птичьих ночей. Пернатые не любят кошек не только в Заоблачной Стране. Представь-ка, во что превратят меня тысячи когтищ, да острых клювов.
   Маруша представила, и ее передернуло от отвращения. Она тут же попыталась выкинуть из головы ужасное видение.
   - Раньше в Ночь Легостая птицам дарили свободу выбора. Они могли лететь в любую страну, невзирая на инстинкты и обстоятельства. Теперь же небом завладели мертвецы и призраки. Серебряный Птенец должен положить конец царству Сидящего На Качелях. Кстати, ты его уже видела? Того, Кто Сидит На Качелях?
   - Не знаю, - мотнула головой Маруша, вспомнив огненный взгляд под бетонной плитой. - И да, и нет. Может быть, видела, а может, мне только причудилось. Откуда мне знать, где заканчивается явь и начинается сонное королевство, в котором бродят дремы и видения?
   - Иногда видениям мы верим гораздо охотнее, чем правде, - кивнул кот. Пусть даже и страшимся их больше жизни.
   Лик Луны посветлел, и ожили тени. Тысячи из них распростерлись по земле. Сотни оторвались от влажной почвы и взметнулись к стаям призраков черными комками. И наполнились силой, и заметались, словно подбитые, но не сдающиеся птицы.
   С небес к ним навстречу потянулись тени иные. Бледные, полупрозрачные, наполненные лунным сиянием. Они превращались в смутные фигуры мифических птиц. Птиц-воителей, птиц-пожирателей падали, птиц-истребителей. Над призрачными стаями навис громадный орел. Грозовой тучей он медленно выплывал из-за горизонта. Постепенно его распростертые крылья заполнили почти полнеба. При взгляде на гигантское облако Маруша почувствовала себя маленьким потерявшимся птенцом, навстречу которому несется горячее дыхание торнадо.
   Суматошно звеня, из Лога Пересмешника вылетела странная конструкция, собранная из согнутых полукругом железных прутьев, сходившихся в одну точку, украшенную толстым кольцом. Дно представляло собой фанерный круг. Дребезжала незапертая дверца, хлопая по прутьям. За прутьями ворочалась бледная масса, издающая нечленораздельный гогот, писк и клокотанье.
   - Прорвемся! - радостно мяукнул кот. - Нам повезло! Через поле мы перелетим на Клетке Безумцев, - и коготок, наполненный розовым сиянием, указал сквозь прутья.
   - Что это? - испугалась Маруша.
   - Это настолько неправильные птицы, что даже мертвые сородичи предпочитают заключить их в клетку, чтобы они не портили общий праздник.
   - Гляди! Клетка-то не заперта!
   - Нет надобности. Безумцы настолько гордятся своим заточением, что ни один из них не согласится покинуть клетку добровольно.
   - По-моему, это не сильно подходящая компания... - начала Маруша.
   Кот не ответил. Он раскрыл пасть, бережно ухватил Марушу клыками и сиганул вверх, умудрившись запрыгнуть в небольшое оконце как раз в тот момент, когда дверца приоткрылась.
   Маруша почти оглохла от злобного рева и щелканья клювов, выражавшего крайнюю степень беспощадности.
   - Ты посмел появиться перед птицами? Ты, рваный котяра! Ты, жадюга, умертвивший маленькую красотку.
   Кот быстро выронил Марушу на забрызганный объедками пол, где с остатками еды перемешались разнокалиберные перья.
   - Ну не безумство ли это? - улыбнулся он. - Почти что самое грандиозное из безумств.
   - А какое ты назовешь самым грандиозным? - сквозь смесь щебетания и ора прорезалось раздраженное карканье.
   - Отпустить уже пойманную птичку! - кот улыбнулся еще шире. Блеснули клыки, но разъяренные птицы не обратили на опасность ни малейшего внимания.
   Клетка совершила очередной скачок. Марушу сорвало с пола и швырнуло в стаю.
