За все годы своей помощи женщинам Темперанс не припомнила случая, когда бы ее приглашали на обед. Приходя к нуждающимся, она сама всегда приносила с собой корзинку еды.
– Если вы думаете, что там появится Джеймс, то ждать его вы будете долго, потому что он на горе.
Темперанс засмеялась.
– Да, я голодная. Я только зайду на кухню и возьму...
– Нет, не зайдете и не возьмете, – твердо ответила женщина. – Или вы придете с пустыми руками, или не пойдете вообще!
Темперанс вместе с женщиной вышла из дома, и они пошли к деревне, встретив на пути с полдесятка ребятишек. За время, прошедшее после катания на коньках, Темперанс не часто встречалась с детьми. Она была занята шляпами и записью наблюдений, поэтому не часто выходила из дома.
Когда они подходили к деревне, Темперанс еле сдерживала улыбку, слушая болтовню ребят. Они определенно запланировали нечто вроде празднования, на котором она была почетной гостьей. Ей было очень интересно, что они приготовили: речи, различные подношения? Смутят ли ее их бесконечные слова благодарности?
Женщина остановилась возле побеленных домиков, открыла дверь и пропустила вперед Темперанс.
Внутри горел торфяной огонь в камине, и двое детей сидели за столом. Младший, мальчик, старательно выводил цифры на грифельной доске, а девочка читала книгу.
– Садитесь, будьте как дома, – сказала женщина.
Мальчик посмотрел на Темперанс.
– Мама вас пожалела: вы в большом доме совсем одна, – сказал он.
– Тихо! – сказала его мать, наклоняя большой железный чайник, висевший на огне.
Пожалела? Темперанс вздохнула и улыбнулась.
– Что ты читаешь? – спросила она девочку.
– «Илиаду» Гомера.
– Ух ты! – удивилась Темперанс. – А не сложно?
– Нет, – ответила девочка. – Учитель говорит, что человек учится только тогда, когда стремится к лучшему.
Темперанс не представляла, как старый Хэмиш читает что-то еще, кроме нотаций, хотя, у него, возможно, есть даже некоторые достоинства.
– А что еще говорит Хэмиш? – спросила Темперанс девочку и, услышав ответ, широко раскрыла глаза от удивления.
Мелани Маккэрн прошла мимо дочери, не узнав ее.
– Мама! – услышала она знакомый голос и повернулась.
Ее умудренная опытом дочь носила свои длинные волосы не как раньше – аккуратно зачесанными наверх, а заплетенными в косы, которые спускались по плечам. Вместо одного из прекрасных платьев, сшитых специально для нее, на Темперанс была юбка-шотландка, которая выглядела так, будто ее последние пять лет стирали в горном источнике, и грубая льняная рубаха.
И Темперанс сама очень изменилась: Мелани никогда не видела, чтобы ее дочь сияла таким здоровьем.
– Не смотри на меня так, – сказала Темперанс, смеясь и отдавая нечто, похожее на крынку молока, ожидающему ребенку.
Мелани перевела взгляд с дочери на привязанную рядом с ней козу, затем опять посмотрела на дочь, затем на ребенка с молоком, а потом опять на дочь.
– Да, мама, – засмеялась Темперанс, – я только что подоила козу.
Мелани стояла молча, не шевелясь, и изумленно глядела на дочь.
– Выпьешь молока? – спросила Темперанс. – Нет ничего лучше глотка свежего молока.
– Нет, спасибо, – ответила Мелани, отступая. – Тетя Джеймса и я приехали поговорить с тобой об одном очень важном деле.
Темперанс обняла ее.
– Я приехала в карете, – сказала Мелани.
– Давай лучше пройдемся!
Мелани растерялась вконец, потому что раньше дочь не любила ходить пешком. Темперанс всегда говорила, что в карете быстрее. Но Темперанс с косами была другой, новой, с которой Мелани только предстояло познакомиться.
– Как тебе нравится вот это? – спросила Темперанс, берясь за полы своей длинной выцветшей юбки и покружившись.
Мелани молчала, и Темперанс, снова обняв ее, медленно повела к дому. Она начала рассказывать о прошедших днях, начиная с того момента, когда мать Финолы пригласила ее на обед.
– Никого не интересовало, кто я и что сделала для них. Они все делали для меня. Мне кажется, что, работая так, как я привыкла, очень легко забыть, что в мире есть счастье, – говорила Темперанс. – Я, в первую очередь, смотрю на женщин, с которыми произошло что-то ужасное. А их мужчины... – она улыбнулась. – Я иногда забываю, что не все мужчины на земле должники и алкоголики.
– Ты писала, что Джеймс работает, – мягко сказала Мелани, но когда увидела, что дочь поджала губы при одном упоминании этого имени, поспешила сменить тему. – И тебя пригласили на обед?
– Да, – ответила Темперанс, снова улыбаясь. – Я думала, что это какая-нибудь церемония. Но это был обычный семейный обед, а когда у меня загорелась юбка, я...
– Что?!
– Со мной все в порядке, только платье испорчено, поэтому мать Финолы вытащила мне эту одежду из сундука, и она на редкость удобная.
– И очень тебе идет.
– Да, – задумчиво произнесла Темперанс. – Они такие хорошие люди, заботятся друг о друге и принимают всех, как своих. Дети сказали, что я столько сделала для них, что теперь их очередь сделать что-нибудь для меня. Они говорили это от чистого сердца. Взрослые им ничего не подсказывали.
С тех пор как Темперанс исполнилось четырнадцать и умер ее отец, Мелани казалось, что дочь навсегда отказалась от удовольствий жизни. Может быть, она считала себя виноватой в его смерти? Это ее вечное легкомыслие... В тот день она торопилась на день рождения подруги... Но какова бы ни была причина, именно с того ужасного дня, когда отец начал задыхаться, а потом рухнул замертво на стол, Темперанс посвятила себя добрым делам. Мелани знала, что ее дочь никогда не бывала с тех пор на вечеринках.
А сейчас перед ней стояла совсем другая Темперанс. Она рассказывала о том, как дети показывали ей птичьи гнезда, странную по своей форме скалу и маленькие прячущиеся источники.
– Я думала, что у них нет детства, потому что нет роликовых коньков, – сказала Темперанс, – но...
– Но существуют другие вещи кроме новомодных развлечений?
– Да, – улыбнулась Темперанс. – Дети – это часть любой семьи. У них есть своя работа, свои обязанности, и все знают все друг о друге. А еще Хэмиш...
– УХ? – поддразнила Мелани. – Ужасный Хэмиш?
– Мне кажется, я неверно думала о нем. Он был таким напыщенным и считал, что я...
– Городская девочка, которая испортит его паству?
