Джориан поведал все без утайки.
   — По знакомым Ваноре тропам, — закончил он свою повесть, — мы двинулись в Оттомань; и вот мы здесь. Осла я поставил на заднем дворе.
   — Девчонка оказалась хорошим попутчиком? — поинтересовалась Гоания.
   — Ой! — округлил глаза Джориан. — Она как-то раз сказала про себя: «пьянчужка с ненасытной дыркой» — прошу прощения, сударыня, — боюсь, так оно и есть. Ванора любит блуд и не делает из этого тайны, поэтому мои слова не могут ее очернить. Днем мы только и делали, что ругались да мирились. Ночью она приставала, чтоб я ей вставил фитиль, а потом насмехалась и хвастала прежним любовником, который, мол, три раза успевал, пока я на один решаюсь. Я, когда королем был, гордился, что все пять жен мною довольны, а тут одной не мог угодить. Она к тому же и не предохраняется вовсе. Короче... Ну, сам знаю, второго такого дурака, как я, во всем свете не сыщешь, чтоб в шлюху влюбился; только ничего не попишешь.
   — Судя по твоим словам, — заметила Гоания, — ты ее раскусил. Как тебя, который мог выбрать лучшую женщину королевства, угораздило влюбиться в такую вздорную проститутку?
   Джориан поскреб пробивающуюся бородку.
   — Какое-то болезненное наслаждение. В ней что-то есть — бесстрашная прямота, неиссякаемая энергия и ум, который, ежели б им заняться, не уступил бы ученым докторам... Когда нападет охота подурачиться, она вас рассмешит почище, чем клетка с мартышками. И потом, разве можно любовь разложить по полочкам? Хоть последние два-три дня меня почти излечили. Я сочинил на эту тему стишок, но он ей совсем не понравился.
 
Красавица,
Зачем со мной
Быть колкой, злой?
Мне тон такой
Не нравится.
Чтоб лаяться,
Дразнить, пилить,
Да поносить,
Не нужно быть
Красавицей.
Нет, не к лицу
Тебе жужжать,
Зудеть, кусать
И отравлять
Жизнь молодцу.
Исправиться
Тебе совет,
А если нет,
Прощай, мой свет,
Красавица!
 
   — Ты сказал почти?
   — Так оно и есть. Ежели она сейчас подойдет виноватая, подольстится, пообещает, что будет ласковой, доброй, пить бросит да попросит меня хорошенько взять с собой, я опять стану ее покорным рабом, хоть и знаю цену всем этим обещаниям. Благодаренье Зеватасу, но она, кажись, нашла себе другого парня он-то ей больше по вкусу.
   Гоания бросила взгляд в противоположный угол, где, погруженные в пьяную дремоту, сидели Босо с Ванорой; девушка привалилась к верзиле, ее голова покоилась у него на плече.
   — О Карадур, — сказала волшебница, — надо как можно скорее увести юношу из Оттомани, а то эта шлюха еще передумает. Вам знаком кто-нибудь из виндийских членов нашего братства?
   — В прошлом году по пути в Ксилар я останавливался у Поррекса. Очаровательный коллега — такой добрый, деликатный.
   — И большой хитрец в придачу; берегитесь его.
   — Ах, такой прекрасный человек, без сомнения, достоин доверия, насколько в нашем испорченном мире вообще возможно доверие. Я имел случай воочию убедиться в его доброте и благородстве.
   — Почему б тебе не поворожить, — спросил Джориан, — чтоб узнать, что сулит нам встреча с мастером Поррексом?
   Гоания покачала головой.
   — Занятия магией привносят в линию жизни волшебника слишком много такого, что связано с другими реальностями и измерениями. Обычному человеку вроде тебя, мастер Никко, я еще могу предсказать судьбу, а доктору Карадуру и Поррексу — нет.
   — Ну, так скажи, — нетерпеливо перебил ее Джориан, — что ждет меня!
   — Дай руку. Когда и где ты родился?
