Страница:
Он вылез из бомбардировщика, спустился вниз, отошел шагов на пятьдесят и оказался посреди застывшей реки. Город, превращенный в руины, окружал его темными бастионами. Локи позволил плывущей с ветрами мгле поглотить себя; он слился с нею, протянул во все стороны незримые щупальца…
Второй уровень. Мир изменился. Тут уже не было света и тьмы, а также привычных форм. Сгустки жизни двигались вдоль силовых линий, приходя в столкновение и поглощая друг друга в случае противоречивых влияний. Тут были свои оазисы и долины смерти, течения и рифы, скопления благодати и ад пустоты…
Локи тоже изменился. Вот он уже утратил тело. Собственный разум – веретено, на которое намотан вибрирующий от бешеного напора шланг. По нему перетекает нечто – тугая и вязкая струя. У Локи шланг прочный, гибкий и очень длинный. Его конец извивается между неисчислимым количеством других, не запутываясь и образуя неповторимые сплетения. Иногда шланги захлестываются в петли и притягивают неподвластные потоки. Иногда вбирают в себя и поглощают более тонкие струи. Все непрерывно движется, обмениваясь энергией. Шланги остаются неизменными на протяжении жизни; узоры фонтанирующей субстанции всегда разные…
Сканируя утратившее обычную протяженность и перспективу пространство, Локи искал то, что ему было нужно. Сгустки определенной насыщенности. С годами приходит опыт, способность распознавать и различать то, что вначале кажется неразличимым. Он оценивал интенсивность истекающих струй, их скорость, взаимодействие и подвижность.
Но все это были Бесплотные. У них не хватало энергии, чтобы вторгнуться на первый уровень. Их можно использовать для проникновения в чужое сознание и даже в сновидения; их хоровод может свести человека с ума – однако сейчас Локи поставил перед собой другую задачу.
Он шарил в нездешней среде, «ощупывая» источники, играя с призраками, тасуя их, как колоду карт. Наконец он «дотянулся» и до тварей, обладавших телами. Этих было гораздо меньше – островки материальной жизни посреди бесконечности. Он обнаружил темное скопление десятков существ-сгустков («Миты! – значит, суггестор не соврал»), но, кроме самого факта присутствия, второй уровень не давал информации ни об истинном направлении, ни о расстоянии до колонии. Локи увидел лишь искаженные тени живых, упавшие в недоступное им самим измерение…
Он мог бы повредить питавшую их общую «пуповину», но сейчас этот долгий способ побеждать, изобретенный самыми терпеливыми из суперов, был неприемлем. Что толку рубить «корень»? Тогда колония митов попросту зачахнет и вымрет спустя пару лет без всяких видимых причин. А ему нужны живые. И здоровые, насколько это возможно.
Он продолжал свой поиск, посылая черный луч маяка сквозь призрачные сети, улавливающие только тончайшие разновидности материи.
Одинокий песец… Стая одичавших бродячих собак. Неплохой инструмент, но Локи предпочел бы прямоходящих. В крайнем случае собачки тоже никуда не денутся. Правда, найти их и привести в Точку Подчинения будет непросто…
Неистребимые тараканы в каком-то наглухо заваленном подземелье… Огромное количество органических останков…
Но вот, кажется, то, что нужно. Трое двуногих, которых он безошибочно идентифицировал как дегро.
На некую долю секунды по земному времени Локи «взлетел» на третий уровень. Большего он не мог себе позволить – затраты витальной энергии были колоссальными, а качать ее напрямую из Голубого Источника он еще не умел.
Впрочем, на третьем уровне время текло гораздо медленнее. Локи переживал состояние, называемое Шестикрылой Птицей. На самом деле «крыльев» было гораздо больше. Он парил в многомерности, а интересующие его объекты располагались на одной из осей, обусловливающих причинно-следственные связи. Эта детерминированность была непреодолимой клеткой для существ из маломерных миров… Локи определил их координаты и поспешно рухнул обратно, вернувшись в плотное состояние, прежде чем Корона Видения начала увядать…
Он растратил немало – почти все, что накопил в течение сна. Но у него будто открылось второе дыхание. Он знал себя и резервы своего организма. Если потребуется, он будет искать дегро сутки, двое, трое…
Однако Локи нашел их гораздо раньше.
Спустя два с половиной часа он уже стоял перед тремя косматыми красавцами, относившимися, по сведениям суггесторов, к третьей группе мутантов-минусов (необучаемы, бесплодны, склонны к каннибализму, чрезвычайно опасны). Локи не видел особой нужды в столь сложной классификации. Всех тварей, находившихся ниже определенного уровня развития, он относил к универсальной категории «дегро». И обращался с ними соответственно.
Дегро издавали низкий утробный рык, медленно приближаясь к тому, кого они принимали за легкую добычу. Локи не различал и проблеска мысли в их глазах с огромными зрачками. Ими руководили звериные инстинкты, но в чем-то они не дотягивали даже до зверей. И понимали всего один язык, на котором он умел говорить более чем убедительно.
Итак, только трое. Очень сильные, но не слишком подвижные. Двухметровый Локи, чье мускулистое тело имело соответствующие габариты и весило немало, выглядел карликом рядом с ними. Он положил ладонь на рукоять Громобоя, затем передумал и освободил от кожаной узды Тихую Фриду.
У Громобоя был один «недостаток» – он казнил быстро. А Локи хотел пустить кровь. Много крови. Ее запах и вид вполне красноречивы – он сделал ставку на этот главный фактор воздействия.
Локи обнажил свой единственный, зато стальной коготь. Дегро, у которых когтей было по двадцать штук на каждого, даже не обратили внимания на эту мелочь. Одуряющая вонь ихних тел и свалявшейся шерсти послужила для супера еще одним раздражителем. Что-то тихо захрустело. Локи будто увеличился в размерах, однако твари уже сталкивались с такой разновидностью мимикрии…
Их туши заслонили почти все. Суперу была продемонстрирована поза угрозы в трех идентичных экземплярах. Показались клыки размером с большой человеческий палец. Рваные края ноздрей трепетали. Уродливые мешки болтались между ног…
Локи застыл в неподвижности, сверля глазами ближайшего дегро. Прямой взгляд означал агрессию и вызов. Тот, кого супер выбрал в качестве первой жертвы, доминировал в маленькой группе. Локи собирался на время занять его место. Им предстояло сразиться насмерть – без вариантов.
