Дэниэл Тризман
История России. От Горбачева до Путина и Медведева

   Посвящается Сьюзи, Алекс и Ларе

Предисловие

   Россия вернулась. Не на Запад, частью которого она на самом деле никогда не была. Она вернулась в мир. Спустя 20 лет после того, как был поднят железный занавес, русские отдыхают в Турции и на Лазурном Берегу, совершают международные звонки с финских мобильных телефонов, обсуждают прически голливудских звезд на интернет-форумах. Российские лидеры больше не мечтают о проникновении марксистских революционеров в капиталистические демократии. Они слишком заняты организацией саммитов «Большой двадцатки» и военными играми с Китаем. Русские бизнесмены в настоящее время ведут дела в Давосе, имеют собственные сталелитейные заводы в Америке, владеют золотыми приисками в Африке, замками во Франции и спортивными командами в Великобритании. В Лондоне, Риме и Нью-Йорке уже нередко можно услышать разговор на языке Пушкина.
   Россия не в первый раз вышла из изоляции. В XII веке князья Киевской Руси интегрировались с Западом через торговлю и заключение браков с членами европейских королевских семей. Затем пришли монголы. Русские, находясь под их властью, потеряли связь с внешним миром более чем на две сотни лет. Восстановление шло медленно. Россия приняла европеизацию Петра I, приказавшего брить бороды боярам, одевать их в немецкую одежду и снова превратить в космополитов. Если нововведения Петра были первым возвращением России, то путь России после коммунизма стал вторым.
   В книге подняты вопросы, которые не имеют общепринятого ответа.
   Данная книга об этом пути – сложном, состоящем из препятствий и новых открытий. Переход начался с экономического кризиса, длившегося целое десятилетие. В политике два шага вперед на пути к демократии нередко сопровождаются одним, двумя, тремя шагами назад. Ранние надежды на сотрудничество с Соединенными Штатами и Европой со временем перешли во взаимные обвинения. Но Россия никуда не денется. «…Опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию, – как сказал философ Чаадаев, – мы должны бы были… объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара». Российские лидеры не намерены вступать в третью изоляцию. Многие международные проблемы, касающиеся Запада, будет трудно решить без сотрудничества с Россией – от климатических изменений и исламского терроризма до распространения ядерного оружия и энергетической безопасности. Важно понять ту Россию, которая вернулась.
   Я впервые посетил страну в 1988 году и с тех пор приезжал сюда практически каждый год, сначала как докторант, позже как профессор. Чтобы разобраться в новейшей истории России, я использовал в качестве источников информации воспоминания людей, которые ее создавали, труды ученых, статистические данные и опросы общественного мнения, а также свои собственные наблюдения, интервью и исследования. Конечно, многое еще неизвестно и многое остается спорным. Я постарался поднять те вопросы, которые не имеют общепринятого ответа, и подтвердить взгляды, которых я придерживаюсь сам.
   Попутно я сделал все возможное, чтобы избежать привычной подачи материала о стране. Среди западных и русских авторов широко распространены два подхода, но мне кажется, что они больше запутывают, нежели проясняют истинную картину. Первый подход заключается в том, чтобы сконцентрироваться на темной стороне страны, представить только недостатки России. У этого жанра глубокие корни. Из рассказов XVI века о путешествиях по Европе известно, что русские крестьяне в то время были пьяницами, идолопоклонниками и содомитами. В XVII веке путешественники сообщают, что северные леса страны – гнездовье ведьм. Затем – обвинение маркиза де Кюстина, череда иеремиад Чаадаева, превратившихся в идиомы, который, подобно Пушкину, написавшему «Евгения Онегина», наказал Россию за то, что не удалось внести вклад в развитие человеческой цивилизации. Чаадаев назвал Россию «пробелом в нравственном миропорядке». «…Мы жили и сейчас живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам», – говорил он. В журналистике и во многих исторических книгах разделяется озабоченность порочностью страны.
   Второй подход несколько мистический: Россия упоминается ликующей в парадоксах и упивающейся экзотикой. Она, как говорят, уникальна и непостижима. Ее секреты скрыты от социологов и статистов. «Россия, – пишет писательница Татьяна Толстая, – обладает определенными, фантастическими особенностями, и ее внутренняя геометрия является определенно неевклидовой. Ее дороги – как листы Мебиуса; параллельные линии пересекаются много раз». Такой подход обычно наводит на размышления о противоречивой русской душе. Философ Николай Бердяев называл русских одновременно дионисийцами и аскетами, жестокими и добрыми, ритуалистичными и жаждущими правды. «В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине», – писал он. Короче говоря, русскую душу сложно понять.