   — В Кортолии, в Ардамэ, на пятнадцатый день месяца Льва в двенадцатый год правления короля Фелина Второго, на рассвете.
   Гоания тщательно изучила ладонь Джориана и на минуту погрузилась в размышления. Затем развернула свой кубок так, что на поверхности вина отразился один из светильников. Свободной рукой колдунья принялась водить над кубком, чертя пальцами непонятные узоры и что-то нашептывая себе под нос.
   — Берегись, — проговорила она наконец, — окна в спальне, звенящего мужчины и бога с головой тигра.
   — И это все?
   — Все, что мне сейчас открылось.
   Джориан, знакомый с обычаем предсказателей изъясняться туманно и непонятно, не стал выпытывать подробности.
   — Ах, сударыня, чуть не забыл, — вдруг спохватился Карадур, — вы принесли то, что обещали?
   Гоания порылась в кошелке и извлекла оттуда маленький пакетик.
   — Порошок Раздора — пыльца огонь-травы крапчатой, собранная в месяц Волка, когда Красная Планета вошла в союз с Белой. Стоит бросить щепотку в толпу, как тут же вспыхнет ссора и начнется потасовка.
   — Премного благодарен, госпожа Гоания. Он может оказать нам в Тримандиламе неоценимую помощь. Джориан:
   — Неразумно топать до Виндии пешком, когда ксиларцы идут по пятам. Мы можем нанять лошадей, а пожитки нагрузить на осла.
   — Сесть на лошадь? Никогда! — запротестовал Карадур. — Такое рослое животное! Я упаду и тут же переломаю все свои старые кости. Уж лучше возьми мне осла.
   — Осел нас задержит.
   — Не больше, чем второй — с багажом.
   — Ладно, осел так осел. Когда завтра открывается лошадиная ярмарка?
* * *
   Ежегодный праздник сбора урожая — Бал Привидений — жители города Виндии отмечали карнавальным шествием нечистой силы и уличными плясками. В этот день никто не работал; виндийцы в костюмах и масках бродили по городу с раннего утра. До обеда они успевали пройтись по улицам, восхищаясь нарядами прохожих и стараясь угадать, что за знатный вельможа скрывается под каким-нибудь особенно вычурным и пышным карнавальным костюмом. Главные события — шествие, пение и танцы, состязание масок — происходили под вечер.
   Оставив позади виндийские пашни, над которыми красным шариком повисло заходящее солнце, Джориан с Карадуром подъехали к Западным Воротам. Расспросив стражу, они двинулись в город. Впереди на купленной в Оттомани вороной кляче ехал Джориан, за ним на ослике Карадур, ведя на поводу второго осла. Главная улица, Аллея Республики, полого спускаясь, тянулась от Западных Ворот до самой набережной. Путники миновали Сенат, Магистрат и другие общественные здания, в которых строгая простота классического новарского стиля начисто сводилась на нет цветистыми вычурными украшениями в Мальванском духе.
   Поррекс, по словам Карадура, жил рядом с набережной; туда они и направились, прокладывая себе путь сквозь толпы богов, демонов, привидений, вурдалаков, скелетов, ведьм, эльфов, троллей, вервольфов, вампиров и еще какой-то нечисти из Мальванских преданий. Мальванское влияние было заметно не только в архитектуре и одежде, но и в самих жителях Виндии — смуглых и черноволосых. Когда какой-то гуляка, вырядившийся богом войны Гериксом, задел лошадь Джориана надувным пузырем на палке, тому стоило большого труда удержать животное в повиновении.
   Они наняли комнату у набережной, поставили лошадь и ослов на конюшню и разыскали жилище волшебника Поррекса. Поррекс снимал комнату над мануфактурной лавкой.
   — Заходите, судари мои дорогие, заходите! — крикнул им сверху Поррекс. Это был кругленький лысый коротышка с голубыми глазами, почти утонувшими в складках жира. — Старый добрый Карадур! Как я счастлив, что вы снова здесь! А ваш спутник... нет-нет, я попробую угадать... Джориан, сын Эвора, бывший король Ксилара! Входите же, входите. Присаживайтесь. Позвольте плеснуть вам пива — другого ничего не держу.