Суперанимал ждал, пока противник нападет первым и раскроется. Он умел держать паузу. Мгновения, невыносимые для слабонервных, складывались в долгие секунды, а он стоял, не шевелясь и спокойно дыша, как делал это на всех дуэлях, в которых одерживал победу, на улицах мертвых городов и в безлюдных безжизненных ледяных пустынях, – просто стоял и ждал, прежде чем наступал момент, когда его мышцы взрывались.
А схватка с дегро – даже не дуэль.
Чуть труднее, чем зарезать овцу.
В этой «овце» было килограммов двести пятьдесят, и она могла убить человека одним ударом лапы. Тем не менее Локи, не моргнув глазом, сделал шаг в сторону и убрал голову с траектории, по которой рассекли воздух семисантиметровые когти. Тварь еще не восстановила равновесие после замаха, а супер уже отправил Фриду искупаться в крови. Его движение напоминало порыв ветра.
Дегро взревел, ощутив сталь под ребрами. Локи не стал убивать его сразу. Он позволил Фриде вдоволь наиграться. Он хотел, чтобы двое других ублюдков как следует усвоили кровавый урок. Он собирался предоставить этим тупицам весь комплекс доступных им ощущений – слуховых, обонятельных, зрительных…
Разъяренный дегро бросился на Локи, пытаясь подмять того под себя. Пожалуй, в этом случае у супера действительно не осталось бы шансов. Однако он легко выскользнул, используя неповоротливость врага. Клыки щелкнули возле горла, но это «возле» было выверено холодным разумом Локи до сантиметра.
Изголодавшаяся по работе Фрида весело порхала, как выпускница на балу, только вместо шампанского опьянялась кровью, которой омылась многократно. Она вполне оправдывала первую часть своего имени, издавая лишь тихий скрип, когда пронзала толстую кожу… Вскоре дегро уже отхаркивал розовую пену при каждом выдохе. Снег, на котором он топтался, покрылся россыпями темных пятен; несколько брызг попало и на одежду Локи.
Он продолжал свой завораживающий танец с огромным партнером, который заметно пошатывался после обильного кровопускания. Со стороны дегро последовала серия отчаянных ударов в пустоту. Локи отвечал скользящими, наносящими неглубокие, но болезненные порезы…
Пришлось испортить хорошую шкуру. Он успел подумать об этом с чисто прагматическим сожалением. Действительно, шкуры гиганта дегро хватило бы на две дохи с капюшонами. Но эта была безнадежно изуродована стараниями Фриды. Впрочем, у супера всегда найдется из чего выбирать.
Двое тварей пока не вмешивались в схватку, однако он внимательно следил за ними краем глаза. Их пассивность убеждала в том, что он сделал верный ход, сцепившись с доминантом. Его самого так ни разу и не задело.
Дегро окончательно обессилел, когда Фрида вспорола ему брюхо, сделав ровный, почти хирургический разрез. Но затем края раны разошлись, и внутренности начали вываливаться наружу. Тварь опустилась на колени, издавая тоскливый рев. Локи подошел очень близко, но не получил ни единой царапины…
Наступал решающий момент. Бросятся ли на него те двое, увидев, что доминант издыхает? На всякий случай Локи расположился так, чтобы не схлопотать сзади внезапный удар, который сдерет с него скальп или снесет половину черепа. Показать спину – значит дать сигнал к нападению.
Предосторожность оказалась излишней. Дегро больше не делал попыток подняться. Начиналась агония. Локи приблизил ее конец, быстрым и точным движением перерезав твари горло, которое теперь находилось вровень с его поясом.
Когда доминант затих, стало слышно тихое поскуливание, которое издавали живые дегро. Покаживые.
Локи оскалился и повернулся к ним. Затем вытянул вперед руку, пальцы которой были сложены в Знак Совы.
Дегро медленно опустились на четвереньки, затем легли на живот и поползли к нему. Теперь он видел их куцые, по-собачьи поджатые хвосты. Твари сдавались и признавали его главным.
Оказавшись возле ног хозяина, они перевернулись на спину, и он поочередно наступил каждому из них на Сплетение Жизни, запечатав каналы. Теперь они полностью принадлежали ему; он отмерил оставшееся им время. Дегро замолчали, потому что он приказал им замолчать. Из их глаз катились слезы…
Потом он поел. Свежайшего мяса и горячей крови было вдоволь. Давно он не устраивал себе такой обильный пир. Правда, кровь быстро остывала на морозе.
Дегро наблюдали за его трапезой, будто заколдованные истуканы. Насытившись, он разрешил им двинуться с места, и они начали жадно пожирать останки, не брезгуя кишками…
Вдали уже показалась собачья стая, привлеченная запахами, которые далеко разносил ветер. Пока у Локи были с собой Громобой и Тихая Фрида, он не обращал на падальщиков особого внимания. Да и клыки его чего-то стоили, хотя он редко пускал их в ход, предпочитая более «чистые» способы. На месте сломанного и выпавшего зуба уже начал прорезаться новый; десна распухла и зудела, но это была приятная боль – боль восстановления.
Покончив с кормежкой своихдегро, Локи отдал им новый приказ.
10. ТЕНЬ
11. КАРЛОС
Второй уровень. Мир изменился. Тут уже не было света и тьмы, а также привычных форм. Сгустки жизни двигались вдоль силовых линий, приходя в столкновение и поглощая друг друга в случае противоречивых влияний. Тут были свои оазисы и долины смерти, течения и рифы, скопления благодати и ад пустоты…
Локи тоже изменился. Вот он уже утратил тело. Собственный разум – веретено, на которое намотан вибрирующий от бешеного напора шланг. По нему перетекает нечто – тугая и вязкая струя. У Локи шланг прочный, гибкий и очень длинный. Его конец извивается между неисчислимым количеством других, не запутываясь и образуя неповторимые сплетения. Иногда шланги захлестываются в петли и притягивают неподвластные потоки. Иногда вбирают в себя и поглощают более тонкие струи. Все непрерывно движется, обмениваясь энергией. Шланги остаются неизменными на протяжении жизни; узоры фонтанирующей субстанции всегда разные…
Сканируя утратившее обычную протяженность и перспективу пространство, Локи искал то, что ему было нужно. Сгустки определенной насыщенности. С годами приходит опыт, способность распознавать и различать то, что вначале кажется неразличимым. Он оценивал интенсивность истекающих струй, их скорость, взаимодействие и подвижность.
