Страница:
Он передал город мятежным кампанским наемникам в качестве оплаты за их труды. Жертвы массовой продажи в рабство не смогли вернуться домой. Даже Инв не мог организовать их выкуп, потому что ни одному из богатых граждан города не удалось избежать рабства, и некому было собрать деньги.
Катана и сейчас жила, но сильно изменилась. Городская стена во многих местах была разрушена. На грязных улицах было полно покрытых шрамами, неумытых ветеранов-кампанцев и их неопрятных женщин, звучала оскская речь, а чужеземцев провожали настороженными взглядами. Чумазые ребятишки играли на кучах мусора или приставали к чужеземцам, прося милостыню.
Зопирион устроился в городской таверне, а потом отправился на рынок за продуктами, из которых хозяин гостиницы должен был приготовить ему обед. Мальчишка-сутенер схватил его за рукав и на ломаном греческом принялся расхваливать симпатичную чистенькую сестричку.
В доме Ксанфа Зопирион мучительно страдал от сдерживаемых пылких желаний. Теперь он снова почувствовал, как в нем поднимается страсть. Кровь глухо стучала в висках. Он уверял себя в страстной любви к Коринне. Ни одна другая женщина вряд ли способна заинтересовать его. Однако оказалось, что это не совсем так. Ни один из методов пифагорейской школы не помогал. Скрытое в нем животное сметало все барьеры, требуя свободы, любви, физического освобождения. Мальчишка снова потянул его за плащ, и Зопирион вошел вслед за ним в небольшую дверь домика на одну комнату, стоящего на узкой улочке.
Блудница — пухлая, крепко сбитая жизнерадостная девица из племени сикулов [55] — с радостью занялась своей работой.
— Ты ведь собирался на рынок? — Когда все было закончено и Зопирион приводил себя в порядок, спросила она. — Я готовлю лучше, чем тот неряха, который работает в таверне. Если принесешь достаточно продуктов, чтобы хватило и нам с братом, я смогу приготовить отличный обед.
— Буду очень рад, — ответил Зопирион.
Спустя несколько минут он принес продукты. Юноша уселся на крошечный стул и принялся наблюдать, как она ставит медные кастрюли на небольшой очаг. В комнате помимо стула, кровати, сундука и умывальника ничего не было. Тут и там сквозь огромные дыры в штукатурке просвечивали кирпичная кладка стен.
Зопирион то и дело задавал вопросы хозяйке. Она немного говорила по-гречески, а он — по-оскски. Последний был схож с сикульским, поэтому, не прилагая особых усилий, они понимали друг друга.
— Меня зовут Дукетия, — почесываясь, сказала она. — Я из семьи крестьян из Гербесы. Когда мы работали на полях землевладельца, на нас напали солдаты Дионисия: они двинулись в атаку на наш город, а мы оказались у них на пути. Мы не успели спрятаться в городе. Когда меня поймали, я шла по воду отдельно от всех остальных. Три всадника завели меня в рощицу и изнасиловали.
— До этого я не знала мужчин и с ужасом думала о том, что будет. Поначалу было немного больно и страшно. Но когда заканчивал третий всадник, я начала получать удовольствие. Когда я попросила еще, они засмеялись и с виноватым видом сказали, что если бы могли, то уважили бы мою просьбу. Я обозвала их слабаками: подвели меня к самой грани и так разочаровали. Наконец, один из них ускакал в рощицу и вернулся с товарищем, и с его помощью я получила, что хотела.
— Они хотели увезти меня с собой и продать, но я сумела ускользнуть. А когда Дионисий снял осаду с Гербесы, я вернулась в город. В нашем доме уже жила другая семья, и они захлопнули дверь у меня перед носом, а потом угрожая камнями и палками выгнали меня из города. А о своих близких с тех пор я ничего не слышала.
— А потом я прибилась к торговцу и около года колесила с ним по дорогам. Когда я жила в Гербесе, я не знала о существовании проституции и с удивлением обнаружила, что мужчины должны платить мне за то, что доставляет мне самое большое удовольствие. Когда неподалеку отсюда мой торговец умер от лихорадки, я решила осесть в этих местах и заняться делом. Мальчишка, которого я называю «братом» — тоже сирота. Не могу сказать, что у нас все так просто. Мы часто голодаем. Но все-таки работать приходится гораздо меньше, чем с мотыгой на винограднике с рассвета до заката.
— А ты когда-нибудь беспокоишься мыслями о будущем? — спросил Зопирион.
— Иногда. Представляю день, когда я состарюсь, и мне придется выйти замуж за какого-нибудь кампанского кабана и остепениться. Но к чему беспокоиться по этому поводу, если еще время не пришло? Ну, как тебе обед?
— Превосходно, — соврал Зопирион.
Она начала убирать со стола.
— Может, еще покувыркаемся?
— Клянусь Гераклом, Дукетия, ты лишила меня сил еще в прошлый раз! У меня же не три яйца!
— Ой, да ладно! Такому сильному и молодому господину не составит труда и два раза в день!
— Я не знаю… Я начал думать о работе…
— Для разнообразия ты мог бы подумать и о моей работе, это гораздо веселее! Ну, пожалуйста! Я уступлю тебе за полцены. Мне нужны деньги, чтобы заплатить колдунье за средство, предохраняющее от беременности.
Она села к юноше на колени, начала целовать, ласкать, приспустила с плеча платье. И вскоре они были в постели. Когда он закончил, Дукетия резко удовлетворенно вздохнула.
— Вот за что я люблю мужчин! Фыркают и бьют копытом, словно крепкие черные быки!
Со смешанным чувством Зопирион возвращался в гостиницу. С одной стороны, он ощутил гордость и уверенность в собственных силах. С другой стороны, несмотря на то, что с позиции эллинской морали в его поступке не было ничего предосудительного, он был не в ладах сам с собой. Его не покидала смутное ощущение, что он должен был хранить верность Коринне несмотря на то, что они пока не были женаты. К тому же, он нарушил нормы этики пифагорейца. Божественный Пифагор говорил об умеренности в любви — «не более, чем это необходимо для данного человека». Однако Зопирион не проявил сдержанности.
