де Рамон Натали. Червонный король

   — Все равно не поверит, — сказал Жюль. — Лучше просто отдай ей сервиз.
   — И все! — подбодрила Марта Виктора, грустневшего с каждой секундой.
   — Он мне нравится самому, — сказал Виктор. — И потом, я же Жюлю столько за него должен...
   — Только, пожалуйста, не впутывай в это дело еще и меня! — Жюль загородил себя ладонями. — Я тут совсем ни при чем!
   — Не отдам!
   — Хочешь, чтобы его у тебя конфисковали?
   Комиссар Лавузье, пресса, полиция с собаками! Очень эффектно!
   Виктор внезапно вскочил со стула и обеими руками вцепился в свои волосы.
   — Боже мой! Я тут сижу, а у меня щенок дома!
   Один! Голодный! Господа, я мигом, одна нога там, другая здесь! Накормлю его и вернусь, и мы опять подумаем, что же нам делать дальше.
   — Не нам, а тебе, Виктор! — жестоко сказала Марта. — Тебе, сердобольный ты наш!
   Как бы ты не сорвал мне договор с Жаннет, подумала она, все-таки с такими, как ты, нужно разговаривать пожестче.
   — Стоп! — Жюль хлопнул в ладоши, как на съемочной площадке. — Работаем, господа! У меня идея!
   Марта и Виктор замерли.
   — Есть единственный шанс отдать сервиз и одновременно не расстаться с ним.
   — Какой?! — В один голос воскликнули Виктор и Марта.
   — Виктор женится на Софи.
   От невероятной гениальности мужа Марта икнула, а Виктор опять нервно заморгал.
   — Мы же с тобой как раз планировали цикл про свадебные обряды разных конфессий, — невозмутимо продолжил Жюль. — Так что не придется снимать кого попало в русской церкви.
   — Но я.., я...Я не...Нет.;. Я не могу... Не хочу! Я...
   — Хорошо, не хочешь в русской, пожалуйста в Сакре-Кер, еще лучше. Какие-нибудь дети понесут шлейф невесты по лестнице. Ты чего, Вики? Хочешь жениться у протестантов? Нет?
   Мне-то что, хоть в мечети, хоть в синагоге! Пожалуйста, ты только скажи, позовем для вас самого далай-ламу! А хочешь индейского шамана? Вики, мы же с тобой познакомились с таким шикарным в Шелгваукане! Вспомни! Бубен — во! Перья, колотушки! А как его подручные воют!
   — Прекрати, Жюль! Не видишь, у человека сейчас случится удар! Это же не шоу, это серьезное мероприятие! Присядь, присядь, Виктор, я принесу тебе чего-нибудь от сердца.
   — Господа, но я совсем не хочу жениться... — слабо произнес несчастный, поддерживаемый Мартой.
   — Ты же любишь Софи, Виктор! — Жюль похлопал его по плечу. — Сам говорил, у вас оргазмы!
   — Дело не в Софи, Жюль, я ничего не имею против нее, — сумбурно оправдывался Виктор. — Я вообще не хочу жениться.
   — А, угроза из казенного дома? — напомнила Марта и, сбившись со счета, щедро плеснула в рюмку сердечных капель. — А? Как там насчет марьяжной карты в сознательном возрасте при пылкой любви?
   — В зрелом, Марта. — Виктор умоляюще посмотрел на Жюля. — Но мне всего тридцать четыре, — Почти тридцать пять, Вики, ты вполне взрослый мальчик. — Марта по-матерински пригладила волосы Виктора., — Ты же на год старше нашего Жюля.
   — Софи тоже лет тридцать, — встрял Жюль.
   — Я думал, не больше двадцати пяти...
   — Двадцать девять тебя устроит? — Марта недовольно зыркнула на мужа, давая понять, насколько неуместной была его ремарка.
   — И потом, она уже была замужем... И этот Анри...
   — А ты мечтал о девственнице, Вики?
   — Ни о чем я не мечтал! Я дорожу своей свободой!
   Дурак, знал бы ты, какое пытаешься мне сорвать дело, зло подумала Марта и собралась еще раз напомнить о предсказании и о чувствах, но тут зазвонил телефон. Марта улыбнулась и направилась к аппарату.