Но все это были Бесплотные. У них не хватало энергии, чтобы вторгнуться на первый уровень. Их можно использовать для проникновения в чужое сознание и даже в сновидения; их хоровод может свести человека с ума – однако сейчас Локи поставил перед собой другую задачу.
Он шарил в нездешней среде, «ощупывая» источники, играя с призраками, тасуя их, как колоду карт. Наконец он «дотянулся» и до тварей, обладавших телами. Этих было гораздо меньше – островки материальной жизни посреди бесконечности. Он обнаружил темное скопление десятков существ-сгустков («Миты! – значит, суггестор не соврал»), но, кроме самого факта присутствия, второй уровень не давал информации ни об истинном направлении, ни о расстоянии до колонии. Локи увидел лишь искаженные тени живых, упавшие в недоступное им самим измерение…
Он мог бы повредить питавшую их общую «пуповину», но сейчас этот долгий способ побеждать, изобретенный самыми терпеливыми из суперов, был неприемлем. Что толку рубить «корень»? Тогда колония митов попросту зачахнет и вымрет спустя пару лет без всяких видимых причин. А ему нужны живые. И здоровые, насколько это возможно.
Он продолжал свой поиск, посылая черный луч маяка сквозь призрачные сети, улавливающие только тончайшие разновидности материи.
Одинокий песец… Стая одичавших бродячих собак. Неплохой инструмент, но Локи предпочел бы прямоходящих. В крайнем случае собачки тоже никуда не денутся. Правда, найти их и привести в Точку Подчинения будет непросто…
Неистребимые тараканы в каком-то наглухо заваленном подземелье… Огромное количество органических останков…
Но вот, кажется, то, что нужно. Трое двуногих, которых он безошибочно идентифицировал как дегро.
На некую долю секунды по земному времени Локи «взлетел» на третий уровень. Большего он не мог себе позволить – затраты витальной энергии были колоссальными, а качать ее напрямую из Голубого Источника он еще не умел.
Впрочем, на третьем уровне время текло гораздо медленнее. Локи переживал состояние, называемое Шестикрылой Птицей. На самом деле «крыльев» было гораздо больше. Он парил в многомерности, а интересующие его объекты располагались на одной из осей, обусловливающих причинно-следственные связи. Эта детерминированность была непреодолимой клеткой для существ из маломерных миров… Локи определил их координаты и поспешно рухнул обратно, вернувшись в плотное состояние, прежде чем Корона Видения начала увядать…
Он растратил немало – почти все, что накопил в течение сна. Но у него будто открылось второе дыхание. Он знал себя и резервы своего организма. Если потребуется, он будет искать дегро сутки, двое, трое…
Однако Локи нашел их гораздо раньше.
Спустя два с половиной часа он уже стоял перед тремя косматыми красавцами, относившимися, по сведениям суггесторов, к третьей группе мутантов-минусов (необучаемы, бесплодны, склонны к каннибализму, чрезвычайно опасны). Локи не видел особой нужды в столь сложной классификации. Всех тварей, находившихся ниже определенного уровня развития, он относил к универсальной категории «дегро». И обращался с ними соответственно.
Дегро издавали низкий утробный рык, медленно приближаясь к тому, кого они принимали за легкую добычу. Локи не различал и проблеска мысли в их глазах с огромными зрачками. Ими руководили звериные инстинкты, но в чем-то они не дотягивали даже до зверей. И понимали всего один язык, на котором он умел говорить более чем убедительно.
Итак, только трое. Очень сильные, но не слишком подвижные. Двухметровый Локи, чье мускулистое тело имело соответствующие габариты и весило немало, выглядел карликом рядом с ними. Он положил ладонь на рукоять Громобоя, затем передумал и освободил от кожаной узды Тихую Фриду.
У Громобоя был один «недостаток» – он казнил быстро. А Локи хотел пустить кровь. Много крови. Ее запах и вид вполне красноречивы – он сделал ставку на этот главный фактор воздействия.
Локи обнажил свой единственный, зато стальной коготь. Дегро, у которых когтей было по двадцать штук на каждого, даже не обратили внимания на эту мелочь. Одуряющая вонь ихних тел и свалявшейся шерсти послужила для супера еще одним раздражителем. Что-то тихо захрустело. Локи будто увеличился в размерах, однако твари уже сталкивались с такой разновидностью мимикрии…
Их туши заслонили почти все. Суперу была продемонстрирована поза угрозы в трех идентичных экземплярах. Показались клыки размером с большой человеческий палец. Рваные края ноздрей трепетали. Уродливые мешки болтались между ног…
Локи застыл в неподвижности, сверля глазами ближайшего дегро. Прямой взгляд означал агрессию и вызов. Тот, кого супер выбрал в качестве первой жертвы, доминировал в маленькой группе. Локи собирался на время занять его место. Им предстояло сразиться насмерть – без вариантов.
Суперанимал ждал, пока противник нападет первым и раскроется. Он умел держать паузу. Мгновения, невыносимые для слабонервных, складывались в долгие секунды, а он стоял, не шевелясь и спокойно дыша, как делал это на всех дуэлях, в которых одерживал победу, на улицах мертвых городов и в безлюдных безжизненных ледяных пустынях, – просто стоял и ждал, прежде чем наступал момент, когда его мышцы взрывались.
А схватка с дегро – даже не дуэль.
Чуть труднее, чем зарезать овцу.
В этой «овце» было килограммов двести пятьдесят, и она могла убить человека одним ударом лапы. Тем не менее Локи, не моргнув глазом, сделал шаг в сторону и убрал голову с траектории, по которой рассекли воздух семисантиметровые когти. Тварь еще не восстановила равновесие после замаха, а супер уже отправил Фриду искупаться в крови. Его движение напоминало порыв ветра.
Дегро взревел, ощутив сталь под ребрами. Локи не стал убивать его сразу. Он позволил Фриде вдоволь наиграться. Он хотел, чтобы двое других ублюдков как следует усвоили кровавый урок. Он собирался предоставить этим тупицам весь комплекс доступных им ощущений – слуховых, обонятельных, зрительных…
Разъяренный дегро бросился на Локи, пытаясь подмять того под себя. Пожалуй, в этом случае у супера действительно не осталось бы шансов. Однако он легко выскользнул, используя неповоротливость врага. Клыки щелкнули возле горла, но это «возле» было выверено холодным разумом Локи до сантиметра.