   Каморка была обставлена довольно скудно: расшатанная кровать, колченогий стул, стол и небольшой книжный шкаф, по полкам которого были рассованы два-три ветхих пергаментных свитка, а на крышке валялись несколько манускриптов с загнутыми страницами. Убогую обстановку дополняли два сундука у стены и акварельная картинка, которая изображала бога Псаана, ведущего колесницу по бурным морским волнам. Свечной фонарик со стеклянными окошками разливал по комнате тусклый свет. Когда Поррекс умолк, нависла такая тишина, что, казалось, пролети муха, и то будет слышно.
   — Меня, сударь, — сказал Джориан, — зовут Никко из Кортолии. От кого ты знаешь то, другое имя?
   — Сударь мой дорогой, какой же я был бы прорицатель, если б не умел угадывать такие простые вещи? Но коль тебе угодно быть Никко, зовись Никко, — подмигнул Поррекс. — Жаль, что не могу принять тебя во дворце с угощением и танцовщиками; дела мои в последнее время пришли в упадок, не то, что прежде. Вот, приходится экономить. Однако уверяю тебя, это ненадолго; не позднее чем через месяц у меня появится несколько новых клиентов, и я опять разбогатею. До тех пор живу по умению, а не по хотению. Но расскажите о себе. Насколько я понял, мастер Никко предпочитает находиться подальше от Ксилара?
   — Не совсем так, — сказал Карадур, сидевший на кровати, поджав под себя ноги. — Вам знакома проблема, над которой мы, Альтруисты, тщетно бились несколько лет?
   — Вы говорите о краже Ларца Авлена? Ага, теперь все ясно! Вы направляетесь в Тримандилам, надеясь с помощью нашего могучего юного друга успешно провести эту справедливую экспроприацию. Ну что ж, да не дрогнет рука и не скрипнет под ногой половица! Вы еще не получили приглашения отобедать, угадал?
   — Не получили, — подтвердил Карадур. — Мы надеялись, что вы доставите нам удовольствие...
   — Конечно же, конечно, доставлю! В былые времена я мог бы принять вас, как подобает, но сейчас в моем кошельке всего один фартинг. Через месяц, когда будут подписаны новые контракты, я отплачу сторицей. Идемте к Чюро, там не надо заказывать заранее. Кстати, как у вас с мальванскими деньгами?
   — Ах, так вы не слышали? После вашего отъезда из Мальваны Великий Государь издал новый указ о деньгах. Теперь в Мальване имеют хождение только монеты местной чеканки. Чужеземец, въезжающий в страну, обязан сдать свои иностранные деньги и драгоценные металлы в обмен на имперскую валюту. Причем курс обмена просто грабительский: путешественник теряет половину своих сбережений. Если же он обменял не все свое золото и серебро и впоследствии попадется, его предадут смерти каким-нибудь хитроумным способом: например, потопчут царскими слонами — и это еще самый незатейливый из них — Вот невезенье, — посетовал Карадур. — Мы постарались все предусмотреть, но если Царь Царей отнимет половину наших сбережений...
   Поррекс вскинул голову и подмигнул.
   — Возможно, я смогу быть полезным. Существуют, разумеется, люди, для которых унция золота — это унция золота; им все равно, кто ее принесет — царь Шайю из Мальваны или Джориан из Ксилара. Эти контрабандисты с риском для жизни тайно ввозят в мальванскую империю иностранные деньги и вывозят оттуда местную валюту — чтобы за определенный процент продать ее у себя. Некоторые сами чеканят мальванскую монету — причем из настоящего золота, а не какие-нибудь там низкопробные подделки. Имея рекомендацию, можно купить по сходной цене столько валюты, сколько нужно для посещения могущественной Мальваны.
