И – сверхтоскливо подумал: есть ли смысл просыпаться и жить без огромных чёрных усов?
Он уже решил снова лечь, но услышал за окном умоляющее мяуканье. Егор Весёлых подошёл к открытому окну, выглянул во двор, увидел на заборе своего кота и позвал ласково:
– Жоржик, Жоржик!
А кот вдруг спросил его хриплым и скриплым человеческим голосом:
– В чём дело? Слушаю вас.
Конечно, Егору Весёлых сразу стало ясно, что это ему просто послышалось спросонья, и он ещё более ласково спросил:
– Есть, Жоржик, не хочешь?
– Ещё как! – радостно ответил кот. – Буду вам очень благодарен хотя бы за кусок хлеба.
Егор Весёлых был храбрым человеком и, как вы помните, уважаемые читатели, только что демобилизовался из армии, и сказки о говорящих животных он знал, но тут ему стало очень не по себе. Сказки сказками, а когда тебе кажется, что обыкновенный кот говорит пусть неприятно скриплым и хриплым, но человеческим голосом, тут, по крайней мере, растеряешься… Поэтому Егор Весёлых больно-пребольно ущипнул себя правой рукой за левую, потом ещё больней-пребольней левой рукой за правую, убедился, что не спит, и всё-таки с очень большим опасением спросил:
– Но ведь ты, Жоржик, никогда не ел хлеба? Ты же любитель колбасы!
– Не откажусь, конечно, и от колбасы, – скрипло прохрипел кот и хрипло проскрипел: – А если вы ещё предложите мне стакан горячего чаю…
– Коты чай не пьют! – громко прошептал, весь испуганно сжавшись, Егор Весёлых.
– Какие коты? При чём тут коты? – рассердился кот.
– Жоржик… это ты… так… говоришь?
– Конечно, я. Собственно, а что тут удивительного?
Изо всех сил долго покрутив головой, словно надеясь этим вытрясти из неё наваждение, Егор Весёлых собрал всё свое мужество и крикнул неестественно дружелюбно:
– Иди ко мне, Жоржик, накормлю!
Но кот, почему-то отвернувшись от хозяина, скрипло захрипел:
– Ясу… ясу… ясу…
«Что же это такое со мной происходит?! – в страшном ужасе закрыв глаза, подумал Егор Весёлых. – Неужели из-за потери усов я сошёл с ума?!»
А с забора раздавалось хриплое и скриплое:
– Ясу… ясу… ясу…
«Я сумасшедший, – вдруг как-то спокойно пронеслось в голове Егора Весёлых, и он мысленно скомандовал себе: – С ума не-е-е-е схо-о-о-о-дить! В здравом уме нахо-о-о-о-дись!»
А кот всё громче и громче, натужнее и натужнее скрипло и хрипло тянул:
– Ясу… ясу… ясу…
– Иди, иди, Жоржик! Колбасы дам сто грамм! Чаю дам два стакан!
«И язык меня уже не слушается! – обречённо подумал Егор Весёлых и почувствовал, как от умственного напряжения у него закружилась голова. – Видно, я из-за своего хвастовства и зазнайства здорово заболел. С ума, конечно, я вряд ли сошёл, но что-то в мозгах у меня поломалось».
– Ясу… я-я-а-а… ясу… – у-у-у-довольствием! – скрипло прохрипел кот, спрыгнул с забора и бегом, прыжками направился к дому.
Шатаясь и борясь с головокружением от умственного напряжения, Егор Весёлых добрался до дверей, опираясь рукой о стену, открыл дверь и…
Тут ему снова пришлось призвать на помощь всё свое мужество, всё самообладание, чтобы отнестись к увиденному более или менее спокойно.
Перед ним стояло… В общем-то, это был, конечно, человек, невысокий, очень и очень толстый, но очень уж странный и, откровенно говоря, почти страшный. Одетый в серый, длинный, до полу халат, подпоясанный скрученной простыней с узлом в виде банта на животе, человек этот закатывал и закатывал рукава халата, словно собирался драться на кулачках. Лицо его, покрытое ссадинами и пластырями, лоб, украшенный тремя одинаковыми синяками (бывшими разноцветными шишками), наводили на мысль о тёмной судьбе данного субъекта.
На редкость громко, удивительно шумно и достаточно глубоко вздохнув, Егор Весёлых сказал подбежавшему коту:
– Иди домой, Жоржик!
– А-а, тезка! – скрипло и хрипло обрадовалось то, что стояло перед Егором Весёлых. – А я решил, что вы меня знаете и приглашаете завтракать.
– Кто… кто… вы… такой? – понемногу приходя в себя, но всё ещё с трудом произнося слова, спросил Егор Весёлых.
– Позвольте представиться, старший тренер футбольной команды «Питатель» Жорж Робертович Свинкин.
– Вы и есть Свинкин?! – поразился Егор Весёлых. – Свинкин? – восторженно повторил он и захохохохохохохотал… Подняв лицо вверх, раскачиваясь взад-вперёд, он неудержимо хохохохохохотал. – Вы – Жорж, а я думал, что Жоржик! – Его стало сотрясать от смеха, он уже не раскачивался взад-вперёд, а именно сотрясался всем телом. – А я думал, Жоржик! А то Жорж! Робертович! Свинкин! Я ведь думал… я ведь думал… ясу… ясу… что я сумасшедший!.. Ясу… ясу… ясу… – Смех мешал ему собраться с силами и перестать трястись. – Я думал, что кот… что кот… кот заговорил! – И Егор Весёлых не перестал трястись всем телом, а наоборот, затрясся ещё сильнее и ещё громче захохохохохохохохотал.
– Прекратите хохотство!!! – С большим достоинством и в меру грозно потребовал Жорж Свинкин. – Это звучит оскорбительно для солидного человека, спортивного руководителя. С кем имею честь беседовать? – Он терпеливо и опять-таки с достоинством подождал, пока его собеседник окончательно успокоится, перестанет сотрясаться всем телом и хохотать. – И учтите, что я действительно не отказался бы от самого скромного завтрака, но с горячим чаем. Ночью я заблудился, никак не мог найти дорогу в больницу, потому что редкие прохожие шарахались от меня и спросить, таким образом, было не у кого. Спал тут у вас, стыдно сказать, под забором. И вот под утро продрог основательно. – Жорж Свинкин подкручивал и подкручивал длиннющие рукава халата, словно собирался драться на кулачках, поправлял и поправлял узел-бант на животе. – Я вас слушаю.
– Слушай, слушай! – с заметной угрозой в голосе отозвался Егор Весёлых. – Кто я такой, не так уж и важно. А вот твоя подозрительная особа мне известна.
– Каким образом, позвольте полюбопытствовать?
– Я знаком с Шуриком Мышкиным и Николаем Поповым.
– Так, так, так… – Жорж Свинкин опешил, попытался скрыть это опешивание, но ничего у него не получилось. Тогда он принял сверхозабоченную, с оттенком солидности позу. – Я достаточно хорошо знаю их обоих. Кстати, весь мой внешний вид, ужасный, конечно, и даже несколько неприличный, получился таким именно из-за этого негодяя Попова Николая.