   Как литературный троп, такой фразеологизм, часто используемый у русских, довольно безобиден. Но если серьезно судить, есть в нем определенная логика. Безусловно, сегодня россияне имеют право продавать церковные купола и свою духовность, как сто лет назад Дягилев с его русским балетом организовал до Первой мировой войны «Русские сезоны» для парижской аудитории. Но как путь к пониманию ни мистификация, ни обливание грязью России далеко не уведут. Работа целого поколения российских и западных социологов показала, что экономика и политика страны поддаются тщательному наблюдению, изучению и логическому объяснению. За сравнительно хаотичной экономической и политической жизнью зачастую скрываются весьма понятные модели, во многом аналогичные тем, которые можно встретить везде. Многие пагубные черты, расстраивающие критиков, к сожалению, типичны для стран с одинаковым уровнем экономического развития. Россия так же уникальна, как и Бельгия, Аргентина, Малайзия – не больше и не меньше.

Возвращение

Глава 1
Капитан

   Михаил Горбачёв правил советским кораблем государства[1] 6 лет и 9 месяцев. Будучи истинным социалистом, он принялся возрождать унаследованный коммунистический строй[2], вводить открытые дискуссии, творческий подход и здравый смысл в консервативную ленинскую партию. Он завершил сороколетнее ядерное противостояние с Западом и ввел демократию и экономическую свободу. И тем не менее, несмотря на энергичное управление, выбранный Горбачёвым курс обернулся катастрофой – он покинул свой пост, экономика была полностью разрушена, правящие коммунистические партии страны и ее европейские спутники упразднены, а советское многонациональное государство развалилось на 15 частей.
   Советский строй мог выжить, но развалился из-за ошибок Горбачёва и неэффективного управления.
   Почему попытки Горбачёва возродить советский политико-экономический уклад закончились переворотом? Для некоторых наблюдателей падение советского коммунизма казалось неизбежным. Неэффективность централизованного управления и государственной собственности не могла не подорвать функционирование экономики, в то время как политическая система, основанная на репрессиях, не могла длиться вечно. «Коммунизм, – писал историк Мартин Малиа, – нельзя реформировать, ему нельзя придать человеческое лицо; его можно только уничтожить или заменить чем-либо другим». Для других распад системы казался «очень непредвиденным процессом… часто подхлестываемым случайными обстоятельствами и поворотами судьбы». С этой точки зрения советский строй мог выжить, но развалился из-за ошибок Горбачёва и неэффективного управления. Для убежденных коммунистов Горбачёв был некомпетентным и вероломным; для либералов – нерешительным и непреклонным. Горбачёв в своих трудах в основном обвиняет разрушительную силу амбиций радикальных демократов, которые до конца выступали против него.
   Спустя двадцать лет можно уже начать говорить, что могло бы получиться из того, что никогда бы не произошло. Факты свидетельствуют о том, что, несмотря на неизбежность серьезного кризиса в 1989 году, все было совсем по-другому, когда Горбачёв встал у руля власти, тогда ни о каком кризисе не было и речи. Система может существовать на протяжении нескольких десятилетий. В ее распаде нельзя винить только Бориса Ельцина или других сторонников радикальных перемен. Эти люди, критикуя Горбачёва и призывая поскорее перейти к реформам, не просто следовали личным амбициям: они озвучивали то, что хотело услышать российское общество в тот период. Аналогичным образом ошибки Горбачёва – почти такие же знаменательные, как и его достижения – объясняют, как произошел развал системы, но не объясняют, почему. Если бы он действовал с большим политическим мастерством в 1990–1991 годах или даже с большей решительностью, это все равно бы не спасло советскую систему. К тому моменту было уже слишком поздно. Семена кризиса, отстранившего Горбачёва от власти, были посеяны в первые три года его пребывания в должности, когда его импровизированные попытки реформирования экономики привели к бюджетным и финансовым дисбалансам, которые спустя несколько лет уничтожили потребительский рынок и ликвидировали оставшуюся народную поддержку советской власти.