   — Наверняка твоя потрясающая Софи. Можем прямо сейчас все вместе поехать к ней свататься. Слушаю вас, — сказала она в трубку и вдруг изменилась в лице. — Да, да, конечно, комиссар Лавузье, вы можете поговорить с мсье Пленьи.
   — Неужели эта малахольная все-таки сообщила в полицию?.. — простонал Жюль, но Марта успела вовремя закрыть мембрану рукой и молча протянула трубку Виктору, по лбу и щекам которого блуждали багровые пятна.
   — Не говори ни «да», ни «нет», — хрипло зашептала Марта, не в силах избавиться от чего-то, неожиданно застрявшего в горле. — Ты только свидетель! Ты имеешь право на адвоката!
   — Помощник продюсера Виктор Пленьи, — официально отрекомендовался Виктор.
   Совсем сдурел, подумала Марта, любому же будет понятно, что боится.
   — Очень приятно, комиссар Лавузье. Да. Да.
   Нет. Нет.
   Я же просила его не говорить ни «да», ни «нет»!
   — Вот как! Только сегодня? Дочка? Она живет отдельно?
   Какой ужас! Она сообщила отцу!
   — Да, конечно, я прямо сегодня готов вернуть его вам. Да, он чудесный! Ну что вы, просто Виктор! Нет, какое вознаграждение, что вы!
   Он же ваш, вернее вашей дочери! Хорошо, я могу быть дома через четверть часа. Конечно, я дождусь вас. Естественно! — К изумлению Марты, Виктор давно улыбался и непринужденно болтал с комиссаром. — Представляю себе ее радость! Мне тоже когда-то было одиннадцать лет.
   Да нет, к сожалению, только рыбки. Да, огромный! Я с удовольствием покажу его вам и вашей Люлю. До встречи, комиссар!
   Виктор вытер взмокший лоб и хитро подмигнул супругам Рейно, которые не могли произнести ни слова, а только сверлили его ошалелыми взглядами.
   — Нормальный мужик, этот ваш Лавузье! Мы с ним договоримся.
   — О чем? — Жюль жестом трагического актера воздел руки. — О чем можно договориться с фараоном?!
   — Обо всем.
   Жюль скептически хмыкнул.
   — Подожди, Жюль, — сказала Марта. — Пусть Виктор расскажет нам все по порядку. Например, почему комиссар заинтересовался рыбками и хочет показать их своей одиннадцатилетней дочке по имени Люлю, которая живет отдельно? Я все правильно поняла, Вики?
   — Да, правильно, его дочка живет с матерью, а Фил с ними в разводе.
   — Фил?
   — Филипп Лавузье, окружной комиссар. Он подарил дочке щенка ньюфаундленда, а он пропал. Нет, чего вы хихикаете? Понятно же, что не комиссар, а щенок. А мы с Элен подобрали именно малыша ньюфа и дали объявление. Оказывается, оно опубликовано только сегодня. И комиссар целый день звонил мне домой, а потом догадался выяснить по своим каналам, кем я работаю, и позвонил нам в контору. Там ему дали телефон сюда, вот и все. Он приедет ко мне домой с дочкой и заберет Шено. Вернее Рендольфа. Так его зовут, Рендольф. Ну, чего вы? Я покажу им своих рыбок и договорюсь обо всем.
   — О чем же, Вики? — Жюль скривился. — Дала бы мне, что ли, сигарету, Марта.
   — Да погоди ты, дай человеку сказать!
   — О сервизе. — Виктор развел руками, мол, что тут неясного? — О том, что Маршан ни при чем, а его жену шантажировал этот самый фотограф. Его близко знает Софи и поможет полиции разыскать его.
   — Ты уверен, что поможет? Дашь ты мне сигарету, Марта, или мне идти за ней самому?
   — На, и пеняй на себя! — Марты вытащила из кармана сигареты, поделилась с мужем и щелкнула зажигалкой. — Ты мне другое скажи, Виктор. Вдруг это вовсе не его ньюф? Что тогда?