– Да, именно так. Но он очень много работает для своих людей. Он готовит задания для каждого ребенка, точно знает, на что способен каждый ребенок. А еще он не делает различий между женщинами и мужчинами. Раньше я думала, что его жена дает ему снотворное, чтобы он не трогал ее, но сейчас понимаю, что она просто пытается заставить его отдохнуть от работы.
Они уже подошли к большому дому, но Мелани хотела, чтобы дочь и дальше рассказывала. Она никогда не видела Темперанс такой возбужденной от счастья, по-другому не скажешь, с тех пор, как... да, с тех пор, как умер ее отец.
Но у входа стояла Ровена, она провела их в столовую, где ждал Джеймс. Как только Темперанс увидела Джеймса, настроение у нее упало. И даже не помогло, что Джеймс окинул ее с головы до ног удивленным взглядом, рассматривая косички и юбку, хихикнул и спросил:
– Общаемся с язычниками?
Мелани показалось, что они сейчас накинутся друг на друга с кулаками. Глубоко вздохнув, она присела за стол и выжидательно посмотрела на Ровену.
– Ничего более нелепого я еще не слышала, – сказала Темперанс. – Кто написал такое глупое завещание?
– Человек имеет право делать со своей собственностью все, что захочет, – ответил Джеймс, неотрывно глядя на Темперанс.
Они сидели за обеденным столом в доме Джеймса Маккэрна, и в камине пылал огонь. Напротив расположились тетя Джеймса, Ровена и мать Темперанс, Мелани. Они только что рассказали Джеймсу и Темперанс о завещании, которое гласило, что Джеймс должен жениться по любви до своего тридцатипятилетия, иначе потеряет все, что имеет.
– Пусть Колин забирает эту чертову деревню! Добро пожаловать! – заявил Джеймс, сложив руки на груди.
Темперанс сразу пришла в себя.
– Вы самый эгоистичный человек, которого я встречала! А вас это не касается? – она сердилась больше, чем следовало, стараясь не вспоминать о той ночи, которую они провели вместе. – А как же остальные? Ведь ваша деревня – это маленький бриллиантик, где люди заботятся друг о друге. А вы хотите просто так отдать ее! Если ваш братец-мот проиграет это поместье в карты, кто будет заботиться о Маккэрнах?
– С каких пор вы начали беспокоиться о Маккэрнах? – резко ответил ей Джеймс. – Вы и ждете не дождетесь, когда уедете в Нью-Йорк к людям, которым вы действительно нужны! – каждое его слово было насмешкой. – И что вы знаете о моем брате, если смеете обзывать его? Ваш отец...
Темперанс подскочила.
– Да как вы посмели произнести имя моего отца? Мой отец был святым человеком, особенно по сравнению с вашим! Вся моя семья...
Джеймс поднялся и нагнулся к Темперанс.
– Никто из нас не может быть признан святым, – громко произнесла Мелани и взглянула на дочь. – Темперанс, прежде чем бросить камень, вспомни тетю Изабеллу и дядю Дугана.
Темперанс тут же села, покраснев, за ней сел Джеймс.
– Х-м-м-м, – произнесла Ровена, взглянув на Темперанс и Джеймса, а затем на Мелани, – я надеялась, что мы решим вопрос цивилизованным путем, но у меня создается впечатление, что вы, дети мои, не в состоянии держать себя в руках и обсуждать нашу проблему. Мелани, дорогая, нам лучше уехать.
– Да-да, конечно! – ответила Мелани, поднимаясь.
– Постойте! – одновременно произнесли Джеймс с Темперанс, посмотрели друг на друга и отвернулись.
– Я... – начала Темперанс, – я думаю, что нам необходимо это обсудить. Завещание глупое... Но оно существует, и нам нужно с этим считаться. Прежде всего, и речи не может быть о том, чтобы Колин получил поместье. Я с ним не знакома, но наслышана о нем.
Она повернулась к Джеймсу, холодно глядя на него.
– Полагаю, вы согласитесь со мной? Или вы на самом деле хотите, чтобы ваши возлюбленные овечки перешли к азартному игроку?
– Лучше уж к нему, чем к американской благодетельнице, – пробормотал Джеймс.
– Что ты сказал? – громко переспросила Ровена, поднеся ладонь к уху. – Говори громче, Джеймс, ты же знаешь, что я туга на ухо.
– Я в первый раз об этом слышу, – тихо сказал Джеймс, сощурившись. – Ты с третьего этажа слышишь, что на первом слуги пьют твой драгоценный бренди.
Ровена улыбнулась и откинулась на спинку стула.
– И что вы собираетесь делать, дети мои?
– Спасать деревню, – быстро ответила Темперанс, – человек должен жертвовать во имя других, – вопросительно подняв бровь, она посмотрела на Джеймса.
Он ответил ей внимательным взглядом и коротко кивнул.
– Хорошо, – тихо сказала она, – мы поженимся. Не потому, что мы этого хотим, а для того, чтобы сохранить поместье. Это касается людей, которые гораздо важнее нас самих.
Мелани и Ровена, услышав это, пристально осмотрели обоих – их лица ничего не выражали.
– Но, дорогая моя, – сказала Мелани, – мы не просим вас с Джеймсом пожениться.
– Не просите? – удивленно спросила Темперанс. – А я думала, что вы добиваетесь именно этого.
– Конечно, нет! – воскликнула Ровена. – Вы жили бы хуже, чем дед Джеймса со своей женой. Она застрелилась, лишь бы не быть рядом с ним.
– Она этого не делала, – снова в один голос сказали Джеймс и Темперанс, опять взглянули друг на друга и вновь отвели взгляд.
– Об этом вы нам расскажете позже, – сказала Ровена, – у нас сейчас дело поважнее. Ключевые слова «по любви». Я считаю, Джеймс, что именно твой негодяй брат заставил отца добавить эти – как правильно выразилась Темперанс – глупые слова в завещание. Он думал, что ты будешь женат на той жуткой девчонке до срока, оговоренного в завещании. Все понимали, что вы не любили друг друга. Колин бы просто подождал до твоего тридцатипятилетия, а затем поместье стало бы его.
– Оно и станет, – пробормотал Джеймс. – Ладно, чего вы хотите от меня?
– Жениться на Кенне, и чтобы Темперанс подготовила все к свадьбе, – сладко произнесла Мелани.
– На ком? – переспросил Джеймс, а Темперанс молча и выразительно смотрела на мать.
– На Кенне, дурень! – воскликнула Ровена. – На Кенне! На девушке, которую ты любил в молодости и хотел взять в жены, но твой отец внезапно отправил тебя в Лондон. Помнишь?
– А-а, – ответил Джеймс, – на Кенне...
Он улыбнулся, затем покосился на Темперанс, но она, не поворачиваясь к нему, уставилась на мать.
– На Кенне... – повторила Темперанс бесцветным голосом.