– Да как ты смеешь так называть…
– Смею, смею! Имею все основания! Да, он перспективнейший вратарь, но неблагодарнейший человек. К вашему сведению…
– Можешь больше не врать, я всё знаю! – довольно грубо оборвал Егор Весёлых, но Жорж Свинкин не дал ему говорить, сразу заявив крайне возмущённым тоном:
– А то, что он поп, это вы знаете? А?
– И это мне известно. То есть он не поп, а бывший поп, который серьёзно решил стать вратарём.
И тут захохохохехехехехихихихихохохотал Жорж Свинкин. Собственно, это был даже не смех, пусть и необычный даже. Это было невообразимое и непередаваемое звукоиздавание: хохот, хахат, хихит, хехет, произносимые одновременно с хрипом, скрипом и по-визгиваньями. Но всё это продолжалось, к счастью, не так уж и долго, потому что издаватель, в сущности, не имел желания даже улыбнуться хотя бы разик.
– Да будет вам известно, неизвестная мне личность, – возмущённо прохрипел со скрипом Жорж Свинкин, – что упомянутый Попов Николай не бывший поп, а самый настоящий! Он пытался ввести в заблуждение меня и общественность!
– Не может быть!
Жорж Свинкин посмотрел на него с таким сожалением и с таким сочувствием, что Егор Весёлых ощутил себя в чем-то виноватым и недоумённо проговорил:
– Он честный человек и не может врать. Он…
– Мне вас жаль! – великодушным тоном перебил Жорж Свинкин. – Жаль, жаль мне вас! Но зато я вас и понимаю. Я сам был введен в заблуждение Поповым Николаем! Из-за него я и потерял свой пристойный внешний вид, потому что навернулся с поезда на полном ходу! Затем, по вине всё того же Попова Николая, предположим, не негодяя, я перенес поездку в леспромхоз в прицепе, где бесчинствовала обмазученная до безобразия железная бочка! Я угодил в милицию и больницу! Ах, как я вас понимаю! Но мои глаза теперь широко раскрыты, я знаю, с кем имею дело! И только я один могу разоблачить и спасти Попова Николая, сделать из него непробиваемого вратаря!
С горечью должен признаться, уважаемые читатели, что умение врать и обманывать – тоже весьма своеобразный и достаточно распространенный талант. Воздействие его на честных людей воистину необъяснимо. Бывает, человек почти наверняка знает, что ему нагло врут, и всё-таки… верит или почти верит! На этом, собственно, и основан расчет лжецов, вралей, лгунов, врунов и обманщиков всех мастей.
Вот и Жорж Свинкин всего за несколько минут посеял в душе Егора Весёлых сомнение и, с каждым мгновением распаляясь всё сильнее, врал уже безудержно:
– В моей команде, осуществляющей мой ультрасовременный принцип «Лучшее нападение – оборона», вратарь впервые в мировом футболе играет главнейшую роль.
– Насколько мне известно, – тяжело выговорил Егор Весёлых, тщательно подбирая каждое слово, – ты куда-то дел документы Николая. А по документам можно точно определить, поп он или не поп. Где документы?
– Где документы? Где документы? – почти передразнил Жорж Свинкин. – Рано или поздно их найдут или выдадут новые. Я же беспокоюсь о спортивной судьбе этого… Попова Николая! Мне необходимо, чтобы он защищал ворота моей команды «Питатель»! Ведь я нашёл его! Я оценил его талант!.. Простите, простите, а откуда вы знаете Попова Николая, если он приехал сюда лишь вчера?.. И умоляю: не забудьте о завтраке.
Егор Весёлых пригласил собеседника в дом, провёл на кухню, включил газ, начал готовить завтрак, сказал:
– Сам я недавно демобилизованный и центрфорвард. Играл в армейских командах. Сегодня мы с Николаем поступаем на работу и приступаем к тренировкам.
– Команда здесь, насколько мне известно, слабенькая, – презрительно заметил Жорж Свинкин, хотя у него дух захватило от новости – перед ним центрфорвард! – А мой «Питатель» – коллектив с недалеким блестящим будущим. Так откуда вы знаете Попова Николая? Кто дал вам о нём неверную информацию?
– Ешьте на здоровье, – сумрачно предложил Егор Весёлых. – Я доверяю Шурику Мышкину, и Николай доверяет ему. Вчера мы уже тренировались.
Слова эти произвели на бескомандного тренера просто ошеломляющее впечатление. Он вскочил и замер, выпучив глазки. «Вот! Вот! – пронеслось в его израненной голове, украшенной тремя одинаковыми синяками – бывшими разноцветными шишками. – Вот кто мой главный противник! Шурик Мышкин! Вот кто мне всё испортил! Вот кто мне до сих пор мешает увезти с собой этого негодяя Попова Николая!»
– Что с тобой? – недоуменно спросил Егор Весёлых.
– Со мной ничего… – хрипло проскрипел Жорж Свинкин. – Объясните мне, пожалуйста, будьте настолько любезны, а почему этот маленький взъерошенный Шурик имеет такое влияние на вас, взрослых людей? Неужели вы сами без него не можете разобраться?
– Шурик – очень хороший человек.
– Он ещё не человек! Пока он ещё мальчишка всего-навсего! – Жорж Свинкин внезапно преобразился – повеселел, шаловливо поиграл глазками. – Но, видимо, толковый мальчишка… Итак, я попытаюсь воздействовать на Попова Николая. Я уже вижу его в воротах моего «Питателя». И вам рекомендую воспользоваться моим приглашением – прошу вас в основной состав. И как мне пройти в больницу?
– Я провожу, – мрачно ответил Егор Весёлых. – Надо до конца разобраться с пропавшими документами.
«Шурик Мышкин! Шурик Мышкин! – стучало в израненной голове бескомандного тренера, когда он дворами, чтобы не попадаться людям на глаза, пробирался к больнице. – Вот на кого надо было воздействовать в первую очередь! Но ещё не всё потеряно! Сегодня же даю телеграмму: игроки найдены, веду переговоры, прошу продлить срок командировки… Сам же я развиваю сверхкипучую деятельность!»
А в это время дядя Коля и Шурик, окончательно отчаявшись разбудить бабушку Анфису Поликарповну при помощи звонка и стуков, пытались проникнуть в квартиру через балкон. Но, встав на плечи дяде Коле, чтобы попробовать дотянуться до балкона, Шурик долго не мог от страха выпрямить ноги, а когда это ему удалось, никак не смог удержать равновесия.
И лестницы нигде вокруг не оказалось.
Но наши футболисты были уже не в состоянии отказаться от стремления проникнуть в квартиру любым способом.
Второй этаж двухэтажного дома – вроде бы не так уж и высоко, а, как говорится, не дотянешься.
– Идея, идея, грандиозная идея! – вдруг радостно, взвизгнув даже, воскликнул Шурик. – А штанги, штанги, штанги, штанги? – И он поплясал немного.
– Какие штанги?
