де Камп Лайон Спрэг. Рука Зеи

   Ф-фиу - плюм! Двое кришнян у самого края воды поспешно сбрасывали с себя куртки, сапоги и вообще все, что могло им помешать.
   - Ныряй! - крикнул Барнвельт Тангалоа, и тот незамедлительно исчез под водой.
   Барнвельт поступил тем же самым образом. Сквозь толщу воды внизу отчетливо виднелось песчаное дно. Глубина здесь была чуть выше пояса. Под напором течения мягко колыхались водоросли.
   Когда Барнвельту стало не хватать воздуха, он снова вынырнул на поверхность, машинально мотая головой, чтобы стряхнуть с глаз несуществующие волосы, и оглянулся. Где-то с полдюжины кришнян или сбрасывали амуницию, или плюхались в воду вслед за ним. Впереди на водной глади возникла башка Тангалоа, который отфыркивался, точно касатка.
   Ф-фиу - плюм! Барнвельт сделал глубокий вдох и опять нырнул. Дна теперь было практически не видно: глубина увеличилась до нескольких метров. Где-то над ним в зеркальную гладь воды врезалась еще одна стрела, оставляя за собой пузырящийся хвост, как комета. Скорость она потеряла где-то уже через метр и всплыла обратно на поверхность, покачиваясь наконечником вниз, словно рыболовный поплавок.
   Теперь из лука их было не достать. Однако пять-шесть кришнян уже отплыли от берега, продвигаясь сильными, размеренными гребками. Барнвельта с Тангалоа уже порядочно снесло течением вниз по реке. В воде Барнвельт кришнян не очень опасался: плавал он хорошо, а Тангалоа и вовсе отменно. Только вот...
   - Джордж! - позвал он. - Если эти поганцы доплывут вслед за нами до северного берега, они нас точно достанут!
   Тангалоа выплюнул изо рта воду.
   - Можно выждать на мелководье и наброситься, когда они станут вылезать!
   - Тогда они рассыплются вдоль берега, и, пока будем возиться с одним, остальные вылезут на берег. Что, если заняться ими прямо здесь?
   - Сумеешь проплыть к первому под водой?
   - Думаю, что да.
   - Договорились - твой номер первый.
   Тангалоа по-дельфиньи нырнул - только пятки над водой сверкнули. Барнвельт последовал его примеру и заскользил к ближайшему преследователю. Тангалоа под ним, неистово разгребая воду, вырывался вперед и нацеливался на второго.
   Снизу казалось, что у преследователей нет голов. Барнвельт прикидывал, как получше встретить противника. Тот перед заплывом разделся до белья чего-то вроде ночной рубашки, которая колыхалась вокруг него в такт движениям. Из-за кушака, перепоясывающего одеяние кришнянина, торчала рукоять кинжала.
   Барнвельт занял внизу вертикальное положение чуть впереди неприятеля и, когда естественная плавучесть стала выталкивать его на поверхность, вытащил собственный кинжал. Он удачно рассчитал сближение и, когда кришнянин оказался прямо у него над головой, по-лягушачьи дернул ногами и вонзил кинжал в живот своему противнику.
   Вода тут же потемнела от крови и помутнела от пузырей, поскольку кришнянин бешено забился. В этот самый момент Тангалоа ухватил за лодыжки второго пловца и затащил его под воду.
   Барнвельт высунул голову, чтобы отдышаться, и оказался рядом с заколотым кришнянином. Остальные пловцы смотрели на эту сцену с явно обеспокоенными лицами. К тому времени течение снесло их так далеко, что руины пропали из виду.
   Заколотый преследователь, недвижимо лежа лицом вниз на поверхности воды, начал медленно погружаться вглубь. Голова Тангалоа вынырнула рядом с тем местом, где он затянул под воду второго, но жертва его так и не показывалась.