– Да, – улыбнулась Мелани, – должна сказать тебе правду, я надеялась, что вы с Джеймсом... В общем, ты понимаешь, о чем может мечтать мать, но теперь мне рассчитывать не на что. Я еще не видела, чтобы двое с такой антипатией относились друг к другу. Да и твои последние письма просто переполнялись – вы уж простите меня, Джеймс! – неподдельной неприязнью ко всему, что связано с Маккэрнами.
– Вы писали маме, что ненавидите Маккэрнов? – мягко спросил Джеймс.
– Нет, не писала! – быстро ответила Темперанс. – Мама, я ничего такого не писала! Я писала, что Маккэрнов нужно втаскивать в двадцатый век, но, честно говоря, за последние несколько дней я...
– Понятно, – прервал ее Джеймс, – вы ненавидите меня.
– А за что вас любить? – огрызнулась Темперанс. – За то, что вы думали обо мне? – она повернулась к матери. – Он думал, что я приехала сюда, чтобы выйти за него замуж. Когда я помогала детям и Грейс, он считал, что я все это делаю, чтобы обратить на себя его внимание, как какая-нибудь шлюшка, которая...
– Мы так с вами ни о чем не договоримся! – воскликнула Ровена. – Меня меньше всего сейчас волнует ваше мнение друг о друге. Самое главное – это спасти имение.
Наклонившись через стол, она внимательно посмотрела на Джеймса и Темперанс.
– Я вижу, что вы ненавидите друг друга, но думаю, вы оба согласитесь, что нельзя продавать эту землю и выгонять людей из своих домов.
– Да, – тихо ответила Темперанс, – грех уничтожать такое место.
– Да, – проговорил Джеймс, внимательно наблюдая за Темперанс.
– Хорошо, что ты переступил через свою презренную гордость и признал это, – сказала Ровена. – Теперь главное – до твоего дня рождения осталось очень мало времени, а жениться ты должен по любви. Но действовать нужно очень быстро. Ты понимаешь меня, мальчик? Ты должен делать что-то, иначе потеряешь эту драгоценную землю. И как ты будешь жить без нее? Переедешь в Эдинбург и найдешь работу с помощью Ангуса? Будешь сидеть где-нибудь за письменным столом по четырнадцать часов в сутки.
Джеймс молчал.
– Еще вопросы есть? – спросила Ровена, переводя взгляд на Темперанс.
В полной тишине Ровена продолжала:
– Как сказала Мелани, мы надеялись на вас, но раз ваша взаимная ненависть так очевидна... И если кто-нибудь из вас решит, что нужно жертвовать собой и сыграть свадьбу, я лично засвидетельствую его величеству, что вы оба ненавидите друг друга и таким образом не выполняете условий завещания. Я не потерплю больше в этой семье браков, основанных на ненависти! Я понятно объяснила?
Джеймс сидел не двигаясь, а Темперанс кивнула.
– Эта женщина, Кенна, хочет выйти за него замуж? – спросила Темперанс.
– Конечно, хочет, – ответила Ровена. – Она так любила его в детстве! Помнишь, Джеймс, как вы карабкались на гору, чтобы найти птичьи гнезда? Вы были не разлей вода.
Темперанс посмотрела на Джеймса, но он уставился на Ровену.
– Помню.
– Сердце девочки было разбито, когда ты бросил ее и уехал в Лондон. Твоя матушка так переживала за нее, что отправила малышку учиться, надеясь на ее удачное замужество.
– И скоро надежды оправдаются! – сказала Темперанс.
– Возможно, она стыдилась своего места рождения, – голос Джеймса был низким, угрожающим, саркастичным, – возможно...
– О, нет, – громко ответила Мелани, – дело совсем не в этом. Кенна вышла замуж за вдовца, который через несколько лет после свадьбы умер и оставил Кенне небольшие деньги. Ей сейчас не нужно выходить замуж, но она согласилась, потому что сказала, что любит Джеймса и всегда его любила.
– Но ведь они не виделись лет двадцать! – сказала Темперанс. – Она уже, наверное, старуха.
– Она на два года старше тебя, дорогая, – спокойно ответила Мелани, улыбнувшись, дочери, – и очень хорошенькая. Даже красивая. Разве она не красавица, Ровена?
– Одна из самых красивых женщин, которых я встречала в жизни. Я рассказывала вашей дорогой матушке, что Кенну надо нарисовать.
– Если она такая вся потрясающая, почему она хочет выйти замуж за человека, которого она полжизни не видела? – спросила Темперанс сквозь зубы.
– Потому что она любит меня, – весело ответил Джеймс, – и всегда любила. И будет любить. Настоящая любовь никогда не умирает. Она даже не уменьшается, насколько я знаю.
– Да что вы знаете о любви? – резко спросила Темперанс. – Любовь – это не мохнатое четвероногое!
Джеймс понизил голос.
– А раньше вам казалось, что я знаю кое-что о любви?
– Разве между вами произошло что-то, о чем мне нужно знать? – повысила голос Ровена.
– Темперанс, дорогая, ведь ты хочешь уехать в Нью-Йорк, правда? Там тебя ждут люди, – сказала Мелани.
Темперанс перевела взгляд на мать.
– Да. Я хочу вернуться в Нью-Йорк.
К несчастью, ее голос надломился в середине предложения, но она обрадовалась, увидев, что никто, кроме нее, этого не заметил.
– Отлично, – произнесла Ровена, – у нас все получится, – она посмотрела на Темперанс, – ваша мама рассказала мне о том, что вы сделали для поместья, хвалю. Расскажете все Кенне, чтобы она приняла у вас дела. Уверена, что ей понравится эта работа, раз она родилась и выросла здесь.
– И получила хорошее образование, – добавила Мелани.
– Не говоря уж о ее красоте, – вставила Темперанс.
– Ну, это только для Джеймса, – сладко заметила Мелани.
Может ли дочь обрушить матери на голову чугунную кочергу и все равно попасть в рай? – думала Темперанс. Но на лице у нее застыла улыбка.
– Я не уверен, что все понял до конца, – вдруг медленно произнес Джеймс, нахмурившись.
Темперанс повернулась к нему с яростью.
– А что тут понимать? Вы женитесь по любви или поместье отходит вашему брату-игроку! Поэтому эти две женщины, в том числе и моя мама, откопали для вас вашу любовь столетней давности, которую вы поведете под венец! Эта женщина образованна, красива так, что из-за нее можно начинать войну, и у нее гораздо лучше меня получится заправлять делами, которые я начала. Вам еще раз объяснить?
Глаза у Джеймса сверкали, а от его улыбки замерз бы огонь в очаге.
– Мне все нравится, – ответил он, – каждый пунктик. Особенно мне нравится то, что именно вы будете готовить мою свадьбу. Я хочу, чтобы... – он с ног до головы оглядел Темперанс, – чтобы у моей невесты было все самое лучшее. Проследите за этим, экономка.