   - Не бойся, птичка, - проворковал скворец со щербатым клювом. - Мы не дадим тебя коту. Знаешь что, пожалуй, мы заклюем тебя сами. Согласись, это гораздо почетнее, чем угодить коту на обед.
   - На ужин! На поздний ужин! - поправил зеленый попугай с мутными глазами.
   - Горрраздо, горрраздо почетнее, - перебила его ворона, глаза которой бешено вращались.
   Следующий прыжок разлучил Марушу со стаей и вернул ее пушистому спутнику. Она вцепилась лапками в невесомую шерсть и зажмурила глаза от страха.
   - Немедленно верни, верни, - разразилось руганью птичье многоголосье.
   Кот и ухом не повел. Напротив, из его груди донеслось довольнехонькое урчанье, словно он отлеживал бока на теплом и мягком диване, а не скакал в клетке, набитой безумными птицами, через поле, накрытое тенью огромного злобного орла.
   - Сидите, сидите, не вставайте, - ласково разрешил он, словно директор школы, неожиданно заглянувший на открытый урок.
   - Тогда пшел назад, - рявкнул глазастый филин, затем его голос размягчился, заставив буквы запинаться друг об друга. - Не видишь, братан, мероприня... приятие у нас.
   - Гляжу, давно уж принимаете, - уважительно кивнул кот в сторону горы всяческих пищевых отбросов, откуда торчал лысый крысиный хвост. - Примите-ка и от меня предоплатой.
   Кот надул щеки и внезапно выплюнул в общую кучу двенадцать немного изжеванных кусочков копченой колбасы.
   - О! - обрадовался филин. - Это наш котяра. Так будем считать его специально приглашенной звездой.
   Толпа радостно взвыла и расступилась. Кот солидно прошелся до прутьев и лениво развалился на моментально освобожденном месте. Маруша не отставала от него ни на шаг. Она изящно присела на распушенный мех кошачьего хвоста и горделиво оглядела странное сборище. Ну что, пустоглазые, поняли, с КЕМ я сюда явилась? То-то же!
   - Пра-адолжим на-аш творческий вечер, - в центре, как из шляпы фокусника, возникла Птица-Секретарь. - Га-арят свечи, звучит тихая музычка, а-а в душах наших сла-агаются стихи. Та-ак почему бы не выплеснуть их звездными брызгами в пра-ахладу ночи, отданной нам с изна-ачалья.
   - Свечи? - удивилась Маруша, поворачивая голову из стороны в сторону.
   - Эй, за пятым столиком, - грозно щелкнул клювом Пятнистый Лунь, видимо исполняющий здесь роль вышибалы, - еще слово, и вы мухами вылетите отсюда.
   - Но я не вижу никаких свечей, - пожаловалась птичка. - Не говоря уже о столике.
   - Да-а как же, - Птица-Секретарь просеменила к Маруше и обвела крылом дугу. - Здесь, в интимном полумраке, и са-абирается наше э-элитарное Литературное Ка-афе. Здесь мы на-асыщаемся, ка-ак физически, - она отправила в глотку одно из колбасных колечек, - та-ак и духовно. Па-асматрите па-а старанам. Ка-анделябры, ка-анечно, не фа-антан, но в а-абычной а-антикварке та-аких не сыскать. А-а скатерти? А-абратите внимание! Чистый ба-архат! Но это все меркнет перед тем, что плещется ручьем чистоты из на-аших, переполненных стра-аданием душ. А-адна из ка-аторых сейчас приа-аткроет нам сва-аю а-автабиа-аграфию. Кто у нас следующим?
   17
   - Теперь я, - раскатилось по клетке сумрачным эхом.
   Вперед выступила вовсе несуразная птица. С тела беркута тянулись к верхним прутьям семь извилистых розовых шей, покрытых редким белесым опереньем. Шесть голов трещали "Теперь я!", одна другой громче, и лишь седьмая задумчиво примолкла.
   - Симаргл Великолепный, - возвестил ведущий. - Сегодня он выступает под псевдонимом "Семиглав"!