   — Разве люди царя Шайю позволят чужестранцу ввозить в Мальвану имперскую валюту по номинальной стоимости? — вмешался Джориан.
   — Конечно, позволят, ибо старания правительства направлены на то, чтобы Мальванские деньги вернулись в страну и там осели. Если разобраться, главная причина контрабанды — политика Мальваны, делающая контрабанду прибыльной. Но казначей Шайю носится с денежными теориями, которые ему, хочешь не хочешь, приходится воплощать в жизнь, даром что они идут вразрез с человеческим естеством. Посидите здесь, пивком себя побалуйте, а я покамест забегу кое-куда, попробую отыскать нужного нам человека.
   Поррекс выскочил за дверь.
   — Сынок, — прервал молчание Карадур, — ты еще не растратил свою сотню ксиларских львов? Мне кажется, их нужно обменять, как советует Поррекс.
   — Все при мне, разве двух-трех не хватает, что потратил в дороге. Только я хочу сперва проверить слова доктора Поррекса, а уж потом деньги отдавать. Ну, то, что он говорил про новый Мальванский указ.
   — О, я уверен, такой милый человечек, к тому же член моей уважаемой ложи, достоин доверия...
   — Может статься, но я все-таки разузнаю. Жди меня тут.
   И Джориан тоже вышел из комнаты. Вскоре он вернулся.
   — Не обманул твой льстивый карапуз, колдун этот, — сказал он. — Я поговорил с некоторыми знающими людьми — трактирщиками там и еще кое с кем — все как один подтверждают его слова.
   — Говорил я тебе, ему можно верить. А вот и он.
   — Господа, все устроено, — с порога объявил Поррекс. — Мой человек ждет на улице. Сколько у вас есть золота и серебра на обмен? Медь и бронза не меняются У Джориана оказалось девяносто семь львов и немного серебра, у Карадура золота было совсем немного, зато серебра в достатке. Поррекс произвел на счетах какие-то вычисления.
   — За все могу дать сорок две с половиной Мальванских кроны, — сказал он. — За вычетом комиссионных посреднику: он берет лишь шестую часть, а на границе забрали бы половину. Если позволите, я сам отнесу деньги вниз — мой человек не хочет, чтобы его видели.
   Карадур послушно протянул кошелек, но Джориан не спешил расставаться со своими сбережениями.
   — Его деньги можешь обменять и так, — произнес он, — а я хочу сперва посмотреть на твое мальванское золото.
   — О, разумеется, милый юноша; как скажешь, так и будет. Обожди.
   Поррекс снова вышел. На этот раз он довольно долго не возвращался.
   — Должно быть, Джориан, — заметил Карадур, — перекупщик золота не меньше твоего боится выпустить деньги из рук.
   — Береженого боги берегут.
   На лестнице послышались шаги и вошел Поррекс в сопровождении незнакомца.
   — Не день, а сплошное везенье! — с лучезарной улыбкой вскричал Поррекс. — Позвольте представить моего дорогого старинного друга Лациендо. А это те самые доктор Карадур и мастер Никко.
   Лациендо, смуглый, дочерна загорелый низкорослый человечек с лихо закрученными усами, был чуть постарше Джориана. Он вежливо поклонился путешественникам и одарил их приятной улыбкой.
   — Мастер Лациендо плавает суперкарго на одном из судов компании «Сыны Беннивера», — продолжал Поррекс. — Завтра он уходит в рейс и искал, с кем отпраздновать последний вечер на берегу. Так что теперь вам не надо платить за мой обед: дружище Лациендо непременно хочет нас всех угостить.
   — С полным моим удовольствием, господа хорошие, — проворковал Лациендо.
   — Итак, — сказал Поррекс, — вот ваше золото, доктор, а это твое, мастер Никко. Пересчитайте. О Никко, теперь, если позволишь, твои деньги... Лациендо, старина, тебе нетрудно спуститься и отдать этот сверток человеку, что ждет под лестницей? А то уж я устал карабкаться вверх-вниз по ступенькам. Прекрасно! Пока его нет, господа, нужно подыскать всем нам маски — тем, у кого нет маскарадных костюмов, пьяные гуляки просто проходу не дают.