   Тоже все выложишь, когда он увидит на тебе булавку? — Она пальцем ткнула в указанный предмет на его галстуке.
   Виктор вдруг посмотрел на Марту свысока.
   — Как не его? Его! — И обратился к ее мужу:
   — Это несерьезно, Жюль. Ты же утром клялся мне улыбкой жены, что не будешь курить никогда в жизни! Забыл? Ну вспомни, вспомни, патрон, когда я тебе отдал готовый сценарий пилотной серии? Вся наша команда теперь не курит. Даже Сиси!
   Представляю себе ее восторг по этому поводу, между прочим подумала Марта.
   — Ты все-таки кретин, Вики! — рыкнул Жюль, с шумом отодвинулся от стола вместе со стулом, вскочил и забегал по кабинету. — Ты соображаешь, что несешь?! Хочешь довести дело до суда? Кивай, кивай, недотепа! Да раскинь ты своими рыбьими мозгами, в конце-то концов! Это тебе не творческие оргии и оргазмы!
   Если дело дойдет до суда, свою женушку Маршан выпутает, ежу понятно! И ты, ты мой дорогой Вики, будешь выглядеть клеветником! Ну и отрава же твой бабий ментол! — Жюль так истово ткнул сигарету в цветочный горшок, что сломал ее и перепачкал руку.
   — Жюль, пожалуйста, успокойся! — взмолилась Марта. — Тебе нельзя нервничать! У тебя сердце!
   — Ты погубишь не только свою карьеру, Пленьи, — Жюль брезгливо отряхивал с пальцев землю, — но и бросишь тень на всю нашу съемочную группу! Я уж не говорю про нас с Мартой.
   Мы всю жизнь одалживаем тебе деньги и, прошу заметить, без намека на проценты, Пленьи, а ты тратишь их на расчеты с сомнительными личностями. И не говори мне ничего больше про несчастную беременную стерву! Да! Что слышал!
   Стерва она, и ничего больше! Ты возвращаешь сервиз и женишься на дочке мэтра Ванве! Все!
   И точка! А сейчас мы все вместе собираемся и отвозим твоего щенка в полицию, а сервиз — дочке Ванве. Одевайся, Марта. И с комиссаром, Пленьи, будешь разговаривать только в моем присутствии. И с дочкой Ванве — тоже.
   Когда они усаживались в машину, Виктор походил на смертника вечером накануне исполнения приговора. Глупый, подумала Марта, не понимает своего счастья, они же с Софи — такая чудная пара. Скорее — чудная, она мысленно усмехнулась, это же надо, осеняет обоих во время интима... Надо будет научить Виктора, как сделать предложение поромантичнее. И пусть идет к ней без нас; Жюль к тому времени утихомирится и, я уверена, наверняка отпустит Виктора одного. А потом можно будет посоветовать Жюлю снять сюжет про удивительное предсказание мадам... Как же ее?
   — Виктор, как зовут тетку Жаннет? — спросила Марта, нарушив тягостное молчание мужчин.
   — Мирен, как певицу.
   — Нет, когда она предсказательница.
   — Мадам Аурелия, потомственная колдунья в двадцать первом поколении, член сорбоннского ордена белой магии.
   — Разве есть такой? — снизошел до любопытства мсье Рейно.
   — Вряд ли, патрон.
   — Жаль, неплохой бы сюжетец получился: предсказание, похищение сервиза, свадьба. А, Пленьи?
   — Неплохой, — послушно вздохнул Виктор и почтительно добавил:
   — Патрон.
   — То-то же, Пленьи. И не переживай сильно, не получится — разведешься. Правда, Марта?
   — Не правда. Они любят друг друга, — не особенно задумываясь, сказала Марта.
   Сказала просто так, чтобы добавить разговору лирическую нотку, и вдруг почувствовала, как Виктор благодарно смотрит на нее с заднего сиденья. Марта обернулась.
   Она была права. Но Виктор смутился и отвел глаза.

Глава 26, в которой я отвечаю на вопрос, заданный Мартой в главе 24

   — Ничего не нужно, Марта! Приезжайте скорее! Вы уверены насчет Анри?