Южанин
   Михаил Горбачёв родился в 1931 году в крестьянской семье в селе на юге России. Он был старшим из двух детей. Его отец занимался ремонтом тракторов в недавно созданном колхозе. Горбачёву было 10 лет, когда фашисты вторглись в страну. Потом он вспоминал как через год увидел «огненные стрелы» взорвавшегося в ночном небе снаряда ракетной установки «Катюша». Немецкие мотоциклисты ворвались в родное село в сопровождении пехоты. Враги всю зиму жили в селе, выкорчевывали сады, отбирали у местного населения еду и всячески его терроризировали. Едва Горбачёву исполнилось 11 лет, он стал свидетелем расстрела военнопленных прямо на улице. После войны, будучи подростком, летом работал на комбайнах по 20 часов в день, грязный и потный спал вместе с отцом и другими колхозниками под стогами сена. За время этой работы мальчишка приобрел огромную уверенность в себе и научился определять любые неполадки в комбайне. За труд был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Награда помогла ему поступить на юридический факультет Московского государственного университета, где он учился среди детей коммунистической элиты.
   Несмотря на напряженную атмосферу, царившую в стране в последние годы правления Сталина, профессора знакомили студентов не только с советским уголовно-процессуальным правом, но также преподавали им логику, римское право, латинский и немецкий языки и историю философии.
   После окончания университета Горбачёв вместе с молодой женой вернулся на родину в Ставропольский край, где начал свою партийную карьеру – сначала в комсомоле, а затем в самой партии. В 39 лет он стал первым секретарем этого форпоста с 2 миллионами человек и 10 миллионами овец. Спустя восемь лет, в 1978 году, его перевели в Москву и назначили секретарем ЦК КПСС, ответственным за сельское хозяйство.
   Советский государственный аппарат представлял собой пирамиду из трех частей. Основная власть принадлежала Коммунистической партии с двумя руководящими органами в Москве. Первый – политбюро, комитет примерно из пятнадцати выдающихся политических деятелей, определяющий политику. Было еще несколько кандидатов в члены, они могли участвовать в дебатах, но не голосовать. Заседания политбюро возглавлял генеральный секретарь, избранный пожизненно другими членами или пока коллеги не умудрятся его свергнуть, как это случилось в 1964 году с Никитой Хрущёвым.
   Каждый четверг с утра под вой милицейских сирен вереница лимузинов ЗИЛ выезжала на улицу Куйбышева[3] из главного штаба партии на Старой площади в Кремль, в Дом Правительства. Побеседовав в Ореховой комнате, члены политбюро занимали отведенные им места за огромным столом, покрытым зеленым сукном.
   Второй орган, секретариат, состоял из десяти или двенадцати партийных секретарей, возглавлявших административные комиссии, которые занимались реализацией решений политбюро членами партий и собственностью. Секретариат заседал по вторникам во второй половине дня на пятом этаже серого каменного здания на Старой площади.
   Коммунистические лидеры из каждого уголка страны подчинялись высшему начальству. Центральный комитет в составе трехсот полноправных членов в 1986 году утверждал решения политбюро на пленарных заседаниях, которые проводились один раз в несколько месяцев. Примерно раз в пять лет собирался съезд партии, на котором из нескольких тысяч человек избирались члены Центрального комитета. В каждой из четырнадцати союзных республик, за исключением России, были свои Центральные комитеты на региональных, городских и сельских уровнях. В основании пирамиды располагались первичные партийные организации, существующие на всех предприятиях, в колхозах, школах, воинских частях, органах МВД и других организациях. Хотя члены этих комитетов, начиная с низших органов и заканчивая политбюро, избирались на косвенных выборах, руководство обеспечивало списки, в которых был указан лишь один кандидат на место.
   Первой частью пирамиды была Коммунистическая партия. Второй и третьей были законодательный и исполнительный органы. Оба они находились под жестким контролем партии. Законодательные советы, или так называемые Советы, находящиеся на всех уровнях от села до всего Союза, принимали законы и постановления. Члены Советов избирались также из утвержденных списков без какого-либо выбора. Во главе исполнительной власти находился Совет министров (куда входили министры из Союза и пятнадцати республик), управляющий государственной службой и отраслями плановой экономики. Министры и возглавляемые ими региональные подразделения координировали деятельность 46 тысяч промышленных предприятий страны, 50 тысяч совхозов и колхозов и нескольких сотен тысяч малых предприятий и организаций.
   Заняться политической карьерой означало подняться по карьерной лестнице за счет партии, возможно, занимать исполнительные или законодательные должности, а может, возглавлять промышленное предприятие. Для этого требовалось обрасти полезными связями, среди партийных и экономических руководителей на разных уровнях. Эти связи существовали в разных формах – от долговых обязательств, основанных на взаимном доверии между идейными товарищами, до коррупционных договоров.