   - Ну что, еще двоих? - крикнул Тангалоа. Остальные кришняне, однако, все как один развернулись и в тучах брызг зашлепали обратно к берегу, с которого плыли. Барнвельт же с Тангалоа направились к северному. Заплыв был не из коротких, но теперь они могли не торопиться. Верхнюю одежду они сбросили.
   - Хорошо еще, что у них лодки под рукой не оказалось, - заметил Барнвельт. - Когда с голым задом барахтаешься в воде, лодка все равно как крейсер.
   - Что же за всем этим кроется? - пропыхтел Тангалоа. - А подруга-то, видно, тоже из этой шайки.
   Дальше они плыли в молчании, пока под ними вновь не показалось дно, и вскоре вылезли из воды и присели на бревно передохнуть.
   - Ого, да тебя тоже порезали! - воскликнул Барнвельт. Тангалоа бросил взгляд на рану на левой руке.
   - Царапина! Давай-ка посмотрим, чего там у тебя.
   Рана Барнвельта начала уже болезненно пульсировать, а кровь все еще текла, очевидно, из-за воды. Внимательный осмотр, однако, показал, что острие кришнянского меча лишь скользнуло вдоль ребер, а не воткнулось между ними в легкие.
   Разрывая рубашку на бинты, Барнвельт заметил:
   - Может, в следующий раз все-таки возьмешь меч? Против лома нет приема.
   - Может, и возьму. Но, если бы на нас были те кольчуги, мы бы наверняка потонули. Интересно, а что теперь эти ребята будут делать? В Новуресифи-то им возвращаться нельзя: мы ведь можем их опередить и все рассказать.
   Барнвельт пожал плечами:
   - Если только они заранее не состряпают какую-нибудь фантастическую отмазку вроде того, что мы контрабандисты янру или... Кстати, ты не думаешь, что именно такое и приключилось с Игорем?
   - Ничуть не исключено.
   - Об этом стоит подумать. А между тем уж клонится к горизонту та туманная звезда, кою именуют тут солнцем, так что лучше бы нам убираться подобру-поздорову, покуда не окутало саваном черным безграничные своды небес. [...окутало саваном черным безграничные своды небес. - Цитата "Стансов" Шелли (пер. К. Бальмонта).]
   - Ну и энергии в тебе, живчик чертов! - простонал Тангалоа, с натугой поднимая свою тушу с бревна. - Все у него скорей, скорей, скорей! Мы, полинезийцы, единственный народ, который умеет жить как следует.
   - Подождите, мне нужно позвонить на речную заставу, чтоб там подтвердили ваши слова, - сказал охранник.
   На речной заставе действительно подтвердили тот факт, что мистеры Барнвельт и Тангалоа, они же Сньол из Плешча и Таджди из Вьютра, миновали утром контрольный пункт, направляясь на пикник вместе с мисс Фоли из офиса службы безопасности и мистером Визгашем из одежной лавки. А как указанные джентльмены выглядят?..
   - Проходите, - разрешил в конце концов охранник. - И так всякому ясно, что вы земляне.
   - Неужели это так заметно? - подмигнул Тангалоа Барнвельту. - Э, смотри-ка, у тебя антенна отклеилась. Черт бы побрал этого парикмахера!
   - Я сейчас больше заинтересован, - отозвался Барнвельт, - чтоб Визгаш на пару с прекрасной Элин надежно сидели за решеткой в темнице сырой.
   - Серьезно? Лично я их уже простил. Сейчас вспомнить, так все это было просто весело.
   - Весело, как похороны на рождество! Лично я первым делом навещу Куштаньозо.
   Барнвельт гордо промаршировал через укрепленные ворота, не обращая внимания на изумленные взгляды, которые привлекал его расхристанный вид, и направился прямиком к соседнему зданию, в котором размещался офис сил безопасности.
   Ворвавшись во входную дверь, он сразу зашагал через зал к кабинету Куштаньозо. Дверь была приоткрыта, и он совсем уже собрался величественно вступить внутрь, как вдруг его остановили доносящиеся из-за нее голоса. Он придержал рукой Тангалоа, тяжело топавшего следом.