   Она опять порекомендовала мне думать только о хорошем, попрощалась; в трубке пошли короткие гудки, заунывные и монотонные, как плач игрушечного младенца. Кажется, они звучат какой-то нотой, можно настраивать музыкальные инструменты, объяснил мне однажды Анри. Но я не знаю нот, не умею играть на инструментах, зачем я все еще прислушиваюсь к гудкам? Неужели Анри? Трубка противно тоненько подвывала:
   «Да-а. Да-а. Да-а. Да-а...» Этого не может быть! Я отшвырнула ее и прошлась по ковру.
   Лучше бы Марта совсем не звонила, если не хотела говорить при своем муже! Я только-только начала обретать внутреннюю гармонию — и на тебе! «Готовлю второе»! «Конечно, с гарниром»! Приехала бы сразу и объяснила все по-человечески! Я же теперь голову сломаю над ее загадками! «Думайте только о хорошем»! Что у меня есть хорошего, чтобы о нем думать?! Единственное, что у меня было хорошего, так это Анри, но теперь, оказывается, и Анри плохой!
   Я вытащила из сумочки сигареты и зажигалку. Правильно, нечего тратить силы на всякие глупые самозапреты, когда можно покурить и не думать об этом больше. В этом Марта безусловно права, но вот в отношении Анри!.. Нет, все, успокойся, Софи Норбер, возьми себя в руки и займись делом. Конечно, у меня есть хорошее! Да!
   Это лестница, вернее побежденная лестница!
   Монстр возник на экране, но я уже смотрела на лестницу Маршана как на своего друга.., нет, все-таки как на прирученного дикого зверя. Она больше не пугала меня, а, напротив, послушно раскладывалась на элементы и вполне по-свойски превращалась в нечто иное, уютное и мое!
   Да, да, мое! И это было то хорошее и верное, на что я могла положиться, что никогда не подведет, не предаст меня, как...
   Смелее, Софи! Как Анри. Ты же просто не хочешь поверить очевидному. Кто еще другой мог навести грабителей на родительскую квартиру?
   Кто еще знал про ненадежное окно в ванной комнате?..
   Так, а вот такие длинные окна мы устроим Маршану в торцевых стенах его особняка. Я выбрала подходящие окна из каталога, ликвидировала камины, оставшиеся колонны и приступила к перекрытиям третьего этажа. Ты молодчина, Софи Норбер! Можно сделать лучше, можно — хуже, но так, как сделаешь ты, — не сделает никто и никогда!..
   В дверь позвонили. Я вздрогнула. Марта! Ну наконец-то! Звонок тут же нетерпеливо задребезжал снова. Нет, это не Марта, она не станет трезвонить так. Это Анри! Вот уж я сейчас ему устрою!!! Я ему покажу, как грабить свою невесту! Как за ее спиной хороводиться с какой-то Жаннет! От возбуждения у меня вспотели ладони. Я потерла одну об другую и с настроением тигра, выследившего свою добычу, а вовсе не бедной обманутой дурочки, потянулась, расправив плечи. Звонок продолжал верещать. Ничего, подождешь! Ты теперь никуда не денешься от меня, паршивец!
   По-тигриному же я подкралась к двери и осторожно прижалась к «глазку».
   На лестничной площадке стоял Виктор. И, похоже, говорил сам с собой. Я затаила дыхание и прислушалась. И, конечно, расслышала бы его слова, если бы не непрерывный сигнал звонка. Стоп! Да какое мне дело до того, что он там вещает? Я жду Анри на расправу, а вовсе не этого чудака.
   — В чем дело, Виктор? — Я открыла дверь. — Я не глухая.
   — Софи! — обрадовался он, как если бы я умерла и вдруг воскресла. В одной руке Виктор держал большой пакет, в какие обычно в магазинах упаковывают шубы, а другой все еще давил на кнопку звонка. Из пакета торчали стебли цветов. — Софи!
   — Ты еще долго собираешься трезвонить? Я уже открыла.
   — Да, Софи, конечно, Софи. — Он убрал руку со звонка, помахал ею, словно она была лишняя и он не знал, что с ней делать, и попытался сунуть в карман. Но в его смокинге карманы отсутствовали, он растерянно взглянул на свою руку и, наконец-то придумав, как с ней поступить, протянул ее мне. — Софи.