С этими словами он встал из-за стола и вышел из комнаты.
Глава девятнадцатая
– Если вы думаете, что там появится Джеймс, то ждать его вы будете долго, потому что он на горе.
Темперанс засмеялась.
– Да, я голодная. Я только зайду на кухню и возьму...
– Нет, не зайдете и не возьмете, – твердо ответила женщина. – Или вы придете с пустыми руками, или не пойдете вообще!
Темперанс вместе с женщиной вышла из дома, и они пошли к деревне, встретив на пути с полдесятка ребятишек. За время, прошедшее после катания на коньках, Темперанс не часто встречалась с детьми. Она была занята шляпами и записью наблюдений, поэтому не часто выходила из дома.
Когда они подходили к деревне, Темперанс еле сдерживала улыбку, слушая болтовню ребят. Они определенно запланировали нечто вроде празднования, на котором она была почетной гостьей. Ей было очень интересно, что они приготовили: речи, различные подношения? Смутят ли ее их бесконечные слова благодарности?
Женщина остановилась возле побеленных домиков, открыла дверь и пропустила вперед Темперанс.
Внутри горел торфяной огонь в камине, и двое детей сидели за столом. Младший, мальчик, старательно выводил цифры на грифельной доске, а девочка читала книгу.
– Садитесь, будьте как дома, – сказала женщина.
Мальчик посмотрел на Темперанс.
– Мама вас пожалела: вы в большом доме совсем одна, – сказал он.
– Тихо! – сказала его мать, наклоняя большой железный чайник, висевший на огне.
Пожалела? Темперанс вздохнула и улыбнулась.
– Что ты читаешь? – спросила она девочку.
– «Илиаду» Гомера.
– Ух ты! – удивилась Темперанс. – А не сложно?
– Нет, – ответила девочка. – Учитель говорит, что человек учится только тогда, когда стремится к лучшему.
Темперанс не представляла, как старый Хэмиш читает что-то еще, кроме нотаций, хотя, у него, возможно, есть даже некоторые достоинства.
– А что еще говорит Хэмиш? – спросила Темперанс девочку и, услышав ответ, широко раскрыла глаза от удивления.
Мелани Маккэрн прошла мимо дочери, не узнав ее.
– Мама! – услышала она знакомый голос и повернулась.
Ее умудренная опытом дочь носила свои длинные волосы не как раньше – аккуратно зачесанными наверх, а заплетенными в косы, которые спускались по плечам. Вместо одного из прекрасных платьев, сшитых специально для нее, на Темперанс была юбка-шотландка, которая выглядела так, будто ее последние пять лет стирали в горном источнике, и грубая льняная рубаха.
И Темперанс сама очень изменилась: Мелани никогда не видела, чтобы ее дочь сияла таким здоровьем.
– Не смотри на меня так, – сказала Темперанс, смеясь и отдавая нечто, похожее на крынку молока, ожидающему ребенку.
Мелани перевела взгляд с дочери на привязанную рядом с ней козу, затем опять посмотрела на дочь, затем на ребенка с молоком, а потом опять на дочь.
– Да, мама, – засмеялась Темперанс, – я только что подоила козу.
Мелани стояла молча, не шевелясь, и изумленно глядела на дочь.
– Выпьешь молока? – спросила Темперанс. – Нет ничего лучше глотка свежего молока.
– Нет, спасибо, – ответила Мелани, отступая. – Тетя Джеймса и я приехали поговорить с тобой об одном очень важном деле.
Темперанс обняла ее.
– Я приехала в карете, – сказала Мелани.
– Давай лучше пройдемся!
Мелани растерялась вконец, потому что раньше дочь не любила ходить пешком. Темперанс всегда говорила, что в карете быстрее. Но Темперанс с косами была другой, новой, с которой Мелани только предстояло познакомиться.
– Как тебе нравится вот это? – спросила Темперанс, берясь за полы своей длинной выцветшей юбки и покружившись.
Мелани молчала, и Темперанс, снова обняв ее, медленно повела к дому. Она начала рассказывать о прошедших днях, начиная с того момента, когда мать Финолы пригласила ее на обед.
– Никого не интересовало, кто я и что сделала для них. Они все делали для меня. Мне кажется, что, работая так, как я привыкла, очень легко забыть, что в мире есть счастье, – говорила Темперанс. – Я, в первую очередь, смотрю на женщин, с которыми произошло что-то ужасное. А их мужчины... – она улыбнулась. – Я иногда забываю, что не все мужчины на земле должники и алкоголики.
– Ты писала, что Джеймс работает, – мягко сказала Мелани, но когда увидела, что дочь поджала губы при одном упоминании этого имени, поспешила сменить тему. – И тебя пригласили на обед?
– Да, – ответила Темперанс, снова улыбаясь. – Я думала, что это какая-нибудь церемония. Но это был обычный семейный обед, а когда у меня загорелась юбка, я...
– Что?!
– Со мной все в порядке, только платье испорчено, поэтому мать Финолы вытащила мне эту одежду из сундука, и она на редкость удобная.
– И очень тебе идет.
– Да, – задумчиво произнесла Темперанс. – Они такие хорошие люди, заботятся друг о друге и принимают всех, как своих. Дети сказали, что я столько сделала для них, что теперь их очередь сделать что-нибудь для меня. Они говорили это от чистого сердца. Взрослые им ничего не подсказывали.
С тех пор как Темперанс исполнилось четырнадцать и умер ее отец, Мелани казалось, что дочь навсегда отказалась от удовольствий жизни. Может быть, она считала себя виноватой в его смерти? Это ее вечное легкомыслие... В тот день она торопилась на день рождения подруги... Но какова бы ни была причина, именно с того ужасного дня, когда отец начал задыхаться, а потом рухнул замертво на стол, Темперанс посвятила себя добрым делам. Мелани знала, что ее дочь никогда не бывала с тех пор на вечеринках.
А сейчас перед ней стояла совсем другая Темперанс. Она рассказывала о том, как дети показывали ей птичьи гнезда, странную по своей форме скалу и маленькие прячущиеся источники.
– Я думала, что у них нет детства, потому что нет роликовых коньков, – сказала Темперанс, – но...
– Но существуют другие вещи кроме новомодных развлечений?
– Да, – улыбнулась Темперанс. – Дети – это часть любой семьи. У них есть своя работа, свои обязанности, и все знают все друг о друге. А еще Хэмиш...
– УХ? – поддразнила Мелани. – Ужасный Хэмиш?
– Мне кажется, я неверно думала о нем. Он был таким напыщенным и считал, что я...
– Городская девочка, которая испортит его паству?
