Мейер Деон
Остаться в живых

   Посвящается Аните

1984

   Он стоял за спиной американца в вагоне парижского метро. В давке их почти вплотную притиснули друг к другу. Но душа его была далеко, на побережье Транскея, где огромные волны с грохотом разбиваются о берег.
   Он мечтал о скалистом мысе, на котором можно посидеть, наблюдая, как один за другим бегут белые гребни по поверхности Индийского океана. Кажется, что волны пребывают в благоговейном ужасе от своего долгого пути, который неизменно оканчивается одним: они с грохотом разбиваются о скалы Черного континента.
   В грохоте прибоя иногда наступает почти полное затишье – секунды абсолютного спокойствия. Бывает так тихо, что слышны голоса предков – Пало и Рарабе, Нквика и Макома. Они – великие вожди народа коса, его кровные родственники, источник его сил и его прибежище. Он точно знал: туда он отправится, когда настанет его время. Как только в грудь вонзится острый клинок и жизнь вытечет из него, он вернется в те секунды тишины между грохочущими взрывами волн.
   Он заставил себя вернуться в настоящее – медленно и осторожно. До станции «Сен-Мишель» оставалось всего несколько минут. Нагнув голову и наклонившись к американцу, он почти прижался к его уху губами, словно любовник.
   – Знаешь, куда ты попадешь, когда умрешь? – спросил он звучным, как виолончель, голосом. Он говорил по-английски с явственным африканским акцентом.
   Сухожилия на спине врага напряглись, широкие плечи ссутулились.
   Он спокойно стоял в переполненном вагоне метро и ждал, когда враг повернется к нему лицом. Он хотел видеть его глаза. Жаждал очной ставки – после того, как вызов брошен. Его положение наполняло его силой. Он был воином с африканских равнин, и все его жилы и мышцы были связаны и сотканы для такого мига. Сердце его забилось чаще, в кровь хлынуло желание войны. Им овладело божественное безумие битвы.
   Сначала противник не спеша развернул корпус, потом повернул голову. Он увидел глаза и понял: перед ним настоящий ястреб, бесстрашный и самоуверенный хищник. Враг не испугался, а, пожалуй, даже развеселился: уголки его губ чуть дернулись вверх. Они стояли почти вплотную друг к другу – их разделяло несколько сантиметров. Какая странная близость!
   – Так знаешь?
   Противник смерил его оценивающим взглядом.
   – Скоро ты там окажешься, Дорффлинг. – Он произнес фамилию врага презрительно, как выплюнул; фамилия была подтверждением того, что их встреча не случайна. Он знает врага в лицо, получил задание, тщательно изучил досье и сохранил его в памяти.
   В глазах врага не отразилось ничего. Поезд замедлил ход и остановился. «Сен-Мишель».
   – Нам выходить, – сказал он.
   Американец кивнул и зашагал по платформе – всего на шаг впереди. Они поднялись по лестнице в город; вокруг шумел Латинский квартал. И вдруг Дорффлинг пустился наутек по бульвару Сен-Мишель, в сторону Сорбонны. Он знал: жертва выбирает знакомую территорию. Там, за углом, находится квартира Дорффлинга, в которой тот собрал целый арсенал ножей, удавок и огнестрельного оружия. Но бегство недруга застало его врасплох; он ожидал, что американец примет вызов. Его уважение к бывшему морскому пехотинцу, а сейчас наемному убийце ЦРУ невольно возросло.
   Организм среагировал инстинктивно: в кровь хлынул адреналин, и он пустился в погоню. Длинные ноги ритмично несли его крупное тело. Беглец все ближе, он настигает. Парижане провожали их изумленными и даже испуганными взглядами.
   Американец несся по рю дез Эколь, повернул на рю Сен-Жак, и вот они уже на аллеях университета. Сейчас, в августе, у студентов каникулы, и здесь никого нет, пусто. Старинные здания угрюмо взирают на них, вечерние тени удлиняются. Он без особых усилий нагнал Дорффлинга и толкнул его плечом. Американец молча упал на мостовую, перекатился и ловко вскочил, готовый к схватке.