   - ...мы их предупреждали, - слышался голос Визгаша, - но нет, они твердили, что не купались с самого отлета с Земли. Так что они быстро сняли одежду и бросились в реку, после чего мы увидели, как один из них закричал и исчез, а потом и второй тоже.
   - Это было ужасно! - с неподдельным пафосом и искренностью добавил голос Элин Фоли.
   Куштаньозо, насколько было слышно, только сокрушался:
   - Пришла беда - отворяй ворота. Эти земляне - очень важные шишки и лично мне были крайне симпатичны. А сколько нам теперь всяких бланков заполнять! Хотя странно, что пропали сразу оба: аввалу обычно хватает одного.
   - Если только их в Пичиде не два, - сказал кришнянин.
   - Верно, но все это уже не поможет вернуть этих достойных...
   Тут Барнвельт и вошел в кабинет со словами:
   - Я очень рад, что мы пропали не навсегда, сеньор Геркулио. Пикник пришлось отменить по причине дождя... из стрел. На самом-то деле...
   Элин Фоли с визгом подпрыгнула, словно белка-сирена с планеты Вишну. Визгаш тоже вскочил на ноги, изрыгая ругательства и выхватывая меч.
   - Уж на сей-то раз ты навсегда пропадешь! - завопил он, бросаясь на застывших в дверях землян.
   Барнвельта на мгновенье охватила паника. От кинжала против меча толку мало, до ближайшего стула дотянуться он не успевал, а при попытке отступить неминуемо натолкнулся бы на Джорджа. Нельзя было ни бежать, ни драться. Только что сохранив жизнь с такими колоссальными усилиями, теперь он должен был с ней расстаться из-за самой тривиальной непредусмотрительности. Острие меча было от него уже в каком-то метре, и Барнвельт, как за последнюю надежду, ухватился за нож, когда глухо хлопнул пистолетный выстрел. Меч вылетел из руки кришнянина и с лязгом покатился по полу. Визгаш остался стоять безоружным, с чрезвычайно глупым видом держась за руку.
   Куштаньозо с пистолетом, который он выхватил из ящика стола, поднялся.
   - Не двигаться, amigo [Amigo - приятель, дружок (исп.).], - приказал он. Зал снаружи неожиданно быстро наполнился людьми - мужчинами и женщинами, землянами и кришнянами, в форме и штатском, - которые испуганно галдели, перебивая друг друга. Визгаш принял вид оскорбленной невинности.
   - Любезный мой Куштаньозо, - проговорил он, - прикажите своим людям обращаться со мной с должным почтением. В конце концов, я - это я.
   - Это уж точно, - рявкнул Куштаньозо. - Наденьте на него наручники!
   Когда Барнвельта с Тангалоа наконец отпустили, долгий кришнянский день уже уступил место вечеру.
   - Переоденьтесь, сеньоры, и сходите пообедайте, - посоветовал Куштаньозо. - Мне еще нужно как следует допросить задержанных. Встретимся потом в "Нова-Йорке"?
   - Годится, - отозвался Тангалоа. - С удовольствием бы слегка перекусил. Из той корзины нам так ничего и не досталось.
   Два с половиной часа спустя оба исследователя, которые успели переодеться в земные костюмы и восстановить угасшие было силы долгожданным обедом, уже сидели в баре. Поначалу Барнвельт мучительно страдал от непроходящего чувства страха, которое вызвал у него недавний эпизод, и был уже на пороге того, чтобы бросить к чертям и экспедицию, и работу. Но Тангалоа жизнерадостно трещал на протяжении всего обеда, не давая ему и рта раскрыть, и теперь это чувство бесследно исчезло. Они увидели вошедшего Куштаньозо, который осмотрелся и направился к их кабинке.
   - Она раскололась, - усмехнулся бразилец.