– Да, именно так. Но он очень много работает для своих людей. Он готовит задания для каждого ребенка, точно знает, на что способен каждый ребенок. А еще он не делает различий между женщинами и мужчинами. Раньше я думала, что его жена дает ему снотворное, чтобы он не трогал ее, но сейчас понимаю, что она просто пытается заставить его отдохнуть от работы.
Они уже подошли к большому дому, но Мелани хотела, чтобы дочь и дальше рассказывала. Она никогда не видела Темперанс такой возбужденной от счастья, по-другому не скажешь, с тех пор, как... да, с тех пор, как умер ее отец.
Но у входа стояла Ровена, она провела их в столовую, где ждал Джеймс. Как только Темперанс увидела Джеймса, настроение у нее упало. И даже не помогло, что Джеймс окинул ее с головы до ног удивленным взглядом, рассматривая косички и юбку, хихикнул и спросил:
– Общаемся с язычниками?
Мелани показалось, что они сейчас накинутся друг на друга с кулаками. Глубоко вздохнув, она присела за стол и выжидательно посмотрела на Ровену.
– Ничего более нелепого я еще не слышала, – сказала Темперанс. – Кто написал такое глупое завещание?
– Человек имеет право делать со своей собственностью все, что захочет, – ответил Джеймс, неотрывно глядя на Темперанс.
Они сидели за обеденным столом в доме Джеймса Маккэрна, и в камине пылал огонь. Напротив расположились тетя Джеймса, Ровена и мать Темперанс, Мелани. Они только что рассказали Джеймсу и Темперанс о завещании, которое гласило, что Джеймс должен жениться по любви до своего тридцатипятилетия, иначе потеряет все, что имеет.
– Пусть Колин забирает эту чертову деревню! Добро пожаловать! – заявил Джеймс, сложив руки на груди.
Темперанс сразу пришла в себя.
– Вы самый эгоистичный человек, которого я встречала! А вас это не касается? – она сердилась больше, чем следовало, стараясь не вспоминать о той ночи, которую они провели вместе. – А как же остальные? Ведь ваша деревня – это маленький бриллиантик, где люди заботятся друг о друге. А вы хотите просто так отдать ее! Если ваш братец-мот проиграет это поместье в карты, кто будет заботиться о Маккэрнах?
– С каких пор вы начали беспокоиться о Маккэрнах? – резко ответил ей Джеймс. – Вы и ждете не дождетесь, когда уедете в Нью-Йорк к людям, которым вы действительно нужны! – каждое его слово было насмешкой. – И что вы знаете о моем брате, если смеете обзывать его? Ваш отец...
Темперанс подскочила.
– Да как вы посмели произнести имя моего отца? Мой отец был святым человеком, особенно по сравнению с вашим! Вся моя семья...
Джеймс поднялся и нагнулся к Темперанс.
– Никто из нас не может быть признан святым, – громко произнесла Мелани и взглянула на дочь. – Темперанс, прежде чем бросить камень, вспомни тетю Изабеллу и дядю Дугана.
Темперанс тут же села, покраснев, за ней сел Джеймс.
– Х-м-м-м, – произнесла Ровена, взглянув на Темперанс и Джеймса, а затем на Мелани, – я надеялась, что мы решим вопрос цивилизованным путем, но у меня создается впечатление, что вы, дети мои, не в состоянии держать себя в руках и обсуждать нашу проблему. Мелани, дорогая, нам лучше уехать.
– Да-да, конечно! – ответила Мелани, поднимаясь.
– Постойте! – одновременно произнесли Джеймс с Темперанс, посмотрели друг на друга и отвернулись.
– Я... – начала Темперанс, – я думаю, что нам необходимо это обсудить. Завещание глупое... Но оно существует, и нам нужно с этим считаться. Прежде всего, и речи не может быть о том, чтобы Колин получил поместье. Я с ним не знакома, но наслышана о нем.
Она повернулась к Джеймсу, холодно глядя на него.
– Полагаю, вы согласитесь со мной? Или вы на самом деле хотите, чтобы ваши возлюбленные овечки перешли к азартному игроку?
– Лучше уж к нему, чем к американской благодетельнице, – пробормотал Джеймс.
– Что ты сказал? – громко переспросила Ровена, поднеся ладонь к уху. – Говори громче, Джеймс, ты же знаешь, что я туга на ухо.
– Я в первый раз об этом слышу, – тихо сказал Джеймс, сощурившись. – Ты с третьего этажа слышишь, что на первом слуги пьют твой драгоценный бренди.
Ровена улыбнулась и откинулась на спинку стула.
– И что вы собираетесь делать, дети мои?
– Спасать деревню, – быстро ответила Темперанс, – человек должен жертвовать во имя других, – вопросительно подняв бровь, она посмотрела на Джеймса.
Он ответил ей внимательным взглядом и коротко кивнул.
– Хорошо, – тихо сказала она, – мы поженимся. Не потому, что мы этого хотим, а для того, чтобы сохранить поместье. Это касается людей, которые гораздо важнее нас самих.
Мелани и Ровена, услышав это, пристально осмотрели обоих – их лица ничего не выражали.
– Но, дорогая моя, – сказала Мелани, – мы не просим вас с Джеймсом пожениться.
– Не просите? – удивленно спросила Темперанс. – А я думала, что вы добиваетесь именно этого.
– Конечно, нет! – воскликнула Ровена. – Вы жили бы хуже, чем дед Джеймса со своей женой. Она застрелилась, лишь бы не быть рядом с ним.
– Она этого не делала, – снова в один голос сказали Джеймс и Темперанс, опять взглянули друг на друга и вновь отвели взгляд.
– Об этом вы нам расскажете позже, – сказала Ровена, – у нас сейчас дело поважнее. Ключевые слова «по любви». Я считаю, Джеймс, что именно твой негодяй брат заставил отца добавить эти – как правильно выразилась Темперанс – глупые слова в завещание. Он думал, что ты будешь женат на той жуткой девчонке до срока, оговоренного в завещании. Все понимали, что вы не любили друг друга. Колин бы просто подождал до твоего тридцатипятилетия, а затем поместье стало бы его.
– Оно и станет, – пробормотал Джеймс. – Ладно, чего вы хотите от меня?
– Жениться на Кенне, и чтобы Темперанс подготовила все к свадьбе, – сладко произнесла Мелани.
– На ком? – переспросил Джеймс, а Темперанс молча и выразительно смотрела на мать.
– На Кенне, дурень! – воскликнула Ровена. – На Кенне! На девушке, которую ты любил в молодости и хотел взять в жены, но твой отец внезапно отправил тебя в Лондон. Помнишь?
– А-а, – ответил Джеймс, – на Кенне...
Он улыбнулся, затем покосился на Темперанс, но она, не поворачиваясь к нему, уставилась на мать.