Изголодавшаяся по работе Фрида весело порхала, как выпускница на балу, только вместо шампанского опьянялась кровью, которой омылась многократно. Она вполне оправдывала первую часть своего имени, издавая лишь тихий скрип, когда пронзала толстую кожу… Вскоре дегро уже отхаркивал розовую пену при каждом выдохе. Снег, на котором он топтался, покрылся россыпями темных пятен; несколько брызг попало и на одежду Локи.
Он продолжал свой завораживающий танец с огромным партнером, который заметно пошатывался после обильного кровопускания. Со стороны дегро последовала серия отчаянных ударов в пустоту. Локи отвечал скользящими, наносящими неглубокие, но болезненные порезы…
Пришлось испортить хорошую шкуру. Он успел подумать об этом с чисто прагматическим сожалением. Действительно, шкуры гиганта дегро хватило бы на две дохи с капюшонами. Но эта была безнадежно изуродована стараниями Фриды. Впрочем, у супера всегда найдется из чего выбирать.
Двое тварей пока не вмешивались в схватку, однако он внимательно следил за ними краем глаза. Их пассивность убеждала в том, что он сделал верный ход, сцепившись с доминантом. Его самого так ни разу и не задело.
Дегро окончательно обессилел, когда Фрида вспорола ему брюхо, сделав ровный, почти хирургический разрез. Но затем края раны разошлись, и внутренности начали вываливаться наружу. Тварь опустилась на колени, издавая тоскливый рев. Локи подошел очень близко, но не получил ни единой царапины…
Наступал решающий момент. Бросятся ли на него те двое, увидев, что доминант издыхает? На всякий случай Локи расположился так, чтобы не схлопотать сзади внезапный удар, который сдерет с него скальп или снесет половину черепа. Показать спину – значит дать сигнал к нападению.
Предосторожность оказалась излишней. Дегро больше не делал попыток подняться. Начиналась агония. Локи приблизил ее конец, быстрым и точным движением перерезав твари горло, которое теперь находилось вровень с его поясом.
Когда доминант затих, стало слышно тихое поскуливание, которое издавали живые дегро. Покаживые.
Локи оскалился и повернулся к ним. Затем вытянул вперед руку, пальцы которой были сложены в Знак Совы.
Дегро медленно опустились на четвереньки, затем легли на живот и поползли к нему. Теперь он видел их куцые, по-собачьи поджатые хвосты. Твари сдавались и признавали его главным.
Оказавшись возле ног хозяина, они перевернулись на спину, и он поочередно наступил каждому из них на Сплетение Жизни, запечатав каналы. Теперь они полностью принадлежали ему; он отмерил оставшееся им время. Дегро замолчали, потому что он приказал им замолчать. Из их глаз катились слезы…
Потом он поел. Свежайшего мяса и горячей крови было вдоволь. Давно он не устраивал себе такой обильный пир. Правда, кровь быстро остывала на морозе.
Дегро наблюдали за его трапезой, будто заколдованные истуканы. Насытившись, он разрешил им двинуться с места, и они начали жадно пожирать останки, не брезгуя кишками…
Вдали уже показалась собачья стая, привлеченная запахами, которые далеко разносил ветер. Пока у Локи были с собой Громобой и Тихая Фрида, он не обращал на падальщиков особого внимания. Да и клыки его чего-то стоили, хотя он редко пускал их в ход, предпочитая более «чистые» способы. На месте сломанного и выпавшего зуба уже начал прорезаться новый; десна распухла и зудела, но это была приятная боль – боль восстановления.
Покончив с кормежкой своихдегро, Локи отдал им новый приказ.
10. ТЕНЬ
Студент вежливо попросил у Лео книгу. Старый дурак вытащил ее из металлического несгораемого ящика, в котором хранил все свои немногочисленные сокровища, развернул мягкую тряпочку, сдул с корешка несуществующую пыль и с величайшей торжественностью вручил Накате.
Словно одаривал Откровением. Или передавал приглашение в клуб избранных…
Собственно говоря, так оно и было. Пройдет еще немного времени, и уметь читать будут только избранные. Особенно когда вымрут тупые, сентиментальные, ностальгически настроенные «демократы» вроде Лео, много болтавшие о возрождении «общечеловеческих ценностей». Именно они и подобные им соглашатели привели мир к катастрофе.
Наката знал другую модель. Идеально отрегулированный механизм, в котором не бывает сбоев. Портрет Джугашвили висел в его каморке на почетном месте – между изображениями голых полногрудых красоток, – и когда у Студента спрашивали, кто это, он обычно отвечал: «Да так, один мой старый знакомый». Погиб во время войны? Нет, намного раньше. Но Наката был уверен: дело кумира живет.
Однажды, в припадке воодушевления, он ляпнул Вере, что это его «старший брат». Совершенно не похож, заметила дурочка. У нас разные отцы, объяснил Наката.
Но грудь-то они сосали одну и ту же. Это было вымя волчицы, вскармливающей тиранов во все времена…
И вот книга снова у него в руках. Он ощущал что-то вроде жжения в кончиках пальцев. О, как он хотел бы тотчас швырнуть ее в огонь, уничтожить этот символ регресса! Но Студент прекрасно понимал, что тогда он станет изгоем. Еще рано объявлять открытую войну, хотя Наката уже несколько дней подряд ощущал приближение извне чего-то необыкновенного. Определенности не было – лишь смутные предчувствия, жутковатые сны…
То же самое он испытывал перед гибелью колонии, в которой жил раньше. Он был единственным, кто сумел спастись. Он не любил говорить и даже вспоминать о тех событиях. Студенту довелось сполна узнать вкус собственного дерьма, а кому такое понравится!…
Почему-то он был уверен, что не повторит прежних ошибок. Он крепко усвоил правила этой игры.
Он уединился в своей каморке, чтобы сосредоточиться. Книгу он брал у Лео нечасто, не испытывая никакой потребности в мазохизме. Но теперь – особый случай. Настал момент досконально разобраться с этим барахлом.
В книге и цветке было что-то мистическое. Ничем иным нельзя объяснить странное объединяющее свойство, которым они обладали, будто святыни религии, живущей в сердцах, несмотря ни на какие лишения. Впрочем, религией от них и не пахло. Студента не удивляло, что люди цеплялись за придуманные фетиши, когда цепляться больше не за что и опора выбита из-под ног. Но почему именно этакнига? Почему именно этотжалкий сухой стебелек?