   Руководство обеспечивало списки, в которых был указан лишь один кандидат на место.
   Работа в этой системе напоминала сложную игру в покер с высокими ставками, в которой одному игроку все время приходилось угадывать, какие карты находятся на руках у других игроков и как каждый из них будет играть. Неправильно угадав, можно было попасть в тюрьму, в психиатрическое отделение или в лучшем случае отправиться на неперспективную работу в какую-нибудь глухую провинцию[4]. Предположим например, что журналисту поручили расследовать донос на капитана китобойного судна, который во время длительных стоянок в иностранных портах занимается продажей сувениров из слоновой кости с целью получения прибыли. Выясняется, что эти обвинения правдивы. Как поступить? Опубликовать историю и разоблачить коррумпированного капитана, отстояв собственное имя и интересы своих официальных покровителей, которые предположительно выступили инициаторами доноса? Или прикрыть капитана, если его покровители окажутся еще более высокопоставленными людьми? В последнем варианте, если репортер напишет правду, на него могут подать в суд и наказать за клеветнические обвинения. Этот случай на самом деле произошел в 1970-х годах, и даже сам Брежнев, генеральный секретарь, получил подарки от капитана. После напряженного совещания советский лидер с глубоким сожалением решил принести в жертву моряка-предпринимателя. «Только не надо говорить о коррупции!» – рявкнул он на защитников репортера.
   Спекуляция была преступлением в советской централизованно управляемой экономике. Все имущество, за исключением некоторых личных вещей и жилья в сельской местности, принадлежало государству. Предприятия получали заказы от Госплана, располагавшегося в здании довольно внушительных размеров недалеко от Кремля. Пятилетки ставили стратегические цели; затем они разбивались на ежегодные планы, включающие производственные задачи, цены и поставки, подсчитанные в огромных таблицах баланса межотраслевых связей. Хотя эти планы насчитывали до 750 тысяч пунктов, это по-прежнему составляло всего лишь 2–3 % от 24 миллионов товаров, произведенных в начале 1980-х годов. Плановики давали заказ предприятию на изготовление продукции, сообщали, какие материалы получат предприятия и куда затем будут отправлять свою продукцию. Руководители и рабочие получали премии, если выполняли план. На банковские счета предприятий постоянно поступали денежные средства, что было очень удобно для ведения бухгалтерского учета. Когда организациям требовались деньги на выплаты рабочим, государственные банки просто переводили средства на счета этих организаций. В принципе, эта система была слишком уж централизованной. Как-то политбюро попросили определить размер порции еды для милицейских лошадей и собак. Позже Горбачёв шутил, что при Брежневе спрашивали разрешения Совета министров, чтобы построить туалет.
   На самом деле, чтобы добиться намеченных целей, руководители импровизировали, пытались воздействовать на министров в Москве во время специальных перерывов и посылали агентов по всей стране, чтобы не допустить заключение незаконных сделок на поставку товаров. Сами плановики отказывались искать оптимальные решения и только с каждым годом завышали нормативы. Конечно, это означало, что руководители старались любыми способами избежать перевыполнения планов, чтобы будущие цели оставались на низком уровне. В конце 1960-х годов Председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин попытался дать предприятиям больше самостоятельности, но его реформы, против которых выступали плановики, так и не сдвинулись с мертвой точки.
   Было еще два факта, имевших ключевое значение для функционирования системы. Первым был страх. Хотя после смерти Сталина количество лагерей и расстрелов по политическим причинам сократилось, инакомыслие подавлялось силой и запугиванием. При Брежневе государственный террор был несколько децентрализованным, так как Генеральный секретарь предоставил региональным руководителям значительную свободу действий в обмен на лояльность. Один из узбекских партийных лидеров управлял частной тюрьмой, в которой была подземная камера пыток. Упорно трудилась служба безопасности – прослушивались телефонные разговоры и вербовались доносчики. При Сталине член политбюро Анастас Микоян сказал, что «каждый гражданин СССР – сотрудник НКВД». При Брежневе осталось много спецслужб, которые в основном никем не контролировались.