   Покопавшись в сундуке, Поррекс извлек на свет четыре маски, изображающие чертей с вытаращенными глазами и сердито оскаленными клыками. Джориан в это время рассматривал квадратные Мальванские золотые: на одной стороне был выбит портрет Шайю — или его отца — в короне, а на другой слон, попирающий тигра. Он взял из рук Поррекса маску и начал прилаживать завязки.
   — Готово, господа хорошие, — вернувшись, доложил Лациендо. — Дозвольте покорному слуге отвести вас к Чюро. Фонари ни к чему, город освещен по случаю праздника.
* * *
   Расположенный на Аллее Республики трактир Чюро был не в пример солиднее оттоманьского «Серебряного Дракона». У дверей четверку окликнул одинокий нищий. Поррекс порылся в кошельке и сунул попрошайке медную монетку.
   — О Поррекс, — сказал Карадур, — это был ваш последний фартинг. Что вы будете есть, когда мы уедем?
   Поррекс пожал плечами.
   — Скорее всего, заложу одну из оставшихся книг; я ведь вскоре смогу ее выкупить — когда заключу новые контракты. Сюда, господа.
   Посреди главного обеденного зала находилась площадка для выступлений. Обед оказался превосходным, вино не разбавленным, а обнаженные танцовщицы искусными. Когда убрали со стола, Лациендо обратился к остальным:
   — Ежели все не против убить здесь еще часик, наши иноземные гости смогут посмотреть на шествие прямо от дверей заведения. Они пройдут аккурат мимо трактира. Посидите, господа хорошие, отведайте еще ликеров Чюро. Виндия самый многолюдный порт Срединного моря, и вина мы отовсюду получаем что ни на есть наилучшие.
   Поррекс зевнул.
   — Дорогие друзья, умоляю извинить меня, но годы давно уже не позволяют засиживаться допоздна. Уверен, что мастер Лациендо сумеет вас развлечь. Спокойной ночи.
   — Мы собираемся в Тримандилам, — обратился Джориан к Лациендо после ухода Поррекса, — и ты, вероятно, сможешь указать кратчайший путь туда.
   Лациендо погладил ус и улыбнулся.
   — Ба, удача сама идет вам в руки! Завтра я отплываю на «Таларисе», и чего мы только не везем: рабынь в Реннум Кезимар, а в Янарет мрамор, медь, шерсть и всякую всячину. Пока не высадим красоток в Реннум Кезимаре, на палубе будет тесновато, но мы, конечно, найдем вам каюту. В Янарете можно нанять речную лодку и по Бхарме подняться до столицы.
   Джориан осведомился о стоимости проезда и поинтересовался:
   — Что это за Реннум Кезимар и почему вы доставляете туда рабынь?
   — Название янаретское, по-нашему «Замок Топора». Мальванское владение, островок в устье Джхукны. Лет двести назад тогдашний Царь Царей решил селить на нем ушедших на покой палачей.
   — Надо же!
   — Ага, и не без причины. Какой бы ни был палач в своем деле вежливый, да обходительный, да безупречный, люди его все ж таки сторонятся. И вот Великий Царь узнал, что его заплечные мастера, какие по старости не могут махать топором, затягивать петлю или там пыточное колесо вертеть, живут в ничтожестве, даром что пенсию получают, потому как никто с ними дел иметь не желает. До того доходило, что им еду не продавали, и они с голоду мерли.
   В те времена Реннум Кезимар был всего лишь бесплодным островком и годился разве что как зимнее пастбище для пары отар. На нем стоял разрушенный древний замок — еще со времен Трех Царствий. Царь заново отстроил замок и поселил в нем своих палачей; с тех пор они там и живут.