   Он закинул руку за голову – в ножнах, удобно прилегающих к спине, находился ассегай. Короткая рукоятка, длинное лезвие.
   – Майибуйе, – негромко проговорил он.
   – Ты на какой тарабарщине изъясняешься, ниггер? – хрипло, но без всякого выражения спросил американец.
   – На коса, – ответил он, звонко щелкнув языком.
   Дорффлинг уворачивался уверенно; в его движениях угадывалась практика длиною в жизнь. Он не сводил глаз с противника. Двое кружили в страшной пляске смерти. Наконец, выбрав удачный момент, он ринулся вперед. Американец попытался ударить его ногой в пах, но он, ловко уклонившись, схватил врага за шею и вонзил длинное лезвие в грудь. Потом вгляделся в светло-голубые глаза.
   – Амзингелли, – прошептал морской пехотинец.
   – Умзингели. – Он кивнул, мягко и вежливо поправляя произношение. В нем зрело уважение к врагу – за сам процесс, за то, что тот не молил о пощаде, а спокойно принимал смерть как должное. Он чувствовал, как жизнь выходит из врага, – глаза стекленеют, сердце бьется медленнее, дыхание становится неровным и постепенно прекращается.
   Тело врага уже начало тяжелеть, и он мягко уложил его на землю.
   – Куда ты идешь? Ты знаешь?
   Он вытер ассегай о футболку убитого. Медленно засунул обратно в ножны.
   И отвернулся.

Март
1

   Расшифровка протокола допроса Измаила Мохаммеда, проведенного А.Дж. М. Уильямсом 17 марта в 17:52 в участке Южноафриканской полицейской службы «Гарденз», Кейптаун.
   У. Вы хотели побеседовать с сотрудником разведки?
   М. А вы из разведки?
   У. Да, мистер Мохаммед.
   М. Чем докажете?
   У. Даю вам слово.
   М. Этого недостаточно.
   У. А что было бы для вас достаточным, мистер Мохаммед?
   М. У вас есть удостоверение?
   У. Вот, можете взглянуть, если хотите.
   М. Министерство обороны?
   У. Мистер Мохаммед, я представляю государственную службу безопасности.
   М. НРУ?
   У. Нет.
   М. Секретную службу?
   У. Нет.
   М. Тогда какую?
   У. Серьезную.
   М. Военная разведка?
   У. Видимо, произошло недоразумение, мистер Мохаммед. Насколько я понял, у вас неприятности и вы хотите улучшить свое положение, предоставив в обмен определенные сведения. Это так?
   (Неразборчиво.)
   У. Мистер Мохаммед!
   М. Что?
   У. Это так?
   М. Да.
   У. Полицейским вы сказали, что предоставите информацию только человеку, связанному со спецслужбами?
   М. Да.
   У. Ну вот, пользуйтесь случаем.
   М. Где гарантии, что нас не подслушивают?
   У. Согласно Уголовному кодексу полиция должна заранее проинформировать вас о том, что допрос будет записываться.
   М. Ха!
   У. Мистер Мохаммед, так что вы хотели мне сообщить?
   М. Я требую неприкосновенности.
   У. Вот как?
   М. И гарантий конфиденциальности.
   У. Вы не хотите, чтобы члены ПАГАД[1] знали о том, что вы заговорили?
   М. Я не член ПАГАД.
   У. Входите ли вы в группировку МПНЛ?[2]
   М. Я требую неприкосновенности!
   У. Являетесь ли вы членом «Квиблы»?[3]
   (Неразборчиво.)
   У. Мистер Мохаммед, я могу попробовать договориться о смягчении вашей участи, но, разумеется, никаких гарантий вам не дам. Насколько мне известно, улики против вас неопровержимы. Если ваши сведения чего-то стоят, не смогу обещать вам более того, что постараюсь вам помочь…
   М. Я требую гарантий.