   - На этот раз моя очередь, - с противным клекотом высунулась вперед четвертая голова чудика. - Ночи Легостая и той, которая меня в нее привела, посвящается.
   Птичкой средь трав. Вольной пташкой до встречи с тобой
   Жил я, но сладкой мечтой заманила в небесную высь.
   Ты показала, насколько прекрасен воздушный прибой.
   А к небесам не притронуться, но хоть меня ты коснись.
   Ты говорила, жизнь нам дана, чтобы выпить до дна,
   И обещала, что вместе печали прогоним мы прочь,
   Но не сказала, какая из мрака соткется цена.
   Счастье лишь днем, а за солнцем прячется ночь.
   В небо вонзает гнилые клыки частокол.
   Черные дыры пробиты, где раньше сверкала звезда.
   Мертвенной вязью могильный звенит колокол.
   Ночь наступила, и в гнездышко лезет беда.
   Я заслоню твою грудь миллионами алых сердец,
   Жарким дыханием я растоплю глыбу льда.
   А когда плоть разорвет деревянный зубец,
   Кину к тебе взор любви, но встретит меня пустота.
   Я заплатил, все закрыты пути мне к земле.
   Лет миллионы прошли, и еще миллионы мне ждать.
   Лентой тумана, тянущейся в утренней мгле,
   Вижу, как крылья чужие ты учишь летать.
   - Семь голов и все тупые, - проворчала Маруша. - А тебе как?
   - А? Что? - раскрыл глаза кот. - Ты о чем?
   - Да о стихах же!
   - О стихах? - удивился кот. - Ты еще и стихи... А! О стихах! Да я их не слушаю. Моя цель - перебраться через поле, и никакие стихи мне в этом не помешают.
   - Ну что же, - вступил распорядитель. - Стихи не лишены цинизма. Отметим ва-ампирские а-атгалосочки. Однако ра-азмер не выдержан. Па-авествование смято, не всегда свя-азано. Общий итог, сла-абавато.
   - Учтем, - пробормотала четвертая голова.
   - По сторонам, по сторонам смотри, - шипела пятая, склоняясь к первой.
   - Зачем? - недоумевала та.
   - Запоминай, кто кривится, - поясняла пятая. - Тех из списка приглашенных на завтрашний междусобойчик вычеркиваем.
   Вторая, третья и шестая слаженно кивнули и перископами завращались по кругу. Седьмая голова продолжала хранить королевское спокойствие. Потом она задумчиво уставилась вниз, молнией метнулось крыло, загребая далеко не маленькую часть разбросанного по полу угощения. Птицы подняли гвалт, но тут же утихли, надеясь наверстать свое на завтрашнем пиршестве.
   18
   - Па-амалчим, - Птица-Секретарь вернулась к обязанностям распорядителя. На-а очереди ма-аладые та-аланты.
   В середину круга вылез вороненок в громадной кепке. Клетку продолжало немилосердно сотрясать. Вороненок то и дело переставлял свои худющие лапки. Со стороны казалось, что он танцует.
   - Народные лэгэнды! - возвестил вороненок и многозначительно подмигнул.
   Из глубины птичьей толпы вежливо похлопали. Вороненок принял важную позу, не переставая семенить ногами, поглядел в зенит на птицу, сотканную из грозовых туч, и начал:
   На гора сыдит Арол
   И клует свая нага.
   Кров бэжит, а он нэ видит.
   От какой суровый птыц!
   А?
   - Ста-арье, - прохрипел распорядитель. - Нам бы свежачка. А легенды па-аслушаем, когда са-аберемся на-а кладбище.
   Подушками звериных лап вороненка ухватила странная птица с двумя головами.
   - Позорррррр, - прорычала собачья голова.
   - Плагиат-т-т-т, - заклекотала птичья.
   - Вон из нашей клетки, - единогласно взвыла толпа.
   Собакоптица наотмашь ударила обескураженного вороненка. Тот черной ракетой вырвался в проем и тут же остался далеко позади, затерявшись в бороздах бескрайнего поля.