Но вскоре эти раздумья с легкостью вытеснил стремительный поток мыслей о проекте. И именно их он имел в виду, что обдумывает детали своей работы. Однако во время обеда, когда он предавался воспоминаниям о встрече с Дукетией, неожиданно его осенила схожесть формы сексуального взаимодействия и аналогичного механизма катапульты. Все больше и больше эта идея занимала его разум — фантастическая, а может, непрактичная, но ее стоило записать.
Он ускорил шаг. В таверне не оказалось ни вощеных табличек, ни папируса или пергамента. Пришлось купить свежевыструганную доску. Он полночи просидел, склонившись над ней в тусклом свете лампы, покрывая желтую древесину заметками и рисунками, и закончил, только когда на ней не осталось места.
Зопирион планировал прибыть в Сиракузы к полудню следующего дня. Но когда он подъехал к Мегарам Гиблейским — крепости, относящейся к Сиракузам, и примкнувшей к ней грязноватой деревеньке, построенной на руинах когда-то прекрасного города, начал моросить дождь. Дощечка, на которой юноша делал записи, лежала в повозке, и, опасаясь, что дождь смоет записи, он постучался в дверь хижины. Несмотря на то, что обычно Зопирион стеснялся просить приюта у незнакомцев, но мысль о возможности потерять ценные записи придавала ему сил.
Дверь с треском отворилась.
— Что вам нужно? — раздался голос из-за двери.
— Мне бы хотелось переждать дождь. Пожалуйста…
— Убирайся, бродяга! — дверь захлопнулась, и Зопирион услышал, как с лязгом задвигают засов.
Дождь, казалось, не собирался прекращаться. Возможность прятаться всю ночь под седлом тоже не доставляла радости. Как результат попытки заснуть около стены запросто могло бы оказаться перерезанное горло. Завернув доску в плащ, он положил ее в повозку и направился к крепости.
Как только юноша показал идентификационный диск Арсенала, его сразу же пустили внутрь. Начальник стражи предложил ему переночевать в крошечной нежилой комнате, в которой он провел бессонную ночь, мучаясь от укусов блох. Прямо за дверями двое солдат о чем-то громко разговаривали. Разговор по-оскски перешел в громкий спор, они выпили, поссорились, началась драка, потом они помирились, еще немного поболтали и принялись нестройными голосами распевать крестьянские песни.
На следующий день ближе к полудню Зопирион с доской на плече появился у стола Архита на галерее Арсенала.
— Ты приехал позже положенного, старик, да еще и выглядишь как бродяга… Именем Собаки, что это такое?
— Не трогай ее, а то все размажешь. Здесь записано решение проблемы с катапультой.
— Ты шутишь?
— Совсем нет. Если хозяин скажет хоть что-то о моем отсутствии без разрешения, вот доказательство того, что все это время я на него работал. Видишь вот это?
— Вижу угольные каракули. Каков их смысл?
Зопирион схватил лист папируса и начал покрывать его быстрыми, уверенными штрихами.
— Вот, смотри. Ведь никто не утверждает, что здесь должен быть только один желоб?
— Думаю, нет.
— Ну, тогда у нас будет один фиксированный желоб, как на предыдущих моделях. В нем должна быть большой, глубокий паз. Вот так. А по нему будет скользить другой, передвижной желоб. Назовем его «салазки». Получаем комплексную конструкцию. На заднем конце будет встроен механизм защелки либо ползун. На верхней поверхности салазок будет вырезан неглубокий паз для стрелы. А снизу он будет закреплен таким образом, чтобы не мог вылететь при выстреле.
— Когда мы выдвигаем салазки вперед до упора, крючок защелки — назовем его «палец» — зацепляет тетиву. Трос лебедки привязан к механизму защелки. Наматывая трос на лебедку, мы оттаскиваем назад механизм защелки, салазки и тетиву одновременно. Когда салазки оказались сдвинуты на необходимое место, мы устанавливаем в паз стрелу и опускаем «палец». Тетива высвобождается и выбрасывает стрелу. После этого мы раскручиваем лебедку, передвигаем салазки на исходную позицию «вперед до упора» и начинаем все сначала.
— А как ты удержишь салазки нужном для выстрела положении?
— При помощи гликерного колеса у рукояти лебедки и предохранителя, как у модели с передвижной защелкой.
Архит посмотрел на друга.
— Клянусь Землей и всеми богами, это лучшее решение! По-моему, ты убил сразу трех зайцев! Просто великолепно! А откуда появилась такая идея?
— Она появилась, когда я… я… на обратном пути шел по дороге.
— Возможно, тебе и раньше следовало заняться прогулками по Сицилии, если это так на тебя действует! — нахмурился Архит. — Но мне кажется, у нас скоро начнутся проблемы.
— Что такое?
— У нас связаны руки. Почти всех плотников перевели на верфи, чтобы ускорить производство гигантских галер Алексита.
— Ну, так верни их! Ты же исполнитель!
— Легче сказать, чем сделать. Необходимо представить Филисту петицию, но предварительно умудриться убедить в этом Лифодема.
— Ох, а я и забыл! Где он?
— Возможно, завтракает вместе с другими высокопоставленными лицами. Я найду…
Раздался громкий унылый гудок, от которого у Зопириона зазвенело в ушах. Он раздался так неожиданно, что тот выронил свой карандаш.
— О боги, что это?
Архит расплылся в улыбке.
— Знаешь, не только ты изобретаешь новое! — и он показал на сложное переплетение трубок и кувшинов, стоящую около его стола. Гудение стихло. Рабочие с пакетами с завтраком в руках начали выходить из Арсенала.
— Так это твоя сигнальная клепсидра? — удивился Зопирион.
— Да. Хозяину она настолько понравилась, что он дал мне задание устанавливать для гудка в полдень, вечером на время завершение работ и утром, на рассвете. Мне сообщили — конечно, неофициально — что на следующем пиру в Арсенале меня удостоят одной из медалей.
Архит аккуратно отмерил стаканом с делениями нужное количество воды и перелил ее в верхний кувшин.
— Но если твое изобретение заработает, оно будет иметь гораздо большее значение. Встретимся в конце перерыва, а я попробую обработать этого богом обделенного идиота.
Лифодем внимательно слушал пояснения Зопириона. Наконец, он вскинул голову.
— Не принимаю. У тебя будет скользить тут, скользить там, а где-то посередине будет копье…
— Нет, нет! — запротестовал Зопирион. — Нижний желоб будет жестко зафиксирован, а верхний будет двигаться вдоль него взад и вперед.