– На Кенне... – повторила Темперанс бесцветным голосом.
– Да, – улыбнулась Мелани, – должна сказать тебе правду, я надеялась, что вы с Джеймсом... В общем, ты понимаешь, о чем может мечтать мать, но теперь мне рассчитывать не на что. Я еще не видела, чтобы двое с такой антипатией относились друг к другу. Да и твои последние письма просто переполнялись – вы уж простите меня, Джеймс! – неподдельной неприязнью ко всему, что связано с Маккэрнами.
– Вы писали маме, что ненавидите Маккэрнов? – мягко спросил Джеймс.
– Нет, не писала! – быстро ответила Темперанс. – Мама, я ничего такого не писала! Я писала, что Маккэрнов нужно втаскивать в двадцатый век, но, честно говоря, за последние несколько дней я...
– Понятно, – прервал ее Джеймс, – вы ненавидите меня.
– А за что вас любить? – огрызнулась Темперанс. – За то, что вы думали обо мне? – она повернулась к матери. – Он думал, что я приехала сюда, чтобы выйти за него замуж. Когда я помогала детям и Грейс, он считал, что я все это делаю, чтобы обратить на себя его внимание, как какая-нибудь шлюшка, которая...
– Мы так с вами ни о чем не договоримся! – воскликнула Ровена. – Меня меньше всего сейчас волнует ваше мнение друг о друге. Самое главное – это спасти имение.
Наклонившись через стол, она внимательно посмотрела на Джеймса и Темперанс.
– Я вижу, что вы ненавидите друг друга, но думаю, вы оба согласитесь, что нельзя продавать эту землю и выгонять людей из своих домов.
– Да, – тихо ответила Темперанс, – грех уничтожать такое место.
– Да, – проговорил Джеймс, внимательно наблюдая за Темперанс.
– Хорошо, что ты переступил через свою презренную гордость и признал это, – сказала Ровена. – Теперь главное – до твоего дня рождения осталось очень мало времени, а жениться ты должен по любви. Но действовать нужно очень быстро. Ты понимаешь меня, мальчик? Ты должен делать что-то, иначе потеряешь эту драгоценную землю. И как ты будешь жить без нее? Переедешь в Эдинбург и найдешь работу с помощью Ангуса? Будешь сидеть где-нибудь за письменным столом по четырнадцать часов в сутки.
Джеймс молчал.
– Еще вопросы есть? – спросила Ровена, переводя взгляд на Темперанс.
В полной тишине Ровена продолжала:
– Как сказала Мелани, мы надеялись на вас, но раз ваша взаимная ненависть так очевидна... И если кто-нибудь из вас решит, что нужно жертвовать собой и сыграть свадьбу, я лично засвидетельствую его величеству, что вы оба ненавидите друг друга и таким образом не выполняете условий завещания. Я не потерплю больше в этой семье браков, основанных на ненависти! Я понятно объяснила?
Джеймс сидел не двигаясь, а Темперанс кивнула.
– Эта женщина, Кенна, хочет выйти за него замуж? – спросила Темперанс.
– Конечно, хочет, – ответила Ровена. – Она так любила его в детстве! Помнишь, Джеймс, как вы карабкались на гору, чтобы найти птичьи гнезда? Вы были не разлей вода.
Темперанс посмотрела на Джеймса, но он уставился на Ровену.
– Помню.
– Сердце девочки было разбито, когда ты бросил ее и уехал в Лондон. Твоя матушка так переживала за нее, что отправила малышку учиться, надеясь на ее удачное замужество.
– И скоро надежды оправдаются! – сказала Темперанс.
– Возможно, она стыдилась своего места рождения, – голос Джеймса был низким, угрожающим, саркастичным, – возможно...
– О, нет, – громко ответила Мелани, – дело совсем не в этом. Кенна вышла замуж за вдовца, который через несколько лет после свадьбы умер и оставил Кенне небольшие деньги. Ей сейчас не нужно выходить замуж, но она согласилась, потому что сказала, что любит Джеймса и всегда его любила.
– Но ведь они не виделись лет двадцать! – сказала Темперанс. – Она уже, наверное, старуха.
– Она на два года старше тебя, дорогая, – спокойно ответила Мелани, улыбнувшись, дочери, – и очень хорошенькая. Даже красивая. Разве она не красавица, Ровена?
– Одна из самых красивых женщин, которых я встречала в жизни. Я рассказывала вашей дорогой матушке, что Кенну надо нарисовать.
– Если она такая вся потрясающая, почему она хочет выйти замуж за человека, которого она полжизни не видела? – спросила Темперанс сквозь зубы.
– Потому что она любит меня, – весело ответил Джеймс, – и всегда любила. И будет любить. Настоящая любовь никогда не умирает. Она даже не уменьшается, насколько я знаю.
– Да что вы знаете о любви? – резко спросила Темперанс. – Любовь – это не мохнатое четвероногое!
Джеймс понизил голос.
– А раньше вам казалось, что я знаю кое-что о любви?
– Разве между вами произошло что-то, о чем мне нужно знать? – повысила голос Ровена.
– Темперанс, дорогая, ведь ты хочешь уехать в Нью-Йорк, правда? Там тебя ждут люди, – сказала Мелани.
Темперанс перевела взгляд на мать.
– Да. Я хочу вернуться в Нью-Йорк.
К несчастью, ее голос надломился в середине предложения, но она обрадовалась, увидев, что никто, кроме нее, этого не заметил.
– Отлично, – произнесла Ровена, – у нас все получится, – она посмотрела на Темперанс, – ваша мама рассказала мне о том, что вы сделали для поместья, хвалю. Расскажете все Кенне, чтобы она приняла у вас дела. Уверена, что ей понравится эта работа, раз она родилась и выросла здесь.
– И получила хорошее образование, – добавила Мелани.
– Не говоря уж о ее красоте, – вставила Темперанс.
– Ну, это только для Джеймса, – сладко заметила Мелани.
Может ли дочь обрушить матери на голову чугунную кочергу и все равно попасть в рай? – думала Темперанс. Но на лице у нее застыла улыбка.
– Я не уверен, что все понял до конца, – вдруг медленно произнес Джеймс, нахмурившись.
Темперанс повернулась к нему с яростью.
– А что тут понимать? Вы женитесь по любви или поместье отходит вашему брату-игроку! Поэтому эти две женщины, в том числе и моя мама, откопали для вас вашу любовь столетней давности, которую вы поведете под венец! Эта женщина образованна, красива так, что из-за нее можно начинать войну, и у нее гораздо лучше меня получится заправлять делами, которые я начала. Вам еще раз объяснить?
Глаза у Джеймса сверкали, а от его улыбки замерз бы огонь в очаге.