   - Как видишь, у них тут весьма строго, - прошептал кот. - Пускай мне оборвут оба уха, это все лучше, чем выпасть из клетки в месте, откуда не знаешь как выбраться. Так что, Летящая к Вирии, остерегаю всеми птичьими богами, не сделай ошибки.
   Радостное оживление мигом исчезло, когда на всеобщее обозрение выбралась следующая птица. Хватало одного взгляда, чтобы захотелось склониться в тихом трепете перед ее статным телом. Глыба! Монолит! Глаза, как два глобуса. А сжатые по бокам крылья, расправившись, выбросили бы из клетки всю толпу. Непонятно, как такая громадина забралась сюда, если во входное отверстие едва протиснулся кот, не достававший птице-гиганту и до половины лапы. Или действительно, не было никакой клетки, а было Литературное Кафе для творчески одаренных птиц. Или для тех, кто считал себя ими.
   - Ува-ажительно скла-аняем голову перед Ва-ами, Мать-Хищна-Птица. Внима-аем. Беза-атрывно! Ждем ка-аждой строчки, ка-аждой трели.
   Все тут же склонили голову. Уважение птица вызывала. Особенно массивный клюв. Маруше донельзя не хотелось хоть в чем-то провиниться перед внушающей такое почтение поэтессой. Она не смела поднять взор, пока звучал грудной голос с нежной хрипотцой.
   Раскидаю клювом я колоду карт,
   Отыщу четырех королей.
   Повторяется вечный расклад,
   Пусть всплакну я, меня не жалей.
   Только трое упали на стол.
   Как и прежде, последнего нет.
   Повторяется вечный прикол,
   Рвется в масть малолетний валет.
   Разорву я вальта пополам.
   Королем обернется, уйдет,
   Когда будет из меня старый хлам,
   Ну а перед ним новый взлет.
   Положу тех троих в общий круг.
   Что с сердечком улыбчив и мил.
   Только бабы вьются вокруг.
   Отвернешься, и вмиг он уплыл.
   Тот, что красный упертый квадрат,
   Ничего не видит кроме себя.
   Хоть пригож он и очень богат,
   Что богатство, коль жить не любя.
   Пикой колет меня черный взгляд,
   Цепко ловит ледяная рука.
   Птичке-куколке тоже он рад...
   Увернусь и стрелой в облака.
   Раскидаю клювом я еще разок.
   Снова буду искать королей.
   За каким горизонтом мирок,
   Где четвертый, что всех мне милей?
   - Ну как, девочка, ты в восторге? - Мать-Хищна-Птица подскочила к Маруше. Вблизи оказалось, что клюв чудовища был выкован из железа. Длинный, порядком издерганный хвост волочился по грязному полу, расшвыривая по сторонам остатки пиршества.
   Маруша испуганно отступила на шаг. Птица выгнула шею и, опустив голову, заглянула Маруше в глаза.
   - Можешь не спешить. Подумай и ответь ПРАВИЛЬНО, - в ее голосе перемешались металл и кружева. - Иначе, девочка, я заберу твою незрелую душу, пронесу через пекло и подвешу на ветке ели, пока не придет срок. Всякому овощу свое время. А как дозреешь, верну обратно. Ты предпочитаешь висеть ближе к земле или у самой верхушки? Рекомендую где-нибудь посередке, там духи гложут не так свирепо.
   Маруша отвела взор, но тут заметила громадные загнутые когти. Такие, если ухватят, уж не вывернешься.
   - Потеряла дар речи от смущения, - бойко отрапортовал не растерявшийся кот. - Я вот о чем, милочка, - тут же подмигнул он громаде, - загляните как-нибудь к нам, котам. Я там кое-кого знаю... Ну, Вы понимаете... Из тех, кто издает дамские сборнички. Один из них как-то показывал мне прелестную книжицу. Угадаете, чьи пламенные строчки я обнаружил, листая страницы?