— Значит, вместо копья будет двигаться желоб? Значит, во врага ты будешь стрелять желобом?
— Позволь, я объясню все сначала, — ответил Зопирион, прилагая неимоверные усилия, чтобы сдержаться.
После того, как он трижды объяснил устройство механизма, трижды перерисовывал схему, Лифодем вынес свой вердикт.
— Я все-таки не понимаю. Думаю, что мы снимем этот вопрос.
— Что ты имеешь в виду?
— Если это слишком сложно для меня, значит, будет слишком сложным и для простого солдата. Я знаю, что не обладаю столь выдающимися способностями, как вы, образованные гении, но люди, которым предстоит пользоваться твоей катапультой, еще в меньшей степени разбираются в технике. И если я не понял ничего, то ставлю последнюю драхму на то, что и они не поймут.
— Господин Лифодем, я и не жду от солдат, чтобы они с первого взгляда разобрались в устройстве катапульты. Но на самом деле она не столь сложна, сколь незнакома. Трудность состоит только в том, чтобы раздобыть плотников для ее строительства, — сказал Зопирион.
— У нас не хватает рабочих рук. Я пытался снять людей с верфи, но там свободны только разнорабочие. Если я нахожу опытного специалиста, то сразу находится дюжина мастеров, которым он просто необходим. И тебе необходимо предоставить убедительные аргументы, чтобы в первую очередь получить рабочих. А ты мне показываешь какие-то сложные навороты, которые не будут работать, да к тому же не найдется ни одного солдата, способного научиться управлять твоей катапультой. И плюс ко всему стоимость такого устройства неимоверно возрастет из-за высокой сложности. А Архонт достаточно ограничен в средствах.
— Ну и что тогда?
— Если ты вернешься к модели с вращающимся луком, то я мог бы рассмотреть этот вопрос и, скорее всего, нашел бы способ помочь тебе.
— Нет!
— Почему нет?
— Я уже прошел через это. Существует множество способов решить задачу разными способами. И, клянусь богами, я нашел наилучший! И ставлю мою последнюю драхму, что я прав. Если после этого ты захочешь посмотреть на катапульту с вращающимся луком, я сделаю ее для тебя. Но я не отступлюсь от самого многообещающего решения до тех пор, пока на деле не опробую!
— Значит, будешь работать без плотников. Я не намерен переводить с важных объектов рабочие руки для строительства слишком сложной игрушки, которая разлетится на куски при первом же выстреле!
— Мой дорогой Лифодем! Если ты дашь мне возможность построить катапульту в полную величину, то получишь ответ на все вопросы. То, что этот механизм жизнеспособен, станет понятно… всем, — сжав губы, с трясущимися от гнева руками ответил Зопирион.
— Ты хочешь сказать, что станет понятно даже такому полуграмотному мужлану вроде меня? — гримаса исказила лицо Лифодема, и последнюю фразу он уже кричал. — Да? Это ты хотел сказать? Так смотри же, господин Гений, весь твой так называемый интеллект развратил тебя донельзя! Последнее слово должно оставаться за практиками, такими как я. Именно поэтому я твой начальник. Ты думаешь: ты чертовски умен, потому что учился в школе? Если бы ты обладал хоть каплей здравого смысла, то не создавал бы устройств, которые сразу же идут на слом! Ты похож на глупца Симона с его бронированной колесницей весом в двадцать талантов!
— Но…
— Замолчи, раб, собачья морда! — завопил Лифодем. — Как ты смеешь перебивать, когда я говорю с тобой…
— Клянусь богами, мне не заткнет рот наиглупейший из ослов вроде тебя…
— Господа, господа, — вскричал Архит и бросился разнимать взбешенных мужчин.
Их голоса слились в один яростный рев. От этого шума все, кто был в Арсенале прекратили работу. Кузнецы оставили остывать на наковальнях куски железа и бросились на галерею, где Архит озабоченно пытался предотвратить драку между Зопирионом и Лифодемом.
И как раз в это время в Арсенал прибыл Филист в сопровождении секретаря. Увидев, какое представление идет на галерее, он рассердился и с большим трудом захромал вверх по лестнице. Как только Филист появился в поле зрения драчунов, те мгновенно перестали кричать друг на друга и одновременно обратились с пылкими речами к начальнику. Зопирион пытался объяснить принцип действия своего механизма, а Лифодем буквально визжал от ярости.
— Этот юный всезнайка невежественен и не подчиняется субординации! Сжечь его! Сжечь его! Сжечь его!
Филист, опершись на палку с головой дракона, подождал, пока оба не замолчат.
— Зопирион, ты собираешься строить небольшую модель или в полную величину?
— В полную величину, господин. Я разрешил большинство технических проблем, и чтобы не терять время…
— Построишь небольшую модель в масштабе 1:3. Лифодем, проследи, чтобы у него был по крайней мере один хороший плотник. С вас обоих снимается штраф в размере заработной платы за один день за безобразное поведение и за омерзительное представление, которое вы тут разыграли перед рабочими. В следующий раз наказание будет строже. До свидания.
Он повернулся и начал медленно, опираясь на палку, спускаться по ступенькам. Зопирион и Лифодем обменялись последними репликами, и юноша отправился на первый этаж, готовый приступить к работе.
На пологих склонах холмов Сицилии сначала распустились, а потом завяли цветы. Весна проходила день за днем, близилось лето. Зопирион завершал работу над уменьшенной моделью, выполненной на основе обыкновенного лука. Испытания прошли удовлетворительно, за исключением одного: механизм защелки постоянно заедало. После долгих подгонок при помощи молотка и ножовки, добавив новые детали и изменив общую схему, он наконец довел до ума и этот неподатливый механизм.
Однажды юноша проводил испытания своей модели на поле для стрельбы из лука и делал карандашные пометки на желобе, чем вызвал неподдельный интерес Архита.
— Что ты делаешь, дружище?
— С их помощью я смогу узнать, на какое расстояние улетит стрела, — пояснил Зопирион.
— А почему отказался от идеи делать пометки на гликерном колесе лебедки?
— Трос лебедки со временем растягивается, поэтому метка на гликерном колесе будет неточно указывать дальность полета.
— Это твое детище, старик, и у меня и в мыслях нет примазываться к твоей славе. Однако…
— Что однако? Если у тебя есть предложение, мне хотелось бы его выслушать.