   - Надеюсь, вы не были чересчур жестоки с бедняжкой, - заметил Тангалоа.
   - Нет-нет, просто задал несколько неприятных вопросов при помощи метаполиграфа. Она и вправду не знает, кто такой этот Визгаш - если его действительно так зовут, в чем лично я сомневаюсь, - но считает, что он из Кольца янру. В наши дни все друг друга подозревают в отношении к контрабанде янру.
   Барнвельт согласно буркнул, раскуривая кришнянскую сигару. Вообще-то обычно он курил сигареты или трубку, но здесь ему хотелось поскорей приучиться к местным сигарам.
   - А как во все это дело втянули мисс Фоли? - спросил Тангалоа. - Такая прелестная маленькая шейла ... [Шейла - девушка, "подруга" (англ.).]
   - Это довольно странная история, - отозвался Куштаньозо, со смущенным лицом разглядывая собственные ногти. - Похоже, что она... э-э... влюбилась... гм... причем не в кого-нибудь, а в меня, хоть у нее масса поклонников и она прекрасно знает, что я женат.
   - И вы отвергли бесчестье светлое ее любви? - ухмыльнулся Барнвельт.
   - Хорошо вам смеяться, любезный мой зер. Этот Визгаш пообещал ей флакон духов с добавкой янру, чтобы использовать на мне. Все, что ей надо было сделать взамен, это поехать на тот пикник, а после того как вас обоих ликвидируют, вернуться в Новуресифи и подтвердить его сказочку про аввала.
   - А это еще что такое? - удивился Барнвельт.
   - Огромная змееподобная тварь, которая живет в воде. Что-то вроде гигантского, покрытого броней угря или крокодила без ног. В Пичиде один такой водится. Не далее как на прошлой неделе утащил женщину из Коу.
   - Уп! Так вы хотите сказать, что мы купались в одной реке с этим?
   - Да. Мне следовало бы вас предупредить. Когда Визгаш послал своих людей за вами вдогонку - не думаю, что он говорил им про аввала, - вы заплыли так далеко, что вас уже почти не было видно с берега. А потом те вернулись и сказали, что двое из них и вы оба погибли. Насколько я представляю, они солгали, поскольку опасались, что, если рассказать Визгашу правду, он разозлится и лишит их гонорара. Но, если б они сказали правду, Визгаш с мисс Фоли не приплыли бы обратно в Новуресифи с этой басней про аввала.
   - Что же теперь сделают с бедняжкой? - поинтересовался Тангалоа.
   - Джордж, - возмутился Барнвельт, - твои попытки выжать слезу в отношении этой юной леди Макбет я нахожу уже несколько утомительными.
   - Ты просто очень неотзывчивый, Дирк. Так что?
   - Это будет решать судья Кешавачандра, - пожав плечами, сказал Куштаньозо. - А вам пока лучше восстановить потери в экипировке и подыскать себе другого учителя языка.
   Они окончательно утрясли детали своего маршрута до Квириба: вниз по реке до Маджбура, по железной дороге до Джазмуриана, а потом в дилижансе до мифического Рулинди.
   - С этим проклятым попугаем, от которого я все время чихаю, - добавил Барнвельт. - И тогда мы окажемся над морем сумрачным в стране забвенной? [ ...над морем, сумрачным в стране забвенной. - Китс, "Ода соловью" (пер. Е. Витковского).]
   - Угу, - подтвердил Куштаньозо. - Только вы в этом море не купайтесь, пока не выясните, что там будет за компания. Это для вашей же пользы.
   - Кстати, - вспомнил Барнвельт, - а что говорит сам Визгаш?
   - Пока не могу сказать. С ним все гораздо сложнее, метаполиграф на кришнян не действует, - сказал бразилец и бросил взгляд на часы. - Мне пора идти допрашивать этого мошенника... Да?
   Появившийся тем временем человек в форме службы безопасности что-то прошептал Куштаньозо на ухо.