   У. В таком случае, мистер Мохаммед, прощайте. Удачи в суде!
   М. Дайте мне…
   У. Я зову следователей.
   М. Подождите…
   У. Всего хорошего, мистер Мохаммед!
   М. Инкукулеко.
   У. Что, простите?
   М. Инкукулеко.
   У. Инкукулеко?
   М. Он существует.
   У. Не понимаю, о ком вы.
   М. Тогда почему вы снова садитесь?

Октябрь
2

   Какой-то юнец высунул голову из окошка маршрутного такси, насмешливо погрозил Тобеле Мпайипели пальцем и, смеясь, оскалил крупные белые зубы.
   Тобела прекрасно понимал, в чем дело. Он довольно часто видел свое отражение в витринах магазинов – чернокожий великан на крошечной «хонде-бенли», храбро пыхтящей под его тяжестью. Колени почти касаются руля, длинные руки изогнуты под острым углом, на голове – непропорционально огромный защитный шлем, закрывающий лицо.
   Ну и зрелище! Карикатура.
   В первые недели он очень стеснялся – вдобавок к тому, что ему еще только предстояло научиться ездить на мотоцикле. Он ездил на нем на работу и домой по оживленному шоссе № 2. Сначала он чувствовал себя ужасно – неуклюжим и неуверенным. Но, как только овладел основными навыками, научился обходить грузовики, полноприводные джипы и автобусы, вклиниваясь между ними в пробках, он оценил преимущества своей малышки, а насмешливые взгляды и жесты перестали его смущать.
   Постепенно он начал получать удовольствие от езды на мотоцикле: пока раздосадованные владельцы навороченных машин сидели, как в ловушке, в бесконечных пробках, он лавировал в проходах и вырывался вперед.
   Прочь из Кейптауна! Курс на Гугулету. К Мириам Нзулулвази.
   И к Пакамиле, который наверняка ждет его на углу улицы, а последние тридцать метров до дома бежит наперегонки с мотоциклом. К семилетнему мальчику, молчаливому, большеглазому, серьезному – в мать. Добежав до дома, он терпеливо ждет, пока Тобела снимет шлем и отстегнет коробку, в которой возил на работу обед, положит большую руку ему на голову и скажет: «Здравствуй, Пакамиле!»
   Мальчик, как всегда, ошеломит его своей улыбкой, а потом бросится ему на шею – волшебный миг, который повторяется каждый день. И он войдет в дом и пройдет на кухню, к Мириам. Она никогда не сидит сложа руки – готовит, стирает, моет… Высокая, стройная, сильная и красивая женщина поцелует его и спросит, как прошел день.
   Мальчик будет терпеливо дожидаться, пока он закончит разговаривать и переоденется. Потом, наконец, прозвучат заветные слова: «Пошли на огород».
   Они с Пакамиле пройдутся по дворику, осмотрят посадки, обсудят, как что растет. Сладкая кукуруза уже завязывается в початки, поспевает фасоль, которую называют «лентяйкой» («На кого это ты намекаешь?» – шутила, бывало, Мириам). Неплохо растут морковь, кабачки, орех серый. Радуют глаз дынные плети. Для пробы они выдернут из земли одну морковку.
   «Еще маленькая!» Пакамиле вымоет морковку, покажет матери и сгрызет сырой и влажный корнеплод. Они проверят, нет ли вредителей, осмотрят листья – не поражены ли какой болезнью или грибком. Говорить будет он, а Пакамиле будет серьезно кивать и впитывать знания, не сводя с Тобелы своих огромных глаз.
   «Малыш без ума от тебя», – уже не раз говорила ему Мириам.
   Тобела это знал. Он сам был без ума от мальчика. И от нее. От них.