   Вторым ключевым фактом был жесткий контроль за информацией. Независимые СМИ были под запретом, все копировальные машины регистрировались в милиции. При Сталине даже на печатную машинку требовалось особое разрешение. Большинство статистических докладов было отмечено грифом «Секретно», «Совершенно секретно» или «Только для служебного использования». Довольно часто все усилия, направленные на обман населения, сбивали с толку самих политиков. Например, информацию о военных расходах могли получить далеко не все. Будучи членом политбюро в начале 1980-х годов, Горбачёв попросил взглянуть на государственный бюджет, на что Андропов просто усмехнулся над этой просьбой: «Ты слишком много просишь! Бюджет вне твоих полномочий!» В 1960-х годах партийные лидеры приказали министерству связи мешать работе иностранных радиостанций, что было технически сложной и дорогостоящей задачей для страны, охватывающей одиннадцать часовых поясов. Но партийные лидеры настаивали на своем, поэтому в министерстве нашли выход. По словам Александра Яковлева (позже он стал секретарем Центрального Комитета), в центре Москвы были построены две мощные станции глушения радиосвязи – одна через дорогу от штаба Центрального комитета, другая – на Кутузовском проспекте, где жили многие партийные лидеры. Скорее всего, представители органов государственной власти, слушающие помехи при попытке настроиться на «Голос Америки», не знали, что в нескольких десятках километров от крупных городов радиотрансляции были четкими и громкими. Сами политики и стали главными жертвами. К 1980 году половина советского населения имела доступ к коротковолновым радиостанциям.
   Другими главными источниками информации были распространители слухов, которые, как сказал Борис Ельцин, стали «главным телеграфным агентством Советского Союза». К концу 1970-х годов, когда Горбачёв приехал в Москву, нелепость и ущербность системы были очевидны для всех, неравнодушных. Многих, конечно, это не волновало. Целая армия приспособленцев в высших и средних рядах партии хотела только расширить свои привилегии. Но некоторые чиновники, в основном те, кто был помоложе и образованнее, начинали разочаровываться в пустых речах, ухудшающемся здоровье и вопиющем цинизме Брежнева и его окружения. Эти тайные свободомыслящие далеко не все были демократами или верящими в капитализм; на самом деле они были либо убежденными коммунистами, либо либералами-западниками. А многие выражали как нетерпимость к застойной атмосфере, царившей в стране в последние годы правления Брежнева, так и уважение, а иногда и поддержку самого загадочного члена политбюро – Юрия Андропова.
   Являясь бескомпромиссным идеологом, Андропов помог подавить народные восстания в Венгрии в 1956 году и в Праге в 1968 году. Как председатель КГБ, он готовил иностранных террористов и помещал диссидентов в психиатрические клиники, где им ставили диагноз «вялотекущая шизофрения» и пичкали наркотиками. Он санкционировал убийство рициновой кислотой болгарского эмигранта Георгия Маркова. В то же время он выступал за «равнодушие к роскоши»[5] среди материалистичного окружения Брежнева. Он читал литературные журналы и мог писать стихи в стиле пушкинского «Евгения Онегина».
   При Сталине даже на печатную машинку требовалось особое разрешение.
   Искренне озабоченный проблемами страны, он призывал своих советников открыто высказываться и искать практические решения, которые сам найти не мог. По словам одного из его помощников, Андропов пытался решить вопрос о выводе войск из Афганистана еще в 1980 году. Многие коммунистические реформаторы эпохи Горбачёва выросли в его тени[6]. Горбачёв был величайшим открытием Андропова. Они познакомились во время отдыха в Ставропольском крае в курортном городе Кисловодске. В мемуарах Горбачёва есть фотография двух будущих партийных лидеров, играющих на улице в домино. Глава КГБ выглядит расслабленным в рубашке с коротким рукавом и в белой шляпе. Его протеже в головном уборе, напоминающем мореходную кепку, отклонился назад и смеется, в то время как двое других игроков сосредоточены на игре.
   С Андроповым Горбачёв позволял себе совершенно открыто выражать сомнения относительно партийных лидеров, жалуясь на их преклонный возраст. Напоминая руководителю, что тот тоже не желторотый юнец, язвил: «Леса без подлеска не бывает». «Молодец, подлесок!» – шутил Андропов, когда в 1978 году Горбачёв прибыл в Москву на работу в секретариат. Как сказал один из секретарей Горбачёва, хотя его и назначили ответственным за сельское хозяйство, вскоре он «начал совать свой нос в политические дела». В то время он был крайне смелым. На следующее утро после своего назначения Горбачёв остановился у кабинета Генерального секретаря без предварительного уведомления, потому что считал, что нельзя приступать к работе, «не поделившись своими идеями» с Брежневым. К его удивлению, Брежнев особого интереса к его планам не проявил. Уставившись в пространство, он, казалось, думал только о предшественнике Горбачёва, который умер от сердечного приступа, сильно напившись накануне вечером[7].