   - Таматеш! - взревел Куштаньозо, вскакивая и хлопая себя ладонью по лбу. - Недопрошенный арестант сбежал из своей камеры! Я пропал!
   И он пулей вылетел из бара.
   Опять темно-зеленая полоса камышей, окаймлявших Колофтские болота, медленно проплывала мимо Дирка Барнвельта и Джорджа Тангалоа. Но на сей раз они со всеми удобствами расположились на носу речной баржонки под названием "Чальдир", которую тихо влекли вниз по Пичиде сила течения и одинокий парус, поставленный на единственной суковатой мачте в носу. Преобладавший западный ветерок сносил дым их сигар вниз по реке. Что было несколько менее приятно, нес он также ароматы груза невыделанных шкур, а также загнанных под кормовой навес шестиногих шеиханов, которым по окончании рейса предстояло тащить баржу бечевой обратно вверх по реке. Чтобы перебить эту вонь, путешественники беспрерывно курили. Вот показалась стоянка, где они причаливали во время поездки на злополучный пикник неделю назад, а потом руины, все еще хранящие свои непостижимые тайны. Затем на южном берегу открылась деревушка Коу, крошечная и убогая, и, столь же тихо скользя назад, скрылась из виду.
   - Зефт! Чувой зу! - рявкнул попугай Фило из своей клетки. Барнвельт, отрабатывая фехтовальные выпады, заметил:
   - Я все поражаюсь, до чего эти кришняне похожи на людей!
   Тангалоа успокоился на приобретении полуметровой булавы с крепкой деревянной ручкой и утыканным острыми шипами стальным набалдашником. Булаву он заткнул за кушак и, скрестив ноги, словно огромный бронзовый Будда, восседал на палубе спиной к мешку со снаряжением. Дирк подумал, что со своей смуглой кожей и монгольскими чертами лица друг куда больше похож на настоящего кришнянина, нежели он сам.
   Тангалоа откашлялся, демонстрируя, что готов прочесть небольшую лекцию, и начал:
   - Это вполне объяснимо, Дирк. Цивилизованные разновидности живых существ обязаны обладать определенным набором физических характеристик: скажем, глазами, чтобы видеть, и, по крайней мере, одной рукой или щупальцем для манипулирования предметами. И они не могут быть слишком большими или слишком маленькими. То же самое в равной мере относится и к характеристикам разума. Если какие-то существа чересчур однообразны в своем умственном развитии, им не достичь того разделения труда, которое требуется для создания подлинной культуры. В то же время при слишком большой разнице более смышленые особи легко и просто тиранят остальных, результатом чего также будет застывшее в своем развитии общество. При чрезмерной обособленности и некоммуникабельности они не способны скооперироваться, а при очень уж тесных общественных связях никогда не произведут шизоидных типов вроде тебя, чтоб генерировать новые идеи.
   - Спасибо за комплимент, - поклонился Барнвельт. - Намек понял. Как только почувствую пробуждение в себе гения, обязательно поставлю тебя в известность.
   - И даже при соблюдении всех этих условий, - продолжал Тангалоа, - все равно среди внеземных цивилизаций существует множество самых разных вариантов, вроде Сириуса-9 с его муравьиной экономикой. Просто так получилось, что все разумные виды кришнян являются человекообразными...
   - Хар-имма! Хар-имма! - проскрипел Фило.
   - Если это действительно означает то, что я думаю, - заметил Барнвельт, - то королева Альванди должна быть женщиной довольно широких взглядов, чтоб воспринять Фило спокойно.
   - Не исключено, что она его попросту не поймет. Понимаешь, квирибский диалект заметно отличается от стандартного гозаштандоу. В нем все еще сохраняется средний залог в глаголах...
   Покончив с тренировкой, Барнвельт прошел на корму взглянуть на шеиханов, с которыми успел уже крепко подружиться, и почесать их косматые лбы.