– Да бывшие футбольные ворота, которые вы вчера сломали! Надо их как-то приставить к стене…
Дядя Коля, не дослушав, убежал огромнейшими своими шагами, а Шурик устало опустился на травку в тени и с удивлением отметил, до чего же ему хорошо и весело. Ничего вроде бы особо радостного не происходит, а ему вот кричать от радости хочется. Он опрокинулся на спину и долго, почти до полного изнеможения дрыгал ногами. Надрыгавшись, он сел и чуть не завопил от восторга: по улице быстро шёл, временами переходя на бег, дядя Коля, держа под мышками за концы два бревна – остатки футбольных ворот.
– Вот это да! – кричал Шурик, прыгая и пританцовывая, забыв о почти полном изнеможении.
Ни секундочки не отдохнув, не передохнув даже, хотя было видно, что он весьма изрядно утомился, дядя Коля под углом к стене укрепил одно бревно.
– Ну, с богом, вперёд! – пробормотал он прерывистым голосом и начал тихонечко и осторожненько взбираться вверх по бревну. И едва он достиг середины, как оно хрррррррр… уууустнуло, и он оказался на земле.
– Ушиблись? – испуганно спросил Шурик.
– Перетерплю, – морщась, ответил дядя Коля, сел, посидел немного, кряхтя, поднялся. – Придётся тебе, Шурик, попробовать. Ты всё-таки полегче. Разувайся, босиком удобнее.
– Да ведь я… я ведь да… да я ведь… – в страхе, которого он не мог скрыть, залепетал Шурик. – Ни разу в жизни я… в разу ни жизни… то есть…
– Ничего, ничего, – рассерженно и даже чуть-чуть грубовато отозвался дядя Коля. – Я ведь тоже не всю жизнь по бревну на второй этаж лазал. Подстраховывать тебя буду.
Он укрепил, неторопливо и тщательно, второе бревно.
– Я постараюсь, конечно… – жалобным голосом проговорил Шурик, снял кеды и взялся за бревно с такой опаской, словно оно было раскалено или находилось под электрическим током. – Сейчас, сейчас… постараюсь, честное слово, постараюсь…
– Да смелее, смелее! – подбадривал дядя Коля, поддерживая его. – Так, так… молодец…
А Шурик, почти одеревенев, весь напрягшись от страха и неумения, с ужасом ждал момента, когда руки дяди Коли отпустят его… и мысленно уже летел вниз на землю…
Ну, вот… вот он сам в своих, так сказать, руках и ногах… Шурику захотелось прикрыть глаза, чтобы расстояние до балкона не казалось непреодолимым… Он и зажмурился… Зажмурился он, но вроде бы продолжал всё видеть, вернее, всё представлял себе по памяти… осторожно действовал малопослушными руками и ногами.
– Молодец, молодец… – откуда-то далеко снизу подбадривал дядя Коля, – не торопись, не торопись…
Шурик открыл глаза – расстояние до балкона, казалось, нисколечко не уменьшилось. И ни рукой, ни ногой он больше пошевелить не мог…
– Слезай обратно, – печально предложил дядя Коля, – ничего не получается.
Оказавшись на земле, с удовольствием потопав по ней, поотпыхавшись, Шурик сказал:
– Я старался, я очень старался… Но не достать, никак не достать.
– Это мы ещё посмотрим, – сквозь зубы процедил дядя Коля, то внимательно рассматривая бревно, то ещё внимательнее разглядывая балкон.
– Не получится, не получится, не получится! – тихо, но с большим отчаянием возразил Шурик. – Вот увидите, не получится!
– Конечно, ничего не получится, – иронически вроде бы согласился дядя Коля. – Конечно, никогда ничего не получится, если ничего не делать. Проще всего сдаться. Так, мол, и так, уважаемое бревно. Ты, бревно, меня, человека, сильнее. Мне, человеку, с тобой, бревно, не совладать. Но я ради футбола, – возвысил он свой и без того громкий голос, – ради футбола я на всё готов!
Дядя Коля долго и старательно устанавливал бревно под углом к стене. Потом он отошёл далеко-далеко, разбежался и – по бревну вверх бегом! – и прыг! – и схватился руками за перила. На какое-то мгновение он замер, и тут Шурику почудилось, что балкон начал оседать…
Но дядя Коля, громко крякнув, подтянулся рывком и перелез через перила.
– Ура-а-а! – закричал Шурик. – Вот это класс! Вот это да!
Он бросился в подъезд, взлетел по лестнице и в нетерпении запрыгал перед дверью.
Дверь открылась, и он увидел невероятно растерянное, жалкое лицо дяди Коли, сразу почувствовал что-то недоброе, пролепетал:
– Что, что ещё случилось?
Дядя Коля шумно передохнул, набрал в грудь побольше воздуха, словно собирался запеть, и глухо ответил:
– Уважаемой Анфисы Поликарповны дома не оказалось. Она исчезла…
– Как… исчезла? Куда? Зачем?
– Кто её знает…
Шурик обежал всю квартиру, заглянул в каждый угол, даже под кровати – действительно, бабушки Анфисы Поликарповны нигде не было, она действительно исчезла, и он совершенно растерянным, жалким голосом спросил:
– Что… что… что делать?
Дядя Коля спокойно и деловито ответил:
– Жить.
– А… а как быть с бабушкой? Вернее, как быть без бабушки?
– Жить, – ещё спокойнее и ещё деловитее повторил дядя Коля. – Действовать надо. Ключ на месте. Отлично. У кого-нибудь в доме можно его оставить?
– У тёти Варвары из соседнего подъезда.
– Совсем замечательно. Я бреюсь, быстро готовлю завтрак, а ты топай насчет ключа.
Встречи с тётей Варварой Шурик, честно говоря, побаивался: ей вряд ли понравится новость об исчезновении бабушки Анфисы Поликарповны.
У себя на кухне, гремя кастрюлями и сковородками, одновременно делая несколько дел (мыла посуду, пробовала суп, кашу, компот, переворачивала котлеты, чистила овощи, приготовляла тесто), тётя Варвара сразу спросила басом:
– Что там твое чудо-юдо морское опять натворило? Опять есть захотело?
– Оно исчезло, – машинально отозвался Шурик. – Куда-то исчезло.
– Ис-па-ри-лось! – со смехом пробасила тётя Варвара. – Так надо было идти не ко мне, а в милицию. За-я-вить! Так, мол, и так, исчезло чудо-юдо морское тунеядное!.. Жалко мне тебя, парень… – Она устало опустилась на табурет, пять раз устало и тяжело передохнула и снова, как ни в чём не бывало, засуетилась, заметалась по кухне, одновременно делая несколько дел. – Внуки должны теряться, а не бабушки! Бабушки должны внуков искать, а не внуки бабушек!
И тётя Варвара, высокая, худощавая, продолжала метаться по кухне, возмущаться, удивляться, поражаться, сердиться, негодовать. Шурик с огромнейшим трудом, еле-еле-еле-еле уловил момент, когда тётя Варвара пробовала суп и, естественно, не могла говорить, и жалобно выкрикнул:
– Мне-то что делать?