— Мне кажется, гораздо удобнее заменить неуклюжее гликерное колесо прямой бронзовой зубчатой рейкой, установленной в желобе. Салазки оттягивают назад. В это время предохранитель-собачка — крик-крак — будет щелкать по зубьям, пока ты не остановишь салазки в положении, соответствующем необходимой дальности полета стрелы. Потом ослабляешь лебедку, и…
— Я понял, понял! При таком решении отпадают все проблемы, связанные с постепенным растяжением троса. Конечно, и другие элементы конструкции тоже со временем претерпевают изменения. Растягивается тетива лука, да и сам лук начинает испытывать усталость после большого количества выстрелов.
— Но ты избавляешься по крайней мере от одной переменной величины. Почему бы тебе не попробовать?
— Я попробую. К тому же, нет необходимости строить новую модель. Зубчатую рейку и предохранитель-собачку я могу установить и на старой.
Пошел третий год девяносто пятой Олимпиады, когда Эфикл был архонтом Афин. [56] Склоны холмов снова обрели коричневый оттенок: их опалило жаркое сицилийское лето. Обжигающие южные ветры поднимали облака пыли, и от этого солнце казалось диском из горной меди, будто сошедшим с потолка пещеры Сафанбаал. Пыль покрывала с ног до головы рабочих Арсенала, будто они специально извалялись в пудре.
— Твой механизм с зубчатой рейкой и собачкой работает превосходно, — рассказывал Зопирион Архиту. — Но пришлось установить пару реек по обе стороны желоба и, соответственно, пару собачек на ползуне. При одиночной рейке в результате несбалансированной отдачи выходит из строя весь механизм.
— Превосходно. А теперь, полагаю, ты ожидаешь, что я буду откручивать яйца Лифодему до тех пор, пока он не выделит тебе плотника для постройки модели в полную величину, не так ли?
После этого начались долгие споры, крики и ругань с Лифодемом, которые так ни к чему и не привели.
— Дорогой Геракл! Ну почему архонт не хочет отправить куда подальше этого непроходимого тупицу с дипломатической миссией? — взмолился Зопирион.
Архит пожал плечами.
— Такова человеческая природа, мой мальчик. В любой организации найдется по крайней мере один такой Лифодем. Если нам удастся от него избавиться, то на его месте может оказаться еще менее подходящий для этой должности человек.
— Хотел бы я на него посмотреть!
— Попридержи язык, а не то боги дадут тебе то, о чем просишь.
Наступил Боэдромион. [57] Зопирион продемонстрировал окончательный вариант катапульты Дионисию. Зопирион в течение года постоянно проводил стрельбища на поле, поэтому мало кто из жителей Сиракуз обращал на них внимание. Однако тиран наблюдал за испытаниями катапульты с неподдельным интересом.
— Выстрел на один плетр… — командовал он. — Превосходно! А теперь выстрел на плетр с половиной…
— У тебя все получилось, Зопирион. Ты можешь сделать для меня пятьдесят таких машин? — По завершении испытаний произнес он.
— Если у меня будут люди и материалы, то, безусловно, смогу.
— У тебя все будет. С этого момента ты переводишься в производственный отряд под управлением Пирра. Не забудь одеть свою лучшую тунику на следующий симпосиум для мастеров, который состоится через три дня. И, наконец, как только появится возможность, я подниму твое жалование.
— Спасибо, господин.
— Да, я хотел сказать еще что-то… Как быстро ты можешь завершить постройку нескольких катапульт?
— «Несколько» — понятие неопределенное, о, архонт. Но за месяц я смогу сделать пять или шесть штук.
Дионисий запустил пальцы в лохматую бороду.
— Для стрельбы из этого оружия необходимы специально обученные солдаты.
— Да, господин! Солдат потребуется обучить, так сказать, в процессе.
— Сколько человек должно быть в расчете катапульты?
Зопирион задумался.
— Судя по испытаниям на поле, их должно быть восемь-десять. При необходимости стрелять и заряжать катапульту можно и вдвоем, однако будет низкая частота выстрелов. К тому же нужны люди для передвижения и поворота катапульты, наведения на цель и способных сменить заряжающих в случае усталости.
— Тогда возникает еще один вопрос: как осуществить перевозку нескольких катапульт на большие расстояния?
— Зевс Олимпийский, господин! Я как-то об этом не подумал! Сейчас прикину: машины весят примерно восемь-десять талантов. Это слишком тяжело для обычной повозки.
— К тому же выводу пришел и несчастный Симон, — заметил Дионисий.
— Именно так. Думаю, их можно будет перевозить на низко посаженных четырехколесных подводах, запряженных быками, иначе они могут перевернуться.
— Обсуди этот вопрос с мастером по подводам из Арсенала и приступай к производству. И еще: кто-то должен стоять во главе расчетов. Пока не построено несколько катапульт, начнем с одного расчета. Кого ты можешь порекомендовать на пост командира?
Зопирион задумался.
— У меня есть храбрые солдаты, хитроумные философы, красноречивые поэты, однако нет людей, совмещающих в себе качества солдата и механика, что как раз и требует новое оружие. Мне совершенно не нужно, чтобы многообещающую машину испортил какой-нибудь несведущий дурак.
Зопирион едва удержался от реплики в адрес Лифодема.
— Ну, так кого бы ты предложил? Не хочешь взять на себя эти обязанности?
— Нет, господин.
— Ты проходил военную подготовку?
— В Таренте я был на сборах дружины народного ополчения. Вполне знаком с военным искусством и не надену наголенники раньше кирасы. Я смогу принять участие в сражении, если придется защищать родной город. Однако мне не хватает амбиций, чтобы стать наемным солдатом.
— Ты, несомненно, умен. К тому же, твои таланты сослужат мне в Арсенале большую пользу. Но кто тогда, если не ты?
— Я знаком с очень немногими солдатами. И только одного я знаю достаточно хорошо: это направляющий главного отряда Сеговак.
— Кельт, которого я посылал с вами в Карфаген? Хороший солдат, хотя и неумерен в выпивке. Разве варвару может понравиться то, к чему необходимо приложить извилины?
— Сеговак неоднократно поражал меня живостью ума, способностью приспосабливаться к обстоятельствам и не смешивать дело с любовью к виноградной лозе.
— Тогда испытаем его. Возрадуйтесь!