– Мне все нравится, – ответил он, – каждый пунктик. Особенно мне нравится то, что именно вы будете готовить мою свадьбу. Я хочу, чтобы... – он с ног до головы оглядел Темперанс, – чтобы у моей невесты было все самое лучшее. Проследите за этим, экономка.
С этими словами он встал из-за стола и вышел из комнаты.
Глава девятнадцатая
Темперанс закрыла за собой дверь и на секунду прикрыла глаза. Какое облегчение наконец-то отдохнуть!
– Ну, как? – спросила Грейс, поднимая голову от шляпы, к которой пришивала цветы.
Склад еще не был готов, поэтому она до сих пор работала в одной из спален в доме Маккэрна. Темперанс села на стул напротив Грейс и вздохнула.
– Может ли собственная мать стать врагом?
– Надо спросить у Элис, – ответила Грейс с улыбкой, взяв с полдесятка булавок и зажав их меж губ. – Что сделала ваша матушка? Кроме того, о чем уже знает вся деревня?
Темперанс поморщилась. Неужели только вчера ее мама и старая тетка Джеймса приехали в деревню и все перевернули вверх дном?
– Больше ничего, – зло ответила Темперанс. – В этой деревне взяли один кусочек новости размером с рисовое зернышко и раздули его до стокилограммовой книги. Если я еще раз услышу имя «Кенна», я закричу. О ее приезде говорят, как о Втором Пришествии. Хотя, думаю, что на Второе Пришествие будет меньше помпы, – она с вызовом посмотрела на Грейс, – и если вы начнете намекать мне, что я ревную, берегитесь, я... Ну, я не знаю, что сделаю, но что-нибудь придумаю.
– А вы ревнуете? – тотчас спросила Грейс.
Темперанс не замедлила с ответом.
– А вы? Ведь вы были его любовницей! Грейс улыбнулась, потому что Темперанс не ответила на ее вопрос.
– Если вы не ревнуете, тогда какое вам дело, что говорят в деревне о... – она замолчала, не произнося это имя, – что они говорят о его будущей жене?
Темперанс поднялась со стула и подошла к окну. В старой портьере было множество дыр, откуда Грейс вырезала лепестки роз. Да, не она будет устраивать облавы на склады Ангуса, заваленные тканями, чтобы купить в этот старый дом новые портьеры.
– Может быть, я и ревную, но не в том смысле... Мне казалось, что я понравилась людям. Я думала, что сделала для них что-то хорошее, – жалобно, как ребенок, пробормотала Темперанс.
Грейс не собиралась говорить о том, сколько хорошего для них сделала Темперанс, потому что у нее были свои причины бояться приезда Кенны, и именно их она хотела скрыть.
– А что о ней говорят?
Темперанс снова села на стул.
– Ничего плохого. Мне кажется, она уехала отсюда, когда была совсем молодой, а такое ощущение, что она помогала всем в деревне без исключения. А еще ходит слух, в который я уже начинаю верить, будто Джеймс и эта женщина ходили вокруг да около много лет, и что сейчас, наконец, решили пожениться.
– Когда станут известны условия завещания, эта информация будет очень кстати, – тихо сказала Грейс.
– И Кенна больше никуда не собирается! Она остается в деревне навсегда! – закричала Темперанс и с трудом взяла себя в руки. – Я не имею права злиться или расстраиваться. Ведь возвращается член семьи Маккэрнов. Конечно, они будут счастливы. А Джеймс женится на женщине, которую по-настоящему любит. Я сегодня услышала с дюжину историй об их любви. Тристан и Изольда никогда не любили так друг друга. Ромео и Джульетта им в подметки не годятся. Ни у кого...
Темперанс замолчала и, прищурившись, посмотрела на Грейс.
– А почему вы не радуетесь вместе со всеми?
– М-м-м, – произнесла Грейс, перемещая булавки во рту и избегая взгляда Темперанс. – Маккэрн...
– А что Маккэрн? Ему достается в жены самая красивая и почти святая женщина. Что он еще может пожелать?
– Да разве вы не знаете, что он с ума сходит от страха?
– Маккэрн? С каких пор он чего-то боится? Тем более женщин. Я вам рассказывала, как однажды он хотел сбросить одну даму со скалы, но я его удержала.
– Но его первая жена была очень несчастна и погибла, когда попыталась сбежать от него.
Темперанс взяла катушку с шелковыми нитками и поиграла ей.
– У меня такое ощущение, что вы все придумываете на ходу. Вы чем-то очень сильно расстроены, и я не думаю, что это связано с Джеймсом Маккэрном.
Грейс посмотрела на свою подругу и долго не отводила взгляд.
– В деревне все идиоты, но только не я. Я не хочу, чтобы вы уезжали. Я бы хотела, чтобы вы вышли замуж за Маккэрна и... – она замолчала и вернулась к шляпе, над которой корпела.
– Нет... – медленно произнесла Темперанс, – этому не бывать. Я не отсюда. Хотя мне уже начинало казаться, что я здешняя. Я начала по-настоящему любить это место, но... Но эти сутки напомнили мне, что я здесь чужая. Видели бы вы, как возбуждены все в деревне, что возвращается одна из них!
– Они всегда знали о том, что их с неба свалившееся процветание связано с вами, но они также помнили, что вы скоро уедете.
Темперанс играла с катушкой.
– Я понимаю. И Джеймс понимает, – мягко произнесла она. – Но разве одной мне кажется странным, что Джеймс должен жениться на женщине, которую не видел двадцать лет, чтобы спасти людей? А что если она изменилась? Она пожила в Лондоне, была замужем, самостоятельно жила многие годы. Она может не захотеть жить в этом старом грязном доме. В доме, который я чистила! В доме, в который я вложила душу! В доме...
– Может быть, Джеймсу сейчас очень нужно поговорить с кем-то обо всем. А если вам забыть на время о ваших разногласиях и побеседовать? Вы всегда с удовольствием болтали друг с другом.
Темперанс не хотела, чтобы Грейс догадалась, как у нее забилось сердце при мысли, что с Джеймсом можно увидеться. Они практически не общались уже несколько недель, и, если честно, она соскучилась по нему. Вот так, просто, соскучилась по нему.
Но она медлила.
– Может быть, лучше вам поговорить с ним. Он меня ненавидит, – Темперанс не поднимала глаз от катушки.
– Все в деревне знают, кем я была для него, но немногие знают о ночи, которую вы провели вместе.
Темперанс покраснела, в горле у нее пересохло.
– Зачем вам пытаться стать совершенством? – устало сказала Грейс. – Вам тоже разрешается совершать ошибки в этом мире. Вы прощаете людям все и вся, так хотя бы раз позвольте другим вас простить!
Темперанс слабо улыбнулась и отвернулась. Грейс произнесла мудрые слова, слова преданного друга, но Темперанс не нравилось, когда ее прощали. Хуже того, она не любила совершать то, за что потом просят прощения.