– Жить! – грозным и торжествующим басом отозвалась тётя Варвара и прямо-таки оглушающе прогремела одной за другой четырьмя крышками кастрюль и в каждой успела помешать ложкой. – Сейчас же марш в милицию, всё там растолкуй про свое чудо-юдо морское и займись своей жизнью! Лето на дворе! Тебе отдыхать надо! Тебе сил набираться надо, а не бабушку искать! Понятно?
И, не давая Шурику произнести ни слова, тётя Варвара минут семь с половиной басом возмущалась, удивлялась, поражалась, сердилась, негодовала и металась по кухне, одновременно делая несколько дел.
– Чего стоишь? – удивилась она. – Чего куксишься, как девчонка, которая куклу потеряла? Ты ведь не куклу потерял, а всего-навсего тунеядскую бабушку. Никуда она не денется. Бездельничает где-нибудь сейчас на здоровье… Я бы сама с тобой в милицию сходила, да вот видишь, не могу хозяйство бросить. Обиделся, что ли, на меня?
– Чего мне обижаться? – еле-еле слышно ответил Шурик, так еле-еле слышно, что тёте Варваре, чтобы разобрать его слова, пришлось замереть на месте, и он повторил чуть громче: – Я не обиделся. Чего мне обижаться? Хорошо, я сейчас пойду в милицию. А потом мне надо с дядей Колей идти помогать ему устраиваться на работу и поступать в футбольную команду. А вдруг бабушка придёт без нас? Можно оставить у вас ключ?
– Вот это нормальный разговор, – одобрила тётя Варвара. – И не забудь оставить записку, где ключ и когда примерно вернешься. А я, как только управлюсь с обедом, внучку с твоим ключом дома оставлю и сама в милицию сбегаю. И никуда-никуда бабушка твоя не денется. Сквозь землю не провалится, на небо не взлетит, а тут, на земле, мы её разыщем!
Ободренный, Шурик быстро примчался домой, с порога весело крикнул:
– Всё в порядке, всё в порядке.
Как бы не разделяя его радужного настроения, дядя Коля довольно сумрачно предложил:
– Садись завтракать. Самоварчик, к сожалению, ставить некогда. Ешь, ешь, день нам предстоит нелегонький.
– Всё, всё, всё будет в порядке, – с набитым ртом несколько самоуверенно выговорил Шурик, к которому вернулось отличнейшее настроение. – Надо жить, а не кукситься. Вот увидите, недалек тот день, когда не вы меня, а я вас накормлю вкусным завтраком!
– Не сомневаюсь. – Дядя Коля улыбнулся, но тут же улыбка погасла, и он проговорил задумчиво и озабоченно, даже с оттенком суровости: – Нам с тобой надо учиться жить.
– Опять летом учиться? – с болью вырвалось у Шурика.
– Да не о школьном учении речь, – по-прежнему задумчиво, озабоченно и даже с оттенком суровости ответил дядя Коля. – Я много в нормальной жизни не знаю, ты – тоже. Вот и будем помогать друг другу. Шурик весь просиял от удовольствия.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Он уже решил снова лечь, но услышал за окном умоляющее мяуканье. Егор Весёлых подошёл к открытому окну, выглянул во двор, увидел на заборе своего кота и позвал ласково:
– Жоржик, Жоржик!
А кот вдруг спросил его хриплым и скриплым человеческим голосом:
– В чём дело? Слушаю вас.
Конечно, Егору Весёлых сразу стало ясно, что это ему просто послышалось спросонья, и он ещё более ласково спросил:
– Есть, Жоржик, не хочешь?
– Ещё как! – радостно ответил кот. – Буду вам очень благодарен хотя бы за кусок хлеба.
Егор Весёлых был храбрым человеком и, как вы помните, уважаемые читатели, только что демобилизовался из армии, и сказки о говорящих животных он знал, но тут ему стало очень не по себе. Сказки сказками, а когда тебе кажется, что обыкновенный кот говорит пусть неприятно скриплым и хриплым, но человеческим голосом, тут, по крайней мере, растеряешься… Поэтому Егор Весёлых больно-пребольно ущипнул себя правой рукой за левую, потом ещё больней-пребольней левой рукой за правую, убедился, что не спит, и всё-таки с очень большим опасением спросил:
– Но ведь ты, Жоржик, никогда не ел хлеба? Ты же любитель колбасы!
– Не откажусь, конечно, и от колбасы, – скрипло прохрипел кот и хрипло проскрипел: – А если вы ещё предложите мне стакан горячего чаю…
– Коты чай не пьют! – громко прошептал, весь испуганно сжавшись, Егор Весёлых.
– Какие коты? При чём тут коты? – рассердился кот.
– Жоржик… это ты… так… говоришь?
– Конечно, я. Собственно, а что тут удивительного?
Изо всех сил долго покрутив головой, словно надеясь этим вытрясти из неё наваждение, Егор Весёлых собрал всё свое мужество и крикнул неестественно дружелюбно:
– Иди ко мне, Жоржик, накормлю!
Но кот, почему-то отвернувшись от хозяина, скрипло захрипел:
– Ясу… ясу… ясу…
«Что же это такое со мной происходит?! – в страшном ужасе закрыв глаза, подумал Егор Весёлых. – Неужели из-за потери усов я сошёл с ума?!»
А с забора раздавалось хриплое и скриплое:
– Ясу… ясу… ясу…
«Я сумасшедший, – вдруг как-то спокойно пронеслось в голове Егора Весёлых, и он мысленно скомандовал себе: – С ума не-е-е-е схо-о-о-о-дить! В здравом уме нахо-о-о-о-дись!»
А кот всё громче и громче, натужнее и натужнее скрипло и хрипло тянул:
– Ясу… ясу… ясу…
– Иди, иди, Жоржик! Колбасы дам сто грамм! Чаю дам два стакан!
«И язык меня уже не слушается! – обречённо подумал Егор Весёлых и почувствовал, как от умственного напряжения у него закружилась голова. – Видно, я из-за своего хвастовства и зазнайства здорово заболел. С ума, конечно, я вряд ли сошёл, но что-то в мозгах у меня поломалось».
– Ясу… я-я-а-а… ясу… – у-у-у-довольствием! – скрипло прохрипел кот, спрыгнул с забора и бегом, прыжками направился к дому.
Шатаясь и борясь с головокружением от умственного напряжения, Егор Весёлых добрался до дверей, опираясь рукой о стену, открыл дверь и…
Тут ему снова пришлось призвать на помощь всё свое мужество, всё самообладание, чтобы отнестись к увиденному более или менее спокойно.
Перед ним стояло… В общем-то, это был, конечно, человек, невысокий, очень и очень толстый, но очень уж странный и, откровенно говоря, почти страшный. Одетый в серый, длинный, до полу халат, подпоясанный скрученной простыней с узлом в виде банта на животе, человек этот закатывал и закатывал рукава халата, словно собирался драться на кулачках. Лицо его, покрытое ссадинами и пластырями, лоб, украшенный тремя одинаковыми синяками (бывшими разноцветными шишками), наводили на мысль о тёмной судьбе данного субъекта.