Он поднес цветок к носу и уже не в первый раз понюхал его, будто всерьез надеялся уловить какой-то запах, дошедший сквозь время. Затем даже откусил маленький кусочек и долго жевал его, чтобы проверить, не является ли растение наркотическим. Он подозревал, что имеет дело с наркотиком иного рода, далеким от химии.
В книге на первый взгляд тоже не было ничего необычного. Несколько сотен сшитых страниц, пожелтевшая от времени ломкая бумага и потертая обложка. Отличная вещь для растопки очага. Что касается самого текста, то Наката прочел его трижды, надеясь обнаружить некий ключ к пониманию необъяснимого влияния на людей. Может быть, книга содержала зашифрованное посланиеот вымерших к выжившим?
Это была интересная гипотеза, но не более, поскольку она не находила подтверждения. Наката, безусловно, был не самым тупым из обитателей Пещеры, однако он пасовал перед фразами вроде: «Дверь отпирается словом Любви и Смерти». Подобные пассажи вызывали у него лишь досадливое недоумение.
А в конце книги были напечатаны стихи, показавшиеся ему полным бредом. Вдобавок даты, проставленные под ними, означали, что стихи… еще не написаны. Если это не мистификация, то он читал строки из будущего, отстоявшего от сегодняшнего дня на сотни и даже тысячи лет…
Студент сомневался, что, например, старый Лео понимает, в чем тут дело, хоть и притворяется осведомленным и напускает на себя таинственный вид. Это, может, и действовало на чрезмерно впечатлительную соплячку Лили, но не на Студента. Задавать прямые вопросы ему мешало самолюбие. Чего доброго, эти идиоты сочтут его кретином, не способным понять какую-то книжонку!
Таким образом, книга раздражала Накату самим фактом своего существования. Она и цветок – неправильныевещи, которых просто не должно быть. Они контрабандным путем попали в настоящее из прошлого – запретные дары, доставленные уцелевшими паломниками тому, кто так и не родился. А раз не родился, то что теперь делать с ними?…
Студент закрыл глаза, надеясь когда-нибудь отыскать ответ в самом себе. (Захватив ценного «заложника», можно второпях уничтожить его. А можно поступить иначе – придержать, чтобы потребовать выкуп. Какой выкуп? За что?!.) Но ответ пришел раньше, чем Наката мог рассчитывать в самых радужных мечтах.
Внезапно он увидел силуэт во внутренней тьме – огромный, быстрый, пока еще неразличимый. Студент ощутил прикосновениесквозь пространство и собственную кожу, превратившуюся в рваную сеть. Череп тоже не был препятствием для Тени. Что-то (кто-то?) проникло в его сознание…
Наката, сидевший с закрытыми глазами, улыбался. Если бы кто-нибудь увидел сейчас его лицо, то содрогнулся бы – так много обещалаэта зловещая улыбка. Но он был один. Люди не мешали Студенту забавляться своими игрушками и рукоблудием. С некоторых пор и это не было тайной.
Только Кеша, находившийся в сорока метрах от него, за несколькими перегородками, вдруг подавился теплым варевом, которое называлось в Пещере супом. Откашлявшись, мальчик даже не вытер слюну с подбородка. Его затравленный взгляд был устремлен на огонь. Маленькие демоны плясали в пламени – младшие братья тех, по-настоящему опасных, которые бродили сейчас где-то в вечной ночи, подбираясь к людям. И Бабай среди них. Но у Бабая не было ничего общего с теплом и светом. Именно поэтому Кеша не мог узреть его облик. Только силуэт. Возможно, лишь благодаря этому он не остался заикой на всю жизнь.
…Леденящий ужас нарастал, сковывал руки, ноги, пальцы – и даже глазным яблокам было трудно двигаться во впадинах. Бабай рядом. Совсем рядом. Каким-то нечеловеческим способом он уже проник в Пещеру – еще не весь, еще не целикоми не под фальшивой маской плоти. Малыш не мог понять этого. Он не знал, как передать частицу сознания другому существу. Он будто подсмотрел чей-то кошмар. Но чей?…
В его воображаемом пространстве из темноты внезапно появилась клетчатая доска. На ней были расставлены шашки. Не камни, нет. Когда доска немного (увеличилась в размерах?) приблизилась, Кеша увидел, что это человеческие головы. Он чуть не захлебнулся, проглотив еще один черный шарик ужаса, похожий на комок остывшей каши.
Он узнал головы мамочки Лили, дяди Роя, дедушки Лео, Грува… На дальней горизонтали лежала еще одна голова.
Кеша чуть не описался, когда увидел лицо, которое до этого видел только в зеркальце из ящичка Лео. Он замычал, не в силах даже зарыдать. Он скорчился возле костра, и демоны пили его слезы прямо из желез…
Лили бросилась к нему, но он не заметил ее объятий. Он убегал по внезапно открывшемуся ему и сдвинутому во времени коридору, а сзади его догонял Бабай, дыша в спину. И от этого смертельного дыхания замерзал липкий пот на затылке мальчика, а волоски превращались в сосульки…
Его подвергшийся опасной атаке рассудок еще хранил образ клетчатой доски, однако был не в состоянии сопоставить очевидное. Во всяком случае, не сразу.
Но скоро он поймет. Обязательно поймет. Те, кого Кеша любит, не должны умереть. Их головы не будут украшать игровое поле…
Ему понадобилось несколько томительных и страшных часов, чтобы осознать: в его видении присутствовало несомненное указание на Студента.
…Мальчик долго не мог заснуть, но в конце концов усталость взяла свое. Отдых быстро сменился новой пыткой. Нигде нельзя было спрятаться от Бабая. Даже в снах.
Словно одаривал Откровением. Или передавал приглашение в клуб избранных…
Собственно говоря, так оно и было. Пройдет еще немного времени, и уметь читать будут только избранные. Особенно когда вымрут тупые, сентиментальные, ностальгически настроенные «демократы» вроде Лео, много болтавшие о возрождении «общечеловеческих ценностей». Именно они и подобные им соглашатели привели мир к катастрофе.