   — Что им проку в молодых рабынях, ежели они старые и немощные? — поинтересовался Джориан. — Это как выходить на поединок с веточкой спаржи заместо копья.
   Лациендо пожал плечами.
   — Может, подать чего, принести. Некоторые там с женами, но те тоже старые. Ну, это их забота, а мое дело маленькое: присматривать в дороге за девками и доставить их к месту назначения, как в бумаге указано.
   — А посуху от Виндии до Тримандилама добраться можно?
   Лациендо замахал руками.
   — Господа хорошие! Это дело гиблое, хоть на карте и помечено, что отсюда до Янарета идет дорога по побережью.
   — Почему?
   — Потому что на протяжении сотни лиг к побережью вплотную подступает восточный отрог Козьей Кручи. Это не дорога, а тропа — она то обрывается в пропасть, то снова ползет вверх, пересекает бурные горные реки вроде Джхукны по шатким веревочным мостам, а ежели где оползень, то и вовсе пропадает. К тому же побережье кишит разбойниками и тиграми. Не-а, легче в Тарксии изумрудного бога спереть, чем по этой дороге пройти!
   — Разве побережье принадлежит не могущественному Царю Царей, который завел такие прекрасные дороги и быструю почту?
   — Ага, ему; только все эти красоты находятся во внутренних областях страны и захватывают каких-нибудь двадцать лиг вокруг Тримандилама. Император не тратится на окраины; думаю, умышленно, а то понастроишь дорог — жди захватчика. Так что уж лучше вам добираться на моем корабле. Этот рейс последний в году, но оно и неплохо: можно, конечно, попасть в шторм, зато едва ли нарвешься на пиратов.
   — Благодарствую за предупреждение, — сказал Джориан. — Мы можем завтра на рассвете прийти на судно и внести плату. Как его разыскать?
   — Прошу прощенья, господа хорошие, — покончив с необходимыми разъяснениями, проговорил Лациендо, — столько выпито, самое время посетить нужник. Я вернусь.
   Джориан с Карадуром довольно долго просидели над своими кубками; гомон, поднявшийся на улице, и суматоха среди посетителей трактира явно указывали на то, что подошло время шествия — Что этот парень шутки задумал шутить? — сказал наконец Джориан. — Обожди-ка.
   Он двинулся к кухонной двери и столкнулся с толстым поваром.
   — Да, — отвечал на расспросы повар, — видел я похожего человека, с полчаса как будет. Он прошел в эту дверь на задворки, в нужник не заходил. Никак случилось чего?
   — Нет, все в порядке, — ответил Джориан.
   — Одурачил нас, зараза, — проворчал он, вернувшись за стол. — Слинял, а мы плати. Благодарение Зеватасу, хоть деньги есть.
   — Кстати, о деньгах, — заметил Карадур. — Похоже, наш трактирщик хочет подать счет.
   Джориан вытащил кошелек, в котором звякали несколько Мальванских крон. Остальные были спрятаны в поясе. Он вытряхнул крону на ладонь и от удивления чуть не уронил ее.
   — Боги милосердные! — вытаращив глаза, прошептал он. — Карадур, ты только взгляни! Говори тише.
   Джориан протянул монету. Вместо золотой мальванской кроны на его ладони лежал свинцовый квадратик размером с крону. Надеясь, вопреки очевидности, Джориан вытащил из кошелька еще несколько монеток. Так и есть — вместо Мальванских крон свинцовые жетоны.
   Карадур сперва остолбенел от ужаса, а затем судорожно вцепился в собственный кошелек. Его золото тоже превратилось в свинец. Челюсть Карадура отвисла.
   — Мы доверились этому ублюдку по твоей милости! — в бешенстве прошипел Джориан. — Гоания предупреждала, что он мошенник, а теперь, клянусь медными яйцами Имбала, ты сам убедился! Да я б с таким богатством полжизни безбедно прожил!
   По смуглым морщинистым щекам Карадура заструились слезы.