   На ночь они стали на якорь на мелководье вдали от жилья. Рокир медленно опускался за низкий горизонт во всем многоцветном великолепии кришнянского заката; жена шкипера приготовила ужин; над водой разносились потрескивания и попискивания всякой мелочи, обитающей в камышах; матросы, выставив на палубу походные алтари, возносили молитвы всевозможным богам, перед тем как отправиться на боковую.
   Так и проходили дни, пока они спускались вниз по Пичиде, которая неторопливо извивалась по Гозаштандской равнине до самого моря Садабао. Они прикидывали, что скажут Горбовасту в Маджбуре и королеве Альванди в Рулинди и чем следует запастись, чтобы преодолеть опасности Сунгара. Дирк Барнвельт успел приобрести облупившийся на солнце нос, умение носить на поясе меч так, чтобы он не застревал между ног, беглое владение новыми для себя языками и совершенно твердое и определенное чувство уверенности в себе, которым никогда не мог похвастать на Земле.
   Теряясь в догадках, он искренне пытался разобраться, что же родило в нем подобное чувство: то ли долгожданная возможность реализовать романтичность натуры, которая доселе только нещадно подавлялась, то ли шовинистическое ощущение превосходства над кришнянами, а может, и попросту тот факт, что ему наконец удалось удрать от материнского присмотра. Не без облегчения он отметил, что за смертью двух кришнян, которых ему пришлось убить, не последовало никакой бурной психологической реакции - ни тогда, ни после. Однако по ночам его время от времени мучили кошмары, в которых он из последних сил убегал, зовя маму, от роя огромных ос.
   При всем этом он прекрасно понимал, что попытка облегчить душу перед Тангалоа ни к чему хорошему не приведет, поскольку тот попросту посмеется над его мягкотелыми рефлексиями.
   Сам Джордж, обладая выдающимся умом (он демонстрировал удивительные способности к языкам и с легкостью усваивал всю ту многостороннюю информацию, которая имеет отношение к ремеслу страноведа), имел все же склонность пасовать перед трудностями вроде работы, которая была ему не по душе. Очевидно, так было потому, что некоторые вещи казались ему слишком уж простыми, а может, и просто по причине чересчур вольного полинезийского воспитания. Добрый и отзывчивый в самом общем смысле этого слова, он не отличался особой эмоциональной глубиной и целеустремленностью; зная, вроде бы, все обо всем и умея складно об этом поговорить, был он все же человеком слова, а не человеком дела, способным повести за собой в решающий момент. Барнвельт все больше убеждался, что, хоть Джордж и по возрасту старше, и по должности, вся ответственность за возложенное на них предприятие рано или поздно целиком и полностью ляжет на его собственные костлявые плечи.
   Постепенно река стала такой широкой, что с одного берега дома на другом казались не больше спичечных коробков, а люди крошечными, как муравьи. "Чальдир" неторопливо двигался мимо прибрежных вилл маджбурских богачей, чьи отпрыски играли в салки на лужайках или с громким хохотом и визгом спихивали друг друга с мостков в воду. Движение на реке стало заметно оживленнее: то и дело попадались стоящие на якорях лодки с застывшими в них удильщиками, или такая же, как "Чальдир", баржа неуклюже пересекала реку под парусом, чтобы высадить упряжку шейханов на северный берег, вдоль которого пролегала бечевая тропа.
   Поскольку приземистый и пузатый "Чальдир" не отличался маневренностью, при каждой встрече с другим судном шкипер заявлял о своем праве на дорогу, колотя в помятый бронзовый гонг. Один раз они чуть было не столкнулись с плотом из бревен, который тихо сплавлялся по течению прямо у них на курсе. Плотовщикам и матросам "Чальдира" пришлось долго распихиваться шестами, изрыгая такие ругательства, что земляне стали опасаться поножовщины, а шейханы на корме взволнованно заревели. Однако баржу удалось обвести вокруг плота и вновь выйти на чистую воду, так что все кончилось относительно благополучно.