Наката знал другую модель. Идеально отрегулированный механизм, в котором не бывает сбоев. Портрет Джугашвили висел в его каморке на почетном месте – между изображениями голых полногрудых красоток, – и когда у Студента спрашивали, кто это, он обычно отвечал: «Да так, один мой старый знакомый». Погиб во время войны? Нет, намного раньше. Но Наката был уверен: дело кумира живет.
Однажды, в припадке воодушевления, он ляпнул Вере, что это его «старший брат». Совершенно не похож, заметила дурочка. У нас разные отцы, объяснил Наката.
Но грудь-то они сосали одну и ту же. Это было вымя волчицы, вскармливающей тиранов во все времена…
И вот книга снова у него в руках. Он ощущал что-то вроде жжения в кончиках пальцев. О, как он хотел бы тотчас швырнуть ее в огонь, уничтожить этот символ регресса! Но Студент прекрасно понимал, что тогда он станет изгоем. Еще рано объявлять открытую войну, хотя Наката уже несколько дней подряд ощущал приближение извне чего-то необыкновенного. Определенности не было – лишь смутные предчувствия, жутковатые сны…
То же самое он испытывал перед гибелью колонии, в которой жил раньше. Он был единственным, кто сумел спастись. Он не любил говорить и даже вспоминать о тех событиях. Студенту довелось сполна узнать вкус собственного дерьма, а кому такое понравится!…
Почему-то он был уверен, что не повторит прежних ошибок. Он крепко усвоил правила этой игры.
Он уединился в своей каморке, чтобы сосредоточиться. Книгу он брал у Лео нечасто, не испытывая никакой потребности в мазохизме. Но теперь – особый случай. Настал момент досконально разобраться с этим барахлом.
В книге и цветке было что-то мистическое. Ничем иным нельзя объяснить странное объединяющее свойство, которым они обладали, будто святыни религии, живущей в сердцах, несмотря ни на какие лишения. Впрочем, религией от них и не пахло. Студента не удивляло, что люди цеплялись за придуманные фетиши, когда цепляться больше не за что и опора выбита из-под ног. Но почему именно этакнига? Почему именно этотжалкий сухой стебелек?
Он поднес цветок к носу и уже не в первый раз понюхал его, будто всерьез надеялся уловить какой-то запах, дошедший сквозь время. Затем даже откусил маленький кусочек и долго жевал его, чтобы проверить, не является ли растение наркотическим. Он подозревал, что имеет дело с наркотиком иного рода, далеким от химии.
В книге на первый взгляд тоже не было ничего необычного. Несколько сотен сшитых страниц, пожелтевшая от времени ломкая бумага и потертая обложка. Отличная вещь для растопки очага. Что касается самого текста, то Наката прочел его трижды, надеясь обнаружить некий ключ к пониманию необъяснимого влияния на людей. Может быть, книга содержала зашифрованное посланиеот вымерших к выжившим?
Это была интересная гипотеза, но не более, поскольку она не находила подтверждения. Наката, безусловно, был не самым тупым из обитателей Пещеры, однако он пасовал перед фразами вроде: «Дверь отпирается словом Любви и Смерти». Подобные пассажи вызывали у него лишь досадливое недоумение.
А в конце книги были напечатаны стихи, показавшиеся ему полным бредом. Вдобавок даты, проставленные под ними, означали, что стихи… еще не написаны. Если это не мистификация, то он читал строки из будущего, отстоявшего от сегодняшнего дня на сотни и даже тысячи лет…
Студент сомневался, что, например, старый Лео понимает, в чем тут дело, хоть и притворяется осведомленным и напускает на себя таинственный вид. Это, может, и действовало на чрезмерно впечатлительную соплячку Лили, но не на Студента. Задавать прямые вопросы ему мешало самолюбие. Чего доброго, эти идиоты сочтут его кретином, не способным понять какую-то книжонку!
Таким образом, книга раздражала Накату самим фактом своего существования. Она и цветок – неправильныевещи, которых просто не должно быть. Они контрабандным путем попали в настоящее из прошлого – запретные дары, доставленные уцелевшими паломниками тому, кто так и не родился. А раз не родился, то что теперь делать с ними?…
Студент закрыл глаза, надеясь когда-нибудь отыскать ответ в самом себе. (Захватив ценного «заложника», можно второпях уничтожить его. А можно поступить иначе – придержать, чтобы потребовать выкуп. Какой выкуп? За что?!.) Но ответ пришел раньше, чем Наката мог рассчитывать в самых радужных мечтах.
Внезапно он увидел силуэт во внутренней тьме – огромный, быстрый, пока еще неразличимый. Студент ощутил прикосновениесквозь пространство и собственную кожу, превратившуюся в рваную сеть. Череп тоже не был препятствием для Тени. Что-то (кто-то?) проникло в его сознание…
Наката, сидевший с закрытыми глазами, улыбался. Если бы кто-нибудь увидел сейчас его лицо, то содрогнулся бы – так много обещалаэта зловещая улыбка. Но он был один. Люди не мешали Студенту забавляться своими игрушками и рукоблудием. С некоторых пор и это не было тайной.
Только Кеша, находившийся в сорока метрах от него, за несколькими перегородками, вдруг подавился теплым варевом, которое называлось в Пещере супом. Откашлявшись, мальчик даже не вытер слюну с подбородка. Его затравленный взгляд был устремлен на огонь. Маленькие демоны плясали в пламени – младшие братья тех, по-настоящему опасных, которые бродили сейчас где-то в вечной ночи, подбираясь к людям. И Бабай среди них. Но у Бабая не было ничего общего с теплом и светом. Именно поэтому Кеша не мог узреть его облик. Только силуэт. Возможно, лишь благодаря этому он не остался заикой на всю жизнь.
…Леденящий ужас нарастал, сковывал руки, ноги, пальцы – и даже глазным яблокам было трудно двигаться во впадинах. Бабай рядом. Совсем рядом. Каким-то нечеловеческим способом он уже проник в Пещеру – еще не весь, еще не целикоми не под фальшивой маской плоти. Малыш не мог понять этого. Он не знал, как передать частицу сознания другому существу. Он будто подсмотрел чей-то кошмар. Но чей?…
В его воображаемом пространстве из темноты внезапно появилась клетчатая доска. На ней были расставлены шашки. Не камни, нет. Когда доска немного (увеличилась в размерах?) приблизилась, Кеша увидел, что это человеческие головы. Он чуть не захлебнулся, проглотив еще один черный шарик ужаса, похожий на комок остывшей каши.