   — Здравствуй, Виктор. — Я потрясла эту лишнюю его руку, подумав, что мне следует поскорее выпроводить его, пока не пришла Марта. Давно не виделись. Как дела?
   — Спасибо. Все хорошо. — Он зачем-то облизнул губы и тут же вытер их ладонью. — Подожди, Софи, не сбивай меня. Пойдем, ты сядешь, и я все сделаю, как положено.
   — Что ты сделаешь? — Я отступила назад, понимая, что не смогу выпроводить его побыстрее, потому что эти его губы.., и вообще... — Проходи, Виктор.
   Он вошел, поставил свой пакет на диван и деловито спросил:
   — Софи, у тебя есть белое платье? — Нету. Зачем тебе?
   — Надо. А какое-нибудь просто светлое?
   — Платья нет. Есть белая юбка и блузка цвета беж.
   — Ладно. Пусть будет беж. Надевай!
   — Виктор, зачем? Что у тебя вечно за фантазии с моим переодеванием? Что ты надумал?
   Что ты хочешь делать?
   Он несколько раз вздохнул и вытащил из пакета цветы. Это были разноцветные розы. Мне вдруг сделалось ужасно смешно. И от его сосредоточенного вида, и от этих разномастных роз, напиханных в пакет как попало.
   — Виктор, а почему не букет? — спросила я, чтобы не рассмеяться.
   — Букет не нужен. Я должен осыпать тебя лепестками и сделать предложение. Ой... — Он прижал руку ко рту и растерянно заморгал своими длиннющими ресницами.
   — Что ты должен сделать?
   Он прокашлялся.
   — Предложение, Софи. Предложение руки и сердца.
   — Ага, я поняла. Я должна сидеть в белом платье, изображая девственницу, на мраморной скамье, в роли которой будет диван, вся в лепестках, которые как будто осыпали на меня розы, увившие арку. Но, поскольку розовой арки под рукой нет, ты сам накидаешь лепестки на меня. — Мне нравилось его смятение. — Тебя Марта научила?
   — Марта. Но дело не в этом, Софи...
   — Виктор. — Я села на диван и потянулась к сигаретам. Нет, лучше я не буду курить при нем во избежание нравоучений. — Виктор, мы же взрослые люди.
   — Конечно! Давай ты будешь моей женой, а я — твоим мужем!
   — Виктор, это глупо. — Я старалась не смотреть ему в лицо, там были эти глаза и брови...
   — Почему?
   — Потому что я не люблю тебя.
   — Совсем? Но ведь ночью...
   — Виктор, это всего лишь маленькое романтическое приключение.
   — Маленькое приключение?!
   — Конечно. Такие маленькие приключения очень украшают жизнь. Как, к примеру, цветы.
   Мы же не переживаем, когда они вянут, а просто выбрасываем и забываем.
   — Ладно, Софи, ну его, это белое платье. Вопреки моим ожиданиям, Виктор никак не отреагировал на мою цветочную метафору, а деловито принялся вытаскивать из пакета какие-то предметы, завернутые в газетную бумагу. — У тебя все равно его нет. Сиди, я все скажу тебе так!
   — Виктор! Между нами ничего нет! Считай, что и не было!
   — Как это не было! И не говори, что не любишь меня!
   — Виктор!
   — Вот именно! Это наш единственный шанс!
   Мы должны пожениться, иначе...
   — Что иначе? — Я не дала ему договорить. И что это такое — «единственный шанс»?! Что я — старая, дряхлая, беззубая развалина? В конце концов, у меня был и есть Анри!
   — Тебе не нужен Анри! Тебе нужен только я! — Виктор вдруг изменился в лице, тем не менее я опять открыла рот, чтобы возразить, но он властно сказал:
   — Помолчи, я принес тебе сервиз! — Он поспешно освободил от мятых газет серебряные чашки, кофейник, сахарницу, блюдечки! — И булавку. — Он отстегнул ее с галстука, но я заметила, что при этом его пальцы чуть-чуть дрогнули. — Вот. Я возвращаю тебе все. Так будет справедливо. Не зачем, а потому что я все знаю.