   — Твоя правда, сынок. Я один виноват. Знал же это обманное заклинание. Я бестолковый дряхлый старик. В жизни больше не поверю незнакомцу, пусть он хоть сто раз кажется прямым и честным.
   — Ладно, скажи лучше, как нам отсюда выбраться, провались оно в сорок девять Мальванских преисподних? Ежели попробуем уйти, начнется заваруха и виндийская стража отправит нас в кутузку; там меня ксиларцы живо опознают и потребуют выдачи. А у Чюро этого кредит выманить труднее, чем пирог из булыжника слепить.
   — Иди, сынок, я приму позор на себя.
   — Не болтай ерунды. Я не попрусь один в Мальванскую Империю, так что выбираться отсюда надо вместе. Ах ты, вот и Чюро пожаловал, — и Джориан торопливо сгреб со стола свинцовые квадратики.
   Чюро оперся кулаками о стол.
   — Господа довольны обедом и представлением?
   — Конечно, сударь трактирщик, — с сердечной улыбкой ответил Джориан. — Жаль только, что нашим друзьям пришлось уйти пораньше. Сколько мы должны?
   — Две марки шесть фартингов. Выпьете на посошок?
   — С удовольствием! Стойте-ка, этот вечер нужно закончить чем-то особенным. Есть в твоем трактире ликер, что делают в Паалуа, оликау называется? Довелось как-то отведать на западном берегу.
   Чюро нахмурился.
   — Я знаю, о чем ты говоришь, но не уверен, осталось ли такое вино у меня.
   — Ну, так поищи, будь добр, а мы пока решим, кто за что платит.
   — Сумеешь что-нибудь наколдовать? — прошептал Джориан, когда Чюро отошел к стойке. — Я его заговорил ненадолго. Может, превратимся в невидимок?
   — Заклинание требует долгой подготовки и множества приспособлений, которых нет под рукой. К тому же оно делает прозрачным только мясо и кости, а не одежду. Поэтому невидимке приходится либо ходить нагишом — что едва ли разумно при такой холодной погоде — либо привлекать нежелательное внимание к костюму, который разгуливает сам по себе. Более того, в этом случае кто-нибудь может догадаться. Дай-ка подумать. Ах, нашел!
   Откуда ни возьмись перед старым колдуном появился кожаный подсумок со множеством отделений. Из некоторых кармашков он извлек по щепотке порошка и ссыпал все это в пустой кубок. Размешав пальцем порошки, Карадур поставил кубок себе под ноги.
   — Приготовься кричать «горим!» — сказал он.
   — Скорее! — поторопил Джориан. — Чюро возвращается, и притом без всякого паалуанского ликера.
   Чюро неумолимо приближался. Положив руки на стол, Карадур забормотал заклинание; пальцы его сплетались и расплетались, словно лапы двух испуганных коричневых пауков. Когда Чюро был уже на полпути к столику, из кубка донеслось шипение. Из-под стола волнами всплыл огромный клуб густого черного дыма; он заволок все вокруг и, продолжая извергаться, скрыл из глаз стол и двух путников.
   — Горим! — завопил Джориан.
   Послышался грохот опрокинутых лавок и топот ног — посетители в панике ринулись к выходу. Джориан с Карадуром схватили свои маски и плащи и присоединились к убегавшим. Трактир затянуло дымом, поэтому они подождали, пока затор рассосется, и спокойно — без давки и толкотни — вышли наружу.
   На улице парочка затерялась в толпе зевак, собравшихся по обе стороны Аллеи Республики, чтобы поглазеть на шествие. Удаляясь от Чюрова трактира, Джориан с Карадуром наткнулись на команду пожарников, спешивших навстречу. Впереди несли поливальную машину — деревянную бадью, снабженную по бокам скобами, над которой возвышалась помпа. Восемь здоровенных парней, взявшись за скобы, тащили машину, а сзади поспешали остальные пожарники с лоханками, предназначенными для наполнения бадьи из ближайшего фонтана.