Он узнал головы мамочки Лили, дяди Роя, дедушки Лео, Грува… На дальней горизонтали лежала еще одна голова.
Кеша чуть не описался, когда увидел лицо, которое до этого видел только в зеркальце из ящичка Лео. Он замычал, не в силах даже зарыдать. Он скорчился возле костра, и демоны пили его слезы прямо из желез…
Лили бросилась к нему, но он не заметил ее объятий. Он убегал по внезапно открывшемуся ему и сдвинутому во времени коридору, а сзади его догонял Бабай, дыша в спину. И от этого смертельного дыхания замерзал липкий пот на затылке мальчика, а волоски превращались в сосульки…
Его подвергшийся опасной атаке рассудок еще хранил образ клетчатой доски, однако был не в состоянии сопоставить очевидное. Во всяком случае, не сразу.
Но скоро он поймет. Обязательно поймет. Те, кого Кеша любит, не должны умереть. Их головы не будут украшать игровое поле…
Ему понадобилось несколько томительных и страшных часов, чтобы осознать: в его видении присутствовало несомненное указание на Студента.
…Мальчик долго не мог заснуть, но в конце концов усталость взяла свое. Отдых быстро сменился новой пыткой. Нигде нельзя было спрятаться от Бабая. Даже в снах.
11. КАРЛОС
Получив от Слепого, Видящего Сквозь Ночь, необходимую информацию, супраментал Карлос, больше известный среди братьев и обращенных как Божественный Светильник, без промедления покинул Обитель Полуночного Солнца и отправился на помощь колонистам, которым угрожала смертельная опасность. Его побуждали к этому вера, долг и сострадание. А опасность исходила от Z-4. Передвижения хищника отслеживали агенты Братства. Кое-кто из них уже поплатился жизнью за свою работу.
Карлос был стар и понимал, что этот дальний поход скорее всего станет его последней миссией. Самой трудной. Почти невыполнимой. Возможно, безрезультатной и гибельной. Смерти он не боялся. Ему уже было уготовано место в другой обители – незримой и вечной. Но (просветление) смерть являлась турникетом, пропускающим только в одну сторону. Находясь там, он больше никого не сможет вытащить из юдоли страданий, никому не сумеет помочь. Не говоря уже о спасении.
Поэтому Карлос никогда не отвергал падших и не говорил свысока о тех, кто барахтался в мирской грязи, тем более – о несчастных грешниках, которых трясина мерзости и кровавой вражды засосала по горло…
Впервые Слепой – лучший «слухач» Обители – получил сигнал из столь отдаленного места. Сигнал не был послан сознательно; скорее он напоминал крик отчаяния – бессмысленный и нечленораздельный, – беззвучный «вопль» существа, которое не надеялось, что его «услышат», и даже не знало о том, что умеет «звать».
Однако этот «вопль» наполнял эфир на всех доступных «слухачам» диапазонах и повторялся нерегулярно, представляя собой спроецированный вовне хаос ночных кошмаров. Слепой, Видящий Сквозь Ночь, был потрясен его мощностью. Он без труда определил направление (северо-запад) и расстояние до источника (примерно две недели пути через ледяную пустыню); гораздо труднее было понять и смириться с тем, что «зов» исходил от ребенка.
Настоятель оказался перед тяжелым выбором. Он не мог не откликнуться на призыв. Нельзя не отреагировать на очередной выпад Сатаны – иначе зло будет властвовать безраздельно. Но это означало послать одного из своих на верную гибель. Отправить двоих не было никакой возможности – обитаемый мир захлебывался в крови, и присутствие супраменталов требовалось всюду. Они и так опаздывали слишком часто. Их оказалось мало даже для того жалкого количества уцелевших, которые пытались сохранить последние очаги цивилизации, затерянные в заснеженных просторах…
Но Карлос не колебался ни секунды. Если ему суждено погибнуть, эта смерть увенчает чистую и достойную человека жизнь. Он сам был пылающим факелом, и лучи его веры отодвигали тьму – пусть всего лишь на шаг, два или три в пространстве и на несколько лет во времени. Иногда этого достаточно, чтобы понять кое-что…
Теперь, когда он точно знал, что существуют бесконечные миры света, его тянуло туда– то был зов истинной Родины, которую тысячи перерождений назад покинула неприкаянная душа. Карлос долго блуждал во мраке неведения, страдал, падал и поднимался – прежде чем нашел обратную дорогу.
Две недели пути – что значило это по сравнению с теми безднами в самом себе, которые ему пришлось преодолеть! И, может быть, всего две недели пути отделяли его от вечности.
Ему выделили лучшую упряжку. Снабдили запасом пищи и сухого топлива, а также двумя пистолетами и охотничьим ножом. По роковому стечению обстоятельств, обе пушки оказались взятыми из Проклятого Арсенала, но Карлос презирал «суеверия». Тем более суеверия суперанималов.
Оружие братья покупали у суггесторов. Все знали, что в Обители Полуночного Солнца за него платят хорошо (часто намного больше реальной стоимости) и ни о чем не спрашивают («Сколько жертв? Чья кровь?»). Правда, у некоторых суггестров возникало затем необъяснимое и странное желание покаяться…
Большая часть смертоносных железок сразу же уничтожалась. Кое-что оставляли для вооружения миссионеров и для защиты самой Обители. Это была необходимость, продиктованная наличием страшного врага, – минимальное зло во имя поддержки добра. После всего случившегося уже никто всерьез не говорил о победе…
Карлос прибегал к оружию лишь в самых крайних случаях. Он считал его использование признаком слабости. Обычно ему удавалось обойтись без кровопролития.
Но в этот раз – вряд ли.
Карлос чуял, что близится встреча со старым заклятым врагом. Он давно уразумел: все личное должно быть отброшено. И если люди – только несовершенные инструменты, то относиться к ним всерьез так же глупо, как обожествлять скальпель хирурга или ненавидеть топор палача.
Но супера Z-4 нельзя было не воспринимать всерьез. Он казался вполне совершенныминструментом дьявола. Только Z-4 мог наводить на людей такой ужас, даже не входя в визуальный контакт.
Локи получил невразумительное обозначение в составленном агентами Братства реестре самых опасных суперанималов. Самых опасных и, соответственно, подлежащих, уничтожению. Для категории «Z» термины «обращение» и «спасение» не применялись вообще.