   Но, чтобы к ним попасть, надо успешно преодолеть все препятствия и ловушки, подстерегающие водителей в час пик: таксистов-камикадзе, нахальные «танки»-джипы, автобусы, изрыгающие облака вонючего дыма, безбашенных молодых яппи на «ауди», которые виляют из полосы в полосу, не глядя в зеркало заднего вида, ржавые старые пикапы обитателей рабочих поселков.
   По пути надо заехать в «Пик энд Пэй», купить фунгицид для ореха серого.
   Потом домой.
 
   Директор улыбался. На памяти Янины Менц он улыбался всегда.
   – Что за неприятности?
   – Они связаны с Джонни Клейнтьесом, сэр. Вот, послушайте сами. – Она поставила ноутбук на директорский стол.
   – Сядьте, Янина. – Директор по-прежнему добродушно, обаятельно улыбался; взгляд добрый, как будто он беседует с любимой дочерью.
   Какой он маленький, невольно подумалось ей. Он маленький для зулуса, маленький для такой огромной ответственности. Но одет, как всегда, безупречно – белая рубашка резко контрастирует с темной кожей. Темно-серый костюм – олицетворение хорошего вкуса. Одежда сглаживает физическое уродство. Когда он сидит к ней лицом, его горбик почти незаметен. Менц подвела курсор к нужному месту и щелкнула мышью.
   – Джонни Клейнтьес, – сказал директор. – Старый мошенник!
   Он нажал несколько клавиш, и они услышали мужской голос, слегка искаженный в записи.
   – Это Моника? – Голос без акцента, но явно принадлежит чернокожему.
   – Да.
   – Дочь Джонни Клейнтьеса?
   – Да.
   – Слушай меня очень внимательно. У твоего папаши небольшие неприятности.
   – Какие неприятности? – В голосе дочери слышится тревога.
   – Скажем, так: он кое-что обещал, а обещание свое не выполнил.
   – Кто вы такой?
   – Этого я тебе не скажу. Мне поручили кое-что тебе передать. Ты меня слушаешь?
   – Да.
   – Моника, очень важно, чтобы ты правильно меня поняла. Ты успокоилась?
   – Да.
   Недолгая пауза. Менц посмотрела на директора. Выражение лица по-прежнему доброе, тело расслабленное. Он с удобством устроился за широким просторным столом.
   – Твой папаша говорит, что в сейфе, в его кабинете, лежит внешний жесткий диск.
   Молчание.
   – Моника, ты меня слушаешь?
   – Да.
   – Он говорит, ты знаешь, как открыть сейф.
   – Да.
   – Хорошо.
   – Где мой отец?
   – Он здесь. Со мной. И если откажешься нам помочь, мы его убьем.
   Судорожный вздох.
   – Я… Прошу вас!
   – Спокойно, Моника! Возьми себя в руки, и ты сумеешь его спасти.
   – Прошу вас… Кто вы такой?
   – Бизнесмен, Моника. Твой папаша пытался меня обмануть. А тебе придется все исправить.
   Директор сокрушенно покачал головой.
   – Ах, Джонни! – сказал он.
   – Вы все равно его убьете.
   – Нет, если ты нам поможешь.
   – Чем докажете?
   – У тебя есть выбор?
   – Нет.
   – Хорошо. Мы делаем успехи. А сейчас иди к сейфу и достань диск.
   – Пожалуйста, подождите, не отключайтесь!
   – Я подожду.
   Шипение, треск, помехи на линии.
   – Янина, когда состоялся этот разговор?
   – Час назад, господин директор.
   – Быстро работаете. Молодец.
   – Спасибо, но заслуга принадлежит группе наблюдения. Они очень толковые ребята.
   – Звонили Монике домой?
   – Да, сэр.
   – Янина, как вы думаете, о каких данных идет речь?
   – Сэр, я теряюсь в догадках – у меня столько версий…
   Директор участливо улыбнулся. Лучики-морщинки вокруг глаз углубились, придавая ему еще более благородный вид.
   – Но нам следует предположить самое худшее?