— Интересно, когда он думает поднять мне жалованье? — когда тиран отошел подальше, поинтересовался Зопирион у Архита. — Я собираюсь жениться, и нашел бы деньгам хорошее применение.
Катана и сейчас жила, но сильно изменилась. Городская стена во многих местах была разрушена. На грязных улицах было полно покрытых шрамами, неумытых ветеранов-кампанцев и их неопрятных женщин, звучала оскская речь, а чужеземцев провожали настороженными взглядами. Чумазые ребятишки играли на кучах мусора или приставали к чужеземцам, прося милостыню.
Зопирион устроился в городской таверне, а потом отправился на рынок за продуктами, из которых хозяин гостиницы должен был приготовить ему обед. Мальчишка-сутенер схватил его за рукав и на ломаном греческом принялся расхваливать симпатичную чистенькую сестричку.
В доме Ксанфа Зопирион мучительно страдал от сдерживаемых пылких желаний. Теперь он снова почувствовал, как в нем поднимается страсть. Кровь глухо стучала в висках. Он уверял себя в страстной любви к Коринне. Ни одна другая женщина вряд ли способна заинтересовать его. Однако оказалось, что это не совсем так. Ни один из методов пифагорейской школы не помогал. Скрытое в нем животное сметало все барьеры, требуя свободы, любви, физического освобождения. Мальчишка снова потянул его за плащ, и Зопирион вошел вслед за ним в небольшую дверь домика на одну комнату, стоящего на узкой улочке.
Блудница — пухлая, крепко сбитая жизнерадостная девица из племени сикулов [55] — с радостью занялась своей работой.
— Ты ведь собирался на рынок? — Когда все было закончено и Зопирион приводил себя в порядок, спросила она. — Я готовлю лучше, чем тот неряха, который работает в таверне. Если принесешь достаточно продуктов, чтобы хватило и нам с братом, я смогу приготовить отличный обед.
— Буду очень рад, — ответил Зопирион.
Спустя несколько минут он принес продукты. Юноша уселся на крошечный стул и принялся наблюдать, как она ставит медные кастрюли на небольшой очаг. В комнате помимо стула, кровати, сундука и умывальника ничего не было. Тут и там сквозь огромные дыры в штукатурке просвечивали кирпичная кладка стен.
Зопирион то и дело задавал вопросы хозяйке. Она немного говорила по-гречески, а он — по-оскски. Последний был схож с сикульским, поэтому, не прилагая особых усилий, они понимали друг друга.
— Меня зовут Дукетия, — почесываясь, сказала она. — Я из семьи крестьян из Гербесы. Когда мы работали на полях землевладельца, на нас напали солдаты Дионисия: они двинулись в атаку на наш город, а мы оказались у них на пути. Мы не успели спрятаться в городе. Когда меня поймали, я шла по воду отдельно от всех остальных. Три всадника завели меня в рощицу и изнасиловали.
— До этого я не знала мужчин и с ужасом думала о том, что будет. Поначалу было немного больно и страшно. Но когда заканчивал третий всадник, я начала получать удовольствие. Когда я попросила еще, они засмеялись и с виноватым видом сказали, что если бы могли, то уважили бы мою просьбу. Я обозвала их слабаками: подвели меня к самой грани и так разочаровали. Наконец, один из них ускакал в рощицу и вернулся с товарищем, и с его помощью я получила, что хотела.
— Они хотели увезти меня с собой и продать, но я сумела ускользнуть. А когда Дионисий снял осаду с Гербесы, я вернулась в город. В нашем доме уже жила другая семья, и они захлопнули дверь у меня перед носом, а потом угрожая камнями и палками выгнали меня из города. А о своих близких с тех пор я ничего не слышала.
— А потом я прибилась к торговцу и около года колесила с ним по дорогам. Когда я жила в Гербесе, я не знала о существовании проституции и с удивлением обнаружила, что мужчины должны платить мне за то, что доставляет мне самое большое удовольствие. Когда неподалеку отсюда мой торговец умер от лихорадки, я решила осесть в этих местах и заняться делом. Мальчишка, которого я называю «братом» — тоже сирота. Не могу сказать, что у нас все так просто. Мы часто голодаем. Но все-таки работать приходится гораздо меньше, чем с мотыгой на винограднике с рассвета до заката.
— А ты когда-нибудь беспокоишься мыслями о будущем? — спросил Зопирион.
— Иногда. Представляю день, когда я состарюсь, и мне придется выйти замуж за какого-нибудь кампанского кабана и остепениться. Но к чему беспокоиться по этому поводу, если еще время не пришло? Ну, как тебе обед?
— Превосходно, — соврал Зопирион.
Она начала убирать со стола.
— Может, еще покувыркаемся?
— Клянусь Гераклом, Дукетия, ты лишила меня сил еще в прошлый раз! У меня же не три яйца!
— Ой, да ладно! Такому сильному и молодому господину не составит труда и два раза в день!
— Я не знаю… Я начал думать о работе…
— Для разнообразия ты мог бы подумать и о моей работе, это гораздо веселее! Ну, пожалуйста! Я уступлю тебе за полцены. Мне нужны деньги, чтобы заплатить колдунье за средство, предохраняющее от беременности.
Она села к юноше на колени, начала целовать, ласкать, приспустила с плеча платье. И вскоре они были в постели. Когда он закончил, Дукетия резко удовлетворенно вздохнула.
— Вот за что я люблю мужчин! Фыркают и бьют копытом, словно крепкие черные быки!
Со смешанным чувством Зопирион возвращался в гостиницу. С одной стороны, он ощутил гордость и уверенность в собственных силах. С другой стороны, несмотря на то, что с позиции эллинской морали в его поступке не было ничего предосудительного, он был не в ладах сам с собой. Его не покидала смутное ощущение, что он должен был хранить верность Коринне несмотря на то, что они пока не были женаты. К тому же, он нарушил нормы этики пифагорейца. Божественный Пифагор говорил об умеренности в любви — «не более, чем это необходимо для данного человека». Однако Зопирион не проявил сдержанности.
Но вскоре эти раздумья с легкостью вытеснил стремительный поток мыслей о проекте. И именно их он имел в виду, что обдумывает детали своей работы. Однако во время обеда, когда он предавался воспоминаниям о встрече с Дукетией, неожиданно его осенила схожесть формы сексуального взаимодействия и аналогичного механизма катапульты. Все больше и больше эта идея занимала его разум — фантастическая, а может, непрактичная, но ее стоило записать.