На редкость громко, удивительно шумно и достаточно глубоко вздохнув, Егор Весёлых сказал подбежавшему коту:
– Иди домой, Жоржик!
– А-а, тезка! – скрипло и хрипло обрадовалось то, что стояло перед Егором Весёлых. – А я решил, что вы меня знаете и приглашаете завтракать.
– Кто… кто… вы… такой? – понемногу приходя в себя, но всё ещё с трудом произнося слова, спросил Егор Весёлых.
– Позвольте представиться, старший тренер футбольной команды «Питатель» Жорж Робертович Свинкин.
– Вы и есть Свинкин?! – поразился Егор Весёлых. – Свинкин? – восторженно повторил он и захохохохохохохотал… Подняв лицо вверх, раскачиваясь взад-вперёд, он неудержимо хохохохохохотал. – Вы – Жорж, а я думал, что Жоржик! – Его стало сотрясать от смеха, он уже не раскачивался взад-вперёд, а именно сотрясался всем телом. – А я думал, Жоржик! А то Жорж! Робертович! Свинкин! Я ведь думал… я ведь думал… ясу… ясу… что я сумасшедший!.. Ясу… ясу… ясу… – Смех мешал ему собраться с силами и перестать трястись. – Я думал, что кот… что кот… кот заговорил! – И Егор Весёлых не перестал трястись всем телом, а наоборот, затрясся ещё сильнее и ещё громче захохохохохохохохотал.
– Прекратите хохотство!!! – С большим достоинством и в меру грозно потребовал Жорж Свинкин. – Это звучит оскорбительно для солидного человека, спортивного руководителя. С кем имею честь беседовать? – Он терпеливо и опять-таки с достоинством подождал, пока его собеседник окончательно успокоится, перестанет сотрясаться всем телом и хохотать. – И учтите, что я действительно не отказался бы от самого скромного завтрака, но с горячим чаем. Ночью я заблудился, никак не мог найти дорогу в больницу, потому что редкие прохожие шарахались от меня и спросить, таким образом, было не у кого. Спал тут у вас, стыдно сказать, под забором. И вот под утро продрог основательно. – Жорж Свинкин подкручивал и подкручивал длиннющие рукава халата, словно собирался драться на кулачках, поправлял и поправлял узел-бант на животе. – Я вас слушаю.
– Слушай, слушай! – с заметной угрозой в голосе отозвался Егор Весёлых. – Кто я такой, не так уж и важно. А вот твоя подозрительная особа мне известна.
– Каким образом, позвольте полюбопытствовать?
– Я знаком с Шуриком Мышкиным и Николаем Поповым.
– Так, так, так… – Жорж Свинкин опешил, попытался скрыть это опешивание, но ничего у него не получилось. Тогда он принял сверхозабоченную, с оттенком солидности позу. – Я достаточно хорошо знаю их обоих. Кстати, весь мой внешний вид, ужасный, конечно, и даже несколько неприличный, получился таким именно из-за этого негодяя Попова Николая.
– Да как ты смеешь так называть…
– Смею, смею! Имею все основания! Да, он перспективнейший вратарь, но неблагодарнейший человек. К вашему сведению…
– Можешь больше не врать, я всё знаю! – довольно грубо оборвал Егор Весёлых, но Жорж Свинкин не дал ему говорить, сразу заявив крайне возмущённым тоном:
– А то, что он поп, это вы знаете? А?
– И это мне известно. То есть он не поп, а бывший поп, который серьёзно решил стать вратарём.
И тут захохохохехехехехихихихихохохотал Жорж Свинкин. Собственно, это был даже не смех, пусть и необычный даже. Это было невообразимое и непередаваемое звукоиздавание: хохот, хахат, хихит, хехет, произносимые одновременно с хрипом, скрипом и по-визгиваньями. Но всё это продолжалось, к счастью, не так уж и долго, потому что издаватель, в сущности, не имел желания даже улыбнуться хотя бы разик.
– Да будет вам известно, неизвестная мне личность, – возмущённо прохрипел со скрипом Жорж Свинкин, – что упомянутый Попов Николай не бывший поп, а самый настоящий! Он пытался ввести в заблуждение меня и общественность!
– Не может быть!
Жорж Свинкин посмотрел на него с таким сожалением и с таким сочувствием, что Егор Весёлых ощутил себя в чем-то виноватым и недоумённо проговорил:
– Он честный человек и не может врать. Он…
– Мне вас жаль! – великодушным тоном перебил Жорж Свинкин. – Жаль, жаль мне вас! Но зато я вас и понимаю. Я сам был введен в заблуждение Поповым Николаем! Из-за него я и потерял свой пристойный внешний вид, потому что навернулся с поезда на полном ходу! Затем, по вине всё того же Попова Николая, предположим, не негодяя, я перенес поездку в леспромхоз в прицепе, где бесчинствовала обмазученная до безобразия железная бочка! Я угодил в милицию и больницу! Ах, как я вас понимаю! Но мои глаза теперь широко раскрыты, я знаю, с кем имею дело! И только я один могу разоблачить и спасти Попова Николая, сделать из него непробиваемого вратаря!
С горечью должен признаться, уважаемые читатели, что умение врать и обманывать – тоже весьма своеобразный и достаточно распространенный талант. Воздействие его на честных людей воистину необъяснимо. Бывает, человек почти наверняка знает, что ему нагло врут, и всё-таки… верит или почти верит! На этом, собственно, и основан расчет лжецов, вралей, лгунов, врунов и обманщиков всех мастей.
Вот и Жорж Свинкин всего за несколько минут посеял в душе Егора Весёлых сомнение и, с каждым мгновением распаляясь всё сильнее, врал уже безудержно:
– В моей команде, осуществляющей мой ультрасовременный принцип «Лучшее нападение – оборона», вратарь впервые в мировом футболе играет главнейшую роль.
– Насколько мне известно, – тяжело выговорил Егор Весёлых, тщательно подбирая каждое слово, – ты куда-то дел документы Николая. А по документам можно точно определить, поп он или не поп. Где документы?
– Где документы? Где документы? – почти передразнил Жорж Свинкин. – Рано или поздно их найдут или выдадут новые. Я же беспокоюсь о спортивной судьбе этого… Попова Николая! Мне необходимо, чтобы он защищал ворота моей команды «Питатель»! Ведь я нашёл его! Я оценил его талант!.. Простите, простите, а откуда вы знаете Попова Николая, если он приехал сюда лишь вчера?.. И умоляю: не забудьте о завтраке.
Егор Весёлых пригласил собеседника в дом, провёл на кухню, включил газ, начал готовить завтрак, сказал:
– Сам я недавно демобилизованный и центрфорвард. Играл в армейских командах. Сегодня мы с Николаем поступаем на работу и приступаем к тренировкам.
– Команда здесь, насколько мне известно, слабенькая, – презрительно заметил Жорж Свинкин, хотя у него дух захватило от новости – перед ним центрфорвард! – А мой «Питатель» – коллектив с недалеким блестящим будущим. Так откуда вы знаете Попова Николая? Кто дал вам о нём неверную информацию?