   Волна холодного ужаса, сверлившая Марушу, внезапно рассеялась. Страшная птица улыбалась.
   - Легко, - ласково кивнула она. - Мне уже приходилось печататься у котов. Заменишь в строчках клюв теплыми ушками, а перышки розовыми подушечками лап, сунешь в конверт фотографию милой киски, а воображение тут же дорисовывает, что это я и есть. Ты не поверишь, мальчишечка, никто из них так и не догадался, что я - птаха.
   19
   Удивительно легкой для такой массы походкой Мать-Хищна-Птица удалилась. Вытянув шею, Маруша вглядывалась в странное сборище.
   - Нет ли здесь Того, Кто Сидит На Качелях? - шепотом спросила она.
   - Вряд ли, - склонил голову кот. - Ты ведь еще не сворачивала.
   - Ну и что?
   - А то, что он подстерегает на поворотах. Если ты беззаботно следуешь своей судьбе, не в силах выбраться из колеи, никто и не обратит на тебя внимания. Другое дело, когда ты желаешь переменить судьбу. Ты вылезаешь из колеи, поражаешься огромному количеству открывшихся путей, а потом замечаешь нечто такое, с чем очень не хотелось встречаться. После ты или бухаешься обратно на проторенную дорогу и забываешь про увиденное, или идешь навстречу своим страхам. И никто не знает, чем закончится эта встреча. Одни весьма могущественные силы весьма не любят, когда кто-то сползает с изначально заданного пути без их ведома, а другие ловко этим пользуются. Эй, о чем ты сейчас думаешь?
   Кот заметил, что Маруша отстраненно уставилась сквозь прутья.
   - Я думаю, у Дайаны не было бы ни одного шанса добраться до Заоблачной Страны, - хмыкнула Маруша. - Она такая закомплексованная.
   - Кто такая Дайана? - поразился кот.
   - Да так, вряд ли она тебе известна, - заметила Маруша и решила вернуться в Литературное Кафе. - Ты-то сам поворачивал хоть разок?
   - Конечно!
   - И видел Того, Кто сидит На Качелях.
   - Нет, то были иные повороты и другие встречи. Я странствую ночами и никогда не гоняюсь за зарей. Думаю, что Тот, Кто Сидит На Качелях, ждет твоего поворота. Хотя, если судьба маленькой птички прямиком упирается в зарю, тебе вовсе нечего бояться.
   - Еще бы знать, - чуть слышно проворчала Маруша, - куда упирается моя судьба...
   А в центре клетки стояла мифическая птица Киннара, чей взгляд так похож на взгляд человека, которому не хочется заглядывать в глаза никогда. Если бы ветер не дул так немилосердно, Маруша непременно назвала бы голос Киннары магической мелодией.
   И сказали птичке
   Вырастай большой,
   После по привычке
   Имя нарекли.
   Назвали ту птаху
   Утренней Звездой.
   Голову на плаху,
   Перышки в пыли.
   Объяснили пташке
   В самый первый день:
   Вредные замашки
   По ночам свистеть.
   Лишь под теплым светом,
   Где не властна тень,
   С пламенным приветом
   Надо песни петь.
   Быстро погостили
   И к себе домой,
   Лишь не научили,
   Горе - не беда,
   Как пролезть в оконце
   Утренней порой,
   За которым солнце,
   Видно, не судьба.
   Что-то вещал распорядитель. Маруша не разобрала ни слова. Она вслушивалась в разговоры птиц. Те нахваливали угощение, восхищались изысканностью интерьера и мягкостью ковров, лили слезы, умиляясь дрожащим язычкам пламени. Маруше стало казаться, что вокруг и в самом деле темные стены, а столики, ковры и канделябры просто подшучивают над ней, уворачиваясь от мятущегося взора. Предметы мебели издевались над Марушей, оставляя ее в уродливой клетке, и одновременно являли благосклонность для всех остальных птиц. Прищурив глаза, она видела и свой столик. И узкий высокий бокал, наполненный тягучей маслянистой зеленоватой жидкостью, в которой пульсировали сиреневые искры. А кот становился седоусым господином в черном костюме и длинном цилиндре. Пальцы правой руки сжимали белый листок газеты, заголовок которой светился странными иероглифами. Но стоило раскрыть глаза, как клетка вновь оборачивалась клеткой, а почтенный господин превращался в кота, сотканного из серого тумана.