   – Да, сэр. Нам следует предположить самое худшее. – Она не заметила в глазах директора страха. Он был совершенно спокоен.
   – Диск… у меня.
   – Прекрасно! Моника, у нас остается всего одна проблема.
   – Какая?
   – Ты в Кейптауне, а я – нет.
   – Я привезу вам его.
   – Привезешь? – Приглушенный смех.
   – Скажите только куда.
   – Скажу, дорогуша, но заруби себе на носу: я не намерен ждать целую вечность.
   – Понимаю.
   – А мне кажется, не понимаешь. Моника, у тебя всего семьдесят два часа. А путь предстоит долгий.
   – Куда я должна привезти диск?
   – Ты готова это сделать?
   – Да.
   Еще одна пауза: долгая, затянувшаяся.
   – Тогда встречаемся в фойе отеля «Республика». Через семьдесят два часа.
   – В отеле «Республика»?
   – В Лусаке, Моника. Лусака находится в Замбии.
   Они услышали резкий вздох.
   – Ты поняла?
   – Да.
   – Смотри не опаздывай! И не делай глупостей. Твой папаша, знаешь ли, уже немолод. Старику ничего не стоит умереть.
   Связь прервалась.
   Директор кивнул.
   – Это не все, – уверенно сказал он и добавил: – Он знал все заранее.
   – Да, сэр.
   Янина снова застучала по клавиатуре. Послышались звуки набираемого номера. Потом пошли звонки.
   – Да?
   – Можно поговорить с Крошкой?
   – Кто его спрашивает?
   – Моника.
   – Подождите. – Видимо, говорящий прикрыл микрофон рукой, потому что голос его звучал приглушенно: – Крошку ищет бывшая подружка!
   Потом новый голос:
   – Кто говорит?
   – Моника.
   – Крошка здесь больше не работает. Уже почти два года.
   – Вы не знаете, где его можно найти?
   – Попробуйте позвонить в мотосалон «Моторрад».
   – Спасибо.
   – Кто такой Крошка? – спросил директор.
   – Сэр, мы прикладываем все усилия, чтобы выяснить, кто он такой. В нашей базе его нет. Номер, который она набирала, принадлежит Орландо Арендсе. Его мы тоже не знаем. Но наводим справки.
   – У вас есть и еще кое-что.
   Янина кивнула и снова пустила запись.
   – «Моторрад».
   – Будьте добры, позовите, пожалуйста, Крошку.
   – Крошку?
   – Да.
   – По-моему, вы ошиблись номером.
   – Крошку Мпайипели.
   – А, Тобелу. Он уже уехал домой.
   – Он мне срочно нужен.
   – Подождите.
   Шуршание бумаги, приглушенное ругательство.
   – Вот его номер: 555-7970. Может, дозвонитесь.
   – Большое спасибо!
   Связь прервалась. Еще один звонок.
   – Алло!
   – Будьте добры, позовите, пожалуйста, Крошку Мпайипели.
   – Крошку?
   – Тобелу.
   – Он еще не приехал.
   – А когда будет?
   – Кто его спрашивает?
   – Меня зовут Моника Клейнтьес. Я… он знает моего отца.
   – Обычно Тобела приезжает домой без четверти шесть.
   – Мне нужно срочно поговорить с ним. Дело очень важное. Вы не можете сказать мне ваш адрес? Мне необходимо видеть его.
   – Мы живем в Гугулету. Авеню Мбеки, двадцать один.
   – Спасибо.
   – Одна группа следит за Моникой Клейнтьес, а еще одну группу мы отправили в Гугулету. Дом принадлежит миссис Мириам Нзулулвази; по-моему, она и ответила на звонок. Мы выясним, в каких отношениях она состоит с Мпайипели.
   – Тобелой Мпайипели, также известным как Крошка. И что же вы намерены делать дальше?
   – Агент, который следит за Моникой, сообщает, что она едет в сторону аэропорта. Скорее всего, направляется в Гугулету. Как только мы убедимся окончательно, я отдам приказ доставить ее сюда.