И хотя код Локи имел номер «четыре», Карлос ни минуты не сомневался в том, кому из хищников принадлежит мрачное первенство. Z-4 укрепил свой статус после многочисленных дуэлей. Даже суперанималы признавали его превосходство, а суггесторы избегали встреч с ним.
Но не Карлос. У него были свои мотивы.
Как, если не личным врагом, назвать человека-зверя, сожравшего у тебя на глазах кусок твоей плоти, оставившего шрамы на твоем теле и пару свинцовых бляшек внутри? Старые раны все еще ныли к перемене погоды, перед снежными бурями, напоминая о том, что где-то безнаказанно бродит непобежденное зло, что жертвы лежат во льду неотомщенными, что тело – предатель обетов и клятв – изнашивается и теряет силу, что времени всегда не хватает и надо успеть закончить главное дело жизни – избавить людей от (проклятия, ходячей чумы) Z-4.
Карлос был стар и понимал, что этот дальний поход скорее всего станет его последней миссией. Самой трудной. Почти невыполнимой. Возможно, безрезультатной и гибельной. Смерти он не боялся. Ему уже было уготовано место в другой обители – незримой и вечной. Но (просветление) смерть являлась турникетом, пропускающим только в одну сторону. Находясь там, он больше никого не сможет вытащить из юдоли страданий, никому не сумеет помочь. Не говоря уже о спасении.
Поэтому Карлос никогда не отвергал падших и не говорил свысока о тех, кто барахтался в мирской грязи, тем более – о несчастных грешниках, которых трясина мерзости и кровавой вражды засосала по горло…
Впервые Слепой – лучший «слухач» Обители – получил сигнал из столь отдаленного места. Сигнал не был послан сознательно; скорее он напоминал крик отчаяния – бессмысленный и нечленораздельный, – беззвучный «вопль» существа, которое не надеялось, что его «услышат», и даже не знало о том, что умеет «звать».
Однако этот «вопль» наполнял эфир на всех доступных «слухачам» диапазонах и повторялся нерегулярно, представляя собой спроецированный вовне хаос ночных кошмаров. Слепой, Видящий Сквозь Ночь, был потрясен его мощностью. Он без труда определил направление (северо-запад) и расстояние до источника (примерно две недели пути через ледяную пустыню); гораздо труднее было понять и смириться с тем, что «зов» исходил от ребенка.
Настоятель оказался перед тяжелым выбором. Он не мог не откликнуться на призыв. Нельзя не отреагировать на очередной выпад Сатаны – иначе зло будет властвовать безраздельно. Но это означало послать одного из своих на верную гибель. Отправить двоих не было никакой возможности – обитаемый мир захлебывался в крови, и присутствие супраменталов требовалось всюду. Они и так опаздывали слишком часто. Их оказалось мало даже для того жалкого количества уцелевших, которые пытались сохранить последние очаги цивилизации, затерянные в заснеженных просторах…
Но Карлос не колебался ни секунды. Если ему суждено погибнуть, эта смерть увенчает чистую и достойную человека жизнь. Он сам был пылающим факелом, и лучи его веры отодвигали тьму – пусть всего лишь на шаг, два или три в пространстве и на несколько лет во времени. Иногда этого достаточно, чтобы понять кое-что…
Теперь, когда он точно знал, что существуют бесконечные миры света, его тянуло туда– то был зов истинной Родины, которую тысячи перерождений назад покинула неприкаянная душа. Карлос долго блуждал во мраке неведения, страдал, падал и поднимался – прежде чем нашел обратную дорогу.
Две недели пути – что значило это по сравнению с теми безднами в самом себе, которые ему пришлось преодолеть! И, может быть, всего две недели пути отделяли его от вечности.
Ему выделили лучшую упряжку. Снабдили запасом пищи и сухого топлива, а также двумя пистолетами и охотничьим ножом. По роковому стечению обстоятельств, обе пушки оказались взятыми из Проклятого Арсенала, но Карлос презирал «суеверия». Тем более суеверия суперанималов.
Оружие братья покупали у суггесторов. Все знали, что в Обители Полуночного Солнца за него платят хорошо (часто намного больше реальной стоимости) и ни о чем не спрашивают («Сколько жертв? Чья кровь?»). Правда, у некоторых суггестров возникало затем необъяснимое и странное желание покаяться…
Большая часть смертоносных железок сразу же уничтожалась. Кое-что оставляли для вооружения миссионеров и для защиты самой Обители. Это была необходимость, продиктованная наличием страшного врага, – минимальное зло во имя поддержки добра. После всего случившегося уже никто всерьез не говорил о победе…
Карлос прибегал к оружию лишь в самых крайних случаях. Он считал его использование признаком слабости. Обычно ему удавалось обойтись без кровопролития.
Но в этот раз – вряд ли.
Карлос чуял, что близится встреча со старым заклятым врагом. Он давно уразумел: все личное должно быть отброшено. И если люди – только несовершенные инструменты, то относиться к ним всерьез так же глупо, как обожествлять скальпель хирурга или ненавидеть топор палача.
Но супера Z-4 нельзя было не воспринимать всерьез. Он казался вполне совершенныминструментом дьявола. Только Z-4 мог наводить на людей такой ужас, даже не входя в визуальный контакт.
Локи получил невразумительное обозначение в составленном агентами Братства реестре самых опасных суперанималов. Самых опасных и, соответственно, подлежащих, уничтожению. Для категории «Z» термины «обращение» и «спасение» не применялись вообще.
И хотя код Локи имел номер «четыре», Карлос ни минуты не сомневался в том, кому из хищников принадлежит мрачное первенство. Z-4 укрепил свой статус после многочисленных дуэлей. Даже суперанималы признавали его превосходство, а суггесторы избегали встреч с ним.
Но не Карлос. У него были свои мотивы.
Как, если не личным врагом, назвать человека-зверя, сожравшего у тебя на глазах кусок твоей плоти, оставившего шрамы на твоем теле и пару свинцовых бляшек внутри? Старые раны все еще ныли к перемене погоды, перед снежными бурями, напоминая о том, что где-то безнаказанно бродит непобежденное зло, что жертвы лежат во льду неотомщенными, что тело – предатель обетов и клятв – изнашивается и теряет силу, что времени всегда не хватает и надо успеть закончить главное дело жизни – избавить людей от (проклятия, ходячей чумы) Z-4.