   А потом глаза прищуривались вновь, и перед прутьями возникало туманное зеркало. Но не Вирия представала взору Маруши, а она сама, только взрослая и суровая. В одеянии белоснежных перьев. С хохолком, отливавшим всеми цветами радуги. С блестящим перламутром, окаймляющим крылья. А между перьями щекотно переползали крохотные золотистые звездочки. И, глядя на столь привлекательный портрет, Маруше хотелось чего-то необычного. Прямо сию секунду.
   - Эй, Котик, - томно простонала Маруша. - Может совершим что-нибудь дикое? Давай, выкинем всех этих противных птиц из клетки и полетим дальше только вдвоем?
   Кот тревожно посмотрел на Марушу.
   - Я слишком засиделась в маленьких птичках, - ответила она на безмолвный вопрос. - Мне срочно надо взбодриться.
   - Эй, - прошептал кот, - ты помнишь, что сидишь не у себя в гнездышке?
   - Почему ты так разговариваешь со мной? - обиженно нахохлилась Маруша. Ты решил покинуть клетку вместе с другой птичкой, а? Я так и знала. Вы, коты, всегда смываетесь в самый неподходящий момент! А меня пусть рвет в клочья эта дикая банда.
   - Ты смотришь в туманные зеркала, Летящая в Вирию? - тревога в глазах кота сменилась грустным участием. - Не верь отражениям. Они всего лишь картинка, которую придумала ты сама.
   - А ты! - вскричала Маруша, и птицы недовольно зашипели, - если ты знаешь про туманные зеркала, - она продолжила шепотом, - ты ведь видишь то же, что и я?
   - Поверишь, Летящая в Вирию, - встречным вопросом ответил кот, - если я скажу, что меня вообще здесь нет?
   - А где же ты? - опешила Маруша.
   Вокруг кота проступило бледное сияние, и на какой-то миг Маруша увидела, что кот сидит на беломраморной лестнице с толстенными столбами перил, сложенными из каменных кубов. Лестница уводила в сумрачный зал, где одна за другой вырастали шеренги колонн, устремившихся к невероятно высокому потолку.
   - Просто там очень холодно, - печально прошептал кот. - Даже для меня. Вот я и переношусь сюда, хотя на самом деле сижу там. Кто знает, может, и ты летишь в Далекую Страну, одновременно оставаясь в своем гнездышке.
   - Теперь а-а гнездышке, - подхватил юркнувший мимо распорядитель. - Итак, па-а мнагачисленным просьбам публики на-аше бесспорное светило са-а сваими ра-азмышлениями на-а вышеа-азначенную тему. Ска-апа Луна-аликая и Звездопа-адобная.
   Звезда звездой, но красавицей птица явно не была. Маруша предпочла навек остаться бы воробьем, только б не превратиться в этакую уродину. Голос птицы оказался надтреснутым печалью.
   Что в гнездышке моем?
   Поймешь ли ты?..
   Три нотки, что всегда поем,
   Да из бумаги рваные цветы.
   Костяшка знаком "Пусто-Пусто",
   Да куколки стеклянный глаз,
   Сорочьих перышек негусто
   И в трубку свернутый крысиный лаз.
   Затем дырявая кастрюля
   И отголоском серебра
   Лежит расплющенная пуля.
   Как видишь, много всякого добра.
   Стилет, рассыпанные бусы,
   Глас чайки, что кричит, скорбя...
   Ты говоришь - здесь только мусор?
   Но он - лишь отражение тебя.
   Скопа закончила выступление и взглядом, наполненным тяжелой тревогой, оглядела толпу. Шепотки и чириканье мигом смолкли. Птица ухватила с пола весьма приличный кусок, и снова никто не заспорил.