   Виллы уступили место пригородам, а пригороды - собственно городу, который отличала не увенчанная луковичными куполами роскошь Хершида и не серая крепостная хмурость Мише, а исключительно собственная, неповторимая атмосфера. Это был город бесчисленных изящных арок, изукрашенных замысловатой, фантастической резьбой, зданий в пять и даже в шесть этажей и бьющей через край неуемной уличной толчеи.
   На берегу стали появляться причалы и пристани, у которых было пришвартовано множество подобных "Чальдиру" барж и баржонок. За ними Барнвельт углядел лес мачт и снастей морского порта. Шкипер "Чальдира" засек свободное место и направил суденышко к берегу, а двое матросов с кряхтеньем налегли на весла, чтобы преодолеть течение. Какая-то рыболовная посудина, увешанная парусами, словно задний двор в понедельник, нацелилась, судя по всему, на то же самое место и попыталась подрезать барже нос, да, видно, недостаточно проворно. Попугай Фило радостно присоединил свои вопли к проклятьям обоих экипажей.
   Когда баржу наконец ошвартовали, начинало уже припекать. Барнвельт и Тангалоа сердечно распрощались со шкипером и его людьми и вылезли на пристань, чтобы отправиться на поиски конторы Горбоваста. Барнвельт шел с некоторым холодком в животе, что с ним обычно приключалось, когда предстояла встреча и достаточно долгое общение с незнакомыми людьми.
   Но он зря волновался. На основании письма Куштаньозо Горбоваст принял их, по определению Барнвельта, "с суетливым радушием и елейными учтивостями". Этот гладенький кришнянский джентльмен давно опроверг известный афоризм о погоне за двумя зайцами сразу, поскольку, выступая в качестве особого маджбурского уполномоченного гозаштандского короля Экрара, уже много лет подрабатывал еще и тем, что снабжал информацией службу безопасности межпланетных перевозок в Новуресифи.
   - Тот самый Сньол из Плешча? Поохотиться на гвамов в Сунгаре, говорите? - затрещал он, произнося ньямское имя Барнвельта "Эсньол", как, кстати, поступали все говорящие на гозаштандоу кришняне. - Ну что ж, кто не рискует, тот не богач, как гласит присловье мудрого Нехавенда! Знаете вы, наверное, что давно уж стало море Ваандао истинным рассадником беспутнейших пиратов кровожадных, и нет от них избавленья, ибо Дюр в гордыне своей платит им дань, дабы вредили они торговле не столь великой - такой, как в Маджбуре иль Замбе. И мало того - молва просочилась, будто мошенники сии связаны и с торговлею янру, отчего всякий вольный муж мелкой дрожью по ночам содрогается!
   Барнвельт без особых подробностей поведал ему о разоблачении Визгаша в Новуресифи.
   - Выходит, - покачал головой Горбоваст, - что негодяи и в тех краях орудуют? Не будет вреда, коли замолвить словечко синдику верховному, ибо народ маджбурский смертельно боится, как бы снадобье сие не распространилось промежду них, позволив женщинам заправлять всеми делами. Хоть и не столь подвержены мы ему, как глупцы-земляне, коих даже запашок легкий тут же в покорнейший студень превращает, все ж таки великая неразбериха может быть наслана на нас неуловимым сим препаратом. Что же касаемо письма доурии Квирибской, то получите вы его незамедлительно. Правда, лучше поспешить вам, коли желаете вы вручить его.
   - А что, старая людоедка помирает?
   - О нет - по той лишь причине, что, как толкуют в тавернах, намеревается она, поскольку супруг ее нынешний обезглавлен быть должен согласно варварскому их и кровавому обычаю, трон в пользу дочери своей Зеи отказать.
   У Барнвельта полезли вверх брови, а вместе с ними и приклеенные антенны. Квириб под началом молодой и свежекоронованной монархини начинал выглядеть куда более заманчиво, нежели управляемый старой несговорчивой татаркой вроде Альванди.