   Директор сложил на полированной столешнице маленькие ручки.
   – Я хочу, чтобы вы немного подождали.
   – Слушаю, сэр.
   – Посмотрим, как будут разворачиваться события.
   Она кивнула.
   – А еще, по-моему, вам стоит вызвать Мазибуко.
   – Простите, сэр?
   – Сажайте ОБР на самолет, Менц. На быстрый самолет.
   – Но, сэр… У меня все под контролем!
   – Знаю. Я вам абсолютно доверяю, но, когда покупаете «роллс-ройс», иногда и с ним нужно провести тест-драйв. Проверить, стоит ли он тех огромных денег, что мы за него платим.
   – Но отряд быстрого реагирования… Директор поднял маленькую, тонкую ручку:
   – Даже в том случае, если Мазибуко и его ребятам ничего не придется делать, им не мешает размяться. И потом, никогда ничего не знаешь заранее.
   – Слушаю, сэр.
   – Кроме того, нам известно, куда предстоит везти диск с данными. Мы знаем, где находятся похитители. Можно сказать, мы проводим испытания в безопасном режиме. Все под контролем.
   – Да, сэр.
   – Они могут быть здесь… – директор глянул на свои часы в корпусе из нержавейки, – через два часа двадцать минут.
   – Так точно, сэр.
   – Разворачивайте оперативный штаб.
   – Сейчас же приступаю, сэр.
   – Янина, назначаю вас главной. Постоянно держите меня в курсе. Но операция всецело в ваших руках.
   – Спасибо, сэр!
   Ей устраивают экзамен. Ей, ее группе, Мазибуко и ОБР. Она уже давно этого ждет.

3

   Мальчик не ждал его на углу улицы, и в сердце Тобелы закралось дурное предчувствие. Потом он увидел, что перед домом Мириам стоит такси. Не маршрутка, а седан, «тойота-крессида» с желтым маячком на крыше и надписью: «Кейптаунское такси». В их квартале такая машина смотрелась особенно неуместно. Он повернул на грунтовую дорожку, подъехал почти к самому дому и слез с мотоцикла – точнее, не слез, а просто осторожно спустил ноги на землю. Отвязал от заднего сиденья коробку из-под обеда и пакет с фунгицидом, купленным по дороге домой, аккуратно смотал веревку и поднялся на крыльцо. Парадная дверь была открыта.
   Мириам, увидев его, встала с кресла; он поцеловал ее в щеку и сразу почувствовал, что ей не по себе. Тобела сразу понял почему – в другом кресле сидела незнакомая женщина. Она не встала, чтобы поздороваться с ним.
   – К тебе приехала мисс Клейнтьес, – сказала Мириам.
   Тобела положил вещи, повернулся к гостье, протянул руку.
   – Моника Клейнтьес, – представилась гостья.
   – Очень приятно. – Не в силах больше ждать, Тобела повернулся к Мириам: – Где Пакамиле?
   – У себя в комнате. Я попросила его подождать там.
   – Извините, – сказала Моника Клейнтьес.
   – Чем могу вам помочь?
   Тобела оглядел незнакомку: пухленькая цветная женщина в свободном дорогом костюме: блузка, юбка, чулки, туфли на низком каблуке. Ему с трудом удалось подавить раздражение.
   – Я дочь Джонни Клейнтьеса. Мне нужно поговорить с вами наедине.
   Сердце у него екнуло. Джонни Клейнтьес! Прошло столько лет…
   Мириам горделиво выпрямилась:
   – Я буду на кухне.
   – Нет, – возразил Тобела. – От Мириам у меня секретов нет.
   Но Мириам все равно вышла.
   – Извините, пожалуйста, – повторила Моника.
   – Чего хочет от меня Джонни Клейнтьес?
   – Он попал в беду.