   - Па-аблагодарим... э... нашу зна-аменитую па-аэтессу, - смущенно высказался ведущий. - И если никто не хочет высказаться, перейдем к следующему пра-аизведению.
   - Почему все молчат? - зашептала в кошачье ухо Маруша.
   - Скажи, попробуй, - шепотом ответил кот. - Всем известно, что когти скопы под завязку начинены ядом. Чуть что, оцарапает или, еще хуже, вцепится. Убить не убьет, но жечь будет лет сто, не меньше.
   - Ты как-то странно смотришь на эту птицу, - разъяренно распушила перья Маруша. - Она тебе нравится, да?!
   - Нет! - рот кота недовольно скривился. - Мне никто не нравится.
   - Даже я? - удивилась Маруша. - С каких это пор?
   - С тех пор, как ты взлетела на очередной виток спирали. Не могу сказать, что это был хороший выбор.
   - Ну вот, началось, - разворчалась Маруша. - Ты все время пытаешься отвертеться.
   Зловещая тень закрыла препирающуюся парочку. Пятнистый Лунь, нависший над котом и недовольной птичкой, многозначительно вращал глазами. Маруша вдруг догадалась, что лучше немного помолчать.
   Гвалт птиц становился привычным. Ветер потеплел и перестал оглушительно насвистывать, словно смирился, что здесь в него никто не верит.
   20
   - Подожди, - прошептала Маруша. - Я не пойму. Внешний облик птиц совсем не похож на строчки, которые они читают.
   - Верно, - кивнул кот. - Ты когда-нибудь слышала о птицах-поэтах? Ведь нет? Если певцы из них преотличнейшие, то стихотворцы весьма... В общем, птицы заточены для стихов, как коты для затяжных заплывов. Даже безумцы не могут сочинить ни строчки, однако они слышат голоса поэтов, что умерли, но не досказали когда-то начатое.
   - Тогда почему слава достается не поэтам, а птицам?
   - Помнишь вороненка? Его выкинули за плагиат. Чтобы не оказаться на его месте, птицам приходится накладывать на услышанный размер свои собственные слова. Бывает, что в процессе размер искажается и появляется что-то свое. Но суть, заложенная мертвыми поэтами, теряется безвозвратно. Сохраняется разве что настрой.
   - Котик, - хитро прищурилась Маруша. - Как насчет тоста в мою честь?
   Призрачный кот поперхнулся и замолк. Не дождавшаяся теплых слов Маруша попробовала сжать лапой воображаемый бокал. Отчасти ей это удалось. Отчасти, так как то, что казалось бокалом, трепыхалось и недовольно попискивало.
   За разговором, из которого все равно ничего не прояснилось, птичка не заметила, как на сцене опять кто-то появился. Существо это обладало человеческим лицом, двумя огромными бычьими рогами, ослиными ушами, пышной львиной гривой, женской грудью и крыльями летучей мыши. Диковинная птица была не слишком велика, но ненависти в ней чувствовалось на дюжину тарантулов. Она медленно вползла в круг на двух толстых коротких лапах, вооруженных пятью когтями. В довершении ко всему один хвост у нее был неотличим от змеиного, а другой - от скорпионьего. Нижнюю часть тела покрывала мутно-бронзовая чешуя, верхнюю - шерсть, свалявшаяся неприятными комками.
   - Гарпия де Фагуа фон Хигле, - отрывисто объявил ведущий и, поймав злобный взгляд новоприбывшей, торопливо добавил. - Не путать с Гарпией Древнегреческой.
   Первую строчку каждой части Гарпия читала каким-то неестественным, бесстрастным голосочком. Далее следовал яростный напор безудержных эмоций, а две последние строчки ложились тихим успокаивающим одеялом. И все повторялось.
   День придет, а вместе с ним...
   Сухая колкая пыль,
   Обиды жаркая быль,
   И сто скворечников в ряд,
   Да из рогатки снаряд,