– Ешьте на здоровье, – сумрачно предложил Егор Весёлых. – Я доверяю Шурику Мышкину, и Николай доверяет ему. Вчера мы уже тренировались.
Слова эти произвели на бескомандного тренера просто ошеломляющее впечатление. Он вскочил и замер, выпучив глазки. «Вот! Вот! – пронеслось в его израненной голове, украшенной тремя одинаковыми синяками – бывшими разноцветными шишками. – Вот кто мой главный противник! Шурик Мышкин! Вот кто мне всё испортил! Вот кто мне до сих пор мешает увезти с собой этого негодяя Попова Николая!»
– Что с тобой? – недоуменно спросил Егор Весёлых.
– Со мной ничего… – хрипло проскрипел Жорж Свинкин. – Объясните мне, пожалуйста, будьте настолько любезны, а почему этот маленький взъерошенный Шурик имеет такое влияние на вас, взрослых людей? Неужели вы сами без него не можете разобраться?
– Шурик – очень хороший человек.
– Он ещё не человек! Пока он ещё мальчишка всего-навсего! – Жорж Свинкин внезапно преобразился – повеселел, шаловливо поиграл глазками. – Но, видимо, толковый мальчишка… Итак, я попытаюсь воздействовать на Попова Николая. Я уже вижу его в воротах моего «Питателя». И вам рекомендую воспользоваться моим приглашением – прошу вас в основной состав. И как мне пройти в больницу?
– Я провожу, – мрачно ответил Егор Весёлых. – Надо до конца разобраться с пропавшими документами.
«Шурик Мышкин! Шурик Мышкин! – стучало в израненной голове бескомандного тренера, когда он дворами, чтобы не попадаться людям на глаза, пробирался к больнице. – Вот на кого надо было воздействовать в первую очередь! Но ещё не всё потеряно! Сегодня же даю телеграмму: игроки найдены, веду переговоры, прошу продлить срок командировки… Сам же я развиваю сверхкипучую деятельность!»
А в это время дядя Коля и Шурик, окончательно отчаявшись разбудить бабушку Анфису Поликарповну при помощи звонка и стуков, пытались проникнуть в квартиру через балкон. Но, встав на плечи дяде Коле, чтобы попробовать дотянуться до балкона, Шурик долго не мог от страха выпрямить ноги, а когда это ему удалось, никак не смог удержать равновесия.
И лестницы нигде вокруг не оказалось.
Но наши футболисты были уже не в состоянии отказаться от стремления проникнуть в квартиру любым способом.
Второй этаж двухэтажного дома – вроде бы не так уж и высоко, а, как говорится, не дотянешься.
– Идея, идея, грандиозная идея! – вдруг радостно, взвизгнув даже, воскликнул Шурик. – А штанги, штанги, штанги, штанги? – И он поплясал немного.
– Какие штанги?
– Да бывшие футбольные ворота, которые вы вчера сломали! Надо их как-то приставить к стене…
Дядя Коля, не дослушав, убежал огромнейшими своими шагами, а Шурик устало опустился на травку в тени и с удивлением отметил, до чего же ему хорошо и весело. Ничего вроде бы особо радостного не происходит, а ему вот кричать от радости хочется. Он опрокинулся на спину и долго, почти до полного изнеможения дрыгал ногами. Надрыгавшись, он сел и чуть не завопил от восторга: по улице быстро шёл, временами переходя на бег, дядя Коля, держа под мышками за концы два бревна – остатки футбольных ворот.
– Вот это да! – кричал Шурик, прыгая и пританцовывая, забыв о почти полном изнеможении.
Ни секундочки не отдохнув, не передохнув даже, хотя было видно, что он весьма изрядно утомился, дядя Коля под углом к стене укрепил одно бревно.
– Ну, с богом, вперёд! – пробормотал он прерывистым голосом и начал тихонечко и осторожненько взбираться вверх по бревну. И едва он достиг середины, как оно хрррррррр… уууустнуло, и он оказался на земле.
– Ушиблись? – испуганно спросил Шурик.
– Перетерплю, – морщась, ответил дядя Коля, сел, посидел немного, кряхтя, поднялся. – Придётся тебе, Шурик, попробовать. Ты всё-таки полегче. Разувайся, босиком удобнее.
– Да ведь я… я ведь да… да я ведь… – в страхе, которого он не мог скрыть, залепетал Шурик. – Ни разу в жизни я… в разу ни жизни… то есть…
– Ничего, ничего, – рассерженно и даже чуть-чуть грубовато отозвался дядя Коля. – Я ведь тоже не всю жизнь по бревну на второй этаж лазал. Подстраховывать тебя буду.
Он укрепил, неторопливо и тщательно, второе бревно.
– Я постараюсь, конечно… – жалобным голосом проговорил Шурик, снял кеды и взялся за бревно с такой опаской, словно оно было раскалено или находилось под электрическим током. – Сейчас, сейчас… постараюсь, честное слово, постараюсь…
– Да смелее, смелее! – подбадривал дядя Коля, поддерживая его. – Так, так… молодец…
А Шурик, почти одеревенев, весь напрягшись от страха и неумения, с ужасом ждал момента, когда руки дяди Коли отпустят его… и мысленно уже летел вниз на землю…
Ну, вот… вот он сам в своих, так сказать, руках и ногах… Шурику захотелось прикрыть глаза, чтобы расстояние до балкона не казалось непреодолимым… Он и зажмурился… Зажмурился он, но вроде бы продолжал всё видеть, вернее, всё представлял себе по памяти… осторожно действовал малопослушными руками и ногами.
– Молодец, молодец… – откуда-то далеко снизу подбадривал дядя Коля, – не торопись, не торопись…
Шурик открыл глаза – расстояние до балкона, казалось, нисколечко не уменьшилось. И ни рукой, ни ногой он больше пошевелить не мог…
– Слезай обратно, – печально предложил дядя Коля, – ничего не получается.
Оказавшись на земле, с удовольствием потопав по ней, поотпыхавшись, Шурик сказал:
– Я старался, я очень старался… Но не достать, никак не достать.
– Это мы ещё посмотрим, – сквозь зубы процедил дядя Коля, то внимательно рассматривая бревно, то ещё внимательнее разглядывая балкон.
– Не получится, не получится, не получится! – тихо, но с большим отчаянием возразил Шурик. – Вот увидите, не получится!
– Конечно, ничего не получится, – иронически вроде бы согласился дядя Коля. – Конечно, никогда ничего не получится, если ничего не делать. Проще всего сдаться. Так, мол, и так, уважаемое бревно. Ты, бревно, меня, человека, сильнее. Мне, человеку, с тобой, бревно, не совладать. Но я ради футбола, – возвысил он свой и без того громкий голос, – ради футбола я на всё готов!