   — Что?
   — Все. Считай, что я случайно купил его на блошином рынке, а потом судьба послала мне тебя, настоящую хозяйку сервиза. Это знак свыше! Мы должны быть вместе!
   — Но ты же сказал, что купил его у замужней дамы, у которой брат там что-то...
   — Я наврал. Я не знал, что сервиз твой, что его у тебя украли.
   — Зачем же ты сейчас врешь про блошиный рынок? Кто эта дама?
   — Жаннет. Жена Маршана.
   — Твоя любовница?
   — Нет! Она любовница твоего Анри! Это он украл сервиз!
   — Да как ты смеешь?!
   — Так. Извини, Софи. Это правда.
   Я задохнулась от ярости, а Виктор повернулся и пошел прочь. Если бы он хлопнул дверью, я бы, конечно, бросилась за ним с кулаками, но он так тихо притворил ее, что я даже не сразу сообразила, что он ушел и оставил мне сервиз.
   Я была совершенно растеряна и чувствовала себя очень виноватой по отношению к Виктору.
   Он же не сделал мне ничего плохого! Напротив, совершенно бескорыстно вернул все вещи!
   Все до единой. Я повертела булавку в руке. И то, что он рассказал про Анри, ведь совершенно очевидно чистая правда. Я ведь и сама почти додумалась до этого. Додуматься-то ты додумалась, Софи Норбер, я вздохнула, но вот как поверить в это? Как уместить в голове, что Анри, мой Анри, украл сервиз? Да еще был любовником этой особы? Как он мог? Мы столько времени вместе, а он, оказывается, с самого начала ограбил мою семью. И преспокойно жил со мной дальше, причем параллельно встречаясь с этой особой. Как же они, наверное, потешались надо мной...
   А Виктор вернул сразу все, как только узнал.
   Наверняка он узнал от Марты. Или знал с самого начала, потому с ходу и подарил мне серьги и кольцо? Боже мой, выходит, что и кольцо тоже украл Анри! И, чтобы я не искала, они с Жаннет придумали, что она тоже потеряла колье.
   «А Виктор вернул», — матово блеснула булавка. А чашки огорченно сбились в кучку и как бы даже укоризненно серебрились на меня: «Вот ты опять запрешь нас в горке, а нам так хорошо было у Виктора, из нас пили кофе, в сахарнице был сахар, и сливки в молочнице. И тебе самой тоже было хорошо с Виктором, он позаботился о твоем плаще, называл тебя „миледи“, познакомил с прабабушкой и восторгался твоим умом.
   А ты даже не поинтересовалась, что он там насочинял ночью. Ты занята только собой, тебя не волнует, что чувствуют и думают другие. Ты слепо веришь словам, не задумываясь, что люди могут врать из корысти. Слова — пустое, вглядись в поступки. Не каждый способен подобрать на улице щенка и бесплатно возвратить семейные ценности».
   Или это со мной разговаривали не чашки, а прабабушка с портрета? Чашки не могут быть такими умными.
   Но ведь я не должна выходить замуж за Виктора только потому, что он подобрал на улице щенка и вернул мне сервиз?
   Мне никто не ответил.
   Впрочем, я и так понимала, с Виктором получилось нехорошо. Но что же мне делать?
   В дверь позвонили. Хорошо бы, это пришла Марта. Мы бы вдвоем наверняка придумали, как мне дальше вести себя с Виктором. А вдруг это он вернулся? Может, отдать ему сервиз? Но он принадлежит моей семье... Хоть бы это была Марта!
   Я поспешно открыла, не заглядывая в «глазок».
   На пороге стоял Анри.
   — Привет, любимая! А вот и я!
   Он потянулся ко мне, чтобы, как обычно, чмокнуть в щеку. Я невольно отшатнулась.
   — Ты обиделась на мою шутку с мобильником? Или я напрасно вернулся? Да что такое, любимая? Что случилось?
   — Анри... — Я медленно отступала к дивану. — Как ты мог, Анри? Как ты только мог?!

Глава 27, в которой неплохой жюльенчик в кафе напротив

   — А неплохой тут у них жюльенчик, — сказал Жюль, облизывая ложечку.