Не поднимая глаз на Грейс, она поднялась с места.
– Я поговорю с ним. Настало время выяснить наши отношения, В конце концов, они практически закончены.
– Ну, как? – спросила Грейс, поднимая голову от шляпы, к которой пришивала цветы.
Склад еще не был готов, поэтому она до сих пор работала в одной из спален в доме Маккэрна. Темперанс села на стул напротив Грейс и вздохнула.
– Может ли собственная мать стать врагом?
– Надо спросить у Элис, – ответила Грейс с улыбкой, взяв с полдесятка булавок и зажав их меж губ. – Что сделала ваша матушка? Кроме того, о чем уже знает вся деревня?
Темперанс поморщилась. Неужели только вчера ее мама и старая тетка Джеймса приехали в деревню и все перевернули вверх дном?
– Больше ничего, – зло ответила Темперанс. – В этой деревне взяли один кусочек новости размером с рисовое зернышко и раздули его до стокилограммовой книги. Если я еще раз услышу имя «Кенна», я закричу. О ее приезде говорят, как о Втором Пришествии. Хотя, думаю, что на Второе Пришествие будет меньше помпы, – она с вызовом посмотрела на Грейс, – и если вы начнете намекать мне, что я ревную, берегитесь, я... Ну, я не знаю, что сделаю, но что-нибудь придумаю.
– А вы ревнуете? – тотчас спросила Грейс.
Темперанс не замедлила с ответом.
– А вы? Ведь вы были его любовницей! Грейс улыбнулась, потому что Темперанс не ответила на ее вопрос.
– Если вы не ревнуете, тогда какое вам дело, что говорят в деревне о... – она замолчала, не произнося это имя, – что они говорят о его будущей жене?
Темперанс поднялась со стула и подошла к окну. В старой портьере было множество дыр, откуда Грейс вырезала лепестки роз. Да, не она будет устраивать облавы на склады Ангуса, заваленные тканями, чтобы купить в этот старый дом новые портьеры.
– Может быть, я и ревную, но не в том смысле... Мне казалось, что я понравилась людям. Я думала, что сделала для них что-то хорошее, – жалобно, как ребенок, пробормотала Темперанс.
Грейс не собиралась говорить о том, сколько хорошего для них сделала Темперанс, потому что у нее были свои причины бояться приезда Кенны, и именно их она хотела скрыть.
– А что о ней говорят?
Темперанс снова села на стул.
– Ничего плохого. Мне кажется, она уехала отсюда, когда была совсем молодой, а такое ощущение, что она помогала всем в деревне без исключения. А еще ходит слух, в который я уже начинаю верить, будто Джеймс и эта женщина ходили вокруг да около много лет, и что сейчас, наконец, решили пожениться.
– Когда станут известны условия завещания, эта информация будет очень кстати, – тихо сказала Грейс.
– И Кенна больше никуда не собирается! Она остается в деревне навсегда! – закричала Темперанс и с трудом взяла себя в руки. – Я не имею права злиться или расстраиваться. Ведь возвращается член семьи Маккэрнов. Конечно, они будут счастливы. А Джеймс женится на женщине, которую по-настоящему любит. Я сегодня услышала с дюжину историй об их любви. Тристан и Изольда никогда не любили так друг друга. Ромео и Джульетта им в подметки не годятся. Ни у кого...
Темперанс замолчала и, прищурившись, посмотрела на Грейс.
– А почему вы не радуетесь вместе со всеми?
– М-м-м, – произнесла Грейс, перемещая булавки во рту и избегая взгляда Темперанс. – Маккэрн...
– А что Маккэрн? Ему достается в жены самая красивая и почти святая женщина. Что он еще может пожелать?
– Да разве вы не знаете, что он с ума сходит от страха?
– Маккэрн? С каких пор он чего-то боится? Тем более женщин. Я вам рассказывала, как однажды он хотел сбросить одну даму со скалы, но я его удержала.
– Но его первая жена была очень несчастна и погибла, когда попыталась сбежать от него.
Темперанс взяла катушку с шелковыми нитками и поиграла ей.
– У меня такое ощущение, что вы все придумываете на ходу. Вы чем-то очень сильно расстроены, и я не думаю, что это связано с Джеймсом Маккэрном.
Грейс посмотрела на свою подругу и долго не отводила взгляд.
– В деревне все идиоты, но только не я. Я не хочу, чтобы вы уезжали. Я бы хотела, чтобы вы вышли замуж за Маккэрна и... – она замолчала и вернулась к шляпе, над которой корпела.
– Нет... – медленно произнесла Темперанс, – этому не бывать. Я не отсюда. Хотя мне уже начинало казаться, что я здешняя. Я начала по-настоящему любить это место, но... Но эти сутки напомнили мне, что я здесь чужая. Видели бы вы, как возбуждены все в деревне, что возвращается одна из них!
– Они всегда знали о том, что их с неба свалившееся процветание связано с вами, но они также помнили, что вы скоро уедете.
Темперанс играла с катушкой.
– Я понимаю. И Джеймс понимает, – мягко произнесла она. – Но разве одной мне кажется странным, что Джеймс должен жениться на женщине, которую не видел двадцать лет, чтобы спасти людей? А что если она изменилась? Она пожила в Лондоне, была замужем, самостоятельно жила многие годы. Она может не захотеть жить в этом старом грязном доме. В доме, который я чистила! В доме, в который я вложила душу! В доме...
– Может быть, Джеймсу сейчас очень нужно поговорить с кем-то обо всем. А если вам забыть на время о ваших разногласиях и побеседовать? Вы всегда с удовольствием болтали друг с другом.
Темперанс не хотела, чтобы Грейс догадалась, как у нее забилось сердце при мысли, что с Джеймсом можно увидеться. Они практически не общались уже несколько недель, и, если честно, она соскучилась по нему. Вот так, просто, соскучилась по нему.
Но она медлила.
– Может быть, лучше вам поговорить с ним. Он меня ненавидит, – Темперанс не поднимала глаз от катушки.
– Все в деревне знают, кем я была для него, но немногие знают о ночи, которую вы провели вместе.
Темперанс покраснела, в горле у нее пересохло.
– Зачем вам пытаться стать совершенством? – устало сказала Грейс. – Вам тоже разрешается совершать ошибки в этом мире. Вы прощаете людям все и вся, так хотя бы раз позвольте другим вас простить!
Темперанс слабо улыбнулась и отвернулась. Грейс произнесла мудрые слова, слова преданного друга, но Темперанс не нравилось, когда ее прощали. Хуже того, она не любила совершать то, за что потом просят прощения.
Не поднимая глаз на Грейс, она поднялась с места.
– Я поговорю с ним. Настало время выяснить наши отношения, В конце концов, они практически закончены.