Дядя Коля долго и старательно устанавливал бревно под углом к стене. Потом он отошёл далеко-далеко, разбежался и – по бревну вверх бегом! – и прыг! – и схватился руками за перила. На какое-то мгновение он замер, и тут Шурику почудилось, что балкон начал оседать…
Но дядя Коля, громко крякнув, подтянулся рывком и перелез через перила.
– Ура-а-а! – закричал Шурик. – Вот это класс! Вот это да!
Он бросился в подъезд, взлетел по лестнице и в нетерпении запрыгал перед дверью.
Дверь открылась, и он увидел невероятно растерянное, жалкое лицо дяди Коли, сразу почувствовал что-то недоброе, пролепетал:
– Что, что ещё случилось?
Дядя Коля шумно передохнул, набрал в грудь побольше воздуха, словно собирался запеть, и глухо ответил:
– Уважаемой Анфисы Поликарповны дома не оказалось. Она исчезла…
– Как… исчезла? Куда? Зачем?
– Кто её знает…
Шурик обежал всю квартиру, заглянул в каждый угол, даже под кровати – действительно, бабушки Анфисы Поликарповны нигде не было, она действительно исчезла, и он совершенно растерянным, жалким голосом спросил:
– Что… что… что делать?
Дядя Коля спокойно и деловито ответил:
– Жить.
– А… а как быть с бабушкой? Вернее, как быть без бабушки?
– Жить, – ещё спокойнее и ещё деловитее повторил дядя Коля. – Действовать надо. Ключ на месте. Отлично. У кого-нибудь в доме можно его оставить?
– У тёти Варвары из соседнего подъезда.
– Совсем замечательно. Я бреюсь, быстро готовлю завтрак, а ты топай насчет ключа.
Встречи с тётей Варварой Шурик, честно говоря, побаивался: ей вряд ли понравится новость об исчезновении бабушки Анфисы Поликарповны.
У себя на кухне, гремя кастрюлями и сковородками, одновременно делая несколько дел (мыла посуду, пробовала суп, кашу, компот, переворачивала котлеты, чистила овощи, приготовляла тесто), тётя Варвара сразу спросила басом:
– Что там твое чудо-юдо морское опять натворило? Опять есть захотело?
– Оно исчезло, – машинально отозвался Шурик. – Куда-то исчезло.
– Ис-па-ри-лось! – со смехом пробасила тётя Варвара. – Так надо было идти не ко мне, а в милицию. За-я-вить! Так, мол, и так, исчезло чудо-юдо морское тунеядное!.. Жалко мне тебя, парень… – Она устало опустилась на табурет, пять раз устало и тяжело передохнула и снова, как ни в чём не бывало, засуетилась, заметалась по кухне, одновременно делая несколько дел. – Внуки должны теряться, а не бабушки! Бабушки должны внуков искать, а не внуки бабушек!
И тётя Варвара, высокая, худощавая, продолжала метаться по кухне, возмущаться, удивляться, поражаться, сердиться, негодовать. Шурик с огромнейшим трудом, еле-еле-еле-еле уловил момент, когда тётя Варвара пробовала суп и, естественно, не могла говорить, и жалобно выкрикнул:
– Мне-то что делать?
– Жить! – грозным и торжествующим басом отозвалась тётя Варвара и прямо-таки оглушающе прогремела одной за другой четырьмя крышками кастрюль и в каждой успела помешать ложкой. – Сейчас же марш в милицию, всё там растолкуй про свое чудо-юдо морское и займись своей жизнью! Лето на дворе! Тебе отдыхать надо! Тебе сил набираться надо, а не бабушку искать! Понятно?
И, не давая Шурику произнести ни слова, тётя Варвара минут семь с половиной басом возмущалась, удивлялась, поражалась, сердилась, негодовала и металась по кухне, одновременно делая несколько дел.
– Чего стоишь? – удивилась она. – Чего куксишься, как девчонка, которая куклу потеряла? Ты ведь не куклу потерял, а всего-навсего тунеядскую бабушку. Никуда она не денется. Бездельничает где-нибудь сейчас на здоровье… Я бы сама с тобой в милицию сходила, да вот видишь, не могу хозяйство бросить. Обиделся, что ли, на меня?
– Чего мне обижаться? – еле-еле слышно ответил Шурик, так еле-еле слышно, что тёте Варваре, чтобы разобрать его слова, пришлось замереть на месте, и он повторил чуть громче: – Я не обиделся. Чего мне обижаться? Хорошо, я сейчас пойду в милицию. А потом мне надо с дядей Колей идти помогать ему устраиваться на работу и поступать в футбольную команду. А вдруг бабушка придёт без нас? Можно оставить у вас ключ?
– Вот это нормальный разговор, – одобрила тётя Варвара. – И не забудь оставить записку, где ключ и когда примерно вернешься. А я, как только управлюсь с обедом, внучку с твоим ключом дома оставлю и сама в милицию сбегаю. И никуда-никуда бабушка твоя не денется. Сквозь землю не провалится, на небо не взлетит, а тут, на земле, мы её разыщем!
Ободренный, Шурик быстро примчался домой, с порога весело крикнул:
– Всё в порядке, всё в порядке.
Как бы не разделяя его радужного настроения, дядя Коля довольно сумрачно предложил:
– Садись завтракать. Самоварчик, к сожалению, ставить некогда. Ешь, ешь, день нам предстоит нелегонький.
– Всё, всё, всё будет в порядке, – с набитым ртом несколько самоуверенно выговорил Шурик, к которому вернулось отличнейшее настроение. – Надо жить, а не кукситься. Вот увидите, недалек тот день, когда не вы меня, а я вас накормлю вкусным завтраком!
– Не сомневаюсь. – Дядя Коля улыбнулся, но тут же улыбка погасла, и он проговорил задумчиво и озабоченно, даже с оттенком суровости: – Нам с тобой надо учиться жить.
– Опять летом учиться? – с болью вырвалось у Шурика.
– Да не о школьном учении речь, – по-прежнему задумчиво, озабоченно и даже с оттенком суровости ответил дядя Коля. – Я много в нормальной жизни не знаю, ты – тоже. Вот и будем помогать друг другу. Шурик весь просиял от удовольствия.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Последние усилия Жоржа Свинкина
В ночь накануне описываемого дня – главного в нашем повествовании – все действующие лица видели сны, и я должен, уважаемые читатели, хотя бы кратко информировать вас о их содержании.
Об одном сне вы уже знаете: Егор Весёлых будто бы потерял свою гордость – огромные чёрные усы.
Шурикиным папе, маме и дедушке привиделся предельно изможденный, исхудавший и изголодавшийся сын, он же внук. Ведь они забыли оставить ему деньги и обнаружили это лишь в дороге.
Шурику приснилось, что школьную форму сменили на футбольную, учителей называют тренерами, классы стали командами, а капитаном может быть только абсолютно круглый отличник. А кто из маленьких футболистов не мечтает быть капитаном?
Тётя Варвара во сне настолько обленилась, отунеядилась, что трехлетний внук кормил её манной кашей с ложечки.