   – Джонни Клейнтьес, – механически повторил Тобела. На него нахлынули воспоминания. Да, если Джонни Клейнтьесу нужна помощь, он обязательно обратится к Тобеле. Теперь понятно.
   – Пожалуйста, – молила Моника.
   Он заставил себя вернуться в настоящее.
   – Сначала я должен поздороваться с Пакамиле, – сказал он. – Вернусь через минуту.
   Он вышел на кухню. Мириам стояла у плиты и рассеянно смотрела в окно. Он тронул ее за плечо, но ответа не получил. Он прошел по коридорчику, толкнул дверь в детскую. Пакамиле лежал на кровати и читал учебник. Когда Тобела вошел, мальчик поднял глаза.
   – Разве мы сегодня не пойдем в огород?
   – Здравствуй, Пакамиле.
   – Здравствуй, Тобела.
   – Мы с тобой обязательно пойдем в огород. После того, как я побеседую с нашей гостьей.
   Мальчик медленно и серьезно кивнул.
   – Как у тебя прошел день?
   – Все хорошо. На перемене мы играли в футбол.
   – Ты забил гол?
   – Нет. Голы забивают только большие мальчики.
   – Ты и есть большой мальчик.
   Пакамиле только улыбнулся в ответ.
   – Сейчас я побеседую с нашей гостьей. А потом мы пойдем в огород. – Он погладил мальчика по голове и вышел. Ему было здорово не по себе. Имя Джонни Клейнтьес не сулило ничего, кроме неприятностей. Он, Тобела, сам навлек беду на свой дом.
 
   Они шагали в ногу по парадному плацу первого парашютно-десантного батальона, известного под названием «Летучие мыши». Капитан Тигр Мазибуко шел на шаг впереди, Малыш Джо Морока чуть поотстал.
   – Это он? – спросил Мазибуко и показал на небольшую группку.
   Четверо «летучих мышей» сидели в тени под зонтичной акацией. В ногах приземистого лейтенанта лежала немецкая овчарка – крупная, сильная собака. Она вывалила язык и тяжело дышала на блумфонтейнской жаре.
   – Это он, капитан.
   Мазибуко кивнул и снова пошел вперед, взметая с каждым шагом облачка красной пыли. «Летучие мыши», трое белых и один цветной, говорили о регби. Авторитетнее всех разглагольствовал лейтенант. Мазибуко шагнул к нему и, не говоря ни слова, лягнул собаку по голове тяжелым кованым ботинком. Овчарка заскулила и прижалась к сержанту.
   – Мать твою! – воскликнул лейтенант, застигнутый врасплох.
   – Твоя собака? – спросил Мазибуко.
   Лица десантников выражали крайнее недоумение.
   – За что ты ее?
   Из носа собаки вытекала струйка крови; овчарка привалилась к ноге сержанта. Мазибуко снова ударил пса – на сей раз в бок. Послышался хруст переломанных ребер, заглушаемый криками четверых десантников.
   – Ах ты, сволочь… – Лейтенант вскочил и бросился на Мазибуко. Первый его удар попал в цель.
   Мазибуко отступил на шаг, улыбнулся.
   – Вы все свидетели. Лейтенант ударил меня первым.
   И он неспешно принялся молотить своего противника.
   Прямой правой в лицо. Ногой в коленную чашечку. Лейтенант начал падать вперед, и Мазибуко ударил его коленом в лицо. Белый опрокинулся навзничь. Из сломанного носа хлынула кровь.
   Мазибуко отступил назад, расслабленно опустив руки.
   – Лейтенант, сегодня утром вы обидели моего подчиненного. – Он показал через плечо на Малыша Джо Мороку. – Вы натравили на него своего пса.
   Лейтенант закрывал рукой сломанный нос. Другой он возил по земле, пытаясь опереться и встать. Два десантника подошли ближе. Сержант стоял на коленях возле собаки, которая лежала неподвижно.
   – А-а… – простонал лейтенант, глядя на окровавленную ладонь.