Он ускорил шаг. В таверне не оказалось ни вощеных табличек, ни папируса или пергамента. Пришлось купить свежевыструганную доску. Он полночи просидел, склонившись над ней в тусклом свете лампы, покрывая желтую древесину заметками и рисунками, и закончил, только когда на ней не осталось места.
Зопирион планировал прибыть в Сиракузы к полудню следующего дня. Но когда он подъехал к Мегарам Гиблейским — крепости, относящейся к Сиракузам, и примкнувшей к ней грязноватой деревеньке, построенной на руинах когда-то прекрасного города, начал моросить дождь. Дощечка, на которой юноша делал записи, лежала в повозке, и, опасаясь, что дождь смоет записи, он постучался в дверь хижины. Несмотря на то, что обычно Зопирион стеснялся просить приюта у незнакомцев, но мысль о возможности потерять ценные записи придавала ему сил.
Дверь с треском отворилась.
— Что вам нужно? — раздался голос из-за двери.
— Мне бы хотелось переждать дождь. Пожалуйста…
— Убирайся, бродяга! — дверь захлопнулась, и Зопирион услышал, как с лязгом задвигают засов.
Дождь, казалось, не собирался прекращаться. Возможность прятаться всю ночь под седлом тоже не доставляла радости. Как результат попытки заснуть около стены запросто могло бы оказаться перерезанное горло. Завернув доску в плащ, он положил ее в повозку и направился к крепости.
Как только юноша показал идентификационный диск Арсенала, его сразу же пустили внутрь. Начальник стражи предложил ему переночевать в крошечной нежилой комнате, в которой он провел бессонную ночь, мучаясь от укусов блох. Прямо за дверями двое солдат о чем-то громко разговаривали. Разговор по-оскски перешел в громкий спор, они выпили, поссорились, началась драка, потом они помирились, еще немного поболтали и принялись нестройными голосами распевать крестьянские песни.
На следующий день ближе к полудню Зопирион с доской на плече появился у стола Архита на галерее Арсенала.
— Ты приехал позже положенного, старик, да еще и выглядишь как бродяга… Именем Собаки, что это такое?
— Не трогай ее, а то все размажешь. Здесь записано решение проблемы с катапультой.
— Ты шутишь?
— Совсем нет. Если хозяин скажет хоть что-то о моем отсутствии без разрешения, вот доказательство того, что все это время я на него работал. Видишь вот это?
— Вижу угольные каракули. Каков их смысл?
Зопирион схватил лист папируса и начал покрывать его быстрыми, уверенными штрихами.
— Вот, смотри. Ведь никто не утверждает, что здесь должен быть только один желоб?
— Думаю, нет.
— Ну, тогда у нас будет один фиксированный желоб, как на предыдущих моделях. В нем должна быть большой, глубокий паз. Вот так. А по нему будет скользить другой, передвижной желоб. Назовем его «салазки». Получаем комплексную конструкцию. На заднем конце будет встроен механизм защелки либо ползун. На верхней поверхности салазок будет вырезан неглубокий паз для стрелы. А снизу он будет закреплен таким образом, чтобы не мог вылететь при выстреле.
— Когда мы выдвигаем салазки вперед до упора, крючок защелки — назовем его «палец» — зацепляет тетиву. Трос лебедки привязан к механизму защелки. Наматывая трос на лебедку, мы оттаскиваем назад механизм защелки, салазки и тетиву одновременно. Когда салазки оказались сдвинуты на необходимое место, мы устанавливаем в паз стрелу и опускаем «палец». Тетива высвобождается и выбрасывает стрелу. После этого мы раскручиваем лебедку, передвигаем салазки на исходную позицию «вперед до упора» и начинаем все сначала.
— А как ты удержишь салазки нужном для выстрела положении?
— При помощи гликерного колеса у рукояти лебедки и предохранителя, как у модели с передвижной защелкой.
Архит посмотрел на друга.
— Клянусь Землей и всеми богами, это лучшее решение! По-моему, ты убил сразу трех зайцев! Просто великолепно! А откуда появилась такая идея?
— Она появилась, когда я… я… на обратном пути шел по дороге.
— Возможно, тебе и раньше следовало заняться прогулками по Сицилии, если это так на тебя действует! — нахмурился Архит. — Но мне кажется, у нас скоро начнутся проблемы.
— Что такое?
— У нас связаны руки. Почти всех плотников перевели на верфи, чтобы ускорить производство гигантских галер Алексита.
— Ну, так верни их! Ты же исполнитель!
— Легче сказать, чем сделать. Необходимо представить Филисту петицию, но предварительно умудриться убедить в этом Лифодема.
— Ох, а я и забыл! Где он?
— Возможно, завтракает вместе с другими высокопоставленными лицами. Я найду…
Раздался громкий унылый гудок, от которого у Зопириона зазвенело в ушах. Он раздался так неожиданно, что тот выронил свой карандаш.
— О боги, что это?
Архит расплылся в улыбке.
— Знаешь, не только ты изобретаешь новое! — и он показал на сложное переплетение трубок и кувшинов, стоящую около его стола. Гудение стихло. Рабочие с пакетами с завтраком в руках начали выходить из Арсенала.
— Так это твоя сигнальная клепсидра? — удивился Зопирион.
— Да. Хозяину она настолько понравилась, что он дал мне задание устанавливать для гудка в полдень, вечером на время завершение работ и утром, на рассвете. Мне сообщили — конечно, неофициально — что на следующем пиру в Арсенале меня удостоят одной из медалей.
Архит аккуратно отмерил стаканом с делениями нужное количество воды и перелил ее в верхний кувшин.
— Но если твое изобретение заработает, оно будет иметь гораздо большее значение. Встретимся в конце перерыва, а я попробую обработать этого богом обделенного идиота.
Лифодем внимательно слушал пояснения Зопириона. Наконец, он вскинул голову.
— Не принимаю. У тебя будет скользить тут, скользить там, а где-то посередине будет копье…
— Нет, нет! — запротестовал Зопирион. — Нижний желоб будет жестко зафиксирован, а верхний будет двигаться вдоль него взад и вперед.
— Значит, вместо копья будет двигаться желоб? Значит, во врага ты будешь стрелять желобом?