Жоржу Свинкину, спавшему под забором, приснилось, что он руководит игрой сборной команды страны в матче с каким-то ультра-знаменитым зарубежным клубом и тут же бойко торгует холоднючим квасом, разводя его ещё более холоднючей газированной водой.
Дядя Коля всю ночь простоял в воротах, отражая удары десяти форвардов, у каждого из которых был свой мяч. Особый страх охватывал вратаря, когда по воротам били враз десять футболистов, и дядя Коля одновременно брал-отражал-переводил-на-угловой десять мячей.
Самый невероятный сон видел Гаврила: будто бы его тракторчонок – чудо двадцатого века, машина будущего – подчиняется ему, как нормальный.
Его тёще – золотому человеку, Глафире Сосипатровне Суслопаровой – во сне являлся обмазученный Жорж Свинкин, направлял на неё пушку и требовал отдать ему всю сметану.
Но все эти вышеупомянутые сновидения не оказали никакого конкретного, практического влияния на дальнейшее поведение действующих лиц нашего повествования.
Иначе случилось с бабушкой Анфисой Поликарповной. Ее до самого утра посещали кошмарные или полукошмарные сновидения, в которых она садилась за очень обильно уставленный кушаньями стол и… просыпалась от скрипло-хриплого голоса: «Адре… адре… адре…»
Проснувшись, бабушка Анфиса Поликарповна вспоминала, что они с Шуриком остались без средств к существованию, то есть без денег. Она делала отчаянные попытки заснуть, например считала до ста девяти, но из-за стены раздавался сверхбогатырский храп поповского вратаря, в голову лезли события минувшего дня и скрипло или хрипло скрипел голос: «Адре… адре… адре…»
И стоило бабушке Анфисе Поликарповне ухитриться заснуть, как её будил раздававшийся из-за стены сверхбогатырский храп.
К утру из-за многочисленнейших засыпаний и просыпаний она столь сильно изнервничалась, что уже и боялась заснуть, хотя сверхбогатырский храп за стеной прекратился. Думала бабушка Анфиса Поликарповна, думала, гадала она, гадала, что же делать, и решила прогуляться, вспомнив, что лучшие лекарства – это движение и свежий воздух.
А на крыльце она встретила почтальона, который вручил ей денежный перевод!
О, это было отличное начало дня.
На улице ранним утром, да ещё со средствами существования в сумочке, дышалось просто великолепно. Головная боль сразу не прошла, а – убежала. Бабушка Анфиса Поликарповна моментально успокоилась, прикинула в уме, что скоро уже и завтрак, и шла себе, шла, наслаждаясь наисвежайшим утренним воздухом. И ещё она вспоминала с некоторым сожалением, что давным-давно не гуляла вот так ранним утром.
Несмотря на множество чисто житейских неудобств и довольно частые нервные потрясения, жизнь у Шурика ей понравилась. У себя дома, среди взрослых детей и малолетних внуков и внучек, она жила легко, безбедно и… несколько скучновато. Её полностью оградили от всех забот, даже самых наимельчайших (даже не позволяли размешивать чай в чашке!). Она привыкла и к этому, наслаждалась таким беспечным существованием и спасалась от возможной глубокой скуки многочасовым сидением перед телевизором. Именно поэтому она согласилась поехать к внуку Шурику.
Об одном сне вы уже знаете: Егор Весёлых будто бы потерял свою гордость – огромные чёрные усы.
Шурикиным папе, маме и дедушке привиделся предельно изможденный, исхудавший и изголодавшийся сын, он же внук. Ведь они забыли оставить ему деньги и обнаружили это лишь в дороге.
Шурику приснилось, что школьную форму сменили на футбольную, учителей называют тренерами, классы стали командами, а капитаном может быть только абсолютно круглый отличник. А кто из маленьких футболистов не мечтает быть капитаном?
Тётя Варвара во сне настолько обленилась, отунеядилась, что трехлетний внук кормил её манной кашей с ложечки.
Жоржу Свинкину, спавшему под забором, приснилось, что он руководит игрой сборной команды страны в матче с каким-то ультра-знаменитым зарубежным клубом и тут же бойко торгует холоднючим квасом, разводя его ещё более холоднючей газированной водой.
Дядя Коля всю ночь простоял в воротах, отражая удары десяти форвардов, у каждого из которых был свой мяч. Особый страх охватывал вратаря, когда по воротам били враз десять футболистов, и дядя Коля одновременно брал-отражал-переводил-на-угловой десять мячей.
Самый невероятный сон видел Гаврила: будто бы его тракторчонок – чудо двадцатого века, машина будущего – подчиняется ему, как нормальный.
Его тёще – золотому человеку, Глафире Сосипатровне Суслопаровой – во сне являлся обмазученный Жорж Свинкин, направлял на неё пушку и требовал отдать ему всю сметану.
Но все эти вышеупомянутые сновидения не оказали никакого конкретного, практического влияния на дальнейшее поведение действующих лиц нашего повествования.
Иначе случилось с бабушкой Анфисой Поликарповной. Ее до самого утра посещали кошмарные или полукошмарные сновидения, в которых она садилась за очень обильно уставленный кушаньями стол и… просыпалась от скрипло-хриплого голоса: «Адре… адре… адре…»
Проснувшись, бабушка Анфиса Поликарповна вспоминала, что они с Шуриком остались без средств к существованию, то есть без денег. Она делала отчаянные попытки заснуть, например считала до ста девяти, но из-за стены раздавался сверхбогатырский храп поповского вратаря, в голову лезли события минувшего дня и скрипло или хрипло скрипел голос: «Адре… адре… адре…»
И стоило бабушке Анфисе Поликарповне ухитриться заснуть, как её будил раздававшийся из-за стены сверхбогатырский храп.
К утру из-за многочисленнейших засыпаний и просыпаний она столь сильно изнервничалась, что уже и боялась заснуть, хотя сверхбогатырский храп за стеной прекратился. Думала бабушка Анфиса Поликарповна, думала, гадала она, гадала, что же делать, и решила прогуляться, вспомнив, что лучшие лекарства – это движение и свежий воздух.
А на крыльце она встретила почтальона, который вручил ей денежный перевод!
О, это было отличное начало дня.
На улице ранним утром, да ещё со средствами существования в сумочке, дышалось просто великолепно. Головная боль сразу не прошла, а – убежала. Бабушка Анфиса Поликарповна моментально успокоилась, прикинула в уме, что скоро уже и завтрак, и шла себе, шла, наслаждаясь наисвежайшим утренним воздухом. И ещё она вспоминала с некоторым сожалением, что давным-давно не гуляла вот так ранним утром.
Несмотря на множество чисто житейских неудобств и довольно частые нервные потрясения, жизнь у Шурика ей понравилась. У себя дома, среди взрослых детей и малолетних внуков и внучек, она жила легко, безбедно и… несколько скучновато. Её полностью оградили от всех забот, даже самых наимельчайших (даже не позволяли размешивать чай в чашке!). Она привыкла и к этому, наслаждалась таким беспечным существованием и спасалась от возможной глубокой скуки многочасовым сидением перед телевизором. Именно поэтому она согласилась поехать к внуку Шурику.