   Не поворачивая головы, Марта лишь чуть-чуть передернула плечами и скривила губы.
   — Ну что ты дуешься, тетя Марта? — Дорвавшись до запретного блюда, Жюль всегда чувствовал себя виноватым и радикально добрел.
   — А сметана? — Марта не сводила глаз с окон Софи. Хорошо хоть, что они выходят на улицу и можно спокойно наблюдать из кафе напротив.
   А выходи они на другую сторону? Было бы глупо торчать в чужом дворе и пялиться на окна, как какие-нибудь недоразвитые сыщики из сериала. — Чистый холестерин.
   — Да ладно, дорогая, сколько там твоего холестерина? Раз в жизни можно! — Он грустно заглянул в пустую кокотницу. — Такая порция маленькая. Я бы повторил.
   — Как ты можешь думать только о еде! — нервно прошипела Марта. — От Виктора ни слуху ну духу, — по уговору Виктор должен был сразу помахать из окна, что дело сделано, — а у тебя волчьи аппетиты!
   — Вот, не нужно было отпускать одного нашего героя-любовника. Он же без меня двух слов связать не в состоянии.
   — Зато ты у нас весьма красноречив! Какого рожна тебе понадобилось приглашать этого Лавузье на съемку?
   — А что? Отличная идея: среди гостей в студии сидит комиссар полиции в форме и с дочуркой на коленях.
   — Какие колени, Жюль? Эта одиннадцатилетняя акселератка с меня ростом!
   — Ну сидит рядом. Зато какая находка! На ток-шоу о современной литературе присутствует настоящий, а вовсе не костюмированный полицейский! В прямом эфире! Все его коллеги будут смотреть! Как повысится наш рейтинг! Я скажу оператору, пусть почаще наводит камеру на Фила...
   — Вот иди и распоряжайся.
   — Куда это я должен идти?
   — Посмотри на часы, Жюль. Твой хваленый прямой эфир через...
   — ..через пятьдесят три минуты! Марта!
   — Иди-иди, не трать время.
   — А ты справишься с Виктором без меня?
   Что-то он задерживается.
   — Жюль, может быть, они уже приступили к репетиции первой брачной ночи? — Впрочем, внутренний голос подсказывал Марте, что все обстоит отнюдь не так радужно, но ведь должна же она успокоить мужа перед прямым эфиром? Я сама тут еще полчасика посижу и домой поеду. Посмотрю тебя по телевизору, постелю постельку...
   — Только бы не застрять в пробке! — на прощание помечтал Жюль.
   Он чмокнул щеку жены и удалился. Эдакий импозантный пингвин среди хрупких столиков почти пустого тесного кафе. Только в дальнем углу обжималась какая-то парочка, а у стойки меланхолично читал газету неопрятный человечек с жидкой бороденкой и в очках. Пена в его кружке с пивом давно осела.
   Марта помахала мужу рукой. Он усаживался в машину. Свет фонаря скользнул по стеклам «рено», Жюль уехал. Марта еще раз посмотрела на окна Софи и спросила официанта, явно обеспокоенного уходом ее спутника:
   — Днем у вас, наверное, гостей побольше?
   — Да, мадам. И после полуночи. Мы же одни на всю округу работаем до пяти. Что-нибудь еще?
   Или вы тоже уходите?
   — Кофе, пожалуйста. Кто же приходит к вам ночью? Здесь нет ни танцплощадки, ни бильярда, ни игровых автоматов. Таксисты?
   — Таксисты, полицейские, мадам. А то и влюбленные. — Официант показал глазами на парочку в углу. Он определенно никуда не торопился и болтал с явной охотой. — Есть даже завсегдатаи. Один — поэт, другой — фотограф. Поэт вон, уже у стойки, — заговорщицки шепнул официант. — С пяти одно пиво никак не осилит, дружка ждет. Вчера не было. Иной раз до самого закрытия в карты играют. Фотограф — молодой парень, интересный. Должно быть, с подружкой проблемы. Они к нам днем частенько заходят, иной раз и дважды. Голубки! А среди ночи она, видать, его выгоняет.