— Позволь, я объясню все сначала, — ответил Зопирион, прилагая неимоверные усилия, чтобы сдержаться.
После того, как он трижды объяснил устройство механизма, трижды перерисовывал схему, Лифодем вынес свой вердикт.
— Я все-таки не понимаю. Думаю, что мы снимем этот вопрос.
— Что ты имеешь в виду?
— Если это слишком сложно для меня, значит, будет слишком сложным и для простого солдата. Я знаю, что не обладаю столь выдающимися способностями, как вы, образованные гении, но люди, которым предстоит пользоваться твоей катапультой, еще в меньшей степени разбираются в технике. И если я не понял ничего, то ставлю последнюю драхму на то, что и они не поймут.
— Господин Лифодем, я и не жду от солдат, чтобы они с первого взгляда разобрались в устройстве катапульты. Но на самом деле она не столь сложна, сколь незнакома. Трудность состоит только в том, чтобы раздобыть плотников для ее строительства, — сказал Зопирион.
— У нас не хватает рабочих рук. Я пытался снять людей с верфи, но там свободны только разнорабочие. Если я нахожу опытного специалиста, то сразу находится дюжина мастеров, которым он просто необходим. И тебе необходимо предоставить убедительные аргументы, чтобы в первую очередь получить рабочих. А ты мне показываешь какие-то сложные навороты, которые не будут работать, да к тому же не найдется ни одного солдата, способного научиться управлять твоей катапультой. И плюс ко всему стоимость такого устройства неимоверно возрастет из-за высокой сложности. А Архонт достаточно ограничен в средствах.
— Ну и что тогда?
— Если ты вернешься к модели с вращающимся луком, то я мог бы рассмотреть этот вопрос и, скорее всего, нашел бы способ помочь тебе.
— Нет!
— Почему нет?
— Я уже прошел через это. Существует множество способов решить задачу разными способами. И, клянусь богами, я нашел наилучший! И ставлю мою последнюю драхму, что я прав. Если после этого ты захочешь посмотреть на катапульту с вращающимся луком, я сделаю ее для тебя. Но я не отступлюсь от самого многообещающего решения до тех пор, пока на деле не опробую!
— Значит, будешь работать без плотников. Я не намерен переводить с важных объектов рабочие руки для строительства слишком сложной игрушки, которая разлетится на куски при первом же выстреле!
— Мой дорогой Лифодем! Если ты дашь мне возможность построить катапульту в полную величину, то получишь ответ на все вопросы. То, что этот механизм жизнеспособен, станет понятно… всем, — сжав губы, с трясущимися от гнева руками ответил Зопирион.
— Ты хочешь сказать, что станет понятно даже такому полуграмотному мужлану вроде меня? — гримаса исказила лицо Лифодема, и последнюю фразу он уже кричал. — Да? Это ты хотел сказать? Так смотри же, господин Гений, весь твой так называемый интеллект развратил тебя донельзя! Последнее слово должно оставаться за практиками, такими как я. Именно поэтому я твой начальник. Ты думаешь: ты чертовски умен, потому что учился в школе? Если бы ты обладал хоть каплей здравого смысла, то не создавал бы устройств, которые сразу же идут на слом! Ты похож на глупца Симона с его бронированной колесницей весом в двадцать талантов!
— Но…
— Замолчи, раб, собачья морда! — завопил Лифодем. — Как ты смеешь перебивать, когда я говорю с тобой…
— Клянусь богами, мне не заткнет рот наиглупейший из ослов вроде тебя…
— Господа, господа, — вскричал Архит и бросился разнимать взбешенных мужчин.
Их голоса слились в один яростный рев. От этого шума все, кто был в Арсенале прекратили работу. Кузнецы оставили остывать на наковальнях куски железа и бросились на галерею, где Архит озабоченно пытался предотвратить драку между Зопирионом и Лифодемом.
И как раз в это время в Арсенал прибыл Филист в сопровождении секретаря. Увидев, какое представление идет на галерее, он рассердился и с большим трудом захромал вверх по лестнице. Как только Филист появился в поле зрения драчунов, те мгновенно перестали кричать друг на друга и одновременно обратились с пылкими речами к начальнику. Зопирион пытался объяснить принцип действия своего механизма, а Лифодем буквально визжал от ярости.
— Этот юный всезнайка невежественен и не подчиняется субординации! Сжечь его! Сжечь его! Сжечь его!
Филист, опершись на палку с головой дракона, подождал, пока оба не замолчат.
— Зопирион, ты собираешься строить небольшую модель или в полную величину?
— В полную величину, господин. Я разрешил большинство технических проблем, и чтобы не терять время…
— Построишь небольшую модель в масштабе 1:3. Лифодем, проследи, чтобы у него был по крайней мере один хороший плотник. С вас обоих снимается штраф в размере заработной платы за один день за безобразное поведение и за омерзительное представление, которое вы тут разыграли перед рабочими. В следующий раз наказание будет строже. До свидания.
Он повернулся и начал медленно, опираясь на палку, спускаться по ступенькам. Зопирион и Лифодем обменялись последними репликами, и юноша отправился на первый этаж, готовый приступить к работе.
На пологих склонах холмов Сицилии сначала распустились, а потом завяли цветы. Весна проходила день за днем, близилось лето. Зопирион завершал работу над уменьшенной моделью, выполненной на основе обыкновенного лука. Испытания прошли удовлетворительно, за исключением одного: механизм защелки постоянно заедало. После долгих подгонок при помощи молотка и ножовки, добавив новые детали и изменив общую схему, он наконец довел до ума и этот неподатливый механизм.
Однажды юноша проводил испытания своей модели на поле для стрельбы из лука и делал карандашные пометки на желобе, чем вызвал неподдельный интерес Архита.
— Что ты делаешь, дружище?
— С их помощью я смогу узнать, на какое расстояние улетит стрела, — пояснил Зопирион.
— А почему отказался от идеи делать пометки на гликерном колесе лебедки?
— Трос лебедки со временем растягивается, поэтому метка на гликерном колесе будет неточно указывать дальность полета.
— Это твое детище, старик, и у меня и в мыслях нет примазываться к твоей славе. Однако…
— Что однако? Если у тебя есть предложение, мне хотелось бы его выслушать.
— Мне кажется, гораздо удобнее заменить неуклюжее гликерное колесо прямой бронзовой зубчатой рейкой, установленной в желобе. Салазки оттягивают назад. В это время предохранитель-собачка — крик-крак — будет щелкать по зубьям, пока ты не остановишь салазки в положении, соответствующем необходимой дальности полета стрелы. Потом ослабляешь лебедку, и…
— Я понял, понял! При таком решении отпадают все проблемы, связанные с постепенным растяжением троса. Конечно, и другие элементы конструкции тоже со временем претерпевают изменения. Растягивается тетива лука, да и сам лук начинает испытывать усталость после большого количества выстрелов.
— Но ты избавляешься по крайней мере от одной переменной величины. Почему бы тебе не попробовать?
— Я попробую. К тому же, нет необходимости строить новую модель. Зубчатую рейку и предохранитель-собачку я могу установить и на старой.
Пошел третий год девяносто пятой Олимпиады, когда Эфикл был архонтом Афин. [56] Склоны холмов снова обрели коричневый оттенок: их опалило жаркое сицилийское лето. Обжигающие южные ветры поднимали облака пыли, и от этого солнце казалось диском из горной меди, будто сошедшим с потолка пещеры Сафанбаал. Пыль покрывала с ног до головы рабочих Арсенала, будто они специально извалялись в пудре.
— Твой механизм с зубчатой рейкой и собачкой работает превосходно, — рассказывал Зопирион Архиту. — Но пришлось установить пару реек по обе стороны желоба и, соответственно, пару собачек на ползуне. При одиночной рейке в результате несбалансированной отдачи выходит из строя весь механизм.
— Превосходно. А теперь, полагаю, ты ожидаешь, что я буду откручивать яйца Лифодему до тех пор, пока он не выделит тебе плотника для постройки модели в полную величину, не так ли?
После этого начались долгие споры, крики и ругань с Лифодемом, которые так ни к чему и не привели.
— Дорогой Геракл! Ну почему архонт не хочет отправить куда подальше этого непроходимого тупицу с дипломатической миссией? — взмолился Зопирион.
Архит пожал плечами.
— Такова человеческая природа, мой мальчик. В любой организации найдется по крайней мере один такой Лифодем. Если нам удастся от него избавиться, то на его месте может оказаться еще менее подходящий для этой должности человек.
— Хотел бы я на него посмотреть!
— Попридержи язык, а не то боги дадут тебе то, о чем просишь.
Наступил Боэдромион. [57] Зопирион продемонстрировал окончательный вариант катапульты Дионисию. Зопирион в течение года постоянно проводил стрельбища на поле, поэтому мало кто из жителей Сиракуз обращал на них внимание. Однако тиран наблюдал за испытаниями катапульты с неподдельным интересом.
— Выстрел на один плетр… — командовал он. — Превосходно! А теперь выстрел на плетр с половиной…
— У тебя все получилось, Зопирион. Ты можешь сделать для меня пятьдесят таких машин? — По завершении испытаний произнес он.
— Если у меня будут люди и материалы, то, безусловно, смогу.
— У тебя все будет. С этого момента ты переводишься в производственный отряд под управлением Пирра. Не забудь одеть свою лучшую тунику на следующий симпосиум для мастеров, который состоится через три дня. И, наконец, как только появится возможность, я подниму твое жалование.
— Спасибо, господин.
— Да, я хотел сказать еще что-то… Как быстро ты можешь завершить постройку нескольких катапульт?
— «Несколько» — понятие неопределенное, о, архонт. Но за месяц я смогу сделать пять или шесть штук.
Дионисий запустил пальцы в лохматую бороду.
— Для стрельбы из этого оружия необходимы специально обученные солдаты.
— Да, господин! Солдат потребуется обучить, так сказать, в процессе.
— Сколько человек должно быть в расчете катапульты?
Зопирион задумался.
— Судя по испытаниям на поле, их должно быть восемь-десять. При необходимости стрелять и заряжать катапульту можно и вдвоем, однако будет низкая частота выстрелов. К тому же нужны люди для передвижения и поворота катапульты, наведения на цель и способных сменить заряжающих в случае усталости.
— Тогда возникает еще один вопрос: как осуществить перевозку нескольких катапульт на большие расстояния?
— Зевс Олимпийский, господин! Я как-то об этом не подумал! Сейчас прикину: машины весят примерно восемь-десять талантов. Это слишком тяжело для обычной повозки.
— К тому же выводу пришел и несчастный Симон, — заметил Дионисий.
— Именно так. Думаю, их можно будет перевозить на низко посаженных четырехколесных подводах, запряженных быками, иначе они могут перевернуться.
— Обсуди этот вопрос с мастером по подводам из Арсенала и приступай к производству. И еще: кто-то должен стоять во главе расчетов. Пока не построено несколько катапульт, начнем с одного расчета. Кого ты можешь порекомендовать на пост командира?
Зопирион задумался.
— У меня есть храбрые солдаты, хитроумные философы, красноречивые поэты, однако нет людей, совмещающих в себе качества солдата и механика, что как раз и требует новое оружие. Мне совершенно не нужно, чтобы многообещающую машину испортил какой-нибудь несведущий дурак.
Зопирион едва удержался от реплики в адрес Лифодема.
— Ну, так кого бы ты предложил? Не хочешь взять на себя эти обязанности?
— Нет, господин.
— Ты проходил военную подготовку?
— В Таренте я был на сборах дружины народного ополчения. Вполне знаком с военным искусством и не надену наголенники раньше кирасы. Я смогу принять участие в сражении, если придется защищать родной город. Однако мне не хватает амбиций, чтобы стать наемным солдатом.
— Ты, несомненно, умен. К тому же, твои таланты сослужат мне в Арсенале большую пользу. Но кто тогда, если не ты?
— Я знаком с очень немногими солдатами. И только одного я знаю достаточно хорошо: это направляющий главного отряда Сеговак.
— Кельт, которого я посылал с вами в Карфаген? Хороший солдат, хотя и неумерен в выпивке. Разве варвару может понравиться то, к чему необходимо приложить извилины?
— Сеговак неоднократно поражал меня живостью ума, способностью приспосабливаться к обстоятельствам и не смешивать дело с любовью к виноградной лозе.
— Тогда испытаем его. Возрадуйтесь!
— Интересно, когда он думает поднять мне жалованье? — когда тиран отошел подальше, поинтересовался Зопирион у Архита. — Я собираюсь жениться, и нашел бы деньгам хорошее применение.